Текст книги "Чистый грех"

Адам наклонился и легонько поцеловал ее в лоб.

– Кстати, – сказал он, выпрямляясь, – я ведь действительно не слышал, как вы играете! Вы справляетесь с Шопеном?

– Увы.

– Жаль.

Теперь он задвигал желтые парчовые занавески.

– Ну а как насчет бильярда?

– О, тут я виртуозка.

– Ого! – воскликнул Адам и даже на секунду бросил занавеску, чтобы оглянуться на эту не перестающую удивлять его леди. – Только не говорите, что вы играете на деньги!

– Отчего же? Могу и на деньги.

Он хмыкнул и улыбнулся.

– Что ж, вечерок будет интересный.

Флора залюбовалась им. Как хорош!.. Эти чувственные полудикарские глаза не обманули ее ожиданий. Он божественно хорош во всем!

– А впрочем, я могу передумать, – томно изрекла девушка, улыбнулась и закрыла глаза. Спать, спать, спать!

– В любом случае – в твоем распоряжении, – громким шепотом отозвался молодой человек.

Казалось, Флора мгновенно заснула. По крайней мере, она больше не шевелилась.

Не двигался и Адам, застывший у окна. Он пристально смотрел на лежащую на кровати молодую и прекрасную женщину, и какие-то тяжелые думы гнали прочь его лучезарное настроение. Ему было неприятно, что он так увлекся. Наваждение какое-то. А хороша, хороша… Чистая Мадонна! Впрочем, если и Мадонна, то с картины Бугро – чувственная, очень плотская. Приоткрытые во сне губы, полные, дивно очерченные, были цвета дикой горной вишни. Длинные ресницы бросали тень на румяные щеки. Грудь, которую он ласкал считанные минуты назад, мерно двигалась – прелестные полушария с шелковистой кожей.

Взгляд Адама двинулся вниз, к холмику внизу живота, что влек его, как Цирцеина песнь манит неосторожных путников. Красивая, ничего не скажешь… Но красотой его удивить сложно – с ранней юности вокруг него, уже тогда сказочно привлекательного, хищно кружили самые желанные женщины, и он лишь выбирал среди красивых наикрасивейших. Флора Бонхэм манила не только красотой, но и духом своим. Существо необычное, она излучала такую жизненную энергию и была так далека от пустячных интересов тщеславного высшего света!.. К тому же умна и остра на язык. Игрива, весела, задириста, боевита, напориста и прямодушна… Хотя все эти качества – палка о двух концах, и ему другим концом уже не раз досталось, но как все это отличается от вялой жеманности или книжной полуистерической романтики светских львиц с их ограниченным умишком и рабством перед миллионом условностей! Да, Флора Бонхэм может заявить в глаза такое, что другая и подумать не осмелится. Ну и что в том плохого? Говорит-то она правду! И конечно, в постели ничего подобного ему не встречалось – дика, изобретательна, пикантна и дерзка…

Словно пристрастие к опиуму, такая способна заставить человека позабыть долг и разум – и затуманить рассудок, сместив все жизненные ориентиры.

Определенно, Флора Бонхэм была губительна для мира в его душе. Но она, как зараза, уже проникла в его кровь и жгла жилы непостижимым жаром.

5

Пикник удался на славу.

Было тепло и солнечно – поэтому лиса позволила детенышам выйти из норы и порезвиться на просторе.

Участники пикника расположились на подветренной стороне и в разумном отдалении от норы. Вдобавок они старались не шуметь и говорили шепотом. Благодаря этому им удалось добрых полчаса наблюдать за веселыми играми лисят.

Вот только на Люси приходилось то и дело шикать: ее так и тянуло прыгать и кричать от восторга. Впрочем, девочку было легко понять: лисята, прелестные и шустрые клубочки шерсти, были такие забавные и так лихо кувыркались на склоне холма, что даже сдержанная толстушка мисс Маклеод, которую, естественно, никто в глаза не называл Доброй Тучей, и та раза три зачарованно всплеснула руками и дважды басисто произнесла: «Ах ты ж, Боже мой!»

Мисс Маклеод без приключений добралась до холма верхом на спокойном Чарли. Зато для спуска на землю даме понадобилась помощь сразу двух мужчин. Два графа, английский и французский, с готовностью кинулись ей помогать. Причем она тут же, отряхивая подол своей длинной бомбазиновой юбки, с тревогой осведомилась, не забыли ли прихватить ее раскладное седалище.

И за лисятами дама наблюдала, уже восседая на походном матерчатом стуле.

От грузного и грозного восточного владыки, что пристально следит за ходом битвы и сыплет направо и налево приказы своим подданным, мисс Маклеод отличал разве что легкомысленный чепец на голове.

Время от времени она, колыхнув всеми четырьмя подбородками, с прирожденно-генеральским видом оборачивалась на остальных пикникующих и что-нибудь роняла – с акцентом, который не вытравили даже годы обучения в эдинбургской школе для благородных девиц:

– Хосподин храф, я уповаю, что вы не забыли телескоп? Там, на склоне хоры, непонятная зверушка… Или, указывая на аппетитные пирожные:

– Люси, предложи лорду Халдейну отведать королевиных меренх. Или:

– Леди Флора, присаживайтесь на это уютное покрывальце и скушайте сандвич с семхой.

Адам с нарочито преувеличенным пиететом вручил ей телескоп – лишь бы отвязалась! – и в течение нескольких минут внимание мисс Маклеод было полностью поглощено непонятной зверушкой «на склоне хоры».

Все облегченно вздохнули, ибо поток приказов на время стих.

Адам снова опустился на клетчатый плед и потянул руку к корзинке со съестными припасами, которая стояла рядом с Флорой. Неторопливо доставая со дна фляжку с коньяком, он тихонько сказал:

– Я скучал по тебе.

Это было произнесено таким откровенно-интимным тоном, что девушка невольно покраснела и быстро оглянулась по сторонам. К счастью, его слов никто не услышал. Мисс Маклеод рассматривала в телескоп странного зверя на пригорке, а Люси и Джордж Бонхэм находились в двух десятках шагов от них – пускали в ручье только что выструганный графом кораблик.

Открывая крышку серебряной фляжки, Адам шепотком успокоил Флору:

– Не волнуйся, на нас никто не смотрит. Я сама осторожность. Хочешь глоток?

Она нервно мотнула головой – отказываясь от предложенного коньяка. «Сама осторожность». Скажет же! Худшего сорвиголовы свет не видал!

– Ну, ну, расслабься, не стоит хмуриться! – сказал Адам с ласковой улыбкой, по-прежнему протягивая ей фляжку. – Это тебе поможет. Ты сплошной комок нервов.

– Правильней сказать, счастливый комок нервов, – уточнила Флора, из вежливости отпивая глоток коньяка.

Она была в отменном настроении. Короткий сон вернул ей бодрость, а близость Адама наполняла сердце тихим блаженством – было так приятно созерцать его красоту в идиллической обстановке, на лояе природы. Умиротворенно покосившись на монументальную Добрую Тучу, девушка сказала:

– Напоминает моих гувернанток. С малых лет терпеть их не могла. Они в доме не задерживались.

– Ну, Добрая Туча – существо безобидное.

– Глядя на нее, так не скажешь. Откормленный сержант в юбке. А мы для нее – словно новобранцы.

– Мне не в чем ее упрекнуть. Мисс Маклеод терпит мои причуды, а также искренне любит Люси.

– И этого достаточно?

– Более чем. Одной любви к Люси было бы уже достаточно.

Это замечание поразило Флору. Она вдруг осознала, что за бесшабашным видом и повадками шалопая скрыта целая бездна душевных терзаний.

– Вам посчастливилось, что у вас есть Люси.

– Знаю. Даже жизнь с Изольдой не кажется непомерной платой за существование Люси.

Флора своей матери не помнила – та умерла, когда дочь была совсем крошкой. Поэтому девушка лишь понаслышке знала, каково наслаждаться полной семьей. Однако она догадывалась, что иметь увлеченную светской жизнью, безалаберную и малозаботливую мать, наподобие Изольды, тоже не сахар.

– Так что, ежели Изольда позабудет вернуться, – продолжал Адам с кривой ухмылкой, – то, как поется в песне, «прекрасней быть не может быть!».

– А где ты ее нашел?

Лицо молодого человека заметно напряглось, на скулах вдруг заходили желваки – причиной был наплыв неприятных воспоминаний.

Заметив внезапную горечь в его глазах, Флора сообразила, что он неправильно понял ее вопрос, и поспешила уточнить:

– Я имею в виду мисс Маклеод.

Морщины на лбу Адама разгладились, и весь он просветлел.

– С ней я повстречался в форте Бентон четыре года назад. Восемнадцатого октября в девять тридцать. Она стояла в самом конце пристани – только что сошла с последнего парохода в том сезоне.

– Какая память!

– Мисс Маклеод, можно сказать, спасла мне жизнь, – торжественно сообщил Адам. – Потому-то я и помню точный день и час.

Он в общих чертах рассказал всю историю, опустив пару-другую пикантных деталей.

После пьяной ночи в салуне Карсона, где он и в карты играл, и к проституткам наверх поднимался, Адам вышел на пристань – встретить пароход, на котором должна была прибыть из Сент-Луиса няня для еще не родившегося ребенка Изольды. Должна была, но не приехала. А пароход-то последний. Скоро Миссури покроет лед – и жди до самой весны. Одна мысль о том, что Изольда будет касаться его ребенка, приводила Адама в бешенство. Разумеется, зная Изольдин характер, было нетрудно предугадать, что у детской кроватки хлопотать она не станет. Но все же хотелось для гарантии иметь в детской кого-то большого и грозного – чтобы вовсе не подпускать Изольду к ребенку.

В те немногие месяцы, что они были женаты, Изольда проявила себя лишь с одной стороны – как несравненная мастерица жаловаться. Все было не по ней в втом глухом углу: и монтанская жара, и монтанский холод, и пыль, и ветер, и нехватка поклонников, и вечный запах перегара от мужа, который после свадьбы потерял меру в выпивке. Беременность только удесятерила силу нытья. Адам тем меньше был склонен выносить все эти капризы и жалобы, что женился он не по любви, а подчиняясь предсмертной воле отца.

Не то чтобы Адам совсем уж складывал с себя ответственность за ребенка, но обстоятельства зачатия были таковы, что имелись все резоны считать Изольдину беременность подстроенной ловушкой.

Тут в рассказе возникла долгая пауза. Адам, насупившись, молча перебирал в памяти горестные воспоминания.

– Таким образом, ярмо брака на тебя накинули хитростью, – вежливо подала голос Флора.

– Да… Короче, Добрая Туча подвернулась вовремя. Без нее я бы или застрелился, или еще какую-

нибудь глупость сотворил. Она прибыла тем самым последним пароходом. Наниматель по каким-то причинам ее не встретил. Я увидел бедняжку в дальнем конце пристани – одинокую, потерянную. И тут же пригласил к себе на ранчо.

– Сейчас она более похожа на королеву.

– Ну да, в масштабе два к одному. С ней приходится не забывать об избыточной вежливости и прибегать к разного рода дипломатическим уловкам. Как-никак тяжелее меня фунтов на тридцать-сорок.

– Чтобы ты да прибегал к дипломатии? С твоими-то замашками деспота? Чудеса! – Это было сказано с такой любящей улыбкой, что у Адама мигом взыграла кровь.

– Признайся, эти замашки деспота тебе по вкусу! – сказал он, прожигая девушку страстным взглядом.

Флора машинально отодвинулась – видя возбужденное сверкание его глаз, можно было опасаться, что он не сдержится и обнимет ее.

– Нет, тут ты ошибаешься, – возразила Флора. Но при этом она покраснела и ощутила жар в паху.

Ей было стыдно самой себя: что ж такое! Достаточно одного его страстного взгляда, чтобы она так возбудилась!

– Ладно. В этом случае сегодня ночью я буду демократом. Буду делать исключительно то, что тебе нравится.

От этих слов, произнесенных хрипловатым чувственным шепотом, повеяло обещанием таких утех, что ее соски затвердели, а во рту пересохло.

– Прекрати!..

– Ах, я бы овладел тобой прямо сейчас, вон там, в зарослях за холмом. Ты бы и звука не проронила – чтоб другие не услышали. Я бы вошел в тебя при полном твоем молчании. Ты бы даже дышать боялась – чтоб нас не выдали твои громкие частые вздохи. А когда бы ты достигла пика наслаждения, я заглушил бы твои томные вскрики своими губами. И потом мы вернулись бы к остальным – а по твоим бедрам под юбкой стекала бы моя сперма. И я помнил бы об этом, глядя на то, как ты чинно сидишь на покрывале и тепловатым лимонадом запиваешь сандвичи с лососем…

Говоря это, Адам деликатно передвинулся, дабы заслонить девушку от отца. Хотя тот и был занят корабликом и Люси, он мог оглянуться и увидеть странное: круги яркого румянца на щеках дочери и ее торчащие соски, вздыбившие тонкую ткань белой блузки.

– Сегодня вечером я не заиграюсь в бильярд, – продолжал Адам, украдкой очертив пальцем кружок вокруг ее правого соска и шаловливо мазнув по его кончику. – Сегодня я планирую показать тебе мою спальню.

– Я без ума от тебя, ты мое наваждение, – прошептала Флора. Она зажала свои руки между коленями – чтобы скрыть и унять их дрожь.

– Сыграю одну партию в бильярд, скажу «спокойной ночи» – и жду тебя наверху.

За ужином, после того, как подали рыбу, к хозяину ранчо подошла горничная с запиской на подносе. Адам прочел ее, извинился и вышел из комнаты. Вернулся он через несколько минут, и не один. За ним следовал высокий молодой мужчина, по виду тоже полуиндеец. В их лицах замечалось явное сходство.

– Позвольте представить вам моего брата, – сказал Адам, по абсарокскому обычаю братом называя кузена. – Леди Флора – лорд Халдейн – Джеймс Дю Гар.

– Извините за вторжение, – с поклоном произнес нежданный гость. В его голосе чувствовался французский акцент. – Я не хотел беспокоить вас, но Адам настоял на том, чтобы я зашел.

На Джеймсе Дю Гаре было типичное гибридное одеяние фронтира: мокасины и кожаные штаны с бахромой в сочетании с европейского типа сорочкой и суконной курткой.

– Милости просим в нашу компанию, – сказал Джордж Бонхэм. – И даже не думайте отказываться! У нас здесь без церемоний. Судя по вашему виду, вы совершили немалый путь верхом.

– Да, от самой Виргинии, – ответил за кузена Адам. Затем он обратился к Джеймсу, используя его абсарокское имя, которое значило Вскинутое Копье: – Садись, Эш-ка-ка-мах-ху! Вот для тебя стул. Что будешь пить: вино? бурбон? кофе?

– Пожалуй, кофе. С дороги лучше другого бодрит.

– Джеймс приехал с малоприятным известием, – пояснил Адам. – Получена важная депеша. Генерал Шерман дал губернатору Мигеру официальное «добро» на активное использование терри-ториальной армии. Значит, предстоящие операции будет финансировать центральное правительство. И теперь милиция – те самые волонтеры-пропойцы, о которых мне уже случалось вам говорить, – получила законное право бесчинствовать. Разумеется, все будет происходить под видом защиты местных торговцев и охраны их транспортов… Да-а, скоро нам покажутся идиллическими те времена, когда молодцы Мигера днями бездельничали и накачивались виски в салуне, а вылазки производили изредка и на свой страх и риск.

– Ваше племя находится на крайнем севере штата – неужели и оно пострадает? – спросил лорд Халдейн. Он знал по опыту, что в обширном и диком крае расстояние порой определяет все.

– Недавно здесь был убит важный правительственный чиновник. Белое население обеспокоено индейцами-лакотами – только что они затеяли беспорядки далеко на западе, у самой Масселшелл. Так что у губернатора Мигера достаточно предлогов для того, чтобы бросать своих головорезов в любую точку штата. И дальние переходы ему отныне, к сожалению, не страшны – благо они будут оплачены не из казны штата, а центральным правительством.

– Его людям сверх жалованья обещана и часть добычи, – добавил Джеймс. – Мигер так и заявил: дескать, вам дозволено поделить между собой всю конфискованную у индейцев собственность.

– И насколько велика опасность для вашей долины? – спросила Флора.

– Ну, мы за себя постоим, – тихо и спокойно сказал Адам. – Им лучше сюда не соваться.

Невзирая на мягкость тона, в его словах улавливался отчетливый призвук угрозы.

– Джеймс заверяет меня, – продолжил хозяин ранчо, – что мои права на эту землю совершенно законные и никакой суд оспорить их не может. А в этих делах я на него полагаюсь – он мой юридический советник.

– Тут никакой сложности нет, – сказал Джеймс. – И благодарить следует твоего отца, который был так предусмотрителен, что в свое время вытребовал гарантии от самого Конгресса США.

– Да, отец хорошо понимал всю ценность земли, – с горькой усмешкой подтвердил Адам. – Он не уставал повторять: добрая вотчина там, где исправно платят налоги за недвижимость и умножающее посредством выгодных браков.

– Сущая беда, что у Изольды были те самые виноградники, на которые он не один год зарился! – поддержал кузена Джеймс с такой же печальной усмешкой.

– Досадно то, что отца подкосило так рано, – сказал Адам. – Он скончался до того, как ты закончил Сорбонну и стал многознающим законником. В этом случае твоя премудрая голова измыслила бы менее болезненный путь присовокупить эти виноградники к нашим землям.

– Ты забываешь: в Изольде его привлекали не только земли, но и графская кровь.

– Ладно, не будем об этом, – скривился Адам, уходя от обсуждения своей личной жизни. И так слишком много было сказано. – Так что же конкретно написано в депеше Шермана? Ее текст тебе известен? Кстати, чем закончились разговоры о пересмотре избирательных округов? Идет ли речь о дате новых выборов?

И беседа, круто свернув на местную политику, уже не касалась других тем в продолжение всего ужина.

Выяснилось, что сразу двум далеко отстоящим друг от друга фортам приказано поддерживать операции мигеровской милиции. Таким образом, ничто не стеснит размах действий территориальной армии. Томас Мигер в действительности лишь временно исполнял обязанности губернатора, пока полновластный губернатор Клей Смит пребывал в Вашингтоне, где он, в столичном комфорте, отстаивал интересы штата. Но, поскольку изнеженного Клея Смита не слишком-то тянуло обратно в монтанскую глушь, всеми делами заправлял бравый солдафон Мигер, и на изменение ситуации надеяться не приходилось.

Томас Мигер родился и вырос в Ирландии. В молодости, двадцать лет назад, он принимал такое деятельное участие в борьбе за независимость Ирландии от Великобритании, что был брошен в тюрьму и приговорен к виселице. Однако богатые и влиятельные родители бились за сына до последнего и в конце концов спасли его от петли: третья апелляции была удовлетворена, и Мигера приговорили к пожизненному заключению. Три года спустя, опять-таки благодаря деньгам родителей, он бежал из тюрьмы и из страны. В Америке ирландская община встретила его как героя. Но к настоящему моменту бывший славный борец против угнетения деградировал в угнетателя.

Как только подали десерт, Адам извинился перед гостями и вышел – сказать Люси «спокойной ночи» и поцеловать ее на сон грядущий. Девочка так утомилась во время прогулки в горы, что необычно рано отправилась спать.

– Вы давно на ранчо? – не без задней мысли спросил Джеймс лорда Халдейна. Он заметил, какими страстными взглядами обмениваются Адам и Флора. Было очевидно, что отношения между ними выходят за рамки обычных отношений между хозяином и гостьей.

– Три дня, – ответил граф. – Мы предприняли поездку сюда, на север, чтобы приобрести коней вашего брата.

– И отец своей покупкой очень и очень доволен, – с улыбкой добавила Флора. – Папа, похвастайся временем, за которое сегодня утром Алеппо пробежал милю.

– Жаль, искренне жаль, что тебя и Адама не было возле беговой дорожки. Могу поспорить, ты сейчас губы будешь кусать, когда услышишь, какую скорость развил Алеппо! Такое надо было видеть!

От глаз Джеймса не укрылось, что леди Флора внезапно залилась краской при этих словах отца.

Теперь он уже ни в чем не сомневался. Зная своего двоюродного брата и памятуя пересуды Авроры Паркмен и прочих виргинских кумушек о странной отлучке Адама и Флоры с бала в доме судьи, Джеймс с легкостью угадал, почему именно хозяин и гостья не явились утром полюбоваться на пробежку будущего чемпиона.

– И за сколько же он промахнул милю? – спросил Джеймс у лорда Халдейна.

– Алеппо просто чудо! Его время – одна сорок шесть! Лучшего коня я не видел с тех самых пор, как в шестидесятом Аргонавт взял золото в Аскоте! В Европе Алеппо будет сенсацией!

– Стало быть, вы намерены переправить его за океан?

– Несомненно!

– А здесь вы пробудете еще долго?

– Пока затрудняюсь сказать, – ответил лорд Халдейн, добродушным жестом отсылая слуг. – Все зависит от того, как быстро я управлюсь со сбором образцов.

– А также от того, – с милой улыбкой прибавила Флора, – как скоро папино любопытство утомит абсароков. Он изучает культуру индейцев и собирает образчики флоры и фауны для Геттингенского университета и профессора Причарда в Лондоне.

– И вы, как я понимаю, помогаете своему отцу?

– Скорее наоборот, – с гордостью заявил граф. – Флора была самым юным исследователем среди тех, кто удостоился чести выступить с докладом перед Королевским научным обществом.

– Поздравляю вас, это действительно большое достижение, – вежливо сказал Джеймс. – Значит, наше племя станет на некоторое время предметом вашего изучения?

– О нет, этим основательно займется папа. А я буду просто на подхвате. К тому же осенью я отбываю на полуостров Юкатан – мы с друзьями затеваем экспедицию в Тикаль.

Что леди здесь не задержится, Джеймс догадывался и сам. Кузен всегда был осторожен и не заводил шашней с женщинами, которые могли претендовать на прочное место в его жизни.

– Честно говоря, я удивлен, леди Флора, – сказал Джеймс с любезной улыбкой. – Для большин-ства английских дам из высшего света сделать даже шаг за пределы Мейфер[1]1
  Мейфер – фешенебельный район Лондона


[Закрыть] – целое приключение.

– Флора, по счастью, не принадлежит к «большинству английских дам из высшего света», – с заметной гордостью заявил лорд Халдейн. – Она ездит верхом и стреляет не намного хуже вас и способна выносливостью посоперничать с бедуином или с кочевником-монголом.

– Папа, ты заставляешь меня краснеть! – воскликнула Флора. – Делаешь из меня какую-то фантастическую личность. А я обыкновенная. Просто очень люблю путешествовать.

«Обыкновенная?» – подумалось Джеймсу. Нет, это слово для описания Флоры Бонхэм совсем не подходит. Она напомнила ему многочисленные изображения Венеры работы старых мастеров. Такая же откровенная чувственность, перед силой которой трудно устоять. Какая пышная и зовущая грудь, открытая низким декольте! Какой таинственный жар в фиалковых глазах! Какая восхитительная тяжелая масса волос – с золотистыми переливами, к которым так и тянет прикоснуться! И рот – о, что за рот! Эти полные манящие губы, искушающие обещанием неземной страсти…

Но сам Джеймс не был тронут ее красотой. Его мысли имели практический характер.

Хороша, очень хороша, заключил он свои размышления, да не вовремя. Надо надеяться лишь на то, что эта сирена побыстрее уберется на далекий Юкатан. В долине вот-вот заварится такая каша, что в ближайшие месяцы Адаму будет совсем некстати отвлекаться на прелестных девушек.

Позже эти мысли Джеймс высказал брату – после партии в бильярд, когда они, попрощавшись с леди Флорой и лордом Халдейном, вдвоем перешли в библиотеку. Там молодые люди затушили свечи и сели у окна, чтобы побеседовать и полюбоваться россыпью звезд и облитыми серебристым лунным светом дальними пиками гор.

– Похоже, ты влюбился по уши, – сказал Джеймс. – Напрасно ты позволил этой женщине победить себя. Тебе негоже быть бычком на веревочке.

Адам раздраженно передернул плечами.

– «Позволил»! В том-то и дело, что я не позволял. Моей воли тут лишь чуть-чуть. Чертовка сама завоевала меня. Ты же видел, как она от борта положила в лузу подряд семь шаров. Подобное я наблюдал в последний раз два года назад в Париже, когда прославленный Дюваль разгромил знамени-того Франсуа. И такая она буквально во всем.

– Во всем? – лукаво переспросил Джеймс. – В продолжение вечера ты таращился на нее с почти откровенным вожделением. Так что я сделал определенные выводы.

Адам белозубо ухмыльнулся в темноте.

– Да, женщина удивительная во всех отношениях.

– Когда она уезжает? – сухо спросил Джеймс, отбрасывая игривый тон.

– Через день-другой.

– А до той поры мне не стоит рассчитывать на твое внимание?

– Да брось ты! – обиженно вскинулся Адам. – Я всегда в твоем полном распоряжении, Эш-ка-ка-мах-ху!

– Но сегодня ночью ты ведь будешь с ней?

– Ну, если понадобится – могу и… А чего именно ты хочешь?

– Надо срочно выработать подробный план действий по отношению к мигеровским волонтерам, – сказал Джеймс. – Будет ли наше племя уклоняться от столкновений или все-таки примет бой? До какого предела можно терпеть выходки мигеровских парней, если мы изберем тактику переговоров? Следует договориться и о том, что ответить воинственным лакотам, когда они придут к нам в поисках союзников. А с рассветом я на коня – и обратно к летнему становищу.

– До твоего отъезда мы непременно переговорим.

– После того, как она уснет?

Адам кивнул.

– Ладно, иди, коль скоро тебя ждут, – со вздохом произнес Джеймс. – Можешь не провожать меня. Сам дойду до своей комнаты.