Текст книги "Ромео для балерины"

– Привет! Что, уж не могла меня немного подождать?! – с горькой усмешкой произнёс он.

Он внимательно смотрел ей прямо в глаза, пытаясь словить её состояние, она смотрела на него не опуская глаз. "Понятно, уже успела возвести стену!" Турава отталкивала его взглядом.

– А зачем?! Я тебе подарок от отца оставила, видел? – сказала она холодным чужим голосом.

– Видел, за подарок спасибо. Но, может, вернёмся ко мне, чаю выпьем? – начал заводиться Вэйс.

– Нет, спасибо, меня Натали уже напоила чаем, – с завуалированным сарказмом произнесла она.

Он чувствовал, как она закрывает перед ним все двери от своей жизни, он даже слышал их мерзкие чавкающие хлопки. "Она ехала ко мне, – анализировал он. – А сейчас не хочет меня видеть. Что-то произошло в моё отсутствие!"

– Лея! Пожалуйста, давай вернёмся в Листовое, посидим, поговорим, – сказал с отчаяньем Уваров, чувствуя, как теряет её.

– Спасибо, но мне нужно ехать, – сказала она, садясь за руль. – Меня ждёт… отец, а тебя – Натали! Прощай.

Она многозначительно посмотрела на него, потом захлопнула дверцу и уехала в направлении Москвы.

* * *

Алексей завёл во двор мотоцикл, сходил за тряпкой, насухо вытер его, поставил в гараж, накрыв чехлом. На сердце было тяжело, от светлого послепрогулочного настроения не осталось и следа. Он, усталый и опустошённый, зашёл в дом, снял экипировку, прошёл в душ. После душа стало чуть легче.

– Ну и что, догнал?! – с подколкой спросила Натали.

– Да, догнал, – хмуро ответил Вэйс.

Девушке было досадно: так рванул за рыжеволосой. "Она что, ему так дорога?! Вот за мной он бы никогда так не бросился!" – с обидой подумала она.

– Слушай, Вэйс, а может, ты и впрямь на рыженьких западать стал, – с иронией поддела она Алексея. – Ты только скажи – я перекрашусь…

И осеклась, встретившись с тяжёлым взглядом Уварова, поняв, что сморозила глупость. Вэйс смотрел на неё серьёзно, даже с какой-то жалостью.

– Что ты сказала Лее? – вдруг спросил он её в лоб.

      Натали от его тона стало не по себе.

– Правду… – пробормотала она.

– Какую?! – взвился он.

– Что я – твоя девушка, что мы спим вместе, и что ты не из тех, кто женится… – скороговоркой выдала в замешательстве Натали.

      Вэйс опустился на диван и закрыл лицо руками.

– Какая же ты дура! – бросил он в сердцах.

– Что?! Что я не так сделала? Я сказала всё, как есть, – заводясь, выпалила Натали. – Я… Я приревновала тебя, и что?! Теперь убить меня?

– Если бы это могло что-то изменить… – бесцветным голосом обречённо сказал Вэйс.

Он устало посмотрел на девушку и тихо сказал:

– Сейчас ты забираешь все свои вещи, оставляешь ключ от моего дома и больше никогда не попадаешься мне на глаза. Никогда.

– Вэйс, – прошептала изумлённая Натали, – признаю, что я дура, что совершила глупость. Но с кем не бывает! Прости меня, Вэйс!

– У тебя есть полчаса, чтобы собраться и уйти, – отрезал он и протянул руку для ключа.

Уваров ушёл в кабинет и закрылся. "Лея! Я умею быть другим. Поверишь ли ты когда-нибудь мне, Лея?!" Минут через двадцать он услышал, как хлопнула входная дверь.

Он вышел из кабинета, пошёл к двери закрывать, вдруг что-то чёрное шмыгнуло ему под ноги. Вэйс вздрогнул от неожиданности:

– Крыса?! Тогда почему с бантом?

Он наклонился и взял на руки чёрного котёнка. Тот сразу вцепился ему в палец, стал "охотиться". Алексей усмехнулся: "Серьёзный мужчина. Конкретный такой…Ты чей?" Потом прочитал на ленточке: "Потапыч". "Лея! Только она могла придумать такое!" – радостно улыбался Вэйс, понимая, что между ними есть ещё ниточка. Маленькая, чёрная и голодная…

Лея заворачивала в гости к Оле Керимовой, когда на телефон к ней пришла смс-ка. «От Вэйса! – округлила она глаза. – Первый раз мне написал!»

"Поели. Пописали в лоток. Нам можно снять бантик, или это униформа?" Лея тепло улыбнулась и ответила: "Снимайте".

Через две минуты пришла фотография: на обнажённом торсе Вэйса растянулся во всю длину и нежится её найдёныш уже без бантика. "Пижон! Мог бы и не демонстрировать свою фигуру!" Потом вспомнила, что Вэйс вечно ходит в чёрной кофте, и на ней вряд ли можно было разглядеть Потапыча. "Ладно, не пижон…" И погладила подушечкой пальца фотографию.

Ещё через минуту пришла третья смс: "Мы расстались с Натали. Навсегда. Теперь ты – единственный консультант по воспитанию кошачьего ребёнка". Лея вздохнула, немного подумала и не стала отвечать…

Оля Керимова всё поняла по её задумчивому виду.

– Рассказывай, кто он?

– Оля!

– Что Оля, ты свои глаза видела?

– А что глаза?

– Они неадекватные: то грустные, то счастливые, то задумчивые! И три смс-ки за пять минут. Лея, ты, конечно, потрясающая балерина, но драматическая актриса из тебя – никакая…

– Вэйс…

И Турава рассказала Оле историю их знакомства.

– Телефончик мне его оставь.

– Зачем? – насторожилась Лея.

– Ты ж говоришь, он хороший программист.

– Говорят, даже отличный.

– Да, у мамы на фирме постоянная проблема: только создадут программу, она через 3 месяца устаревает. Замучились.

– Записывай.

И Лея продиктовала телефон.

Припарковав Сашкину Тойоту на место, Лея села в аэроэкспресс до Шереметьево . Она смотрела в окно и прощалась с Москвой. "А удивительная получилась поездка! Есть о чём вспомнить в Милане".

* * *

Дарико каждый день давала себе слово, что завтра пойдёт к врачу, и опять откладывала. Всегда здоровая, она не понимала, что с ней происходит. Второй месяц она просыпалась с ощущением разбитости. Её преследовали головокружения и сонливость. Когда она два раза упала в обморок, просто взяла отпуск и засела дома, оставив рекламное агентство на заместительницу. Но даже дома она утомлялась уже к середине дня.

Потом, позже, она с ужасом поняла: исчезли полноценные месячные, начались небольшие подкравливания. Исчез аппетит. Каждый день за компьютером она просматривала статьи: "климакс", "миома", "рак матки" – и находила симптомы у себя. Мужу, естественно, ничего не говорила. При нём она лучезарно улыбалась, а проводив, уходила в свою комнату и плакала, без причины, просто жалея себя.

Но в начале февраля и Саша стал замечать: что-то неладное творится с женой. Она подходила к нему, доверчиво прижималась, как ребёнок, словно ища защиты, молча стояла несколько минут, потом отходила. И так несколько раз за вечер. А сегодня ночью он, проснувшись, открыл глаза и обомлел: Дарико сидела и смотрела на него, спящего, нежным беспомощным взглядом и тихо плакала.

– Дэри! Ты чего?! Что с тобой, душа моя?

– Нам осталось недолго быть вместе, Саша… – тихо призналась она. – Кажется, я больна.

Наумов резко сел на кровати, включил ночник. Притянув жену к себе, усадив её на колени, мягко приказал:

– Рассказывай, я должен знать всё!

Она уткнулась в него и выплеснула то, что так долго держала в себе. Утром он отменил все дела, засунул Дарико в машину и повёз в больницу.

На следующий день ей позвонили из поликлиники:

– Турава Дарико Георгиевна?

– Да, это я.

– Пришли Ваши анализы, Вам нужно подъехать к нам. Сегодня сможете?

– Они… Они плохие?!

– Не очень хорошие: есть опасения.

Дарико побледнела и сползла на краешек стула. "Дэри! Дэри, очнись!" – уже хлопал её по щекам Наумов.

В машине Саша держал Дэри за руку, от него исходила сила и уверенность. На двоих.

Доктор, мужчина чуть старше Наумова, пригласил их в кабинет.

– Приношу мои извинения за нашу администраторшу, напутали с Вашими анализами, фамилии уж больно похожие: "Тураева" и "Турава". У Дарьи Георгиевны анализы неплохие, но есть небольшие отклонения. При доброкачественных новообразованиях, миомах, такое бывает. Давайте УЗИ сделаем. Халаты накиньте и пойдёмте со мной.

Доктор водил датчиком по телу и очень внимательно смотрел на монитор. Рядом с женой стоял Наумов.

– Ну вот оно – Ваше новообразование, я его прекрасно вижу!

Вдруг лицо врача вытянулось.

– Подождите-подождите, да это же ребёнок!!! Дарья Георгиевна, Вы беременны!!! И срок – 2 месяца. Ребёночка сохранять будем?

Рядом послышался глухой стук: Наумов упал в обморок…

Дарико оставили в больнице: понаблюдать, подпитать, снять излишний тонус. Все ложные страхи и опасения улетучились, в душе поселилась светлая радость. По два, по три раза в день, задвинув все дела, к ней прилетал в палату Саша, помолодевший лет на десять, с охапкой цветов и фруктами. Клал осторожно голову ей на живот и говорил:

– Ну что, Алексей Александрович, хорошо себя вёл?! Правильно, женщин обижать нельзя! А я тебе киви и абрикосы привёз. И селёдку.

– Почему ты думаешь, что это мальчик? – смеялась, гладя мужа по волосам Дарико.

– Я не думаю, я знаю.

Лее решили пока ничего не говорить до конца стажировки, которая заканчивалась в мае.

* * *

Мастерство Леи росло от месяца к месяцу. С кордебалетом занимались       ничуть не меньше, чем с примами. Потому что примы вырастают из массовки. Лея обожала работать с репетиторами и впитывала всё, как губка. У неё была феноменальная двигательная память: запоминала партии всех действующих лиц, могла легко подменить любую балерину. Именно сегодня это и произошло. Исполнительница партии Лизы из балета "Тщетная предосторожность" на утренней разминке повредила лодыжку. Леслав Шиманский рвал и метал: дублёрши не было, придётся отменять спектакль. Тут к нему подошёл исполнитель партии Колена, партнёр травмированной, и что-то быстро заговорил по-итальянски. Была слышна только фамилия Турава.

– Ты знаешь роль Лизы? – спросил директор труппы Лею.

– Да, я танцевала её в России.

– Хорошо, а ну, пройдитесь, – приказал он танцорам.

Лея знала все нюансы двух постановок: русской и итальянской. Она выбрала вариант постановки "Ла Скала", с доскональной точностью скопировав партию.

– Очень недурно, – похвалил Шиманский. – Ты танцуешь сегодня Лизу.

Если б она знала, чем это обернётся для неё, то ни за что бы не созналась… После её дебюта Шиманский заметил её, стал чаще подходить, странно смотрел на девушку. Сначала Лея восприняла это как желание улучшить её технику. Наивная! Первый инцидент произошёл в гримёрке.

Лея всегда оставалась на час после репетиции повторить уже самостоятельно то, на что указали ей педагоги. Она, слава Богу, уже переоделась, собрала сумку и стояла перед зеркалом, расчёсывая свои вьющиеся, отросшие ниже лопаток волосы. Директор труппы вошёл без стука, оглядевшись, сразу подошёл к ней.

Дальше было, как кошмарный сон! Он обнял, нет, облапал её сзади, прижался противными влажными губами к её шее и быстро заговорил по-итальянски, думая, что она не понимает:

– Ты так нравишься мне, русская красотка! Ты ведь не будешь против, правда?..

И бросил её на туалетный столик. Лея очень испугалась, особенно, когда он задрал ей юбку. "Мамочка! Помогите!!!" Шиманский освободил на мгновение её руку, видимо, расстёгивая брюки. Она дотянулась до серебристой бутылочки лака для волос и изо всех сил ударила Леслава по голове. Он обмяк, она выбралась из-под него, одёрнула юбку, схватила сумочку и выбежала прочь, к охране, к людям!

Девушку трясло, только на улице, в сквере на скамейке, она начала приходить в себя. Вечером был спектакль, она усилием воли заставила вести себя как обычно. После спектакля ей прислали букет с запиской: "А ты умеешь заводить мужчин, моя куколка!" Лея похолодела: этот – не отстанет, пока не добьётся своего. И никого не было рядом, чтоб защитить её: ни отца, ни Лёши…

Она знала, администрации "Ла Скала" жаловаться бесполезно: сочтут интриганкой, которая пытается раскрутить себя, набить себе цену. Идти в полицию? Бессмысленно: она – иностранка, тем более русская… Остаётся: уехать в Россию раньше окончания стажировки на 3 месяца. "Несправедливо!!!" И Лея заплакала. Жизнь её превратились в кошмар: она ходила по театру только в толпе, заходила в свой подъезд только с кем-то из жильцов: просто стояла на улице и ждала. Маме и особенно отцу говорить было нельзя! Единственно, с кем она поделилась, была её Олечка Керимова.

* * *

Вэйс готовил на кухне яичницу, когда ему позвонили. Бросив Потапычу кусочек со сковородки, Алексей взял телефон. Номер был незнакомый.

– Извините, это вы Алексей Уваров, Вэйс?

– Прямое попадание, а с кем имею честь говорить?

– Я – Оля Керимова, подруга Леи Туравы.

– Я внимательно слушаю Вас, Оля, – замер у трубки Алексей.

– У Леи в Милане серьёзные проблемы, родителям говорить боится: не хочет расстраивать. Там, походу, ещё мама в больнице… В театре худрук её домогается, проходу не даёт. У Леи уже паника. У Вас знакомых в Италии нет случайно?..

– Как фамилия худрука?

– Он директор труппы, Леслав Шиманский.

– Спасибо, Оля.

– Вэйс, Вы что, реально сможете помочь?

– Да.

– Только Вы меня не выдавайте, Лея мне по секрету сказала.

– Само собой.

– Ой, Вэйс, а у меня ещё просьба… Вы программы пишите? У мамы моей на работе проблема…

* * *

Блестящий выпускник "Бауманки", Уваров иногда хулиганил на просторах интернета. Не с целью наживы: кого-то ставил на место, кому-то помогал, иногда просто шутил, позиционируя себя скорее как Робин Гуд. Тем не менее, в рейтинге хакеров России "Вэйс" стоял под грифом "особо опасный". Ему неоднократно предлагали работать на ФСБ: Уваров каждый раз ловко увиливал, сославшись на то, что уже отслужил в армии и теперь мирный человек.

После звонка Оли Керимовой Вэйс отрыл топор войны… Заварив себе крепкий кофе, сел за компьютер. Прыгнул на колени и разлёгся перед клавиатурой Потапыч.

– Говорят, Тапыч, нашу маму обижают. Ты пришёл мне помогать?

Алексей не удержался и почесал кота за ухом.

– Правильно, своих не бросаем и в обиду не даём! – прибавил он, уже активно стуча по клавиатуре.

* * *

"Серьёзная проблема Леи Туравы" проводил вечер в кругу семьи. Точнее, за компьютером. На экране Леслав Шиманский увидел значок нового письма в почте. Открыл. Это был скан письма на гербовой бумаге ФСБ России. "Г-н Леслав Шиманский! Вы обвиняетесь в преследовании гражданки России Туравы Леи Александровны, чьё имя внесено в список особо охраняемых лиц Российской Федерации. В связи с этим мы вправе применить к Вам соответствующие меры, согласно инструкции ФСБ РФ. Предлагаем Вам в двухдневный срок уладить все Ваши дела. Печать. Подпись".

Шиманский покрылся испариной. Он попробовал открыть свои странички в соцсетях: "Facebook", "My Space", "Badoo". На всех висела траурная табличка, извещавшая, что Леслав Шиманский был застрелен у ворот собственного дома, фотография Шиманского с траурной лентой, и играла траурная музыка.

К нему в комнату заглянула жена:

– Лесик! Объясни, что к чему, мне на почту пришло официальное письмо, что твоя медицинская страховка аннулирована в связи со смертью владельца.

Утром в дом Шиманских стали поступать звонки с соболезнованиями от друзей и знакомых. Потом звонили из нескольких салонов ритуальных услуг, благодарили, что воспользовались именно их услугами, заверяли, что похороны пройдут на самом высоком уровне. Оказалось, всё: гробы, венки, одежда покойного – было оплачено! Потом все эти гробы и венки стали привозить к их маленькому дому. Особенно добил директора венок "От Леи Александровны Туравы и её семьи".

Леслав не знал, как прекратить весь этот кошмар. Он боялся выходить из дома, хотел нанять телохранителя, но оказалось, что все банковские счета его, Леслава Шиманского, пусты.

Наконец, он попросил жену подогнать машину к самому крыльцу, юркнул мышью за руль и приехал в театр.

Шла обычная репетиция. Вся труппа была на сцене, готовили "Лебединое озеро" Чайковского. Все были удивлены появлением босса, про которого говорили, что он заболел.

– Где Турава? – спросил он.

Лея несмело вышла вперёд, готовясь к неприятностям.

– Уважаемая Лея Александровна! Я глубоко сожалею о том, что нанёс Вам оскорбление, искренне раскаиваюсь в содеянном и прошу меня простить! – произнёс Шиманский громко, так, чтобы слышала вся труппа. – Передайте Вашим друзьям, что я вполне усвоил урок.

Лея стояла, хлопая ресницами, и ничего не понимала.

* * *

В мотофристайл возвращаться было рано. И Уваров это прекрасно понимал. "Ну что, начнём опять с мотокросса". Алексей начал тренировки уже в феврале, по снегу. Приезжал домой и падал от усталости. Сильно болели ноги. Но он уже был доволен тем, что мог сидеть в седле мотоцикла, а не в инвалидном кресле. В марте трассы постепенно освобождались от снега, тренировок у Вэйса стало больше.

К лету он не только уверенно себя чувствовал на трассе, но и начал вспоминать простейшие прыжки в мотофристайле. Осмелев, в июле Вэйс подал заявку на Чемпионат России по мотокроссу  в Бородино Мытищинского района. И сейчас готовился к старту.

      Диктор перечислял фамилии и номера гонщиков следующих заездов. "Денис Фоменко, номер шестнадцать, Алексей Уваров, номер семнадцать". Лея услышала знакомую фамилию.

– Вэйс здесь?!

– Да, он участвует.

– Пойдём найдём его, папа!

– Нет, Лея. Вэйсу и так сегодня сложно: первый заезд после длительного перерыва. Пусть мужик настроится – после подойдём.

И всё-таки они встретились. Наумов после награждения выходил из зоны предстартовой подготовки: «Ветераны группы А» уже освободились и шли отдыхать. Алексей Уваров только направлялся туда: их заезд был объявлен через полчаса. На выходе они поравнялись.

Наумов приковывал взгляды: в экипировке, с лентой победителя, держащий под руки двух красивых женщин. Справа от него опиралась на его руку черноволосая леди в синем платье с его кубком победителя. Она ждала ребёнка и была чудо как хороша! Слева с его шлемом в руке за него держалась вторая красавица, изящная, рыжеволосая, в бирюзово-белом платье. "Жена и дочь", – восхитился Уваров, узнав Лею.

Вэйс поздоровался. Наумов пожал ему руку.

– Вас можно поздравить с победой?

– Можно, – просто ответил Наумов.

– Это Ваша жена?

– Моя, – в голосе Александра Николаевича Вэйс уловил теплоту и гордость.

– А не вредно? Шумно тут, людей толпы.

– Не, пацана ждём… Пусть привыкает к соревнованиям, – сказал он, улыбнулся и обнял жену.

– Только через мой труп! – с шутливым вызовом возразила она мужу.

–Тихо-тихо, суло чемо, сыном занимаюсь я! А тебе мы ещё дочку родим… – ласково пообещал Наумов, целуя жену в шею.

Она рассмеялась и прильнула ухом к его плечу.

Только теперь Вэйс смог посмотреть на Лею. В этом загадочном взгляде серо-голубых глаз Уварову почудилось и восхищение, и беспокойство, и смущение, и радость встречи с ним, Вэйсом. Дыхание его сбилось.

Это не осталось незамеченным Наумовым:

– Волнуешься?

– Есть немного, – признался Алексей.

Мимо проходили люди. Один парень в джинсах, эффектной футболке отделился от компании и подошёл к ним:

– Турава! Лея! Ты как здесь?! – обрадовано закричал он, целуя по-дружески её в висок. – А я думаю: ты это или не ты? Давно в России? Пойдём к нашим!

Потом он обратился к родным:

– Я украду её, не возражаете?

И не дожидаясь ответа, обнял её за талию и повёл, она лишь успела передать отцу шлем. Через два шага она остановилась, повернулась к Уварову, виновато улыбаясь, что вынуждена уйти. Обожгла его на прощение нежным взглядом.

– Удачи! – искренне пожелала она и пошла, увлекаемая незнакомцем.

– Это кто? – спросила Дарико.

– Кажется, кто-то из рок-тусовки. Они часто на мотогонки приезжают.

Вэйс поспешил уйти:

– Ладно, я пошёл, мне настроиться надо.

– Удачи, – пожелал Наумов и ещё раз крепко пожал ему руку.

Вэйс не врал: весь его настрой слетел после этой мимолётной встречи. Ему не давала покоя рука парня, по-хозяйски обнимающая Лею за талию. "Да кто он, собственно, такой, чтобы фамильярно прикасаться губами к её волосам, обнимать её?" Им вдруг овладела особая возбуждённость, приподнятость, настроенность на борьбу: " Отец – победитель! А я что, хуже?! Давай, Уваров!.."

Перед глазами то и дело всплывало её лицо, полураскрытые губы в виноватой улыбке: "Удачи!" Он вдруг почувствовал огромный прилив энергии, и когда его руки легли на руль, от него, Алексея Уварова, исходила мощь и сосредоточенность тигра перед броском. Семнадцатый номер пришёл первым. Никто не ожидал победы от ещё не до конца восстановившегося гонщика, последний раз участвовавшего в мотокроссе четыре года назад.

Потом было награждение, интервью с прессой. Вэйс глазами искал Лею – её нигде не было. Подбежали знакомые, поздравляли, на нём висли и ликовали, визжа, девчонки.       Наконец, подошёл Наумов:

– Ну ты дал всем прикурить! – изумлённо улыбался он. – Народ пребывает в шоке: ты обошёл чемпионов России двух прошлых лет. Один в Испании всю зиму тренировался, другой – в Австралии. Их тренеры рвут и мечут!!! Ты как умудрился их выиграть?!

– Сам не знаю, – устало произнёс Алексей.

– Ну, ладно, ещё раз мои поздравления, Вэйс! Пойду, а то жену одну оставил – уведут!

В голове Уварова вертелся вопрос: "Лея с ним?"

– Супруге и дочери привет, – нашёлся он.

– Жене передам, а Лее не смогу: её друзья увезли на какой-то концерт.

Вэйс шёл и ничего не понимал: он совершил невозможное – выиграл гонку! По идее, он должен был испытывать радость и удовлетворение, если не счастье. Ничего такого не было! Была сосущая тоска и одиночество.

Она позвонила неожиданно:

– Привет! Извини, что поздравляю чемпиона с опозданием. Отец сказал, что ты выиграл гонку, и что это очень круто! А услышать похвалу от отца – дорогого стоит! Он очень тобой гордится!

"А ты? – чуть было не ляпнул Уваров. – Ты гордишься мной?"

Вместо этого сказал в трубку:

– Спасибо! Просто повезло, наверное. Ты сейчас где?

– В Москве. Концерт только закончился, домой еду. А ты где?

– В Листовом.

– А-а, – протянула она. – Отдыхай. Зверски устал, наверное. Ещё раз мои поздравления. Пока…

– Пока…

Он злился на себя неимоверно! Ну откуда эта неловкость? Он очень хотел её видеть! "Что мешает тебе пригласить её к себе в Листовое? Тем более в такой день. А она поедет?! Что ты значишь для неё, чтобы она вот так, очертя голову, посреди ночи поехала к тебе, Уваров? И ещё.., как она должна истолковать предложение приехать к тебе? На вскидку всплывает только один вариант. И он не для таких, как Лея…"

Вэйс упал на кровать и молча уставился в потолок. "Лея, что же ты делаешь со мной? Почему всё, что связано с тобой, так запутанно, труднообъяснимо и болезненно?!"

      Лея положила трубку. Ей хотелось слышать его голос ещё и ещё. "Но что она скажет ему?!" Вот нашла повод позвонить ему – поздравила. А дальше – тупик, поводов больше нет. Её неимоверно тянуло к нему: хотелось видеть его, прикасаться, просто сидеть рядом и молчать. Как когда-то с Меркуловым. Предаёт ли она его? Забыла ли она его? Нет, она не забыла. Любовь к нему так и осталась незаживающей раной. При его имени внутри происходила маленькая вспышка, как всполох. Нет, он пророс в ней навечно. Но в сердце её было полно места и для других. "Вэйс! Ну почему ты такой самодостаточный, что тебе никто не нужен?!"

* * *

Вэйс мучил компьютер, когда зазвонил телефон. В трубке плакала девушка.

– Вэйс! Это подруга Леи, Оля Керимова. Помнишь, я к тебе один раз обращалась…

– Слушаю, Оля.

– Вэйс, у нас в труппе одна змеюка устроила вечеринку в честь Леи: она из театра уходит – её в Большой пригласили.

– Я не знал… – честно признался Алексей.

– Так вот, вечеринка эта – только повод насолить Тураве. Им главное было – выманить её! Там парень один давно к Лее неровно дышит, а она его игнорирует, так он пообещал, что сегодня с другом возьмёт её силой… Они с этой стервой в сговоре. Они хотят надругаться над ней, Вэйс!!! Я не знала: я в общаге с температурой свалилась и не поехала на эту вечеринку. Мне сейчас девочки сказали, они разговор слышали и видели, как один парень ей в сок чего-то подмешал. Она ж не пьёт, она за рулём: так в сок, сволочи!

– Где она? – вскочил Уваров.

– Они в кафе "Джуна" на улице Нагорной сидят. Все наши разъехались, а Лея ещё там. С ней стерва эта и двое парней. Что делать, Вэйс?! У неё и так душевная травма, а тут они её просто добьют! – зарыдала Оля.

Компьютер так и остался включённым. Это единственное, о чём забыл Вэйс. Он сунул в карман права, натянул экипировку, обул мотоботы, взял шлем. Внутри его трясло от гнева, но голова работала, как у шахматиста. Он открыл гараж, расчехлил Kavasaki. С помощью скотча и бумаги залепил госномер. "Видеорегистратор на скорости свыше 200 км/ч вряд ли считает его, но всё-таки". Три минуты езды по посёлку по грунтовке показались ему вечностью. Наконец, Вэйс выехал на шоссе. Ровно 2,5 секунды ему хватило разогнаться до 100 км/ч, дальше он пошёл на максималке.

У Леи слипались глаза: «Что же со мной? Как я вообще поведу машину?! Нужно вызвать такси…»

Арсений заботливо склонился над нею:

– Ты устала, давай мы тебя домой отвезём. Говори адрес.

Лея назвала.

– Вот и славненько, держись за меня и пойдём, – усмехаясь, сказал он и помог Тураве подняться.

Ноги слушались плохо, она почти сразу повисла на его руке. Второй парень, то ли Андрей, то ли Гоша, держал её за талию. Она ещё помнила, что они подвели её к серой Хонде, посадили на заднее сидение. Дальше случился провал в памяти. Она уже не видела, как к "Джуне" подлетел мотоцикл, как гонщик в экипировке открыл дверцу Хонды и обронил с облегчением:

– Успел!

      И, естественно, она не могла уже видеть, как мотогонщик снял шлем и этим шлемом ударил в лицо сначала Арсения, затем второго. Носовые кости хрустнули, навсегда лишая их хозяев шанса щеголять смазливыми лицами. Дальше в ход пошли мотоботы. Через минуту оба парня катались по земле, держась за пах и судорожно ловя ртом воздух. Попробовала вмешаться охрана кафе. Парень в экипировке что-то быстро им объяснил, они покивали головами и отошли, пожав ему руку. Один охранник указал на одну из машин, помог вытащить девушку из Хонды и держал её на руках, пока гонщик искал в сумочке девушки ключи от Тойоты. Затем осторожно принял от охранника спящую и устроил её на заднем сидении.

Соня Тарасюк видела всю сцену от начала до конца: она стояла и смотрела, как громом поражённая. Черноволосый парень, который появился неизвестно откуда и устроил образцово-показательный замес возле кафе, приблизился к ней.

– Ты хотела войны, сука? Ты её получишь. Чуток погодя.., а пока живи и бойся!

Тарасюк похолодела от ужаса: этот зря не обещает.

Вэйс набрал Олю:

– Оля! Это Вэйс. Спасибо, если б не ты… Короче, я успел вовремя. Где Лея живёт?

– Ох, камень с души, – выдохнула девушка. – А вот где живёт – не знаю. Старый адрес знаю, а новый нет. Ей отец другую квартиру купил, в той она не могла находиться…

– Понятно. Значит, не знаешь.

– Никто из наших не знает.

– Ладно, спасибо, Оля. Завтра у вас есть репетиция или спектакль?

– Нет, понедельник – выходной. Иначе Лея на вечеринку бы не пошла. У неё знаешь, какая дисциплина?!

– Знаю, – улыбнулся Вэйс.

      Он подошёл к охранникам, что-то сказал, показывая на свой мотоцикл. Те кивнули и откатили мотоцикл за ограждение. Парень пожал им руки, сел в Тойоту и поехал в сторону МКАД.

* * *

Алексей вёз её в "Листовое". Плавно переключал скорости, объезжал ямы. Открыл ворота, загнал машину на участок. Лея тихо посапывала сзади. Вэйс открыл входную дверь пошире, почему-то вспомнил день, когда Ватутин появился на его пороге со спящей Леей на руках, и усмехнулся:

– Дежавю…

Вернулся к машине за девушкой. Взял её спящую, невесомую на руки и понёс в дом. Положил в гостиной на диван, снял туфли, тихонько сел рядом и долго разглядывал её. Сегодня она была в длинном тёмно-зелёном вечернем платье с полуоткрытой спиной: волосы собраны на затылке, подчёркивая длинную изящную шею. "Красавица дочь у Наумова!" – вздохнул он. "Что там у нас по сценарию? Изучаем стопы балерины, снимаем куртку и джинсы?" – припоминал он. Сейчас Вэйс понял, что не готов, как в прошлый раз, освобождать её от одежды: боялся, что может не остановиться…

      Алексей чуть подумал, куда её устроить, достал из шкафа постельное бельё, поднялся на второй этаж. «Пусть проснётся в знакомой комнате: не испугается…» Застелив постель в маленькой спальне с фотографиями, спустился вниз за Леей.

Когда он поднимал её на руки с дивана, она вдруг потянулась, словно просыпаясь, хотя глаза были закрыты, вдруг обвила его руками и прильнула к его шее губами:

– Лёша…

У Вэйса всё оборвалось. Его качнуло – чуть не оступился. Он не помнил, как дошёл до спальни. Мягко опустил Лею на кровать, осторожно расцепил её руки на своей шее. Не открывая глаз, она улыбнулась, протянула к нему руки и прошептала:

–Иди ко мне, Лёша…

Секунда, и руки упали, она снова уже спала. Вэйс укрыл её простынёй, тихо затворил дверь, медленно, обречённо спустился вниз. Сжал кулаки и что есть силы ударил в стену. Штукатурка осыпалась, вмятина в стене окрасилась кровью от разбитых костяшек. "Меркулов! Неужели ты никогда не отпустишь её?!"

Вэйс прошёл на кухню, достал из бара кем-то подаренный коньяк "Курвуазье". Налил в бокал, выпил. Не помогало. Он не понимал: как, когда эта девочка стала так много для него значить? Он бесился и признавал её власть над собой. Ради неё он был готов сорваться куда угодно и когда угодно. Она могла остановить его взглядом, вдохновить одним словом, он был счастлив, если оказывался нужным ей. А она ускользала от него: притягивала, как магнит, и не давала ни малейшего повода подойти ближе.

Находясь рядом с ней, он неимоверной силой воли сдерживал себя, чтобы не сжать в клещи объятий и, отрезав путь к бегству, сорвать поцелуй. Он не мог понять её взглядов, и это было мучительно! Иногда ему казалось, что она смотрит на него с любовью и восхищением, и Уварова обдавал жар. Но он… боялся обмануться: это могло быть плодом его воображения.

Вэйс ещё налил в бокал и выпил. Коньяк придал ему смелости. "Сейчас поднимусь и скажу всё как есть: о ней и о себе! – решил он и уже было поднялся, как вдруг вспомнил её запрокинутые руки: "Лёша…". "Что ты хочешь услышать от неё, недоумок? – спросил он самого себя. – Что она любит не тебя, Вэйса, а Меркулова? Тебе не хватило, что во сне она зовёт Его? То есть, ты хочешь, чтобы это она бросила тебе в лицо?"

Вэйс взял бутылку, бокал и, шатаясь, побрёл к себе в спальню.

* * *

Солнечный луч добрался до подушки спящей девушки: Лея открыла глаза. "Знакомая комната", – улыбнулась она. – Какой хороший сон!" Потом полежала, зажмурившись, ожидая продолжение сна, после снова открыла глаза. "Это не сон. Я – в доме Вэйса, но как?!" Лея села на кровати. На ней было вчерашнее вечернее платье. "Я была на вечеринке, потом ребята хотели подвезти меня домой, и я сказала им адрес. Я что, сказала им адрес Уварова?" Густая краска залила ей щёки: "Боже! Что он подумал обо мне?!"

Она взяла телефон и набрала Олю:

– Оля, привет. Турава. Ты представляешь, я вчера на вечеринке продиктовала вместо своего адреса адрес Вэйса. И теперь я у него.