Текст книги "Блестящая девочка"

Глава 20

В день, когда Флер исполнилось двадцать три года, она подошла к засиженному мухами зеркалу и ужаснулась. Толстое мужское лицо, не смягченное косметикой, отвратительная тусклая челка. Она заложила прядь волос за ухо и вспомнила свою светлую гриву. В памяти всплыло ощущение собственной легкости, стройности, силы – она ведь могла пробежать без остановки две или три мили. Тогда ей не приходилось беспокоиться о том, что поесть завтра, чем заплатить за комнатушку, запущенную, с ржавой раковиной и мокрыми разводами на потолке.

Самое трудное позади. Иногда она целый день не вспоминала о Джейке. Она уже могла спокойно смотреть на фотографии Белинды и Алексея, которые ей попадались в газетах и журналах. Это были совершенно чужие ей люди. Конечно, Белинда вернулась к Алексею. Он одна из самых важных персон во Франции, а ее матери необходим свет рампы, как кислород.

Флер иногда подумывала о возвращении в Нью-Йорк. Но что ей там делать? Сейчас она в безопасности. Полнота и кочевой образ жизни охраняют ее. А возвращение в прежний мир означало риск, к которому она еще не была готова. Легче дрейфовать в настоящем, чем ринуться в неопределенное будущее. Легче было забыть о молоденькой девушке, полной решимости заставить всех подряд любить себя. Сейчас ей не нужна ничья любовь. Ей никто не нужен, кроме себя самой.

За неделю до Рождества она побросала вещи в спортивную сумку и отправилась на поезде в Вену. Она все время жила во Франции, потому что именно здесь могла найти работу. Но едва появлялась возможность. Флер старалась куда-нибудь уехать. На этот раз она выбрала Вену, прочитав про «Мир по Гарпу». Ей хотелось посмотреть на медведей, которые катаются на одноколесных велосипедах, и на мужчин, умеющих ходить на руках.

Каприз? В какой-то мере – да. – Она нашла дешевую комнатенку в очень старом венском пансионе, где лифт еще походил на позолоченную птичью клетку, лифт, который, как сказал консьерж, был разбит немцами еще в войну.

Поднявшись с сумкой на шестой этаж, она открыла дверь в малюсенькую комнатку с поцарапанной мебелью и подумала: какую войну, интересно, он имел в виду?

Флер быстро поела и отправилась на автобусе в испанскую школу верховой езды. Она узнала, что школа закрыта до марта.

Вернувшись в пансион, сняв пальто и джинсы, она села на кровати в одних трусиках. Скрестив ноги и завернувшись в покрывало, Флер пыталась согреться. Холодный ветер бился в окна, радиатор покрякивал; она взяла американский журнал, купленный на вокзале, и вспомнила свои любимые отели: «Стэнфорд Корт» в Сан-Франциско, «Пенинсула» в Гонконге, «Кона Виллэдж Рисот» на Гавайях, «Ля Берж де Седона» в Аризоне с маленькими бревенчатыми хижинами и французскими дачными постройками…

Но это было все равно, что бередить языком больной зуб, поэтому Флер принялась листать журнал, желая отвлечься. Вдруг она застыла и уставилась на фотографию. Джейк с симпатичной брюнеткой.

Каждый раз, когда Флер попадались его снимки, она вздрагивала. Будто шла по дороге и, неожиданно увидев дохлую кошку или мертвую птицу, спотыкалась. Разум уверял, что животное тебе ничего не сделает, но тело не слушалось.

Она перевернула страницу. Еще одна фотография. Джейк и та же самая женщина выходят из театра. Похоже, им хорошо друг с другом, если не обращать внимания на хмурый взгляд Коранды, устремленный в камеру. Флер ничего не могла с собой поделать.

Она перелистнула страницу обратно и начала читать.

"С начала лета актриса Диана Бреннан и Джейк Коранда, актер и драматург, стали новым голливудским дуэтом. Их заверения, что они просто хорошие друзья, не убеждают наблюдателей.

«У Джейка и Дианы много общего», – высказала свое мнение актриса Лини Дэвиде, бывшая пассия Коранды.

За последние несколько лет Коранда не написал ни строчки.

Его актерская карьера развивается успешно, если иметь в виду такие хиты, как «Голубой Коммандо» и новый фильм про Калибра «Волнение кровавой реки». Но он ничего не написал с 1977 года, после того как получил награду Академии за сценарий «Затмения в воскресное утро». Друзья надеются, что новая подруга вернет его в стан драматургов".

Больше Флер не могла читать. Она закрыла журнал и зашвырнула в угол.

На следующий день она отправилась в «Леопольд» возле Рузвельт-плац на ленч. Официант поставил перед ней тарелку с маленькими австрийскими клецками, очень вкусными, но Флер не могла проглотить ни одной. Поездка в Вену оказалась совершенно бесполезной. Нет медведей на велосипедах, нет мужчин, умеющих ходить на руках; только старые проблемы, которые никак нельзя решить бегством.

Вдруг какой-то плащ от Бэрбери[29]29
  Известная английская марка одежды. Фирма «Бэрбери» запатентовала производство мужских плащей военного образца.


[Закрыть] и кейс Луис Виттон скользнули по спинке ее стула. Она услышала:

– Флер? Флер Савагар?

Флер не сразу узнала в мужчине Паркера Дэйтона, своего бывшего агента. Ему было за сорок; его лицо, казалось, ваял совершенно божественный скульптор, но потом, когда глина почти высохла, ударил в лицо и разрушил всю работу. Даже аккуратно подстриженная имбирного цвета бородка, которую он отрастил за минувшие годы, не помогла достичь гармонии между вдавленным носом и выступающим подбородком.

Белинда выбрала его в свое время под сильным давлением Гретхен. Паркер Дэйтон, говорила она, подает серьезные надежды. На самом-то деле он был любовником Гретхен, а не представителем высшего эшелона нью-йоркских агентов. Но судя по кейсу Виттон и туфлям от Гуччи, дела у него шли хорошо.

– Флер, я думал, ты вообще исчезла с лица земли. Боже мой, сколько я потерял, когда ты сбежала! Подожди, я еще скажу Гретхен, что видел тебя.

– Может, лучше не говорить? Я ей должна. – Флер слабо улыбнулась и пожалела, что не подкрасила губы. Она никогда не любила Паркера, поэтому ей не хотелось, чтобы он видел ее такой, как сейчас.

Он не улыбнулся в ответ на шутку, но, как она вспомнила, Паркер никогда не отличался чувством юмора, особенно если дело касалось денег. Не ожидая приглашения, он подтащил стул и сел напротив нее, поставив кейс на пол.

– У тебя был успех после «Затмения», – сказал он. – Тобой интересовались крупные режиссеры. Ты прекрасно смотрелась на экране, сексуально до чертиков. Чертовски сексуально. – Потом Паркер уставился на нее.

Несколько секунд он молчал. Флер захотелось наорать на него.

Не настолько ведь ужасно она выглядела. Конечно, она уже не вешалка для одежды, но и не толстуха.

– Гретхен пришлось потрудиться, чтобы уладить проблемы с контрактами, которые ты нарушила, – сказал он.

Рука его потянулась к кейсу, и у Флер возникло ощущение, что сейчас Паркер достанет калькулятор и станет подсчитывать, во сколько все это обошлось.

Она слегка подалась вперед.

– Гретхен это не стоило ни цента, Паркер. Я уверена, Алексей оплатил все счета из моих денег. Я могла себе позволить наплевать на контракты.

Доведя свою мысль до его сознания, Флер заговорила о другом:

– Так что, «Агентству Дэйтона» все еще удается уводить таланты у «Ай-си-эм»?

– Я сейчас занимаюсь телевидением и музыкой. – Он закурил. – Среди прочего я менеджер у «Неон Линкс». Поэтому я в Вене. – Он порылся в карманах и вытащил билет. – Приходи сегодня на концерт, будешь моим гостем. Билеты проданы за несколько недель до начала гастролей.

Она видела афиши самой популярной американской рок-группы, расклеенные по всему городу. Это было первое европейское турне «Неон». Флер с сомнением взяла билет; она вряд ли пойдет.

– Мне трудно представить тебя рок-менеджером. Как ты вошел в это дело?

– От жадности, Флер. Если рок-группа добивается успеха, ты, можно сказать, получаешь лицензию на печатание денег. Парни играли в третьеразрядном клубе на берегу Джерси, когда я на них набрел. Я понимал, в них что-то есть, но упаковка не та. Никакого стиля. Понимаешь, о чем я? Конечно, я мог найти им менеджера, но в тот момент у меня дела шли не очень, и я решил, а почему бы мне самому ими не заняться? Я кое-что поменял и сделал их известными. Скажу тебе правду, Флер, я ожидал успеха «Неон», но не такого. В последнем турне в двух городах дело дошло до беспорядков. Ты не поверишь…

Вдруг Паркер умолк и замахал кому-то рукой. К ним подошел лохматый и усатый мужчина лет тридцати с небольшим. Паркер представил его как Стю Каплана, гастрольного менеджера группы.

К облегчению Флер, он ее не узнал, а после того как мужчины заказали кофе, Паркер повернулся к Стю:

– Так ты нашел наконец?

Стю плюхнулся на стул.

– Я битый час проторчал в агентстве по трудоустройству, и мне сказали, что через недельку подыщут девушку. Боже мой, мы же в Германии будем на следующей неделе!

Паркер нахмурился.

– Это твоя проблема. Я не собираюсь вмешиваться. Будешь работать на гастролях без секретарши.

Они поговорили еще несколько минут, потом Паркер извинился и пошел в туалет. Стю повернулся к Флер:

– Он твой друг?

– Да я бы не сказала… Мы просто знакомы.

– Чудовищный диктатор. «Это твоя проблема», черт! Не я же ее обрюхатил в конце-то концов!

– Секретаршу?

– Да. – Он хмуро уставился в чашку с кофе, усы уныло повисли. – Я сказал ей, мы заплатим за аборт и все такое. Она заявила, что вернется в Штаты и там все сделает. Как следует. – Стю с укоризной посмотрел на Флер. – Ради Бога, ведь это Вена, да? Ведь Фрейд отсюда? Что, здесь нет хороших докторов?

Она немного подумала над ответом, но решила промолчать.

Стю застонал.

– Ну пускай бы это случилось в Питсбурге или где-то еще.

Но в этой чертовой Вене…

– А что именно делает секретарь?

Вопрос возник из ниоткуда. Флер сама не знала, почему задала его. Может, из любопытства. Просто вежливый вопрос для поддержания беседы. Ничего больше.

Стю Каплан взглянул на Флер, и в его глазах впервые зажегся интерес к ней.

– Да совсем легкая работа. Отвечать на телефонные звонки.

Дважды проверить, все ли готово к концертам. Помогать группе по мелочам. Ничего трудного. – Он отпил кофе. – А ты говоришь по-немецки?

Флер тоже отпила кофе.

– Немного. Ну и по-итальянски, по-испански, по-французски, конечно. – Сердце ее вдруг забилось, но голос звучал спокойно. Во всем этом нет никакого смысла, но она почувствовала, что жизнь вдруг бросила в ее сторону конец веревки.

Стю откинулся на стуле и посмотрел на Флер.

– За работу две сотни в неделю. Комната и питание бесплатно. Тебя интересует?

Это, конечно, сумасшествие. У нее есть работа в Лилле, занятия, комната, и она давно уже не действует импульсивно. Но это безопасная работа, всего на месяц, а потом она решит, как ей дальше распорядиться своей жизнью.

– Я согласна.

Стю улыбнулся и вынул визитную карточку.

– Собирай вещи, встретимся через полтора часа в «Интерконтинентале». – Он нацарапал что-то на карточке и встал. – Здесь номер комнаты. Скажешь Паркеру, что я с ним там встречусь.

Когда Паркер вернулся к столу и Флер ему рассказала, что произошло в его отсутствие, он покачал головой:

– Извини, Флер, но ты не сможешь у него работать.

Теперь, приняв решение, она не могла допустить, чтобы работу у нее отняли.

– Почему?

– Ты не выдержишь. Понимаешь, я не знаю, что тебе наговорил Стю, но быть гастрольной секретаршей при любой группе очень тяжело. А с этой – просто ужас.

Итак, вот оно. Не слишком тонкий намек на ее бесполезность и беспомощность. Флер быстро ответила:

– Я знаю, что такое трудная работа, Паркер. Последние несколько лет не были для меня сладкими.

Он протянул руку и покровительственно потрепал ее по руке.

– Я верю, что не были, но дай-ка я тебе кое-что объясню.

Одна из причин, почему «Неон Линкс» все еще на самом верху, заключается в том, что они беспредельно испорченные, надменные ублюдки. Это часть их имиджа. Сказать откровенно, я их в этом поддерживаю. Наглость помогает им быть такими, какие они есть.

Но именно поэтому с ними очень тяжко работать. И потом секретарша – занятие непрестижное. Давай посмотрим правде в глаза.

Ты привыкла приказывать, а не подчиняться.

Много он понимает, этот Паркер Дэйтон!

– Я могу постоять за себя, – сказала Флер.

Человек, начисто лишенный чувства юмора, расхохотался.

– Ты не сможешь пробыть гастрольной секретаршей и двух часов. Слушай, Флер, я не знаю, что с тобой произошло, похоже, жизнь здорово потрудилась над тобой. Но я дам тебе один бесплатный совет: воздержись от хлеба и пирожных, а потом позвони Гретхен и возвращайся на свою дорогу.

Флер встала.

– А Стю Каплан имеет право нанимать себе секретаршу?

– Ну, обычно…

– Да или нет?

– Да, Стю меня нанял, Паркер, и я согласна.

Она вышла из ресторана прежде, чем он успел открыть рот. Но на полпути она почувствовала сильное головокружение, и ей пришлось прислониться к стене. Сердце билось так, как будто ее разбудили криком среди ночи. Все в порядке, твердила она себе. Работа секретарши.

Ничего сложного. Такого, что ей не по силам. Но сердце не слушалось, и Флер понимала почему. Она до сих пор не верила.

Через час она вошла в «Интерконтиненталь» и оказалась в настоящем бедламе. Репортеры зажали Паркера в угол и донимали вопросами, как и двух экстравагантно одетых парней, которого она приняла за членов группы. Официанты сновали с сервировочными столиками. Звонили три телефона сразу, две трубки Стю поднял, а на третий аппарат указал ей.

Звонил менеджер отеля, в котором группа предполагала остановиться на следующую ночь в Мюнхене. Он заявил, что до него дошли слухи о погроме, устроенном «Неон» в номерах лондонского отеля, и поэтому появление таких гостей в его заведении нежелательно. Флер прикрыла трубку рукой и пересказала содержание разговора Стю.

Тут-то она поняла, что Стю Каплан, с которым она пила кофе, и тот, на которого должна работать, – совершенно разные люди.

– Скажи ему, что это был Род Стюарт, черт побери! – заорал он. – Покрути своими мозгами и не беспокой меня всяким дерьмом! – Он швырнул ей список. – Перепроверь, все ли готово, пока говоришь с ним по телефону. Потом еще раз проверь!

Флер почувствовала, как внутри что-то сжалось. Нет, она не может работать, когда на нее кричат. Ведь никто ничего не объяснил. Паркер Дэйтон посмотрел на нее с улыбкой – мол, «я же тебе говорил». Ладонь, сжимавшая трубку, взмокла. Флер отвернулась от него и увидела себя в зеркале размером с окно на другой стороне комнаты. Ничуть не меньше, чем ее фотографии, которые Белинда развешивала на стенах квартиры. Те увеличенные красивые лица, казалось ей, не имели ничего общего с ее тогдашним лицом. Как и бледное испуганное лицо, отражавшееся сейчас в зеркале.

Она сосредоточилась на телефонном разговоре.

– Извините, что я заставила вас ждать. Но вы не можете обвинять «Неон Линкс»… Это не они…

У Флер перехватило дыхание, и она повысила голос. Потом, быстро вздохнув, принялась хоронить Рода Стюарта. Разделавшись С ним, она стала проверять по списку заказанные комнаты, уточнять детали, касавшиеся багажа и питания. Менеджер спокойно отвечал, и Флер едва могла поверить, что ей удалось убедить его. Радость захлестнула ее, огромная, непропорциональная одержанной победе.

Флер повесила трубку, но телефон снова зазвонил. Одного из «родстеров» поймали на наркотиках. На этот раз она уже приготовилась к крику Стю, и он заорал, а когда унялся, она все равно спросила, что такое «родстер».

– Бога ради! Неужели ты не знаешь? Так называют тех, кто занимается оборудованием. Они устанавливают все эти железяки, черт побери! – Он схватил куртку. – Оставайся здесь, пока я не вытащу его.

Он швырнул ей другую папку.

– Расписание и все встречи указаны. Пропуска для особо важных гостей надо проштамповать. Позвони в Мюнхен и убедись, что там позаботились о транспорте из аэропорта. В последний раз нам не хватило лимузинов. Проверь чартер из Рима. – Все еще давая указания, Стю вылетел за дверь.

Флер еще восемь раз поговорила по телефону, полчаса занималась аэропортами, прежде чем заметила, что она до сих пор в пальто. Перед уходом Паркер Дэйтон самодовольно улыбнулся и спросил:

– Как, еще не надоело?

Она тоже улыбнулась и сказала, что ей ужасно нравится.

Но как только дверь за ним закрылась, Флер повалилась в кресло. Надо продержаться три дня. Стю говорил, что Паркер через три дня уедет в Нью-Йорк, и тогда ей не придется выслушивать «я же тебе говорил», когда она соберется уходить. Три дня – это ничто. Она продержится.

Появился Питер Забель, ведущий гитарист «Неон Линкс».

Хотя Флер не была знакома с ним, она узнала его. Между телефонными звонками она успела просмотреть проспект группы и запомнила имена и лица. Забелю, невысокому, плотному, с кудрявыми черными волосами до плеч, были слегка за двадцать. В правом ухе болтались две серьги. Одна с огромным бриллиантом, а другая в виде длинного белого пера. Он попросил ее соединиться с его брокером в Нью-Йорке. Забель волновался о медных акциях.

Поговорив по телефону, он откинулся на диване и водрузил ноги на кофейный столик. Туфли на трехдюймовых каблуках были фирмы «Лусит», с выбитыми золотыми рыбками.

– Я единственный в группе, кто думает о будущем, – вдруг заявил он. – Другие считают, что кайф будет продолжаться вечно.

Но такого не бывает.

– Может, это и не вредно. – Флер взяла пропуска и принялась их штамповать.

– Да, черт побери, не вредно. А кстати, как тебя зовут?

– Флер.

– Что-то ты мне кажешься знакомой.

На этот раз она шлепнула печатью сильнее, чем надо. Кого она собирается обмануть? Три дня покажутся ей вечностью.

Питер встал, направился к двери, остановился и повернулся к ней:

– Я знаю, где я тебя видел. Ты была моделью или чем-то в этом роде. У моего младшего брата в комнате висел постер. На нем ты в фильме, который я видел во Вьетнаме. Флер… Как-то…

Она поколебалась.

– Флер Савагар.

– Ага, правильно.

Она заметила, что он ничуть не потрясен.

Он потянул себя за белое перо.

– Слушай, надеюсь, ты не против, если я тебе скажу? Если бы ты вовремя подсуетилась насчет ценных бумаг, у тебя было бы на что жить, когда тебя пиханули.

– Учту на будущее, – совершенно серьезно ответила Флер.

Дверь закрылась, и она поняла, что улыбается. Впервые за много дней. В таком окружении Блестящая Девочка – уже вчерашняя новость. Она откинулась в кресле и задумалась. У нее возникло приятное ощущение: словно в комнате стало больше воздуха и она могла наконец свободно дышать.

Гастроли открывались в тот вечер на спортивной арене в северной части Вены, и как только Стю вернулся с «родстером», у Флер не осталось ни минуты на размышления. Что в общем-то было хорошо. Сначала обнаружилась путаница с билетами, потом надо было за час обзвонить всех членов группы, спуститься вниз пораньше и проверить транспорт, позаботиться о чаевых, второй раз обзвонить по телефону всех членов группы и предупредить, что лимузины ждут. Стю кричал на нее по любому поводу, но он орал абсолютно на всех, кроме членов группы, и Флер старалась не обращать на это внимания. Она уловила два основных правила, которых надо придерживаться: обеспечивать комфорт группе и все заранее проверить дважды.

Когда члены группы «Неон Линкс» вышли в вестибюль, Флер узнала всех. С Питером Забелем она была уже знакома. Кайла Лайта, бас-гитару, было трудно с кем-либо перепутать. У него были негустые светлые волосы, мертвые глаза и изможденный вид. Фрэнк Ляпорт, ударник, с вызывающей рыжей шевелюрой, спустился с банкой пива «Будвейзер» в руке. Саймон Кэйл, клавишник, казался самым свирепым на вид мужчиной из всех, которых ей доводилось видеть. Голова побрита и смазана маслом, на мощной груди болтались серебряные цепи, а на ремне у пояса висело что-то вроде мачете.

– Где этот чертов Барри? – спросил Стю. – Флер, отправляйся наверх и доставь этого стервеца сюда. Смотри не разволнуй его.

Флер нехотя пошла к лифту, чтобы найти солиста Барри Ноя.

В проспекте он был назван новым Миком Джаггером. Ему двадцать четыре, на снимках он изображен с распущенными волосами песочного цвета или с хвостом. Из обрывков разговоров Флер поняла, что Барри – трудный случай. Она старалась не думать, что бы это могло значить.

Она постучала в дверь его комнаты, но ответа не последовало, и она нажала ручку. Дверь открылась.

– Барри!

Он растянулся на диване, закрыл рукой глаза, конец хвоста свисал прямо на ковер. Он был в таких же атласных брюках, как и все, но с одним отличием: в паху у него блестела красная звезда.

– Барри! Стю послал меня за тобой. Мы выезжаем.

– Я сегодня не могу.

– Причина?

– У меня депрессия. – Он протяжно вздохнул. – Клянусь, никогда в жизни у меня не было такой депрессии. А когда у меня депрессия, я не могу петь.

Флер посмотрела на часы. Это были золотые мужские часы «Ролекс», которые Стю дал ей для работы. У нее оставалось пять минут. Пять минут и два с половиной дня.

– Может, ты скажешь мне, из-за чего у тебя депрессия?

Тут он впервые посмотрел на нее.

– А ты кто такая?

– Флер. Новая гастрольная секретарша.

– А, да, Питер говорил. Ты была в свое время большой кинозвездой или что-то в этом роде. – Он снова закрыл рукой глаза. – Жизнь дерьмо. Гадость. Я могу получить любую женщину, которую захочу. Но эта сучка Кисеи обвела меня вокруг пальца.

Клянусь, я звонил сегодня в Нью-Йорк сто раз. Но я или не дозваниваюсь, или она не подходит к телефону.

– Может, она вышла.

– Да. Она вышла. Да. С каким-нибудь жеребцом.

У нее четыре минуты.

– Барри, ты действительно думаешь, что женщина в здравом уме пойдет с другим, если у нее есть ты? – Черт побери, конечно, пойдет. Любая женщина в здравом уме уйдет хоть с кенгуру, только бы подальше от тебя. – Держу пари, тебе просто не везло. Часовые пояса такие разные. Почему бы тебе не попытаться позвонить ей после концерта? Тогда в Нью-Йорке будет раннее утро, и ты наверняка до нее дозвонишься.

Впервые ей показалось, что он включился.

– Ты так думаешь?

– Да, я уверена. – Три с половиной минуты. Если придется ждать лифт, возникнут проблемы. – Я сама тебя соединю.

– Ты придешь сюда после концерта и поможешь мне дозвониться?

– Конечно.

Он ухмыльнулся:

– Эй, так это здорово. Я думаю, ты мне, пожалуй, понравишься.

– Ну и хорошо. Я уверена, что понравлюсь тебе. – Черта с два, дегенерат! Три минуты. – А почему бы нам не пойти вниз?

Она доставила Барри в вестибюль на тридцать секунд раньше срока. В лифте, между девятым и десятым этажом, он сделал ей предложение жить с ним. Но когда она отказала, он помрачнел.

Тогда Флер добавила, что она подозревает у себя какое-то венерическое заболевание. Казалось, он успокоился.