Текст книги "Родственные души в Сеуле"

Глава 4

Джейкоб

Конечно, она это сделала.

Я смотрю на кровать с чересчур маленьким детским матрасом и постельными принадлежностями с изображением покемонов и не могу сдержать улыбки. Усталость и боль накатывают на меня так, что я едва держусь на ногах. Сейчас мне не помешал бы душ, а от напряженной встречи внизу моя усталость лишь усиливается. Но глядя на эту кровать и будучи на сто процентов уверенным, что Ханна нарочно сделала это для меня, я смеюсь.

Это своего рода наказание, но меня забавляет, сколько труда она в это вложила. И это, наверное, злит ее еще больше. Я смеюсь про себя.

Она такая прикольная.

Хочу пойти в соседнюю комнату и говорить с ней часами. Хочу разобраться и вместе обсудить все, что произошло между нами на кухне, и удивляться, когда кто-то из нас точно угадает невысказанные намерения другого. Хочу подшучивать над нашими мамами и смеяться до колик в животе, задыхаться от смеха. Хочу сидеть в тишине и чувствовать себя совершенно свободно.

Но вместо этого я напоминаю себе о жирном кресте, который Ханна поставила на нашей дружбе, как я пытался с ней связаться, а мои сообщения не доставлялись, как остро я порой нуждался в ее поддержке.

Страх. Боль. Злость. Она, наверное, единственная, кто может вызвать во мне эти сильные чувства. Но я ей не позволю. У меня нет на это сил.

Я расстегиваю бандаж, освобождая лодыжку. Мои обезболивающие в маминой сумочке, но я ни за что не поковыляю вниз по лестнице.

Я падаю на кровать и вытягиваюсь, свесив ноги со слишком короткого каркаса. Чувствую облегчение в мышцах. Слышу, как мама и миссис Чо смеются и сплетничают внизу, а здесь так тихо, так спокойно.

Ни кричащих фанаток снаружи.

Ни жестокой партнерши по съемкам, которая то и дело меня подкалывает.

Ни требовательного менеджера, который следит за каждым моим шагом.

Лежа на этой кровати, я даже не узнаю эту жизнь и человека, который ее проживает.

Несколько недель я буду принадлежать самому себе. Я могу делать все, что захочу. Я могу… И тут мой разум совершает то, что и всегда в таких случаях. Стоит мне случайно забыться, подумать вдруг о каких-нибудь глупостях, которые я хочу сделать, попробовать, исследовать, как он сам себя блокирует. У меня не бывает времени, да, собственно, и свободы нет, поэтому я редко позволяю себе даже мечтать о самых обычных вещах.

Но я здесь. И впервые за долгое время я что-то могу. Я должен составить список.

Хватаю рюкзак и достаю альбом для рисования. Он совершенно чистый. Все, что я хочу изобразить, хранится в моей голове, но у меня ни минуты свободной не было, чтобы хоть что-нибудь запечатлеть на бумаге. Этим летом я непременно заполню альбом эскизами.

– Ты выглядишь счастливым.

Я поворачиваю голову: в дверях стоит моя уже не маленькая сестра. Ханна права. И когда Джин Хи успела так вымахать?

– Я просто рад, что у меня есть возможность сделать передышку, понимаешь? – Интересно, понимает ли она. Она умный ребенок. И хотя мои актерские способности вызывают восторг у подростков, вряд ли с их помощью мне удастся скрыть стресс, в котором я пребываю в последнее время.

– Я тоже. Я имею в виду, что Сан-Диего больше похож на дом, чем Сеул, – говорит она. – А Ханна такая клевая и такая красивая. Боже мой, на ее фоне девушки вроде Мин Гён кажутся клонами. Она потрясающая, – продолжает Джин Хи.

Я тоже заметил, какой эффектной стала Ханна. Ее всегда что-то отличало от других: уверенность, дерзость. Она реально повзрослела. Мое сердце наполняется чем-то вроде гордости. Я рад, что хоть кому-то из нас комфортно в своей шкуре.

Я питаюсь исключительно куриными грудками и тушеными овощами. Изредка балую себя мороженым или патбинсу, если маме удается уговорить меня на это. Все это началось со времен обучения, когда за моим весом строго следили, а плохая кожа или вздутый живот могли пустить коту под хвост любой шанс на дебют в кино. Я смотрю в зеркало и вижу кучу причин, по которым могу потерять работу и не получить приглашение на следующую.

– Ты покончила с фангерлингом? – дразню я младшую сестру.

– Да пофиг, – говорит Джин Хи. – Я буду распаковывать вещи. Хочешь потом покататься по городу?

– У меня нет прав. И Сан-Диего отличается от Сеула. Здесь нельзя просто гулять где ни попадя или кататься на метро.

– Мы можем попросить Ханну, – говорит она.

– Ну, удачи тебе, – говорю я.

Джин Хи пожимает плечами, как будто попросить Ханну покатать нас будет проще простого. Она уходит обратно в комнату, которую делит с нашей мамой.

Я вытаскиваю плоскую подушку из-под головы и прижимаю ее к груди. К моей руке что-то прилипает: под подушкой лежала обертка от шоколадного батончика. Вау, Ханна в отличной форме! Выбрасываю фантик и подношу подушку к лицу, делаю глубокий вдох. Да, тот же стиральный порошок, которым они всегда пользовались. Я улыбаюсь. Этот знакомый запах, чистый океан и чистое небо убаюкивают меня, будто заворачивают в одеяло. Мне снова пять, семь, двенадцать лет, теперь мне восемнадцать, а запах все тот же.

Дом.

Здесь я в безопасности. Здесь мне не нужно играть на публику.

– Ты нюхаешь подушку?

Я поворачиваю голову к открытой двери, где стоит Ханна и смотрит на меня так, будто более омерзительного типа еще не встречала.

– Стиральный порошок марки Kirkland из Costco, – говорю я. Она щурит глаза. Она все еще думает, что я подонок. – Я скучаю по тамошним хот-догам. И пицце. У меня текут слюнки от воспоминаний.

– Теперь у них есть грудинка и миски с асаи, – призносит она как будто между прочим.

– Зачем менять то, что и без того было хорошо? – спрашиваю я. Я искренне разочарован изменениями, произошедшими в меню кафе Costco.

Она пожимает одним плечом:

– И не говори. Претенциозные гурманы и помешанные на ЗОЖ портят жизнь всем остальным.

Я пытаюсь сдержать улыбку, но не успеваю этого сделать. Чувствую, как левый уголок моего рта приподнимается, а микроскопическая доля удовольствия, которое я испытываю от нашего разговора, растворяется. Дружеские отношения приносят покой. Я даже не осознавал, что жаждал этого. Я вижу, как внимательно Ханна следит за движениями моих губ. Ее выдают глаза. На ее лице маска раздражения, но во взгляде торжество от того, что она меня рассмешила.

Я знаю эту игру, как свои пять пальцев. Эта дуэль, давнее противоборство, определяла наши отношения на протяжении многих лет: борьба за то, чтобы скрыть эмоции и при этом точно понимать чувства другого, а также за то, чтобы не сломаться первым. Я скучал по этому.

– Так здорово вернуться, – говорю я. Это момент слабости, и я сразу же об этом жалею.

– Хм, смешно. В нашем последнем разговоре ты признался, что ненавидишь этот город. Зачем ты сюда приехал?

Я должен был быть к этому готов. Обвинения. Ненависть. Колкости. Я должен был этого ожидать, но ее слова находят прореху в моей обороне и вновь бередят раны трехлетней давности.

Как она смеет бросать это мне в лицо, будто у нее больше причин злиться, чем у меня?

– Мама настояла. – Слова вылетают из моего рта, я не успеваю их остановить. – Поверь, уезжать было тяжело. В Корее все прекрасно. Ты не поверишь, в какой квартире я живу. Фанаты постоянно дежурят у дверей. Это безумие. Я попросил одного из ведущих корейских дизайнеров бесплатно прислать кое-что из его коллекции, просто чтобы было что носить. – Я вкладываю в каждое слово частичку актерского мастерства, которого достиг за эти годы. По какой-то причине мне нужно, чтобы она в это поверила. Я не хочу, чтобы она думала, будто я хоть на минуту пожалел о своем решении уехать. И я хочу, чтобы она поняла, что моя жизнь сложилась лучше, чем ее. Потому что, может быть, тогда я тоже в это поверю.

Она щурит глаза и прикусывает губу. Вероятно, думает, как еще меня уколоть. Однако она просто закатывает глаза и собирается уходить.

– Ханна, – зову я. Я так много хочу ей сказать. Мой лучший друг на всю жизнь. А сейчас у нас едва получается поговорить друг с другом. Находиться далеко от нее слишком тяжело. Нас разделяли три года и шесть тысяч миль. Но теперь мы снова так близко, лицом к лицу, и это невыносимо. Один из нас должен первым протянуть оливковую ветвь. Один из нас должен протянуть руку, чтобы каждый нашел в себе мужество извиниться, верно?

Она останавливается, но даже не оборачивается. Исходящее от нее напряжение бьет меня по лицу. Неужели мы так сильно отдалились друг от друга, что не сможем найти дорогу назад?

– Что нужно сделать, чтобы раздобыть вафельный рожок из Макдональдса? – спрашиваю я. Вспоминать шутки для посвящённых из прошлого рискованно. В воскресенье днем мы всегда подсчитывали мелочь и покупали вафельные рожки мягкого мороженого из Макдональдса, что через дорогу от церкви. Она должна это помнить. Но, возможно, еще слишком рано для ностальгии.

Я задерживаю дыхание.

Она слегка поворачивает голову в мою сторону. Даже несмотря на осветленные длинные волосы и накрашенные красным губы, я все еще вижу девушку, рядом с которой вырос. Она стала выше, у нее пропали пухлые щечки, но это лицо, на которое я смотрел тысячи раз, я мог бы нарисовать по памяти, если бы у меня был талант.

Она выжидает секунду, а затем отмахивается от того, что собиралась сказать.

– Не знаю. Больше я это дерьмо не ем, – бросает она на ходу.

Ой.

Я вижу, что изменилось не все. Даже когда мы были детьми, эта девочка могла затаить обиду.

Отлично. Но она не сможет ничего испортить. Я ей не позволю.

Ложусь обратно на кровать и закидываю руки за голову. Я могу делать, что хочу, и мне для этого не нужна Ханна. Пусть она держится подальше от меня, а я буду держаться подальше от нее.

У меня звонит телефон, и радостные мысли моментально улетучиваются.

– Привет, Хэ Джин, – отвечаю я.

– Ты не нагружаешь лодыжку? – Даже не здороваясь. Только бизнес.

– Не-а. Я разговариваю с тобой лежа. Слушай, ты говорила с моим дядей? Он, эм-мм, пошел на сотрудничество?

– Мы позаботимся об этом, – отвечает она, не оставляя места для обсуждения.

– Можешь хотя бы держать мою маму в курсе? – спрашиваю я.

– Разумеется. Послушай, Джин, я не была согласна с решением компании отпустить тебя на каникулы в Америку. Это усложнило работу многих людей, просто чтобы ты знал. – Ее голос напряжен, как и мои легкие, сдавленные чувством вины. – Мы изучаем разные варианты рекламы на время твоего пребывания в Калифорнии. Я собираюсь узнать, сможем ли мы организовать для вас с Минги небольшую пресс-конференцию на церемонии вручения наград Teen Choice Awards в Лос-Анджелесе в августе. Netflix берется помочь.

Мое сердце замирает. Вот тебе и затаился. Я приехал в Калифорнию не для того, чтобы работать, чтобы меня узнавали, чтобы давать пресс-конференции. Я здесь, чтобы отдохнуть. Я не хочу, чтобы кто-то приехал сюда и все испортил. Но Хэ Джин это не волнует. Мои желания ее не касаются.

Хэ Джин продолжает свой монолог, а я почти не слушаю. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и думаю, чем бы я занялся, если бы ни у кого не было притязаний на мое время. На что была бы похожа моя жизнь, если бы я не стал звездой корейских дорам?

– И у меня есть удивительные новости. – Хэ Джин возвращает меня к действительности.

– Похоже, тебя номинировали на премию Baeksang Arts Awards в категории «Лучший актер-новичок».

– Что? Ты серьезно? Да это потрясающе! Реально? Я номинирован? – На секунду я позволяю себе порадоваться этому известию. Я усердно трудился, и получить признание за это приятно.

– Очень жаль, что тебя не будет на церемонии награждения. – Вот что я имею в виду, когда говорю, что всегда жду подвоха. Разве не она предложила мне уехать из города и держаться подальше от поклонников? – Правда, судя по списку номинантов, тебя трудно назвать фаворитом.

Ой. Прямой удар по моему эго.

Хэ Джин даже не останавливается, чтобы услышать мою реакцию.

– В течение часа проверь свою электронную почту, отдел рекламы пришлет тебе предварительное расписание. Ты должен опубликовать в своих социальных сетях утвержденный контент в назначенное время. Рекламщики постараются состыковать тебя с Минги этим летом. Ты очень усложнил им задачу, но поскольку тебя не будет в Сеуле, нам придется придумать способ удержать интерес фанатов к вашему роману.

– Роману? Это уж слишком, тебе не кажется? – возмущаюсь я.

Она игнорирует меня и продолжает:

– А еще, Джин, у нас с тобой будет ежедневный созвон, чтобы гарантировать твой прогресс и успех.

– По-моему, каждый день – это чересчур.

– Проверь электронную почту, я позвоню тебе завтра, – говорит она и вешает трубку.

Зачем мне вообще было улетать на другой конец света? Ведь от обязательств мне никуда не деться. И все мои надежды на лето кажутся лишь несбыточными мечтами.

Я слышу музыку из комнаты Ханны и прикидываю, что она подумает обо всем этом, о моей жизни. Три года назад я бы ей все рассказал, и она помогла бы мне разработать план освобождения. Но теперь у меня создается впечатление, что я сам решил загнать себя в клетку и выбраться оттуда – не вариант.

Глава 5

Ханна

Лагерь спасателей – худшее, что может быть.

Там так много… плавания. И тренировок по вытаскиванию других учеников из бассейна. А еще нужно притворяться, будто тонешь там, где воды по пояс, чтобы кто-то мог потренироваться спасать утопающего. У меня болели мышцы в таких местах, о существовании которых я даже не подозревала. И с чего вдруг я решила, что это хорошая идея? Ах да, потому что здесь Нейт.

Моя задача – убедить его, что общего между нами может быть много. Мы оба начинающие спасатели. Галочка. И я могу научиться любить K-pop. Некоторые песни просто бомба! Галочка. Мне нужно, чтобы он понял, что мы подходим друг другу. Мы прошли всю эту историю для того, чтобы убедиться, что у нас общее будущее.

К тому же у нас был план. Быть парой на протяжении всего выпускного года и, поскольку мы оба надеемся остаться в Сан-Диего, поступив в колледж, посмотреть, возможны ли отношения между студентами Калифорнийского университета в Сан-Диего и Университета штата Калифорния в Сан-Диего.

– Никто не любит этот город так, как мы, – уверял меня Нейт. – Нам суждено быть вместе. – Вот так поэтично он когда-то выражался.

Мне просто нужно напомнить ему об этом.

Неожиданно меня пронзает чувство вины. Джейкоб был моей парой в детстве. И теперь, если я думаю о Нейте как о своем парне, это кажется предательством. Но с чего это вдруг стало меня волновать? У меня не было подобных мыслей уже три года. От того, что Кимы поселились в моем доме, у меня срывает башню. Это мешает моим планам. Я пытаюсь выкинуть из головы все мысли о Джейкобе и двигаться дальше.

На мне мое новое бикини в красно-белую полоску. И хотя это не в правилах спасателей, таким образом я не очень изящно пытаюсь привлечь внимание. Я должна поднять ставки, чтобы вернуть Нейта. Я не дам нашим отношениям так легко разрушиться. Я могу напомнить, что ему нравится во мне. И если ничего не поможет, могу пересмотреть «Ривердэйл» и постараюсь не смеяться во время музыкального эпизода.

Джейкоб посмеялся бы над абсурдностью «Ривердэйла».

«Стоп! – говорю я себе. – Хватит».

– Слушай, я знаю, что тебе вроде все равно или типа того, но…

Блин. Когда Шелли заходит с такого вступления, она прекрасно понимает, что мне небезразлично все, что она собирается сказать. И скорее всего, это будет пипец. Она честно не может сдержаться.

Но, прежде чем Шелли произнесет еще хоть слово, я слышу это. Я слышу удивительно мелодичное, писклявое женское хихиканье, похожее на звон колокольчиков. Совсем не похожее на мой смех гиены. Я медленно поворачиваю голову в сторону гипнотического звука и сталкиваюсь с самой жестокой реальностью, какую только могу себе представить.

Она миниатюрная, хорошо, если в ней хотя бы пять футов роста. Кожа у нее цвета слоновой кости, бледная и гладкая, без изъяна, без единой веснушки. Даже если бы у нее и были веснушки, они, без сомнения, были бы симметричными и милыми. На ней скромный цельный купальник с рюшками на юбке, и каким-то чудом это выглядит привлекательно. Наглая жопа. Длинные, черные, шелковистые волосы, такие темные, что кажутся почти синими.

Когда она смеется, она прикрывает рот рукой, а глаза танцуют от восторга.

Она похожа на безупречных девушек, которых я вижу в мамином телевизоре, когда прохожу мимо ее спальни. Тех, которые либо поют и танцуют в развлекательных шоу, либо плачут и кричат в какой-нибудь корейской дораме. Она прототип каждой Грейс, Эстер и Джинни в любой корейской церкви к востоку от Тихого океана.

Обжигающее солнце Сан-Диего светит позади нее, создавая идеальный эффект ореола. А как иначе?

А Нейт смотрит на нее, как на драгоценный камень.

– Кто она? – спрашиваю я. Я никогда не видела ее в кампусе. Очевидно, что я не единственная кореянка в нашей школе. Но я единственная кореянка в нашей компании друзей. И я очень старалась вписаться в нее, несмотря на то, что так сильно отличаюсь от остальных. Если она здесь и разговаривает с Нейтом, значит, она пытается проникнуть на мою территорию. О боже, Ханна, только не показывай танцевально-песенный номер, какая ты секси. Возьми себя в руки.

У меня перехватывает горло, а нос щекочет едва уловимый запах очень дорогой краски для волос, благодаря которой мой стилист сделал мне правильные пряди светло-коричневого цвета. Для чего все это, если не для того, чтобы вписаться, произвести впечатление на Нейта, показать ему, что я идеальная девушка?

– Вот это я и собиралась тебе сказать. Я слышала, что Нейт, видимо, встречается с новой девушкой. – Голос Шелли возвращает меня к реальности.

– Что? – Я резко поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в глаза и понять, не ложь ли это или досужая сплетня. – И недели не прошло, как мы расстались.

– Формально вечеринка была восемь дней назад, но я понимаю, о чем ты говоришь. Труп еще даже не остыл.

В эту секунду у меня есть два варианта. Я могу столкнуть Шелли в бассейн и отказаться слушать то, что она скажет дальше. В общем, это было бы так просто. Или сделать глубокий вдох и пойти узнать больше об этом новом препятствии.

Мое сердце бешено колотится. Она не местная, в этом я уверена. Судя по тому, как она выглядит и ведет себя, я предполагаю, что она только что переехала сюда из Кореи. Ни один солнцезащитный фильтр не позволит вам сохранять идеальную бледность. Я не могу удержаться от того, чтобы подойти к ней поближе. Пожалуйста, пусть ее дыхание будет зловонным, как кимчи. Пожалуйста, пусть ее волосы пахнут нафталином. Пожалуйста, пусть у нее будут короткие и толстые ресницы.

– Она только что переехала сюда. Ее родители владеют новым магазином в торговом центре, где продается классная модная одежда, – сообщает Шелли.

Проклятие. Мне нравится этот магазин. К сожалению, теперь придется заставить всех знакомых обходить его стороной.

Мы с Шелли добираемся до мелкой части бассейна, где Та Девушка сидит на краю, изящно болтая ногами в воде. Нейт садится рядом с ней. Он выглядит огромным и влюбленным.

– Тебе нравятся BTS? BTS мои любимчики. Мой биас Тэхён, ОТ7 врэкер[4]4
  Биас-врекер – это участник группы, который «хочет» занять место Вашего нынешнего биаса, «ломает» канон.


[Закрыть], – говорит она Нейту. – А еще мне очень нравятся BLACKPINK. Многие утверждают, что я похожа на Джису. – В ее голосе есть интонация, как у моей кузины, которая выросла в Пусане и переехала в Штаты всего пару лет назад.

– В последнее время я увлекаюсь группами четвертого поколения, такими как Ateez и Stray Kids, – отвечает Нейт. – Су Ён, по-моему, ты действительно могла бы стать вижуалом в K-pop группе.

Что это за кодированный язык, на котором они говорят? Это K-pop? Класс. У них есть что-то общее. Но пока только одно…

– Ты смотришь корейские дорамы? Сейчас мне нравится «Любовь и Сеул»…

… похоже, теперь у них два общих интереса.

– Ким Джин Сок такой красивый и талантливый. У него ямочки, как у Чонгука!

Я замираю на месте, как только это имя слетает с ее губ. Ким Джин Сок. Я знаю его. Это корейское имя Джейкоба Кима. Она говорит о том же парне? О моем лучшем друге детства, который меня бросил? О том, кто, наверное, сидит сейчас у меня дома и потеет в своей комнате, потому что я оставила ему только маленький вентилятор, который работает через пень колоду? Она фангерлит, как будто он мегапопулярен. Она определенно из Кореи. Не похоже, чтобы кто-то еще здесь его знал.

– Я обожаю «Любовь и Сеул»! – кричит одна из моих одноклассниц. – Ким Джин Сок такой горячий.

– Офигеть, правда? Я кайфую от этого шоу, – говорит еще одна. – Я так рада, что будет второй сезон.

Все начинают собираться вокруг Су Ён, желая принять участие в этом, походу, захватывающем разговоре о моем лучшем друге детства и каком-то дурацком телешоу, в котором он снимается. Я вспоминаю старые добрые времена, когда эти шоу были популярны только в Корее и мне не нужно было париться о выносе мозга, который сейчас происходит у меня в голове.

Неужели все сошли с ума? Джейкоб не «такой горячий». Ну, возможно, я могла бы понять, почему кому-то он показался просто горячим. Но добавлять «такой» – это уж слишком.

Нет. Нет. И еще раз нет. Этого не может быть. Миры сталкиваются в какой-то странной альтернативной реальности. Всю свою жизнь я разделяла корейскую повседневность и американскую школу и очень тщательно за этим следила. Никто из моих школьных друзей даже не знаком с моей семьей. Все это нереально странно и всему виной Джейкоб Ким. Проклятье!

Я на мгновение задерживаю дыхание, ожидая, когда Нейт увидит меня и наши взгляды встретятся. Он должен знать, как меня это смущает. Думаю, он меня понимает.

Но он не перестает пялиться на новую девушку, блестящую, более аутентичную корейскую версию меня, слушая ее рассказы о моем бывшем лучшем друге. Щеки у меня горят, и внутри нарастает ярость. Джейкоб покинул Сан-Диего и не оглянулся. Несправедливо, что он вдруг получает здесь такое внимание. Несправедливо, что вдруг стало модно быть корейцем, и это переворачивает мой мир с ног на голову. И новая кореянка привлекает внимание Нейта, хотя я была здесь все это время.

– Ты намного сексуальнее, – ни с того ни с сего говорит Шелли. – Ну, то есть я даже не знала, что ему нравятся азиатские девушки.

Я удивленно смотрю на нее.

Она качает головой:

– Я хотела сказать, настоящие азиатские девушки. Ты же американка азиатского происхождения, понимаешь?

– Э-э, спасибо, Шелли. Но я кореянка… американка корейского происхождения. То есть, наверное, есть разница между тем, кто типа приехал прямо из Кореи или вроде того. Но…

– Да, именно это я и имела в виду, – говорит она. – В любом случае, я пойду поздороваюсь с Лиззи. До скорого.

Прекрасно. В любом случае я не особо-то хотела объяснять это Шелли. Я даже не уверена, что понимаю это сама. Но я всю жизнь пытаюсь быть «американизированной» кореянкой, ищу идеальный баланс в своей идентичности, чтобы соответствовать своему окружению и не показывать виду, что очень стараюсь. И вот появляется «кореизированная» девушка, которая воплощает в себе все, на что я смотрела свысока, и покоряет людские сердца. Разве этого хочет Нейт? Видимо, этого сейчас хочет весь мир. Внезапно возникла мода на все корейское. Очевидно, я просто неполноценная кореянка. На самом деле, я тут меньше всего ощущаю себя кореянкой.

– Ханна, иди сюда. Я хочу кое с кем тебя познакомить. – Почему тренер по плаванию зовет меня? Я нехотя, на заплетающихся ногах, иду туда, где собралась наша группа. – Ханна, это Су Ён. Она недавно переехала сюда из Кореи. Су Ён, это Ханна Чо.

Почему тренер посчитал важным именно для меня знакомство с новичком, понятно, но лучше бы он этого не делал.

– Аньон хасейо, Ханна-щи, – говорит Су Ён, быстро вставая и кланяясь. Какого черта? Почему она ведет себя так, как будто я ее мать или типа того?

– Дэбак, – фыркает кто-то из учеников.

Я стреляю в своего одноклассника убийственным взглядом. Он может сколько угодно кайфовать от корейских штучек. Но не стоит говорить со мной на корейском сленге, как будто мы бро.

У меня это совершенно не укладывается в голове.

Я обращаюсь к Су Ён.

– Привет, – говорю я, поднимая вялую руку. – Приятно познакомиться.

Я больше не выдержу. Поворачиваюсь и ищу путь к отступлению. Я могла бы просто убежать, не оглядываясь. Скрыться от этого безумия.

– Ладно, спасатели, в качестве разминки десять кругов вольным стилем! – кричит тренер. – Первая группа, в воду!

План провалился. Класс. Я только об этом и мечтала… снова плавать. Что ж, либо плавать во взрывающем мозг настоящем, либо вернуться домой и столкнуться лицом к лицу со своим мучительным прошлым. Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и прыгаю в воду.

Сразу по окончании тренировки я испаряюсь, ни с кем не попрощавшись. Похоже, никто и не заметил, что я ушла. Ведь теперь у них есть Су Ён.

Меня настигают эмоции последних двух дней, и создается впечатление, что я в ловушке. Мне нужно что-то делать.

Я и не предполагала, как тяжело будет снова встретиться с Джейкобом и его семьей. Это не должно иметь значения. Почему же это имеет значение? Он история, прошлое, и за все эти годы мой друг детства должен был превратиться в некое призрачное существо.

Однако в ту минуту, когда я его увидела, на меня нахлынули воспоминания. Добрые глаза, пение сверчков теплыми летними ночами, запах боба чая с клубникой и личи – все это так знакомо, что ощущалось как теплое объятие и удар по лицу одновременно. Что не знакомо, так это черты его лица, глубокий тембр голоса, свидетельство того, что воды утекло много.

Проблема в том, что, открыв ящик Пандоры с детскими радостями, я вместе с ними выпустила наружу и всю свою боль – боль предательства, одиночества и отсутствия друзей. И мне это не особо-то нравится, должна признаться.

А потом еще эта сцена в лагере спасателей. Даже отдышаться не успела.

Я крепко сжимаю в кулаке ключи, давлю все сильнее, пока зазубренные края не впиваются в кожу. Мне пора убираться отсюда. Сломя голову бегу к своей машине. Переднее сиденье из черной кожи чертовски горячее, раскаленная боль обжигает ноги ниже колен, но меня это не волнует. Я до конца лета готова носить платья макси и джинсы, чтобы скрывать ожоги первой степени, только бы меня не остановили на пути к бегству.

– Ой, черт возьми! – Однако у руля другие планы. Я трясу обожженными руками. Взяться за него нет никакой возможности.

Мысленно падаю на колени и стучу по земле. Погода так несправедлива! Будь ты проклято, лето в Сан-Диего!

Наконец я завожу машину, включаю кондиционер и выезжаю со своего места на парковке. Делаю это на автомате. Моя машина направляется на запад, к воде.

Я выезжаю на многолюдную Торри-Пайнс-роуд, и напряжения как не бывало. Невозможно грустить, когда перед тобой бескрайние голубые воды Тихого океана. Несмотря на толпы, бредущие по пляжной дорожке, и машины, останавливающиеся посреди дороги в надежде найти место для парковки у океана, мое лицо расплывается в улыбке. Я выключаю кондиционер и опускаю все окна, наслаждаясь солнцем и морским бризом.

Моему отцу нравилось жить в Сан-Диего из-за океана. В его представлении это было символом успеха, которого он добился в жизни. Может быть, поэтому он переехал в Сингапур. Все дело в символах успеха, а следующий шаг на пути к вершине карьерной лестницы – роль регулярного пассажира международных рейсов.

Невыносимая мука наполняет мою грудь. Я очень скучаю по папе. Я не видела его полгода. Он пропустил два последних звонка по скайпу, которые должны были у нас состояться. На секунду я задумываюсь, что будет, когда он в следующий раз приедет в Сан-Диего в качестве гостя в собственном доме. Будет ли он рад меня видеть? Или из-за смены часовых поясов и истощения большую часть отпуска он будет овощем, пока ему не придет время собирать вещи и уезжать? Такова проблема слишком больших расстояний и слишком коротких поездок. У нас почти нет времени пообщаться, напомнить себе, что мы семья.

Когда отец уехал от меня, уехал от нас, чтобы устроиться на работу в Сингапуре, он клялся, что это временно. Обещал, что мы будем часто видеться. Он обнял маму, поцеловал сестру в щеку, а потом взял меня на руки. Я обхватила его ногами и схватила за шею. Я была слишком взрослой и слишком тяжелой для этого. Но ему было все равно, как и мне.

– Не уезжай, папа, – плача сказала двенадцатилетняя я.

– Я ненадолго, Ханна-я, – прошептал он мне на ухо.

А потом он уехал.

Прошло пять лет, теперь он президент компании. И я вижу его три раза в год, если повезет.

Я резко давлю на тормоз как раз вовремя, чтобы не столкнуться с машиной, внезапно остановившейся передо мной с включенным указателем поворота. Сукин сын решил, что нашел место для парковки. Я отрицательно качаю головой. Это место для пожарной техники, каждый новичок на это ловится. Дилетант.

По крайней мере, я перестала горевать об отце.

Я в конце Торри-Пайнс-роуд и в конце пути отступления. Пора домой.

Как только я снова выезжаю на автостраду, телефон начинает трезвонить. Я бросаю взгляд на дисплей приборной панели и нажимаю кнопку «Принять».

– Привет, – говорю я с покорным вздохом.

– Ой-ой. Что случилось? – добрый голос моей сестры на том конце провода ранит мне сердце, напоминая, что она за три тысячи миль от меня.

– Ну, Кимы приехали, – говорю я.

– Ты подготовила дом? – спрашивает Хелен с того конца провода.

– Да, я все отлично обставила, взяла простыни с покемонами и все такое. Одеяло для десятилетнего ребенка. Для него оно слишком короткое, – отвечаю я. – А еще я снова повесила на стену те сумасшедшие часы. Помнишь, там кукушка вылетает и кукует каждые сорок две минуты? От одной только мысли, что Джейкоб ошалеет от этой безумной кукушки, у меня чуточку поднимается настроение.

– Напомни мне никогда не переходить на сторону зла, как ты. Хотя, погоди, я переехала в Бостон и решила свою судьбу. Мой косяк.

Она шутит об этом, но мне все равно больно. Я смеюсь в трубку, но это звучит горько.

– Никогда не поздно, – говорю я.

Мы с Хелен всегда были близки. Ей и Джейкобу я доверяла больше всего. После колледжа, получив предложение о работе, она хотела остаться в Сан-Диего. Но в «небольшой поездке» в Бостон Хелен встретила парня, влюбилась и в итоге осталась работать в фирме, которая предложила ей больше денег и лучшие возможности для роста. Как будто любовь, деньги и успех так важны. Буэ.

– Ханна, – говорит она, – похоже, ты реально устроила теплейший прием. Послушай, я знаю, что ты чувствуешь себя немного не в своей тарелке после разрыва, но постарайся не сваливать все на бедного Джейкоба. Он не был в Америке уже три года, и кто знает, насколько ему будет не по себе. Только не оставляй его в незнакомом месте на произвол судьбы, ладно? По крайней мере, постарайся помнить, что он почти член семьи.