Текст книги "Дочери Луны"

Намазывая маслом жареные ломтики хлеба, он говорил:

– Ты знай свои дела, о милая служанка, и не мешай тому, кто хочет быть умнее. – Перегнув треугольный хлебец пополам, Сноу, положив его в рот и не переставая жевать, произнес: – Кажется, я процитировал строки из Шекспира.

Чуть было не прыснув от смеха, Мэг возразила:

– Нет, это всего лишь Чарльз Кингслей. Проглотив хлебец, он, прищурив свои глаза, удивился:

– Вот уж не думал, что вы синий чулок, мисс Пэтч. Не в силах сдержать свой смех, Мэг отпарировала:

– Никакой я не синий чулок! Мои родители Эми и Теренс работали в театре на колесах. Показывали пьесы Шекспира ребятишкам окрестных школ.

– О, я помню такую труппу, приезжавшую в нашу школу в Эксетере. Такая безобразная игра! Забыл, как называлась эта труппа.

– Не «Уэссекские актеры»?

– Да-да, именно так, «Уэссекские актеры». – Он перестал намазывать маслом жареные ломтики хлеба и уставился на нее так, как будто бы его внезапно осенила какая-то мысль. – Нет, нет, не говори мне ничего… Их звали… Эми… и как его там…

– Эми и Теренс. Это мои родители, которые играли в «Уэссекских актерах» вместе с другими, которые менялись.

– Извини, пожалуйста, Маргарет, я просто не знал, что это были твои родители. Обещай мне не рассказывать им о том, что я тебе сейчас сказал.

– Они бы вряд ли обиделись. Они никогда не обращали внимания на критику, потому что считали, что их призвание – игра. – Пододвинув ему чашку с мармеладом, Мэг добавила: – Да я и так бы не смогла им что-либо передать, потому что они давно умерли. – Стараясь приободрить Сноу, она, улыбаясь, заявила: – Не смотрите на меня так. Все в порядке. Мы жили здесь с Мирандой до пяти лет, только изредка встречаясь со своими родителями. Когда они умерли, мы жили с тетушкой Мэгги и дядей Седриком, которые приходились Теренсу старшими сестрой и братом. – Глядя через голову Питера Сноу, Мэг объяснила: – Это было превосходное время. Но затем они оба умерли, и потянулись ужасные дни. После этого я решила приехать сюда.

Он молча слушал, держа в руках хлебец, глядя на нее как зачарованный. Наконец он тяжело вздохнул:

– Господи, я действительно чувствую себя полным идиотом. Ты должна жить в доме на Рыбной улице, Маргарет. Я хочу этого. Я могу снять любую другую квартиру, где можно будет малевать свои картины. А тебе очень важно…

– …где-нибудь обжиться, – загадочно и дружелюбно улыбнулась она. – Вы знаете, я не могу выкупить дом на Рыбной улице. Идеальным вариантом для меня является здание «Старого магазина». И зачем мне так много комнат? Доедайте свой хлеб и наливайте чай в мою чашку. А пригубить чай можно с другой стороны чашки. – Наполнив свою чашку чаем, Мэг подвинула ее к нему вместе с блюдцем. – Вы можете оказать мне одну услугу?

– Проси Меня о чем угодно. Ты же понимаешь, что мы теперь с тобой друзья. Я даже видел твоих родителей еще до того, как ты родилась.

Чувствуя дружеское расположение Сноу, Мэг просто светилась от счастья.

– Ну уж прямо-таки до моего рождения. Как бы там ни было, можете ли вы пойти со мной к этому ненавистному мистеру Алену? Для того чтобы раз и навсегда разобраться в том, кто какой дом покупает.

– А я как раз именно это и хотел тебе предложить, – довольным тоном ответил Сноу. – Мне просто не очень хотелось выглядеть навязчивым, – сказал он, приподняв руку, как будто бы в знак протеста. – Конечно же, мы пойдем к нему вместе. Затем мы вернемся домой через Ньюлин, где встретимся с одним парнем, который умеет неплохо переделывать чердаки. Там мы позавтракаем, после чего снова проведаем оба намеченных для продажи дома. – Отхлебнув немного чая, Сноу добавил: – И прошу тебя, Маргарет, называй меня, пожалуйста, Питером.

Затаив дыхание, девушка ответила:

– А меня все зовут Мэг. – Улыбнувшись, она спросила: – Не могли бы вы мне уделять немного своего рабочего времени?

– Мы вообще можем работать вместе. – Заметив ее испуганный взгляд, он пояснил: – Знаешь, Мэг, некоторые вещи друзья делают сообща. А иногда они вообще вместе трудятся.

– Неужели! – Ее вопрос прозвучал настолько искренне, что Питер, не выдержав, засмеялся так, как будто бы она сказала что-то очень смешное.

До полудня погода разгуливалась, а уже к вечеру, когда наступили сумерки, воздух сковал мороз. Встретившись с вездесущим Джорджем Аленом, они с удивлением отметили то, что агент ничуть не стыдился своих манипуляций и вообще держал себя так, будто ничего не произошло.

Со счастливой улыбкой он проводил их до дверей.

– Был очень рад помочь вам обоим! – обрадованно сказал он, протягивая руку. – Будьте счастливы в ваших новых жилищах!

Уже на улице Мэг сказала неуверенно:

– Может быть, он не такой уж и плохой парень. В конце концов, он ведь все уладил. И, кроме того, я думаю, что он сам вправе решать, сколько денег ему получить от клиента.

Но Питер был беспощаден.

– Станет он думать о клиентах! Его волнует лишь сумма причитающихся ему комиссионных. – Взяв ее снова, как и в прошлый раз, под руку, он спросил: – Ты уверенна? Ты окончательно решила выкупить помещение «Старого магазина»?

– Да, конечно. – Вспомнив просторные комнаты дома по Рыбной улице, она добавила: – Я и сама не понимаю, зачем я собиралась купить такой большой дом? Там бы я чувствовала себя как горошина в барабане. Если бы даже Миранда приехала ко мне в гости, этот дом все равно был бы велик для нас двоих. – Взглянув на Питера, она озабоченно спросила: – А тебе под силу отапливать такой большой дом? Хотя это можно будет сделать, подключившись к ветке центрального отопления, проходящей через подвал.

– Спасибо за весьма практичный совет, Мэг, – восхищенным голосом сказал он. – Я, пожалуй, расширю оконный проем подвального помещения и сделаю из него кухню. Можно будет даже спать там. А если удастся провести отопление в мансарду, я и там не замерзну!

Мэг снова поинтересовалась:

– А это будет тебе по карману? Ведь все это стоит огромных денег. Намереваясь купить этот дом, я произвела кое-какие расчеты и пришла к выводу, что на перестройку мне пришлось бы потратить все свои деньги.

– О, Мэг! – воскликнул он, крепче прижав к себе ее руку. – Нам надо было бы поселиться в этом доме вместе. – Его лицо просветлело от внезапно пришедшей в его голову мысли. – Что я такое говорю? А почему, собственно говоря, мы не можем поселиться вдвоем? Пошли все к черту, давай купим этот дом на двоих, Мэг. Ведь это огромный дом, мы можем работать в одной студии, где все можно разделить пополам. Что ты на это скажешь?

Мэг отнеслась к его предложению без должного понимания и тут же выпалила подходящее для данного конкретного случая слово:

– Нет! – Увидев мрачное, хмурое, как туча, лицо Питера, Мэг сказала: – Не говори ерунды, Питер. Мы оба личности. Я бы никогда ни с кем не смогла бы работать бок о бок. А тем более мешать художнику, который уже сделал себе имя. И, кроме того, ты, наверное, намереваешься видеть у себя много гостей.

– Да, собираюсь. Но если бы ты была против, я бы не стал их приглашать.

– Вот видишь. Значит, тебе уже бы пришлось ограничивать себя. – Решительно кивая головой, она убедительно говорила: – Мне кажется, Питер, ты не очень серьезно обдумал свое предложение. Выброси это из головы, не будь таким скорым на решения, думай, прежде чем что-то сделать. Я-то могу тебя понять, а вот с другими людьми следует быть поосторожнее.

Взяв Мэг за руку, он потащил ее к железной ограде, отделявшей тротуар от проезжей части.

– О, Мэг, мне так нравится, когда ты открываешь свой рот, пичкая меня бабушкиными советами. – Прервав свой смех, он окинул взором верхние этажи расположенных на противоположной стороне улицы магазинов. – Мэг… если бы я не был таким скорым на решения, я бы вряд ли когда-нибудь стал твоим другом. Не так ли?

– Может быть, и стал бы, – мысленно отстраняясь от его вопроса, ответила Мэг. – Не сомневаюсь в том, что мы непременно бы встретились друг с другом до того момента, как ты притащил бы меня в суд…

– И прошли бы недели, было бы бездарно упущено столько времени. – Он перевел свой взгляд на Мэг и тяжело вздохнул: – Я гораздо старше тебя, поэтому не могу понапрасну тратить свое время.

Перехватив взгляд, Мэг слегка оживилась.

– О, да ты настоящий кудесник! Или скорее актер. И они снова рассмеялись. Сноу предложил выпить чашечку кофе в кафе «Адмирал Бенбоу», где каждый завсегдатай был знаком с Питером и принял Мэг за его подружку.

– Это моя подруга Мэг, – широким жестом приветствуя всех, сказал Сноу. – Сделай нам по чашечке крепкого кофе, Билл, – улыбнувшись, обратился он к бармену.

После этого они сели в автобус, направляющийся в Ньюлин, где посетили художественную галерею. Увидев на стене две знакомые ей картины кисти Питера Сноу, Мэг вскрикнула от радости.

– Учитель, который водил нас в эту портретную галерею, имел репродукции именно этих картин. Он восхищался тем, как ты умело изображаешь силуэты появляющихся из темноты людей. Такое впечатление, что они выкроены из этой темноты.

Довольный, он засмеялся.

– Эти работы нельзя считать портретами. Мне просто очень хотелось вновь вернуться к манере школы Стэнхопа Форбса. Это портрет мужчины, который поднимается по ступеням прямо из темноты. Он появился из темноты четыре года назад так внезапно, как написано на этой картине. Он как будто бы все это время присутствовал здесь. Знаешь, даже мне не очень просто объяснить тебе все это…

Утвердительно кивнув головой, она сказала:

– Почти как точка на листе.

– Расскажи мне, ради Бога, об этих твоих точках. Мэг поведала ему о детской головоломке, и Питер даже не засмеялся.

– Да, действительно есть что-то общее между этими вещами. Я написал целую серию портретов девушек, черты лица которых были спрятаны под волосами и едва угадывались. Казалось, что, как только что-то привлечет их внимание, они сразу же обернутся. Правда, интересно?

– А над чем ты сейчас работаешь?

Они снова вышли на свежий воздух и стали спускаться вниз по ступенькам.

– Я пишу портреты людей, которые, подобно Форбсу, занимались грандиозными делами. – Питер вел Мэг по дороге к поселку, в котором до сих пор сохранились постройки восемнадцатого века, выходившие фасадом к морю. – Хочешь взглянуть на мою студию? Она здесь недалеко. Открыв одну из дверей, он прошел в коридор, где стояли велосипед и детская коляска.

– Здесь находится мансарда, в которой хозяева иногда даже разрешают переночевать. Не разрешает только миссис Паску. – Стоя в лестничном проеме, он подмигнул Мэг, приглашая последовать за ним.

Тут же послышался хриплый голос:

– У меня тут и без того трое детей, а вы еще одного тащите!

Питер засмеялся в ответ:

– Да это мой коллега-художник, которому я хочу показать свои работы!

– Только, пожалуйста, никакого секса! – отозвалась она.

Состроив комическую гримасу Мэг, Сноу с любопытством спросил:

– Как вы догадались, что это женщина?

– Да кто тут еще может быть?

Нисколько не смутившись, он добродушно засмеялся, поднявшись вверх по лестнице на два пролета. Мэг шла за ним следом.

Несмотря на то, что студия была поистине огромной, по крайней мере две трети ее площади были расположены под слишком низкими сводами, больше напоминая какое-то хранилище, которое было забито всевозможными рисовальными принадлежностями. Мэг насчитала здесь более сотни сваленных в кучу полотен. В удобной для работы части комнаты, чуть ли не у слухового окна, находились мольберт и стол, уставленный множеством горшочков, банок с кистями и всяческими другими предметами. Пол был из простых досок, потолок подпирали обтесанные стропила, между которыми очень надежно были прикреплены грифельные доски. Опорой для крыши служили огромные балки, источенные древесными червями. Все находившиеся в студии предметы – настилы на полу, грифельные доски, планки и полотна – были покрыты толстым слоем пыли.

Питер подошел к мольберту и снял с него покрывало.

– Это моя последняя работа. Я никому не хотел говорить о том, что это не кто иной, как слезающая со своей сковороды миссис Паску.

– Что?

– Да, так оно и есть. Она все готовит на сковороде, она чуть ли не садится на сковороду во время приготовления пищи. А когда она, объятая клубами дыма, смотрит на тебя, оторвав взгляд от своего главного объекта – сковороды, она выглядит именно так, как я нарисовал ее на картине.

Под маленькими, глубоко посаженными глазками бугрились сальные розовые щеки. А за неожиданно маленькие, аккуратные уши были зачесаны влажные от пота завитки волос.

С любовью глядя на картину, он произнес:

– Обрати внимание на уши и на подбородок. Ой, извини, на подбородки, видишь, какие они деликатные.

Мэг ответила:

– Эта картина чем-то напоминает мне Гальса. Сильно польщенный таким признанием, он сказал:

– Неужели? Я догадываюсь, откуда у тебя такие ассоциации. Ты вспомнила портрет цыганской девочки. Да, в облике миссис Паску есть что-то цыганское. – Снова укутав покрывалом холст, он предложил: – Давай я покажу тебе некоторые из своих абстрактных работ. Ты любишь абстрактную живопись?

– Только отдельные картины.

Мэг внимательно наблюдала за тем, как он демонстрировал ей каждое из своих полотен. Не переставая восхищаться его талантом, она постоянно думала о том, что же понимал Питер под словом «дружба», одновременно задумываясь над своим отношением к этому вопросу. Когда Питер, выпрямившись во весь рост, стукнулся об одну из подпорок крыши головой, Мэг очень хотелось погладить ушибленное место. Но Питер остановил ее:

– Не беспокойся. Я, похоже, получил всего лишь сотрясение мозга. Только, ради всего святого, прошу тебя, не переживай!

И Мэг рассмеялась в ответ. Наверное, это и есть дружба, подумала она.

Они сидели на простиравшейся над Кихолом горе, закусывая бутербродами с сыром. Погода стала незаметно меняться. Чувствуя, как стынут ее озябшие без перчаток руки, Мэг, пытаясь согреться, постоянно Дула на пальцы.

– Я тоже окоченел, – признался Питер, взглянув на часы, которые показывали уже половину третьего. – Нужно возвращаться в твой трактир и прощаться. А завтра встретимся с парнем, который понимает толк в переделке чердаков. Как, идет?

– Идет, – облегченно вздохнув, ответила она.

У Мэг было такое чувство, как будто бы она последние шесть часов провела на какой-нибудь шумной вечеринке. Очевидно, дружественное расположение Питера тоже имело свои границы. И это обстоятельство весьма обрадовало Мэг. А может быть, он вовсе не был таким безрассудным, каким показался вначале.

– Мне тоже надо позвонить Брэкнелу. И лучше это сделать прямо сегодня.

– Брэкнелу?

– Это адвокат, который занимался делами Седрика.

– Расскажи поподробнее о Седрике, Эми и ее компании. И особенно о сестре. Мне хочется знать о них абсолютно все.

Мэг ничего не имела против такого предложения, но вот об истории с Седриком она решила умолчать. Не стала она также рассказывать ему о Миранде. Поэтому она лишь ответила:

– Тебе все и без того известно. Я такая, какою ты видишь меня перед собой. Сперва я училась, а теперь буду вить собственное гнездо. Не стоит судить обо мне по моим родственникам. – Чтобы как-то смягчить довольно резко прозвучавшую из ее уст фразу, Мэг сказала: – Я хочу, чтобы ты судил обо мне по моим поступкам, Питер.

– Ладно, ладно.

Подкинув распитую на двоих пустую бутылку вина, Питер затем поймал ее и начал глядеть в горлышко так, как будто бы это был телескоп.

– Когда я начну работать над твоим портретом, я обязательно продумаю его текстуру. Мне очень хочется найти способ, который позволил бы почетче выделить на рисунке каждую прядь твоих абрикосовых волос. И еще мне хочется попробовать окунуться в твои прозрачные глаза. – Опустив бутылку, он продолжил: – И как я все это смогу сделать, если ты мне запрещаешь даже говорить о тебе?

– По-моему, мы и так все время разговариваем, – пожала плечами Мэг. – Нужно поторапливаться, а то, чего доброго, заработаем тут воспаление легких. Так обычно говорила моя воспитательница.

– Воспитательница? А это еще кто такая? Ты что, отбывала срок в исправительно-трудовой колонии за какой-нибудь безнравственный поступок?

– У тебя есть хоть какая-нибудь нора? Если миссис Паску однажды не разрешит тебе ночевать в студии, куда же ты отправишься на ночлег?

Увидев, что тема разговора явно переменилась, Сноу, опустив уголки рта, добродушно ответил:

– У меня действительно была квартира, с которой я съехал неделю назад. По правде говоря, я ведь самовольно вселился в дом на Рыбной улице. Если бы Джордж Ален узнал об этом, его бы наверняка хватил удар. Но мне очень хотелось там поселиться.

– Без отопления там будет очень холодно. Вскочив на ноги, он притянул ее поближе к себе так крепко, как будто бы она собиралась убежать.

– Тогда навещай меня, чтобы не дать мне замерзнуть, – серьезно предложил он.

Если бы она уловила в его голосе фальшь, она бы тут же ушла прочь. Но он сделал весьма конкретное предложение, требовавшее не менее конкретного ответа.

– Нет, я не буду тебя навещать.

– Спасибо за прямоту. Хотя я согласен, у друзей должны быть немного иные отношения. – Отпустив ее, он размашистой походкой двинулся в сторону поля. – Не беспокойся, я уже нелегально подключил газ. Включу плиту и засуну свои ноги прямо в духовку.

Теперь уже Мэг не знала, шутит ли он или говорит серьезно. Мэг не очень взволновало его последнее, весьма серьезное предложение. Ее больше беспокоил тот вопрос, сумела ли бы она избежать более опасной ситуации – когда бы он попросил ее готовить ему пищу или стать хранительницей очага.

На улице было так холодно, что воздух обжигал ноздри и горло. Но сейчас ее беспокоило другое. У нее возникло чувство, что она участвует в серьезном созидательном процессе, изучая одну очень важную тему. Может быть, это была тема дружбы? Она должна ему дать понять, что не похожа на тех девушек, которых он водил с собой раньше в кафе «Адмирал Бенбоу» или в свою студию. Она была его… настоящим другом.

ГЛАВА 7

После того первого дня все пошло замечательно. Питер не поехал с Мэг на встречу с мистером Брэкнелом в Плимут. Узнав о том, что Мэг хочет обосноваться на определенном месте, старик, втайне ликуя, одобрил выбор «Старого магазина».

– Надо только подождать, что скажут землемер и эксперты. Ведь дом находится чуть ли не в гавани…

– Сперва я присмотрела дом побольше, но на него нашелся другой покупатель.

– Большой дом и стоит дороже. А ты должна учитывать перспективы перепродажи, моя дорогая. Более мелкую и недорогостоящую собственность всегда легче продать.

Улыбнувшись, Мэг ответила:

– Я хочу прожить в этом доме всю свою жизнь. Особенно теперь, когда я подружилась с одним человеком, – как бы невзначай добавила она, покраснев.

– Правда? Какой-то особенный друг? – отвернувшись в сторону, чтобы не смущать девушку своей улыбкой, спросил Брэкнел.

– Да нет, просто обычный друг. Художник. Вы, должно быть, слышали имя Питера Сноу?

Мистер Брэкнел уловил отражение Мэг в стекле нижнего шкафа.

– Кажется, я слышал о таком художнике. По-моему, он из Ньюлина.

– Вот уж никогда бы не подумала, что вы интересуетесь живописью! – удивившись, воскликнула Мэг.

– Да я ею никогда и не интересовался. Но с тех пор как… Знаешь, теперь я стал и знатоком-театралом. – Глядя ей прямо в глаза, он улыбнулся. – В мои годы новые знания идут мне только на пользу. Думаю, что тетушка была бы очень мною довольна.

– Да, конечно, – задумчиво протянула Мэг и неожиданно разговорилась. – Питер прекрасный художник! Некоторые его работы получили большую известность.

Кивнув головой, мистер Брэкнел спросил:

– А Миранда с ним знакома?

– Нет, не знакома. И вообще ей даже не хочется ехать в Кил. – С того момента, как они поссорились с Мирандой, Мэг ничего о ней не слышала. – И, кроме того, у нее по горло работы с репетициями над «Леди Уиндермир».

– Да, много работы, – согласился обрадованный Брэкнел.

Мэг не стоит посвящать Миранду в эту тайну, иначе та очень быстро положит конец этой дружбе. В этом Брэкнел ни на минуту не сомневался. Он машинально написал на листе блокнота памятку о том, что на какое-то время нужно отгородить Мэг от Миранды. Может быть, ему даже стоит позвонить хозяину гостиницы и попросить его не подзывать к телефону Мэг, в случае если позвонит Миранда. Пусть девушка немного побудет одна.

– В каком отеле ты поселилась? – спросил Брэкнел, наливая в чашку принесенный секретаршей кофе.

– Я поселилась в очень хорошей гостинице. Там по-домашнему уютно и тепло. Хозяин, мистер Бауринг, довольно пожилой человек и… – Мэг, засмеявшись, добавила: —…очень внимательный!

– Другими словами, он взял тебя под свое надежное крыло. Да и как он мог не сделать этого.

Чарльз Брэкнел не сомневался в том, что Мэг нуждается в покровительстве.

– Ну, можно и так сказать. Как бы там ни было, он очень заботливый хозяин, – согласилась Мэг.

– Здорово. Жаль, что ты не привезла с собой мистера Сноу. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

Но Мэг, наоборот, была рада тому, что приехала одна. Хотя мистера Брэкнела нельзя было уже считать своим опекуном, он все равно продолжал им оставаться. Заметив это, Питер наверняка бы понял этот визит как какой-то официальный прием. А дружба в его понимании не вписывалась в рамки официальных условностей.

После первого дня знакомства Питер, похоже, понял, что Мэг намеревалась начать новую жизнь. Он никогда больше не задавал ей вопросов по поводу того, какое отношение к ней имела воспитательница. Когда Мэг поделилась с ним своими впечатлениями об огромном, недружелюбном Плимуте, из которого она недавно вернулась, он, согласившись, кивнул:

– В каких бы больших городах я ни останавливался, у меня постоянно возникает такое чувство. Кроме, правда, Флоренции. – Улыбнувшись, он пообещал: – Когда-нибудь, Мэг, мы поедем с тобой во Флоренцию. – Затем, не дождавшись ее согласия, он продолжил: – Мне очень хочется стать частичкой твоей жизни, только не той, старой, а совершенно новой жизни.

Подняв глаза, Мэг увидела, что Питер снова, не отрывая глаз, смотрит на нее. Она знала, что для художников свойственна такая манера смотреть на объект своего внимания. Только иногда все же это ее немного раздражало.

– Именно поэтому ты не поехал со мной в Плимут? – спросила Мэг.

– Именно поэтому и не поехал, хотя очень хотел. Пристально глядя ему в глаза, Мэг удивленно спросила:

– Почему?

– Мне хотелось побольше узнать о тебе. Узнать абсолютно все, так чтобы я мог отразить это в твоем будущем портрете. Понимаешь, ты самая настоящая загадка.

Мэг еще больше удивилась.

– Никакая я не загадка, Питер, – почти смеясь, возразила она. – Ты знаешь о том, что мы с сестрой воспитывались в доме миссис Гитлер, которая жила в этом местечке. С одной стороны, наша жизнь была довольно суровой, с другой – идеальной. Затем, мы перебрались жить к нашим тете и дяде. А когда они умерли, нас опять отдали в школу-интернат. Закончив учебу и получив половину наследства, я приехала сюда жить. Вот и все. Уверяю, у меня нет от тебя никаких тайн.

Питер объяснил мрачным голосом:

– Каждый человек хранит в себе тайну, проживая свою жизнь в своих мыслях, в отрыве от внешних событий. Иногда события внешней жизни человека являются отражением его внутренней жизни. Именно поэтому мы спешим поделиться друг с другом произошедшими с нами событиями, предоставляя ключ к разгадке хода наших мыслей.

– О, Питер! Какие все-таки мудреные вещи ты иногда говоришь!

– Это потому, что все в мире сложно, – неожиданно улыбнувшись, ответил он. – Ну ладно, все нормально. Не буду больше любопытствовать и пытаться стать частичкой той жизни, воспоминания о которой делают тебя несчастной.

– Господи Боже мой! Да кто ж тебе сказал, что я несчастлива!

– И все-таки существует какая-то тайна, которую ты не хочешь открывать. Именно она делает тебя девушкой-загадкой. – Снова засмеявшись, он начал подтрунивать: – Глядя в твои глаза, меня иногда одолевает чувство, что за тобой прячется какая-то другая твоя половинка.

Мэг была потрясена его догадкой. Конечно же, он был прав. Она была половинкой единого, целого организма. И ничто не могло изменить такое положение вещей. Даже если между ней и Мирандой больше не будет существовать этой замечательной особенности передавать друг другу мысли на расстоянии, все равно абсолютно ничего не изменится.

Спустя много времени после состоявшейся между ними этой странной беседы Мэг неожиданно вспомнила о том, что, оказывается, она никогда не говорила Питеру о том, что они с Мирандой сестры-близнецы.

Питер начал работать над портретом Мэг. Поскольку до сих пор он жил в доме на Рыбной улице нелегально, Мэг ежедневно приходила к нему утром, когда в комнате было достаточно светло. Учась в художественном колледже, студенты по очереди позировали друг другу. Поэтому для Мэг это было вполне привычным занятием. Однако она была очень благодарна Питеру за то, что он разрешал во время позирования читать книгу или даже вязать. Она садилась на стул рядом с застекленной крышей, через которую виднелось серое зимнее небо, а вдали, погрузившись в темноту, сливались очертания балок и черепиц. Небрежным движением руки он быстро делал черновые наброски, а на третий день вчерне набросал на холсте неровными грифельными штрихами тонкую паутинообразную сетку. Питер никогда не работал долго. Как только пропадало нужное освещение, он начинал тщательно мыть свои кисти и заводить разговор о том, куда им лучше сходить пообедать.

Он рассказал Мэг о себе: в какой школе учился, как проводил каникулы в Корнуолле вместе с родителями, после чего окончательно решил стать художником. Питер также рассказал о своем брате, который, как ни странно, работал бухгалтером. Он вкратце поведал Мэг о том, что вследствие развода родителей их семья распалась на два лагеря.

Однажды, оставив в покое мольберт, он медленно направился в сторону Мэг, посматривая на нее то с одной, то с другой стороны.

– Не двигайся… Не шевелись, – скомандовал он, когда она повернулась к нему лицом. – Мне нужно видеть твои распущенные волосы.

Протянув руку, он расстегнул замок старомодной заколки, которая держала ее собранные на затылке волосы. Приподняв их обеими руками, он затем разметал их прямо по лицу.

В этот момент ей очень захотелось убежать или спрятаться, потому что она вспомнила про дядюшку Седрика, который очень любил играть с волосами девочек-сестер, гладить, расчесывать и даже иной раз сильно дергать за пряди. Но Мэг заставила себя сидеть смирно. Так или иначе она имела дело с художником, которому хотелось видеть свою модель в определенном виде. Мэг продолжала сидеть неподвижно даже тогда, когда он зачесал ей волосы за уши, придав какую-то чашевидную форму ее лицу. Совершенно неожиданно он предупредил: – Нет. Пока еще нет. Не готово. – Сказав это, он снова вернулся к мольберту.

В ответ Мэг не сказала ни слова, чувствуя только, как заливается краской ее бледное лицо. Но Питер, похоже, даже не заметил этого.

Они долго гуляли по склонам, заросшим побуревшим папоротником, порой забредая в мрачные расщелины среди скал. Мэг больше всего любила такие прогулки, когда и без слов было ясно, что между ними крепла настоящая дружба.

Однажды Питер решил поехать в Сент-Айвс, где проходила ретроспективная выставка художника Джеральда Скейфа, умершего несколько лет тому назад. Мэг была уверена, что они доберутся до выставочного зала на автобусе или поезде. Но вопреки ее ожиданиям они отправились пешком через вересковые пустоши, отделявшие южную часть полуострова от северной, следуя по пешеходным тропинкам, которые были почти незаметны в разгар лета, когда папоротник становился по пояс вышиной. Дорога из Халстауна была довольно легкой, поэтому они пренебрегли ею, обогнув холмы со стороны горы Книлз, и довольно скоро достигли города.

Стоял полдень, и бледное солнце изо всех сил старалось пробиться сквозь пелену облаков. Питер потащил ее на пляж Портмеор, где волны неустанно омывали отлогий песок.

– Давай поплаваем! Мы вспотели от долгой ходьбы, и потом, ведь рядом берег. Ну, давай раздевайся, – сказал он, стаскивая с себя блузу.

– Но у нас нет купальных костюмов, полотенец. Питер, как же мы можем…

Но Питер уже стоял в одних трусах, снимая с себя носки и посмеиваясь, как возбужденный школьник.

– Что ты как старая дева? Хотя бы раз в жизни стань безрассудной. Давай же!

Не дожидаясь, пока она разденется, он побежал на отмель. Затем, постояв в ледяной воде, беспомощно взглянул в сторону Мэг. Закатав внизу джинсы, Мэг медленно направилась к воде.

– Ну давай же, скорей! – Он уверенно поплыл туда, где бушевала морская волна, в то время как Мэг оставалась на мелководье. Быстро проплыв определенный участок моря, он затем повернул обратно и, оказавшись у берега, распластался, как тюлень, прямо перед ногами Мэг. Он пыхтел, и брызгался, и кричал.

– Только не говори мне, что боишься воды! Ты уже должна была измениться.

– Я не боюсь воды! И ни капельки я не изменилась! – возразила Мэг, обнимая себя руками. Было очень зябко, и, кроме того, Мэг очень смущал вид стоявшего в коротеньких плавках Питера.

– Тогда плыви! – сказал он, направляясь к ней с распростертыми объятиями.

Мэг же пятилась назад и визжала:

– Да уйди же, Питер! Прекрати, ты весь мокрый!

Раздосадованная такими детскими выкрутасами Питера, Мэг побежала от него прочь по берегу. Но Питер, без труда догнав ее, стал тянуть ее в воду.

– Я серьезно, Питер, прекрати! Удивившись, он отпустил ее.

– Значит, ты серьезная девушка. Куда же девался твой прежний боевой дух, когда ты спускалась по канату вниз?

Мэг сперва не поняла, о чем он ведет речь, но затем вспомнила, как однажды в детстве Миранда вернулась домой до нитки промокшая, с самым заговорщицким видом. Наверное, он от кого-то услышал о шальной проделке ее сестры и решил, что это была она, Мэг.

– Надо поменьше слушать разные досужие разговоры!

– А я и не думал слушать сплетни! – ответил он с издевкой в голосе. – Мне вовсе не нужно слушать чужие разговоры. – Смеясь, Питер быстро схватил ее и прижался к ней мокрым телом.

Мэг слишком явно и близко почувствовала его плоть, поэтому единственным ее желанием было сейчас как-нибудь вырваться из его объятий.

– Тогда ты тоже была в одежде, так почему бы тебе и сейчас не искупнуться?

Питер, должно быть, знал о том, как Миранда упала в воду и как Мэг ухитрилась тайком пронести сухую одежду прямо под носом миссис Гитлер.

Мэг закричала уже всерьез:

– Питер! У меня нет с собой другой одежды. Да отпусти же меня, ты, идиот несчастный!

Он отпустил ее и, повернув к себе, поцеловал взасос.

Это взбесило Мэг. Ей очень хотелось оттолкнуть его от себя, но она хорошо помнила еще со времен дядюшки Седрика о том, что, если замереть в тот момент, когда к тебе пристают, это все скоро кончится и тебя не будет мучить стыд. Поэтому Мэг стояла не двигаясь.