Текст книги "Солнечный мальчик"

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ФЕДОР

Я не плАчу!

На станции было пустынно. Холодно светили зелёные огни светофоров. Ветер нёс по перрону обрывки пожелтевшей бумаги.

Вовка подошёл к краю перрона. Голубые полоски рельсов… Где-то далеко-далеко мчится по ним дымный паровоз и увозит с собой маму. То ли на Камчатку, то ли домой. Нет мамы.

Нет мамы, и навек останется он в грязной Курятне, где живут Кожаный, Степан-Григорий и похожая на гору мяса тётя Маня. И если сейчас он не вернётся к ним, то так и останется стоять здесь. Один. На холодном ветру. Голодный, полураздетый. Забытый всеми…

От этих мыслей Вовке стало до того горько, что он не выдержал и заплакал.

– Ты чего грязными слезами на чистую рельсу капаешь? – раздался над его головой громкий весёлый голос.

Вовка поднял голову.

Перед ним стоял моряк в чёрной куртке нараспашку и полосатой бело-синей рубахе. Он улыбался, и начищенные до блеска медные пуговицы на его куртке перемигивались.

– В чём дело? – спросил моряк. Вовка молчал.

– Ушибся?..

Не получив и на этот раз ответа, моряк нагнулся и подхватил Вовку на руки.

– Э-э, да ты никак всерьёз плачешь?

– Я не плачу, – пробормотал Вовка и залился в три ручья.

Руки моряка продолжали держать его на весу. От ощущения их силы Вовке стало немного легче. Моряк опустил его на землю.

– Стоп качать воду! – сказал он, вытащил из широких брюк клетчатый платок и вытер Вовке нос. – Ты, случайно, не потерялся?

Вовка кивнул.

– Давно?

– Четвёртый день…

– Ого! – удивился моряк. – Давай выкладывай, как было дело.

И Вовка рассказал всё. Он хотел верить, он не мог не верить этому большому добродушному человеку, которого видел первый раз в жизни. Он покорно разрешил набросить себе на плечи чёрную куртку, умыть себя под водопроводным краном и подвязать верёвкой развалившийся башмак.

– Ну, браток, у тебя и штиблеты! Первый сорт! —удивился моряк. – Таких до самой Камчатки не сыщешь… Я, между прочим, тоже туда, куда и вы, еду. От нас в Новый порт половина людей уезжает. Здесь кончили, там начнём строить… Давай-ка решим, что будем делать. Мне-то сейчас надо на стройку – кран сдавать.

– Какой кран? – удивился Вовка. – Вы же моряк?

– Был моряк, а теперь строитель. Машинист на кране. Думаешь, краном управлять легче, чем кораблём? На всё, брат, нужна сноровка. Не повеселел ещё? Поехали со мной, что-нибудь интересное покажу… Кстати, чтоб знал, – зовут меня Фёдором. А тебя?..

Кран и чайник

Ехали на попутной машине.

Когда машина проезжала мимо нового, только что отстроенного дома, Фёдор постучал по кабине.

– Приехали! – крикнул он.

Вовка вылез из кабины.

Дом-великан сиял сотнями окон. В них, правда, ещё не белели занавески, в доме не хлопали парадные двери. У стены ещё стоял, упёршись в рельсы железными ногами, огромный кран.

Сидя на рельсах, трое рабочих пили чай. Красный чайник стоял тут же прямо на земле.

– Чего ты пропал? Ждём тебя, ждём… – сердито сказал Фёдору один из рабочих.

– Дело одно получилось. Мальчишке помочь надо было, – объяснил Фёдор. – Пошли. Принимайте кран, что ли.

Они ушли, и Вовка снова остался наедине со своими невесёлыми мыслями.

Когда Фёдор вернулся, он это заметил сразу.

– Опять загрустил? – Фёдор покачал головой. – Зря! Сейчас поедем искать мать. А показать что-нибудь интересное я не обещал?

– Обещали…

– Ну вот… Видишь чайник? Смотри внимательно.

Фёдор поправил у чайника ручку, уцепившись за железную лесенку, начал карабкаться на кран, добрался до самого верха и скрылся в кабине.

Заурчали моторы. Кран тихонько двинулся с места.

Не доезжая до Вовки, кран остановился. Сверху медленно опустился крюк.

Фёдор, чтобы лучше видеть, высунул из кабины голову; прицелившись, подцепил крюком чайник и осторожно понёс его над Вовкиной головой в сторону.

Рабочие, которые издалека наблюдали эту сцену, засмеялись.

– Циркач! – с уважением сказал один из них. – Краном, как рукой, работает.

Кран покатился в самый конец рельсового пути. Там он остановился и, не пролив ни одной капли, опустил чайник на бетонную плиту.

– Ну как? – спросил Фёдор, спустившись на землю. – Видел?

– Видел, – выдавил из себя ошеломлённый Вовка. – А это правда ваш кран?

– Был мой. Теперь мой кран меня на Камчатке ждёт, – отшутился Фёдор. – Ну, идём в милицию – ещё одно дело сделаем… Стой, а ты, случайно, не голодный?..

Ещё одно дело

По пути в милицию зашли в столовую. Фёдор купил в буфете полбатона и пластину жёлтого ноздреватого сыра.

– Держи. Шесть дырочек на двоих.

Он снова ушёл и вернулся с парой матерчатых тапок.

– И это тебе. Ну, как сыр?

– Три дырочки съел, три вам оставил, – Вовка впервые за последние дни улыбнулся. – Дядя Фёдор, а в милицию мы зачем?..

Начальник милиции, выслушав Вовкину историю, развёл руками.

Ну что ты будешь делать! Три дня по всему строительству ищем. С ног сбились. Весь лес вокруг обыскали. Два раза начальству докладывали: нет, мол, такого мальчишки. А он тут – под самым носом… Сейчас маму сюда доставим, – она в гостинице остановилась.

Вовка сидел притихший и испуганно ждал, когда Фёдор заведёт речь о Кожаном.

– У нас ещё одно дело есть, – начал наконец Фёдор. – К любопытным людям нашего паренька здесь забросило. Вы о них ничего не слыхали?

И он рассказал историю с жёлтой сумкой.

– О-о-о!.. – протянул начальник и нахмурился. – Действительно, любопытно. Так было? – спросил он у Вовки.

– Так.

– Здорово! Сейчас же примем меры. С тётей Маней мы, между прочим, знакомы. Про Степана я тоже кое-что слышал. Мать у него нехорошая. Губит мальчишку. А вот Кожаный – птица покрупнее и осторожнее. Этот ещё не попадался. Подождите полчаса – может, понадобитесь.

Прошло, однако, больше часа, прежде чем начальник снова вызвал Фёдора с Вовкой.

– Вот какое дело,-сказал он.-Матери твоей в гостинице нет. Говорят, скоро вернётся. А у меня сейчас машина идёт туда. Отправляйтесь-ка вы – с жуликами дело ясное, разберёмся сами…

Вовка и Фёдор уже сидели в машине, когда на улице показались два милиционера. Между ними плыла, колыхаясь, тётя Маня и брёл, опустив голову, Степан. Кожаного с ними не было.

Проходя мимо машины, Степан поднял голову. Глаза мальчиков встретились.

Вовка почему-то вспомнил, как он стоял, прикрывая лицо руками, а Степан швырял камни в убегающего пса, вспомнил смолистые кедровые орехи и тёплые валуны на берегу реки… Вспомнил и невольно потянулся вперёд. Он хотел чтото сказать, но в эту минуту Степан сделал предостерегающий знак рукой, жалко улыбнулся и прошёл мимо.

– Дядя Фёдор, что с ними будет? – взволнованно спросил Вовка.

– Как что? Торговку в тюрьму посадят…

– А Степана?

– Ну, с ним – другое дело. Ему пропасть не дадут. В город, в интернат отправят… Держись крепче, поехали!

Вместе

Когда начальник милиции звонил в гостиницу, маму не нашли.

И всё-таки она была там. Её вызвали в камеру хранения.

– Гражданка, что это у вас в картонке? – с подозрением спросил кладовщик.

– Как что? Моя шляпа.

– Интересная шляпа, которая хрюкает. И запах от этой шляпы – хоть убегай. Не верите – убедитесь. Мама развязала картонку и ахнула.

На дне её копошилось что-то невообразимо грязное, колючее, облепленное бумажками и соломинками.

– Ёж! – Мама схватилась за голову. Кладовщик раскрыл рот от изумления…

Что делать со зверьком? Выбросить? Самое правильное было бы поступить именно так.

И всё-таки мама ежа не выбросила. Теперь, когда Вовки с ней не было, она не могла этого сделать. Ведь это был Вовкин ёж.

И мама унесла картонку к себе в комнату.

Бедная мама! Она снова должна была ездить по детским комнатам, звонить в отделения милиции, искать и надеяться. А надежд становилось всё меньше и меньше…

Когда мама, вычистив картонку и накормив ежа, вышла в вестибюль, к ней обратилась женщина в форменной фуражке и что-то сказала.

Мама безучастно кивнула.

Женщина засмеялась и громко повторила, почти крикнула:

– Вас ждут. Вон – сзади.

Мама обернулась, и в ту же минуту, отпустив руку какого-то моряка, к ней на шею кинулся Вовка.

В путь!

Для радости тоже нужно время. Прошло два дня, прежде чем мама пришла в себя и решилась ехать дальше.

К Иркутскому вокзалу подкатил, сияя стеклом и зеленью вагонов, скорый поезд.

По ступенькам в вагон весело поднялась мама с Вовкой. Следом за ними втащил чемоданы Фёдор.

Паровоз дал гудок. Поезд тронулся.

За окном поплыли перронные столбы, светофор, городские дома. Следом потянулись новостройки, блеснула река с чёрным полукольцом плотины.

Когда поезд проходил мимо Курятни, Вовка не удержался и выглянул в окно.

Бульдозеры кончали сносить посёлок. Они подошли уже к самому базару.

На том месте, где ещё вчера стоял Гришкин дом, ровной полосой тянулась отутюженная машинами, очищенная от гнили и мусора земля.

ГЛАВА ПЯТАЯ
В ПОЕЗДЕ

Первый день

Итак, они ехали вместе.

– Мне в Новый порт, вам в Новый порт – берём билеты заодно, а? – предложил в Иркутске Фёдор, и мама охотно согласилась.

Вообще она не знала, как и чем отблагодарить Фёдора.

– Если бы не вы… – без конца повторяла она, и каждый раз в её глазах появлялся испуг.

Но больше всех был доволен попутчиком Вовка.

– Дядя Фёдор, он всё-всё может, – шептал Вовка маме. – Знаешь, как он на кране работает? Захочет – самую мелкоту – даже нашу картонку – раз! – и подцепит.

При слове «картонка» мама улыбнулась. Она ждала, что Вовка, наконец, не выдержит и выдаст тайну.

Но сын тайну не выдавал.

«Там он или нет? – думал Вовка, искоса поглядывая на картонку. – Надо посмотреть. Хотя бы мама куда-нибудь вышла!»

Однако мама никуда не выходила, а картонку задвинула далеко под лавку.

В купе, кроме мамы, Вовки и Фёдора, ехал ещё один пассажир.

Он был неразговорчив, толстонос и, несмотря на жару, обут в толстые серые валенки.

– Зачем они ему? – удивлялся Вовка.

Поезд, отъехав от Иркутска, помчался по берегу Байкала– громадного, как море, озера. Вагон то нёсся почти у самой воды, то врывался в тёмные, полные паровозного дыма туннели.

Толстоносый один не считал вслух туннели и не восхищался озерем-морем. Когда стемнело, он стянул валенки, аккуратно положил их под лавку и лёг.

– Хрр-р… хрр-р… – раздалось через минуту.

Фёдор покосился на маму и ткнул толстоносого кулаком вбок. Тот недовольно хрюкнул, отвернулся к стене, натянул на голову одеяло.

Мама пожала плечами и вышла в коридор.

Вовка моментально нырнул под лавку.

Картонка стояла в самом дальнем углу. Он пошевелил её – тихо. Приподнял крышку, осторожно сунул руку внутрь. Пусто!

Расстроенный пропажей, Вовка вылез из-под лавки, скрючился у окна и до самой ночи ни с кем не разговаривал.

Ночь он спал плохо.

Валенки

Разбудила Вовку утренняя возня в вагоне.

Поднялись все. Мама, напевая песенку, хлопотала у столика. Фёдор, в одной тельняшке, с полотенцем на шее, сопел и приседал в проходе между лавками, – делал зарядку. Толстоносый лёжа завязывал шнурки галифе.

Потом он сел и спустил ноги с полки.

– Подвинься!

Вовка подвинулся и при этом задел каблуком лежавшие на полу валенки.

Толстоносый что-то проворчал, сгрёб валенки в охапку и начал их надевать.

Вагон качало. Стоя на одной ноге, он старался попасть второй в голенище.

Раз – не попал. Два – мимо. Третий… – есть! Толстоносый с размаху сунул ногу внутрь валенка и тотчас же дико заорал:

– Ай!

Все вскочили. Мама уронила нож и, побледнев, спросила:

– Что случилось?

Толстоносый с визгом прыгал по купе. На его ноге болтался надетый до половины валенок.

– Стоп!

Фёдор поймал толстоносого за ногу и толчком усадил на лавку.

– Перестаньте орать, – спокойно сказал он. – Вас что, укусили?

– Д-да… Не знаю… Там, там! – Толстоносый, задыхаясь от испуга, указывал пальцем на валенок.

Фёдор сорвал валенок с его ноги, сунул внутрь руку и немедленно отдёрнул её.

Из валенка послышалось раздражённое пыхтение: «Пф! Пф!»

Вовка даже подпрыгнул на месте: «Неужели в валенке Мурзик?»

Но, как ни старались вытряхнуть таинственное существо из валенка, это оказалось невозможным. Валенок трясли, ударяли об пол – безрезультатно.

Тогда Фёдор достал из кармана складной нож и вопросительно посмотрел на толстоносого. Тот уныло кивнул.

Острым, как бритва, лезвием Фёдор разрезал валенок. Из него вывалился на пол, стуча иглами, ёж.

– Мурзинька, Мурзик! – радостно повторял Вовка, осторожно беря ежа на руки. – Ведь здесь был! Не убежал!

Ёж тыкался ему в ладони шелковистым тёплым рыльцем, доверчиво похрюкивая.

– Откуда этот зверь? – удивился Фёдор.

И только мама, вместо того чтобы ахать, тихо рассмеялась.

Вовка понял, что его тайна давно раскрыта.

– Мамочка, ты не сердишься? – спросил он, бросаясь маме на шею. – Ну, скажи, не сердишься?

– Скажу, когда сознаешься, куда дел мою шляпу, – ответила мама.

О смятой шляпе разговаривать было опасно. Вовка понял, что он прощён, и, соскочив с маминых колен, бросился устраивать ежа на старом месте – в картонке.

Сидя в углу, толстоносый натягивал на ногу разрезанный донизу валенок.

– Для чего вам валенки? – спросил Фёдор. – Выкинули бы их. Лето, не на север едете.

– Куда надо, туда и еду. Никого мои дела не касаются, – чуть не плача огрызнулся толстоносый. – Подавитесь вы своим ежом! Еду и всё. Милиции нет – я бы вам показал, как в поезде ежей возить. Ну, ничего. Сейчас он у вас полетит за окно.

Толстоносый ушёл и вскоре вернулся с начальником поезда.

В купе все притихли.

Начальник строго посмотрел на пассажиров.

– Вот это место, – жалобно объяснил толстоносый. Начальник важно кивнул.

– Разрешаю, – промолвил он, повернулся и вышел.

– Мама, что он разрешает? Выбросить Мурзика? – прошептал Вовка.

– Наверное – нас, – серьёзно и тоже шёпотом ответила мама.

Фёдор молчал, ожидая, что будет дальше.

Толстоносый свернул постель, достал из-под полки свой чемодан и ушёл.

Второй раз он пришёл вместе с какой-то хорошо одетой пожилой женщиной. У женщины в руках была ярко-красная сетка с посудой, а у толстоносого – её чемодан.

– Счастливо оставаться, располагайтесь свободнее, – забормотал толстоносый, запихивая чемодан под лавку.

– Володя, помоги, там наши вещи – они мешают, – сказала мама.

Не понимая, для чего всё это делается, Вовка забрался под лавку, подвинул там чемоданы, а когда вылез оттуда, – увидел неожиданное зрелище. На том месте, с которого он только что встал, сидела девочка.

Настоящая девочка в горошистом платье с огромным бантом на голове.

Новые соседи

«Ого! – удивился про себя Вовка. – Целый вертолёт!» Таких бантов он ещё никогда не видал.

– Здравствуй, девочка! – сказала мама. – Как тебя зовут?

Девочка поджала губы и покосилась на пожилую женщину.

– Что же ты, Елена, не здороваешься?.. – с неудовольствием промолвила та. – Простите, я тоже не представилась. Верховская Генриетта Николаевна…

– Тоня.

– Фёдор

– А это моя внучка – Елена. Мы с ней едем на Камчатку. В Новый порт. Мой сын там работает инженером…

"Интересно она говорит – «инжэнэром», – подумал Вовка.

Делая вид, что не замечает девочку, Вовка залез с ногами на постель и пару раз перекувырнулся.

Девочка сидела молча, поджав губы, и смотрела в окно. На Вовкины фокусы она не обращала никакого внимания.

Зато её бабушка оказалась очень разговорчивой.

– Как у вас здесь хорошо, – призналась она. – Мы ехали в соседнем вагоне, так, поверите ли, там было не купе, а кошмар. У нас верхняя полка. Вы, конечно, понимаете – для двух женщин…

Вовка фыркнул.

– …для двух женщин – это невозможно. Но и этот билет еле-еле достали. Все куда-то едут, едут… Знаете, кто ещё был у нас в купе? Не поверите. Во-первых, – доктор, который лечит в Монголии больной скот. Страшно подумать. Сплошная инфекция! Во-вторых, – перед самым отходом вваливаются двое. В ватниках, в меховых шапках. Сели и молчат. Полдня просидели. Сходили за кипятком – молча. Вытащили из мешков железные кружки – по литру каждая, – выпили весь чайник. Молча. Без сахара. Спрашиваю проводника, кто такие. Говорит – тигроловы! Ужас! Я всю ночь не спала!

Вовка с завистью посмотрел на девочку. Подумать только – ехала с настоящими тигроловами!

Девочка по-прежнему сидела откинув назад голову и смотрела прямо перед собой.

«Задавака, – решил Вовка. – Нацепила бант и фасонит!» – И он достал из-под лавки коробку с ежом.

Мама нагнулась к Вовке, вполголоса предложила:

– Покажи его девочке. Поиграй с ней…

– Стану я с девчонкой!

Мурзик лежал на дне картонки колючим клубком.

– Развернись, развернись, покушай!.. – начал уговаривать Вовка ежа.

Зверёк, наконец, внял уговорам. Из-под иголок высунулся чёрный поросячий пятачишко, затем показалась одна крысиная лапка, вторая… Скоро Мурзик забегал по картонке, подбирая крошки.

Девочка замерла от восхищения.

– Мальчик, скажите, это ёж? – не выдержав спросила она.

– Коза, – буркнул Вовка. Девочка сделала вид, что не слышит.

– А чем вы его кормите?

– Спичками.

Девочка обиженно надула губы, дёрнула плечиками и снова отвернулась к окну.

Леночка

И всё-таки знакомиться с ней пришлось. После чая Леночкина бабушка достала из чемодана игру «Цирк».

Играть приглашены были все.

– И вы, мальчик,-сказала девочка, не глядя на Вовку.

Вовка пожал плечами.

Взрослые скоро занялись разговором, и у доски остались одни дети.

Девочка оказалась страшно хитрой. Она всё время бросала кубик так, что выпадали только пятёрки и шестёрки. Вовкина голубая фишка быстро отстала, и когда зелёная девочкина кончала игру, голубая ещё болталась где-то в начале между барабаном и дрессированным зайцем в кепке.

– Кончила! —торжественно объявила Леночка.

– Подумаешь! – Вовка небрежно опрокинул свою фишку. Поболтав ногой и помолчав, он сказал: – А я зато в этом году пойду в школу.

– И я.

– А меня сразу примут в пионеры.

– В первом классе не принимают. В октябрята – и то со второго. Самых лучших.

– Это у вас. А у нас есть такая школа, – соврал Вовка, – где с первого. Одна на весь район.

Тут он вспомнил, что едет на Камчатку, где неизвестно какие школы, и прикусил язык.

– Смешная ты, – закончил он, – «скажите, мальчик», «играйте, мальчик»… Что я – «вы», что ли?

– Я не смешная, а вежливая, – обиделась девочка. Воцарилось молчание. Ссориться не было никакого смысла, и поэтому Вовка примирительно сказал:

– Меня ещё в прошлом году чуть в школу не взяли. По домам ходили, записывали, кому семь лет исполняется… И я записался. Мама пришла – такой шум подняла! Нельзя, говорит, обманывать. А я и не обманывал: я правда в школу хотел.

О плохих и хороших людях

На одной из станций Фёдор побежал за досками и проволокой – делать ежу клетку.

Когда он вышел, Леночка спросила:

– Это твой папа?

– Папа? – удивился Вовка. – Нет…

– А где папа?

Вовка отвернулся и начал дышать на оконное стекло.

Мама покраснела.

– Мой папа – инженер, – медленно проговорила Леночка. – Они с мамой нас на Камчатке ждут…

– Мой Геннадий проектировал Новый порт, – вмешалась Генриетта Николаевна. – Ну, конечно, не один – целая группа специалистов. До чего беспокойная профессия! Всё порты, порты, порты! Море Белое, Чёрное, Каспийское. Он разъезжает, а мы за ним. Невозможная работа. Вы – женщина, вы, конечно, меня понимаете!

Мама неуверенно кивнула. Вечером, ложась спать, Вовка обнял маму за шею и шепнул:

– Мама, а у нас будет когда-нибудь папа? Мама вздрогнула.

– Зачем это ты? – тихо спросила она и прижала к себе голову сына. – Разве тебе со мной плохо?

Вовка освободился из маминых рук, отвернулся к стене и стал чертить на ней пальцем треугольнички.

– Мама, а люди, правда, разные? – наконец спросил он.

– Разные… – со вздохом согласилась мать.

– И плохие бывают?

– И плохие.

Вовка вспомнил Кожаного, Гришку-Степана, торговку тётю Маню и задумался.

Вот у Григория – тоже только мама…

Вовка вспомнил, как они с Григорием шли по дороге, как тот сказал: «Был бы у меня батька…» – и ему вдруг до боли стало жаль Гришку.

«Был бы у меня батька…»

Клетка

«Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» – стучат колёса.

Мчит поезд по забайкальской степи, качает вагон. Тоненько звенит ложка в стакане. Под лавкой шелестит иглами, перекатывается в картонке Мурзик…

На одном полустанке Фёдор, наконец, раздобыл ящик, моток телеграфной проволоки и начал мастерить для ежа клетку.

Осторожно, чтобы не очень шуметь, он тюкал рукоятью ножа по гвоздям, гнул проволоку, сверлил лезвием отверстия в досках.

Когда клетка была готова, в неё пересадили Мурзика.

У клетки было съёмное – чтобы мыть – дно и проволочная удобная ручка.

Вовка и Лена решили, что для ежа это настоящий дворец.

Бэ-э!

– Вова, вы будете играть в «Цирк»?

– Ты и сегодня вежливая?

– Ладно, не буду. Тогда давай говорить о чём-нибудь интересном. Ты стихи знаешь?

Оказалось, что, кроме «Стакан-лимон, выйди вон», никаких стихов Вовка не знает.

– Тогда давай почитаем.

Леночка достала с верхней полки книжку и начала:

Муха, муха, цокотуха

Позолоченное брюхо —

Пошла муха на базар

И купила самовар

– Самосвал! – мрачно поправил Вовка. Так быстро читать он ещё не умел.

– Здесь написано «самовар».

– Мало ли что написано. Самовар – это что такое?

Леночка пожала плечами.

– Ага, не знаешь? И я не знаю. А самосвал каждый знает… Давай лучше рисовать буквы.

Вовка достал свой заветный зелёный альбом.

– Бэ-э! – тянул он, вырисовывая пузатое "б". – Тэ-э! Лена, у тебя вон та буква вверх ногами написана!

– Ничего подобного – это "у".

– Ну и что же, что "у"? Всё равно вверх ногами. Спроси бабушку.

– Что ты, Вовочка, Лена права. У неё "у" как "у". Где ты видишь ноги?

Но Вовка буквины ноги видел совершенно отчетливо.

– Зато у твоего "э" палочка внутри колыхается!

– Колышется, Елена!

– А ты не можешь одним словом «сыр» и «рыс» написать!

Ребята углубились в работу. Буквы им нравились. Они были все разные, каждая со своим характером. Они толпились в альбоме шумной ватагой и ужасно неохотно укладывались в слова. Даже если это было короткое, одному Вовке известное таинственное слово…