Текст книги "Подари мне веру"

Пришла тишком, чтобы никто не видел, убраться перед зимой на могилках, а они сидят на лавочке и разговаривают. Когда я узнала, что он Бекреев Александр Егорович, упала ему на грудь и расплакалась. Это был мой родной брат Саша, которого я помнила пятилетним мальчиком! Потом, успокоившись, я ему всё рассказала и про себя, и про убиенную семью на каторге. Расспросила у него обо всём и только тогда узнала, что жива вся моя семья! До поселения не доехали и живут в городе. Радости моей не было конца! До сих пор помню, какое я тогда испытала счастье.

Вот так я узнала, что и отец, и мать мои с братьями все живёхоньки. Только осенью сорок пятого я узнала об этом! А до этого оплакивала и молилась за их упокой. Прости, Господи! Ох, и радость у меня была великая! Я ж думала, что все сгинули, а они думали, что меня нет, и меня оплакивали столько лет. Вот так в жизни случается! – вытерла глаза и, взглянув на Лену, бабушка спросила: – Что-то ещё спросить хочешь, дочка? Ты спрашивай, а то у меня мозги-то уже высохли от старости, могу и не всё рассказать.

– Да! – проговорила Лена. – Как они уцелели и вернулись из Красноярска и почему Вас не нашли потом?

– Тётки мои, – покивав, ответила бабушка, – Нюра и Марья, сёстры отца, были замужем и к тому времени уже давно успели уехать, почитай следом за братьями моей мамы – Останиными. Со стороны матери в нашем городишке остались жить только её родители и тётка Анна, её сестра. Она осталась из-за больной матери, лежачая была бабушка Дарья, это я уже вроде сказывала? Братовья и дяди по отцовой линии – Бекреевы остались и до срока тоже жили здесь. Тётка Ефимия работала в сельсовете. Наши все грамотные были, и, окромя их, некому было писарями работать. Вот там она и прознала всё! Услышала, как «главные» разговаривали про нашу семью и что удумали.

После того как на заводе расстреляли дядю Петю с сыном, и мы успели их похоронить, решили они всех остальных родственников раскулачить с выселением. Тётя Ефимия тишком сделала всем справки, чтобы уезжали и спасались. Пришла вечером, принесла всем бумаги, а сама в ту же ночь ушла в монастырь. Я помню, как она надела чёрное платье до самой земли, повязала платок, так, что видно было только глаза, и с маленьким узелком прямо босиком ушла. Больше о ней никто ничего не узнал за всю жизнь, как, впрочем, и о многих других!

Все уехали! Осталась только наша семья. Мы после всего этого ещё год прожили до того страшного дня, когда пришли за нами.

Но моя семья до Красноярска не доехала! Им в одну из ночей муж тётки Марьи помог сбежать. Она ж отчаянной была и вот, узнав о том, где и куда повезут семью родного брата, организовала мужиков. Говорят, сама была там верхом на коне с рогатиной в руках, с которой на медведя ходят. Родня-то у нас большая была, дружная. Вот и разведали они как-то от местных про Егора с семьёй, и пошли им на выручку.

Потом все вместе уехали подальше от лихих мест. И жили все рядом: и они, и тётка Анна с матерью. Так что у нас в городе родни много! После войны мы стали встречаться, они к нам в гости приезжают, я ездила несколько раз. Правда, редко: далеко они забрались, аж в город Новосибирск.

Но если и нечасто видимся, то хоть знаем, что не одни мы на белом свете, и оттого на душе покойно. Не всех истребили проклятые!

Почему, спрашиваешь, про меня не прознали родичи? Так всё просто! Они присылали в деревню человека всё разузнать. Но его, этого мужика-то, никто из местных не знал, и как он ни клялся, ни божился, что от Егора, от отца моего, никто ему не поверил. В деревне все ж, как и я, считали, что их нет никого, что они все сгинули! Думали, что нарочно выспрашивает, вот и сказали, что я не объявлялась ни разу, что, наверное, тоже пропала. Даже высказали предположение, что якобы видели меня на одной из подвод, увозивших кулаков. А я в это время скрывалась в городе. Они столько лет так и думали, что меня тоже увезли куда-то!

Так наша семья и разлетелась по белу свету! А семья у нас была большая, дружная. Ладили не только промеж собой, но и к людям относились с добром и пониманием. Старики сказывали, что, когда везли моих родителей через деревню на телеге, весь люд вывалил на улицу. Так, говорят, и стояли люди вдоль тракта с земным поклоном. Как солдаты ни разгоняли, никто не ушёл!

Что стало с семьёй дяди Пети, не знаю, малая была. Помню только, что в большом доме мы с нашей семьёй остались одни. Не было в тот день с нами ни дядей, ни тётей с их детьми.

– Мама, – плача и не стесняясь своих слёз, тихо, печально проговорила Ольга Владимировна, – почему ты мне никогда ничего не рассказывала?

– Зачем, доченька? – грустно ответила бабушка. – Времена какие были?! Кто бы тебя тогда директором школы поставил, внучку кулака, родственницу заводавладельца? Тебе б учительствовать-то не дали, не-то что директором! Да и нельзя было, я ж по чужим документам жила, а это подлог. Меня ещё тогда, ребёнком, предупредили, что если откроется правда, то мне не избежать наказания. Долго я жила в страхе, что всё прознается, а потом попривыкла. А уж когда замуж вышла и вовсе успокоилась. Муж-то мой, отец твой, Оленька, и был тот солдатик, что приехал с моим братом на могилки. Вот как тогда встретились мы с ним, так и не расставались боле. Стыдно сказать, но знакомы мы были всего несколько дней! Через неделю сыграли свадебку, проводили брата Сашу, и зажили мы с моим Вовочкой. От колхоза получили старенький домишко, аккурат на этом месте. Потом поставили новый дом. Но недолго радовались мы нашему счастью, шибко он израненный был, поэтому прожил всего десять годков и помер. С тех пор мы с Олюшкой долго одни жили. Она вот жизнь прожила, а счастья своего не нашла. Обидно, помру и внуков не узнаю за свою жизнь. Вот так в жизни нашей случилось, что от большой семьи не осталось никого, и здесь в деревне не останется фамилии Бекреевых!

– Это получается, – задумчиво посмотрев на вытирающую слёзы Ольгу Владимировну, произнесла Лена, – что вы и есть потомки этого купца – основателя города?!

Ольга Владимировна вмиг перестала плакать и вопросительно посмотрела на мать.

– Я того не знаю, не ведаю! – пожав плечами, со вздохом ответила Акулина Петровна. – Можат, мы не прямые потомки, можат сродные. Или однофамильцы. Времени сколько прошло, люду сколько было! Ты, девонька, взялась, вот и ищи. А я погожу помирать, подожду, хочу узнать, что найдёшь.

Сидели молча, так и не притронувшись к чаю. Акулина Петровна печально посмотрела на всех и ушла. Села на своё любимое место у окна и молча смотрела вдаль на церковь.

– Пусть посидит одна, – проводив её взглядом, тихо, чтобы она не услышала, сказала Ольга Владимировна, – вздохнув встала, поставила чайник, чтобы заменить остывший чай.

– Ольга Владимировна, – покосившись на бабушку, в полголоса спросила Лена, – в Новосибирске у вас кто сейчас остался в живых из родственников?

– Только сейчас я поняла, – с грустью посмотрев на мать, ответила Ольга Владимировна, – что там живут мои самые близкие родственники. Всю жизнь, называя мне их имена, мама говорила, что они нам очень дальние родственники. Никогда не говорила, что дед Егор – её отец, а баба Катя – мать. Это ж были мои бабушка с дедушкой, а я их видела всего пару раз за жизнь! Дед Егор и баба Катя давно умерли, ещё в семидесятых. Но я тогда уже была взрослой, хоть и в школе училась, могла бы понять. И братья мамины тоже умерли рано, долго жили сёстры, но сейчас уже и их нет. Остались их дети и внуки. Получается, что моя мама самая старшая, а одна из детей прожила так долго, и дай Бог, чтобы пожила подольше. Думаю, что сейчас нам с ней о многом ещё нужно будет поговорить.

– Вы, Ольга Владимировна, сказали: братья и сёстры, а ведь на подводе тогда увезли только двух братьев.

– Да, моя мама была старшей, потом брат Александр и Пётр, уже позже родились две дочери и сын. Одна из его сестёр – Евгения, прожила дольше всех, совсем недавно умерла. Мы не ездили, конечно, на похороны, но получив телеграмму, ходили в церковь, панихиду заказывали. Хотя, если бы я знала, что это моя родная тётя, обязательно бы съездила! Теперь возобновлю все связи с ними и всё будет у нас по-другому.

– Так, это всё понятно! – размышляя обо всём что узнала, произнесла Лена. – Теперь Вадим: кто он и чей?

– Вадим? – взглянув на молча сидевшую в задумчивости мать, медленно ответила Ольга Владимировна. – Получается, что Вадим сын внука тётки Марьи. Его отец мой двоюродный брат. Значит, Вадим – правнук тётки Марьи. Наташ, я в этом плохо разбираюсь, кто он мне тогда?

– Если я не ошибаюсь, – ответила Наталья Григорьевна, – то двоюродный внучатый племянник.

– Вот почему мама всем говорит, что это мой племянник!

– Ольга Владимировна, а как он здесь поселился?

– Вадим с отцом привозили сына Марьи на кладбище, уже совсем старенького. Мама говорила, что он лет на пятнадцать старше её был. Тогда они у нас прожили целую неделю. Вадим по тем временам ещё молодой был, учился в художественном училище. Места наши ему очень понравились! После окончания училища он приехал к нам погостить на целый месяц. Всё рисовал, дома, церковь, завод. У нас в школе на стенах его рисунки висят. Он-то, получается, в отличие от меня знает историю нашей семьи, а ведь никогда ничего не говорил.

Ольга Владимировна замолчала, печально, даже с обидой посмотрев на мать.

– Ты, Оль, не обижайся на маму! – заметив это, сказала Наталья Григорьевна. – Она боялась открыться из-за своих документов, из-за того, что жила под чужой фамилией.

– Но мне-то она могла сказать?!

– Не обижайся, ты её кровиночка, и оберегала она в первую очередь тебя! Я понимаю, что это неприятно, но по-другому она просто не могла поступить. Она ведь тебя познакомила со своей семьёй, только не сказала, что они самые родные! Подумай, если бы она об этом сказала тебе, то пришлось бы рассказывать и всё остальное. Времена какие были и до войны, и после неё! А ты ж не продавец из магазина, а директор школы и по молодости вон какой активисткой была, даже в коммунисты вступила. Я считаю, что она всё правильно сделала! Так что не сердись на неё, представь, как ей трудно было.

– Ольга Владимировна, – подождав пока она немного успокоится, опять спросила Лена, – Вы про Вадима не рассказали до конца.

– Что ещё про него рассказывать? Потом, через несколько лет он приехал осенью и остался на зиму. Я его уговорила поработать в нашей школе. У нас не было учителя рисования. Он согласился, а потом Лида приехала. А дальше вы и без меня знаете. Они поженились, и теперь он уже остаётся здесь навсегда. Жалко, что он по фамилии не Бекреев, а то продолжился бы здесь, в Золотоозёрске, наш род.

Вздохнув, она замолчала. С грустью и волнением глядя на мать думала о её страшной и тяжёлой судьбе, о там как тяжело ей было все годы носить это в себе и не иметь возможности выговориться.

– Представляю, – посмотрев на бабушку, с сочувствием заметила Наталья Григорьевна, – что у неё сейчас на душе творится. Семьдесят лет молчать, держать всё в себе и вдруг так запросто рассказать. Ведь у неё могла быть совсем другая судьба рядом с родителями и братьями. Как подумаю, что она пережила, страшно становится!

Глава 45

Домой Лена с Натальей Григорьевной возвращались медленно. Держа Аннушку за руки, долго шли, не произнося ни слова. Трудно было говорить после того, что только что услышали. В голове всё перепуталось: время, люди. Страшно, трудно было, но и в те времена люди продолжали жить и не только растить детей, но и быть счастливыми!

– Получилось так грустно и жалко всех, что хоть плачь, – очень печально произнесла Лена. – Так жалко бабушку и Ольгу Владимировну! Я думала, что, когда найду корни купца, это будет интересно, даже ожидала какой-то радости, а получилось так печально!

– Нет, Леночка, ты не права! Грустно и печально потому, что жизнь была тяжёлой, время страшное. Отсюда все эти переживания, а знать свои корни – это счастье! И не та это печаль! Эти слёзы не от горя, а от радости. Сама подумай. Сегодня Ольга Владимировна узнала свою настоящую судьбу, о которой даже не догадывалась, хотя и прожила уже пятьдесят лет. А главное, что она сегодня узнала, так это то, что её предки были хорошими людьми. Их любили и уважали в нашем городе! Это мы ничего не помним и не знаем, а старики-то наши всегда знали и вспоминали их добрым словом и жалели. Подумай только, какой это был риск, а ведь вся деревня, весь народ не выдали девочку! Да, дела!

Наталья Григорьевна осторожно, незаметно смахнула слезу.

– Наталья Григорьевна, – не поднимая глаз, спросила Лена, – вы что, совсем ничего не знали и не слышали про их семью от бабушки своей или от мамы?

– Я вот тоже об этом думаю. Странно как-то! Про притчу знаю, несколько раз слышала. Знала, что завод построил купец и работали на нём его предки. Знала, что церковь тоже его трудом построена. Моя мама, а главное, бабушка должны были знать, что бабка Акулина никто иная, как Бекреева Ульяна. Надо же, все, даже дети, когда выросли, молчали! Сколько мы ещё не знаем в этой жизни?!

– Да, сколько ещё остаётся неизвестного! – задумчиво произнесла Лена. – Как глубоки и не узнаны человеческие сердца и их судьбы, и сколько ещё тайн люди хранят в себе и в своей памяти.

– Ты права. Многие хранят, а сколько живёт людей и ничего не знает о своих предках?! – немного помолчав, она печально добавила: – Вдуматься только, – это судьба, что ты, Леночка, приехала к нам и всё это откопала. Так умерла бы бабка Акулина и никто бы ничего не узнал. Ульяна! Надо же, прожила чужую жизнь. Ох, как ей трудно-то было! За что так народ мучили, за что уничтожали?

– Я вот тоже ничего не знаю о своих предках, – вспомнив маму с папой произнесла Лена. – Сколько ни расспрашивала родителей, они не могли ничего вспомнить. Мама попала в детский дом совсем маленькой. Кроме детского дома, в её памяти ничего не осталось. Папа с сестрой тоже попали в детский дом рано. Он рассказывал, что помнит деревню, такое впечатление, что они с семьёй жили именно в деревне. Потом сильный пожар! После пожара их с сестрой на телеге увезли в детский дом. Ни у кого нет ни фотографий, ни в памяти не осталось ничего! Кем, какими были их родители, мои бабушки и дедушки? Я, оставшись одна без родителей, сначала сильно испугалась, а когда ко мне приехала тётя, очень обрадовалась, но ненадолго. Жить с ней оказалось невыносимо. Она пила и водила в дом незнакомых людей. Один раз пришла я из школы, а все книжные полки пусты. Она продала все книги оптом, всю папину библиотеку, даже не соизволив меня спросить! Мы тогда с ней первый раз сильно поругались, я даже не знала, что умею так ругаться! После этого стало совсем невыносимо жить вместе. При первой же возможности, как окончила школу, я уехала и решила забыть её как родственницу. Поступила в Педагогический институт, отучилась, потом работала в школе, вышла замуж, родилась Аннушка. Когда ушла от мужа, то про свою тётю и квартиру родителей даже не вспомнила, как будто их и не было никогда. За все эти годы сегодня вспомнила её в первый раз! И вот сейчас мы здесь, живём и ждём Сашеньку. У моих детей живы и бабушка, и дедушка, а они будут расти и не знать их. Так случилось в жизни, что мы с детьми должны сами жить и выживать. Раньше, когда рядом был муж, большой, красивый, я чувствовала себя маленькой девочкой, нежной, беззащитной. А сейчас, когда мы остались одни, я чувствую в себе такую силу, такое желание жить и вырастить своих детей, что сама себе удивляюсь, какой я стала сильной!

Они обе замолчали и молча шли дальше, думая каждая о своём.

– Наталья Григорьевна, – уже подойдя к дому, вспомнив слова бабушки Акулины, спросила Лена, – я не поняла про Ольгу Владимировну! От Лидиной бабушки я слышала, что она была замужем и что у неё была дочь. А бабушка Акулина сказала, что внуков не дождётся. Как так?

– Давай присядем, и я расскажу тебе, что произошло, – показав на скамейку у палисадника, сказала Наталья Григорьевна, – и тяжело опустившись на лавочку, произнесла: – Ох, Ольга, Ольга – горемычная наша!

– Почему, что случилось?

– Ольга после школы уехала в город учиться на учителя, – увидев, что Аня убежала во двор играть и не слышит их разговора, Наталья Григорьевна с тяжёлым сердцем начала рассказывать: – В нашем-то городке нет ни одного института. Сейчас, говорят, есть какие-то училища, техникум, а тогда вообще ничего не было, да и городишко был маленький, это сейчас расстроился: и школа новая, и магазинов полно, а тогда городом только назывался, а так – большая деревня.

Так вот, проучилась она пять лет. Там вышла замуж и после института осталась жить в городе. Годков десять её не было здесь. Потом разошлась с мужем и с трёхлетней дочерью, возвращалась домой к матери. Уже позже, Ольга рассказывала, что на автобус закончились билеты в кассе, и водитель не взял её. Проверки были у них, поэтому они боялись возить леваков. А ехать нужно, вечер был, ночевать негде. Вот она на попутке и поехала. В общем, нашли её в кювете с пробитой головой, без вещей и ребёнка!

– Как это?! – схватив Наталью Григорьевну за руку, воскликнула Лена.

– Водитель решил поживиться и ограбить её. Сказал ей, что колесо лопнуло, и попросил выйти из машины. Потом чем-то ударил по голове. Но травма была не смертельная, он её просто хотел оглушить. Его нашли, судили потом, он даже в тюрьме сидел.

– А ребёнок?

– Он сказал, что оставил Ольгу на обочине дороги и рядом с ней посадил девочку. Ребёнка шарфом привязал к её руке, чтобы не потерялась, думал, что кто-нибудь подберёт их.

– И что?

– Когда Ольга очнулась, то лежала не на обочине дороги, а в кювете и дочери рядом не было. Следствие установило, что ребёнка украли уже позже, а её, чтобы не сразу заметили, столкнули в кювет.

– Кто-то украл ребёнка?!

– Да, так и сказали тогда, что проезжающие мимо не подобрали их, а совершили ещё более страшное преступление!

– Наталья Григорьевна, как же она всё это перенесла, как же она с этим живёт?

– Плохо, очень плохо! Трудно было ей, горемычной, ох, трудно! Пробитую голову-то вылечили быстро, травма пустяковая была, а вот из-за дочери она почти два года практически не спала, не ела, думали не выживет. У нас в школе тогда директором был Ефим Петрович, вот он её и вытянул. Просто силой заставлял работать. Он нас всех знал, мы все у него учились. Я ж с Ольгой из одного класса, она у нас отличницей была. Вот Ефим Петрович и не остался в стороне. Утром приходил за ней, брал за руку и уводил в школу, как маленького ребёнка. Там она сначала просто сидела, потом постепенно в работу втянулась: где через тетрадки, где через дополнительные занятия с кем-нибудь. Так за несколько лет она немного восстановилась.

– Как-страшно-то! Как она всё это пережила и с этим живёт всю жизнь?

– Сейчас-то уже попривыкла, прошло-то почти тридцать лет! Её ж дочка старше тебя будет. Бедная, бедная Ольга! У нас тогда у всех такой страх за неё был и такая жалость к ней, что всем посёлком переживали. Ни дома, ни на улице все соседи старались об этом не говорить, особенно в присутствии Ольги. С детьми к ним в гости никто не заходил никогда!

– Она так и прожила всю жизнь одна?

– Почему одна! Потом, когда уже оклемалась немного, они с Ефимом Петровичем поженились. Правда, он на целых двадцать лет старше её был, но жили они хорошо. Он её любил, заботился о ней, но деток-то больше не было. Он не так давно помер, лет семь назад. А так, все вместе они жили с бабкой Акулиной. Хорошо жили, дружно! Благодаря его любови и заботе, Ольгино сердце и смогло пережить эту страшную боль. Мы знали, что по ночам у неё бывали целые истерики. Бабушка рассказывала, что муж обнимет её, прижмёт к себе и держит с силой, пытаясь подобрать слова, успокаивает. Без поддержки мужа ей было бы очень трудно. Потом они с мужем запросы делали, искали девочку. Куда только не писали, но всё бесполезно, ничего по сей день неизвестно. Возможно, придёт время, и мы сможем об этом узнать что-нибудь, но прошло уже тридцать лет и ничего?! Дай-то Бог, дай-то Бог! Хотелось бы, чтобы матери знали всё о своих детях и никогда не теряли их. Вот поэтому и сказала бабушка Акулина что не нашла Ольга своего счастья. Это она говорила не о семейной жизни, а о потерянном ребёнке, о своей внучке.

– Страшно даже подумать о таком! Не представляю, как можно с этим жить? Жить и не знать где твой ребёнок, что с ним?! Мне кажется, для матери это самое страшное, что может произойти. Я бы, наверное, не пережила такое!

– Сердце матери может пережить и не такое! – печально вздохнув, сказала Наталья Григорьевна. – Страшно, очень страшно, и мне кажется, невозможно словами передать боль потери. Я знаю только одно – нужно быть сильной и продолжать жить. Несмотря на внутреннюю неизлечимую боль, нужно жить и, самое главное – верить, что когда-нибудь это закончится и ребёнок найдётся, обязательно найдётся! Знаешь, как отец Никифор говорил на проповеди про людские страдания? Он всегда говорит много, долго, но я запомнила одну фразу, которая поразила меня до глубины души. Один раз, когда в церкви были Ольга с бабушкой Акулиной, он сказал, что всякое страдание временно, что придёт Господь «И отрет всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет». Это значит, что всё пройдёт, что всё обязательно пройдёт! Я ещё тогда подумала, что этими словами он пытается подарить Ольге веру, веру в то, что дочь обязательно найдётся!

Они замолчали. Так и сидели молча, не обронив ни слова, думая каждая о своём, о своей жизни, о том, что было с ними и почему так получилось.

– Я сейчас подумала о том, – произнесла Наталья Григорьевна, – что может помешать человеку пройти все посланные ему испытания, ведь они посылаются соразмерно возможностям? Кто и как всем этим управляет, неведомо, но почему не бывает тихого, спокойного счастья? Такого, чтобы только с любовью и радостью. Почему нужно обязательно страдать и мучиться?! За что эти испытания посылаются нам?!

– Мне кажется, – посмотрела на неё и сказала Лена, – что любые слёзы, любая душевная боль, уставшие от переживаний сердца, – всё это помогает человеку стать сильнее, лучше и чище. И всё это человек сможет перестрадать и пережить только потому, что испытания нам даются по нашим силам. Только мы не всегда это чувствуем и понимаем!

– Пойдём в дом, хочу прилечь, – внимательно посмотрев на Лену, тихо произнесла Наталья Григорьевна, медленно поднялась и понурив голову пошла домой.

– Как расстроилась Наталья Григорьевна, – глядя ей вслед подумала Лена, – как услышанная история подействовала на неё, – вздохнула и пошла за дочерью.

Глава 46

В начале весны родился Сашенька, крепкий, здоровый малыш. Тётя Наташа с большим удовольствием присматривала за маленьким ребёнком, а если была необходимость, то и за двумя детьми сразу. Лена между кормлениями бегала в школу. Заменить её не было возможности, а бросать детей в конце учебного года она не могла. Так и приспосабливались все: и Лена, и учителя в школе, и Наталья Григорьевна – поддерживая друг друга. Ольга Владимировна так составила расписание, что после каждых двух уроков у Лены был часовой перерыв и никаких дополнительных занятий. Поэтому она каждые три часа могла уйти домой и спокойно покормить ребёнка.

Лена прекрасно справлялась со всем: и с домашними делами, и с преподаванием. Ей очень хорошо помогала Аннушка. Она сразу же после рождения брата повзрослела и, как большая, занималась с ним: разговаривала, укладывала спать и, конечно, гуляла. Это была её любимая работа! Она катала коляску по двору и пела Сашеньке песенки. Аннушка и Наталья Григорьевна были незаменимыми помощницами у Лены.

О рождении Сашеньки Лена сообщила только одному человеку – Юльке. На адрес её мамы она написала открытку, но отправила её через новую учительницу географии из их школы, которая в летний отпуск поехала к родителям в Красноярск.

Раздался телефонный звонок. Алексей взял трубку. Это была мама Юли.

– Алексей Иванович, здравствуйте! – поздоровавшись, коротко сказала она. – Мне пришла открытка от Лены, приезжайте!

Бросив все дела, Алексей кинулся к ней.

– Где? – влетев в квартиру, тяжело дыша, с порога спросил он.

– Вот, пожалуйста!

Трясущимися руками он взял из рук женщины открытку и быстро прочёл:

«Юлька, здравствуй! Как ты подруга? У меня всё в порядке. Хочу тебе сообщить приятную новость: у меня родился сын Сашенька, Александр Алексеевич! Пишу тебе, потому что сообщить эту приятную новость больше некому. Может, когда увидимся, подруга? Целую, Лена».

Алексей несколько раз прочитал открытку и резким движением вытер лоб.

– Я не понял, откуда сын? – в недоумении произнёс он.

– Вероятно, – печально глядя на него, объяснила хозяйка, – уходя от вас, Лена была беременна. Поздравляю, у вас родился сын – Саша!

– Да, она что-то говорила о втором ребёнке, – в растерянности произнёс Алексей. – Но здесь нет адреса!

– Адреса нет, на штампе отправление из Красноярска.

– Я ищу её по нашей области, уже объехал все школы в городе, родители по всем деревням разослали письма. Получается, что мы не там их ищем?! Столько времени потеряно!

– Что теперь будете делать?

– Копию открытки отвезу в милицию, пусть делают запрос, а сам возьму отпуск и попробую объехать школы в Красноярске. Не реально, конечно. Но, что делать?

– Удачи тебе, сынок!

Кивнув, Алексей вышел. Проехал сразу же к родителям, чтобы сообщить им такую приятную новость. Прочитав открытку, они плакали и радовались этой новости одновременно. Теперь они знали, что у Лены всё нормально и что у них родился ещё один внук Сашенька. Весь вечер они втроём провели в каком-то радостном возбуждении. Сообща решали и строили планы, что делать и как их искать дальше.

Алексей начал собираться в дорогу, а родители сели писать письма во все областные города теперь уже Красноярского края. Справочник адресов, в последнее время стал основной настольной книгой в их семье.

Но все их труды и поиски были напрасными и опять не дали никакого результата. По всем сделанным запросом и у милиции, и у Алексея не было ничего. На все отправленные родителями письма и телеграммы приходил один и тот же ответ: «Адресат отсутствует».

Но, несмотря ни на что, Алексей упорно продолжал их искать. Каждый день, всё свободное от работы время, он ездил по школам и почтовым отделениям. Он не отчаивался! В его жизни не было ничего и никого, кроме веры и надежды. Он верил сам и убеждал родителей, что всё равно найдёт свою семью и, когда это случится, сделает всё для того, чтобы они были счастливы!

Так в поисках и в надеждах найти Лену с детьми прошло три года. Алесей продолжал писать письма и рассылать телеграммы по всем школам, всё увеличивая и увеличивая радиус поисков, очерчивая очередную окружность вокруг города Снежинска. Постоянно ездил в милицию, чтобы узнать хоть какие-то новости, даже несколько раз давал объявление в газету, но всё было безрезультатно. Лены не было нигде!

Наступил шестидесятилетний юбилей мамы Алексея. За столом, поздравить Веру Анатольевну, собрались только близкие люди: её мама – бабушка Аня и сестра Надежда. Дочь Надежды, двоюродная сестра Алексея, Катя, не смогла приехать, потому что в это время отдыхала с подругой за границей в Камбоджи.

Гости пытались радоваться, произносили тосты, но было совсем не празднично. Бабушка Аня и Надежда с волнением спрашивали о результатах поисков, очень сочувствовали и переживали вместе со всеми. Все любили и Лену, и Аннушку и надеялись, что они обязательно найдутся и вернутся домой!

Уже начали убирать со стола грязные тарелки и разливать всем чай, как раздался звонок в дверь. Вера Анатольевна поспешила к двери – это был почтальон. Он принёс поздравительную телеграмму. Именинница расписалась и заглянула в неё. Замерев ненадолго, подняла глаза полные слез, обвела всех взглядом и вытянула трясущиеся руки с телеграммой.

– Это от Лены! – с трудом, выговаривая слова, сказала она.

Алексей подскочил со стула. Подбежав к матери, взволновано взял из её рук телеграмму и пробежал по тексту глазами.

– Опять нет адреса! – произнёс он со вздохом.

Все сидели молча, в ожидании глядя на него. Он, ещё и ещё раз перечитывая телеграмму, молчал.

– Лёша, – посмотрев на заплакавшую сестру, осторожно спросила тётя Надя, – что пишет-то?

Алексей молча протянул ей телеграмму и она, взглянув на всех, начала читать вслух:

«Не грусти, моя дорогая,

Хоть и прожито много лет!

Каждый день – это лучик счастья,

Он остался в душе твоей!

Важно в жизни уметь улыбаться,

Чтоб друзья окружали тебя!

Чтобы помнить и знать, что родные

Очень любят и ценят тебя!

Пусть в жизни будет только радость и тепло,

И небо не закроет чёрной тучей!

Грустить ещё нам время не пришло,

Вам долгих лет и яблонь в белом цвете!

Мы Вас любим. Лена, Аннушка, Саша».

Когда тётя Надя закончила читать, за столом уже все плакали. Так и закончился юбилей Веры Анатольевны, впрочем, как и все остальные праздники в их семье в последние годы.

На телеграмме была отметка об отправлении – город Свердловск, но Алексей чувствовал, что это опять не тот город, где живёт Лена с его детьми. Он понял, что она специально отправляла весточки из разных городов, она не хотела, чтобы он нашёл её. Что же он натворил, как он её обидел?!

Проводив гостей, Алексей поднялся на второй этаж.

– Как долго я буду их искать? – обойдя полупустые, неживые комнаты, он лег на кровать и, глядя в потолок, думал: – Столько школ, городов, деревень – и всё впустую! Куда же вы могли уехать, мои хорошие? Если хотя бы знать, в каком направлении вас искать, насколько бы всё было быстрее! Уже три года поисков, целых три года и никаких результатов! Аннушка учится уже в третьем классе, сыну почти три года, а они растут без меня. Почему меня никогда не интересовало, как росла и развивалась Аннушка? Какой же я был дурак, что раздражался от шума и детского смеха в доме?! А ведь Аннушка очень спокойная и рассудительная девочка. С каким интересом и азартом она умела рассказывать. Только мне не было интересно её слушать! А Саша, сынок, я даже не представляю, какой он, на кого похож, как заговорил, как пошёл! Это всё прошло без меня! Сейчас я просто мечтаю о том, чтобы услышать детские голоса, детский топот в доме. Самое важное, что было у меня в жизни, я потерял и теперь не могу исправить! С какой бы бережностью я сейчас относился к ним и к своему счастью. Лена, Леночка, зачем ты уехала, почему не потерпела, не подождала чуть-чуть?! Какой я всё-таки эгоист, всю жизнь думал только о себе, о своём благе. Всегда считал, что знаю себе цену и никогда не опущусь ниже установленного для себя уровня. Всегда был уверен, что смогу найти для себя женщину и без труда добиться её! Причём каждый раз думал, что очередная женщина будет умнее, образование и уж, конечно, красивее предыдущей. И всегда стремился к этому! А скольких я обидел или попросту оскорбил, открыто, без стеснения говоря им, что они не достойны меня, что они мне не подходят. Ни с одной из женщин я не вёл себя тактично и сдержанно. Я вёл себя так, как будто я голубых кровей, а они все чернь. Ужас, какой ужас! Какой же я эгоист! Нет – это мягко сказано. Какая же я скотина! – вздохнув он думал дальше: – Страшно подумать, а вдруг я не найду их никогда?! Вдруг жизнь пройдёт, и я не увижу Аннушку, Сашу, Лену, не смогу попросить у них прощение и вернуть себе семью и счастье? Как глупо и бездумно я поступил, одним словом обидев всех, кто меня любил. Любил по-настоящему, на всю жизнь, навсегда! Отец прав, во всём прав! Я разрушил то, что строили и ценили мои родители, бабушки с дедушками. До тех пор, пока я не потерял всё, я не сумел понять этого и оценить того что мне было послано судьбой: на веки, навсегда. Лена, милая моя, родная моя, самая добрая и нежна женщина на свете, пожалуйста, прошу тебя, отзовись на мои мольбы и дай о себе знать!