Текст книги "Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence"

Употребление цитат в речи персонажа диалогизирует отдельные клеточки текста, придает ему «…неопределенность и многозначность, лишает окончательности, законченности смысловых интерпретаций, делает открытым, пребывающим в statu nascendi»[22]22
  Топоров В. С. 13


[Закрыть]. Само присутствие цитаты в тексте порой лишь предполагается, и Женетт пишет об имплицитном и иногда гипотетическом состоянии интертекстуальности, добавляя о другом типе транстекстуальных отношений: «Паратекстуальность прежде всего является неиссякаемым источником с вопросами без ответов»[23]23
  Genette G. Р. 8, 10.


[Закрыть]. Характерен эпиграф, приведенный В. Марковым к статье «Цитатная проза Мережковского»:

– Цитата из Библии?

– Я не знаю. Это мои собственные слова, но возможно, что и в Библии есть что-нибудь подобное.

Из Кузмина[24]24
  Марков В. С. 253.


[Закрыть]

«Область совпадений столь же огромна, как область подражаний и заимствований», – утверждает В. Топоров[25]25
  Топоров В. С. 13.


[Закрыть]. Цитата и ее расшифровка связаны с индивидуальной культурой и памятью автора, читателя и исследователя:

Память активна, в ней есть преображающий творческий элемент, и с ним связана неточность, неверность воспоминаний. Память совершает отбор: многое она выдвигает на первый план, многое же оставляет в забвении, иногда сознательно, иногда бессознательно[26]26
  Бердяев Н. С. 6.


[Закрыть].

Насколько субъективна и своеобычна бывает цитация, можно проиллюстрировать на следующем примере: Вадим Делоне рассказывает в своих лагерных воспоминаниях, как от него потребовали записать на бумагу стихи, где будто бы было сказано, что «…Москва, столица нашей Родины – помойная яма». Изумленный поэт долго не мог понять, что имеется в виду, и лишь впоследствии сообразил, что речь идет о строчке: «И опять в Москву, как в омут мутный…»[27]27
  Делоне В. С. 62.


[Закрыть]. Или чудесная история, рассказанная мне Екатериной Владимировной Эйлер-Оболенской, о швейцаре, который был послан барышней к подруге за нотами модного романса «Не искушай меня без нужды…» и объявил владелице нот, что пришел за песенкой «Не соблазняй меня без надобности…».

В случае «Москвы – Петушков» представляется важным поставить вопрос о цитации над каждым словом текста. Само количество цитат, развивая известную подозрительность, вынуждает к этому. В намерения автора не могло не входить крайнее возбуждение ассоциативного поля читателя. При этом нормальна и неизбежна субъективизация исследования. Речь идет о двойной рецепции: писателя и читателя, воспринимающего текст сквозь призму своей культуры, образованности, сообразительности, подготовленности и памяти. К предлагаемому труду применимы слова топоровской работы о связях творчества Ахматовой и Блока: «Было бы рискованным и едва ли целесообразным настаивать на достоверности всех приведенных в этой работе соответствий… или достоверности отдельных сопоставлений»[28]28
  Топоров В. С. 86.


[Закрыть]. Условие всех подобных исследований – необходимость взять на себя риск многочисленных гипотез.

В книге «Das Zitat in der Erzahlkunst» Герман Мейер справедливо замечает, что установить твердые границы скрытой цитаты, реминисценции, намека, парафразы и так далее бывает очень затруднительно[29]29
  Meyer H. Р. 28.


[Закрыть]. Часто это вопрос интерпретации. Заострение внимания на формально-видовом подходе может оказаться отягощающим и неплодотворным уклонением от исследования смысла и структуры текста. Речь об этом будет заходить в тех случаях, когда именно вид цитаты важен для анализа текста.

Одной из формальных трудностей в ходе работы оказалась невозможность указать печатные источники некоторых цитат. В работе встречаются неопубликованные анекдоты (или опубликованные в неизвестных мне сборниках или книгах), современный, не всегда приводимый словарями жаргон, ходовые фразы и сходные языковые феномены. Но необходимость привести их представляется мне важной – подход, совпадающий с мнением Абрама Терца в его статье «Анекдот в анекдоте»:

А ведь мы – филологи, историки, этнографы – иногда мечтаем: жить бы мне, например, в эпоху средневековья или в неолите, когда складывались и запросто пелись все былины, саги, сказки. Сколько бы я вынес оттуда великих истин и загадок, которые до сих пор пребывают во тьме неизвестности! Я был бы сопричастен поэзии у самых ее истоков!.. А между тем на наших глазах, рядом, совершается некое действо, в котором мы сами принимаем невольное участие и до которого еще не дотянулась наука. Это – фольклор, анекдот[30]30
  Терц А. С. 77–78.


[Закрыть].

Итак, беря на себя ответственность за сообщаемый материал и с благодарностью за корректуру и дополнения, которые могут быть внесены читателями этой работы, я включаю в текст необходимые для понимания и известные мне языковые и бытовые реалии.

Цель работы состоит в поисках возможно полного ответа на следующие вопросы.

1. Выявление и приведение источников, которыми пользуется в своем монологе герой «Москвы – Петушков».

Поясним этот пункт. Известно, что Державин писал подробный комментарий к собственным сочинениям. Одним из толчков и серьезной причиной тому послужило сознание, что стиль, культурная атмосфера и реалии екатерининской эпохи отойдут в прошлое и творчество его в полноте ассоциаций и жизненного наполнения не будет понятно и доступно читателям-потомкам. Обратимся теперь к современности и приведем следующий анекдот, опубликованный в сборнике «Запрещенный смех»:

Один еврей подал заявление на выезд в Израиль.

– Почему вы решили уехать из самой лучшей в мире страны? – спросили его в КГБ.

У меня есть две причины, – ответил еврей. – Мой сосед, когда напьется, ломится в дверь моей комнаты, стучит кулаком и кричит: «Подожди, вот покончим с советской властью, за вас, евреев, примемся!» Я не хочу ждать…

– Не обращайте на него внимания, – улыбнулся представитель органов. – Это темный и невежественный человек. Советская власть будет вечно.

– Это как раз моя вторая причина, – объяснил еврей[31]31
  Запрещенный смех. С. 66.


[Закрыть].

В то время, когда я писала, трудно было представить себе в СССР исчерпывающие работы о книге Венедикта Ерофеева. Анализ и обобщение бытовых, речевых и исторических деталей, понятное и доступное современнику при прочтении, уходит в прошлое с изменением социально-политической картины. Поэтому предлагаемое исследование являлось одновременно прочтением и отчасти комментариями читателя современной автору культуры и исторической среды.

2. Подробная интерпретация идейного содержания и тематики книги, возможная лишь с учетом «подводных камней», течений и культурных пластов, затронутых в книге.

В каталоге «YMCA-Press» под объявлением о продаже «Москвы – Петушков» значится: «Поэма-гротеск об одной из самых страшных язв современной России – о повальном, беспробудном пьянстве изверившихся, обманутых людей». Разумеется, такое объявление не содержит претензий на научную точность. Но и в критических статьях о «поэме» В. Ерофеева дается сходное истолкование конфликта книги. Виктор Некрасов писал: «И наконец, рискую быть проклятым всеми порядочными людьми – не было бы водки, не было бы и Венедикта Ерофеева с его блистательной, страшной, умной, а где-то и веселой, пропитанной насквозь юмором книгой „Москва – Петушки“»[32]32
  Некрасов В. С. 136.


[Закрыть]. Это писательское замечание – «не было бы водки» – невольно предлагает рассматривать последнюю как средство. Такой подход соответствует и намеку Венедикта Ерофеева в письме о том, что «поэма» – не о водке. О чем эти «трагические страницы»? В чем главный конфликт героя? Попытка понять и раскрыть его ставится в задачу предлагаемой работы.

3. Рассмотрение поэтологических и структурных особенностей книги. Анализ вопроса о роли и функциях отдельных областей цитат.

4. Осмысление вопроса о выборе автором столь своеобразного приема письма, как непрерывное цитирование.

Нужно добавить, что во всех опубликованных к тому времени произведениях писателя, как в эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика», так и в пьесе «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора», мы сталкиваемся с той же его излюбленной манерой письма, обе вещи кишат цитатами. «Моя маленькая лениниана» полностью состоит из цитат. Следовательно, вопрос о приверженности этой манере самовыражения делается все более актуальным.

Первые два указанных вопроса будут рассмотрены преимущественно в первой главе работы. В ней предлагается линейный анализ книги. Основные причины к тому: мы встречаемся иногда с фразами, содержащими одновременно две или более цитаты, относящиеся к разным областям. Их раздельный анализ привел бы к необходимости ненужных повторений. Интерпретация текста оказалась бы при этом затруднена, а своеобразность поэтики В. Ерофеева, сочетающего контрастные и противоречивые традиции не только на одной странице, но порой в пределах одного предложения, оказалась бы разрушенной.

Ответы на третий и четвертый вопросы разрабатываются во второй главе работы.

В настоящем издании все ссылки даны по книге «Мой очень жизненный путь». Номер страницы «Москвы – Петушков», цитирующейся в работе, дается в скобках сразу за цитатой. В отдельных случаях, когда подряд приводятся несколько цитат из одного произведения автора (например, «Фауста» Гёте), сноска дается после последней цитаты. Из библейских текстов приводится, как правило, только один пример цитируемого события или лексики. Для параллельных (например, в других Евангелиях) – я отсылаю к «Симфонии» (см. библиографию), по которой легко найти соответствующие места.

В многоязычной Швейцарии цитирование источников на основных языках (немецком, французском, итальянском и английском) считалось абсолютно необходимым. Поэтому в первом издании приводились и оригинальные тексты, и переводы. В данном издании при цитировании я буду приводить только переводы текстов, за исключением случаев, когда я не смогла найти опубликованных переводов или дословный перевод имеет важное значение для понимания текста. Все оригинальные тексты можно найти или в первом издании этой книги, или в интернете.

Глава первая
Принц Гамлет на пути в Петушки
(анализ текста)

Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность

Шекспир. Гамлет. Акт 2, сцена 2

Вступление

«Страшно подумать, что наша жизнь – это повесть без фабулы и героя…» – слова из «Египетской марки» Мандельштама, которые невольно приходят на память при желании передать содержание «Москвы – Петушков»[33]33
  Мандельштам О. Т. 2. С. 41.


[Закрыть]. События, описываемые в 44 главах книги Венедикта Ерофеева, продолжаются один день. Композиция – от пробуждения в неизвестном подъезде до последней трагической сцены на лестничной площадке – образует замкнувшийся круг. Иррациональность пути движущегося в этом круге героя предопределена его психическим состоянием. Герой книги – Веничка Ерофеев – алкоголик, кончающий день белой горячкой, то есть отравлением мозга. По собственному признанию героя, алкоголь является для него средством мистического вдохновения, с помощью которого он переходит «от созерцания к абстракции» (153), от внешнего восприятия действительности к постижению метафизических и экзистенциальных проблем:

Я не утверждаю, что мне – теперь – истина уже известна или что я вплотную к ней подошел. Вовсе нет. Но я уже на такое расстояние к ней подошел, с которого ее удобнее всего рассмотреть (144).

В соответствии с состоянием героя, сопоставляющего свой путь с евангельским рассказом, книгу можно поделить на четыре части.

1. «Созерцание – Моление о „чаше“». Главы: «Москва. По пути к Курскому вокзалу» до «Серп и молот» включительно.

2. «Опохмеление – Воскресение». Главы: «Серп и молот – Карачарово» до «43‐й километр – Храпуново» до слов: «С тех пор, как вышел в Никольском…» (161).

3. «Пьянство – Тайная вечеря». Главы: «43‐й километр – Храпуново» до «Орехово-Зуево» включительно.

4. «Алкогольная горячка – Распятие». Главы: «Орехово-Зуево» до последней «Москва – Петушки. Неизвестный подъезд» включительно.

1. Созерцание

 
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Был ранний час…
 

Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Песнь 1, 1–3, 37

«Все говорят: Кремль. Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел» (123), – начало, связанное с пушкинским:

 
Все говорят: нет правды на земле,
Но правды нет и выше…
 

С первых слов «Москвы – Петушков» мы поставлены перед фактом существования двух уровней бытия. Кремль с его духовным, историческим и политическим значением – «не-правды на земле» – символ земной реальности и истории. Олицетворением иной жизни являются Петушки – земной Эдем, созданный Веничкиным воображением. Два мира связывает промежуточная станция – Курский вокзал. Внутренне герой расколот.

В. Е. не видит (или не хочет видеть) Кремля, то есть ту реальность, в которой все живут. В этом исходный пункт его осознанного и подтвержденного позднее отличия от окружающих: «Все, о чем вы говорите, все, что повседневно вас занимает, – мне бесконечно посторонне» (144). Путь героя, носящий то эпический размах: «…с севера на юг, с запада на восток…», – то характер совершенно безалаберный: «насквозь и как попало», – проходит по иным осям, чем у всех других людей (123). Начало книги застает В. Е. в Москве. Неизбежность движения к Курскому вокзалу контрастирует с безнадежными поисками Кремля: «Все равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал» (123). Причина этой неизбежности – внутренняя потребность героя: «Мне ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал…» (124). В. Е. стремится уехать из Москвы, из мира Кремля в Петушки. Но, выйдя на привокзальную площадь, герой неожиданно говорит себе: «Скучно тебе было в этих проулках, Веничка, захотел ты суеты – вот и получай свою суету…» (125). Рассыпанные в тексте цитаты позволяют говорить о библейском значении слова «суета» в устах В. Е. «Господь знает мысли человеческие, что они суетны» – сказано в Псалтири (93: 11). Суета – попытка выжить в мире Кремля, вообразив существование несуществующей реальности, уйдя в мир собственной иллюзии. В том, что именно на площади он отдает себе отчет в безнадежности этой попытки, нет ничего удивительного. И по пути в Петушки он связан с пространством площадей, которые нужно преодолевать. Площадь – символ суеты, торговли, обыденности, предельно чуждой духу. Эта мысль особенно отчетливо проступает в восклицании Розанова:

А ведь по существу-то – Боже! Боже! – в душе моей вечно стоял монастырь.

Неужели же мне нужна была площадь?[34]34
  Розанов В. Избранное. С. 65.


[Закрыть]

В такой же внутренний конфликт впадает В. Е.:

– Да брось ты, – отмахнулся я от себя, – разве суета мне твоя нужна? люди разве твои нужны? Ведь вот Искупитель даже, и даже Маме своей родной, и то говорил: «Что мне до тебя?» (125).

_________

И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему, звать его.

Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои вне дома, спрашивают Тебя.

И отвечал им: кто Матерь Моя и братья Мои?

И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот Матерь Моя и братья Мои;

Ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и Матерь.

Мк. 3: 31–35

Отречение от всех земных связей во имя Бога – суть этой сцены. Веничка Ерофеев принимает сторону Искупителя, но показательно употребление формулы «что тебе до…», которой пользуется в Евангелии не только Иисус, но и те, кто его не принимает: «Оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас» (Лк. 4: 34).

Словесная цитатная игра – утверждение отрицанием – отражает двойственность и расколотость мироощущения героя. Этот момент лежит в основе конфликта книги, и невозможность преодолеть его окажется роковой для Венички Ерофеева.

Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите; можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорят Ему: можем.

Матф. 20: 22

Ночь прошла в подъезде на сороковой ступеньке лестницы. Лестница в Библии – символ соединения неба и земли: «…вот лестница стоит на земле, а верх ее касается неба» (Быт. 28: 12). По счету снизу сороковая ступенька выбрана для сна не случайно. Число сорок в иудейской, языческой и христианской религиях обладает мистическим значением, связанным со смертью: на сороковой день после смерти душа человека навеки покидает тело и землю. Это число несколько раз появляется в «Москве – Петушках» в связи с темой смерти:

Кто-то мне говорил когда-то, что умереть очень просто: что для этого надо сорок раз подряд глубоко, глубоко, как только возможно, вздохнуть, и выдохнуть столько же, из глубины сердца, – и тогда ты испустишь душу (212).

_______

У меня все полосами, все в жизни как-то полосами: то не пью неделю подряд, то пью потом сорок дней, потом опять четыре дня не пью… (141)

Четыре дня – время, проведенное в смерти Лазарем (мотив, который еще всплывет в нашем исследовании). Алкоголь – источник циклических «смертей» и «воскресений» Венички Ерофеева. Пробуждение на сороковой ступеньке содержит возможный намек на расщепление личности, души и тела героя. Подтверждение – описание утреннего состояния, когда, опохмелившись «кориандровой», В. Е. сообщает: «…душа в высшей степени окрепла, а члены ослабели…» (123), – перифраза слов Иисуса в Гефсиманскую ночь: «…дух бодр, плоть же немощна» (Матф. 26: 41)[35]35
  Гаспаров Б., Паперно И. С. 392–393.


[Закрыть]. Утреннее состояние В. Е. выдает предчувствие конца: «горе», «холод», «непоправимость», «истощение нервов», «столбняк», «лихорадка», «смертная тоска» (124–130). В Евангелии рассказано о ночи перед Распятием:

И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Заведеевых, начал скорбеть и тосковать.

Тогда Иисус говорит им: душа Моя скорбит смертельно.

(Матф. 26: 37–38)

Веничка Ерофеев встречает свой «гефсиманский» рассвет на чужой лестнице, в подъезде: проходное место, порог чужого жилья, метафора бездомности и сиротства. Оно подтверждается многократным признанием героя: «…я – сирота» (128). В этом пункте ситуация прямо противоположна евангельской, потому что в Иисусе до последней минуты жило сознание и милости, и участия Отца: «Или ты думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он пришлет мне более, нежели двенадцать легионов ангелов» (Матф. 26: 54). В предсмертную ночь, молясь о спасении, Иисус дважды обращался к Отцу:

И отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты.

______

Еще отошед в другой раз молился, говоря: Отче Мой! если может чаша сия миновать Меня, чтобы не пить Мне ее, да будет воля Твоя.

(Матф. 26: 39, 42)

Веничка жаждет «чаши», и вполне реальной – с «красненьким» и «холодненьким»: своей волей он выбирает страшную судьбу. В ресторане, куда герой является с пустой надеждой, образ «чаши» обыгран оперными ариями[36]36
  Там же. С. 395.


[Закрыть]. Первая – вагнеровский «Лоэнгрин» (сюжет, к которому мы еще будем возвращаться): «О-о-о, чаша моих прэ-э-эдков… О, дай мне наглядеться на тебя при свете зве-о-о-озд ночных…» (127).

 
В краю святом, в далеком горном царстве,
Замок стоит – твердыня Монсалват…
Там храм сияет в украшеньях чудных,
Что ярче звезд, как солнце дня горят.
А в храме том сосуд есть силы дивной,
Как высший неба дар он там храним, –
Его туда для душ блаженных, чистых
Давно принес крылатый серафим.
Из года в год слетает с неба голубь,
Чтоб новой силой чашу наделить:
Святой Грааль – источник чистой веры,
И в чаше искупленье он несет[37]37
  Вагнер Р. С. 191.


[Закрыть].
 

Грааль, о котором поет «лебединый рыцарь», – сакраментальная чаша, принадлежавшая, согласно средневековым преданиям и эпосу, религиозному ордену тамплиеров. По легенде, на ее хрустальном дне хранился крест с неусыхающей каплей крови Христа. Средневековый эпос, использованный Вагнером, связан с евангельской символикой образа «чаши».

Вторая ария, исполняемая в ресторане: «О-о-о, для чего тобой я околдо-о-ован… Не отверга-ай!» (127), – отрывок из оперы Гуно «Фауст», либретто которой написано по первой части трагедии Гёте. Именно там мотив чаши проходит насквозь (В. Е. еще раз упоминает об этом в своем монологе на с. 81). Фауст при первом же появлении держит в руках чашу с ядом. Праздник Пасхи, хор ангелов, воспевающих Воскресение Христа, колокольный звон отвращают доктора от самоубийства. Ангелы, воскресение, самоубийство – темы, соприкасающиеся с повествованием в «Москве – Петушках». Колдующий Мефистофель наполняет чаши студентов драгоценными винами. Чаша с вином, источник жизни и любви – мотив песенки, которую напевает Маргарита непосредственно перед появлением Сатаны. Наконец, чаша, выпитая Фаустом, продавшим душу дьяволу. В подражание этой сделке Веничка Ерофеев, раб Божий и сам себе искуситель, размышляет: «А ты бы согласился, если б тебе предложили такое: мы тебе, мол, принесем сейчас 800 грамм хереса, а за это мы у тебя над головой отцепим люстру и…» (127)[38]38
  Ср. Гаспаров Б., Паперно И. С. 394.


[Закрыть]. Люстра по ассоциации с алкоголем – источник света, повергающий в вечную тьму. Приведем оригинальный текст торга:

 
Мефистофель
…Давай столкуемся друг с другом,
Чтоб вместе жизни путь пройти.
Благодаря моим услугам,
Не будешь ты скучать в пути.
 
 
Фауст
А что потребуешь в уплату?
 
 
Мефистофель
Сочтемся позже, время ждет.
 
 
Фауст
Черт даром для меньшого брата
И пальцем не пошевельнет.
Договоримся, чтоб потом
Не заносить раздора в дом.
 
 
Мефистофель
Тебе со мною будет здесь удобно,
Я буду исполнять любую блажь.
За это в жизни тамошней, загробной
Ты тем же при свиданье мне воздашь.
 
 
Фауст
Но я к загробной жизни равнодушен…[39]39
  Гёте И. В. Фауст. С. 131.


[Закрыть]
 

Фаустовский мотив чаши, введенный в повествование упоминанием оперы, связан с Сатаной, темой Зла. Добро, Зло, трагедия, рождающаяся на скрещении их путей, – грани чаши-судьбы, с которой отправляется в смертельное путешествие герой «Москвы – Петушков».

Неудивительно, что, проснувшись поутру в подъезде, он задается риторическим вопросом: «…во благо ли себе я пил или во зло?» (124). Ответ неясен, но последующей внезапной ссылкой на угличскую драму 1591 года: «Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или наоборот?» – вопрос «блага» и «зла» попадает в целый клубок тем.

Вина царя Бориса в убийстве царевича Димитрия никогда не была доказана. Но слухи об этом жили и распространялись с удивительным упорством. Годунову, безусловно, приписывалась способность к подобному преступлению ради захвата престола. Многочисленные «за» и «против» на протяжении веков рассматривались историками. Пушкин принял версию Карамзина, убежденного в виновности Годунова, но сомнение современников отражено и в пушкинской драме:

 
Воротынский
Ужасное злодейство? Полно, точно ль
Царевича убил Борис?
 
 
Шуйский
            …Я в Углич послан был
Исследовать на месте это дело:
Наехал я на свежие следы;
Весь город был свидетель злодеянья;
Все граждане согласно показали;
И, возвратясь, я мог единым словом
Изобличить сокрытого злодея.
 

По истечении короткого срока, едва Годунов вступил на престол, Шуйский полностью отказывается от своих слов:

 
А впрочем, я злословием притворным
Тогда желал тебя лишь испытать,
Верней узнать твой тайный образ мыслей[40]40
  Пушкин А. С. Т. 5. С. 220, 230.


[Закрыть].
 

Ясно, что для подобной манипуляции должна была существовать подходящая почва, а именно – неясность происшедшего, оставшаяся вплоть до наших дней. По официальной версии произошло непреднамеренное самоубийство. Царевич закололся, упав на нож, – следствие сильного эпилептического припадка. Смерть царя Бориса совпала со вторым походом самозванца на Москву. О возможном самоубийстве царя летописец сообщает: «Пронесся слух, что он погиб от яда, собственной рукой приготовленного»[41]41
  Соловьев С. Т. 7. С. 313–325.


[Закрыть]. Жена и сын царя были убиты по вступлении Лжедимитрия в Москву. Сам он оказался жертвой заговора и был убит. В этом трагическом эпизоде русской истории сплелись в роковой и нерасторжимый узел мотивы убийства, самоубийства, самозванства, возмездия и вины. Каким образом эта странная и сложная тематика связана с судьбой Венички Ерофеева, нам предстоит прояснить в ходе работы.

На подходе к ресторану и при его посещении обнаруживается конфликт музыки и алкоголя: «Ведь если верить ангелам, здесь не переводится херес. А теперь – только музыка…». Далее между героем и официанткой происходит следующий диалог:

– Будете чего-нибудь заказывать?

– А у вас чего – только музыка?

– Почему «только музыка»? (127)

Возможно, его происхождение – песня Микаэла Таривердиева «Музыка», чрезвычайно популярная к концу 60‐х годов и часто исполнявшаяся по радио. Ее рефрен:

 
Ночи не будет, будет вечная музыка.
Скорби не будет, будет музыка.
Смерти не будет – будет музыка,
Музыка навсегда…
 

Если это так, Веничкин вопрос официантке можно парафразировать: «А у вас чего, смерти нет?» В нем звучит туповатое удивление, подчеркнутое малограмотным «чего», и отблеск надежды. Но действительность быстро лишает его слепой иллюзии: «Бефстроганов есть, пирожное. Вымя…» (127).

Утром на распутье герой вполне осознает безнадежность своего пути: «Если хочешь идти налево, Веничка, иди налево, я тебя не принуждаю ни к чему. Если хочешь идти направо – иди направо». И через несколько шагов: «Если даже ты пойдешь налево – попадешь на Курский вокзал; если прямо – все равно на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть» (124). «Сердце мудрого на правую сторону» – сказано в Библии (Ек. 10: 2). «Мудрый» – сознающий и ведающий – Веничка в начале дня понимает, что произойдет в конце. Оттого он и воспользовался известным фольклорным мотивом трех дорог:

 
А и перва дорога написана,
А написана дорога вправо:
Кто этой дорогой поедет,
Конь сыт будет, самому смерть,
А другою крайнею дорогою левою:
Кто той дорогой поедет,
Молодец сам сыт будет, конь голоден,
А середнею дорогой поедет,
Убит будет смертию напрасною[42]42
  Былины. С. 210.


[Закрыть].
 

Из былины «О Сауле Левановиче и его сыне»

Смысл этой надписи: неизбежность потери или смерти. В соответствии с цитатной ассоциацией таким должен стать (и стал) результат Веничкиного странствия. Зная об этом, он подталкивает и поощряет себя: «Иди, Веничка, иди» (125). Призыв «иди» звучит в Евангелии в бесчисленных вариантах. В переводе на одиночную человеческую судьбу смысл его можно выразить словами Иисуса: «Иди, и, как ты веровал, да будет тебе» (Матф. 8: 13).

Означает ли все это ощущение неизбежности надвигающейся гибели? Ее закономерность? Подсознательное или сознательное желание ее? Страх быть убитым? Ответы на эти вопросы придут по ходу анализа текста.