Текст книги "Крылья феникса"

– Что произошло между ними? С чего они сцепились?

– Ничего особенного, наш остроухий друг предложил мне стать его любовницей.

– А ты?

– Так я к нему, дураку лопоухому, привязалась как-то, – развела я руками, наблюдая, как колошматят друг друга эти двое. – Зачем ему жизнь калечить таким чудом, как я. Стань я его любовницей, долго ему не прожить. – Эльф повел ухом, вслушиваясь в наш разговор между парированием уже откуда-то откопанного меча. В руках асура сверкал пучок молний.

– Ты не хочешь их разнять? – скосила на меня глаза подруга.

– Не-а. Пусть развлекутся.

– Так они перебьют друг друга.

– Вряд ли. Поверь, они примерно равные противники. Ты думаешь, эльфийскому младшему принцу, не достигшему двухсотлетия, легко получить статус начальника охраны Элениэли? Ну не за красивые же глазки его дали? Хотя глазки тоже ничего. Несмотря на всю свою кажущуюся хрупкость, эльфы очень сильные. Ну а Зак? Он, знаешь ли, тоже не слабенький. Правда, младше нашего блондинчика раза в два. А ты не знала? Ну это ничего. Зато за спиной Зака всегда есть целых три преимущества. И эти преимущества, в случае если с их братом что-то случится, явятся сюда и так накатают остроухому красавчику, что лучше бы тому не рождаться. Хорошо иметь такие тени, – завистливо засопела я.

А Элестс отпрыгнул в сторону и через пару мгновений сидел на спинке дивана и смотрел на меня сверху вниз.

– Как ты их назвала? Тени?

– Зак, я опять что-то не так сказала?

– Нет, малышка, – вздохнул тот, опираясь на сломанный стул. – Просто до него наконец дошло.

– Что дошло? – влезла Катинка.

– С кем я связался, – выдохнул Элестс, рассматривая ухмыляющегося асура.

Я боялась, что утром он уйдет.

Поэтому сейчас беззастенчиво прижималась к груди столь дорогого мне друга.

Мы сидели в такой знакомой таверне и отмечали удачное проведение операции под кодовым названием «Девочка-видение».

– И что теперь делать?

– С чем? – посмотрел на меня Заквиэль.

– Со Звездой. Мы же ее потеряли.

– Ничего. Звезда давно заблокирована. А для тебя мы сделаем новую.

– Не надо. Ни к чему.

– Ты продолжаешь злиться на него?

– Слово «злость» не отражает всей бури чувств, испытываемых мной.

– Ты не остыла. Но ведь прошло столько времени.

– Зак, ты о чем? Прошло семь лет, и я не остыла. Мне все так же хочется приласкать его чем-нибудь тяжелым по голове. А в особо плохие дни всех четверых, чтобы не обидно было.

К нашему столику подошел трактирщик и посмотрел на меня:

– Леди Лил, вы сегодня выступите, надеюсь?

– Конечно, Дик. Если, правда, Катинка не против.

– Я только за.

– Кстати, по поводу Катинки. Когда нам вернут детей?

– Завтра утром, – улыбнулся довольный, хотя и местами помятый эльф.

– И как ты собираешься доказать отцу, что артефакт все это время был у сестры, а не у тебя? – Заметив, как эльф нахмурился, я выдала то, что спланировала еще вчера. – Давай я поеду с тобой и послужу доказательством. Все-таки я его воровала. К тому же ваши хваленые некроманты сами все подтвердят, стоит им меня увидеть. Думаю, представление, устроенное мной, они запомнили надолго.

– О да! Я тоже.

– Мне эта идея не нравится, – сморщился Заквиэль. – Хотя она и не лишена смысла. Тебе, малышка, будет безопасней в Светлом Лесу.

– Что, дела в царстве так плохи? – обеспокоилась я, отхлебывая горячего пунша.

– Ты даже не представляешь насколько. Элестс, тебе можно доверять? – Дождавшись, пока тот кивнет, асур продолжал: – Твой белобрысый дружок, моя милая, собирает армию. И по тому, что нам известно, весьма неплохую.

– Разве у вашего папочки мало людей? Ой, прости, асуров?

– Достаточно. Просто тот наглец еще и других демонов сюда привлек. Вот такой маленький междусобойчик, – загрустил асур.

– А что вы?

– Мы? Не поверишь, девочка, но иногда мы даже радуемся, что с тобой все так получилось. И что Владыкой остается Веельзевул. Сейчас стало понятно, что такая малость, как лишний претендент на власть, вряд ли что решает для сталемордого. А у отца все же опыт. Правда, сейчас прибить соперника для Хананеля – чисто спортивный интерес. Ну и тебя заодно. Уж больно широкую огласку приняла та история. Половину отряда хваленого Асурендры перебила человеческая девчонка. Так теперь ты еще и выжить умудрилась. Вот мы и боимся…

– Кстати, Лил. По вопросу выживания. Я узнавал. Помнишь, мы вчера с тобой говорили… Та принцесса из сказки действительно жила недолго, но весело. – Эльф поднял на меня зеленые глаза. – Пока не появились эти, – кивнул он в сторону заметно поднапрягшегося Зака.

– Что ты, Элестс. С этими она жила еще веселей. – Я подхватила асура за руку, крепко-крепко прижавшись к нему. – С этими мне ни один черт не страшен. Даже Хананель. Вы меня любите?

– Очень. А если бы кое-кто любил чуть меньше, тебя бы здесь уже давно не было. Сидела бы дома, а не по королевствам носилась.

– Угу. Босая, беременная, на кухне, – хмыкнула я, понимая, что уже порядком захмелела.

Зак округлил глаза, видимо, представил. Потом успокоился и улыбнулся:

– Нет. Прекрасная, счастливая, на троне. Он ведь тебя действительно любит. А ты… Женщины!

– Ты ему только не говори, хорошо, – икнула я, чувствуя, как земля уходит из-под ног, даже несмотря на то, что я сижу. – Но я его тоже люблю. Тш-ш! Никто не должен знать.

– Ох, Лилит, ты никогда не умела пить.

– Никогда, – качнула я головой, отчего она чуть не отвалилась. – Но теперь я хотя бы утром помню, что было вечером.

– Да уж. А то раньше было… Весело.

– Что было раньше? – насторожилась я.

– А ведь мы еще спорили, вспомнишь ты или нет, – захихикал он. – Ты помнишь, как домой добралась после отмечания ваших экзаменов, чудо ты наше?

– Не-а. У меня вообще полвечера как корова слизала. Вадик говорил потом, что я с Данте ругалась, но у меня в голове скворечник.

– Ругалась! – весьма невежливо заржал Заквиэль. Смотри-ка, это же надо было – асура напоить! Перенервничал, наверное, со мной такой бурной. – Да вы скандалили на весь зал. Сколько посуды побили. А мирились как, помнишь? Не-эт? Много пропустила!

– Зак, не пугай меня. Что я еще натворила?

– Когда ты уснула, мы Данте с тобой отправили во дворец, ему не в первый раз летать с одной бесшабашной принцессой. По его словам, на полпути ты опять проснулась и потребовала показать тебе воздушные крылья. Данте хоть и сам пьяный был – он у нас по этому делу самый слабый, – но на самоубийцу не походит. На таких-то летать опасно после нашего веселья, а тебе подавай воздушные. Ну он и ляпнул – хорошо, но только ты меня поцелуешь. А у тебя вообще никогда с приличиями ничего общего не было.

– Чего? – окончательно протрезвела я.

– Того. Были тебе воздушные крылья.

– У-у, – только простонала я, пряча горящее лицо в ладонях. – Что же вы раньше не сказали, я бы трезвенницей стала. Хотя хорошо, что не сказали. Я бы от смущения вообще даже смотреть на него не смогла бы.

– А чего смущаться? Когда вернулся, лицо у него было такое… идиотское, и глаза как блюдца. Мы даже стали подозревать его во внезапном слабоумии. Вот ему и пришлось рассказывать, какой ты фортель выкинула. Правда, недовольных, по-моему, не было. У Данте потом еще полдня такая дурацкая улыбочка была, полдворца перепугал. Ты сама знаешь, он нормально улыбаться и так не умеет, а тут еще это. До сих пор задаюсь вопросом: что же ты такого сделала, вогнав его в подобный ступор?

Уткнувшись носом в ладони, я тихо постанывала от смущения. И стыда. А еще было очень обидно – ну почему же я этого не помню?

– Зак, ты садист! А Данте… Ну попадись он мне только, шутник рогатый.

Асур рассмеялся и вновь обнял меня.

А надувшая губки Катинка, исчезнув на минуту, вернулась, неся в руках лютню:

– Раз все так здорово получается, то мне хочется танцевать. Идем?

Я улыбнулась. И пока подруга пошла освобождать себе место, склонилась к уху асура:

– Ты можешь вылечить ее?

– От чего?

– От страха. Он ей жить не дает. Меня вы могли вылечить, значит, и ее можете. Пожалуйста, Зак. Катинка мне очень дорога, и я не могу смотреть, как она мучается от этого. Ведь глупышка жизнь себе сломает.

– Ох, девочка, какая же ты все-таки странная. Хочешь, чтобы я помог ей, а сама от помощи отказываешься.

– Потому что моя боль часть меня. И она мне не мешает, а дает силы. Не злись я так сильно, давно бы руки опустила. Ну ты поможешь?

– Конечно. Что еще ты хочешь?

– Что я хочу?

Я поцеловала его в кончик носа и, встав, направилась к стойке. Привычно усевшись на нее, я заиграла что-то нежное.

Катинка танцевала, зажигая в людях настоящий огонь. Цветастый платок то там, то здесь расцветал яркими маками. Музыка звучала, унося всех куда-то далеко, где звучала только она, где танцевала только она. Хрупкое тело девушки извивалось под ритмы моих пальцев, касающихся струн. Все быстрей и быстрей… Пока не лопнула струна, пока не осела на пол Катинка.

Выпив залпом сразу полкружки чего-то горького, я с трудом перевела дух.

А танцовщица все никак не могла встать, так подгибались ее сведенные от напряжения ноги. Да, загнала я бедняжку. К ней подошел Заквиэль и осторожно поднял на руки, предотвратив все попытки сопротивления ласковым шиканьем.

Он умница. И он слишком многое разбередил своими словами.

Внутри привычно жгла боль.

Я вдруг вспомнила, как ночи напролет лежала в своей огромной постели и тихо плакала от одиночества и любви к кому-то, кто вошел в мою жизнь всего на несколько часов, обрекая на ночи без него.

Как боролась за собственную жизнь, мучительно поправляясь после тяжелых ранений не мести ради, а во имя слов, пришедших на предпоследнем ударе сердца, – «не умирай, любимая».

Как любила и ненавидела. И снова любила.

Как всепоглощающе боялась. Его слов, его угроз, его опасной страсти, его любви. Его самого.

Я вспоминала, как глубоко смотрела в синие глаза другого.

И даже не замечала, как текут по щекам соленые слезы, а пальцы сами играют мелодию…

Широкие лиловые глаза неотрывно смотрят на юного менестреля, а на лице отражается понимание.

– Ты ведь знаешь, почему она бывает такой, – посмотрела на него сидящая на коленях девушка. – И почему плачет по ночам.

– Знаю. И никогда этого не прощу. Что же мы с ней сделали! Что он с ней сделал!

Когда приступ жалости к себе прошел, я сыграла еще что-то залихватское, а потом и совсем разошлась.

Встав на стойку, я пьяно улыбнулась и запела строки, возникшие прямо на месте.

 
Чего хочу? Сказал бы кто.
Сама поверь, не разгадаю.
И пью хмельное я вино,
И храм коленкой протираю.
Где истина моя лежит?
Куда, бедняжке, мне податься?
На небе светлый дух парит,
И черти лезут целоваться.
То я монашка, то смутьян,
Так сразу и не разгадаешь.
И все вокруг меня – обман.
Куда и деться уж не знаешь.
Вчера царица, завтра ведьма,
Сегодня девкой я была.
Кому, скажите, мне продаться,
Когда за душу грош цена.
Чего хочу? У ветра спросим.
Всегда он лучше понимал,
Куда с похмелия заносит
Таких благопристойных дам.
 

В общем – повеселилась.

Так что утро упало на мою голову тяжелым похмельем. Последнее, что помню, как пили на брудершафт с Элестсом. К концу вечера эльфийский принц был не трезвее меня, а может, даже перегнал, если я его помню. Как оказалась дома – не знаю, как добралась до постели – не помню.

А если к кому приставала, то мои искренние извинения.

Как это ни удивительно, но Элестс обнаружился тут же, на полу у моей постели, видно, свалился ночью. А поняла я это посредством наступания на какие-то его особо важные части тела, по причине отдавливания которых он начал дико вопить. Не удержав свой организм на нетвердых ногах, я повалилась на него сверху, продолжая грязное дело по нанесению увечий похмельному принцу.

– Ты чего здесь делаешь? – удивилась я, отползая чуть дальше.

– Здесь – это где?

– Понятно. – Попытка натянуть рубашку хотя бы на колени кончилась прорывом. Рубашки… Плюнув на это дело и решив, что он меня и не такой видел, задала мучивший меня вопрос: – Я к тебе вчера не приставала?

Он икнул. Надо признаться, эльф с перепоя выглядел очень оригинально: всклокоченный, с красными глазами-плошками, ничего не понимающий, как слепой котенок… уши и те как-то вяло поникли.

– Не помню. А я к тебе?

– Э-э, тоже не помню.

– Эй, вы, собутыльники, – вошла в комнату смеющаяся Катинка, – вставайте. Я обед приготовила.

И вот уже бедная заботливая девушка сидит на полу и удивленно смотрит в сторону ванной комнаты, в кою мы побежали, зажимая рукой рот.

После всего произошедшего, сидя на кухне и попивая крепкий чай, мы с Элестсом переглянулись и дружно решили, что можем быть только друзьями. Очень уж живо мы пообщались, склонившись над тазиком и попеременно придерживая друг друга. Никогда раньше не думала, что у эльфов такие слабые желудки.

Катинка же порхала по кухне аки бабочка, счастливая просто до неприличия. Мы с Элестсом молча завидовали. Спрашивать я не стала, а эльф и так все прекрасно понял.

Полной неожиданностью для нас стало, когда дверь открылась, и в квартирку ворвались дети. Эдита, обливаясь слезами, залезла ко мне на руки и тесно прижалась всем своим маленьким тельцем.

Я с благодарностью посмотрела на стоящего рядом Заквиэля. Он лишь улыбнулся и махнул рукой. Поставив ребенка на пол, я подошла и ткнулась носом в его плечо.

– Спасибо! За все.

Заквиэль покачал меня на руках, как маленькую девочку.

– Для тебя, наша маленькая госпожа, все что угодно.

Чмокнув его в подбородок, я побежала обниматься с мальчишками, а место в объятиях асура заняла Катинка. Мне ничего не оставалось, кроме как ухмыльнуться, ведь поцелуй благодарности перерос в нечто столь глубокое, что пришлось отвести глаза.

Вечером я заявила:

– Надо уезжать из Табольска. Тебе надо, Катинка, брать детей и уезжать. Если здесь была эта стерва, то и Хананель меня легко найдет. Каждый из них желает мне не только смерти, но и боли. А проклятый асур знает, что мне больней всего – когда близкие умирают. Боюсь я за вас.

– Никуда я не поеду. И тебя не оставлю.

– Подумай о детях. Я уеду с Элестсом в Светлый Лес. Ничего, потерплю переезд, а там меня их лекари быстро на ноги поднимут. Ну или на крайний случай некроманты. А вам просто необходимо уехать.

– Как мы уедем? Куда?

– Посмотри на меня, Катинка. – Дождавшись, пока печальные голубые глаза остановятся на моем лице, я выложила свой план. – Вы поедете в Вольск. Купите в столице квартирку. Потом ты пойдешь к принцу Калепу и попросишь защиты.

– Ага! Делать ему больше нечего.

– Помнишь, я рассказывала детям историю Звезд Принцессы?

– Еще бы. Эдита потом рыдала полдня.

Я грустно улыбнулась.

– Подожди, ты хочешь сказать…

– Это моя история, Катинка. А Калеп мой брат. Он не так раним, как Филипп, и спокойно примет любые упоминания о своей сестре. Я напишу письмо. Брат поймет и простит меня. И тебе поможет. А если нет, отправишься прямиком к королю. Ты сможешь, я знаю. Поживите пока там. Вольск тебе понравится.

– И долго нам прятаться?

– А это ты у своего дружка хвостатого спроси, когда они разберутся со своей оппозицией.

Девушка покраснела, а я засмеялась.

А Зак поднял глаза к потолку:

– Ну надо же было нам так нарваться. Теперь я понимаю, почему ты постоянно грозишь Наследнику физической расправой. Увижу, сам побью. Надо же было выбрать такую… кхм, занозу.

Я улыбаюсь. Но это ничего не значит. Потому что становится так странно.

Неужели мне больше никогда не сидеть вот здесь, на мягком матрасе у самого окна, и следить за тем, как медленно кружат свой волшебный хоровод снежинки. Как закрывают они землю пуховым одеялом, таким пушистым и мягким, что так и тянет выйти и прилечь, укрывшись их обманчивым теплом. А ведь бывали и другие ночи. Когда над городом стояла небольшая, но сияющая яркая луна, а звезды словно заполонили небо, и оно было уже не черное, а дымчато-серебряное. Снег переливается, как редкий бриллиант, слепя глаза и раня сердце своими острыми гранями неповторимых, как люди, снежинок. Некоторые ночи, наоборот, так темны, что даже снег кажется отражением этой тьмы. И лишь ветер воет за окном, да вторящие ему волки или особо одинокие псы. А здесь, у окна, рядом с жаровней, тепло и уютно. Мягкая поношенная шерстяная фуфайка греет тело, урчащая под боком кошка – душу. И мысли, как этот снегопад, танцуют в твоей голове, слишком хрупкие и недолговечные, чтобы надолго уделить им внимание, но такие прекрасные!

Разве мечты не похожи на снежинки – такие же хрупкие, непреодолимо прекрасные, сгорающие в руках, как бы желанны ни были.

Снова уходить… Как я это ненавижу!

Утром плакала уже Катинка. А я ведь предупреждала – в них ведь, дураков рогатых, влюбляешься.

Заквиэль приходил под утро. Мы пару минут посидели, крепко обнявшись, а затем он ушел.

Обряд уже начался, когда дверь широко и вольно открылась, впуская совсем еще юного асура. Лениво пройдя через весь зал, он развязно подошел к своему месту и с независимым видом встал рядом с другими.

– Ну? – нетерпеливо завозился Бальтазар.

– Все нормально, – чуть дразняще улыбнулся Заквиэль.

Аскар зарычал и хлестнул друга хвостом. Тот удивленно приподнял брови.

– Покусаю, – оскалился Данте.

– Бегать сначала научись, – усмехнулся демон.

– А мы подержим, – скосил глаза Аскар. – Рассказывай.

– Что именно?

– Как девочка?

– Замечательно. Развлекается воровством. А сейчас связалась с эльфийским принцем, предложившим ей стать его Алл’Эвен.

– Чего? – обалдел Бальтазар.

Не выдержав, обернулся Веельзевул и шикнул на разошедшихся детей. Попутно отметив кивком вновь прибывшего.

Те присмирели. Но ненадолго.

– Что значит – предложил?

– Потом я объяснил ему, что такое предложение нежелательно. Эльф понял и принял.

– Он выжил?

– Угу. Я его заодно предупредил, чтобы он язык попридержал и не рассказывал девочке то, что ей знать еще рано. Потом они вместе напились и решили, что так можно только с другом.

Вздох облегчения перекрыл слова жреца. Пришлось снова заткнуться.

Когда церемония закончилась и все согласно рангу начали покидать главный храм, напротив них остановился беловолосый Асурендра.

– Ну как каникулы, малыш?

– Потрясающе, – улыбнулся Заквиэль, практически не выказывая чувств. Даже клыки не выпустив. – Зима имеет свои прелести.

– И как прелесть?

– Чудесно. Привет передавала. Только в храме так выражаться нельзя.

– Узнаю при личной встрече.

– Одной разве было мало? – очаровательно улыбнулся Данталион. В его понимании очаровательно.

Хананель перевел раздраженный взгляд на синеокого:

– А вам не мало? На четверых. Или это новая мода? Может быть, тогда и мне стоит ее попробовать?

– Да уж скорей она попробует так, что мало не покажется. У нее в этом опыт есть.

– Опыт – это хорошо. Тогда ей будет не впервые натыкаться на что-то твердое. – Слащавая маска на секунду спала, серебряный немного подался к четверке. – Держите свою полукровку от меня подальше, и тогда, может быть, она выживет.

Зак тряхнул головой, сгоняя оцепенение.

– Ты куда полез со своими клыками? – рявкнул он на Данте. – Эх, права малышка, намордник тебе надо. Сейчас бы пригодился.

– Он сильнее, – просто ответил тот, не выказав и тени обиды.

– Данте прав, – кивнул Бальтазар. – Один на один нам еще рано. Аскар?

– Без клыков. У Хананеля они куда длиннее. Все, хватит про него. Расскажи лучше про Лилит.

В своих апартаментах Заквиэль пересказал им все произошедшее, правда опустив некоторые подробности и личные отношения. Демоны слушали, разве что не раскрыв рты.

– Да. Друзей она умеет подбирать, – вздохнул Аскар.

– Идея со Светлым Лесом тоже хороша. Пока она будет там под защитой эльфийского двора, можно не опасаться.

– Эх, Бали. А если она им там полдворца раскурочит?

– Надо послать им заявление, что все расходы, связанные с некой магианой, за наш счет, – пожал плечами Данте.

– Только главное, чтобы ей об этом не говорили. А то почувствует свободу.

– А о нас она что говорила? – расцвел Аскар.

– Что скучает. Очень возмущалась, что один пришел. Но у нее и без нас весело вышло.

– А ты что такой грустный?

– Тоже себе Алл’Эвен нашел? – приподнял бровь Данте.

Зак нервно дернулся. В кои-то веки догадливость этого паршивца начала раздражать и его.

Поэтому уже без зазрения совести выставил на стол небольшой кристалл. Зарядом молнии активировав его, Зак выпустил наружу скрытые звуки, расцветшие над кристаллом словно северное сияние. И по комнате пролилась вся музыка, которую играла Лилит, все ее чувства, вся боль. А в конце слишком живая песня. С таким более чем неприкрытым, скорее выставленным напоказ намеком.

Легкокрылый асур даже бровью не повел. Все понял, но реагировать не стал.

Заквиэль в который раз удивлялся сдержанности своего друга. И попытался понять, зачем ему тогда было раздражать Хананеля своим далеко не дружественным оскалом.

И тут в голову пришла новая мысль.

– Зачем Хананелю просить нас держать девочку подальше?

– Интересный вопрос, – сразу насупился Бальтазар. – Могу поспорить, Изиабелис уже давно с ним спелась и доложила, где находится ненавистная ей девчонка. Только владыка металлов почему-то не торопится с местью.

– Потому что это будет уже не такая интересная игра, – невесело улыбнулся Аскар.

– А еще ему любопытно. – Посмотрев на вопросительные лица друзей, Данте пояснил: – Он нарвался один раз и, к своему удивлению, проиграл. Всегда интересно изучить то, что оказывается неожиданно сильнее.

– К тому же этот не будет раскидываться словами. А он специально назвал ее полукровкой.

– Что он хотел этим сказать? – нахмурился огненный.

– Важнее не то, что он хотел сказать, а зачем. Что сталемордый на этот раз задумал?

Закончив дела, мы уехали где-то через неделю. Я и Элестс в сторону Светлого Леса, подруга с детьми – в Вольск.

Она до последнего сопротивлялась и плакала. Слезы, прорвавшие в то утро плотину, за которой прятала их Катинка, полжизни, кажется, и не думали униматься. И это была одна из причин, почему я отсылала ее. Вдвоем нам с этим не справиться. Вдвоем мы и жалеем себя в два раза больше. За неделю мы выпили все успокоительное в доме.

На груди Катинки покачивался немудреный с виду амулет в виде молнии, усыпанный фиолетовыми аметистами. При ближайшем с ним знакомстве я учуяла остаточную магию, примерно как на моем кулоне, а значит, это может быть все что угодно – от простейшего оберега и до мощного артефакта.

На следующую ночь после ухода Зака мне приснился Данте. Просто приснился. Он смотрел на меня своими синими, как море, глазами, в которых разливалась так редко ловимая мною нежность. Через какое-то время на его губах появилась проказливая улыбка, за которую я бы многое отдала. Не удержавшись, я чмокнула его в кончик носа и рассмеялась. Он покачал головой: «Ты неисправима». Я рассмеялась еще сильнее: «А ты чего ожидал?»