Текст книги "Автопортрет"

Постепенно, со многими неудачами и остановками выплывало на холст лицо. Валерий Александрович давно изучил в нём каждую морщинку, любое пятнышко. Он уже свободно мог бы обойтись и без измерителя, и без выученного наизусть "Очерка физиогномических сведений", и даже без зеркала и спектроскопа. Просто на глаз научился Полушубин определять сколько и какой нужно взять краски, в какой пропорции разбавлять её маслом или лаком.

Но каждый раз, хотя Валерий Александрович заранее знал результаты измерений, он заново перепроверял их, потом читал вслух: "Нос приплюснутый свидетельствует о неблагодарности душевной", – и приникал к зеркалу, и массировал нос, и повторял замеры вновь и вновь, пока не доказывал неподкупному внутреннему контролёру, что неблагодарность его душе чужда. Даже на службе, то есть там, где можно и не думать о добрых чувствах, они не покидали Валерия Александровича. Тот, кто относился к нему по-человечески, всегда мог рассчитывать на взаимопонимание.

Главный инженер – на редкость неприятная личность! – лишь однажды сделал Валерию Александровичу доброе дело. В последний год, когда Полушубину надо было зарабатывать пенсию, именно Главный инженер перевёл его на сетку старшего и выхлопотал вдобавок персональную надбавку из директорского фонда. И хотя никаких джентльменских договорённостей между ними не существовало, Валерий Александрович не остался в долгу. Безропотно визировал и разрешение на временный паропровод, и технологический регламент процессов анодирования (будут ещё у "фитюльки" с ним неприятности!), и мало ли что ещё. Знал, что рискует, подписывая эти документы, но не мог отказать, не мог проявить неблагодарность.

После уточняющих замеров нос на картине остался прежним, даже лёгкая приплюснутость, если приглядеться, была на месте.

Окончательную проработку портрета Валерий Александрович делал красками, разведёнными не на масле, а на лаке, Этот способ, как вычитал он в учебнике живописи, позволял добиться большей глубины света и гарантировал, что картина не изменит колер, когда он покроет её лаком. Нынче картины лаком не покрывают, но Валерий Александрович хотел, чтобы произведение было готово полностью.

Последний день он просидел над работой допоздна, не вставая из-за мольберта, пока не решил, что труд его закончен. Оставалось последнее.

Валерий Александрович обмакнул тонкую беличью кисточку в алую сангину и аккуратно расписался в нижнем правом углу. Не завизировав, он не мог считать картину своей. Теперь – иное дело, его подпись известна всем, немало человек желало получить на документы этот краткий росчерк.

Развинтив зажимы струбцины, Валерий Александрович осторожно за края поднял готовую картину и повесил на гвоздь. Завтра он покроет её лаком, и ещё дня через три картину можно будет кому-нибудь показать.

Он отошёл на три шага, присел на диван, прищурившись, оглядел своё детище. С портрета на него смотрел умудрённый годами, пусть не слишком красивый, но умный, благородный, в меру отважный, добрый, но принципиальный, короче говоря – замечательный человек. И в то же время, это был он, Валерий Александрович Полушубин. Сходство было больше чем даже на фотографии, любой бы узнал его.

Валерий Александрович любовался своим двойником, улыбался, довольно кивал и незаметно задремал на диване.

Проснулся утром – в окно светило солнце. Поспешно поднялся, разгладил ладонями смятый костюм. Подошёл к портрету, внимательно исследовал краску. На вид она была совершенно сухой, можно браться за лак. Или подождать? А то не досушишь, и лак начнёт лупиться.

После некоторого колебания Валерий Александрович решил испытать лак на уголке полотна, где ровно зеленела портьера. Лак был в кладовке, и Валерий Александрович отправился за ним. Когда он с бутылочкой в руках появился в комнате, то обнаружил, что она полна народу. Десятка полтора человек полукругом стояли у картины и слушали женщину в строгом тёмном костюме, по виду явно экскурсовода.

– Перед вами одна из жемчужин нашего собрания: портрет старика кисти неизвестного автора, – накатисто говорила экскурсовод. – Картина датируется концом двадцатого века. Это единственное, что нам достоверно известно о великом шедевре, несмотря на то, что картина подписана. Подпись художника не идентифицирована искусствоведами, она не встречается более нигде. Общепринятое её прочтение: "Полуа", однако, художника с такой фамилией найдено не было, что заставляет предположить, что в углу проставлена понятная лишь автору аббревиатура или анаграмма…

– Позвольте! – сипло произнёс Валерий Александрович, но на него шикнули, и он остался стоять, сжимая в руке бутылочку с лаком.

– Анализ картины показывает, что автор не принадлежал ни к одной из известных художественных школ. Перед нами явно самоучка, но самоучка гениальный. Глубочайшее проникновение в душу персонажа выделяет картину даже среди всемирно-известных шедевров. Несомненно, перед нами портрет, предположение, будто художник создавал обобщённый образ, опровергнуто несколько лет назад, когда установили, что верхний слой краски скрывает ряд эскизов, имеющих несомненное сходство между собой, но лишённых психологической достоверности последнего варианта. очевидно, талантливый, но неопытный художник мучительно пытался проникнуть под маску своего героя и не успокоился, пока это не удалось ему…

– Кто вы такие? – обрёл голос Валерий Александрович. – Кто вам позволил здесь распоряжаться? Несколько человек недовольно оглянулось.

– Тише, гражданин! – сказала какая-то старушка. – Нельзя так. Вы в музее всё-таки.

Но большинство людей никак не отреагировали на возмущённую реплику хозяина. Они смотрели на портрет Валерия Александровича и слушали экскурсовода, которая как ни в чём не бывало продолжала монолог:

– В каталогах мировых шедевров картина значится как портрет старика, но любому человеку она известна под другим названием: "Старый лжец". Человек, изображённый на картине, всю жизнь носил маску, стараясь казаться лучше, чем он есть на деле. Лжец настолько привык к маске, что сам считает её своим подлинным лицом, и лишь гениальное чутьё художника уловило нарочитую искусственность добрых чувств, которые старик выставляет напоказ. Под маской же живёт безграничная и равнодушная пустота, отблеск которой художник сумел показать нам. Глубоко символичен материал, выбранный мастером для картины. Портрет написан на копии одного из величайших творений человеческого духа – "Мадонны" Леонардо да Винчи. Этот штрих, первоначально значимый лишь для мастера, ещё больше подчёркивает губительную пустоту Лжеца. Известный писатель Серафим Вдовцов писал о картине: "Счастливо человечество, что люди, подобные этому старику, не ходят по нашим городам. И мы должны быть благодарны неизвестному автору "Старого лжеца" за его мудрое и доброе предостережение…"

Люди толпились вокруг портрета, экскурсовод привычно завершала рассказ, но Валерий Александрович не слушал. Он пятился, закрываясь локтем, и боялся, что кто-нибудь оглянется на него и узнает.