Текст книги "Родственные души в Сеуле"

Глава 7

Ханна

У меня сегодня два варианта. Я могу либо съесть просроченное мясо индейки из холодильника в надежде, что это вызовет такую сильную тошноту, что никто не посмеет отрицать, что мне необходимо посетить отделение неотложной помощи, или, по крайней мере, оставаться дома в постели. Либо придется смириться и поехать на чертовую первую прогулку с Джейкобом. Тухлое мясо индейки. Придурок, шантажирующий того, кого бросил. Тяжелый выбор.

Я закрываю дверцу холодильника и сокрушенно опускаю голову на грудь.

– Готова?

– Что за… – кричу я, отскакивая назад. – Не подкрадывайся ко мне. Ты меня жутко напугал.

– Прости. Просто спросил, готова ли ты ехать.

Здесь что-то не так. Джейкоб сегодня не похож на себя, в его голосе отсутствуют какие-либо эмоции. Темные круги под глазами – это что-то новое. Для человека, который шантажирует старого друга, чтобы тот вышел из дома ради развлечения, он выглядит несчастным. Он передумал? Дело, видимо, во мне… он передумал насчет меня?

Я стараюсь не размышлять о том, как меня это волнует. Может быть, я уже не гожусь даже в жертвы шантажиста? Или вынужденная необходимость проводить время в моем обществе, при том, что он просто использует меня в качестве водителя, наводит на него ужас?

– Ну да, я готова. Не нужно ли нам взять что-то с собой? Бутылки с водой? Солнцезащитный крем? Закуски?

Легкая улыбка скользит по губам Джейкоба, и он мгновенно превращается обратно в самого себя. Похоже, я его забавляю. Тьфу! Да пофиг. Мама с детства учила меня всегда брать с собой закуски, окей?

– Нам ничего не нужно. Мы можем просто сесть в машину и поехать. – Он берет со столика мои ключи и передает их мне, открывает и придерживает дверь, протягивает руку, приглашая меня пройти. И что? У многих парней нашего возраста хорошие манеры. То, что я еще не встречала ни одного из них, не означает, что Джейкоб какой-то особенный. Я не глядя прохожу мимо него, внутренне собираясь с силами пережить этот день.

– Ты готова к нашему первому свиданию? – спрашивает Джейкоб, хватаясь за ремень безопасности на пассажирском сиденье. Ремень не очень хорошо защелкивается, и я сдерживаю смешок, наблюдая, как он несколько раз пытается его зафиксировать. Это мелочи, которые доставляют мне радость.

– Не называй это свиданием, – говорю я. – Куда мы едем?

Он уставился в лобовое стекло и улыбается. Я смотрю на его профиль и вижу, как преображается его лицо. Оно создано для улыбки. Его глаза встречаются с моими, и я быстро отвожу взгляд.

Так, где же та пачка жвачки, которая была у меня тут в прошлый раз?

– Окей, значит, у меня есть список, помнишь? – он хлопает себя по колену, показывая, что полон решимости выполнить все задуманное. Серьезно, что может быть интереснее? Вообще-то я начинаю беспокоиться, что не смогу выполнить все замечательные пункты его плана.

Отблески того, как он выглядел ребенком, полным радости и удивления, немного согревают мое холодное, мертвое сердце. Меня мучат угрызения совести. Он сидит взаперти уже неделю, потому что я отказывалась его сопровождать. Возможно, мы больше не друзья, но я готова помочь ему. Я же не конченый монстр.

В конце концов, он меня шантажирует.

– Я подумал, что нам не стоит торопиться. Похоже, сегодня будет довольно прохладно, – говорит он. И протягивает мне свой телефон. Я читаю записи на экране.

День 1: Найти лучший буррито в Калифорнии.

Я смотрю на Джейкоба, стараюсь сохранять бесстрастное выражение лица, но, кажется, моя мечта буквально сбылась. Я была уверена, что список его желаний окажется отстойным.

– Ладно, это будет не слишком ужасно, – говорю я, стараясь не показывать своей радости. – Сколько вариантов ты думаешь попробовать, прежде чем выбрать победителя? Ну, у меня есть конкретные предложения на этот счет. Но это твой список.

– Думаю, четырех будет достаточно, – усмехается он. Его лицо сосредоточено, и я понимаю, что дело серьезное. Найти лучший калифорнийский буррито в Сан-Диего – не шутка. Но все равно…

Я поджимаю губы и сгибаюсь, стараясь не рассмеяться.

– Что? Тут не над чем смеяться.

Я поднимаю руки вверх:

– Нет, нет, я согласна. В этих краях с калифорнийским буррито не шутят.

Он смотрит на свой телефон, слегка улыбаясь:

– Это просто то, о чем я давно мечтал. Ну, типа картофель фри… в буррито.

Я даже не могу винить его за столь трепетное отношение к простому буррито.

– Я знаю. Это гениально. Итак, по каким критериям ты собираешься судить? – спрашиваю я.

Джейкоб кивает и поворачивается ко мне. На его лице ни тени улыбки:

– Я провел небольшое исследование, читал обзоры, смотрел видео на YouTube. И решил, что в идеальном калифорнийском буррито соотношение карне асада и картофеля фри примерно два к одному. Он должен быть толстым, но не слишком набитым. В нем не должно быть слишком много сметаны, а картошка внутри должна быть хрустящей, не сырой, но еще мягкой внутри. Дополнительные баллы, если гуакамоле свежий и вкусный.

Я одобрительно киваю. Я не позволяю себе думать о том, как он проводил время, изучая все это на другом конце света, ни разу не съев ни одного в детстве.

– Неплохо. Я знаю, с чего нам следует начать.

Девственник по части калифорнийских буррито. Я представляю, как он впервые его откусит и как удивится, съев то, что находится внутри. Внезапно меня осенило: ребенком Джейкоб так и не попробовал калифорнийский буррито, потому что ему было строго-настрого запрещено перекусывать вне дома. Риск перекрестной аллергии был слишком велик. Но… как он может делать это сейчас? Я возвращаю ему телефон и беру свой с приборной панели.

– Дай-ка я кое-что проверю, прежде чем мы тронемся. – Я быстро задаю поиск в Google и поднимаю вверх кулак, когда нахожу то, что ищу.

– Э-э… интересно, нужно ли мне знать, что ты ищешь? Ты придумала, как лучше меня отравить?

Он дразнит меня, но, как ни странно, это обидно. Когда мы были детьми, ЭпиПен Джейкоба всегда был при нем, что бы мы ни делали и куда бы ни ходили. Я все время беспокоилась о нем. Мне было так жаль, что ему приходилось от многого отказываться.

Например, орехи для него яд. И я даже не хочу шутить на предмет того, что они с ним сделают.

Его нежное прикосновение к моей руке пугает меня.

– Эй, я просто дурачусь, ясно? Не волнуйся обо мне. Я живу с этим дерьмом всю жизнь. И… – он пожимает плечами, – уже становится немного лучше.

Что он имеет в виду, говоря, что становится лучше? Проведено уже довольно много клинических испытаний, как бороться даже с самыми чувствительными аллергическими реакциями, увлекательных исследований, в которых ученые рассматривали их почти как вирусы. Я многое узнаю об этом, когда прохожу стажировку у иммунолога.

Я вопросительно поднимаю бровь.

– В общем, моя компания использовала свои связи и пробила мне участие в экспериментальной программе лечения аллергиков. И за год я, хоть и не совсем излечился, но теперь намного меньше подвержен приступам. Видимо, у меня выработалась некоторая переносимость орехов или типа того. Видишь? – говорит он, похлопывая себя по карманам. – Сегодня я без ЭпиПена. Подумал, что он мне не понадобится.

Я резко поднимаю голову и смотрю на него с удивлением.

– Реально? – Я протягиваю руку и в шутку похлопываю его по груди, ища ЭпиПен, спрятанный где-то под рубашкой без карманов. Он извивается, пытаясь уклониться. Джейкоб страшно боится щекотки. Когда он начинает пронзительно визжать, умоляя меня остановиться, я откидываюсь на водительское сиденье и держусь за живот, пытаясь отдышаться от смеха.

– Это же прекрасно. – Мы оба улыбаемся, щекоточный кайф понемногу нас отпускает. – Наверное, для тебя это большое облегчение. Переломный момент, – говорю я. И говорю вполне серьезно. Я никогда не хотела, чтобы из-за своей аллергии Джейкоб чувствовал себя неполноценным. Я не признаюсь ему, что моя цель – поступить в медицинский институт и самой стать иммунологом. Сейчас это было бы слишком глупо.

– А еще у меня выработалась привычка спрашивать о рисках везде, где мне приходится есть. И я знаю, – он делает паузу, – с уверенностью в восемьдесят девять процентов, что ты не будешь пытаться меня отравить. – Улыбка у него добрая, и мое сердце, которое бешено билось, о чем я даже не догадывалась, начинает успокаиваться.

– Честно говоря, это очень высокий процент, – говорю я с каменным лицом. – Не стоит настолько мне доверять. Но сейчас я действительно хотела убедиться, что в мексиканском ресторане не будет орехов. Они подтвердили это на своем сайте. – Я кривлю рот. – Сегодня ты не умрешь, по крайней мере, не от моих рук.

– Шутить о смерти жестоко, – говорит он. – Кстати, о смерти, как дела в лагере спасателей? Есть шанс, что ты не сможешь спасти Нейта Андерсона от трагического утопления?

– Черт, это мерзко, – бросаю я.

– Он этого не заслуживает? – спрашивает Джейкоб. Я начинаю задаваться вопросом, не шутит ли он.

– Я удивлена, что ты вообще помнишь Нейта Андерсона.

– Я должен забыть парня, который превращал мою жизнь в ад? Некоторым, вероятно, удается простить своих мучителей, но для меня это не так просто. – Он ловит мой взгляд, и я поеживаюсь в кресле. Сейчас я не готова к такому разговору.

– Я видела в твоем списке скейт-парк, – меняю я тему. – Поблизости есть несколько очень крутых парков. Но твоя лодыжка… Ты не сможешь кататься с такой травмой.

– Знаю. Я думал, что просто схожу посмотреть на других. Вообще-то я никогда не катался на скейтборде. – Он отворачивается и смотрит в окно, чтобы я не заметила выражение его лица.

– В Корее они не популярны? – спрашиваю я.

– Популярны, – отвечает он. – Но у меня не бывает свободного времени, чтобы заниматься подобными вещами.

Я смотрю ему в затылок и уже не в первый раз задаюсь вопросом, на что похожа жизнь Джейкоба в Корее. У меня просто не хватает смелости спросить.

– Я почему-то даже не могу представить, чтобы ты занимался этим, – говорю я, заводя машину и выезжая с подъездной дорожки. – Я имею в виду катание на скейтборде. В детстве Джейкоб был мелким, да и с координацией у него было не очень. Сейчас он намного крупнее, это факт. Но я была удивлена плавностью, с которой он движется. Он ходит, разговаривает, стоит и дышит так, будто ему реально комфортно в своем теле, даже в высоких ботинках. Он сильно изменился, и не только физически.

Эта мысль ранит, как удар под дых. Шок от того, что мы больше не лучшие друзья, в конце концов, должен пройти, верно? Меня терзает желание узнать больше о «работе, жизни и прочем», благодаря чему он стал тем, кем стал.

Я оглядываюсь через правое плечо, чтобы убедиться, что дорога свободна, и замечаю, что Джейкоб не сводит с меня глаз. Он быстро переводит взгляд обратно вперед.

– Ну да, в детстве я был немного слаб, – говорит он со смехом. Впрочем, не похоже, чтобы он находил в этом что-то смешное.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но прежде, чем успеваю, Джейкоб прикладывает палец к моим губам:

– Не говори этого.

– Чего? – бормочу я сквозь сомкнутые губы.

Он убирает палец, и мы оба смеемся.

Я пытаюсь стряхнуть с себя ностальгию по детской дружбе. Не хочу, чтобы мне нравилось проводить время с Джейкобом. Это сбивает с толку. Для себя я давно решила, что нашей дружбе пришел конец. Так что моему сердцу лучше смириться с этой данностью. Я не хочу прекращать злиться на него. Это Джейкоб, тот, кто причинил мне боль.

Это Джейкоб, мой некогда лучший друг.

– Итак, ты не очень ловко попыталась перевести тему с лагеря спасателей. Слушай, я обещаю, что не буду радоваться, если Нейт Андерсон утонет, ладно? Мне просто любопытно, как у тебя дела. – Низкий голос Джейкоба удивляет меня всякий раз, когда он прерывает тишину, а я не готова к этому. У него голос взрослого мужчины. Меня удивляет, что у него вообще нет акцента. Я думала, что за годы в Корее он появится. На самом деле говорит он безукоризненно. Я знаю, что он играет на корейском языке. Так когда же ему вообще удается поговорить по-английски в Корее?

Корея. Корейцы. Эта девушка. Буэ.

Я тихонько стону.

– Мне казалось, мы договорились ни о чем не говорить.

Он смеется. Проводит рукой по своим длинным волосам и сжимает их в кулаке на затылке. Если он попросит резинку для конского хвоста, то будет почетно выперт из моей машины.

– Ты не обязана ничего мне рассказывать. Но можешь, если захочешь. Или если тебе почему-то нужно.

Это предложение похоже на волшебный ключ, который поворачивается в старом ржавом замке. Щелк, и он откроется.

– Есть там одна новая девушка, Су Ён. Она прикрывает рот, когда смеется. И совсем не пахнет нафталином. Я не хочу, чтобы меня сравнивали с ней.

Краем глаза вижу, как Джейкоб наклоняет голову и поджимает губы, но ничего не говорит. Я замедляю машину, останавливаясь на красный свет, и поворачиваюсь, чтобы понять, услышал ли он меня.

Он пару раз кивает головой.

– Итак, есть корейская девушка, которую ты хочешь возненавидеть, но она не вызывает отвращения. И что, Нейт заигрывает с ней? Ты переживаешь, что он встречается с тобой только потому, что у него, типа, фетиш на кореянок?

Моя челюсть буквально падает на коврик машины. Как он догадался?

Джейкоб заливатся смехом, видя выражение моего лица.

– Послушай, прошла куча времени, но я давно достиг уровня профессионального владения языком Ханны. И я его не забыл.

– Но я почти ничего не сказала, а ты все это понял. – Я все еще поражена.

– Это дар. А впрочем, ты не такая загадочная, как думаешь, Ханна. – Он замолкает, смотрит вниз, его глаза бегают туда-сюда, как будто он что-то ищет. Когда он снова поднимает голову, на лице его растерянность, а голос звучит ниже: – Для меня ты открытая книга. И это моя любимая книга.

Слова неловко повисают в воздухе, а на светофоре загорается зеленый свет. Я слишком сильно давлю на газ, и нас обоих бросает вперед, но машина быстро стабилизируется.

– Фраза чересчур причесанная, Джейкоб. Ты взял ее из одного из своих сценариев? – Я не хотела, чтобы вышло так резко, но ощущаю, как мои слова уничтожают добрые чувства, которые затеплились между нами.

Джейкоб потирает затылок и выглядит смущенным. Он выжидает секунду, откашливается.

– Слушай, такой вот интересный факт: у меня, эм-м, просто нелады с общением. Наверное, я случайно перешел в режим актера. Прости.

– Хм… – Не знаю, почему меня это удивляет, но это так. – Мне нужно сильно беспокоиться об этом? Как я пойму, ты это или актер?

– Ну, ты можешь вывести меня на чистую воду, как сделала только что. Ты меня слишком хорошо знаешь…

– Разве? Это было давно. Теперь я совсем тебя не знаю.

Я поворачиваю голову, но Джейкоб уже смотрит в боковое окно.

Я пытаюсь затеять драку, а он не ведется.

– Можно задать тебе вопрос? – спрашивает он, все еще не глядя на меня. – Почему именно Нейт Андерсон?

Я не была готова к такому. Особенно от Джейкоба. Чувствую, что надо мной повисло реальное облако стыда. Себе я могу объяснить отношения с Нейтом. Я знаю его положительные стороны. Но с Джейкобом сделать это сложнее, особенно учитывая наше прошлое. Вот уж не думала, что мне придется оправдываться перед человеком, который этого все равно не поймет.

– По понятным причинам у меня целый год не было друзей, и я думала, что так будет всю старшую школу. А потом у нас с Нейтом появилось несколько совместных занятий, и он начал проявлять интерес. Оказалось, что он совсем не такой, каким мы его привыкли считать. На самом деле он очень милый. – Я не оправдываюсь. Стараюсь говорить твердо, и Джейкоб понимает, что все это не имеет особого значения. Жизнь продолжается.

– Прости, – все равно говорит он и опускает голову, смотрит на лежащие на коленях руки с переплетенными пальцами,

– Случилось то, что случилось. Мы с тобой теперь разные люди. – Как бы я ни старалась говорить невозмутимо, ничего из этого не вышло. Внутри у меня кружится торнадо эмоций и в его центре – страдания брошенной молодой девушки.

– Ну, если ты надеешься его вернуть, наше соглашение, – говорит он, указывая на нас обоих, – может вызвать у него ревность. Такие парни, как Нейт, хотят побеждать. Если он будет думать, что ты проводишь время с кем-то еще, особенно с тем, кого он считает потенциальной угрозой, он, скорее всего, захочет тебя вернуть. Мы могли бы намекнуть, опубликовать несколько фотографий в Instagram или еще где.

Я не думала об этом в таком ключе, но предложение не лишено смысла. Пожалуй, я могу использовать это в своих интересах в отношениях с Нейтом. Типа, можно посмотреть, клюнет ли Нейт на удочку, если я начну тусить с Джейкобом. Это нужно обдумать. Проблема в том, что я не уверена, будет ли Нейт больше ревновать меня, если я буду проводить время с Джейкобом, или наоборот. Класс.

– Ну а теперь, когда тебе известно, какая я жалкая, давай сменим тему. Моя жизнь наверняка не так интересна, как твоя. Расскажи мне о сказочной жизни в Корее. – Я действительно хочу это знать? Готова ли я услышать, на что сегодня похожа жизнь Джейкоба? Да я ненавижу эту жизнь, которая заменила ту, что была у нас!

– Ты не жалкая. Я завидую тому, какая у тебя нормальная жизнь. И я не хочу, чтобы это звучало снисходительно, – быстро добавляет он. – Просто… ну, я бы не отказался жить так, как живут другие ребята нашего возраста: ходить на свидания, завязывать романтические отношения, решать проблемы реальной жизни. А я имею дело только с фальшивками, о которых читаю в сценариях.

– То есть, другими словами, ты хочешь драмы в своей жизни?

– Я хочу чего-то настоящего. Знаю, раньше я говорил, что в Корее все круто. Но на самом деле это тяжело. Жизнь далека от совершенства, очень далека, – говорит он. – У меня очень строгий график. И я постоянно под микроскопом, ни одна ошибка не останется незамеченной. – Он смотрит на свой ботинок, а я удивляюсь, почему кто-то поливает его дерьмом из-за несчастного случая. – И у меня… ну, у меня не так много друзей. По сути, их и нет вовсе. А людей в моем окружении, которым я могу верить, которые испытывают ко мне симпатию, по пальцам можно пересчитать. Большинству просто что-то от меня нужно. Это взрывает мой мозг.

– Ни фига себе, вот отстой. Мне очень жаль это слышать. – Может, я и огорчена тем, как закончилась наша дружба. Но я бы никогда не пожелала Джейкобу того, о чем он мне рассказывает.

Он пожимает плечами.

– Думаю, это просто природа зверя. Шоу становится довольно популярным. Темп жизни очень высок, нет времени строить настоящие отношения. И из-за этого трудно понять, хочет ли кто-то дружить со мной ради меня самого или из-за моей популярности. И люди, с которыми я работаю, не очень приятные.

Я хочу винить его за то, во что превратилась его и моя жизнь сегодня. Вокруг меня есть хорошие люди, но настоящих друзей у меня тоже нет. Никто даже близко не был так важен для меня, как Джейкоб. Я хочу бросить ему в лицо, что он выбрал жизнь в Корее, а не здесь, думая, что так будет лучше, что он будет счастливее. И вот что из этого вышло. Это нас погубило.

Но я его не виню.

Я ощущаю тяжесть внутри, тяжесть многолетней обиды не дает мне расслабиться. Я очень устала так крепко держаться за нее. Однако я не понимаю, как мне от нее отделаться.

Мы подъезжаем к стоянке рядом с магазином Roberto’s Taco. Прежде чем я глушу двигатель, Джейкоб поворачивается ко мне на своем сиденье.

– Прости, Ханна. Жизнь стала совершенно сумасшедшей, а потом, когда я, наконец, смог отдышаться, ты так и не дала мне возможности объясниться. Я сказал несколько резких, ужасных вещей. Если бы я знал, что это будут последние слова, которые я скажу тебе, я бы никогда… – Он колеблется, качая головой. Делает глубокий вдох. – А потом пропасть между нами стала расти так стремительно…

Я слышу его слова, но не понимаю, как за один разговор мы из самых близких друзей превратились в совершенно чужих людей. И я не верю, что спустя столько лет можно вернуться к тому, с чего мы начали. Что я знаю, так это то, что прямо сейчас я не сумею придумать ответ.

Я киваю. Это все, что я могу сделать.

Мы смотрим друг на друга, но, как всегда, когда я смотрю в глаза Джейкоба, я вижу все, что он не может сказать вслух, и это слишком. Наконец я глушу двигатель, отстегиваю ремень безопасности, открываю дверь и выхожу из машины.

Летний зной пышет мне в лицо, напоминая, где я нахожусь. Сан-Диего. Дом.

В воздухе витает аромат жарящихся лепешек и мяса на гриле, от чего у меня текут слюнки. Сегодня я проведу время с Джейкобом, но не могу позволить себе забыть, что он здесь всего на несколько коротких недель, а потом снова уедет, как и все остальные.

Но, по крайней мере, у меня всегда будут калифорнийские буррито.