Текст книги "Почему Бог выбрал эту обезьяну"

и. Одной ДНК недостаточно. Наследуй, как люди!

Теоретически научиться делать олдувайские орудия не так уж сложно. Если с этим справлялись умелые подростки олдувайской эпохи, мы бы тоже справились. Современные исследования показали, что мы можем научиться этому даже без объяснений, просто просмотрев видеоролик (для воспроизведения технологий более поздней, ашельской культуры этого оказалось недостаточно, потребовались словесные объяснения)3030
  См., напр., статью А. Маркова «Что могут палеолитические орудия рассказать о мышлении наших предков?», www.elementy.ru, 2010.


[Закрыть]. Отчасти это свидетельствует о возможном времени возникновении речи, но эту тему мы оставим до другой главы. Сейчас нам важно обратить внимание, что если вы обучаетесь олдувайской технологии в каждом поколении «с нуля», эта технология долго будет оставаться примитивной – собственно, олдувайская технология и не менялась добрых 800 тысяч лет. Нам, привыкающим к целому комплексу новых технологий каждые 5 лет, трудно себе это представить.

Ранние Homo, однако, не должны были изобретать все заново в каждом поколении. Они жили группами, в которых более молодые особи сосуществовали с 25-летними старцами и видели, как последние изготавливают орудия. Следовательно, сама возможность была у них перед глазами. Даже если старики еще не могли рассказать об этом по причине вероятного (но не абсолютно несомненного) отсутствия речи – пример был налицо. А способность приматов, нас в том числе, учиться путем подражания сомнению не подлежит. На самом деле обучение хотя бы минимальному набору нужных для выживания навыков характерно для очень многих млекопитающих, в том числе и для приматов. Нет убедительных оснований считать, что изготовление каменных орудий, ставшее условием и способом выживания наших предков, вдруг почему-то не передавалось бы путем обучения. Я полагаю, напротив, что те группы и целые популяции умелых людей, в которых способность к обучению была хоть немного выше, получали очевидные преимущества и выживали с большей вероятностью.

Изготовление орудий и рост обучаемости, когда преимущества при выживании получают те, кто лучше и быстрее обучаются изготовлению более сложных и эффективных орудий, образуют положительную обратную связь. В этой сфере возможен поэтому когнитивный взрыв по механизму, подобному тому, что был описан С. Гаврильцом и А. Воузом для поведенческих мемов (см. главу 10). Не исключено, что такой когнитивный взрыв произошел, в частности, при переходе от олдувайских технологий к ашельским, а также в ходе верхнепалеолитической революции (см. главу 13).

Заметим еще, что пригодные орудия получаются не из любого камня. Ни известняк, ни гранит для этого, скорее всего, не подойдут. Отсюда вытекают преимущества при выживании тех групп, в которых люди запоминают информацию о разных типах пригодных и непригодных камней (и их месторождениях, между прочим, тоже) и передают ее следующим поколениям.

Наверное, миллионы лет эволюции привели бы к тому, что в генофонде популяции закрепились бы гены, обуславливающие определенную реакцию на нужные камни – подобно интересу к определенной пище и местам икрометания (как у лосося). Однако млекопитающие, особенно детеныши, обладают врожденным любопытством (ориентировочным рефлексом) – у нас это любопытство присутствует во много большей степени, чем у других млекопитающих, в том числе приматов. Детеныши млекопитающих научаются очень многому именно в детстве и чаще всего от взрослых. Поэтому едва ли имело смысл ждать миллионы лет, чтобы олдувайская технология стала врожденной – здесь сработал совсем другой механизм наследования.

Различные популяции человекообразных обезьян отличаются навыками: одни умеют колоть орехи камнями, другие – не умеют. Иногда такие навыки распространяются между популяциями, иногда ограничиваются какой-то одной из них – этот феномен удалось наблюдать на примере шимпанзе3131
  См., напр., работы Дж. Гудолл и Ф. де Вааля.


[Закрыть]. Эти навыки как раз передаются в ряду поколений путем научения. А у умелого человека и мозги были намного больше шимпанзиных, и мотивация сильнее. Так что научение изготовлению орудий вывело на первый план так называемое социальное или культурное наследование. Эти навыки не успели закрепиться в генофонде, но передавались не менее надежно. Единственное возможное препятствие в таком наследовании навыков возникает, когда ученик попадается совсем глупый – но это как раз отличная задача для естественного отбора.

Уже говоря о шимпанзе, исследователи, хоть и не без колебаний, используют слово «культура». Что ж, в отношении носителей олдувайских (и последующих) технологий оно уместно безо всяких кавычек. Важно, что развитие поведения (в данном случае орудийной деятельности) при этом происходит гораздо быстрее, социальное взаимодействие при научении становится все важнее, а отбор работает на выживание более обучаемых и лучше обучающих людей.

Глава 6
Вместо Прометея

а. Мальчик из Турканы

…двенадцатилетнему Турри не повезло, просто не повезло. Вместе со своими друзьями-подростками он хотел проучить старого Гррумпа, который уже окончательно их всех достал. Каждый раз, когда мальчишки возвращались в стойбище племени бырров с добытой за день едой, Гррумп придирчиво осматривал все принесенное и раздавал затрещины. То ему казалось, что принесенные кости слишком старые и высохшие (на себя бы посмотрел!), то слишком толстые, так что их не разбить (желательно об твою башку). А если кому-то (как Турри две луны назад) удавалось принести только груду кореньев – большую груду сладких и сочных кореньев, которые так любили малыши – Гррумп непременно выбивал их из рук принесшего и разбрасывал по всему стойбищу.

Пять дней назад в саванне, в трех часах пути от стойбища, пара львов завалила громадную антилопу, весившую вчетверо больше человека. Трое парней из племени долго караулили, и когда насытившиеся львы ушли к водопою, стянули полуобглоданные задние ноги антилопы. Они по очереди волокли их, потому что кто-то один должен был следить, чтобы львы не потребовали свою добычу обратно. Вы думаете, Гррумп похвалил их, когда они, приплясывая от радости, вбежали в стойбище? Как бы не так – он пинками разогнал их (одного даже сильно укусил), своим личным чоппером разбил кость и принялся уплетать костный мозг, попутно расшвыривая сбегавшуюся к нему мелюзгу. Если бы Бырр, вождь племени, не вернулся вовремя, Гррумп сожрал бы все без остатка. Но того, что Бырр отнял у Гррумпа, хватило только самому Бырру, его женщине и его сыну – парням достался лишь упрек, что костей мало. И подзатыльник, конечно.

Любой другой мужчина, решившийся подобно Гррумпу на такую наглость, был бы сурово наказан племенем. Ведь доверять можно только тем, кто делится пищей, помогать – тому, кто помогает другим. Люди старательно запоминали, кто как ведет себя при разделе найденной еды, а те, кто съедал ее, не принося в стойбище, в тяжелый день оставлялись без еды. Да тот же Гррумп, не раз замеченный в подобных гадостях, не раз бывал и бит за это. Но без еды его не оставляли: во-первых, Бырр опасался, что Гррумп взбунтуется и затеет опасную драку (а силы племени надо беречь) или, того хуже, поймает и съест какого-нибудь детеныша; во-вторых, никто не умел добывать огонь так ловко, как старый Гррумп. То есть уметь-то умели многие, вот только у них уходило на это по полдня и по целой горе кремней…

Соседнее племя, жившее за рекой в дне пути на восток, учило этому искусству всех своих подростков: Турри с приятелями однажды видели с высокого берега, как вождь сидел на большом камне, а шестеро парней, расположившись полукругом, одновременно долбили кремень неловкими руками. И их вождь отпустил тех шестерых, только когда перед ним запылали шесть костров. Бырр при всей своей силе справлялся с этой задачей с большим трудом. Два дня назад, во время сильного ливня, огонь племени бырров погас – племя называло себя по имени вождя – и Бырр с другими мужчинами столпились вокруг Гррумпа, чтобы поглядеть, как он его добудет. Так этот старый жлоб отказался добывать огонь! Сам Бырр колотил камни, пока все племя не замерзло окончательно. Только когда у Бырра должно было вот-вот получиться, Гррумп вдруг передумал и довольно быстро развел огонь. Но так, чтобы никто не мог подсмотреть его приемы.

Одним словом, терпение подростков племени бырров лопнуло. Старый Гррумп заслужил трепку. Новое поколение выбирает справедливость.

Подростки решили дождаться, когда Бырр со взрослыми мужчинами уйдут далеко в саванну, и тогда всем вместе напасть на Гррумпа. Некоторые предлагали сделать это сразу утром, но в конце концов решили спровоцировать Гррумпа, вернувшись одновременно за час до заката и спрятав найденную еду неподалеку – необходимость кормить племя никто ведь не отменял. Гррумп наверняка полезет «воспитывать» молодняк и тем самым даст хороший повод для стычки.

На следующий день было невыносимо жарко. На другой день – тоже. Оба этих дня Бырр оставался в стойбище, потому что под палящими лучами солнца добывать еду – себе дороже, так и погибнуть от перегрева и жажды недолго. А у Турри разболелся зуб… Ну, то есть даже не зуб, а то, что осталось на его месте: это был его предпоследний молочный зуб – еще один выпадет, и его будут считать взрослым. По росту (а он вырос уже до 160 см и почти догнал Бырра) и силе он уже мог считаться взрослым – по крайней мере, он сам так думал – но проклятые молочные зубы держались так крепко! А Турри так мечтал, что вскоре он сможет увлечь в кусты одну девчонку (дочку Гррумпа, между прочим) … В конце концов, желание считаться взрослым перевесило все остальное, и затупившимся от долгой работы чоппером он со всей силы ударил себя в зубы, вот же балда! Зубы были хоть молочные, да крепкие, привыкшие жевать коренья. Один так и остался на месте, а второй вроде выпал, да не весь. На жаре сломанные корни воспалились; с каждым часом Турри становилось все хуже.

На третий день после того как заговор подростков состоялся, пошел мелкий дождик (вот-вот должен был начаться сезон дождей), стало прохладней и Бырр с мужчинами отправились на обход территории племени. Подростки, перемигиваясь и подталкивая друг друга, тоже ушли из стойбища. Большая часть женщин разошлись в поисках кореньев, остались только несколько, присматривавших за детьми, и старый Гррумп. Пять лет назад леопард повредил ему ногу, и он почти не уходил из стойбища, пополняя запас орудий и угнетая малолеток.

Как и договаривались, к вечеру все собрались у болотца в паре сотен шагов от стойбища. Турри еле дотащился туда из-за боли в зубах и общего воспаления. Голова кружилась, и все тело горело, как в огне. Против ожиданий участников заговора старый Гррумп, ковыляя, выбрался им навстречу. Наверное, сговор подростков не был для него ни тайной, ни неожиданностью. Все произошло, как и предполагалось. Увидев скудный набор кореньев, особенно жалких в руках у Турри, он попытался ударить его, а подростки всей гурьбой набросились на него в ответ. Откуда взялась такая сила в руках тридцатилетнего старика?

Турри не повезло: один из ударов отчаянно отбивавшегося Гррумпа пришелся как раз на больной зуб. И без того еле державшийся на ногах, Турри потерял сознание и упал в болотце лицом вниз. Его тело довольно долго плавало на поверхности, пока наконец не увязло в иле. Постепенно покрываясь осадочными породами, оно так и лежало там 1,5 млн лет, до 1984 года, когда его обнаружил антрополог Камойя Кимеу… Эти останки стали известны как «мальчик из Турканы».

б. Видовая принадлежность

Кости и злосчастные зубы мальчика из Турканы немало рассказали о нем антропологам. Некоторые подробности, однако, остаются гипотетическими. Парень был 9—12 лет и при этом около 160 см ростом – это немало и для современного пятиклассника. Антропологи предположили, что это уже окончательный рост, и мальчик из Турканы не рос бы дальше, если бы выжил. Однако представить себе человека, у которого молочные зубы только-только сменяются постоянными, а расти он перестал, довольно трудно. Объем его мозга был около 880 см³ – мало для нас, но вполне много по сравнению с человеком умелым; в строении мозга замечена асимметрия, так что у нас есть основания считать, что парень был правшой. Внутренняя сторона черепа дала исследователям основания полагать, что у него были выражены речевые зоны (зона Брока, в частности); впрочем, некоторые предположили, что они служили для управления подвижностью, а не для речи – но как теперь это выяснить? Наши дети начинают говорить, когда объем мозга достигает примерно 750 см³, так что в принципе мальчик из Турканы мог оказаться весьма разговорчивым… Разговор о том, зачем ему и его сородичам это было нужно, пойдет у нас позже. Кроме того, предполагается, что волосяной покров на его теле почти отсутствовал, и при очень жарком климате это означает обилие потовых желез в коже, которая почти наверняка была темной (светлая кожа появляется в нашем роду очень и очень поздно).

Вид, к которому принадлежал мальчик из Турканы, получил название Homo erectus, Человек прямоходящий. Этот вид появился около 1,5 млн лет назад; около 400 тыс. лет назад его плавно сменили несколько разновидностей его потомков. Именно эти люди были первыми, кто вышел за пределы Африканского континента в Евразию: останки их обнаружены в Дманиси, в Грузии. Помимо прочего это означает, что они вполне приспособились к разным видам открытых биоценозов саваннового типа и к тому же научились использовать огонь. Для них характерны т. наз. поздняя галечная, а чуть позже – ашельская культуры, о которой речь пойдет ниже.

Предком Homo erectus принято считать Homo ergaster, Человека работающего. Будь у нас возможность выделить ДНК из окаменелых останков, можно было бы утверждать это с большей точностью, но, увы… Обратим внимание, что «потомок» вовсе не означает, что все Homo ergaster на белом свете вдруг разом решили видоизмениться и стать членами нового вида – вовсе нет. Речь идет о том, что некоторые, вероятно – довольно немногие, если не единичные, группы Homo ergaster приобрели несколько полезных новых черт, а большинство остались теми же, что и были. Через некоторое время более ранние версии вымерли, а малочисленная новая группа размножилась и распространилась, вытеснив остатки старомодных Homo ergaster из экологической ниши и вдобавок освоив новые. Собственно, именно поэтому временные границы видов столь расплывчаты: есть периоды, когда новый вид уже начал распространяться, а старый еще отнюдь не исчез. Можно сказать, это характерно для большинства межвидовых переходов в истории рода Homo. Итак, Homo erectus.

в. Homo erectus

Судя по посткраниальному скелету (костям, расположенным в организме ниже черепа), пропорции тела Человека прямоходящего в целом очень напоминали современного человека: длинные ноги, более короткие по сравнению с ними руки, более или менее стройное туловище, грудная клетка скорее бочкообразной (как у нас), а не колоколообразной (как у обезьян и австралопитеков) формы. Этот вид человека на протяжении более миллиона лет распространялся по всему Старому Свету, так что неудивительно, что среди эректусов наблюдается значительное разнообразие. Так, африканские эректусы достигали роста в 160, а то и 180 см, а те, кто обитали в Дманиси (Грузия), едва дорастали до 140… Пропорции тела тоже заметно отличаются: в более теплых краях эректусы в целом «стройнее», а в более холодных они коренастее и чуть больше напоминают по форме тумбочку. Помимо прочего, это говорит о том, что они продолжительное время жили в соответствующих климатических условиях и отбор повлиял на пропорции тела.

По сравнению с напоминающим наш вид строением и пропорциями тела, череп эректусов был меньше похож на наш. Во-первых, череп был ниже, лоб – более покатым, а лобная кость – более плоской; к тому же она была снабжена мощными надбровными валиками, сливавшимися над переносицей. Во-вторых, череп массивнее: его стенки достигали по толщине 1,5 и более сантиметров: они вполне могли без ущерба перенести удар дубиной, который был бы для нас смертельным. Эректус обладал мощными челюстями (как верхней, так и нижней), заметно выдававшимися вперед. Объем мозга колебался от 700 до 1000 и более см³ (в некоторых случаях, говорят, до 1200!). Относительные размеры частей мозга позволили предположить, что у эректуса, по сравнению с габилисом, были более развиты зрение и память, а также координация движений. О возможном развитии у них зоны Брока, ответственной за речевые функции, мы уже упоминали.

Отдельного разговора требуют особенности рождения и роста этих людей. Для существ с крупным мозгом роды – опасное дело, нередко приводящее к гибели как матери, так и младенца – во всяком случае до изобретения кесарева сечения. Напомним, что виды нашего рода, да и более ранние гоминиды, последовательно движутся от r-стратегии размножения к k-стратегии, когда детей немного, но о них заботятся и они лучше выживают. С этой точки зрения трудность и опасность родов – критически важная проблема; в том, как это происходит у людей, наблюдается целый ряд приспособлений к ее решению. Так, кости черепа у младенцев в перинатальный период еще не срастаются, так что череп при родах может деформироваться, чтобы было легче пройти через родовой канал. Лишь через некоторое время после рождения швы и роднички между костями черепа окостеневают: у нас это происходит примерно к полутора годам (возможны варианты), и в это время мозг и череп быстро растут. У шимпанзе на окостеневание швов и зарастание родничков уходит месяца три – а потом рост и черепа, и мозга продолжается не так долго. Такие особенности развития нашего черепа дали нам возможность быстро увеличивать размер мозга в течение более продолжительного времени.

Время, в течение которого зарастают роднички и швы черепа, определяется генетически. Это не значит, что есть конкретный ген, задающий этот параметр, скорее здесь работают множество генов и порядок их включения/выключения в процессе развития. При наличии вариаций в этой сложной системе регулирования у тех, чей геном3232
  Совокупность всех генов организма.


[Закрыть] обуславливает более медленное окостенение, мозг растет дольше и становится крупнее. Уже одно это может дать преимущества при выживании, но важно учесть еще и то, что дольше развивающийся мозг лучше формирует большее число межнейронных связей, и его возможности возрастают еще быстрее.

Дети эректусов росли иначе, чем наши: рост был быстрым, но относительно равномерным (наши дети быстро растут в раннем возрасте, а потом – медленнее, и снова их рост ускоряется в период полового созревания). Скорость их роста была больше нашей, но меньше той, что характерна для шимпанзе, так что взрослого состояния они достигали к 12—14 годам (давно ли такие же цифры были характерны и для нас?).

Мозг Homo erectus был, с одной стороны, больше мозга умелых людей, а с другой – разные части мозга различались в разной степени. Так, мозг стал в целом шире, сильнее других увеличились затылочные доли и некоторые другие части мозга. Вопрос, собственно, как этим мозгом пользовались, т. е. образ жизни этих людей – об этом, главным образом, речь пойдет ниже.

Добавим также, что название Homo erectus на самом деле подразумевает целую группу разнообразных видов, распространившихся довольно широко по Старому Свету. Часть этих видов в силу разных причин называют питекантропами (обезьяно-человеками) – название, на мой взгляд, более чем странное, но моего мнения по этому вопросу никто не спрашивает. В этой группе присутствуют и синантроп (китайский человек), останки которого найдены, как нетрудно догадаться, в Китае, и яванский человек, и ряд африканских и европейских подвидов. В целом можно условно подразделять Homo erectus на две или три основные ветви: те, кто жили в Африке (расселяясь из Восточной Африки на юг и на северо-запад), весьма близкие к ним европейские группы, и, наконец, азиатские, отделенные от первых двух географически и культурно. Потомками последних, возможно, были «хоббиты» – карликовые люди с острова Флорес – но тут возможны и другие гипотезы.

г. Огонь

Как люди научились использовать, а затем и добывать огонь, описано многими авторами; обычно это выглядит весьма романтично… Попробуем и мы бросить взгляд на это, воспользовавшись для примера свежевыдуманным племенем бырров (можно придумать и другое название, не лучше и не хуже – важно, что это племя Homo erectus). Итак, бырры…

Версия №1. Бырры жили в своей саванне в окрестностях озера Туркана (хотите – пусть будет в окрестностях реки Нариокотоме, тоже красивое слово, а местность та же) тысячи лет. Поколение за поколением, в застывшем мире. Климат, конечно, менялся, но это происходило слишком медленно, чтобы бырры это заметили. Все так же они делали свои чопперы, все так же подъедали то, что не доели львы, все так же убегали от пожаров. Грозы в таком климате случаются часто, а пожары в саванне распространяются быстро. Иногда выгорал совсем небольшой участок, и ливень останавливал огонь – бырры откочевывали на пару километров, а потом возвращались. А временами, в особенно ветреную погоду после жаркого сезона, саванна бырров загоралась в нескольких местах сразу – тогда выгорали громадные площади и множество существ гибли. За многотысячелетнюю историю бырров несколько раз и люди становились жертвами этих пожаров: многие задыхались в дыму, а другие гибли под копытами обезумевших от ужаса стад буйволов. Но всякий раз хоть кому-то удавалось спастись, и жизнь племени начиналась заново.

Однажды племя попало в такой многоочаговый пожар. Весь месяц стояла страшная жара, саванна выгорела до светло-охристого цвета, и быррам не удавалось найти почти ничего съедобного. Русло Нариокотоме пересохло, и только по берегам озера еще попадались чахлые травинки – за каждую бодались по целому стаду антилоп. Однажды вечером племя расположилось под раскидистым баобабом3333
  Романтическое повествование о событиях в Африке просто не может обойтись без баобаба!


[Закрыть]; стало прохладнее, юго-восточный ветер нагонял тяжелые низкие облака. Глубокой ночью, когда бырры давным-давно спали, разразилась гроза. Молнии сверкали одна за другой, вокруг стойбища племени то тут, то там вспыхивали сухие деревья. Огонь для бырров был знаком смерти, страшной и мучительной. Мгновенно проснувшись, они побежали в ту сторону, где пламя было слабее – и оказались прижатыми к высокому берегу реки. Многие бырры, испуганные до полной неадекватности, попытались спуститься – но сорвались с обрыва и, судя по всему, погибли.

Осталась лишь горстка подростков обоего пола, среди которых Фырт оказался самым старшим. Вокруг него сгрудились человек десять – подростки бырров всегда предпочитали держаться обособленной группой, так было проще избегать раздражения взрослых. Фырту очень хотелось попробовать спуститься с обрыва, положившись на свою ловкость и силу (знал бы он, с какой легкостью будут преодолевать такие препятствия его потомки три-четыре сотни тысяч лет спустя!). Но среди тех, кто остался в стремительно сужавшемся кругу пламени, была одна девчонка… Рышш была младше Фырта на два года, и при взгляде на нее он испытывал нечто, чего не мог описать – не станем и мы этого делать, тем более что читатель и сам уже обо всем догадался. Нам это чувство знакомо куда лучше, но и бырры не были ему чужды. Одним словом, Рышш. Вся беда в том, что Рышш ни за что не спустилась бы с этого обрыва живой. Большинство бырров на месте Фырта бросили бы и Рышш, и всех остальных – собственно, взрослые так и сделали. Но Фырт почувствовал, что просто не может так поступить.

Неподалеку был небольшой пригорок, на котором Фырт случайно встретил Рышш несколько лун назад. Пригорок был каменистым, там почти ничего не росло, и бырры, как и хищники, обходили его стороной. Фырт временами прятался там, чтобы отдохнуть от постоянного ора детенышей в стойбище племени. Оказалось, Рышш тоже приходила туда за тем же самым. И гореть на пригорке было просто нечему. Одного взгляда Рышш было достаточно: Фырт взревел, схватил за руки Рышш и еще кого-то (он и не заметил, кого именно) и бросился бежать. Перепуганные бырры устремились за ними… Остаток ночи они провели на пригорке, кашляя и чихая от дыма (дождь, увы, так и не пошел). А еще они были очень голодны.

Наутро, в надежде найти хоть что-нибудь съедобное, выжившие бырры двинулись в саванну, обходя еще горящие деревья. Они шли и шли, не находя ничего. Только обгоревшие туши антилоп, буйволов, лошадей, обезьян… В одном месте они наткнулись на семейство львов – все они были мертвы, их шкуры обуглились почти до черноты. К вечеру они зашли очень далеко, до стоянки соседнего племени… И там тоже не выжил никто.

Когда силы почти совсем кончились, бырры расположились неподалеку от сгоревшего дерева. Из-под его обугленной коры еще вырывались струйки дыма, а кое-где и язычки пламени. Вокруг дерева валялись несколько обгорелых туш антилоп. Есть было нечего, совсем нечего. Фырт бы перетерпел до утра и пошел дальше, но Рышш уже не могла держаться на ногах от голода – ей и до пожара доставалась совсем малая доля собранной племенем еды. И Фырт решил рискнуть. Он подобрал камень, потом еще один, парой метких ударов превратил больший из них в чоппер и двинулся к антилопам. Рубить обгорелые туши оказалось не слишком трудно, и Фырт быстро отделил приличный кусок окорока.

Ему было очень страшно: мясо еще пахло дымом, а этот запах всегда вызывал у бырров ужас, тем более сегодня. Фырт вспомнил погибшего этой ночью вождя, который всегда первым проверял пригодность еды. Теперь это должен был сделать сам Фырт: остальные еще ночью молча признали его первенство. И он решился.

Через минуту, с недоеденным куском в руке, он уже бежал к Рышш… А еще через десять лет Фырт и Рышш учили своих детей хранить и беречь огонь, чтобы жарить на нем всякую живность. Дети на этой диете росли быстро, а болели и умирали реже, и когда бырры уходили со своих стоянок, они стали уносить с собой тлеющие сучья из костра…

Версия №2. В сухую погоду не стоит жить слишком близко к бурелому: еще в детстве отец учил этому юного Фырта (вы же не будете настаивать, чтобы я придумал вместо Фырта кого-то еще?). Но в конце прошлого периода дождей отец Фырта погиб в схватке со здоровенным леопардом. А вождь бырров и раньше-то не прислушивался к чужим советам – эта черта свойственна и многим его потомкам даже до сего дня. Поэтому вождь усадил подростков у сухих ветвей рухнувшего много лет назад баобаба (см. примечание выше), на мягкой сухой траве. Сам Бырр расположился в ветвях, одним глазом приглядывая за тем, как мальчишки тренировались в изготовлении чопперов, а большей частью наблюдая, как взрослые бырры приносят ему собранную за день еду. Сегодня племени повезло: среди найденного была газель, убитая леопардом и почти не тронутая им. Ну, то есть не совсем нетронутая… но голодным быррам было чем поживиться.

Фырт усердно молотил камнем по камню, стараясь сделать годный к использованию чоппер. Получалось неплохо, хотя Бырр был недоволен – но он всегда был недоволен к вечеру, потому что приближалось время делить еду, а он был голоден не меньше остальных, а большую часть еды придется отдать… Подростки предъявляли Бырру сделанные ими чопперы, как их потомки через полтора миллиона лет будут сдавать учителю тетрадки с контрольной работой. Придирчиво осмотрев результаты их труда, Бырр в большинстве случаев размахивался и зашвыривал эти чопперы очень далеко, на радость будущим археологам. Вот преимущество олдувайской культуры: с тетрадками так не получается, я сам пробовал…

Все шло так хорошо… Восьмой чоппер должен был, наконец, получиться (семь предыдущих поделок Фырта Бырр отверг) – но при последнем, особенно мощном и точном ударе от камня отлетела искорка, и сухая трава вспыхнула. На ветру огонь разгорелся моментально, и все бырры, заметившие дым и пламя, похватали все, что можно было быстро унести – собственно, только детей – и ринулись в саванну. Фырт тоже собрался бежать вместе со всеми, но возмущенный его оплошностью Бырр дал ему оплеуху и жестом приказал остаться или бежать в другую сторону. Путь с племенем был ему теперь заказан.

Ошарашенный внезапным изгнанием из племени, Фырт остался у горящего дерева – все равно идти было некуда. Через час с той стороны, куда ушло племя бырров, появилась Рышш и молча села на землю рядом с ним. Фырт никак не ожидал, что она решится оставить племя из-за него (ради него!); все, что он смог – так же молча погладить ее руку. Можно было бы счесть это хэппи-эндом, но у бродившего неподалеку львиного прайда было другое мнение.

Хищники медленно и нерешительно окружили пару злополучных бырров (или уже не бырров?), их полукруг потихоньку сжимался. Фырт и Рышш так же тихо и медленно отодвигались от них, все больше приближаясь к горящему дереву у них за спиной. В какой-то момент одна львица уже была готова прыгнуть на добычу, казавшуюся такой беззащитной. В этот самый миг Фырт почувствовал спиной жар, развернулся и увидел отвалившуюся от дерева пылающую ветку, упавшую почти ему на спину. Он хотел просто отшвырнуть ее, схватил за еще не охваченную огнем часть, размахнулся… и увидел, что львица отпрянула, испуганная пламенем у самого своего носа. Остаток ночи Фырт и Рышш поджигали ветки и пучки травы, разгоняя хищников. К рассвету львы решили, что худосочные подростки не стоят усилий, и ушли искать кого-нибудь еще.

Фырт и Рышш не решались отойти от догоравшего дерева, так что предрассветный холод не добрался до них. Это было удивительно, потому что бырры привыкли к тому, что под утро все замерзают. Вот только голод не отступал. Но есть было нечего, а уходить – страшно. Рышш заметила под грудой углей принесенную кем-то накануне Бырру тушку газели и показала ее Фырту. Тот покачал головой в нерешительности, потом быстрым движением вытащил ее из-под углей. Поколебавшись, он все же попробовал ее – оказалось вкусно, и жевалось куда легче, чем сырое мясо… С этого дня началась история нового племени – теперь оно звалось фыртами и их главной защитой стал огонь.

Версия №3. …Рышш была ужасно любопытной девчонкой. Она могла часами следить за шныряющими в реке рыбками или пасущимися антилопами. Мать пыталась отгонять ее, потому что это часто бывало опасно: пара леопардов прошлой весной не сожрала ее только потому, что была занята более увлекательным делом. Однажды в их саванне случился очередной пожар – не такое редкое событие, надо сказать. Горело во многих местах, так что племя решило переждать на каменистом пригорке (см. версию №1). Пока взрослые были заняты своими взрослыми делами (откровенно говоря, просто грумингом), Рышш спустилась с пригорка и подобралась к краю горящей саванны. С большого камня она наблюдала, как пламя превращает в угольки траву, как улепетывают от него муравьи и жуки. Одна аппетитная ящерица выскочила из занимавшегося кустика, взобралась на ветку повыше – но тут пламя догнало ее, и она свалилась с ветки прямо в огонь. Это было не то зрелище, какое хотел бы увидеть современный читатель, но Рышш была не так сентиментальна (до встречи с Фыртом оставалось еще несколько лет).