Текст книги "Только представьте…"

Но Кейну отчего-то вдруг расхотелось гадать. Может, оттого, что боялся докопаться до истины? Не хотел признаться самому себе, что его женитьба не имеет никакого отношения к деньгам или к восстановлению прядильни. Скорее, к единственному моменту слабости, когда он забыл об осторожности, о принципах, на которых построил жизнь, и решился открыть сердце женщине. На какой-то миг он позволил себе быть нежным, глупым и тем самым подвергся куда большей опасности, чем на войне.

И вовсе не за поджог он заставит ее заплатить, а за эту проклятую минуту слабости. Сегодня они навсегда станут врагами. И тогда он пойдет по выбранному пути, не искушаемый более призрачными надеждами на будущее.

Кейн глотнул бренди и поставил стакан на пол. Не стоит пить. Он должен быть трезв в ожидании того, что сейчас случится.

Кит расслышала громкий скрип кресла и поняла, что он теряет терпение. Она вылезла из ванны и быстро закуталась в полотенце. Жаль только, что под рукой нет ничего более подходящего. Но одежда исчезла. Стоило ей разоблачиться, как Кейн унес грязные лохмотья.

Кейн рывком отодвинул ширму, и Кит испуганно вздернула голову. Он стоял рядом, положив руку на деревянный верх.

– Я еще не закончила, – выдавила она.

– У тебя было достаточно времени.

– Не знаю, почему ты заставил меня купаться в твоей комнате.

– Еще как знаешь!

Кит стиснула концы полотенца, мысленно перебирая все способы избежать предстоящей пытки, но в душу закралось ужасное чувство неизбежности происходящего.

Если она попробует удрать, Кейн догонит ее. Если станет сопротивляться, он легко ее одолеет. Значит, нужно последовать советам миссис Темплтон, данным в той полузабытой жизни, которой Кит жила немногим более месяца назад, и сдаться. Но покорность всегда давалась ей нелегко.

Кит бросила взгляд на тонкое золотое кольцо, которое надел ей сегодня на палец Кейн. Небольшое и изящное, с двумя крохотными сердечками, обведенными тонкой полоской рубиновых и бриллиантовых розочек. Кейн сказал ей, что добыл кольцо у мисс Долли.

– Но мне нечего надеть, – пожаловалась Кит.

– Тебе ничего и не нужно.

– Я замерзла.

Кейн медленно, не отрывая от нее взгляда, сбросил рубашку и протянул ей.

– Я не хочу брать твою рубашку. Если дашь мне пройти, я возьму что-нибудь в своей комнате.

– Предпочту остаться здесь.

Тупоголовый, упрямый болван!

Кит, красная от злости, придерживая полотенце одной рукой, потянулась к рубашке. Неуклюже натянула ее и, повернувшись к нему спиной, уронила полотенце и торопливо застегнула пуговицы. Мешали длинные рукава, и, кроме того, неприятно было сознавать, что ткань слишком тонкая, а под ней она совсем голая.

Кит подвернула рукава и протиснулась мимо Кейна.

– Мне нужно пойти к себе и расчесать волосы, иначе завтра их не распутать.

– Возьми мою расческу, – предложил Кейн, показав на комод.

Кит взяла расческу и посмотрела на свое отражение. Она выглядела бледной и настороженной, но никак не испуганной. «А следовало бы», – подумала она, распутывая расческой длинные мокрые пряди. Кейн ненавидел ее. Он силен и непредсказуем, ей с ним не совладать. Да и закон на его стороне. Ей следовало бы молить о милосердии. Но вместо этого душу бередило странное возбуждение.

Продолжая смотреться в зеркало, она увидела, как он опустился в мягкое кресло и небрежно закинул ногу на ногу. Взгляды их встретились. Она тут же отвела глаза и принялась энергично расчесывать волосы, посылая во все стороны радужные капельки.

За спиной послышался шум, и Кит снова уставилась в зеркало. Кейн поднял с пола стакан и приветственно отсалютовал ее отражению.

– За взаимное супружеское счастье, миссис Кейн!

– Не называй меня так!

– Отныне это твое имя. Неужели забыла? Так быстро?

– Я ничего не забываю, – отрезала Кит, прерывисто вздохнув. – И не забыла, какой удар тебе нанесла. Но я уже заплатила полной мерой и ничего тебе не должна.

– А вот об этом судить мне. Положи расческу и повернись, чтобы я смог получше рассмотреть тебя.

Кит нехотя сделала, как было велено, дрожа от непонятного предвкушения. И словно впервые заметила шрамы на его торсе.

– Где ты получил тот шрам, что у тебя на плече?

– Мишинери-Ридж.

– А на руке?

– Питерсберг. А вот этот, на животе, заработал в драке из-за нечестной партии в покер. Дело было в одном из борделей Ларедо. А теперь расстегни рубашку и иди сюда. Я так и не понял, что приобрел. Нужно хорошенько оценить свою новую собственность.

– Я не твоя собственность, Бэрон Кейн.

– А закон говорит иначе, миссис Кейн. Женщина принадлежит тому, кто на ней женился.

– Можешь твердить это себе, пока не устанешь. Но я не принадлежу никому, кроме себя самой.

Кейн поднялся и направился к ней. Уверенно. Не спеша. Зная, что она никуда не денется.

– Давай кое-что выясним с самого начала, чтобы потом между нами не было недомолвок. Я твой хозяин. Ты моя вещь. И отныне будешь делать то, что тебе приказывают. Если я потребую почистить сапоги, возьмешь щетку и вычистишь. Если велю выгрести навоз из стойл, беги за метлой и лопатой. А когда захочу видеть тебя в своей постели, советую поскорее лечь на спину и раздвинуть ноги к тому моменту, когда я расстегну ремень.

Ей, наверное, следовало бы затрястись от страха и забиться в угол, но его слова звучали так расчетливо! Магнус прав: он намеренно пытается сломить ее, но она не позволит! Ни за что не позволит! Не встанет перед ним на колени!

– Я уже умираю от страха. Смотри, руки дрожат, – насмешливо протянула она.

Такого ответа Кейн не ожидал. Слишком понадеялся на свою силу. Поэтому он бросился в очередную атаку.

– Выйдя за меня, ты потеряла всякую надежду на свободу. Теперь я могу делать с тобой все, что пожелаю, разве что только не убить. Впрочем, если уж очень меня доведешь, я и на это пойду.

– Если я не прикончу тебя раньше, – огрызнулась она.

– Черта с два!

Кит снова попыталась урезонить его:

– То, что я сделала, – ужасно, отвратительно, и я признаю это. Но теперь ты получил мои деньги. Это втрое больше того, что требуется на восстановление прядильни, так что успокойся и покончим с этим.

– Не все имеет цену, – отпарировал он, прислонившись к кроватному столику. – Кстати, ты можешь смеяться…

Кит насторожилась: что еще он придумал? К тому же ей было совсем не до смеха.

– Прошлым вечером я решил не отсылать тебя в Нью-Йорк. Хотел сказать утром…

Кит едва не потеряла сознание. Сейчас она упадет…

Она тряхнула головой, чтобы прийти в себя. Может, он лжет?

– Весело, правда? Я не хотел причинять тебе боль. Тогда. Но теперь все изменилось и мне нет дела до твоих чувств.

Он властно потянулся к ней и принялся расстегивать пуговицы на рубашке. Кит боялась пошевелиться. Искорки боевого духа давно погасли.

– Не делай этого.

– Поздно.

Он распахнул рубашку и алчно уставился на ее груди.

Она пыталась сдержаться, но слова вырвались сами собой.

– Я боюсь.

– Знаю.

– Это больно?

– Да.

Кит отчаянно зажмурилась.

Он снял с нее рубашку.

Она осталась голой.

«Сегодняшняя ночь будет худшей», – твердила она себе. Но когда он возьмет свое, то потеряет свою власть над ней.

Кейн подхватил ее на руки и понес к кровати. Когда он стал срывать с себя одежду, Кит отвернула голову. Еще секунда – и матрас просел под его весом.

Что-то перевернулась в душе Кейна при виде Кит. Закрытые глаза… Непривычное выражение смирения на осунувшемся личике сердечком… Чего ей стоило признаться в своих страхах! Черт побери, он не хотел видеть ее такой! Уж лучше бы продолжала изрыгать огонь и сражаться до конца. Ругать его последними словами и разжигать в нем гнев, как умела одна она.

Кейн сжал ее коленки в надежде почувствовать хоть какую-то реакцию, но Кит даже не шевельнулась. Тогда он раздвинул ее ноги и встал на колени между ними, бесстыдно рассматривая самую потаенную часть ее тела, освещенную сейчас лампой.

Кит лежала, словно окаменев, пока он разделял темные шелковистые прядки. Его дикая роза из чащи леса. Розовые лепестки, сомкнутые вокруг тугой нераспустившейся середки.

Кейн задохнулся. С того самого дня у пруда он знал, как она мала. Как узка. Проклятая нежность! Откуда она взялась, черт бы ее побрал!

Случайно подняв глаза, он заметил, как тонкие пальцы сжались в кулачок. Пусть набросится на него, ударит за все, что он с ней сделал. И что собирается сделать. Только скорее бы!

Но она не двигалась, и эта трогательная беззащитность оказалась последней каплей. Кейн со стоном лег рядом и обнял ее. Кит дрожала крупной дрожью. Ему стало стыдно. Угрызения совести, столь же беспощадные, как желание, терзали его. Никогда еще он не был так жесток с женщиной. Что за безумие овладело им? Должно быть, он и в самом деле спятил!

Кейн прижал ее к груди и принялся гладить влажные локоны. Желание снова разгоралось в нем, но он старался не поддаваться… пока она не перестанет трястись.

Руки Кейна, теплые и надежные, как ни странно, вселяли в нее спокойствие. Она слышала его мерное дыхание, но знала, что он не спит. Лунный свет серебрил комнату, и она вдруг ощутила непонятную радость. Что-то в этой серебряной тишине, несмотря на тот ад, через который они прошли, и тот, который, несомненно, ждал впереди, дало ей право задавать вопросы. Попытаться выяснить отношения.

– Почему ты так меня ненавидишь? Еще до прядильни. С того дня, как я вернулась в «Райзен глори».

– Во мне никогда не было ненависти к тебе, – немного помолчав, ответил Кейн.

– Я была обречена ненавидеть всякого, кто унаследует «Райзен глори».

– Все и всегда сходится на «Райзен глори», верно? Ты так любишь эту плантацию?

– Больше всего на свете. У меня только и есть что «Райзен глори». Без нее я ничто.

Кейн откинул прядь волос, упавшую на ее щеку.

– Ты прекрасна. И отважна.

– Как ты можешь говорить такое после всего, что я наделала?

– Думаю, все мы иногда совершаем постыдные поступки.

– Вроде того, когда ты вынудил меня обвенчаться с тобой?

– Вроде того, – вздохнул Кейн. – Но я ни о чем не жалею. Так же как и ты.

Кит снова сжалась.

– В таком случае почему ты не сделал того, что собирался? Я не остановила бы тебя.

– Хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. По доброй воле и такая же изголодавшаяся по моим ласкам, как я – по твоим.

Кит, словно впервые ощутившая свою наготу, поспешно отвернулась.

– Такого никогда не будет.

Она ожидала, что он рассердится. Но вместо этого Кейн откинулся на подушки и уставился на нее, не пытаясь дотронуться.

– У тебя слишком страстная натура. Я ощутил это в твоих поцелуях. Не бойся себя.

– Не желаю иметь никакой страстной натуры. Для женщины это недостаток.

– Кто тебе сказал такое?

– Все знают! Когда миссис Темплтон говорила нам о Евином грехе…

– Евином… что?

– Евином грехе. Ты знаешь.

– Господи милостивый! – ахнул Кейн, садясь. – Кит, ты знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной в постели?

– Я видела лошадей.

– Лошади не люди. – Он положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе. – Не отводи глаз. Пусть ты меня ненавидишь, но мы женаты и я просто не в силах отказаться от тебя. Но при этом ты должна понимать, чего ожидать от наших отношений. Я не собираюсь снова тебя пугать.

Он терпеливо, простым и понятным языком объяснил ей природу плотской любви. Для чего предназначено ее тело. Его тело. И лишь потом рассказал, что бывает, когда соединяются двое.

Закончив, он встал и, как был нагой, подошел к столу, где оставил стакан с бренди. Поднес стакан к губам, повернулся и встал перед ней, позволяя удовлетворить любопытство, в котором Кит ни за что не призналась бы.

А она упивалась видом его обнаженного, освещенного луной тела. Ее взору предстала своеобразная, невиданная прежде красота, красота мышц и изборожденной шрамами загорелой кожи, длинных ног и узких бедер, говорившая о силе, мощи и тех вещах, которых она пока почти не понимала. Она невольно опустила глаза к средоточию его мужественности. Налитая плоть поднялась и гордо восстала, чуть подрагивая. Дурные предчувствия вновь вернулись.

Кейн, должно быть, почувствовал ее смятение, потому что отставил стакан и вернулся к ней. На этот раз в его глазах сверкал вызов, и хотя Кит боялась, не в ее правилах было удирать в кусты при малейшем признаке опасности, даже исходившей от него.

Уголок его рта чуть скривился в некоем подобии улыбки. Опустив голову, он коснулся губами ее губ, совсем легко, чуть заметно. На этот раз не было бесцеремонного, грубого вторжения языка, напоминавшего ей о другой, куда более бесцеремонной атаке, которая скоро должна произойти.

Напряжение стало таять. Его губы нашли дорожку к ее вискам. Он поцеловал ложбинку за ухом и чуть прикусил мочку с серебряной сережкой.

Глаза Кит сами собой закрывались под натиском ощущений, которые он пробуждал в ней, но, когда ее запястья оказались в тисках его пальцев, ресницы вновь вспорхнули.

– Не бойся, – прошептал он, поднимая ей руки над головой и проводя пальцем от подмышки до ладони. – Обещаю, нам будет хорошо.

Палец скользнул по локтю, остановился, пощекотал…

Все происходившее должно было бы насторожить ее, но, когда он принялся выводить крошечные круги у нее под мышками, прошлое вдруг испарилось, а сладостные ощущения настоящего захватили Кит в плен желания и сделали невольницей страсти.

Кейн откинул простыню.

– У тебя изумительные груди, – хрипло прошептал он.

Любая хорошо воспитанная леди немедленно прикрылась бы руками, но недостатки воспитания позволяли Кит забыть о скромности. Она видела, как опускается его голова, как раскрываются губы, почувствовала, как теплое дыхание овевает горящую кожу. И громко застонала, когда он обвел языком крохотный сосок, преображая его мягкость в тугой, пульсирующий холмик. Кит судорожно выгнулась, и он взял то, что ему предлагали. Вобрал в рот вершинку и стал сосать.

Кит не помнила, как прижала к себе его голову. Терзая губами один сосок, он ласкал другой загрубевшей подушечкой большого пальца, а потом принялся перекатывать между большим и указательным пальцами.

Кит, не знавшая мужчин, не могла представить, какая сила требовалась от Кейна, чтобы сдержаться, не дать воли своим желаниям, прежде чем он удовлетворит ее. Каждое движение его губ воспламеняло, опаляло, и конца этой восхитительной муке не предвиделось.

Кейн снова лег рядом и нашел ее губы, только на этот раз ему не пришлось безмолвно уговаривать Кит впустить его внутрь… Розовые створки уже были раскрыты. Но он все равно не спешил, позволяя ей привыкнуть к себе.

Ладошка Кит случайно задела его твердый плоский сосок. Кейн, зарычав, запустил руки в ее спутанные влажные волосы, поднял ее голову с подушки и проник языком в горячую скользкую пещерку рта.

Неистовство, всегда бывшее частью ее природы, подталкивало, будило, звало… Она выгнулась под ним, распластав пальцы на его груди.

Последние натянутые струны его самообладания лопнули. Теперь ему было мало ее грудей. Руки решительно двинулись вниз и вот уже запутались в темном треугольнике завитков.

– Откройся, милая, – молил он. – Дай мне войти.

И она открылась. Было бы просто немыслимо не откликнуться на его просьбу. Он ласкал внутренние поверхности ее бедер, пока она не обезумела, разводя ноги все шире.

– Пожалуйста, – охнула Кит.

И он наконец коснулся его, самого сердца своей дикой розы. Но по-прежнему медлил, хотя едва не терял голову. Никогда еще он не хотел женщину с такой силой.

Кейн лег на нее, целуя груди и сладкие упругие губы. Сдерживаться больше не было мочи. Немного приподнявшись, он стал медленно погружаться в покорное тело. Кит на мгновение застыла, но он успокоил ее поцелуями и ласками. Она не успела заметить, как он, сжавшись, одним мощным рывком проник в нее до конца, навеки уничтожив невинность.

Кит была словно сброшена на землю короткой резкой болью. До этой минуты она знала одно лишь наслаждение. Это же казалось… предательством. Значит, его ласки – просто ложь? Они обещали волшебство, но и тут ее обманули!

Кейн сжал ее подбородок и приподнял лицо. Она ответила злобным взглядом, с неудовольствием сознавая, что его плоть, тяжелая и массивная, заполнила ее до отказа.

– Все хорошо, милая, – пробормотал он. – Вся боль уже позади.

Но на этот раз она ему не поверит!

– Может, для тебя, но не для меня! Убирайся!

Кейн улыбнулся мечтательной, почти дремотной улыбкой. Его ладони снова легли на ее груди, и она мгновенно растаяла.

Он начал двигаться, и она совсем забыла о том, что только сейчас его прогоняла. Наоборот, вцепилась ногтями в его плечи и зарылась лицом в шею, жадно пробуя, какова она на вкус. Его кожа имела привкус морской воды, горьковато-соленый.

Вскоре Кит потерялась в море блаженства. Он продолжал проникать в нее все глубже, в чрево, в сердце, расплавляя кости, плоть и даже душу.

Она извивалась и билась под ним, позволяя своему всаднику нестись на ней через ночь и день, через пространство и время… льнула к нему, к своему мужчине, к его твердому стержню, ввинчивающемуся в нее с неутомимой силой, поднявшей в небеса и швырнувшей в ослепительное сияние солнца и луны, где она парила целую вечность, прежде чем рассыпаться на миллион осколков света и тьмы и ответить на его крик своим, пронзительно-жалобным.

Часть четвертая. Катарина Луиза

Ничто не может дать нам покой, кроме нас самих.

Ралф Уолдо Эмерсон

Глава 15

Шум, донесшийся из коридора, разбудил Кит. Растерянно оглядевшись, она обнаружила, что лежит одна в огромной разворошенной постели. В глаза бил яркий солнечный свет. Кит моргнула и, тут же опомнившись, подскочила и поморщилась от саднящей боли между бедрами.

В комнату без стука ворвалась Софрония.

– Кит, солнышко, с тобой все в порядке? Магнус не выпускал меня из дома до самого утра, иначе я прибежала бы скорее.

Кит смущенно отвела глаза.

– Со мной все хорошо.

К счастью, в изножье кровати лежал ее халат. Наверное, его положил туда Кейн.

Она потянулась к халату и откинула простыню. Софрония тихо охнула. Кит проследила за направлением ее взгляда: Софрония в ужасе уставилась на красноватое пятно.

– Прошлой ночью ты была с Магнусом? – поспешно спросила Кит в надежде отвлечь подругу.

Софрония с трудом оторвалась от созерцания красноречивой улики.

– Магнус провел ночь на крыльце.

– Ясно, – буркнула Кит, направляясь к себе, словно ничего не случилось. – В такую жару хорошо спать на свежем воздухе.

Софрония пошла за ней. Люси позаботилась оставить теплую воду, и Кит стала умываться. В комнате стояла давящая тишина. Софрония заговорила первой:

– Он сделал тебе больно? Мне можешь признаться.

– Все хорошо, – слишком быстро заверила Кит.

Софрония села на край постели.

– Я никогда не говорила тебе, просто не хотела, но теперь…

Кит повернулась к ней:

– Что с тобой?

– Я… я знаю, что это такое, когда мужчина издевается над тобой. – Она нервно сцепила пальцы.

– О, Софрония…

– Впервые это случилось, когда мне было четырнадцать. Он… он был белым. После я хотела умереть. Чувствовала себя такой грязной! И все то лето он неизменно находил меня, как бы я ни старалась спрятаться. «Эй, девка! – кричал он. – Поди сюда!»

Глаза Кит набухли слезами. Подбежав к кровати, она встала перед Софронией на колени.

– Прости, я не знала.

– Потому что я молчала.

Кит прижалась щекой к руке Софронии.

– Неужели ты не могла пойти к моему отцу и рассказать, что с тобой делают?

Ноздри Софронии нервно раздувались.

– Он все знал! – прошипела она, выдернув руку. – Белые всегда знают, что творят с их невольницами!

Кит была рада, что не успела поесть, иначе ее попросту вывернуло бы. Она слышала разные истории, но всегда убеждала себя, что в «Райзен глори» подобного просто быть не может.

– Я говорю тебе это не для того, чтобы разжалобить, – шепнула Софрония, смахивая пальцем слезы со щек Кит.

Кит вспомнила, какие аргументы она всегда приводила, когда кто-то упоминал, что война разгорелась из-за нежелания южан покончить с рабством. Теперь она понимала, почему эти аргументы были так для нее важны. Они позволяли не замечать правды, с которой она боялась столкнуться лицом к лицу.

– Это так подло! Так мерзко!

Софрония поднялась и отошла.

– Я делаю все возможное, чтобы забыть об этом. Но сейчас меня больше волнуешь ты.

Кит не хотела говорить о себе. Она вернулась к умывальнику, по-прежнему притворяясь, что мир остался таким, каким был еще позавчера.

– Не стоит, Софрония. Я не пропаду.

– Я видела твое лицо, когда он нес тебя к дому. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, как туго тебе пришлось. Но послушай меня, Кит. Нельзя держать в себе обиду и гнев. Нужно поскорее выпустить их на волю, пока они не изуродуют тебя.

Кит попыталась представить, как она откровенничает с Софронией. Это казалось вполне вероятным, после того как та столько рассказала о себе. Но как можно говорить о вещах, в которых сама не разобралась?

– Как бы ужасно это ни было, – продолжала Софрония, – со мной можно говорить обо всем. Я понимаю, милая.

– Ошибаешься.

– Во всяком случае, знаю, каково это, когда…

– Нет, – перебила Кит. – Это не было так мерзко, как с тобой.

– Хочешь сказать, он не…

Кит едва заметно качнула головой.

– У нас было все.

Лицо Софронии посерело.

– Я… наверное, мне не стоило… – Она прикусила губу и, немного помолчав, с трудом проговорила: – Мне нужно на кухню. Пэтси вчера неважно себя чувствовала.

Вызывающе шурша юбками, она покинула комнату.

Кит, изнывая от угрызений совести, хмуро смотрела ей вслед. Ее неприятно подташнивало, голова кружилась, но она заставила себя подойти к гардеробу и вытащить первое попавшееся платье из полосатого канифаса. Серебряный гребень расплавился, поэтому пришлось завязать волосы на затылке желто-оранжевой ленточкой, найденной в ящике комода. Лента не шла к цвету платья, но Кит было все равно.

Не успела она сойти вниз, как парадная дверь открылась и вошли Кейн с мисс Долли. Последняя немедленно заключила Кит в объятия и запечатлела на щеке пахнущий мятой поцелуй.

– О, мое милое, драгоценное сокровище! Клянусь, сегодня счастливейший день в моей жизни! Подумать только, что вы с майором втайне питали друг к другу нежные чувства! А я ничего не подозревала!

Кит впервые слышала, что мисс Долли говорит о Бэроне как о майоре. Она всмотрелась в компаньонку, что дало ей предлог отвернуться от Кейна.

– Я уже пожурила майора за то, что он держал меня в неведении. Следовало бы поругать и вас тоже, но я слишком счастлива, чтобы сердиться. – Старушка выразительно прижала руки к оборочкам на лифе. – Только взгляните на нее, майор: такое хорошенькое платьице, и ленточка в волосах! Хотя вам следовало бы поискать другой оттенок, Катарина Луиза. Ту, розовую, атласную, если она не слишком помята. Ну а теперь пойду поговорю с Пэтси насчет пирога.

Клюнув Кит в щеку, она направилась к кухне. Когда стук крохотных каблучков замер вдали, Кит волей-неволей пришлось поднять глаза на мужа.

С таким же успехом она могла бы таращиться на незнакомца. Лицо лишено всякого выражения, глаза устремлены куда-то поверх ее головы. Куда девалась страсть, которую они делили ночью? Если бы не легкая боль между ног, Кит посчитала бы, что ей все привиделось.

Она напрасно искала хоть малейший признак нежности, осознания важности того, что было между ними. По спине пробежал ледяной холодок. Что ж, ей следовало заранее знать, какой будет их супружеская жизнь. Только последняя дура могла ожидать чего-то другого. И все же горечь была невыносима, словно ее подло предали.

– Почему мисс Долли называет тебя майором? – выпалила она, хотя на языке вертелась сотня иных вопросов. – Что ты ей сказал?

Кейн бросил шляпу на стол.

– Объяснил, что мы поженились. И добавил, что если она по-прежнему будет верить, будто перед ней генерал Ли, придется ей свыкнуться с мыслью, что живет под одной крышей с двоеженцем, поскольку тот уже много лет как состоит в законном браке.

– И что же она ответила?

– Смирилась, особенно когда я напомнил ей о своем безупречном послужном списке.

– Твой послужной список? Зачем тебе понадобилось так ее пугать?

Наконец-то она нашла, на кого можно излить хотя бы малую часть накопившейся боли.

– Если ты издевался над ней…

– Она ничего не боится. Наоборот, была рада слышать, как храбро я сражался под знаменами генерала Борегарда.

– Борегард был сторонником Конфедерации.

– Компромисс, Кит. Может, когда-нибудь ты по-настоящему поймешь его ценность.

Кейн направился к лестнице, но, приостановившись, сообщил:

– Через час я уезжаю в Чарлстон. Если что-то понадобится, Магнус все сделает.

– В Чарлстон? Сегодня?

Глаза Кейна насмешливо сузились.

– А ты ожидала медового месяца? Или свадебного путешествия?

– Нет, разумеется, нет! Но тебе не кажется, что все посчитают немного странным, если ты покинешь «Райзен глори» так скоро после нашей… нашей свадьбы?

– С каких это пор ты заботишься о мнении окружающих?

– Ни о чем я не забочусь. Всего лишь думала о мисс Долли. Жаль, если она разволнуется, – бросила Кит, заикаясь от гнева. – Убирайся в Чарлстон! Да хоть к самому дьяволу, мне все равно!

Она прошла мимо Кейна и выбежала во двор. Почти ожидая, что он пойдет следом. Почти надеясь, что так и будет. Ей хотелось скандала, бурной ссоры, в которой она выльет свое горе. Но дверь осталась закрытой.

Кит бросилась за дом, к виргинскому дубу, росшему у стены, и уселась под большой, низко нависшей веткой. Как можно выжить в таком браке?

Следующие несколько дней Кит старалась не бывать дома. С первыми лучами солнца она натягивала штаны и гоняла Соблазна с одного конца плантации до другого. Заглядывала в каждый уголок, кроме прядильни. Толковала с женщинами о садах, с мужчинами – об урожае хлопка и бродила между длинными рядами растений, пока полуденное солнце не начинало искать убежища за лесом, или ехала к пруду.

Но и пруд перестал быть святилищем. Кейн и это ухитрился испортить.

Отдыхая под ивами, она размышляла о том, как ловко ему удалось отнять у нее все: дом, деньги и даже тело. Правда, последнее она отдала добровольно.

Иногда воспоминания приводили ее в бешенство, иногда она становилась раздражительной и нервной. В последнем случае Кит вскакивала на Соблазна и мчалась во весь опор, пока едва не падала от усталости.

Один день незаметно перетекал в другой. Кит никогда не была трусихой, но так и не смогла набраться храбрости, чтобы встречаться с визитерами, оставляя эту заботу мисс Долли. Когделлы, конечно, вряд ли откроют кому-нибудь подробности этого скандального брака, но все остальное и без того достаточно неприятно. Она не долго думая выскочила замуж за общего врага всей округи, и теперь соседи непременно начнут подсчитывать на пальцах, сколько месяцев осталось до рождения младенца. В довершение позора муж покинул ее наутро после свадьбы, не соизволив предупредить, когда вернется! Страшно представить, сколько пищи они дали злым языкам!..

Только однажды она согласилась принять гостя. В субботний полдень Люси объявила о приезде мистера Парселла. Брендон знает о ее чувствах к Кейну и, конечно, поймет, что ее силой вынудили выйти замуж. Может, он придумает, как ей помочь?

Она наскоро переоделась в платье, которое носила накануне, и поспешила вниз. Брендон вежливо поднялся с дивана при ее появлении.

– Миссис Кейн, – он поклонился, – я приехал поздравить вас и передать наилучшие пожелания от матушки и братьев. Уверен, что вы и майор Кейн очень счастливы.

Кит почувствовала, что из горла рвется истерический хохот. До чего это похоже на него: вести себя так, словно между ними ничего не было, даже дружбы. Так, обычное знакомство.

– Благодарю вас, мистер Парселл, – ответила она ему в тон. Гордость и злость помогали безупречно играть роль, для которой ее предназначали воспитатели Темплтонской академии. Следующие двадцать минут она показывала ему розы, растущие перед домом, рассуждала о здоровье президента Банка плантаторов и граждан и о возможности приобретения новой ковровой дорожки для церкви.

Брендон живо обсуждал каждую тему и ни разу не попытался вернуться к событиям, которые произошли между ними менее недели назад. И когда ровно через двадцать минут он откланялся, Кит ошеломленно покачала головой. Интересно, почему у нее ушло столько времени на то, чтобы признаться себе, какой он безнадежный идиот?!

Вечер она провела, свернувшись в кресле дальней гостиной с потрепанным томом «Эссе» Эмерсона на коленях. Напротив стоял письменный стол красного дерева, за которым Софрония проверяла хозяйственные счета. Кейн наверняка ожидает, что теперь Кит возьмет на себя обязанности экономки, но Софрония вряд ли одобрит ее вмешательство, да и Кит терпеть не может пересчитывать скатерти и простыни. Кроме того, она вовсе не желает быть хозяйкой дома. Зато всегда мечтала владеть землей.

По мере приближения ночи Кит все глубже погружалась в пучину отчаяния. Кейн может делать с плантацией все, что угодно, и она не имеет права ему препятствовать. Он куда больше заботится о прядильне, чем о полях! А что, если он решит проложить через них дорогу? Кроме того, он игрок и вполне способен промотать деньги из ее фонда. Или решит продать «Райзен глори», чтобы получить наличные? Как ей тогда быть?

Часы в коридоре пробили полночь, и мысли с каждой минутой становились все мрачнее. Кейн всегда был бродягой. Он уже прожил здесь три года. Сколько еще пройдет, прежде чем он решит избавиться от земли и отправиться на поиски чего-то нового?

Она попыталась убедить себя, что пока «Райзен глори» в безопасности. Кейн занят прядильней и вряд ли станет предпринимать какие-то решительные шаги. Пусть это даже противоречит ее натуре, все равно придется выждать.

Да, с «Райзен глори» вроде бы все в порядке, чего никак не скажешь о ней. Почему при его прикосновении кровь стучит в висках? Почему она так остро ощущает его присутствие? Неужели история повторяется и теперь уже потомок Уэстонов тянется к потомку Кейнов, как в том роковом союзе, который едва не уничтожил «Райзен глори»?

– Катарина Луиза, почему вы не в постели? – удивилась мисс Долли. Она стояла в дверях, встревоженно глядя на Кит. Чепец с рюшечками сбился набок.

– Так… бессонница… Простите, если разбудила вас.

– Позвольте дать вам немного настойки опия, дорогая, и сразу уснете.

– Не нужен мне опий.

– Вам нужно отдохнуть, Катарина. Не упрямьтесь.

– Со мной все в порядке.

Она повела мисс Долли наверх, но старушка отказывалась покинуть ее, пока Кит не протолкнула в горло несколько чайных ложек настойки.

Кит заснула, но и во сне ее преследовали рожденные опием фантазии. Ближе к рассвету в спальне появился огромный рыжеватый лев. Она почуяла его запах, запах мужчины, запах джунглей, но, вместо того чтобы испугаться, запустила руки в буйную гриву и притянула его к себе.