Текст книги "Видящая истину"

Глава 9

Сафи искренне наслаждалась дипломатическим балом во Дворце дожей.

Было трудно не поддаться его очарованию – тепло игристого вина, блеск люстр, свисающих со сводчатого потолка небесно-голубого цвета. К тому же стена вдоль всего бального зала была украшена сотнями мерцающих стеклышек, сквозь которые можно было разглядеть болотистый берег Яданси. Вид был потрясающим, а светящиеся в гавани фонари и всходившая, почти полная луна делали его еще прекрасней.

Никогда в жизни Сафи не ожидала, что так легко вживется в роль доньи. Да еще когда вокруг нее столько людей – тепло их тел наполняет зал, а их постоянная ложь будто царапает ее кожу. Все они, в прошлом – дети из ее компании, успели повзрослеть, в то время как их родители состарились… А точнее, растолстеть, ведь их все эти восемь лет поили вином и откармливали марстокийскими конфетами (которые, по мнению Полли, были последним писком моды).

Сафи была выше многих из них и, несомненно, сильнее, поэтому ее закаленный разум легко отбросил картины трудного детства и старые насмешки. На самом деле она считала, что это ничем не отличается от их с Ноэль мошенничества. Она была правой рукой дяди, когда тот занимался карманными кражами, и понимала, что, возможно, именно тренировки в Онтигуа привели к тому, что он вызвал ее в Веньязу на Военный саммит и попросил притворяться, будто это приносит ей удовольствие.

Она попыталась отбросить эти мысли. Выдержать этот вечер и найти Ноэль через четыре часа, когда куранты пробьют двенадцать, – вот что действительно важно. Тогда она сможет сесть в экипаж, в котором ее будет ждать Мустеф, и уехать навсегда.

Сафи заставила свои ноги встать спокойно (несмотря на то, что она получала удовольствие от вечера, пальцы на ногах беспокойно шевелились) и переключила все внимание на спутника, принца Леопольда Карторранского, наследника императорского престола.

Он вырос настоящим мужчиной, хотя и оставался слишком красивым, чтобы его воспринимали всерьез. Он был, несомненно, самой красивым в комнате, как среди мужчин, так и женщин. Блестящие локоны цвета шампанского, кожа светилась золотом, оттененным легким румянцем на щеках, а длинные светлые ресницы, которые Сафи так живо помнила с детства, густые и изогнутые, красиво обрамляли зеленые, как морские волны, глаза.

Но, несмотря на все внешние изменения, он остался тем же острым на язык, игривым мальчиком, которого она помнила.

Он запрокинул голову, чтобы глотнуть вина. Его кудри колыхнулись, и неподалеку вздохнули несколько доний.

– Ты знаешь… – сказал он вальяжно, отпив вина. Насыщенный баритон с красивыми паузами между словами звучал почти как музыка. – Синий цвет моего бархатного костюма не настолько глубок, как я надеялся. Я специально потребовал «императорский сапфир». – Пауза. – Но я бы скорее назвал его тускло-синим, согласна?

Сафи фыркнула.

– Я рада видеть, что ты не изменился, Полли. Все так же увлечен своей внешностью.

Он покраснел, как и каждый раз в этот вечер, когда она его называла Полли. От этого ей хотелось делать это еще чаще.

– Конечно, я не изменился, – изящно пожал плечами Леопольд. – Мое идеальное лицо – все, что у меня есть, а упорная учеба мне не нужна, ведь в Карторре она нужна лишь для того, чтобы продвигаться наверх.

Он потрепал ее рукой, на которой не было Знака магии. Выражение его лица было самоуничижительным.

– Но ты, Сафия… – Он снова сделал паузу. – Немного изменилась, правда? Это было эффектное появление.

Она отвела взгляд, теперь уже ее щеки зарделись. Не от стыда, впрочем. От смятения. От гнева.

Она прибыла на бал час назад, когда сумерки уже переходили в лунную ночь. Дядя Эрон настоял на том, чтобы они опоздали. Затем по пути во Дворец дожей он достал флягу, прополоскал рот спиртом и сплюнул из окна кареты. Он повторил эти манипуляции еще три раза, пока экипаж не достиг железных ворот дворца. Тогда Эрон взъерошил свои волосы и устремил на Сафи твердый взгляд синих глаз.

– Не подведи нас, – тихо сказал он, прежде чем повысить свой голос до нечленораздельного крика: – Мы… уже на месте?

Это выглядело так, будто лето вмиг превратилось в зиму. Эрон переменился прямо на глазах у Сафи. Холодный, держащийся как солдат дядя, каким она видела его весь день, превратился в глупо улыбающегося пьяницу. Но ее магия не реагировала. Будто обе версии ее дяди правдивы. Тем не менее, это было не так – Сафи ясно видела, что его опьянение было притворным.

В этот момент тошнотворный, обжигающий ужас скрутил ее внутренности. Ее дядя никогда не был пьян. Настолько это было немыслимо, настолько неохватно и странно для ее разума. Но не было никаких сомнений в том, что увидела Сафи. Дядя Эрон убедил ее, ее магию и всю Карторру, что он не более чем пьяный старый дурак.

И каким-то образом от понимания, что все эти двадцать лет были фальшивым развратом, все стало только хуже – она почувствовала ненависть к Эрону. Сколько раз он тащил Сафи в притоны или заставлял смотреть, как собаки, петухи или мужчины бьются до смерти? Как часто он сознательно использовал ее?

Шагая по каменным дорожкам сада дожей, Сафи была вне себя от злости. Ветви кипарисов шептались на ветру, а вечерние лягушки пели в унисон со сверчками. К тому времени, когда она шагнула в передний зал дворца, злость превратилась в бушующую ярость.

Тем не менее, эти языки пламени только усиливали ее решимость. Она – Сафия фон Хасстрель, и это ее чертова жизнь. Сегодня последняя ночь, когда Эрон пытается использовать ее. Сафи гордо шагала по черно-белому мраморному полу огромного вестибюля дворца, и каждый ее шаг отзывался решительным эхом.

К счастью для нее, остальные доны и доньи уже закончили церемонию заверения императора Хенрика в своей преданности. Они давно были в банкетном зале и не видели позднего прибытия Сафи.

К сожалению, император Хенрик настоял на том, чтобы они с принцем Леопольдом ждали, пока не прибудет последний дон. В итоге они прождали целых полчаса. Самообладание императора было на исходе – теперь Сафи знала, что это было намеренно подстроено Эроном.

И все же, когда Леопольд заметил шагавшую навстречу Сафи, он бросился вперед и остановился прямо перед троном своего дяди, будто ограждая ее от дурного настроения Хенрика, а затем согнулся в очаровательном поклоне. Он даже взял Сафи за руку, когда она присела в низком поклоне, чтобы выразить преданность императору (хвала богам, она забыла, насколько отвратительно выглядел император Карторры).

Леопольд выразил желание лично сопровождать ее на балу, и все было бы прекрасно, если бы не языки сплетников. Она едва удержалась, чтобы не хихикнуть при виде первой же доньи, у которой отвисла челюсть. Как будто все забыли, как однажды они с Леопольдом, будучи детьми, сговорились.

Прежде чем направиться к блюдам с яствами, принц подошел к слуге, подающему игристые вина, и взял два бокала – один для себя, а другой вложил в ее руку.

Какой был пир! Расположенные возле окна столы ломились от тысячи разнообразнейших деликатесов со всех концов империи. Сафи была полна решимости попробовать каждое блюдо, прежде чем бал закончится.

– Ой, что это? – Она указала на серебряную чашу, в которой бурлили шоколадные пузырьки.

– Шоколадный вулкан, – ответил Леопольд, двигаясь к чаше плавным шагом. – Одним из минусов запрета на Огненную магию в Карторре является то, – он сделал паузу, – что мы не можем наслаждаться такими трюками, как этот. – Он сделал знак слуге в бежевом атласном костюме. Тот быстро зачерпнул шоколад и вылил его в вазочку со свежей клубникой.

Глаза Сафи широко раскрылись, но, когда она взялась за вазочку, Лео ловко перехватил ее, улыбаясь.

– Позволь мне помочь, Сафия. Прошло слишком много лет с тех пор, как я тебя видел.

– Прошло слишком много времени с тех пор, как я ела, – начала негодовать Сафи. – Отдай сейчас же, Полли, или я кастрирую тебя вилкой.

На этот раз округлились его глаза.

– Ты вообще слышала то, что сейчас сказала?

Но вазочку с клубникой он ей отдал. Не заботясь о своем шелковом платье (она ведь за него не платила) и взглядах проходящих мимо придворных, Сафи попробовала клубнику и застонала от наслаждения.

– Это божественно, – воскликнула она с полным ртом шоколада. – Она напоминает мне ту, из… – Она замолчала, в груди внезапно потяжелело.

Она собиралась сказать, что клубника напомнила о той, из ее дома. Дом! Как будто горы и долины вокруг усадьбы Хасстрель когда-то были домом, или клубника оттуда хоть раз была такой божественной.

Леопольд, казалось, не заметил, как внезапно замолчала Сафи, хотя… Его взгляд пробежался по разномастным дипломатам. Доньи в хорошо сидящих черных юбках, отделанных оборками, в корсажах с высоким воротом в богатейших оттенках коричневого и их доны в подогнанных черных жилетах и бархатных кичливых бриджах, надетых словно только для того, чтобы ноги выглядели узловато и нелепо.

На самом деле, Леопольд казался единственным, на ком, бриджи и чулки сидели привлекательно, и, судя по тому, как он хорохорился, подозревал об этом. Чулки показывали, насколько хорошо очерчены его ноги, а синий бархат, императорский или нет, был того же оттенка, что и его глаза.

Сафи с удовлетворением отметила, что ее платье собирало завистливые взгляды. По ее мнению, был только один наряд лучше ее. Принадлежал он Ванессе, императрице Марстока. Белые полоски ткани, драпированные тысячью способов на ее бронзовой коже, и темные волосы, спадающие на оголенное правое плечо. Золотые запонки обрамляли ее Знак магии – квадрат, символизирующий Землю, с вертикальной линией, означающей железо, – а два похожих на оковы браслета охватывали ее запястья. Они должны были подчеркивать, что императрица – слуга своего народа. Она не носила корону и была, по мнению Сафи, исполнена простоты и элегантности.

Хотя Сафи увидела Ванессу только издалека, она сразу же заметила, как ее опущенные плечи выражают скуку. Отличительная черта человека, который мог бы быть в лучшем месте и делать более значимые вещи.

Сафи сразу же попыталась скопировать эту позу, но быстро отвлеклась, заметив пирожные с кремом.

Как будто прочитав ее мысли, Леопольд спросил:

– Вы заметили смелое платье императрицы? У всех мужчин отвисли челюсти.

– Но не у тебя? – спросила Сафи, прищурившись.

– Нет. Не у меня.

От этой лжи по ее коже поползли мурашки, но она не хотела выяснять, почему он солгал, ведь ей было все равно. Если Леопольд желает скрыть свой интерес к прекрасным плечам императрицы, какое Сафи до этого дело?

Губы Леопольда изогнулись в усмешке.

– Хочешь познакомиться с императрицей?

Сафи моргнула.

– А это возможно?

Он посмотрел на нее, будто пытаясь понять, шутила она или нет.

– Ты понимаешь, что ты донья земель Хасстрель? Ты не только можешь познакомиться с императрицей, но и имеешь на это полное право.

От этих слов желудок Сафи взбунтовался против шоколада, клубники и сливок. И что с того, что она оказывалась рядом с императором Карторры несчетное количество раз? Что она болтала с императорским наследником так же легко, как с Мустефом? В Ванессе было что-то гораздо более царственное. Экзотическое. Захватывающее.

Сафи отдала недоеденную клубнику ожидавшему слуге и взяла со стола салфетку. Вытирая губы, она отправилась вслед за Леопольдом, который легким шагом уже влился в толпу людей. Он шел в северном направлении, в сторону низкого помоста в заднем углу, где настраивали свои инструменты музыканты маленького оркестра.

Было странно, что когда они с Леопольдом двигались через толпу любопытных дворян всех возрастов и национальностей, на всех устах был один явный вопрос. Сафи не могла слышать их бормотание, не могла читать их мысли, но, что бы они ни имели в виду, этот вопрос обжигал резким светом правды. Она затылком и горлом чувствовала, как он мерцает, и ей было чрезвычайно любопытно узнать, о чем же они все говорят.

Сафи скоро забыла о сплетничающих гостях, так как Леопольд приблизился к компании красочно одетых женщин, чьи платья были сделаны из тех же полос драпированной ткани, что и наряд императрицы, и группке живописных мужчин.

«Мужчины из Нубревены», – подумала Сафи, когда ее глаза остановились на черных, длиной до подбородка, волосах и шероховатой от соли, загорелой коже. Их сюртуки были до колен, большинство – штормового синего цвета, хотя двое мужчин носили серебристо-серые. Их хорошо сидящие галифе были гармоничного бежевого цвета, а высокие по колено сапоги – черного. У каждого мужчины, на котором останавливался взгляд Сафи, были широкие моряцкие плечи и самоуверенный развязный вид.

Рядом с ними любой мужчина из Карторры и Далмотти выглядел глупым маленьким мальчиком.

– Сюда, сюда, – позвал Леопольд где-то далеко впереди.

Сафи моргнула: она даже не заметила, как замедлила шаг. Тем не менее, прежде чем она смогла поспешить вперед к ожидающему ее Леопольду или приблизиться к императрице, один из двух нубревенцев в сером заступил ей путь.

– Будьте так любезны, – пробормотала она, пытаясь обойти его.

Но мужчина остановился, полностью преградив ей путь. В его позе была какая-то жесткость – будто он недоволен тоном Сафи.

Незнакомец в сером повернул к ней лицо.

Сафи поперхнулась. Это был нубревенец с причала, дочиста отмытый, чуть ли не сияющий в свете свечей.

По непонятной причине и к раздражению Сафи, она была рада его видеть. Похоже, дело было в их незавершенной стычке на причале.

– Это вы, – сказала она по-нубревенски таким сладким голосом, на какой только была способна. – Что вы здесь делаете?

Он ни на секунду не поддался ее медовому обращению.

– Я мог бы спросить у вас то же самое.

– Я карторранская донья.

– Донья? – Было непохоже, что он под впечатлением. – Почему-то меня это не удивляет.

Сафи не понравилась, как губы мужчины растянулись в усмешке. Такая улыбка всегда была плохим знаком. Тем не менее, она не смогла удержаться от соблазна слегка щелкнуть его по рубашке.

– Я вижу, вы научились обходиться с пуговицами, – протянула она. – Поздравляю с этим, без сомнения, меняющим жизнь подвигом.

Он рассмеялся (это было так неожиданно!) и кивнул.

– А я вижу, что вы так и не научились держать в узде свой язык.

– Никогда! – Сафи передразнила его ухмылку и подалась влево, чтобы прошмыгнуть мимо. Но он снова преградил ей путь.

Ее ноздри раздулись.

– Простите, но принц Леопольд Карторранский ждет меня, как и ваш принц – вас.

Она вела себя легкомысленно, прекрасно осознавая, что говорит…

Тем не менее, результат превзошел ее ожидания, ведь молодой человек улыбнулся. Искренняя, красивая улыбка, которая заставила исчезнуть всех и всё в переполненном зале. В этот волнующий момент Сафи видела лишь, как тяжелая челюсть опустилась, когда он расслабился. Как темные глаза почти закрылись, а лоб разгладился. Как подбородок слегка откинулся, демонстрируя кадык и мышцы шеи.

– Мне абсолютно никуда не нужно спешить, – сказал он мягко. – Только здесь, рядом с вами. Меня никто не ждет.

И, будто она была недостаточно ошеломлена, он одарил ее полупоклоном и произнес:

– Вы окажете мне честь и потанцуете со мной?

И тут вся защита Сафи рухнула. Она забыла, каково это – быть доньей. Она потеряла контроль над своим рыцарским хладнокровием. Даже разговаривать по-нубревенски казалось невозможным.

Она попятилась.

– Но ведь музыки нет, – поспешила сказать она, снова пытаясь обойти нубревенца.

Но он схватил ее за руку с ловкостью бойца.

– Сейчас будет музыка, – пообещал он перед тем, как позвать: – Куллен? Прикажи оркестру сыграть что-нибудь.

Из толпы возник грациозный мужчина. Сафи узнала в нем человека из порта.

– Танец? – спросил Куллен, подняв брови. – Какой-то конкретный?

– Пусть будет «Четыре шага», – ответил нубревенец в сером с озорством, ни на секунду не отводя взгляда от Сафи, но улыбка его была адресована куда-то в сторону.

В груди Сафи нарастала паника, и она стала еще больше, когда Куллен ответил такой же шаловливой ухмылкой и сказал:

– Тогда пусть играют «Четыре шага».

Эти двое смеялись над Сафи. Так же, как доны и доньи из ее детства, так же, как дядя Эрон. Они хотели смутить ее. Усмирить ее…

Сафи уже забыла, что это за чувство. Она забыла, как стыд заставлял глаза гореть, а грудь воспламеняться.

– Если вы не знаете нубревенских «Четырех шагов», – сказал мужчина в серебряном сюртуке, окинув ее сочувственным взглядом, – то я могу выбрать что-то другое.

Сафи выдержала стратегическую паузу. Он явно давил на нее, как борец на ринге, и думал, что она отступит.

Правда.

На самом деле, он намеренно выбрал «Четыре шага», предполагая, что она не умеет их танцевать. Так он сможет вернуть себе чувство собственного достоинства, утраченное во время спора у причала.

И это правда.

«Как жаль!» – свирепо подумала она, и новое чувство триумфа, настоящего ликования пробежало по ее телу. Если он думал, что унизит ее танцем, значит, его ожидает большой сюрприз.

– Я умею танцевать «Четыре шага», – промурлыкала она, наклоняясь к нему. – И очень хорошо. Так что ищите место для танца.

Она обнажила зубы в надменной полуулыбке.

Он также ответил ей улыбкой.

– На самом деле, – сказал он, и его голос звенел от удовлетворения, – я не ищу место, донья. Люди сами освобождают мне его.

Он взмахнул рукой, и в один миг все нубревенцы расступились.

Тогда Сафи уловила бормотание стоявших поблизости зрителей.

– Вы видите, с кем танцует принц Мерик?

– Принц Мерик Нихар танцует с девушкой из фон Хасстрелей.

– Это принц Мерик?

Принц Мерик. Принц Мерик. Это имя волнами прокатывалось по залу и шумело в ушах Сафи. Оно светилось чисто и ясно, как могла светиться только правда.

Ну, к дьяволу, неудивительно, что этот человек выглядит таким самодовольным. Это же был чертов принц Нубревены.

Танец начался, и принцу Мерику не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько он ошибался.

Он надеялся научить девчонку кое-каким манерам – ведь она, в конце концов, должна быть доньей, а не какой-то уличной девицей, – и показать своим капитанам, что он все еще их адмирал и трижды проклятый принц, но вместо этого Мерик только унизил сам себя.

Ведь эта сквернословящая донья была намного лучшим танцором, чем он когда-либо мог предположить. Мало того, что она знала нубревенский танец «Четыре шага», популярный только среди любителей и служащий соревнованием в силе и ловкости, – она была в нем хороша.

Каждый тройной чекан пятки и носка Мерика она подхватывала точно в такт. Каждое вращение и взмах запястья ей удавалось в точности повторить.

Прошла только четверть танца. Когда они начали двигаться плечом к плечу, Мерик уже не сомневался, что ему придется попотеть.

Конечно, если бы, прежде чем предложить танец, Мерик сделал паузу и подумал, он бы понял, что ему грозит унижение. Он же наблюдал, как эта девушка борется, двигаясь с грацией кошки.

Приглашение на танец было испытанным маневром Мерика, которым он пользовался в течение последних трех лет, с тех пор как стал морским офицером. Способом отбивать у женщин охоту претендовать на него. В стране, где женщины правили на суше, а мужчины контролировали моря, было неудивительно, что дамы постоянно пытались хихикать и заигрывать (или просто приказывать и хлестать), чтобы получить благосклонность сначала Мерика, а потом и королевского двора. Ведь та, что выйдет за него замуж, станет следующей в очереди на трон после Вивии.

Вот почему Мерик начал использовать стратегию, о которой узнал от своей тети Иврены, и это позволяло ему наглядно показать, насколько каждая воздыхательница не подходит на роль принцессы, или как некомпетентен тот или иной моряк, визирь или дипломат.

Мерик приглашал недруга танцевать «Четыре шага», и во время танца тот выглядел идиотом.

Мерик довел до совершенства этот традиционный нубревенский танец, проводя часы на реках и в бухтах Нубревены и вынуждая своих людей практиковаться в нем после тренировок по стрельбе и борьбе. Для «Четырех шагов» требовалась такая сноровка, что если человек был способен исполнять его на накренившейся палубе корабля, то легко смог бы драться и обороняться. Хотя Мерик сначала и высмеивал эту идею, после нескольких лет тренировок в «Четырех шагах» он оценил, насколько эффективным инструментом может быть танец в самых разных сферах.

До сегодняшнего дня. Потому что эта девушка танцевала хорошо.

Простой четырехтактовый ритм сменила тягучая песнь струнных. С безмолвной молитвой к Богу, сидящему на Коралловом троне, Мерик шагнул вперед, чтобы сделать движение, которое называют «Маршем господствующего моря». Затем он остановился с поднятой вверх открытой рукой.

Молодая донья ринулась вперед и, к его абсолютной ярости, подмигнув ему, в двух шагах от него почти без усилий исполнила великолепное вращение, а затем встретилась с ним, также подняв руку верх. Это был «Вальс переменчивой реки» во всей красе.

Свободные руки они повернули так, чтобы соединить ладони. Единственным утешением Мерика, пока они скользили в следующей фигуре танца, было то, что грудь Сафи вздымалась от усталости, а лоб блестел от пота.

Мерик обхватил девушку правой рукой и, без малейшей свирепости, покружил ее и притянул к своей груди. Рука с широко расставленными пальцами скользнула по животу Сафи. Ее левая рука замерла, и Мерик поймал ладонь.

После этого началась самая сложная часть танца – стремительное движение ног, поток чередующихся прыжков и смены направлений.

Уклоны бедер, которые противились движению ног, как корабль – бурям на море.

Пальцы Мерика скользили вниз по рукам, груди, талии девушки – как капли дождя по парусу.

Они двигались под музыку все дальше и дальше, пока не вспотели. Пока не подошли к третьей фигуре.

Мерик повернул девушку к себе, чтобы еще раз встретиться с ней взглядом. Ее грудь ударилась о его – для нубревенки Сафи была очень высока. Он не понимал, насколько, до того самого момента, пока их глаза не встретились, а прерывистое дыхание не смешалось.

Ритм музыки снова нарастал, ноги Сафи обвили ноги Мерика, и он совсем забыл о том, кто она и почему он начал с ней танцевать.

Потому что ее глаза были как небо после шторма.

Его магия Ветра сама очнулась и замерцала. Мерик не был сильным магом, к тому же был вынужден сдавать экзамен очень молодым. Но в этот момент в нем проснулась необузданная сила. Каждый вздох его легких создавал вихрь, приподнимавший длинные волосы девушки и подол ее юбки.

Она же словно не обращала на это внимания. Лишь не отводила взгляда от его лица, и в ее глазах бушевало настоящее пламя – вызов, который все дальше затягивал Мерика в круговорот танца. Музыки. Этих глаз.

Каждый ее прыжок назад – движение, подобное борьбе течения моря и реки, – отзывался грубым хлопком по спине, когда Мерик снова хватал ее в объятия. Каждый прыжок и хлопок девушка сопровождала сильным ударом каблуками. Еще один вызов, с которым Мерик раньше никогда не сталкивался, но он тоже подпрыгивал все выше и выше, стуча своими каблуками в ответ. Ветер кружился вокруг них, как нарастающий ураган, и они были в самом эпицентре.

И девушка ни разу не отвела взгляд. Ни разу не отступила.

Даже когда начались последние аккорды мелодии – резкий переход от циклона струнных к басовым нотам, сопровождающим каждую бурю, Мерик не мог осмыслить, как крепко он приник к девушке. Образно. Буквально.

Они были одного роста, и сердца стучали друг напротив друга. Он водил пальцами по ее спине, плечам и рукам. Будто падали последние капли сильного дождя.

Музыка замедлилась. Сафи отстранилась первой, делая назад необходимые четыре шага. Мерик не отводил взгляда от ее лица, лишь отстраненно заметил, что, когда она отодвинулась, его магия Ветра успокоилась. Юбка Сафи перестала вздыматься, ее волосы улеглись обратно на плечи.

Затем он тоже отошел на четыре шага назад и сложил руки на груди. Музыка стихла.

Разум вернулся к Мерику, а с ним и тошнотворная уверенность, что бог смеется над ним на своем Коралловом престоле на дне моря.