Текст книги "Чистый грех"

7

На столе в гостиной Адам оставил графу второпях написанную записку. И перед завтраком, прежде чем Люси спустилась вниз, чтобы присоединиться к гостям, лорд Халдейн сообщил дочери, протягивая сложенный лист белой бумаги:

– Сегодня ночью Адам отбыл в летнее становище. Вот записка. Он и с тобой прощается.

Флора проснулась в пустой кровати – и поняла, что Адам ушел с Джеймсом. Но этот ряд слов на бумаге как бы подтверждал факт разлуки. Все кончено. Адам навсегда ушел из ее жизни.

Прошу извинить за поспешный отъезд. Обстоятельства срочно призвали меня в родное селение. Если Вам понадобится какая-то помощь в научных изысканиях, то я к Вашим услугам. Дружески жму руку Вам и леди Флоре.

Аи revolt, Адам

Собственно, ничего больше она и ждать не могла. Но сухой тон записки больно ударил по нервам Флоры. Вот так просто подведена черта под ярчайшим эпизодом ее жизни!.. Впору застонать от отчаяния.

Адам Серр ускакал организовывать защиту родного индейского селения – это его мир, это его вселенная, он тут свой человек, и ему тут жить. А она с отцом – лишь случайные гости, любопыт-ствующие посетители исчезающего редкостного микрокосма. Так что Адама и обвинить-то не в чем: он просто трезво воспринял их как залетных экзотических птиц. И было бы глупо искать в его прощальной записке что-либо сверх обязательной вежливости радушного хозяина.

– Такому обороту не приходится удивляться, – сказала Флора, возвращая записку отцу. – Раз Джеймс прибыл с тревожным известием, отъезд Адама был делом времени. О безобразиях волонтеров мы слышали, еще будучи в Виргинии. И, коль скоро ты уже купил лошадей, нам тут больше делать нечего – лучше не оказываться в гуще неприятных событий. Я готова ехать по первому твоему слову.

Флора сама удивилась своей хладнокровной речи – когда это она научилась так ловко скрывать истинные чувства? Очевидно, дает знать о себе давно отброшенное, но сидящее в крови светское воспитание!

– Что касается купленных лошадей, – заявил отец, наливая кофе, – то я решил пока оставить их здесь. Отошлю в Европу при первой возможности. Таким образом, запланированной экспедиции ничто больше не препятствует. Адам любезно договорился о нашем посещении становища Четырех Вождей.

– Мне хватит часа на сборы, – сказала Флора с тем же деланным спокойствием. В действитель-ности ей не хотелось трогаться с места – она будто приросла к этому дому… совсем новое, чувство для женщины, которая на протяжении многих лет гордилась своей непоседливостью и обожала кочевой образ жизни!

Минутой позже в гостиную спустилась Люси в сопровождении мисс Маклеод. Грузная гувернантка поздоровалась и, сделав неловкий книксен, торжественно объявила:

– Леди Люси будет в высшей степени польщена, если дорохие хости сочтут возможным продлить свое пребывание на время отсутствия ее папеньки.

Вот она – соломинка! Вот она – возможность отсрочить смертный приговор!

Флора вся так и просияла. Побоку логику и приличия – на волне эмоций она не стеснялась очевидной нелепости подобного решения. Но когда над тобой нависает непредставимое, чудовищное, когда ты почти буквально тонешь – разве тут до приличий или до логики? Есть повод остаться в доме, снова увидеть Адама… о, какое блаженство только думать об этом!

Флора взяла себя в руки и придала лицу степенное выражение – столь откровенная радость была попросту неприлична. Улыбнувшись Люси и быстро покосившись на отца, девушка произнесла:

– Полагаю, это замечательная идея. А ты что думаешь, папа?

– Конечно, Люси, мы могли бы остаться на некоторое время, – кивнул граф, с ласковой усмешкой обращаясь к малышке. – Однако, если дела задержат твоего отца надолго, мы будем вынуждены уехать. Нам предстоит посетить несколько индейских племен, и время не терпит.

– Когда папа сегодня ночью разбудил меня, чтобы попрощаться, он пообещал скоро вернуться, – уверенно, убежденным тоном сказала Люси. – И он никогда не отлучался надолго. – Тут она с приливом оживления в голосе добавила: – Ах да, вспомнила! Он еще говорил, что я остаюсь за хозяйку, пока его нет дома. И я могу подавать вам чай и разное прочее. Он сказал, что перед отъездом так и скажет миссис О! Правда, это замечательно? Я ведь буду хорошая хозяйка, да?

«Вот так! – подумалось Флоре. – С дочкой-то он попрощался, а со мной – нет». И она вдруг приревновала девочку.

– Ну, коль скоро за хозяйку ты, – с улыбкой заявил граф, перебивая тяжкие думы Флоры, – то нам деваться некуда – остаемся. Ну-с, хозяюшка, что подашь дорогим гостям к чаю? Мы желаем клубничных пирожных!

– Если вы их любите, повар испечет целую тысячу! – заверила его Люси. – А гулять после завтрака пойдем?

– Сперва занятия, леди Люси, – строго напомнила мисс Маклеод.

Тем не менее, между завтраком и послеполуденными уроками Люси они успели прогуляться к беговым дорожкам и обратно. А ближе к вечеру Люси вместе с конюхом Томом показывала гостям знаменитую дальнюю речную заводь. Туда они добирались верхом.

Место оказалось, и впрямь очень живописным. У глубокого темного пруда в рамке плакучих ив стояла дивная тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом. Летали пестрые бабочки, колыхались зеленые ветви. Словом, идиллия да и только, настоящий райский уголок в прерии.

– А я быстрее вашего до воды добегу! – закричала Люси, ловко спрыгнула с пони и помчалась сквозь высокую траву.

Взрослые спешились и последовали за ней. Пока девочка бесстрашно плескалась в еще не слишком теплой воде, остальные лениво беседовали, сидя на прогретой солнцем траве и впитывая окружающие красоты. Сцена по своей прелести и покою так и просилась на холст какого-нибудь любителя пасторалей. «Будь рядом еще и Адам, – с горечью подумала Флора, – эта прогулка была бы бесподобна в своем совершенстве».

Вечером Флора поднялась в детскую – пожелать Люси спокойной ночи и убаюкать ее. Но четырехлетняя хитрючка и не думала спать, а затеяла с гостьей долгий разговор. Они поделились друг с другом любимыми стишками и колыбельными песнями.

Поскольку Люси бегло говорила на французском и абсарокском и понимала дублинский жаргон миссис 0'Брайен, то ее стишки и песенки звучали на четырех языках. Флора только диву давалась, что четырехлетняя девчушка говорит без акцента на стольких наречиях – должно быть, благодаря хорошему музыкальному слуху.

Баюкая Люси на руках, Флора испытала новое упоительное чувство: так приятно прижимать к себе теплое тельце! Это было как пробуждение материнского инстинкта. То, что Люси – такой прелестный ребенок, перед очарованием которого устоять попросту невозможно, наполняло Флору странной радостью. И радость была тем полнее, что это был ребенок Адама. Впервые Флора испытала укол досады оттого, что у нее не может быть детей. Прежде она относилась к своему бесплодию с беспечным равнодушием – не судьба стать матерью, ну и ладно! Но теперь, подержав в руках дочь Адама, она поняла, какое это горе – никогда не иметь собственных детей! И ее радость была в немалой степени отравлена горьким и внезапным прозрением.

– Вы должны, должны остаться с нами! – заявила Люси, тараща сияющие глазенки на новую подругу. Глаза девочки были миниатюрной копией глаз отца – и так же прекрасны. Белая ночная рубаха Люси, синеватая в полумраке спальни, пахла лавандой, а сама она – парным молоком.

– Я бы с удовольствием осталась, – ответила Флора с такой искренностью, о которой малышка и подозревать не могла. – Но, увы, надо продолжать научные изыскания.

– И совсем не обязательно тебе уезжать! – закричала Люси. – Папа попросит индейцев приехать сюда – и все племя явится. Будете изучать их прямо здесь, на ранчо!

– Побойся Бога, прелесть моя! У твоего папы и без того дел невпроворот. А ты хочешь поселить у него на дворе целое племя!

– Подумаешь! Для тебя он все что угодно сделает. Я же вижу, как ты ему нравишься. Обычно он все хмурится и мало разговаривает с людьми – говорит, некогда. А с тобой он и смеется, и улыбается – и такой счастливый, когда ты здесь. Поэтому ты должна обязательно остаться у нас.

Воображение Флоры с готовностью нарисовало идиллическую картинку: Люси у нее на руках, Адам рядом. Ах, хорошо бы, хорошо бы…

– Быть может, я как-нибудь навещу вас, – сказала Флора, не желая огорчать девочку. Сама она понимала, что это из области несбыточных надежд.

– Ты должна непременно навестить нас! – настаивала Люси. – И остаться на долго-долго. Даже Добрая Туча, и та тебя полюбила! – с простодушной лучезарной улыбкой продолжала тараторить девочка. – А она такая бука, у всех находит какие-нибудь недостатки! Она любит только папу и меня. А из слуг почти никого – говорит, они «не знают своего места». Доброй Туче не нравится, что папа ужинает без пиджака, а лакеи запросто болтают с ним, когда меняют тарелки. У нее еще миллион всяких правил. От нее рехнуться можно. Например, ты знаешь, что настоящая леди должна ходить в театр только в черном или синем платье? Но хотя маман все эти правила хорошего тона знала назубок, Добрая Туча ее терпеть не могла. А маман – ее. Тут они квиты. У них была настоящая война. Однажды я слышала, как папа говорил маман строгим голосом, что, пока он жив Добрая Туча останется в доме. А раз мисс Маклеод старше папы – значит, она останется тут до самой своей смерти.

Флора натянуто улыбнулась и нейтральным голосом сказала:

– Думаю, ты права.

– Добрая Туча считает, что ты очень независимая женщина, – продолжала щебетать Люси. – Это «хромадная честь», говорит она, что ты читала доклад в Англии перед старенькими почтенными профессорами. Добрая Туча хочет, чтобы побольше было таких же ученых женщин, как ты. Она собирается учить меня по-гречески и по-латыни и еще разным всяким предметам, которые учат только джентльмены. Папа говорит, что он ей мешать не будет, она женщина умная и пусть поступает по-своему. Я думаю, ей это нравится, потому что она хорошая учительница – и я уже умею читать! Папа говорит, не каждая четырехлетняя девочка умеет читать. Вот!

– Да, тебе действительно повезло, что у тебя есть такая замечательная мисс Маклеод, – согласилась Флора. – Пусть она и строгая, но добрая. Мой папа точно так же поощрял меня учиться – и я очень благодарно ему, потому что узнала много такого, чему девочек не учат. Это потом мне очень помогло – когда я стала заниматься наукой по-настоящему серьезно. И я, кстати, тоже росла в малонаселенном краю, вдалеке от больших городов и школ. Правда, кое в чем тот край очень отличался от вашего.

– Папа пообещал взять меня с собой, когда он в этом году поедет путешествовать. Добрая Туча терпеть не может путешествий, но я уже большая, и няня мне не нужна, поэтому я все равно поеду, даже без нее. Папины лошади участвуют в соревнованиях во многих странах. Может, мы встретимся с тобой в Париже.

– Это было бы прекрасно. И ты при случае должна побывать у меня в Лондоне.

– Мы обязательно приедем к тебе, – восторженно захлопала в ладоши Люси. – И увидим, как Алеппо берет первый приз в Англии!

Было уже за полночь, когда небольшой абсарокский отряд через узкое ущелье втянулся в потаенную горную долину. Дорога заняла так много времени, потому что двигались медленно – преимущественно по узким руслам неглубоких рек, чтобы не оставлять следов. После того как племя достигло конечной цели своего пути, разведчики вернулись и уничтожили последние следы – буквально замели их с помощью заранее заготовленных веников.

В темноте закипела работа – разворачивали и ставили вигвамы. Поскольку народ был привычен к кочевому образу жизни, дело спорилось, и очень скоро возведение жилья было закончено. Внутри вигвамов разожгли небольшие костры, чтобы обогреться пока еще холодной ночью и приготовить пищу. Дети поели и легли спать, а взрослые, взбудораженные последними тревожными сообщениями, какое-то время обсуждали события дня – все одобряли быстроту и слаженность, с которой совершили переход в это укромное место.

К счастью, недавняя большая охота на буйволов оказалась успешной – теперь у племени был добрый запас и мяса, и зерна, и они могли бесхлопотно пересидеть несколько месяцев, пока не ударят холода, которые разгонят ополченцев по домам. Только юноши, отчаянные и несмышленые, люто рвались в бой с распроклятыми волонтерами. Однако с тех пор, как в этих краях обнаружили золото и бледнолицые начали массовое проникновение на их исконные земли – а тому уже четыре года, – среди монтанских абсароков постарше лишь самые тупые полагали, что прямое военное столкновение способно решить все проблемы.

Абсарокское племя Воронов, чья кровь текла в жилах Адама, состояло из двух достаточно небольших общин, насчитывавших вместе едва ли четыре тысячи человек. Одни жили в предгорьях, другие – у Вороньей реки. Еще в 1825 году их вожди смирили гордыню и поняли, что придется терпеть нагловатых бледнолицых пришельцев и как-то уживаться с ними. Худой мир лучше доброй войны. И сегодня происходил лишь очередной эпизод в долгой битве за выживание.

В вигваме Адама вокруг очага сидели вместе с хозяином Джеймс и Белая Выдра. Другие гости уже разошлись по своим жилищам. Адам остался с двоюродными братьями, вместе с которыми вырос и возмужал. Закончив запоздалый ужин, мужчины закурили трубки и стали обсуждать возможные маршруты движения мигеровского отряда. Потом перешли на более веселые темы: стали вспоминать свои юношеские проказы и подвиги, тихонько посмеивались, чтобы не разбудить соседей. Однако разговор мало-помалу замедлялся – голоса у них охрипли, усталость начала сказываться, всех троих немного клонило ко сну.

Что ж, хоть они и притомились, а на душе было хорошо: маневр провели быстро и удачно, и теперь племя в относительной безопасности.

Можно вздохнуть с облегчением.

И поэтому мужчины слегка благодушествовали, говоря о будущем.

Тут полог двери распахнулся, и вошла молодая женщина с горшком небольших сладких лепешек.

– Если не ложитесь спать, – сказала Весенняя Лилия, – то, думаю, ореховые лепешки будут вам ко времени.

– Хватит, посидели, и довольно, – сказал Джеймс. – Не знаю, как вы, а я иду спать. Так что, извините, друзья. А пару лепешек прихвачу с удовольствием.

– Пожалуй, присоединюсь к тебе, – кивнул Белая Выдра. – Уже рассвет не за горами.

При этом он со значением посмотрел на Адама. Оба кузена вышли, оставив брата наедине с Весенней Лилией.

– Мои друзья проявили похвальную тонкость чувств, – с улыбкой произнес Адам.

– Быть может, неделикатность проявила я, – молвила Весенняя Лилия, ставя горшок на пол. – Не стоило мне вторгаться. Я помешала вашей беседе.

– Ничего, ничего, – сказал Адам. До пояса голый, он сидел в расслабленной позе, устало прива-лившись к плетеному подспиннику. – Ты всегда поступаешь правильно. А вообще-то деликатностью я сыт по горло – она у меня в печенках сидит.

Весенняя Лилия верно поняла намек, потому что сказала:

– А Белая Выдра сообщил, что твоя жена уехала, и уже давно.

– Для меня ты по-прежнему жена моего брата, пусть он и погиб.

Законы племени допускали и даже поощряли брак со вдовой брата. Поэтому слова Адама были не более чем вежливым способом сказать, что женитьба на Весенней Лилии не входит в его планы.

– А что за желтоглазая живет на твоем ранчо?

Абсароки всех бледнолицых женщин по традиции называли желтоглазыми.

– И все-то вы тут про меня знаете! – добродушно усмехнулся Адам. – Эта желтоглазая надолго не задержится… А тебе я хочу сказать – ты член моей семьи. И я свои обязанности знаю.

– Ты уже оказал немалую помощь и мне, и моим детям. Спасибо. Не смею, просить тебя о большем. Но тебе нужна женщина, Тсе-дитсира-тси! Мы с тобой ночами мешали наше дыхание, когда были совсем молодыми – до того, как я вышла замуж за твоего брата… Я уверена, что смогла бы сделать тебя счастливым.

– Хорошие были времена, беспечные, – тихо произнес Адам и мечтательно улыбнулся, вспоминая прошлое. С тех пор как бледнолицые нашли здесь золото, все пошло кувырком… – Ну, а нынче все иначе, – сухо заключил он, поиграв желваками.

Адам имел в виду и то, что для индейцев наступили совсем тяжкие времена, и то, что сам он уже не молод и строже относится к себе. Одно дело юношей – принимать участие в любовных играх молодежи, и другое – уже зрелым человеком выказывать знаки внимания индейским девушкам и одиноким женщинам. Не раз случалось Адаму преодолевать соблазн, когда ему на шею бросалась очередная хорошенькая абсарочка. Незаконному ребенку он не сможет дать полноценное и достойное воспитание, а значит, не стоит и рисковать. В клане нет жестких моральных норм, и мать-одиночка косых взглядов не вызывает – родственники просто обязаны помогать ей растить ребенка. Но Адама, сколько бы он ни содействовал воспитанию незаконного отпрыска, будет вечно терзать чувство, что он чего-то недодал ему. Словом, как прикинешь взрослым умом возможные осложнения, так и заложишь не в меру сластолюбивые руки за спину. Да и отошел он от клана – проводит в нем намного меньше времени, чем в молодости.

Словно опять угадав его мысли, Весенняя Лилия сказала:

– Никто не принуждает тебя, Тсе-дитсира-тси, постоянно оставаться в становище. Просто позволь мне иногда доставлять тебе удовольствие…

– Расскажи-ка мне лучше о братниных детях. Доставь мне это удовольствие. И не искушай меня тем, чего я взять не вправе.

– Чего не хочешь взять, упрямец! Вот рассержусь и возьму тебя силой! Я крепкая! Очень!

Адам рассмеялся.

– Ну, сегодня ночью у нас будет нечестный бой. Я смертельно устал.

– Еще бы тебе не устать! Эта желтоглазая все соки из тебя повытянет. Джеймс сказал, что последние дни ты вообще не спал – она от себя не отпускает.

– Уж очень длинный язык у Джеймса! – досадливо вздохнул Адам. Но при одном упоминании восхитительной Флоры Бонхэм кровь весело заиграла в его жилах.

– Что Джеймса корить? Он правду говорит, – хмуро бросила Весенняя Лилия. – Тсе-дитсира-тси, хоть имя ее назови.

– Да будет тебе! Уехала она.

– Насовсем? – пытливо заглядывая ему в глаза, спросила подруга его юных дней. – И как же ты без нее жить-то станешь?

Адам молча потупился. Пауза затягивалась. Наконец он со вздохом сказал:

– Как, как… Как прежде. Жил как-то раньше… К тому же вот и Люси у меня есть. Дочь и родной клан – это уже немало.

– Стало быть, с графиней кончено?

– Искренне уповаю, – с кривой усмешкой произнес Адам. – Так давно хотел с рук сбыть, что никак в свое счастье поверить не могу… Однако ж ты здорова мучить вопросами сонного человека. Иди к своим детишкам, а допрос отложи до утра, когда я буду посвежее.

– Не думай, что отделался от меня, Тсе-дитсира-тси! До утра так до утра. Но я и дальше буду терзать тебя – пока не скажешь «да».

– Только этого мне и не хватало, – усмехнулся Адам. – Целеустремленной женщины рядом со мной.

– Смейся, смейся, – с задорной улыбкой отозвалась Весенняя Лилия. – И все же моя решимость тебе бы помогла. Короче, к завтраку жди меня – и детишек.

Тут он просто-таки расплылся в улыбке.

– Только, чур, готовишь ты!

– Стану я с детьми есть твою стряпню! А потом дашь Медвежонку урок верховой езды.

– Что еще прикажете? – ехидно спросил молодой человек.

– И волосы мне расчешешь, – сладким голоском невозмутимо ответила Весенняя Лилия.

– Ха! Выдумала! – воскликнул Адам, улыбкой смягчая грубость своих слов. – Ищи другого патлы тебе чесать!

– А вот и поищу!

– Хоть я и валюсь с ног, но ум за разум у меня еще не зашел!

– А своей желтоглазой патлы чесал?

Увы, нет, вздохнул про себя Адам. Если и случалось проводить гребнем по Флориным великолеп-ным волосам, то всегда наспех, торопливо приводя в порядок ее прическу. А для абсароков именно это величайший знак любви – когда мужчина расчесывает волосы женщины.

– Нет, – печально промолвил он.

– Э-э, похоже, желтоглазая ранила тебя в самое сердце.

Адам раздраженно мотнул головой.

– Хватит тебе, Весенняя Лилия. Ничего серьезного. У огня, что она зажгла в моей крови, недолгая жизнь.

Легко сказать, да на деле не все так просто. Ушла Весенняя Лилия, и лег он спать, но не шел сон. Адам ворочался, вспоминал свою «желтоглазую» – ее фиалковые глаза, ласковый веселый голос, роскошное тело… А эти интонации куртизанки в интимные минуты!

Чуть задремлет – и опять что-нибудь вспомнится, и опять сна как не бывало.

Кончилось тем, что он стал педантично перебирать в уме все грядущие мероприятия по охране лагеря: где и кого поставить, на каком расстоянии и сколько людей потребуется. О Флоре Бонхэм думать непозволительно – отвлекает от главного. А главное сейчас – безопасность племени.

Посты в своем воображении он провыставлял до самого рассвета, который не заставил себя ждать.

Когда в щели между кожами пробился первый жидкий свет, Адам встал, откинул полог и вышел из вигвама. В лагере все спало. На траве поблескивала роса. Пахло можжевельником. Безупречно голубое небо обещало теплый день. Покой – это хорошо. Здесь на них неожиданно не нападут. В ближайшей хижине во сне коротко рассмеялся ребенок. И Адам невольно улыбнулся.

Да, важнее всего оберегать свой клан, свою землю, свой маленький прочный мирок – выполнять свой долг и свои обязанности, служить своему делу. А всякие там мечты-грезы – это не для него.