Текст книги "Йога-клуб. Жизнь ниже шеи"

10 марта

Сегодня утром Индра и Лу сообщили, что отменяют дневной класс из-за домашних проблем. Оказывается, вчера ночью они толком не спали, потому что, как только начали засыпать, из кухни раздалось какое-то потустороннее жужжание. Они встали посмотреть, что это, и обнаружили, что их блендер без всякой человеческой помощи включился в розетку и начал взбивать.

С какой стати блендеру включаться и жужжать посреди ночи?

Ответ прост: в него вселились призраки.

У Индры и Лу завелся полтергейст!

Оказалось, на Бали это – обычное дело. Если верить Индре и Лу, каждую ночь по острову шныряют просто целые армии призраков, которые только и ждут удобного случая вломиться в чей-нибудь дом, вселиться в бытовую технику и напугать людей до смерти.

Индра сказала, что попыталась уговорить духа покинуть блендер, но не вышло. Она пожала плечами и грустно улыбнулась Лу:

– Этот дух оказался довольно противным, но мы должны помнить о доброте и о том, что призрак вселяется в блендер лишь тогда, когда хочет привлечь к себе немного внимания.

Лу, как обычно, растирал свои мышцы.

– Люди, послушайте меня, – проговорил он, замолк и резко вдохнул через нос, собираясь с мыслями. – Иногда стоит уделить призраку должное внимание, и он сам уйдет и оставит вас в покое.

Индра толкнула его плечом.

– Мы просто уже привыкли, – добавила она. – Духи нас везде преследуют.

Джейсон взглянул на нее широко раскрытыми, доверчивыми, как у ребенка, глазами:

– А что нужно сказать блендеру, чтобы дух понял, что вы уделили ему должное внимание?

Индра рассмеялась, посмотрела на свои ноги и по-другому переложила их в позе лотоса:

– Это может показаться нелепым, но я сказала вот что: «Дух, я вижу тебя, можешь оставить блендер в покое. Отпусти блендер, призрак, мы признаем твое присутствие». Что-то вроде того.

Рядом со мной на пятках сидела Барбель. Барбель была бабулькой из Берлина шестидесяти пяти лет и единственной (кроме меня) во всем вантилане, кому казалось, что йога – это очень смешно. Поэтому она засмеялась. И сказала:

– Если веришь в призраки, значит, увидишь их. Если нет – то и не увидишь!

Примерно так я думаю о Боге.

Дальше Индра и Лу пригласили кое-кого из нас к себе домой на ритуал изгнания духов из блендера. Я бы очень долго валялась от смеха, не в силах разогнуться, случись это при других обстоятельствах, но тогда мне очень хотелось посмотреть, где живет Индра. Я так обрадовалась, оказавшись одной из избранных четырех гостей, что мне даже стало немного стыдно. Джона меня сейчас не узнал бы. Я все время улыбалась как шальная. Может, я тоже надоедливый дух, которому нужно подыскать себе что-нибудь из бытовой техники, чтобы обратить на себя внимание? Знаете, что я скажу этому блендеру, когда его увижу? «Я тебя понимаю».

На закате

Через пару минут за нами должен заехать Маде и отвезти к Индре и Лу. Мы с Джессикой, Ларой и Джейсоном уже четыре часа готовимся к этому визиту. Джессика зажгла не меньше дюжины ароматических свечек, которые привезла из своей массажной студии. С заходом солнца мы выключили лампы, остались лишь пламя свечей и пляшущие тени на блестящем плиточном полу веранды. Индра и Лу велели нам надеть саронги. Су принесла нам несколько, чтобы мы могли выбрать. Мы не удержались и сначала принялись наряжать Джейсона. Теперь он расхаживает по дому в своем золотом одеянии, такой шикарный, и посматривает на нас с хитрецой. Еще на нем золотой пояс, белая блузка и толстая золотая повязка на голове. В лунном свете он исполняет танцевальные движения тай-чи, а его огромная тень колышется на стене, как в кукольном театре, где вместо куклы – человек.

Пока Джессика с Ларой были в ванной, я взглянула на себя в зеркало. За спиной у меня стояла свеча, и мои каштановые волосы, распушившиеся, как облако, казались почти такими же красными, как саронг кирпичного цвета. Я словно была охвачена пламенем. В свете свечей глаза были глубокими, круглыми и темными, а тени от ресниц падали на верхние веки и лоб. Я и вправду была похожа на женщину, направляющуюся на сеанс экзорцизма[18]18
  Ритуальные процедуры изгнания из человеческого тела посторонних антигуманных сущностей. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Ух! Мой первый экзорцизм. До сих пор все складывается именно так, как я мечтала.

Весь дом пропах сандалом, амброй и лавандой. Лара присоединилась к Джейсону, и они вместе стали выделывать свое тай-чи, а потом что-то вроде кунг-фу. Джессика истерически смеялась и закатывала глаза, как танцовщицы сатсанга, которых мы видели тут вечером. Женский оркестр заиграл на гамеланах, и мы торжественно прошагали через тени к двери.

Увидимся по ту сторону.

Позже

Если бы мне в десять лет позволили создать домик на дереве по собственному дизайну, мне все равно не хватило бы воображения придумать все то, что я увидела дома у Индры и Лу. Они живут в уединенной части деревни, в доме, построенном там, где заканчивается длинная дорога и у самого края леса стоит несколько бунгало. Выйдя из машины, мы по-прежнему слышали звуки гамелана, но теперь к нему прибавился визг обезьян, живущих за домом.

Дом Индры и Лу совсем не похож на наш. У нас мини-особняк, а у них – нечто среднее между роскошным сералем и домиком на дереве. Потолок есть только на кухне и в спальне. Стволы высоких деревьев вздымаются ввысь прямо посреди дома, а их глянцевые желто-зеленые листья обеспечивают естественную тень. В просветах между ветвями видны кусочки темнеющего неба.

В дверях по обе стороны главного коридора висят пурпурные и темно-красные марлевые занавески. Свечи в подсвечниках из рисовой бумаги освещали нам путь по этой главной «улице», которая также находилась под открытым небом. Маде проводил нас в гостиную, которая больше была похожа на большую террасу, выходящую в лес, словно палуба – в темно-зеленое открытое море.

Ритуал очищения блендера проводил Ноадхи – маленький семидесятилетний дедушка, которого Лу называл «бальяном». Бальяны – это хилеры[19]19
  Целители, в основном на Филиппинах, обладающие, согласно местным преданиям, способностью проводить операции без использования хирургических инструментов. – Примеч. ред.


[Закрыть] и знатоки ритуалов в рамках балинезийской ветви индуизма. Они – самые важные люди на острове, и именно к ним все обращаются, когда речь идет о расшалившихся духах. Короче говоря, Ноадхи был чем-то средним между священником и службой избавления от вредителей.

Когда мы вошли, он сооружал самодельный алтарь посреди балкона, раскладывая на нем фрукты, цветы, сигареты и пирожные – все необходимое для выманивания привидения из блендера. На краю алтаря стояли четыре незажженные красные свечи, а рядом с блендером – продолговатая стеклянная бутыль, наполненная какой-то маслянистой оранжевой жидкостью. У меня во рту пересохло, когда я подумала, что в этой бутылке и для чего предназначается ее содержимое. Я очень надеялась, что это такая оранжевая святая вода – надо просто добавить льда, взбить, и ваш блендер освободится от всех злых духов. Главное, чтобы меня никто не заставил это пить.

Лу прохлаждался у алтаря, весь одетый в белое. Даже его голова была обернута белым кусочком ткани. Джейсон, Лара и Джессика подошли к нему, а я осталась стоять в тени, пока из темного угла балкона меня не подозвала Индра.

И вот мы с ней сели в домике на дереве посреди бесконечной зеленой тьмы и стали пить имбирный чай из нефритового чайного сервиза на темно-синих и алых подушках. И я подумала: именно за этим я сюда и приехала.

За пределами вантилана Индра ведет себя совсем иначе. Она более расслабленная. И более шикарная. Напоминает мне актрису, принимающую гостей у себя дома. Ее волосы цвета темного золота были распущены и струились по плечам водопадом. На ней был серебристо-фиолетовый саронг, а за ухом – белый цветок. Когда Лара с Джессикой рассмеялись над какой-то шуткой Джейсона, Индра выпрямилась и картинным шепотом проговорила:

– Йоги, тише! Мы тут говорим мягкими голосами, как в спа.

Меня немного смутили ее слова, но мои товарищи тут же притихли и заняли свои места у алтаря. Индра снова повернулась ко мне и спросила, как мои дела.

Не знаю, как ей это удается, но в этом ее главная сила. Ей достаточно лишь задать мне самый простой вопрос – и моя голова словно раскалывается надвое, а содержимое мозга выливается ей на колени. Вот и сейчас она просто спросила: «Ну, Сюзанн, как твои дела?», а я тут же выболтала ей все про Джону и наши планы переехать в Нью-Йорк, про бабушку, деда, сестру и про то, как мне грустно уезжать далеко от них и как я чувствую себя виноватой из-за этого. Я сказала, что хочу измениться, но боюсь перемен. Рассказала обо всем, что сделала, и обо всем, где потерпела неудачу.

А потом у меня вдруг вырвалось такое, чего я сама не ожидала. Даже не подозревала, что у меня были такие мысли.

– Я даже не знаю, хочу ли на самом деле жить с Джоной в Нью-Йорке.

На балконе было очень тихо. Я покосилась в сторону алтаря, чтобы удостовериться, что нас никто не подслушивает. К счастью, остальные йоги медитировали вместе с Лу.

Спустя минуту Индра проговорила:

– У нас с тобой много общего, Сюзанн.

– Правда?

Она кивнула и замолчала. Лу с остальными запели мантру. Я чувствовала себя персонажем из «Махабхараты», пришедшим за советом к просветленному мудрецу. Или к Богу, который некогда тоже был смертным.

Индра прихлебывала чай, обхватив чашку двумя руками.

– Когда делаешь что-то долго, такая проблема возникает. Например, долго живешь дома. Чем дольше это продолжается, тем крепче твое сознание привязывается к людям и вещам вокруг. Ты попадаешь в ловушку. Тебе кажется, что ты боишься перемен, потому что не можешь расстаться с иллюзией, с представлением о себе как… как о ком? Хорошей внучке? Подруге, которая не может выбрать между парнем и семьей? Твоя боязнь перемен – это на самом деле тот же страх смерти, о котором ты говорила на первом занятии.

– И как с ним справиться? Как бросить своих родных? Если я их люблю.

– Попробуй умереть.

Я рассмеялась, но Индра говорила серьезно. Она велела мне принимать каждое изменение, как маленькую смерть. Каждый раз нырять с головой, и пусть мир вокруг рассыпается, а потом сам выстраивается заново. Если я смогу не противиться изменениям, то смогу не противиться и смерти – а именно в этом и состоит секрет освобождения.

– Но Индра, – возразила я, – это же очень трудно.

Она улыбнулась и взглянула на алтарь, где мои друзья и Лу распевали хором. Женщина долго молчала, и я уже подумала, что она больше ничего не скажет, но тут Индра заговорила очень тихо и мягко, как будто у слов были острые края и ей надо было слегка закруглить их, чтобы никто не порезался.

Она рассказала, что однажды была замужем.

– Это было очень давно. Я любила моего мужа. Но меня постоянно преследовало чувство, что нужно от него уйти. Когда я думала о будущем, о нашем совместном будущем, то чувствовала только ужас. Я знала, что если останусь, то мне не хватит смелости измениться. Ты наверняка знаешь, что всегда есть люди – близкие люди, – которые просто терпеть не могут, когда ты меняешься?

Я кивнула.

– И вот однажды – это произошло после моего первого занятия по медитации – я сделала это. Ушла от него. Села в машину и уехала в другой конец страны. Я бросила свой дом. Бросила мужа. Собаку. И только тогда смогла вырасти. Только тогда нашла Бога. До встречи с Лу я жила, как монах. Была только я – и йога.

Я даже не знала, что сказать. Ну, если быть до конца честной, ее слова меня вдохновили, но одновременно конечно же захотелось ее осудить. Вдохновили потому, что в глубине души мне тоже хотелось бы сбросить всю свою жизнь с высокого утеса и посмотреть, как она разобьется на маленькие кусочки. А осудить захотелось потому, что я знала, что сказали бы про нее мои родные. Бабушка бы сказала: семейная жизнь – не ложе из роз, счастье нужно заслужить. Мама бы назвала Индру эгоисткой, нарушившей священный обет. Да и сама Индра только что призналась в том же. Что ее личные потребности были для нее важнее, чем брак. Ее желание найти себя – важнее, чем данные обещания. Однако не успела я найти слов, чтобы выразить все это, как Индра встала. Я взглянула на алтарь и увидела, что Ноадхи зажигает первую свечу. Церемония началась.

Близилось полнолуние, и алтарь был хорошо освещен, а белые одежды Ноадхи сияли. Он попросил нас встать у алтаря полукругом, после чего обошел всех с чашкой святой воды в одной руке и цветком лотоса – в другой. Цветок он держал обращенным к ладони, зажав бутон между средним и указательным пальцами. Окуная его в святую воду, он побрызгал каждого по очереди, в точности как священники на мессе. Затем налил нам в ладони воды и велел выпить. Мы выпили, прихлебывая, как воду из родника в походе. Я сделала глоток и только потом в ужасе подумала: черт, а что, если это вода из-под крана?

Очень, очень надеюсь, что Ноадхи очищает свою воду фильтром, а не одними молитвами. Правда, после шестого глотка я расслабилась и стала внушать себе, что эта вода не просто чистая, но и обладает особыми очищающими свойствами и позволит мне избавиться от токсинов, так что я стану как новенькая.

Потом Ноадхи приложил к нашим лбам и вискам зернышки белого риса, повернулся к алтарю, поднял руки над головой и закрыл глаза. Так он стоял очень долго. Я хотела было уже толкнуть Джейсона и спросить, что мы должны делать, но тут увидела, что все вокруг, кажется, истово молятся за здравие блендера. Естественно, у меня возник вопрос: что за молитву надо использовать для изгнания духов из бытовой техники?

Я тоже подняла руки и закрыла глаза, поморгав, чтобы смахнуть рисовые зернышки. «Уходи, дух!» – скомандовала я про себя. И чуть не рассмеялась, разумеется. Пришлось глубоко подышать, чтобы прогнать смешинку.

Тогда я решила использовать для молитвы названия ароматических свечек Джессики: Чистота, Покой, Безмятежность, Блаженство и Тибетское оздоровление. Да очистится, успокоится и оздоровится по-тибетски этот несчастный блендер, который так дорог моим преподавателям йоги.

Я открыла глаза. Остальные двенадцать рук по-прежнему были подняты в воздух. Святая Дева Мария, взмолилась я, почини блендер. Пусть он взбивает лишь то, что просят, никакой самодеятельности.

Но очень скоро мысли отвлеклись от блендера и вернулись к нашему с Индрой разговору. Я представила ее моложе, чем сейчас, рассекающей на джипе по всей стране. Вот она запрыгивает в машину. Длинные волосы развеваются по ветру. Она сдается на милость судьбы, открывается тому, что принесет ей жизнь. Ее сердце распахнуто настежь, и Бог сам находит ее.

Святая Дева Мария, благослови этот блендер. Да возвысится он среди остальных кухонных приборов и да благословится тот фрукт, что измельчается в нем.

О, черт! У меня руки уже отваливаются. А под веки закатились рисовые зернышки и щекочут глаза. Я начала паниковать. Давай, блендер, излечивайся скорей! Иди к свету!

Я открыла глаза и решила, что не люблю ритуалы, после которых отсыхают руки. Да бросьте вы, ребята, хотелось сказать мне, мы же молимся за блендер!

И тут до меня донесся восхитительный запах. Такой знакомый и успокаивающий. Это был Ноадхи, который сел на корточки перед алтарем и закурил сигарету. Он улыбнулся мне.

– Все, конец, – сказал он.

Тогда мы тоже сели, а Ноадхи принялся разносить освященные фрукты и цветы, зажав сигарету губами. Он сказал, что есть приношения с алтаря – очень хорошо и это приносит счастье. Мы сели в небольшой круг, Индра и Лу при этом выглядели совершенно нормально и расслабленно, как будто мы были всего лишь группой друзей, собравшихся на вечеринку. Мы тихо разговаривали, ели яблоки и рис, а потом Лу прокашлялся. Сначала он предложил Джейсону выпить из бутылки с оранжевой жидкостью, которая стояла на алтаре рядом с блендером. Оказалось, это была какая-то балинезийская микстура, убивающая паразитов. Эта новость так обрадовала меня, что я даже обняла Джейсона одной рукой.

– Скорее выпей, – подбодрила его я.

Тот ответил с усиленным британским акцентом, как лондонский пьянчужка:

– Сейчас мигом опрокину эту крошку. – Затем взял бутылку, открутил крышку и сделал вид, что лихо выпивает все одним глотком.

Лу рассмеялся, и меня просто потрясло, что он, оказывается, умеет это делать.

– С пивом на вкус не сравнится, – сказал он, – зато тебе станет лучше. – Он помассировал свои колени. – Еще мы хотели сделать маленькое объявление. – Он посмотрел каждому из нас в лицо, а затем перевел взгляд на Индру. – Мы с Индрой решили пожениться. И в конце ритрита будем праздновать свадьбу по балинезийскому обычаю. – Он продолжил массировать уже шею, и на мгновение его черты осветила чудесная скромная улыбка. – Церемонию проведет Ноадхи.

Мы cообща захлопали в ладоши, а Ноадхи, глядя на нас, рассмеялся и покачал головой. Мы хлопали и свистели, Ноадхи смеялся, а Индра опустила голову Лу на плечо. Она коснулась бедром его ноги, и ткань ее саронга расстелилась у него на коленях. Лу взглянул на нее, и в его глазах я вдруг увидела тепло и доброту, на которые, думала, они были не способны. Это был совсем не тот Лу, которого я боялась на занятиях. В моих глазах вдруг появились слезы, и я не знала отчего. Что-то пронзило меня насквозь в самом центре груди.

Я всю ночь думала об этом – и теперь поняла, что это было. Лу и Индра преобразились благодаря своей любви. По отдельности они были всего лишь двумя учителями. Но дома, делясь с нами планами на будущее, они стали другими. Они были целым, отдельным миром. Я раньше ничего подобного не испытывала. Но очень этого хочу. Может, у нас с Джоной тоже будет такая взаимосвязь, когда мы начнем жить вместе. Но что, если ничего не выйдет? Стоит только представить, через что пришлось пройти Индре, чтобы достичь всего, что она сейчас имеет: годы одиночества, расставание с человеком, которого она любила… Все ради того, чтобы встать на путь, который вовсе не обязательно привел бы ее к мудрости и новой, более крепкой любви. Мне стало очень страшно, когда я подумала об этом. Но одновременно я испытала вдохновение.

Перед уходом я пошла в туалет и прошла на цыпочках мимо спальни и кухни. Мне очень хотелось заглянуть туда, но я побоялась, что они заметят мое отсутствие. Ванная оказалась такой же любопытной, как и остальной дом. Пол был выложен россыпью обкатанной речной гальки. Над унитазом потолка не было, и, сидя на нем, я любовалась звездами. Потом, помыв руки, не удержалась и решила осмотреться получше. Заглянула в косметичку Индры, не касаясь ничего руками, и увидела, что в ней лежат тушь, подводка для глаз, блеск для губ и помады. У нее столько же органической и «стопроцентно натуральной» косметики, как и у Джессики. А в самом углу, у раковины, между мешочком из оливково-зеленого джута и овальным зеркалом стояла маленькая желтая свеча. Я взяла ее и понюхала. Свеча пахла Индрой. Аромат был чистым, как лимон, и теплым, с примесью гвоздики. Я перевернула свечу и прочла надпись на этикетке. «Женщина эпохи Возрождения», – было написано там.

3. О теле электрическом я пою

Я говорю, что все это поэмы и части не

                             только тела, но и души,

О, все это – сама душа!

Уолт Уитмен, «О теле электрическом я пою»

Вы когда-нибудь стояли в кругу людей, бьющих в шаманские бубны, и втайне мечтали стать одним из них? Отбросить благовоспитанность, сарказм и просто оторваться, вспотеть, как дикарь?

М-да. Я тоже не мечтала. Бить в бубен – это так напряженно. Но танец с бубном – это, пожалуй, единственный ритуал, в котором я не мечтала принять участие. Люблю ритуалы, даже если речь идет об обычном свадебном тосте. Мне нравится в ритуалах то, что они отмеряют время, позволяют нам вслух признаться, что именно этот момент имеет значение. И мы должны запомнить его. Слова, заученные жесты выдергивают нас из монотонного забытья и напоминают, что жизнь имеет значение – каждая ее секунда.

Я, кажется, всю свою жизнь провела в поисках идеального ритуала. В детстве мне нравились сложные ритуалы, которые мы с лучшей подругой из начальной школы придумали для почитания Марии, королевы-девственницы и повелительницы всех кукол. В средней школе, заподозрив, что одновременно быть католичкой и феминисткой не получится, я вступила в пресвитерианский хор, надеясь, что, может быть, у протестантов – протестанты это по отцовской линии – найдется что-нибудь для меня. Однако этот период недолго продлился, потому что интересных ритуалов у них было мало. Все в этой церкви было слишком практичным, приземленным, как будто даже сам Иисус был просто обычным чуваком, а не Богом, умевшим ходить по воде. Единственным ритуалом в этой церкви были беседы с прикольным мальчиком, лидером христианской молодежи, о том, какой Иисус прикольный. В результате этих бесед у меня мозги размягчились так, что даже мама не сдержалась, воскликнув: «Ради всего святого, Сюзи, хватит, как мартышка, повторять: „Иисус такой прикольный!“ Ты похожа на чирлидершу из Калифорнии». Когда девочкам из пресвитерианской церкви достались лучшие роли в рождественском представлении, я решила, что эксперимент с протестантизмом пора заканчивать.

Поскольку в нашем районе было много евреев, в седьмом классе я увлеклась темой иудаизма и проводила в синагоге больше времени, чем во всех церквах за все предыдущие годы. Иногда, запершись в маминой ванной, я читала наизусть отрывки из Торы и представляла, что выступаю на своей батмицве[20]20
  Церемония по случаю достижения девочкой религиозной зрелости. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Мне казалось, что быть еврейкой – здорово. У моих подруг-евреек было все: красивые ритуалы на непонятном языке, древняя история, родственники в Нью-Йорке, а некоторые, из реформистской синагоги, могли даже рассчитывать на добрачный секс, не опасаясь попасть в ад.

А вот в старших классах я с благоговением заглядывалась на потиры и кинжалы, которые мои подруги-викканки[21]21
  Неоязыческий культ.


[Закрыть] хранили на самодельных алтарях. Я даже ходила на парад в честь солнцестояния во Фремоне, надеясь, что там произойдет нечто волшебное, но увидела лишь голых людей на велосипедах. Конечно, для девчонки из пригорода это было очень вдохновляюще, однако, что в этом духовного, я так и не поняла.

Но, несмотря ни на что, каждый раз, когда кто-то заговаривал о Боге или поднимал вопрос существования Бога, я лишь качала головой. Для меня это был единственный верный ответ. Однако это не значило, что нельзя поиграть в религию. У меня есть друг, называющий себя еврейским буддистом (сокращенно «е-бу»): он ходит в синагогу, где они медитируют и поют «шаломммммммм». Когда я спросила, как он примирил для себя идею Бога из Ветхого Завета с отсутствием Бога в буддизме, он ответил:

– А может, я вообще в Бога не верю. Мне просто антураж нравится.

В этом что-то есть.

После того вечера, когда мы проводили обряд экзорцизма над блендером, мне захотелось, чтобы вся моя жизнь стала одним сплошным ритуалом. Я вдруг ощутила себя послушницей, а настоятельница – Индра – отдавала мне приказы: быть храброй, сильной, читать священные книги и практиковать «маленькую смерть». Именно этим я и собиралась заняться. Засела за священные тексты. Между занятиями медитировала, прочитывала одну сутру и посвящала весь день ее изучению, так же как в католицизме мы размышляли над таинствами, перебирая четки. Иногда я медитировала на образы Индры и Лу. На магнетическую связь между ними, идеальный баланс истины и любви, который я в них видела. Однажды, к своему удивлению, я обнаружила такие строки в «Йога-сутрах» в переводе Свами Сатчитананды: «Весь мир – не более чем ваша проекция. Ваши ценности могут меняться каждую долю секунды. Возможно, сегодня вы даже не захотите видеть того, кто вчера казался самым близким человеком».

Прочитав эти слова, я сразу же пожалела, что не могу их тут же забыть. Они повлияли на меня, как заклинание, вызвав к жизни демонов, которых я уже многие месяцы пыталась не замечать.

Джона любил гадать на картах Таро. Мне это очень нравилось. Когда я впервые обнаружила его интерес к картам, мне это показалось очень привлекательным, и я тут же представила, как мы воспитываем детей и по воскресеньям, вместо того чтобы идти в церковь, делаем расклады и, может, иногда ездим на неоязыческие фестивали. Еще мне сразу захотелось повесить на себя лунный камень и посмотреть какой-нибудь рыцарский турнир.

Узнав, что Таро его интересует не столько с точки зрения магии, сколько с точки зрения юнгианской психологии, я, конечно, расстроилась, но только чуть-чуть. Дело в том, что Джона любил архетипы. Он выбирал несколько карт, раскладывал их перед собой на полу и несколько часов сидел, сочиняя сказку, растолковывая архетипы и тем самым проливая свет на темные уголки своего подсознания.

Как-то вечером мы сидели у него, пили красное вино, и тут я решила, что время пришло. Мы встречались уже два года, и вот наконец я попросила Джону погадать на картах мне.

Мы устроились на полу и приглушили свет. Я поставила саундтрек из «Последнего искушения Христа», мрачный и торжественный, как раз для такого случая. Но Джона попросил меня выключить его, сказав, что это слишком банально. Тогда я предложила Dead Can Dance, «Энигму» или что-нибудь с песнопениями и заунывными завываниями.

– Давай не будем позориться, – сказал он. – Мы же не на фестивале с конными турнирами.

– Точно, – ответила я. – Турниры… – Я закатила глаза. – Отстой.

Но по правде, я была разочарована. Уж если заниматься ритуалами, так почему не пуститься во все тяжкие? Та же ролевая игра. Однако боязнь показаться отстойной пересилила мою тягу к священнодействиям.

Итак, я приготовилась к гаданию, порадовавшись, что Джона хотя бы разрешил мне зажечь свечи. Их пламя плясало на блестящей поверхности карт, когда он переворачивал их одну за другой.

Смерть. Волшебник. Башня. Любовники. Минуту я смотрела на них, может, дольше. А потом почувствовала себя так странно: мне одновременно стало жарко и холодно. Я не хотела знать, что говорят мне карты.

Джона, должно быть, заметил мое замешательство, потому что спросил:

– Видишь что-нибудь? Видишь связь?

– Нет, нет, – отмахнулась я. – Просто задумалась.

Но я лгала. Не могла же я признаться ему, что на самом деле увидела, если мне было трудно признаться в этом даже самой себе. Потому что увидела я вот что: Ты Уйдешь От Этого Парня.

Но я люблю его. Он мой лучший друг.

Однако карты уже выпали.

Я не ушла от него. Но уехала на Бали.

В тот вечер, когда Индра объясняла мне, почему ушла от мужа, я прекрасно понимала, что она имеет в виду. Мне не хотелось признаваться себе в этом, потому что я думала, что мое желание уйти от Джоны основано на чистом эгоизме. Ну, разве можно отказываться от совершенно нормальных отношений лишь потому, что хочется найти себя? Разве можно жертвовать Джоной в угоду какому-то слабенькому внутреннему голосу, который велит мне измениться, но не может при этом толком сказать, как, зачем, а главное, кем я в результате стану. Если нам с Джоной так плохо удается решать проблемы, так это просто потому, что нам вместе слишком весело. Ведь обсуждать совместное будущее не так прикольно, как смотреть ужастики или ставить рекорды по поеданию максимального количества тортов в неделю. Никто из нас не хотел портить веселье другому. И вот в результате сначала мне кажется, что лучше остаться с Джоной и сосредоточиться на положительных моментах наших отношений, задушив надоедливый внутренний голос, который талдычит, что надо меняться. Но уже через минуту я стою на мосте Аврора, том самом, где у нас в Сиэтле принято кончать с собой, и наша с Джоной совместная жизнь лежит у меня в руках, как сверток, который я в любой момент готова бросить вниз, в холодную, темную воду.

Иногда, правда, мне кажется, что, возможно, достаточно просто сменить обстановку. Что, если все, что мне нужно, – переезд в Нью-Йорк, новая жизнь с Джоной? Может, я смогу доказать, что карты были неправы. Нет, серьезно, когда подсознание выскакивает на поверхность со всякими неприятными сюрпризами, не лучше ли его игнорировать, а то потом наделаешь таких дел, что самой страшно станет… Нажму-ка я на него, как на кнопку будильника, и пусть замолкнет на время, а потом, глядишь, само куда-нибудь денется.