Текст книги "Мысли на каждый день года"

Неделя восемнадцатая по Пятидесятнице

(1 Кор. 9:6-11; Лк. 5:1-11)

Целую ночь трудились рыбари и ничего не поймали; но когда Господь вошел в их лодку и после проповеди велел забросить мрежу, поймалось столько, что вытащить не могли и мрежа прорвалась. Это образ всякого труда без помощи Божией – и труда с помощью Божией. Пока один человек трудится и одними своими силами хочет чего достигнуть – все из рук валится; когда приблизится к нему Господь – откуда потечет добро за добром. В духовно-нравственном отношении невозможность успеха без Господа осязательно видна: «Без Меня не можете творити ничего же», – сказал Господь. И этот закон действует во всяком. Как ветка, если не сращена с деревом, не только плода не приносит, но, иссыхая, и живность теряет, так и люди, если не состоят в живом общении с Господом, плодов правды, ценных для жизни вечной, приносить не могут. Добро какое и бывает в них иногда, только на вид добро, а в существе недоброкачественно, как лесное яблоко и красно бывает с виду, а попробуй – кисло. И во внешнем, житейском отношении тоже осязательно видно: бьется, бьется иной – и все не впрок. Когда же низойдет благословение Божие – откуда что берется. Внимательные к себе и к путям жизни опытно знают эти истины.

Понедельник (Фил. 1:1–7; Лк. 4:37–44). «И другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан». Это – «ибо на то Я послан» – священству нашему надобно принять себе в непреложный закон. И апостол заповедал им в лице ев. Тимофея: «настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай» (11 Тим. 4, 2). Истину на землю принес Господь и Дух Святый, исполнивший апостолов в день Пятидесятницы, – и ходит она по земле. Проводники ее – уста иереев Божиих. Кто из них затворяет уста свои, тот преграждает путь истине, просящейся в души верующих. Оттого и души верующих томятся, не получая истины, и сами иереи должны ощущать томление от истины, которая, не получая исхода, тяготит их. Облегчись же, иерей Божий, от этой тяготы, испусти потоки Божеских словес в отраду себе и в оживление вверенных тебе душ. Когда же увидишь, что и у тебя самого нет истины, возьми ее: она – в святых писаниях; и, исполняясь ею, препровождай ее к детям твоим духовным: только не молчи. Проповедуй, ибо на это ты призван.

Вторник (Фил. 1:8-14; Лк. 5:12–16). Припал прокаженный к Господу, молясь: «Господи! Если хочешь, можешь меня очистить». Господь сказал: «Хочу, очистись». И тотчас проказа сошла с него. Так и всякая нравственная проказа тотчас отходит, как только припадет кто к Господу с верою, покаянием и исповедью – истинно отходит и теряет силу всякую над ним. Отчего же проказа иногда опять возвращается? Оттого, отчего возвращаются и телесные болезни. Говорят выздоровевшему: «Того не ешь, этого не пей, туда не ходи». Не послушает и раздражит опять болезнь. Так и в духовной жизни. Надо трезвиться, бодрствовать, молиться: болезнь греховная и не воротится. Не станешь внимать себе, все без разбору позволишь себе и видеть, и слышать, и говорить, и действовать – как тут не раздражиться греху и не взять силу снова? Господь велел прокаженному все исполнить по закону. Это вот что: по исповеди надо брать епитимью и верно ее исполнять; в ней сокрыта великая предохранительная сила. Но отчего иной говорит: одолела меня греховная привычка, не могу с собою сладить. Оттого, что или покаяние и исповедь были неполны, или после предосторожностей слабо держится, или блажь на себя напускает. Хочет без труда и самопринуждения все сделать и побежден бывает врагом. Решись стоять до смерти и делом это покажи: увидишь, какая в этом сила. Правда, что во всякой непреодолимо являющейся страсти враг овладевает душой, но это не оправдание; ибо он тотчас отбежит, как только произведешь с Божьею помощью поворот внутри.

Среда (Фил. 1:12–20; Лк. 5:33–39). Сынам брачным непристойно поститься, пока с ними жених, сказал Господь и тем изрек закон, что и в добродетелях с подвигами всему свое место и время. И это до того неотложно, что дело неблаговременное и неуместное теряет свою добротность, или совсем, или частью. В природе внешней Господь все устроил мерою, весом и числом; хочет, чтоб и в нравственном порядке было все благообразно и по чину. Внутреннее благообразие составляет сочетание каждой добродетели со всеми ими в совокупности или гармония добродетелей, чтоб никакая не выдавалась без нужды, а все были в строю, как голоса в хоре. Внешнее благообразие всякому делу дает свои места, время и другие соприкосновенности. Когда все это устроится как следует, тогда происходит то же, что красивую особу одеть в прекрасные одежды. Добродетель, благообразная и внутренне, и внешне, достолюбезна; а делает ее такою христианское благоразумие, у старцев – рассуждение, приобретаемое опытами, здравым обсуждением житий святых при свете слова Божия.

Четверг (Фил. 1:20–27; Лк. 6:12–19). «И пробыл всю ночь в молитве к Богу». Тут основание и начало христианских всенощных бдений. Жар молитвенный гонит сон, и восхищения духа не дают заметить течения времени. Настоящие молитвенники и не замечают того; им кажется, будто они только что стали на молитву, а между тем уж и день показался. Но пока дойдет кто до такого совершенства, надо поднимать труд бдения. Несли его и несут уединенники; несли его и несут общежительные; несли его и несут благоговейные и богобоязненные миряне. Но хоть с трудом приходится бдение, плод его остается в душе прямой, всегдашний – умиротворение души и умиление, при расслаблении и изнеможении тела. Состояние очень ценное в ревнующих о преуспеянии в духе! Оттого, где заведены бдения (на Афоне), от них отстать не хотят. Все сознают, как это трудно, но отменить этот чин никому нет желания ради той пользы, какую принимает душа от бдений. Сон больше всего успокаивает и питает плоть; бдение же больше всего смиряет ее. Выспавшийся вдоволь тяжел бывает на дела духовные и хладен к ним; бдящий – быстродвижен, как серна, и горит духом. Если должно обучать добру плоть, как рабу, то ничем нельзя так успеть в этом, как частым бдением. Тут она испытывает вполне власть духа над собою и приучается покорствовать ему, а дух приобретает навык властвовать над нею.

Пятница (Фил. 1:27-2:4; Лк. 6:17–23). Ублажает Господь нищих, алчущих, плачущих, поносимых при том условии, если все это Сына Человеческого ради; ублажается, значит, жизнь, окруженная всякого рода нуждами и лишениями. Утехи, довольство, почет, по слову сему, не представляют собою блага; да оно так и есть. Но пока в них почивает человек, он не сознает того. Только когда высвободится из обаяния их – видит, что они не представители блага, а только призраки его. Душа не может обойтись без утешений, но они не в чувственном; не может обойтись без сокровищ, но они не в золоте и серебре, не в пышных домах и одеждах, не в этой полноте внешней; не может обойтись без чести, но она не в раболепных поклонах людских. Есть иные утехи, иное довольство, иной почет – духовные, душе сродные. Кто их найдет, тот не захочет внешних; да не только не захочет, а презрит и возненавидит их ради того, что они заграждают духовные, не дают видеть их, держат душу в омрачении, опьянении, в призраках. Оттого такие вседушно предпочитают нищету, прискорбность и безвестность, чувствуя себя хорошо среди них, как в безопасной какой-нибудь ограде от обаяния прелестями мира. Как же быть тем, к кому все это идет само собою? Быть в отношении ко всему тому, по слову св. апостола, как не имеющий ничего.

Суббота (1 Кор. 15:58–16:3; Лк. 5:17–26). «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – сказал Он расслабленному; – тебе говорю, встань, возьми постель твою и иди в дом твой». Отпущение грехов – чудо внутреннее, духовное; исцеление от расслабления – чудо внешнее, естественное действие Божие на мир, вместе с тем физическое. Этим событием оправдывается и утверждается привтечение силы Божией и в порядок мира нравственного, и в явления мира физического. Последнее в видах первого, ибо в нем цель всего. Господь не насилует свободы, а вразумляет, возбуждает, поражает. Лучшее к тому средство – чудо внешнее. Быть ему положено тогда, когда было положено быть разумной твари, управляющейся свободою. Эта связь так существенна, что отвергающие сверхъестественное действие Божие на мир вместе с тем отвергают и свободу человека в сознании, что последняя необходимо вызывает первое; и наоборот, исповедующие истину воздействия Божия в мире поверх естественного течения явлений могут смело им говорить: «Мы чувствуем, что мы свободны». Сознание свободы так же сильно и неотразимо, как сознание бытия. Свобода же неотложно требует непосредственных промыслительных Божиих действий: следовательно, и их признание так же твердо стоит, как сознание свободы.

Неделя девятнадцатая по Пятидесятнице

(2 Кор. 11:31–12:9; Лк. 6:31–36)

Коренная, неточная заповедь – люби. Малое слово, а выражает всеобъятное дело. Легко сказать – люби, но нелегко достигнуть в должную меру любви. Не совсем ясно и то, как этого достигнуть; потому-то Спаситель обставляет эту заповедь другими пояснительными правилами: «Люби, как самого себя; и как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Тут указывается мера любви, можно сказать, безмерная; ибо есть ли мера любви к самому себе и есть ли добро, которого не пожелал бы себе кто от других? Между тем, однако, это предписание не неисполнимо. Все дело стоит за тем, чтобы войти в совершенное сочувствие с другими так, чтобы их чувства вполне переносить на себя, чувствовать так, как они чувствуют. Когда это будет, нечего и указывать, что в каком случае надо сделать для других: само сердце укажет. Ты только позаботься поддерживать сочувствие, а то тотчас подойдет эгоизм и возвратит тебя к себе и заключит в себя. Тогда и пальцем не пошевелишь для другого и смотреть на него не станешь, хоть умри он. Когда сказал Господь: «Люби ближнего, как самого себя», – то хотел, чтобы вместо нас стал в нас, т. е. в сердце нашем, ближний. Если же там по-старому будет стоять наше «я», то не жди добра.

Понедельник (Фил. 2:12–16; Лк. 6:24–30). Горе богатым, насыщенным, смеющимся, хвалимым; напротив, благо тем, которые терпят всякую напраслину, побои, ограбления, насильные утруждения, – совсем наперекор тому, как обычно судят и чувствуют люди! Мысли Божии отстоят от помышлений человеческих, как небо от земли. Да и как же иначе. Мы в изгнании, а изгнанникам не дивны обиды и оскорбления. Мы под епитимиею, а епитимия и состоит в лишениях и трудах. Мы больны; а больным полезнее горькие лекарства. И Сам Спаситель во всю жизнь Свою не имел где главу преклонить и кончил ее на кресте – с какой же стати иметь лучшую участь последователям Его? Дух Христов – дух готовности все терпеть и благодушно нести все скорбное. Утешность, гонор, пышность, довольство чужды его исканий и вкусов. Путь его лежит по бесплодной, безотрадной пустыне. Образец – сорокалетнее странствование израильтян по пустыне. Кто же следует этим путем? Всякий, кто за пустынею зрит Ханаан, кипящий медом и млеком. Во время странствования своего и он получает манну, но не от земли, а с неба, не телесно, а духовно. Вся слава – внутрь.

Вторник (Фил. 2:17–23; Лк. 6:37–45). Не суди, отпускай, давай… По-видимому, все трата одна, а прибыли никакой. А между тем, вот что обещается: не будешь осуждать – и тебя не осудят; будешь отпускать – и тебе отпустят; будешь давать – и тебе дано будет. Теперь эта прибыль не видна; но она прибудет несомненно тому, кто от сердца сделает указанные затраты – прибудет именно в ту пору, когда больше всего будет чувствоваться нужда в неосуждении и прощении. Как обрадуется тот, кто вдруг сподобится получить такие блага, как будто ни за что! И наоборот, как будет скорбеть и горевать тот, кто в свое время не умел прибыльно распорядиться своим достоянием! Все бы отпустил и все бы роздал, да поздно: всему свое время. Не все гонятся за такою прибылью, которая прямо идет в руки, почти вслед за тратою. Брось, по русскому присловью, хлеб-соль назади – он очутится впереди. Образ действий в показанных случаях действительно похож на бросание; но только тут бросается не на попрание, а в руки Божии. В этих руках и хранение верно, и получение из них несомненно. Приложи только веру и упование.

Среда (Фил. 2:24–30; Лк. 6:46-7:1). «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! и не делаете того, что Я говорю?» Отчего зовут Господом, а не творят воли Господней, то есть делами не признают господства Его? Оттого, что только языком так зовут, а не сердцем. Когда бы сердце произносило: «Господи, Ты мой Господь», – тогда в нем пребывала бы и полная готовность повиноваться тому, кого исповедуют своим Господом. А так как этого нет, то дела идут врозь с языком, а дела всегда таковы, каково сердце. Что же, стало быть, нечего и взывать: «Господи, Господи?» Нет, не то. А надобно к внешнему слову приложить слово внутреннее – чувство и расположение сердца. Сядь и размысли о Господе и о себе самом: что Господь и что ты такое; что Господь для тебя сделал и делает, зачем живешь и до чего доживешь… Тотчас дойдешь до убеждения, что иначе нельзя, как исполнять волю Господа всю неуклонно; другого нет нам пути. Убеждение это родит готовность делом исполнить то, что говорится словом: Господь. При такой готовности возбудится потребность помощи свыше, а от нее молитва: «Господи, Господи! помоги и даруй силы ходить в воле Твоей». И будет взывание ко Господу, приятное для Господа.

Четверг (Фил. 3:1–8; Лк. 7:17–30). Св. Иоанн Предтеча посылает учеников своих спросить Господа: «Он ли Тот, Который должен прийти, или другого ожидать надобно?» Не для себя он так спрашивал, ибо знал точно, Кто Иисус Христос, будучи извещен об этом с неба, но для учеников. И ученики искали решения этого вопроса не из совопросничества, а из искреннего желания знать истину. Таковым нет нужды много говорить; Господь и не говорит, а только указывает на то, что было в ту пору Им совершено. Божественные дела свидетельствовали о божестве Его. Это было так очевидно, что вопрошавшие не стали уже больше вопрошать. Так и всегда. Сила Божия живет в Церкви; искренний искатель истины тотчас осязает ее и удостоверяется в истине. Это опытное удостоверение полагает конец всем вопросам и совершенно успокаивает. Кто же не хочет верить и, потеряв веру, начинает искать в Церкви и христианстве не основания веры, а поводов как бы оправдать свое неверие, тому никакие указания не кажутся удовлетворительными. Неверие же свое он считает основательным, хоть основания его мелочны и ничтожны. Того хочет его сердце – потому все и сносно.

Пятница (Фил. 3:8-19; Лк. 7:31–35). «С кем сравню людей рода сего?», т. е. Неверов? Если Господь делает этот вопрос как будто в недоумении, не тем ли более прилично нам недоумевать о явлениях неверия? Казалось бы, как идти против всесторонней очевидности? И, однако же, идут. Что сатана противится – это не дивно; его имя такое: противник истины и добра ясно видит, что Бог есть, что Он будет судить его и осудит, что казнь ему уже уготована, а все идет наперекор, и не для чего другого, как только на зло, а следовательно, на большую себе пагубу. Уж не этот ли дух богоборства владеет и неверами? По крайней мере по тем понятиям, какие имеем мы о душе и ее действиях, неверие при очевидности оснований веры необъяснимо, равно как необъяснимо и рабство грешника греху, когда он узнает ясно, что грех губит его. И какое еще противоречие! Только неверы и страстолюбцы отвергают бытие сатаны и нечистых духов. Те, которым бы больше всего надо было бы стоять за них, совсем отступаются от них. Не от них ли самих и наука-то эта? Темные тьму любят и научают говорить, что их нет и что в нравственном мире все строится само собою, без их козней и коварства.

Суббота (2 Кор. 1:8-11; Лк. 5:27–32). «Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию». Какое утешение для грешников! Но надобно отстать от грехов и творить одно добро; да и творя добро, все же почитать себя грешником и притом не на языке, а в сердце.

Не греши, а все же, как настоящий грешник, кайся и взывай ко Господу о помиловании. Когда будешь так настроен, значит, стоишь в истине; коль же скоро поддашься на праведность и станешь считать себя безгрешным, знай, что ты уклоняешься от пути правого и пошел к тем, которым нет спасения. Как совместить исправную жизнь с чувствами грешности – об этом спрашивают только книжники, которые пишут, а не делают; кто идет деятельным путем, для того это ясно до того, что он понять не может, как можно быть тому иначе.

Неделя двадцатая по Пятидесятнице

(Гал. 1:11–19; Лк. 7:11–16)

Видит Господь мать, плачущую о смерти сына, и милосердует о ней; в другой раз позван был на брак и сорадовался семейной радости. Этим показал Он, что разделять обычные житейские радости и печали не противно духу Его. Так и делают христиане истинные, благоговейные, со страхом провождающие жизнь свою. Однако они различают в житейском быту порядки от порядков; ибо в них много вошло такого, на чем не может быть Божия благоволения. Есть обычаи, вызванные страстями и придуманные в удовлетворение их; другими питается одна суетность. В ком есть дух Христов, тот сумеет различить хорошее от дурного: одного он держится, а другое отвергает. Кто делает это со страхом Божиим, того не чуждаются другие, хоть он и не поступает, подобно им, ибо он действует всегда в духе любви и снисхождения к немощам братий своих. Только дух ревности, меру преходящий, колет глаза и производит разлад и разделение. Такой дух никак не может удержаться, чтоб не поучить и не обличить. А тот заботится лишь о том, чтобы себя и семью свою учредить по-христиански; в дела же других вмешиваться не считает позволительным, говоря в себе: «Кто меня поставил судьею?» Такою тихостью он располагает к себе всех и внушает уважение к тем порядкам, которых держится. Всеуказчик же и себя делает нелюбимым, и на добрые порядки, которых держится, наводит неодобрение. Смирение в таких случаях нужно, христианское смирение. Оно источник христианского благоразумия, умеющего хорошо поступать в данных случаях.

Понедельник (Фил. 4:10–23; Лк. 7:36–50). Отчего так случилось, что Симон-фарисей чтит Господа и приглашает Его к себе, но тут же, увидев, что Он благосклонно допускает к Себе и грешницу, соблазняется и начинает думать: «Если бы Он был пророк?..» Оттого, что захлопотался об угощении и за хлопотами оставил здравое рассуждение о порядках Божиих. Эти две области, житейская и духовная, совсем не схожи по своим свойствам и законам. Между тем ум наш, чем очень займется, по законам того и судить начинает.

По житейским порядкам с явною грешницею нельзя иметь общение; Симон так и судит, забыв, что покаяние всех делает чистыми и грешников равняет с праведниками. Он думает, что грешнице не следует тут быть и что Спаситель, если не отгоняет ее, то потому, верно, что не знает, кто она; от этой мысли тотчас родилась и другая: если не знает, то какой же Он пророк? Словом-то он не сказал этого, а только подумал, и наружно ни в нем, ни в его хлопотах, как доброго хозяина, не произошло никакой перемены, но Господь видел его сердце и по сердцу его сделал ему вразумление. Он внушил ему, что грешникам-то и место около Него и что грешница, прилегшая к Нему сердцем, больше почтила Его, чем он, почтивший Его только угощением. Внешнее вводит человека в неприятное Господу чувство праведности, а внутреннее всегда держит его в чувствах своего непотребства пред лицом всеведущего Господа.

Вторник (Кол. 1:1–2, 7-11; Лк. 8:1–3). Господь проповедует, жены служат Ему от имений своих и, таким образом, как бы являются соучастницами в самой проповеди.

Не всем дано проповедовать Евангелие, но все могут содействовать его распространению и быть соучастниками в этом первом на земле деле. Таковых соучастников и соучастниц много было во время проповеднических трудов святых апостолов, а потом их преемников и, наконец, по всей истории Церкви. Являются они и доселе. Наши апостолы на Кавказе и в разных местностях Сибири усердно трудятся, терпя всякую нужду и всякие лишения. Они продолжают дело Господа и святых апостолов. Какие жены и мужи пошлют им помощь, те станут в чин жен, служащих Господу, и удостоятся равного с теми воздаяния. Господь сказал: «Принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает» (Ии. 13, 20). Значит, Он отождествляет Себя с посылаемым на проповедь; следовательно, и услугу, оказанную посланникам Его, отождествит Он с услужением Себе Самому. По закону благости и правде Его, кто как кого принимает, тот такую и награду получает (Мф. 10, 41). Достаточное, кажется, побуждение не сокращать руки своей в жертвах на вспомоществование великому делу проповеди евангельской.

Среда (Кол. 1:18–23; Лк. 8:22–25). Садясь в лодку, чтоб переплыть на другую сторону озера, думали ли апостолы, что встретят бурю и подвергнут жизнь свою опасности? Между тем вдруг поднялась буря, и они не чаяли уже остаться живыми. Таков путь жизни нашей! Не знаешь, как и откуда налетит беда, могущая уничтожить нас. То воздух, то вода, то огонь, то зверь, то человек, то птица, то дом – словом, все окружающее вдруг может превратиться в орудие смерти нашей. Отсюда закон: живи так, чтоб каждую минуту быть готовым встретиться со смертью и небоязненно вступить в ее область. Сию минуту жив ты, а кто знает, будешь ли жив в следующую? По этой мысли и держи себя. Делать все делай, что следует по порядкам жизни твоей, но никак не забывай, что можешь тотчас переселиться в страну, откуда нет возврата. Непамятование о сем не отдалит определенного часа, и намеренное изгнание из мысли этого решительного переворота не умалит вечного значения того, что будет с нами после него. Предав жизнь свою и все в руки Божии, час за часом проводи с мыслию, что каждый из них час последний. В жизни от этого умалится число пустых утех, а в смерти неиссчетно будет вознаграждено это лишение радостью, которой ничего нет равного в радостях жизни.

Четверг (Кол. 1:24–29; Лк. 9:7-11). Услышав о делах Христа Спасителя, Ирод говорил: «Иоанна я обезглавил; кто же Этот?» – и пожелал видеть Его. Желал видеть и искал случая к тому, но не удостоился, потому что искал не для веры и спасения, а из пустого любопытства. Пытливость – щекотание ума; не истина дорога ей, а новость и особенно эффектная. Оттого она нередко не довольствуется самою истиною, а среди нее ищет чего-либо особенного, а выдумав это особенное, она на нем и останавливается и других привлекает к тому. Истина тут становится сзади, а впереди стоит своя выдумка. В наши дни такова замашка немецкого ума. Немцы помешались на том, чтобы выдумывать. Всю область истины Божией, как туманом, закрыли своими выдумками. Возьмите хоть догматы, хоть нравоучение, хоть историю, хоть слово Божие – все так загромождено выдумками, что до истины Божией и не доберешься. А между тем, они их интересуют и тех, кто одного с ними настроения. Истина Божия проста; гордому ли уму заниматься ею? Он лучше свое выдумает. Это эффектно, хоть пусто и слабо, как сеть паутинная. Что это так, просмотрите нынешние теории мироздания: они походят на бред сонного или опьяненного. А уж как кажутся хороши изобретателям! Сколько тратится на это сил и времени – и все понапрасну! Дело совершилось просто: «Рече, и быша; повеле, и создашася». Лучше этого решения никто не придумает.

Пятница (Кол. 2:1–7; Лк. 9:12–18). Чудное насыщение народа в пустыне – образ насыщения верующих во ев. причащение Пречистым Телом и Пречистой Кровию Господа. Господь сидит особо; народ рассажен рядами; апостолы посредствуют, получают хлеб и раздают. Так и ныне: верующие все разделены на группы – малые частные церкви, в которых Господь, невидимо присутствуя, раздает Свое Тело и Кровь чрез апостольских преемников. Как тогда апостолами, так теперь преемниками их говорит Он: «Вы дайте им есть». Как тогда, так и теперь народ верующий неотступно предстоит Господу в посте, слушании слова и молитвенном взыскании исцеления от грехов, когда готовится приступить к Божественным Тайнам. Так предначатое в явлении Господа таинство продолжается доселе и будет продолжаться до скончания века. И в будущем веке будет своего рода причащение, ибо Господь обещает дать вкусить от манны сокровенные и от древа животного (Апок. 2:7 и 17). И в земном раю для прародителей устроено было свое таинственное причащение – вкушение от древа жизни; в ветхозаветной же церкви образ его – вкушение пасхального агнца. Таким образом, таинственное причащение началось с родом человеческим, было и будет с ним во веки вечные, в разных видах, но одном значении – преискреннего общения с Господом; ибо «в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ии. 1:4). Созданным по образу Божию и надлежит быть в таком общении с Тем, «Который есть сияние славы и образ ипостаси Отчей» (Евр. 1:3).

Суббота (2 Кор. 3:12–18; Лк. 6:1-10). Господни ученики срывают колосья, растирают их руками и едят в субботу. Дело очень маловажное и на вид и по существу своему; между тем фарисеи не утерпели и укорили их. Что заставило их поднимать об этом речь? На вид – неразумная ревность, а в существе – дух пересудливости. Этот за все цепляется и все представляет в мрачном виде беззаконности и пагубности. Это немощь в большей или меньшей степени почти общая у людей, не внимающих себе. Словом, не всякий выскажет пересудливые мысли, а удержаться от них редкий удерживается. Кто-то присудит сердцу и разжигает его на пересуды – оно и источает их. Но в то же самое время пересудчик сам готов на недобрые дела, лишь бы только никто не видал, и непременно состоит в недобром порядке в каком-либо отношении; он как будто затем и судит и осуждает, чтобы чувство правды, оскорбленное и подавленное в себе, вознаградить нападками на других, хоть бы то и неправыми. Правдолюбивый и стоящий в правде, зная, как трудно достается исправность в делах, а еще более в чувствах, никогда не станет судить; он скорее готов бывает покрыть снисхождением не только малое, но и великое преступление других. Господь не судит пересудчиков-фарисеев, а снисходительно толкует им, что ученики сделали поступок, который всякий, рассудив как следует, может извинить. И всегда почти так бывает: рассуди о поступке ближнего – и найдешь, что он совсем не имеет того важного, ужасающего характера, который показался тебе в нем с первого раза.