Текст книги "И вновь искушение"

Сюзанна Энок
И вновь искушение

ТАЙНА БРИЛЛИАНТА

Глава 1

Июнь 1814 года

– Что-то вы не похожи на человека, которого придется скоро хоронить, тетушка Рейчел, – строго сказала Эванджелина Манроу, складывая руки на коленях. – Скорее вы будете танцевать с блистательным лордом Гири на ближайшем рауте.

– Ах, дитя мое! – сказала тетушка и театрально закашлялась. – Я слабею день ото дня. Я рада, что ты приехала повидаться со мной напоследок.

– Я приехала к вам с обычным визитом. – Эванджелина на мгновение нахмурилась, но тут же ее лицо разгладилось. Оно стало бы морщинистым, не проявляй она о нем должной заботы. – Это отнюдь не означает, что меня тяготит ваше общество.

– Ах, Джилли, Джилли, милая моя девочка! Ты не передашь мне один из шоколадных бисквитов? Я полагаю, что могу себе позволить откусить от одного из них.

Воспользовавшись серебряными щипцами, Эванджелина выбрала бисквит, отдав предпочтение самому пышному. Тем временем, снова покашляв, тетушка Рейчел спросила:

– Мама собирается принимать участие в очередном соревновании садовников?

– Она ничего не говорила. Зачем ей участвовать, если она побеждала три раза подряд?

– Четыре. Мама обидится, если ты забудешь одну из ее побед.

– В таком случае если она спросит о нашей последней беседе, пожалуйста, скажите ей, что я помню обо всех ее четырех победах.

Эванджелина была не склонна обсуждать призы и награды соревнующихся садоводов. Ее терзало любопытство. Тетя пригласила ее в Танди-Хаус на окраине Лондона и вот уже битый час говорила обо всем и в то же время ни о чем конкретно. Что бы ни послужило истинной причиной приглашения посетить ее почти на заре и к тому же за две недели до обычного визита, тетушка Рейчел, по всей видимости, скажет об этом позднее. Эванджелина не собиралась демонстрировать свое нетерпение.

Тетя покосилась на племянницу и пошевелилась среди груды пушистых подушек, которые могли того, и гляди поглотить ее целиком вместе со всей кроватью.

– Похоже, тебе присуще терпение Джоуба.

– Я знаю, что вы любите преподносить сюрпризы.

– Да, хотя я не думаю, что полностью осознала опасность затеянного мною предприятия.

– Опасность? – переспросила Эванджелина. – Уж не собрались ли вы снова в Индию?

– Упаси Бог! Сейчас мне не перенести подобного путешествия. Нет-нет, речь о другом. Я много размышляла в последнее время. Мне предстояло сделать выбор между тобой и твоими кузинами. – Видимо, вспомнив, что она на смертном одре, тетушка снова закашлялась. – Ты можешь поинтересоваться, почему я выбрала тебя.

– Не зная, для чего вы меня выбрали, я не могу высказать никаких суждений.

– Ага, – сдавленно засмеялась тетя Рейчел. – Вот именно!

Эванджелина удивленно посмотрела на нее:

– Прошу прощения?

– Твоя удивительная практичность при полном отсутствии воображения защитит тебя в любых непредвиденных обстоятельствах.

Эванджелина подумала, что имеет полное право обижаться. Она ценила в себе восприимчивость и чуткость, поэтому заявление тетушки трудно было считать комплиментом.

– Я верю в то, что мне подсказывают мои глаза, опыт и логика, – сдержанно сказала она.

– Да, я знаю. И в нынешних обстоятельствах твоя логика может оказаться самым ценным инструментом.

Учитывая возможный размах разыгрываемого тетушкой спектакля, Эванджелина подумала, что должна радоваться тому, что ее выделяют из огромной массы людей. К тому же слово «ценный» всегда звучит обнадеживающе.

– Должна признаться, во мне просыпается любопытство.

Тетушка Рейчел похлопала ладонью по смятым простыням.

– Ладно, ты сама напросилась. – Она сунула руку под подушку и извлекла украшенную орнаментом деревянную шкатулку размером с чайную чашку. – Вот, моя дорогая, это для тебя. – Она передала шкатулку Эванджелине.

Недоуменно переводя взгляд со шкатулки на тетю, Эванджелина взяла предмет в руки.

– Надеюсь, здесь не ногти носорога, как в прошлый раз?

– То был подарок на Рождество, а это – наследуемое имущество. Оно хранится в семье в течение длительного времени. Следующего владельца всегда выбирали очень тщательно. Открывай.

Эванджелина предпочла бы поначалу полюбоваться на красивую коробочку красного дерева, но не хотела раздражать тетушку и, отодвинув маленькую латунную защелку, приподняла крышку.

Вспышка осветила окна спальни, задрожавшие от раскатов грома.

– Милосердный Боже! Страсти, какие! – Рейчел Танди схватилась за грудь.

– После полуночи гроза не на шутку разбушевалась, – рассеянно проговорила Эванджелина, – потому-то я и опоздала к вам.

Она едва обратила внимание на то, что сказала в ответ тетушка Рейчел. Ее внимание приковало содержимое шкатулки. Тонкой работы золотая цепочка, отделанная прекрасно ограненными драгоценными камнями, словно гибкая хищная змея, обвивала то, что находилось внутри. А там находилась не менее изящная золотая оправа, удерживавшая большой голубоватый камень, сверкавший, словно звезда, в окружении тринадцати камешков поменьше.

– Это не страз? – спросила Эванджелина, и без того понимая, что таким блеском может обладать только настоящий бриллиант.

– Чистый бриллиант. Но сейчас, когда ты не можешь отвести от него глаз, я должна сказать тебе, что с ним связано кое-что еще.

Эванджелина осторожно вынула бриллиант из шкатулки, внутренность которой была обита бархатом.

– Что, еще и серьги? – с надеждой спросила она.

– Нет, не серьги. Проклятие.

– М-м-м… – Эванджелина приподняла ожерелье, едва дыша, давая ему возможность переливаться в свете свечей. – Это фамильная драгоценность? Центральная часть украшения, должно быть, весит не менее ста карат!

– Сто шестьдесят девять карат. Когда украшение перешло ко мне, легенда гласила, что бриллиант пришел из…

– Сто шестьдесят девять карат? Почему же я никогда не слышала о нем? Ведь это должно быть гордостью и радостью всей семьи!

– …из глубин Африки. Корабль разбился у мыса Доброй Надежды, и спаслись только два матроса. Тот, кто нашел бриллиант, заболел…

– У него есть название? – перебила ее Эванджелина. – Бриллиант, имеющий собственное имя, всегда более ценен.

– Я подхожу к этому. Он заболел тропической лихорадкой. На смертном одре он передал украшение своему компаньону, чтобы хоть один из них смог им воспользоваться. В тот же вечер лихорадка спала, и он стал поправляться. Встав снова на ноги, он попросил вернуть ему бриллиант, но его компаньон отказался. Мужчины ругались и дрались в течение нескольких дней, их дружбе пришел конец, а затем компаньона унесла разбушевавшаяся река. Вспомнив об их дружбе, первый мужчина побежал рядом с ним, пытаясь вытащить его на берег. Предчувствуя гибель, компаньон бросил бриллиант другу. В тот же миг от дерева отломилась ветка и упала в реку. Компаньон ухватился за нее и спасся. С того времени, постепенно осознав пагубную силу украшения, они пользовались им попеременно, пока не добрались до цивилизации и моряк, который первым нашел бриллиант, не укрыл его в надежном месте. Тот моряк – это твой прапрапрадедушка. За долгие годы твои предки огранили его и сделали для него оправу. И теперь он переходит к тебе.

Эванджелина покосилась на тетушку:

– Если вы, в самом деле, верите в этот вздор, то зачем вы дарите мне его вместе с проклятием?

– Я передаю тебе фамильную драгоценность и ответственность за нее. И настоятельно рекомендую спрятать этот бриллиант подальше, чтобы ты воспользовалась удачей, которую она приносит, и защитила себя от несчастий. Ах да, его называют «Соланум», что в переводе с латинского означает «паслен». Знаешь, это такое ядовитое растение. Насколько я понимаю, и бриллиант назвали так из-за его ядовитого характера.

Все это походило на сказку для детей перед сном. Поскольку Эванджелине было почти девятнадцать лет, и она не относилась к категории легковерных людей, она аккуратно сложила ожерелье в шкатулку, встала и поцеловала тетушку в щечку.

– Бриллиант «Соланум». А вы не думаете, что он получил это название потому, что имеет голубоватый оттенок, словно сумерки?

– Нет. Советую прислушаться к моим словам. Отсутствие страсти и воображения может тебя спасти, а может, и нет.

– Я абсолютно серьезна, – рассеянно произнесла Эванджелина. – Спасибо вам за такой замечательный подарок. Я буду обращаться с ним хорошо.

– Джилли…

– И не переживайте, тетя Рейчел. Вы поправитесь очень даже скоро.

Рейчел Танди смотрела вслед уходящей племяннице.

– Смею надеяться, что теперь так и будет, – пробормотала она. – О Господи! Бесс! Иди сюда и побыстрей распахни окно!

Эванджелина снова открыла шкатулку, когда карета въехала в Лондон. Она подняла ожерелье и залюбовалась его блеском.

– Какая красота! – воскликнула горничная, увидев ожерелье со своего сиденья. – Наверное, это самая красивая безделушка, которая когда-либо попадалась мне на глаза.

– Едва ли это можно назвать безделушкой, Доретта. Тетушка Рейчел сочла, что я более других достойна, ее получить. – Правда, тетушка использовала другие слова, но Эванджелина не собиралась повторять малоприятную фразу об отсутствии у нее воображения и о том, что украшение якобы проклято.

Восхищенно вздохнув, она вернула ожерелье в шкатулку и закрыла крышку.

В следующую секунду Эванджелина полетела на пол. Горничная, шкатулка, книга и ридикюль последовали за ней. Карета со скрипом накренилась в противоположную сторону, а затем, после резкого толчка, снова приземлилась на все четыре колеса.

– Мы с чем-то столкнулись! – испуганно закричала Доретта.

– Похоже, что так. – Эванджелина посмотрела на горничную, растянувшуюся возле сиденья: – Ты не ушиблась?

– Нет, мисс Манроу, кажется, нет.

– В таком случае помоги мне, пожалуйста, подняться на ноги.

Снаружи послышались сердитые мужские голоса, а также ржание и фырканье лошадей. Как только Доретта помогла ей подняться на ноги, Эванджелина толкнула рукой дверцу, которая распахнулась с неприятным скрипом.

Огромных размеров карета въехала в бок ее кареты, которая опасно накренилась. Испуганно и отчаянно ржали закусившие удила гнедые и вороные лошади.

– Боже милосердный! – пробормотала Эванджелина. Лесенка оказалась под корпусом кареты, поэтому Эванджелина соскочила на землю, преодолев высоту в два фута.

– Мейвинг! – окликнула она своего кучера полным раздражения голосом. – Перестань ругаться с этим идиотом и помоги лошадям!

То ли Мейвинг не услышал ее, то ли не хотел делать того, что она приказала. Так или иначе, он и другой кучер продолжали, что было сил орать друг на друга. Эванджелина обошла чужую карету, чтобы посмотреть на дверцу. Та оставалась закрытой.

– Эй, там, наверху! – крикнула она. – Проверьте, все ли в порядке с вашим пассажиром!

Никакого результата! Ругательства и оскорбления кучеров становились все витиеватее. Недовольно фыркнув, Эванджелина с трудом опустила громоздкую лесенку чужой кареты и поднялась по ней. Оконные занавески были спущены. Она схватилась за ручку кареты и дернула ее.

В мгновение ока крупный мужчина с голубыми глазами и черными волосами вывалился из открывшейся двери прямо на нее. Беспомощно ахнув, Эванджелина упала спиной на мостовую.

– Слезьте с меня немедленно! – завопила она. Мужчина пошевелился, но только для того, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. Затем он поцеловал ее нежно и крепко одновременно, и Эванджелина почувствовала вкус бренди на его губах.

Эванджелина замерла, пораженная тем, как умело его рот обращался с ее губами. Она мгновенно поняла, хотя и не была экспертом в этом вопросе, что мужчина – закоренелый грешник. Эванджелина сумела высвободить руку и ударить его по щеке.

Голубые глаза открылись. Их рты разъединились, в прищурившихся глазах отразилось удивление.

– Ты не Дейзи.

– Ценное открытие, – согласилась Эванджелина. – Немедленно слезьте с меня!

Незнакомец поднял голову и огляделся.

– Это не спальня.

Вокруг них собиралась толпа. Кажется, он хотел окончательно ее опозорить.

– Это середина улицы. Если вы не уберетесь с меня, я так пну вас ногой, что Дейзи, кто бы она ни была, никогда больше не пожелает даже посмотреть на вас.

– Гм… – Упершись ладонями в землю по обе стороны от ее плеч, он приподнялся. На мгновение их взгляды снова встретились, прежде чем он смог сесть. – Ты определенно не Дейзи.

Эванджелина поднялась на ноги как можно грациознее.

– Сейчас всего лишь десятый час утра, сэр, – сказала она, глядя на поднятое вверх лицо мужчины, на один глаз которого упала прядь черных волос. – Когда вы успели нализаться до такого состояния?

– Думаю, что я возвращаюсь домой. – Он нахмурился, опустил брови, и она снова обратила внимание на его чувственный рот. – Так что для меня это пока что предыдущий вечер. И потом, я лорд, а не сэр. Я не рыцарь.

– Кто бы сомневался! Рыцари должны вести себя благородно и великодушно. Они не набрасываются на женщин на улице.

– Я не вполне в этом уверен. – Мужчина со стоном ухватился за лесенку и с трудом встал на ноги. – О Господи!

– Я полагаю, вы не способны оказать какую-нибудь помощь, – сказала она. – Будьте любезны, отойдите от карет. – И она, повернувшись к нему спиной, прошествовала к Мейвингу и другому кучеру. – Джентльмены! – громко воскликнула она. – Вы немедленно замолчите. Мейвинг, распутай упряжки, подай карету назад, чтобы мы могли освободить наши колеса.

– Эппинг, – донесся из-за ее спины низкий мужской голос, – я не помню, чтобы просил тебя останавливаться где-нибудь. Освободи лошадей и отвези меня домой.

Его кучер тут же прекратил свой весьма эмоциональный спор.

– Но, милорд, это была не моя вина, и мы чуть не потеряли колесо. Я…

– Я не спрашиваю тебя о подробностях, – оборвал его мужчина. – Домой! Немедленно.

– Слушаюсь, милорд.

Ну что ж, прекрасно! Эванджелина обрадовалась. Этот субъект собирался немедленно выбраться из все более прибывающей толпы и отправиться восвояси. Многие мужчины, как она полагала, возвращались домой очень поздно и изрядно пьяными, и то, что он упал на нее, – всего лишь случайность.

Чья-то рука коснулась ее плеча, и Эванджелина обернулась. У него действительно красивые глаза, хотя они понравились бы ей гораздо больше, если бы не были столь воспаленными.

– Да?

– Надеюсь, вы не ушиблись?

– Ушиблась.

– Вы очень хорошо целуетесь.

Эванджелина растерялась. Она настолько была уверена, что он собирался извиниться за свое поведение, что в первую секунду даже не поняла смысла того, что он сказал.

– Это всего лишь ваше воображение, – пробормотала она, чувствуя, что у нее полыхают щеки. – Пожалуйста, не оскорбляйте меня своими ошибочными воспоминаниями о… о том, что вам подсказывает ваша ослабленная алкоголем память.

На его лице появилось подобие улыбки.

– Я способен оценить приятный поцелуй. Назовите мне ваше имя.

Мужчина был настолько пьян, что вряд ли запомнит имя. Сейчас, когда у нее выдался момент, чтобы собраться с мыслями, Эванджелина обратила внимание на то, что он одет в официальный вечерний наряд, хотя галстук выглядел так, словно его заново перевязывали, а жилет был, застегнут неправильно. Растрепанные волосы постоянно падали на глаза. Ему крайне необходимо было побриться, хотя Эванджелина вынуждена была признать, что выглядел он довольно… привлекательным.

– Могу сказать, что зовут меня не Дейзи.

– Да, я понял это почти сразу. Так как же вас зовут?

– Мисс Манроу, – сказала она, наконец. – А теперь, пожалуйста, забирайтесь в вашу карету, пока снова не упали.

Некоторое время он смотрел на нее оценивающим взглядом, затем криво усмехнулся:

– Вероятно, это хороший совет, мисс Манроу.

Не дожидаясь продолжения, Эванджелина повернулась к нему спиной, и Доретта помогла ей сесть в собственный экипаж. Он ведь не собирался флиртовать с ней? О Господи! Да, он красив, но он едва не раздавил ее, а потом был груб с ней. Уж она-то в отличие от него это запомнит.

– Давай, Мейвинг, гони! – сказала она, закрывая дверцу, чтобы больше не видеть пьяной улыбки.

Сев в карету, Эванджелина уставилась на шкатулку с новым ожерельем. Если бы она верила во всякий суеверный вздор, то предложила бы тете Рейчел забрать ее назад. И все же она наденет ожерелье сегодня вечером.

Глава 2

Находящийся под хорошим градусом Коннолл Спенсер Аддисон, он же маркиз Роли, смотрел, как карета мисс Манроу переехала чью-то сигару – вероятно, принадлежавшую ему, а также толстую книгу – вероятно, ему не принадлежавшую. Опершись рукой о колесо своей кареты, Коннолл присел на корточки и поднял том.

… – «Права женщин», – прочитал он, бегло перелистав страницы. – Нисколько не удивляюсь этому.

– Милорд?

– Нет-нет, ничего, Эппинг, – сказал он кучеру. – Отвези меня домой и, ради Бога, больше никого не сбивай. Ночь была поистине дьявольская, и я не хочу, чтобы снова перебивали мне сон.

– Да, милорд. – Кучер взобрался на козлы. Коннолл возвратился в сумрак кареты, бросил книгу на противоположное сиденье и приготовился погрузиться в сновидения, а также забыть о некоей девице, которая решила выйти замуж – к счастью, не за него. Черт бы побрал эту Дейзи Эггалгейт!

Внезапно Коннолл снова подался вперед – он поцеловал девчонку. Мисс Ман… Что-то вроде этого. Ну да, он поцеловал мисс Как-там-ее, и это очень плохо. Нельзя сказать, что неприятно, но плохо. Целовать любую мисс на публике – это всегда плохо.

Наконец он понял, что его карета перестала покачиваться и что привычный лондонский шум, похоже, стих. Голова буквально раскалывалась от боли.

– Проклятие! – пробормотал он и ударил по потолку кареты кулаком. – Эппинг, если мы заблудились, я вышвырну тебя с работы к чертовой матери.

Ни звука в ответ.

– Эппинг!

Нахмурившись, Коннолл встал и распахнул дверцу. Они и в самом деле остановились. Остановились настолько, что даже лошади исчезли из упряжки, а между колесами ковыляли гуси.

Он схватил книгу девицы. Спустившись на землю, обошел гусей и направился к входной двери дома. Дверь тотчас же распахнулась, едва он поднялся по лестнице.

– Добрый день, лорд Роли. «Стало быть, день!»

– Уинтерс, сколько я проспал в этой проклятой карете и на этом чертовом конюшенном дворе?

– Почти три часа, милорд. Эппинг сказал, что вы очень красноречиво попросили вас не беспокоить.

– Не беспокоить новым наездом на какой-нибудь экипаж, экий он болван! Я вовсе не имел в виду, чтобы меня бросили одного в запертой карете.

– Я сообщу ему о его ошибке, милорд.

Коннолл направился к лестнице, на ходу сбрасывая сюртук.

– Пришли мне Ходжеса. Я хочу принять ванну.

– Сию минуту, милорд.

Ему было крайне необходимо принять ванну, побриться, сменить одежду. Взглянув на книгу, которую все еще держал в руках, Коннолл покачал головой. Эта мисс обладала первоклассной каретой и читана прогрессивную литературу. И это все, что он знал о ней. И еще память сохранила пугающе умные карие глаза, нежный мягкий рот и вьющиеся белокурые с янтарным отливом волосы.

– Уинтерс!

– Да, милорд? – послышался голос из холла.

– Я хочу переговорить с Эппингом. – Он чувствовал невысказанный вопрос в последовавшем затем молчании. – Нет, я не собираюсь увольнять его, но не обещаю не убивать.

– Я пришлю его к вам немедленно, милорд.

Ему нужен был адрес – вернуть книгу и справиться относительно возможных поломок кареты. И выяснить, была ли та женская несговорчивость всего лишь средством для того, чтобы вывести его из равновесия, в то время как она предпочитает свадебный наряд. Женщины регулярно пытались женить его на себе, но он всегда умел поставить перед ними сложнейшие препятствия. Проклятие! Он все еще продолжал думать о том поцелуе.

– Если ты знала, что тетушка Рейчел хранит ожерелье с бриллиантом на чердаке, то почему никогда об этом не говорила?

Элоиза, леди Манроу, стояла перед зеркалом рядом с дочерью.

– Скорее всего, оно хранилось не на чердаке.

– Ну, не знаю где. Сто шестьдесят девять карат, мама!

– Я всегда считала, что рассказы о «Солануме» – выдумки. Мой дядя Бенджамин часто болтал о проклятом бриллианте, но никто его не слушал. Между прочим, старый дурень потерял ногу при инциденте в бильярдной.

– Он любил носить бриллианты? – пошутила Эванджелина, трогая ожерелье, чтобы увидеть, как переливаются камни в свете свечей.

– Ой, что ты! Он был неуклюжий болван. Он совершал всевозможные дурацкие поступки, как, например, пытался съехать на старом бильярдном столе по перилам лестницы. – Наклонившись, она дотронулась указательным пальцем до камня. – Ты только посмотри. Подвеска с четырнадцатью бриллиантами. Ты блистала и раньше, а теперь ни один мужчина не сможет устоять перед тобой.

Эванджелина, слышавшая подобные высказывания и прежде, обычно закатывала глаза и вместе с матерью смеялась. На сей раз, однако, ее отчего-то охватила дрожь. Кто-то этим утром был не в состоянии устоять перед ней. И какой это был поцелуй!

– Я хочу надеяться, что мужчины будут больше беспокоиться о том, чтобы я не устояла перед ними, – сказала она. – Пока что в нашем списке остались лорд Дэпни и лорд Редмонд.

Выпрямившись, виконтесса постучала по подбородку.

– Дэпни или Редмонд? Гм… Оба хорошие претенденты. Ты приобретешь богатство, титул и престиж с любым из них, но Дэпни гораздо моложе. Ему сколько – кажется, двадцать один?

Эванджелина кивнула:

– Всего лишь на два года старше меня.

– Это мне по душе. Молодые люди легче поддаются перековке. Он влюблен в тебя?

– Похоже, да. Однако я думаю, что Редмонд потребует меньших усилий.

– В любом случае мы должны быть абсолютно уверены. Мужчины имеют привычку не показывать своих истинных намерений, пока они не заманят леди в неравный союз.

Эванджелина улыбнулась:

– Ну, это когда мы позволим себя заманить.

– Именно. И как ты понимаешь, выявление всех недостатков и способов их обуздания дает нам преимущество.

Раздался стук в дверь. Доретта открыла, и в комнату вошел отец Эванджелины.

– Я слышал, что твоя тетя подарила тебе ожерелье с бриллиантом, Джилли, – сказал Джон, виконт Манроу, с улыбкой. – Я пришел посмотреть на него.

Эванджелина хотела, было подняться, чтобы показать украшение отцу, но виконтесса толкнула ее в плечо, принуждая оставаться на месте.

– Не сейчас, Джон, – сказала мать. Она махнула рукой и нахмурилась, когда повернулась к мужу лицом. – И потом, ты не можешь быть в этом наряде сегодня вечером. Ты ведь знаешь, что я смотрюсь не очень хорошо рядом с цветом беж. Надень темно-зеленый костюм, он отлично дополняет мой желтый шелковый наряд.

Виконт кивнул:

– Да, конечно, дорогая. Приношу извинения, – быстро произнес он и вышел из комнаты.

– Обычно я терпимо отношусь к его глупости, но если ему позволить хотя бы раз вырядиться в бежевое, он подумает, что можно одеваться так всегда, когда ему заблагорассудится.

– Он старается, если ты даешь ему правильное указание, – возразила Эванджелина, снова сосредоточив внимание на сверкающем бриллианте.

– Надеюсь. – Виконтесса пригласила Доретту к большому гардеробу. – Джилли должна надеть голубое или зеленое платье, чтобы оттенить ожерелье. – Она повернулась к дочери: – Знаешь, очень жаль, что ты не можешь носить бриллиант каждый вечер. Он так смотрится на тебе. Но мы не можем позволить людям думать, что у тебя нет других украшений.

Эванджелина подняла руку, чтобы расстегнуть изящную защелку ожерелья. Ее мать перестала думать о проклятии фамильной драгоценности даже быстрее, чем она сама. Инцидент с каретами был просто-напросто результатом усталости кучера пьяного в стельку пассажира. Что касается поцелуя, то она вообще не упомянула о нем. Просто было дурацкое объятие со стороны подгулявшего мужчины, которое не имеет никакого значения. Эванджелина аккуратно сложила ожерелье в шкатулку.

В дверь снова постучали.

– О Господи, – пробормотала виконтесса, – до чего же твой отец бестолковый! – Она подошла к двери. – Скажи Уоллису, какой наряд я хочу для тебя. Твой камердинер неплохо разбирается в моде.

Однако когда она открыла дверь, перед ней предстал не виконт, а дворецкий.

– Простите меня, миледи, – сказал он, – но к мисс Манроу пожаловал гость.

– Хорошо, Клиффорд, – сказала Эванджелина, убирая бриллиант. – Я сейчас спущусь. А кто это?

– Маркиз Роли. – Он протянул красивую визитную карточку на серебряном подносе. Золотистая ветка плюща окаймляла карточку, в центре жирным стилизованным шрифтом значилось имя.

Виконтесса нахмурилась:

– Маркиз Роли? – Она подняла карточку. – Мы вычеркнули его из списка потенциальных супругов несколько недель назад. Зачем он пожаловал к тебе?

– Не имею понятия. – Эванджелина встала. – Мы никогда с ним даже не встречались. Возможно, он восхищался мною издалека и не знает, что его уже отвергли.

Виконтесса хмыкнула:

– Очень может быть! Бедняжка… Клиффорд, ты слышал мисс Манроу. Она сейчас спустится вниз.

– Слушаюсь, миледи.

Пока Доретта поправляла волосы Эванджелины, виконтесса подошла к окну и отодвинула шторы.

– На подъездной дорожке вижу красивого арабского скакуна. – Она повернулась к дочери: – Лорд Роли… Это не он скупил те французские картины?

– Я что-то слышала об этом.

– Мы не можем допустить, чтобы наши друзья думали, будто мы поддерживаем сторонника Бонапарта.

– Мама, не беспокойся! Этого не будет. И если он заговорит со мной по-французски, я немедленно выгоню его.

Она плохо помнила, что им удалось узнать о Роли. Было так много имен в первом списке, пока они не начали процесс исключения. Французские картины и репутация либерала в палате лордов сделали его неприемлемым.

В сопровождении Доретты, следовавшей за ней, Эванджелина спустилась по лестнице. Клиффорд ожидал их возле утренней комнаты и открыл дверь, когда они приблизились.

– Лорд Роли, мисс Манроу, – объявил он и отступил назад, давая ей возможность войти.

Она вошла в комнату и увидела у окна улыбающегося высокого широкоплечего мужчину.

– Лорд Роу… – Эванджелина запнулась. Боже, это он! – О, это вы!

Коннолл Аддисон наклонил голову. Очевидно, он произвел на нее впечатление! Хотя странно, что даже без приятного флера, который вчера наложил бренди на его восприятие, мисс Манроу была… очаровательной. Возможно, перевозбужденный мозг преувеличил его представление об остром язычке, но в отношении других ее качеств он не ошибся.

– Я нашел книгу, – сказал Коннолл, протягивая ей том. Она поджала губы, явно делая все возможное, чтобы не соприкоснуться с ним пальцами.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Вы, случайно, не прочитали ее? Она вскинула красивую бровь:

– Вы думаете, что я ношу ее с собой для того, чтобы цитировать прогрессивные мысли непосвященным? Или вы просто считаете меня неграмотной, которая таким образом пытается привлечь к себе внимание?

Улыбка тронула его губы. Нет, с язвительностью все в порядке.

– Полагаю, вы запомнили бы ее содержание.

– Гм… Спасибо за возврат книги, милорд. До свидания. – Эванджелина повернулась, за ней последовала горничная.

Встретившись с этой женщиной, некоторые из его друзей пришли бы в ужас. Что же касается Коннолла, то он был заинтригован подобным оборотом дела.

– Я подумал, мисс Манроу, – сказал он, шагнув вслед за ней, – что вы могли бы назвать мне свое имя.

Она остановилась и посмотрела на него через плечо:

– С какой стати?

– В конце концов, мы ведь целовались. – При этих словах ему сразу же захотелось поцеловать ее снова. Другие его наблюдения были точными! Он хотел удостовериться, насколько точным было его впечатление о ее губах. Мягкие губы и острый язычок. Обворожительно! Интересно, знала ли она, что большинство женщин с удовольствием пооткровенничали бы с ним.

Сказав нечто, напоминающее ругательство, она протянула руку, чтобы закрыть дверь утренней комнаты.

– Мы не целовались, милорд, – резко возразила Эванджелина, повернув к нему лицо. – Вы упали на меня и по ошибке применили силу. Не притворяйтесь, что была какая-то взаимность.

Он улыбнулся еще шире, заметив, как она перевела взгляд на его рот.

– Это говорите вы. Сам я не помню подробностей.

– Зато я помню все отчетливо. Прошу вас никогда впредь не упоминать об этой… ошибке, ради блага нас обоих.

– Я не уверен, что это было ошибкой. Нуда ладно. Если вы назовете свое имя…

Он не смог расшифровать смысл появившегося на ее лице выражения, но подумал, что это было удивление. Мужчины, по всей видимости, бросались к ее ногам и целовали подол ее платья.

– О Господи! – пробормотала она. – Прекрасно! Эванджелина.

– Эванджелина, – повторил он. – Очень мило.

– Спасибо. Я передам моей матери, что вы одобрили ее выбор.

Коннолл вскинул бровь:

– Похоже, вы не страдаете излишней застенчивостью, не так ли?

– Вы мне надоели, – парировала она. – У меня нет ни малейшего желания изображать для вас милашку.

– А вот мне нравятся подобные игры! Ее щеки вспыхнули.

– Не сомневаюсь. Предлагаю в следующий раз найти кого-нибудь, отвечающего вам взаимностью.

Коннолл протянул руку, как бы желая распушить пальцами рукав ее кремового муслинового платья.

– Знаете, я чувствую облегчение, – сказал он, думая о том, как близок он к пропасти, и в то же время испытывая желание ринуться в нее на полной скорости. – Есть женщины моего круга, которые готовы использовать мои… ранние ошибки, чтобы заполучить мужа и титул. Вы же, судя по всему, просто мечтаете отделаться от меня.

Эванджелина Манроу выразительно поджала губы, что лишь добавило ей привлекательности.

– Вы были пьяны до потери сознания в десять утра. Совершенно искренне и честно говорю вам, милорд, что никак не могу восхититься подобным поведением и не желаю впредь поддерживать регулярные отношения.

– Что ж, сказано без обиняков, – признался он, тем не менее, не выглядя слишком обиженным. – Могу сказать, что обычно я не бываю столь пьяным ранним утром. Пообещайте станцевать со мной сегодня на вечере у Гэвистона, Эванджелина. Я полагаю, вы там будете.

– Да вы с ума сошли! Я пытаюсь убедить вас оставить меня в покое с самого первого мгновения, как только вы появились на моем пути. Что заставляет вас думать, будто я испытываю желание танцевать с вами? И к тому же я не позволяла вам называть меня по имени.

– Я уйду, но не раньше, чем вы скажете, что потанцуете со мной сегодня вечером. Или же немедленно поцелуете меня снова. Предоставляю вам выбор.

– Если бы я была мужчиной, я вызвала бы вас на дуэль, – прошипела Эванджелина.

– Если бы я был женщиной, я бы опять меня поцеловал. К сожалению, дверь утренней комнаты распахнулась раньше, чем она успела ответить.

– Доброе утро, моя дорогая, – проворковал женский голос. – О, я вижу, у тебя гость! Пожалуйста, познакомь меня, Эванджелина.

Девушка вынуждена была сдержаться, а Коннолл с некоторым запозданием отступил от нее.

– Да, конечно, мама, это маркиз Роли. Милорд, моя мать, виконтесса Манроу.

Мать была на несколько дюймов выше дочери, но волосы той и другой были янтарного оттенка, а глаза у обеих карие. Любой другой мужчина мог бы сказать, что они похожи, как сестры, и, судя по ее слишком молодежной прическе и платью с низким вырезом на груди, леди Манроу явно напрашивалась на подобный комплимент. Коннолл поклонился: