Текст книги "Ошибка Вещего Олега"

Святослав Воеводин
Ошибка Вещего Олега

© Майдуков С. Г., 2019

© Depositphotos.com / Aaron_Amat, обложка, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

Глава первая
Нежданно-негаданно

В княжеский терем набилось столько народу, что не пройти, не продохнуть. Олег, подобно всем окружающим, делал постное лицо, супился, а сам не мог дождаться, когда можно будет вырваться на простор и свежий воздух.

Он был самым молодым из присутствующих родичей новгородского князя. Ему было всего три года, когда Рюрик с братьями пришел в эти земли и стал править ими, но ему все еще чудилось, что, выглянув из окна, можно увидеть морские дали, а не скучную речку, теряющуюся в зелени лугов и лесов. Однако от родного языка он успел отвыкнуть, забыл свое прежнее имя Хельг и не называл князя ярлом, как это иногда делали старшие. Ему было двадцать. В таком возрасте память коротка, потому что жизнь впереди длинная и выглядит куда заманчивее того, что уже было.

«Когда уже это все закончится? – думал Олег нетерпеливо. – Надоело пуще горькой редьки».

Тем самым он как бы желал дяде преставиться поскорее, но на самом деле это было всего лишь инстинктивное стремление очутиться на свободе, подальше от фальшивой скорби и алчной ревности, которыми был пропитан здешний воздух. В предвкушении смерти князя Рюрика его покои были заполнены не только местной, но и приезжей знатью. Воеводы, старейшины, волхвы, бояре, купцы да и просто житые люди высокого рода набились в терем так плотно, что свечи угасали в их тяжелом дыхании, а приглушенные голоса жен их и дочек шелестели, подобно осеннему дождю, который как зарядит с вечера, так не прекращается до утра.

Но пора дождей закончилась. Была зима. Самую темную и долгую ночь выбрал Рюрик для своего ухода.

Чтобы сдержать зевок, Олег стиснул зубы и натужно перекосил рот, обрамленный первой шелковистой порослью, которую разве что ребенок назвал бы бородой. В этот момент его окликнули, и он растерянно захлопал глазами. Великий князь Рюрик призывает? Почему вспомнил он про Олега в свой смертный час? Зачем призывает к себе племянника?

Разумеется, вслух эти вопросы не задавались. Олег молча двинулся следом за посланником, уверенно пробирающимся сквозь толпу. Оставалось лишь идти за ним, не отставая. Они пересекли расступившуюся толпу и стали подниматься по лестнице, слишком узкой для такого скопления людей. Только малая часть их состояла в родстве с Рюриком. Варяги растворились среди чуди, ильменей и кривичей, подобно тому, как сахар растворяется в воде, придавая ей совершенно новый вкус и не меняя ее внешне. Новгород лишь с виду казался тем же, каким был до того, как Рюрик взошел на престол и сел править, насаждая свою волю, свои порядки и законы. И, будучи его шурином, Олег не мог не испытывать гордости от осознания своей причастности к славному племени покорителей земель словенских.

Если кто стоял слишком вольно, мешая проходу, Олег таких намеренно задевал плечом или локтем, а то и давил отставленные ноги. Сонливость как рукой сняло. Что-то новое и неожиданное ожидало юношу в княжеской почивальне. Не стал бы Рюрик звать по пустякам, находясь на смертном одре. Это понимали все, и проход Олега сквозь толпу сопровождался приглушенным гулом, в котором уважение смешивалось с завистью.

Войдя в небольшую горницу перед опочивальней, он едва не задохнулся от густоты воздуха, настоянного на лечебных травах и отварах, которыми вот уже третий день пичкали Рюрика, надеясь поднять его на ноги. При виде Олега волхвы устремили на него уголья своих глаз и сблизили кудлатые головы, шушукаясь промеж собой. Стражи у двери скрестили копья перед гриднями, давая понять, что нужно подождать. Переборов желание распахнуть настежь единственное оконце, чтобы впустить свежий ветер, Олег стал ходить от стены к стене, пока не вспомнил, что точно так же ведет себя медведь, запертый в клети. Тогда он сел на лавку подальше от волхвов, расставил ноги, уперся в них кулаками и горделиво выпрямил спину. Всем своим видом показывал Олег, что он не чета здешнему люду, отдавшемуся викингам без боя. Не только Новгород, но и Смоленск, и Муром, и Ростов признали власть Рюрика. Хотя в ту пору Олег мог пройти под конским брюхом не пригибаясь, он чувствовал себя причастным к великому завоеванию и смотрел на местных свысока, оставаясь в душе чужаком.

Дверь опочивальни открылась, выпуская заплаканную Эфанду с маленьким Ингором на руках. Новгородцы уже прозвали его Игорем, и, в отличие от Олега, ему было суждено вырасти, не помня запаха моря и парусов на далеком горизонте.

– Отходит, отходит, – прошептала она, уткнувшись лицом в плечо брата. – Тебя хочет видеть, Олег.

Она была Рюрику давнею и верною женою, и ей было обидно, что он решил разделить последние минуты не с нею, а с ее младшим братом.

Игорь молча и серьезно смотрел на Олега, пытаясь запихнуть в рот кулак целиком. Его редко видели плачущим. Даже голодный, он предпочитал сердито требовать сиську, а не жалобно выпрашивать ее. Потрепав его по реденьким льняным волосикам, Олег вошел в опочивальню.

Рюрик был не жилец, это было видно по его восковому лицу с прозрачной, истончившейся кожей. Глаза запали, приобретя влажный лихорадочный блеск. Он поднял желтый костлявый палец и поманил шурина, после чего указал ему на место рядом. Олег опустился на колени подле ложа и взял холодную руку свояка в свои ладони. Собственный порывистый жест смутил его, и он хотел было отпустить руку, но Рюрик не позволил, ухватившись за пальцы, как за спасительные соломинки.

– Это Вадимов сын убил меня, – прошептал он. – Никому ни слова, а то сбежит или новую смуту затеет.

– Вадимов сын? – переспросил Олег недоуменно. – Гостомысл? Ты же сам сказывал, что застудился, когда сани в Лугу провалились.

Слова эти были вызваны растерянностью. Не успел Олег произнести их все, как уже понял, что князь говорит правду. Вадим Хоробрый был новгородским воеводой и в свое время поднял бунт против пришлых злыдней, как он называл варягов. Рюрик тогда действовал быстро и решительно, утопив бунтовщиков в их собственной крови. Мало кто из заговорщиков удостоился заточения в темницу или смерти легкой, не мучительной и не позорной, и, уж конечно, это был не Вадим.

– Простуда моя от булата отравленного, – отвечал Рюрик, жарко дыша и роняя голову на подушку.

– Как это? – еще сильней изумился Олег.

– Змея-изменщица меня коварством взяла. Девка красоты необыкновенной. Я ее в Ладоге присмотрел и на Подгорском зимовье поселил для утех во время охоты.

– Звать девку как?

– Забава. Только забавляться с нею недолго пришлось. Кинжалом меня в спину ударила, стерва. Рана пустяковая, да яд в нее попал. Нож отравленный оказался. В том Забава на дыбе призналась. Казнил ее и скорей домой, к знахарям. Не хотел, чтобы Эфанда про блуд мой прознала, вот и выдумал хворь…

Рюрик сообщал все это малыми порциями, делая частые передышки. Пока он замирал, собираясь с силами, Олег молчал, чтобы не сбивать его с мысли. Но один вопрос не давал ему покоя, и он спросил, когда рассказ подошел к концу:

– Откуда, батюшка, известно тебе, что злодейство Гостомысл задумал?

– Больше некому, – вздохнул Рюрик. – Пожалел злодейское семя, вот и пожинаю плоды. Ты мою ошибку исправь, Олег. Как помру, поезжай в Ладогу и изничтожь весь Вадимов род под корень.

Рюрик хотел сделать рубящий жест, но лишь уронил руку на одеяло. Желтизна ее была пугающей. Почитай, неделю Рюрик боролся со смертью, противопоставляя ей свою волю и жизненную силу, но теперь она брала свое и никто не мог помешать этому.

– Как же я заговорщиков одолею, когда у меня даже сотни своей нет? – нахмурился Олег.

– Все войско теперь твое. – Рюрик косо посмотрел из-под коричневого века. – Всю власть тебе отдаю.

– Мне?

– Тебе, Олег, тебе. Больше некому. – По вздоху князя можно было понять, что он не в восторге от собственного решения. – Братья мои, сам знаешь, давно почили…

По странному стечению обстоятельств Синеус и Трувор умерли почти одновременно, и никто точно не знал отчего. Просто однажды братьев Рюрика не стало, а сам он в дополнение к Новгороду получил Белоозеро и Изборск, увеличив свои владения втрое.

– Знаю, – коротко кивнул Олег.

– А другим власть доверять нельзя. – Рюрик говорил с трудом, однако пересиливал слабость, потому что не мог уйти, не сказав всего, что должен был. – Тогда жене моей и сыну не жить. А ты их любишь. Любишь ведь?

Ответ последовал не сразу. Только сейчас Олег начал понимать, что происходит. Рюрик поручал ему опеку над своим единственным наследником. Ближе Олега у него никого не осталось. Помри князь, и воеводы тотчас на престол полезут, сметая всех на своем пути. Затеют междоусобицу, Эфанду с Игорем либо удавят по-тихому, либо себе служить заставят. Олег же не желал зла ни сестре, ни племяннику. Ставя его наместником, Рюрик мог не опасаться за будущее своей семьи.

– Будь спокоен за Игоря и Эфанду, – произнес Олег твердо. – Оберегу и в обиду не дам.

– Это я и хотел от тебя услышать, – выдохнул Рюрик.

Его бескровные губы почти не шевелились, поэтому речь становилась все менее разборчивой, как у пьяного.

– Клянись, – пробормотал он. – Присягай на верность.

Олег в клятве своей был немногословен, но Рюрик большего не потребовал, потому что жизнь уходила из него с каждым мгновением, как вытекает брага из дырявого жбана.

– Возьми, – прошелестел он еле слышно.

Рука, скользнувшая под одеяло, вынырнула оттуда с пергаментом, перевязанным витым шнуром.

– Здесь все написано и моей печатью закреплено, – продолжал Рюрик, отдышавшись. – Свидетелями тому Богорад, Сигур и Братич. Призови и вознагради их, чтобы от слов своих не отреклись. И Гостомысла… Гостомысла найди.

– Найду, батюшка, – кивнул Олег, переборов искушение немедля сорвать со свитка запечатанный шнур и заглянуть в написанное.

– Ингвара не обижай…

Рюрик перешел на родной, уже полузабытый язык и больше ничего путного изречь не смог. Помянул родителей, обещая скорую встречу. Сказал, что холодно ему, попросил укрыть потеплее, но, когда Олег набросил на него медвежью шкуру с пола, стал жаловаться на духоту и тяжесть в груди. Лицо его неожиданно похорошело, утратив желтушный оттенок. Разрумянился Рюрик, губы его молодо запылали, глаза засверкали.

– Ведите, – разрешил он кому-то, кого Олег не видел.

Приподнятые руки упали на постель. Румянец стал быстро сходить с запавших щек князя. Он еще смотрел вверх перед собой, но вряд ли что-то видел. Его ноздри на мгновение раздулись и, побелев, сузились, точно тронутые стужей. Олег почувствовал легкое движение воздуха, а потом пламенные языки светильников застыли в полной неподвижности. Олег зябко поежился. Впору было самому в шкуру кутаться. Вместо этого он подошел на затекших ногах к двери, распахнул ее и посмотрел на ожидающих его слóва.

– Богорад, – окликнул он верховного волхва, – зайди. И пошли за Сигуром и Братичем.

– Ему лучше? – с надеждой спросила Эфанда, вставшая с лавки.

– Да, – ответил Олег коротко.

И разве это не было правдой?

Собрав возле смертного одра первого волхва, начальника стражи и воеводу, Олег показал им пергаментный свиток.

– Указ всем нам новую жизнь сулит, – сказал он. – Вы со мной?

В наступившей тишине казалось, что покойный Рюрик прислушивается, ожидая ответа приближенных.

– Молод ты очень, – сказал Богорад.

– Вот и хорошо, – сказал Олег. – Значит, помру не скоро. Вам троим это только на руку. При своих чинах останетесь.

– Мы чины от князя получили, – заметил Сигур.

Этим он давал понять, что рассчитывает на большее. Олег посмотрел на него холодно, как будто не двадцать лет прожил, а сорок, и успел узнать о людях гораздо больше, чем им того хотелось бы.

– Так не теряйте того, что имеете, – сказал он.

Лоб начальника стражи подернулся рябью задумчивых морщин. Воевода Братич сохранял невозмутимость.

– Ты, Олег, наставником при Игоре поставлен, – сказал он. – Сколько сроку у тебя? Три года? Пять? Эфанда княгиня. Посадит сына княжить, вот и все твое правление.

– Она сестра моя. Как скажу, так и сделает.

– Старшая сестра, – напомнил Богорад, испытующе щурясь.

Олег открыл дверь и окликнул:

– Эфанда! Пойди сюда. Мальца оставь няньке.

Княгиня переступила порог, ахнула и пошатнулась. При виде мертвого супруга губы ее поползли в стороны, горло сжалось, не давая издать первый горестный вопль.

– Погоди плакать, – строго сказал ей Олег. – Наплачешься еще. Сейчас решать надо.

– Что… – язык не сразу подчинился Эфанде. – Что решать?

– Как с Игорем быть, сестра. Мужа твоего убили. Теперь очередь преемника настала. Заговор зреет.

– Убили? – пролепетала княгиня. – Неправда твоя, брат. Горячка сокола моего сгубила.

Воевода и начальник стражи недоверчиво смотрели на Олега. Старый волхв тоже посмотрел на него, перевел взгляд на Эфанду и вновь уставился на ее брата. Что он сумел увидеть, что успел распознать, неизвестно, но сказано им было следующее:

– Правду Олег говорит. Кто не верит, может спину князя поглядеть. Нож вскользь прошел, но яд до печенок добрался и остальное сделал.

– Кто его? – слабо вскрикнула Эфанда.

– Сейчас речь не о том, – жестко произнес Олег. – Врагов у Рюрика хватало, и теперь они твои враги. Прежде чем дух испустить, он меня княжить поставил и слово с меня взял, что не дам вас в обиду. – Олег вонзил взгляд в слезящиеся глаза сестры. – Но если тебе такое решение не по нраву… – Он взял свиток в обе руки, давая понять, что готов порвать грамоту, не колеблясь. – Тогда правь сама и защищай Игоря тоже сама, сколько сил хватит. Прикажи только, и я уйду.

– Нет! – Эфанда вцепилась в его рукав, боясь отпустить хотя бы на шаг. – Останься, Олег!

– На престол сяду, – предупредил он.

– Садись, брат. Разве я против? Кто лучше тебя справится?

Прежде чем ответить, Олег многозначительно посмотрел на притихших воевод. Волхв тонко усмехнулся, пряча губы в бороде.

– Ты сказала, сестра, – торжественно заговорил Олег. – Я тебя услышал. Мы все тебя услышали. – Он показал пальцем на заострившийся профиль покойника. – Назад тебе ходу нет, чай не рак, чтобы пятиться. Почести за тобой сохраню, Игорь при мне в безопасности будет, не сомневайся. Как возмужает, земли ему отдам в правление. Вот тебе в этом моя порука.

Он выставил вперед руку, повернув ее ладонью кверху. Эфанда положила на нее свою руку, прослезившись. Она оплакивала и безвременную кончину мужа, и свои надежды на княжеский венец, но были среди этих горьких слез и слезы облегчения. Олег видел это и, успокаивающе похлопывая сестру по сгорбленной спине, приговаривал:

– Все будет хорошо, все будет хорошо.

Глава вторая
Погребение

Восхождение на престол состоялось через день после описанных выше событий. Сестре и приближенным Олег строго-настрого запретил болтать об истинных причинах гибели Рюрика. Тем не менее слухи, как водится, поползли, и Новгород притих, как природа затихает в преддверии бури. Все ждали казней и стычек между дружинами в борьбе за власть. Однако Олег с этим не спешил, как не спешил с погребальным обрядом – благо морозы стояли трескучие, так что можно было сколь угодно долго сохранять мертвое тело, держа его в выстуженной горнице.

Как только княжеский завет был слегка подправлен и переписан начисто, Олег скрепил его печаткой Рюрика и взошел на престол. Торжеств по этому поводу не было. Погребальная тризна тоже не проводилась. Плакальщиц во двор допустили, и они старались вовсю, но этим дело и ограничилось.

Когда на Олега возлагался венец, он в своей речи собранию пообещал расширять земли Новгородские, а потом добавил:

– Но сперва укреплю границы и города наши. Начну с Ладоги. Там Рюрик новую столицу замышлял, на нее его душа взирает с небес.

Много чего еще сказал Олег, но это была главная мысль, которую он хотел внушить собравшимся. Намеченная им поездка в Ладогу должна была выглядеть как обычное знакомство с владениями. До сих пор Олег бывал там лишь в раннем детстве, и все, что запомнил, – это могильные курганы по обоим берегам реки. Теперь предстояло провести в городище несколько дней, дабы усыпить бдительность потомков Вадима Хороброго. Про Гостислава Олегу удалось узнать крайне мало, но было заранее ясно, что сей муж отличается хитростью и осторожностью. Другой устроил бы на Рюрика засаду или подсыпал бы ему смертельного яду в кубок, чтобы покончить с ним разом. Гостислав оказался не таков. Если бы Рюрик не рассказал правду, то никто и никогда не связал бы царапину под его лопаткой с кончиной, наступившей несколько дней спустя. Он и сам мог не выведать этого, не допроси Забаву с пристрастием. Вряд ли Гостислав о том знал, а значит, пребывал в счастливом неведении. И все же действовать следовало без промедления, пока отсрочка погребения не насторожила заговорщиков.

Прибыл Олег в Ладогу с сотней ратников под началом Сигура. Дружины Братича меж тем на всякий случай скрытно подступили к городу, затаившись в окрестных деревнях и не выпуская оттуда никого, чтобы сохранить свое присутствие в тайне.

Ладожцы встретили нового князя с напускным подобострастием, нанесли ему даров столько, что в сундуках не уместишь. Были там и меха переливистые, и диковинные монеты со всего света, и золотые украшения любого вида, от луковиц до молоточков громовержца, а также драгоценные каменья, кубки из горного хрусталя и еще множество всякой всячины.

Сердечно поблагодарив ладожцев за подношения, Олег призвал к себе Гостислава и молвил:

– Хочу тебе важное дело поручить. Справишься?

Ладожский воевода был молод, но выглядел намного старше князя благодаря окладистой черной бороде, оттенявшей его синие, как весеннее небо, глаза. Они смотрели настороженно. Зрачки уменьшились до размеров двух крошечных точек.

– Какое дело? – спросил он, двинув смоляными бровями.

– Погребение князя Рюрика, – ответил Олег, доверительно понижая голос.

– Почему мне? – пожелал знать Гостислав.

Тут нужно было сыграть так, чтобы комар носа не подточил. Олег сделал значительное лицо, какое бывает у простофили, мнящего себя весьма проницательным и разумным.

– Я один был с князем в его смертный час, – сказал он. – Рюрик в бреду дважды твое имя произнес…

– Да?

Гостислав даже дышать перестал, ожидая продолжения. И оно не замедлило последовать.

– Да, воевода, – подтвердил Олег, кивая. – Я так понял, что промеж вами доверие было. Не зря же Рюрик без конца в Ладогу наведывался.

– А! – произнес Гостислав, постаравшись выпустить воздух из груди таким образом, чтобы не было заметно со стороны. – Но мы нечасто виделись. Разве что во время советов…

– Однако же чем-то ты ему приглянулся. Князь так и сказал: «Гостислав Ладожский». Думаю, неспроста это.

– Кто знает, кто знает. – Воевода опустил глаза, а потом резко поднял их, вглядываясь в лицо собеседника. – От чего же великий князь умер? Слухи разные ходят.

– Я слухам не верю и тебе не советую, – нахмурился Олег. – Горячка Рюрика сгубила. Сани под лед провалились, вот он и промок на морозе. Не спасли его ни снадобья знахарей, ни заговоры кудесников.

– Да, слыхал я про то. Только сперва не верил. Рюрик ведь был здоровья железного.

– Никакое здоровье от смерти не убережет.

– Что да, то да. – Гостислав сел в кресло, свободно развалив носы сафьяновых сапог для верховой езды. – Для меня великая честь князя Новгородского в последний путь проводить. Где захоронение будет?

– Мы с сестрой рассудили, что лучшего места, чем в Подгорье, не сыскать, – сказал Олег. – Рюрик любил там охотиться. Пусть душа его приволью радуется.

– У нас под курганами…

Договорить воевода не успел.

– Совет уважил просьбу Эфанды, – перебил его Олег, вставая. – Бери сотню крепких ратников и поезжай прямо сегодня. Земля мерзлая, больших трудов требует. Подгорский посадник тебе место укажет. Это на другом берегу Луги-реки.

– Путь не близкий, – пробормотал Гостислав, размышляя над заданием.

– Поспешать надо, – сказал Олег. – Не медли, воевода. Могила просторная нужна, глубокая, чтобы рабы и лошади поместились, по нашему обычаю. Я распоряжусь гроб прислать и цепь золотую. Шатры поставь для меня и княгини с сыном. Сделаешь все как следует, приближу и возвышу. А если огорчишь, не видать тебе моей милости. – Олег небрежно пошевелил кистью. – Ну, поезжай, поезжай, воевода. Время не терпит.

Окончание приема окончательно убедило Гостомысла в том, что гость из Новгорода ничего не заподозрил. Поклонившись с приложенной к сердцу ладонью, молодой воевода стал собираться в путь. Могила была выкопана, дрова и камни для кургана заготовлены, шатры поставлены. На третье утро через замерзшую Лугу прибыла дружина Братича. Новгородский воевода спешился и пошел смотреть могильник.

– Зачем ратников так много? – спросил Гостомысл, зябко потирая руки. – Я такую уйму народа не размещу.

– И не надо, – сказал Братич. – Ночевка не предвидится. Вот дождемся князя и начнем.

Олег прискакал в окружении стражников Сигура, намного опередив обоз с гробом Рюрика. Под распахнутой шубой поблескивали латы. Гостомыслу это не понравилось. Он вдруг понял, что находится в полутораста верстах от Ладоги с сотней дружинников, захвативших с собой больше лопат и заступов, чем оружия. Кольчуги, чтобы не мешали копать и не холодили тело в стужу, оставили дома.

– Ну, воевода, хвастайся, – сказал Олег, не спеша спрыгивать с дымящегося белого коня. – Все ли удалось тебе?

– Пойдем, покажу, – предложил Гостислав.

– А чего глядеть? Яма, она и есть яма. Ляжешь в нее, уже не поднимешься.

Произнеся эти слова, Олег улыбнулся, но не весело, а зло, и так поглядел, что рука Гостомысла сама собой легла на рукоять меча.

Сигур, стоявший рядом, тотчас положил сверху свою тяжелую ладонь и придавил.

– Не гоношись, паря, – предупредил он.

Гостислав дернулся было бежать. Ему не позволили стражники, удержав на месте.

Олег поднялся в стременах и провозгласил, пуская клубы пара:

– Ратники ладожские! Кто хочет, с воеводой своим оставайтесь, кто хочет, может домой возвращаться.

Жилы на шее Гостислава надулись, когда он крикнул:

– Не верьте князьку, ребятушки! Он вас рассеять хочет и перебить поодиночке.

Его дружинники, переглядываясь и гомоня, стали сбиваться в кучу, теснимые со всех сторон конниками с выставленными копьями. Так могли бы выглядеть овцы, окруженные волчьей стаей. Какой-то лихой десятник попробовал махать мечом и был проткнут сразу тремя наконечниками. Пуская алую кровь изо рта, он о чем-то просил соратников, к чему-то их призывал, но на деле получалось одно только неразборчивое бульканье.

– Уходите кто хочет, – повторил Олег. – Бросайте оружие и айда.

– Что вам дома скажут? – надрывался Гостислав. – Думаете, простят предателей? А вот и нет. Вздернут всех, помяните мое слово.

Все его выслушали, но мало кто послушался. В подавляющем большинстве ладожцы кидали мечи и секиры на снег, торопливо запрыгивали в седла и спешили выбраться из окружения. С воеводою осталось одиннадцать воинов. Кто из верности, кто из упрямства, кто из страха перед последствиями. Все они были вооружены и зыркали по сторонам из-под войлочных подшлемников.

По приказу Братича новгородцы составили щиты, поднажали и сбросили кучку ладожцев в вырытую для Рюрика могилу. Гостислав понял, что тайное стало явным, а значит, настал его смертный час. Не побледнел он, не поник головою, а расправил плечи и выпятил черную бороду.

– Я отомстил за отца! – выкрикнул он, глядя снизу синими очами. – А ты, князь, душегубством занимаешься. Отпусти людей моих. В чем их вина?

– Они свой выбор сделали, нечего теперь пенять, – спокойно произнес Олег. – Храбрость уважаю, глупость – нет. Кончайте их.

В могилу полетели стрелы, посыпались булыжники. Не прекратились еще шевеление и стенание, как на упавших в яму опустили тяжелый княжеский гроб на цепях. Сверху навалили столько камней и земли, что поднялся холм в двенадцать саженей, и так широк он был, что пятьдесят ратников, взявшись за руки, не смогли бы его охватить.

Слез не было, потому что женщинам не полагалось присутствовать на воинском погребении. Мужчины постояли без шапок и поехали вино пить за упокой Рюриковой души.

Сигур некоторое время молча сопровождал нового князя, а потом повернулся к нему и спросил, покачиваясь в седле:

– Зачем было так далеко ехать, князь? Можно было в Ладоге управиться.

Олег ответил не сразу. Начальнику стражи совсем не обязательно было знать истинную причину. Рюрик свое отжил, и пришло время предать его забвению. Память о предшественниках отбрасывает тень на их преемников. Олегу не хотелось, чтобы его сравнивали с великим князем. Он сам хотел быть великим.

– В Ладоге по-тихому не получилось бы, Сигур, – произнес он. – Там пришлось бы бой вести и осаду. А так мы обошлись малой кровью, да еще и чужой. Разве не в том долг правителя?

– Правда твоя, князь, – согласился Сигур.

По лицу его было видно, что сам он до этого не додумался. «Дурак, – решил для себя Олег. – Вот и хорошо. Глупый князь себя умными людьми вынужден окружать, они же этим и пользуются, потому что умны. А мне дураков достаточно. Пусть волю мою исполняют, большего от них не требуется».

Кони их шли рядом, обратив друг к другу морды. Взгляды седоков были устремлены вдаль. Снег скрипел и хрустел под копытами, холодное солнце висело в бледном небе, горизонты были скрыты туманами.

«Так и будущее наше, – подумал Олег. – Видим лишь только то, что вблизи, остальное нам неведомо. Но если направление знаешь, то это не страшно. Все откроется в свое время».

Подозвав Братича, Олег сказал:

– До весны снаряди войско, так чтобы посуху сразу можно было в поход выступить.

– Дело говоришь, князь, – одобрил воевода. – Дружины нельзя долго без войны держать. Баловать начинают, брагу варят, по девкам бегают, даже на большую дорогу, случается, выходят.

– Вот и займи их, – сказал Олег. – Не давай сидеть сложа руки. Не найдешь ратных занятий, пусть подпруги чинят да снег разгребают. Твои тысячи сердцем вóйска станут, Братич. Почет особый, но и спрос особый тоже.

– Куда пойдем, князь? – деловито спросил Братич. – Уж не на бодричей ли? Или финнов лесных копьями пощекочем?

– Там поглядим.

Обрывая разговор, Олег ударил Златогрива каблуками и поехал вперед. На самом деле решение уже было принято. Весной Олег собирался двинуть дружины к Днепру и пройти вниз по течению сколько получится. Захвативший водный путь в богатую Грецию и славную Византию получит контроль над всеми проплывающими по реке товарами. Если не разорять купцов и разумно распоряжаться добычей, можно будет увеличить войско и двинуть еще дальше.

Между ушей своего коня Олег видел всю ту же мглистую пелену, но перед мысленным взором стоял сказочный Царьград с золотыми башнями и серебряными мостами. Константинополь – так называют этот город в тех краях. Олег там никогда не бывал, но твердо знал, что будет.

Он выбрал свой путь.