Текст книги "Леди Смелость"

21

Кристиан несся вниз по лестнице, все еще зажимая рану рукой, и едва не столкнулся с Блейдом и двумя его охранниками. Охранники поспешно посторонились, он промчался мимо них и скрылся в глубине дома. На кухне он отругал повариху, которая поскорее ретировалась оттуда вместе со всеми своими помощниками. Схватив полотенце, Кристиан окунул его в ведро с водой.

– Черт, – бормотал он, – черт, черт, черт.

Должно быть, на него что-то нашло, раз он опять так повел себя с Норой.

– Черт, черт, черт.

Нарочито приторный голос прервал его чертыхания.

– Надеюсь, ты расстроился так не из-за моего присутствия. Ведь ты сам захотел, чтобы я приехал.

Повернувшись, Кристиан увидел улыбающуюся физиономию Блейда. Охранники юноши, угадав настроение своего хозяина, остались стоять в дверях. Кристиан махнул им, чтобы они уходили, и они мгновенно повиновались. Они так торопились уйти, что стал вдвоем протискиваться в дверь и чуть не застряли.

Указав на висевший над огнем котел, Кристиан таким же, как и Блейд, приторным голосом спросил:

– Не желаешь составить компанию овощам в этом сосуде?

– Пожалуй, нет, – ответил Блейд. – Ведь тогда я не увижу твоих страданий. Ты и не представляешь, какое удовольствие я получаю, глядя, как ты корчишься. Ты не ешь, не спишь, но настоящие мучения у тебя еще впереди. Можешь больше не приставлять ко мне охранников, я и сам останусь здесь с радостью.

Кристиан выжал полотенце, положил его на стол, затем разорвал до талии камзол и рубашку, открыв рану.

– Как любезно с твоей стороны.

– У тебя рука дрожит.

Крепко зажав полотенце, Кристиан принялся стирать кровь с раны.

– Убирайся.

– Я вижу твой страх. – Блейд подошел поближе и выхватил полотенце из рук Кристиана. Он потрогал пальцем рану и не выпустил из рук полотенце, когда Кристиан потянул за него. – Да, медленно я соображал, но теперь-то я все понимаю. Ты пытался убедить сам себя, что испытываешь к Норе вожделение и жалость. Но теперь, когда она тебя ненавидит, тебе придется посмотреть правде в глаза. – Блейд положил полотенце на рану и улыбнулся. – Не жалость заставила тебя жениться на ней. Ты любишь ее, причем так сильно, что тебя это пугает.

– Ты настоящий сучонок.

Блейд усмехнулся. Он взял руку Кристиана и прижал ее к полотенцу. Затем разорвал другое полотенце на полосы, а еще из одного куска чистой ткани сделал тампон.

– Может, шлюхино отродье?

– Нет, сучонок больше тебе подходит.

– Ты рассержен, потому что впервые в жизни тебя самого поджаривают на медленном огне, а не наоборот. – Блейд снял руку Кристиана полотенца и, подняв его, приложил к ране тампон. – Хочешь, я скажу тебе, что произошло? Ты нашел ее, попросил прощения, а она тебя оттолкнула. И ты, привыкший к поклонению женщин, не способных устоять перед твоей красотой, ты, не терпящий возражений, попытался добиться своего силой.

– Ты еще не вспомнил, кто ты?

Обматывая Кристиану плечо полотенцем, Блейл продолжал:

– Бедная Нора, ты доведешь ее до безумия. Мне жаль ее, хотя я, конечно, с удовольствием посмотрю как ты будешь страдать, когда ее потеряешь.

– Ха! Не спеши вытаскивать свои траурные лохмотья. – Кристиан оттолкнул Блейда и спрыгнул со стола, на котором сидел. – Она изменилась. Превратилась в дуэлянтку и гарпию вместе взятых. Чуть не отрезала мне руку.

У Блейда отвисла челюсть, и он уставился на повязку.

– Так это она сделала?

– Да, еще одна неприятность, которая, без сомнения, доставит тебе радость. А теперь убирайся, пока я не решил, что несколько деньков в подвале пойдут тебе на пользу.

Кристиан ухватился за край ведра с водой и крепко сжал его, а Блейд снова захихикал.

– Ты испуган даже больше, чем я думал. Что вас гнетет, милорд? Только не говори мне, что ты верил, будто твой фокус с обольщением сработает. Как ты считаешь, почему она убежала?

С этими словами Блейд пошел прочь, но не успел сделать и двух шагов, как Кристиан вскочил и, догнав его, преградил путь.

– О чем ты говоришь?

Нахмурившись, Блейд засунул большие пальцы за пояс.

– А ты, я вижу, ничего не понял.

– Объясни.

– Ты и вправду не слишком-то хорошо выглядишь. – Блейд пододвинул Кристиану табуретку, но тот не обратил на нее внимания. – Это, наверное, из-за долгого путешествия верхом и плохого питания. Чего доброго упадешь у моих ног.

– Я жду объяснений.

– Перед тем как спрятаться от тебя, Нора сказала мне, что не может выносить твоих прикосновений, ну таких, знаешь, которыми мужчина хочет возбудить женщину. После вашей брачной ночи, сказала она. Кристиан!

Перед глазами Кристиана все вдруг поплыло, и он даже не стал возражать, когда Блейд подхватил его и помог сесть на табуретку. Сжав губы, он ухватился за руку Блейда и закрыл глаза, чтобы не чувствовать головокружения.

– Ну что, развлекаешься? – спросил он.

– Я позову кого-нибудь на помощь.

– Не надо, это пройдет. – Кристиан приоткрыл глаза, но все окружающие предметы тут же завертелись вокруг него, и он снова закрыл глаза. – Полагаю, мысль о том, что я потерял ее, приводит тебя в хорошее настроение.

– Неужели то, что ты сделал, было настолько ужасно?

– Непростительно.

– Ты уверен?

Кристиан почти улыбнулся.

– Это было намного хуже того, что я сделал с тобой, мой сладкий.

Последовало долгое молчание.

– Тебе надо бы поесть, – сказал наконец Блейд. – Какой интерес пикироваться с человеком, который и на ногах-то не стоит.

– Я не голоден.

С усилием открыв глаза, Кристиан убедился, что стоящий перед ним стол остался на своем месте. Испытывая облегчение, он оттолкнул от себя Блейда и встал, и стол сразу же стал куда-то уплывать. Вытянув руки, он вцепился в него, ища опору.

– Сейчас иди, – сказал он Блейду. – Обещаю, мы сразимся с тобой позднее.

Блейд поколебался.

– Я оставлю у двери человека.

Наклонив голову, Кристиан прислушивался к удалявшимся шагам молодого человека. А ведь юная бестия прав, подумал он. Он действительно боялся, боялся кроткой Норы Бекет. Но Блейд не мог знать, что еще открыл в себе самом Кристиан. Страх приводил его в ярость. Чем сильнее был страх, тем больше он злился. Злость долгое время служила ему утешением и личиной, под которой можно было скрыть истинные чувства.

В детстве, попав в рабство к Черному Джеку, он выжил лишь благодаря тому, что мог обращать свой страх в злость. Но на сей раз эта способность не принесла ему пользы, а наоборот, обернулась против него самого. Она заставила его наброситься на Нору, что привело к еще большему ее отдалению.

Что же ему делать? Она сказала, что ей все равно, и он испугался. Для него была невыносима мысль о ее равнодушии; он предпочел бы, чтобы она его ненавидела.

Он жаждал прощения и любви. Господи, она ведь любила его, а он не сумел этого оценить. Она смотрела на него с таким восторгом, словно видела в нем сокровище, словно он был для нее праздником. А ее редкий для женщин склад ума! Он мог обсуждать с ней самые сложные проблемы, а затем мог разжечь в ней страсть, которая доводила их обоих чуть ли не до безумия.

Подумав о плотских утехах, Кристиан резко втянул воздух. Он вытянул перед собой руку; рука дрожала, настолько сильны были обуревавшие его противоречивые чувства. Он ошибся, поддавшись страху, ярости и похоти. Он должен исправить эту ошибку. Но как?

Сжав дрожащие пальцы в кулак, он обхватил его другой рукой. Пожалуйста, Господи, помоги мне.

Сидя в кухне на табуретке, он обдумывал свое положение, советуясь с Богом. Ко времени вечерней трапезы у него сложился план. Он послал служанку отпереть комнату Норы и передать ей записку, в которой клятвенно заверял жену, что будет достойно себя вести, если она обещает не предпринимать попыток к бегству. Нора ответила согласием. Итак, было достигнуто временное перемирие.

Однако без участия Артура. За столом Кристиан наблюдал, как мальчик, отрезав себе кусок оленины, стал жевать его так, будто представлял, что вгрызается в их с Норой мучителя, а не в дичь.

– Мы нена… ва…

– Прожуй сначала, – сказал Кристиан.

Артур проглотил кусок.

– Мы ненавидим вас. Вы чудовище.

– Я же извинился.

– Мы вам не верим, и нам все равно. Мы ненавидим вас.

Понимая, что спорить с ним бесполезно, Кристиан ушел из кухни. У дверей в комнату Норы он ветретил Тайдмена. На лице дворецкого застыло официальное выражение; под мышкой он держал завернутого в одеяло щенка, того самого щенка, которого Кристиан выбрал для Норы. Казалось, это было очень давно.

Протянув Кристиану повизгивающий, извивающийся сверток, Тайдмен произнес:

– Милорд, ваш любимец.

– Он не мой, – Кристиан пытался удержать щенка, вознамерившегося забраться ему на грудь, в одеяле. – Ты все еще сердишься.

– Молодым благородным господам не пристало забывать о рыцарском поведении по отношению к женщине и о святых обязанностях, налагаемых на них браком.

– Я знаю, знаю, знаю.

– Доставить миледи такие неприятности.

– Я как раз пытаюсь искупить свою вину. Будь добр, отойди от двери.

Тайдмен замолчал и направился вниз по лестнице. Его тяжелые шаги свидетельствовали, что он далеко не удовлетворен. Проскользнув в комнату, Кристиан застал Нору в обществе служанки. Нора держала открытой дверцу, шкафа, а служанка наводила в нем порядок. В шкафу висели платья, которые он убрал от Норы. Он вздохнул – еще один повод чувствовать себя виноватым. Он заказал для нее эти платья за несколько дней до свадьбы. Они были готовы вскоре после ее приезда в Фале, но он убрал их.

Щенок заскулил, и Нора подняла голову. Увидев щенка, она вздохнула и направилась к Кристиану, но, когда он, улыбнувшись, протянул ей свою ношу, застыла на месте.

Кристиан опустил руки, успокоил щенка, затем отпустил служанку. Нора села на диванчик у окна и выглянула наружу. Когда она повернулась, Кристиану стали видны контуры ее груди, и он почувствовал, как зазмеилась боль. Стиснув зубы, он заставил не обращать внимания на свою бунтующую плоть и, приблизившись, положил щенка Норе на колени.

Нора тут же обняла пушистое создание и поднесла его к лицу. Глядя, как щенок обнюхивает и облизывает ей лицо, Кристиан сжал руки в кулаки, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься к ней и не попытаться занять место щенка. Он был настолько занят борьбой со своим чувственным влечением, что вздрогнул, услышав ее голос.

– Видите ли, в глубине души я всегда знала, что с моей стороны было глупостью поверить в вашу любовь. – Она подняла руку, давая понять, что не следует перебивать ее. – Думаете, я не понимаю, что не обладаю никакими достоинствами. Очарования во мне столько же, сколько в пряжке для обуви, я такая же незаметная и невзрачная. Поэтому я была так благодарна вам, когда вы женились на мне. Какой он хороший, добрый, мудрый, подумала я; он сумел разглядеть мою душу и согласился принять то, что я в состоянии ему дать.

– Нора!

– Нет, выслушайте меня до конца, я больше не вернусь к этому. – Она встала, прижимая щенка к груди. – Накануне нашего венчания я обещала Богу, что отблагодарю Его за Его дар, став самой послушной, самой безупречной женой в королевстве. Я ведь считала брак с вами Божьим даром, чудесным, изумительным подарком, наградой за то, что в течение многих лет я изо всех сил старалась стать достойной чьей-то любви.

Она потерлась щекой о голову щенка. Кристиан видел, что глаза у нее сухие, таким же сухим был и ее тон. Страх окутал его как ядовитый туман, просочился сквозь поры, проник до самых костей.

– Но вы оттолкнули меня, – продолжала она. – Вынесли мне приговор безо всякого следствия в вашей собственной Звездной палате и показали свои истинные чувства ко мне.

– Это произошло из-за моей глупости и слабости, – сказал он. – Мне бы хотелось, чтобы ты позволила мне исправить причиненное зло.

– Это вовсе не обязательно. Если вы хотите что-то для меня сделать, позвольте мне уехать к себе в деревню.

– Нет.

В очередной раз Кристиан заметил ее гнев. Он вспыхнул в ее глазах, и ему стало не по себе от этого гнева, выпущенного на волю его собственной жестокостью. Несколько недель назад она бы не осмелилась показать ему свое недовольство. Правда, выражение это быстро исчезло. Она бросила ему щенка, уселась на диванчик и, отвернувшись от Кристиана, уставилась в сгущавшуюся тьму за окном.

– Я принес тебе это проклятое создание, – сказал он, протягивая ей щенка.

– Я жду.

– Чего?

– Когда вы уйдете.

Он опустил щенка на пол и скрестил руки.

– Я не собираюсь уходить.

– Кажется, вы не поняли, что я имею в виду. – Она устремила на него ледяной взгляд. – Это будет происходить всегда, когда бы вы ни приблизились ко мне. Что бы вы ни говорили, что бы ни делали, я просто буду ждать, когда вы уйдете. Можете ругаться, умолять, угрожать, кричать. Это не имеет значения, потому что в душе я все время жду, когда вы уйдете. И тогда я заживу собственной жизнью, забыв, что когда-то вы были ее частью.

Раскаяние исчезло. Подойдя ближе к Норе, Кристиан грубо проговорил:

– Ты не можешь этого сделать.

– Я уже это делаю, с того самого момента, как вы сюда вошли.

– Я этого не допущу. – Осознав, что переходит на крик, он замолчал, и, поборов желание наорать на нее, продолжал уже спокойно:

– Черт побери, женщина, я твой муж, и перед Богом ты обязана мне повиноваться.

– Я думала над этим. Слово Господне было записано людьми, а люди не безгрешны. Я уверена, Он учил, что женщины и мужчины должны пользоваться равными правами, но мужчины исказили Его заповедь.

– Ересь!

Она повернулась к нему с легкой улыбкой на губах, будто услышала что-то забавное. Кристиану захотелось броситься к ней, доказать, что она не сможет остаться холодной, когда его тело прижмется к ее телу. Но этого нельзя было делать ни в коем случае. Не тот был момент. Сделай он это, и она не станет терпеть даже его присутсвия.

– Повторяю, я жду, когда вы уйдете.

– О кровь Христова. – Он шагнул к ней, но, вовремя спохватившись, остановился. Она всем своим показывала, что его гнев ее не трогает. Сердце у этого маленького дракона было покрыто ледяной коркой.

Тут в голову ему пришла коварная мысль. Он нарочито тяжело вздохнул. Нора подозрительно на него посмотрела, но он не заметил этого, так как сосредоточился на том, чтобы принять неуверенно-печальный вид. Испустив еще один вздох, тяжелее первого, он продекламировал:

Забвенья, покоя у Бога прошу,

Как будто в предчувствии смерти,

Но тщетно надежду я в сердце ношу,

Твой образ в сознанье не меркнет.

Ты как амазонка пленила меня

И сердце связала, как руки,

Рабом твоим стал я и день ото дня

Терплю унижения муки.

Не смеет твой пленник желать госпожу,

Не жди снисхожденъя, невольник,

Я рад уж тому, что тебе я служу,

И ты мной как будто довольна.

Нора фыркнула, и он нахмурился. Пройдясь пару раз по комнате, он остановился перед женой.

– Ты мне не веришь. – Он и сам услышал, что говорит как обиженный ребенок.

– Льстивые речи, манящие взгляды, все это мне знакомо.

– Я говорил правду.

– Да неужели! А я думаю, вы не узнаете правду, сиди она у вас на коленях.

Эти слова сопровождались свирепым взглядом. Кристиан не выдержал. Подойдя к Норе, он прикоснулся кончиками пальцев к ее шее. Она вздрогнула и вжалась поглубже в сиденье.

– Садись ко мне на колени, – прошептал он, – и мы это проверим.

Острый локоток ударил его в грудь. От неожиданности он покачнулся и упал на мягкое место. Он сидел на полу и ругался вовсю, но мгновенно замолчал, увидев, что по лицу Норы расползается яркий румянец. Покраснели даже шея и грудь. Он пробил лед, черт побери.

Опасаясь сделать что-нибудь, от чего она снова заледенеет, он поднялся и вышел. В дверях он обернулся и, бросив быстрый взгляд на лицо Норы, все еще пылавшее огнем, не удержался, усмехнулся.

Нора услышала его смешок.

– Идите и соблазняйте своих шлюх, милорд, – закричала она. – Наверняка Мег где-то рядом и ждет не дождется дать вам то, в чем я вам отказываю.

Улыбка Кристиана тут же угасла. Он забыл, как велик его грех, как жестоко он вел себя, как трудно ему заслужить прощение. Нет, пушистого толстого щенка недостаточно для искупления его грехов. Ему придется искупать их долгое время. Очень долгое.

Прошло несколько недель. Жизнь в Фале шла своим чередом, но Кристиан ни на шаг не приблизился к своей заветной цели – заслужить прощение Норы. Однажды днем он расхаживал по кабинету, дожидаясь, пока его секретарь расшифровывал послание Иниго, и оказался в полосе солнечного света; сверкнули серебряные пуговицы его камзола, ярко заблестело кольцо с печаткой у него на пальце. Кристиан остановился. Кольцо напомнило ему о его неудачной попытке подарить Норе драгоценности.

Драгоценности. Три дня назад их привезли из города в отделанной серебром шкатулке. Подвески, кольца, золотые цепочки, нитки жемчуга. Рубины и бриллианты, желтое и красное золото, еще бриллианты. Он обрадовался, получив драгоценности, потому что тем утром совершил очередной проступок, запретив Норе пойти с Артуром на прогулку в лес.

Она не захотела побыть с ним, о чем ему и сказала. Этот отказ был новым болезненным ударом для его и без того уже израненной гордости, и он запретил ей идти на прогулку. С какой стати она будет приятно проводить время без него, рассудил он, когда он так жаждет ее общества, что готов бежать за ней как щенок, которого он ей подарил, не отставая ни на шаг, дожидаясь, пока его погладят по голове.

Решив, что драгоценности заставят ее сменить гнев на милость, он понес их Норе сразу же после того, как она ушла к себе в комнату и захлопнула за собой дверь. Сначала, когда он вручил ей шкатулку, она только взглянула на нее. Он открыл крышку, и сердце его учащенно забилось, потому что он увидел в ее глазах выражение величайшего изумления.

– Что это значит? – спросила она.

– Они твои. Судя по всему, тебе не нужны мои извинения, и я подумал, что может быть ты хочешь…

– Чтобы меня купили?

Он покачал головой. Он хотел сказать, что блеск драгоценностей не может затмить блеска ее ума и красоты души, но это не имело смысла. Она усмотрела в его подарке желание откупиться. Пробормотав несколько слов, которых он не расслышал, она подбежала к окну, распахнула его и, вытащив из шкатулки пригоршню драгоценностей, выбросила их в окно. В первый момент он глазам своим не поверил; он стоял неподвижно, глядя, как исчезает за окном жемчужное ожерелье, все камни в котором были размером с ноготь его большого пальца. Затем, выругавшись, налетел на жену.

Вырвав шкатулку у нее из рук, он оттолкнул ее в сторону и выглянул в окно. На дорожке и лужайке внизу блестели драгоценности. Мальчик-грум и садовник стояли на дорожке, открыв рты. Нитка жемчуга, зацепившись за плющ под окном, повисла на нем как белая гирлянда.

– Проклятие, – пробормотал Кристиан и заорал на изумленных слуг. – Нечего пялиться. Подберите их.

Грум заморгал и указал на золотую цепь, украшенную рубинами и бриллиантами, свисавшую с ветки дерева.

– О Господи, держите меня.

Отойдя от окна, Кристиан повернулся к Норе.

– Неблагодарная скандалистка, я хотел сделать тебе приятное. – Он захлопнул крышку шкатулки.

– Вы осмеливаетесь указывать мне, идти мне на прогулку или нет, и надеетесь, что после этого я буду радоваться вашим подаркам? – Нора скривила губы. – Наверное, вы думаете, что у женщин достоинства не больше, чем у детей; с ними можно обращаться как с вещью, а потом задобрить побрякушками.

В смущении Кристиан пытался понять, что она имеет в виду.

– Ты говоришь какую-то бессмыслицу.

– Вы полагали, что я буду вести себя как ребенок. Ведь ребенка можно сначала отшлепать, а потом утешить фруктовой карамелькой.

– Никто тебя не шлепал.

Кристиан старался не показывать своего смущения. Но она не стала больше с ним разговаривать, и ему не оставалось ничего другого как уйти.

Тряхнув с отвращением головой, он вернулся в настоящее и возобновил свое хождение по кабинету. Он так и не понял, почему она швырнула в него своей коробкой для рукоделия, когда он выходил из комнаты.

– Милорд, донесение. Милорд.

Кристиан взял бумагу. Пока он читал ее, секретарь стоял рядом, беспрестанно вытирая руки о свой черный костюм. Дочитав до конца, Кристиан скатал бумагу в трубочку и поднес к пламени свечи.

– Оставь меня, Томас.

– Милорд, это слишком опасно.

– Уходи сейчас же.

Томас ушел, а Кристиан подошел к полке с книгами и положил ладони на томик Платона. Прикосновение прохладной кожи не успокоило его. Он закрыл газа и напряг волю, стараясь совладать с кипевшей в нем яростью. Его отец с помощью Иниго продолжил поиски тех, кто напал на них. Не далее как два дня назад Иниго выяснил, что один из нападавших был человеком из охраны епископа Боннера. Граф беспокоился, писал Иниго, раз их предала не Нора, значит это сделал кто-то другой, но кто именно, узнать пока не удалось.

С этим Кристиан был согласен. Боннер был на маскараде, когда еретики, ослушавшись Кристиана, выбрались из подвала. Там же был и д'Атека. Черный Джек, взявшийся неизвестно откуда, спас их, когда на них напали на пристани. Кристиан не верил, что это объяснялось счастливой случайностью или своенравием Черного Джека. В задумчивости он перелистывал страницы книги. Завтра он поедет в город. Наверное, будет не так уж сложно опознать среди слуг Боннера того, кто принимал участие в нападении. Впрочем, возможно, этот человек где-то прятался.

Кто-то забарабанил в дверь, прервав размышления Кристиана о мести Боннеру.

– Входите.

Дверь открылась. Блейд застыл на пороге, но тут сзаи появилась Нора и втолкнула его в кабинет. Удивленный Кристиан улыбнулся ей, но она ответила на его приветствие хмурой гримасой.

– Единственная причина моего прихода сюда – желание защитить Блейда, – сказала она и ущипнула молодого человека. – Давай выкладывай.

– Я думал, ты будешь довольна, – огрызнулся Блейд, – иначе ничего тебе не рассказал бы.

– Я не люблю д'Атеку, – ответила Нора – и я представить не могу, что лорд Монфор заставлял тебя заигрывать с ним. У этого человека любимое блюдо на обед – молодые мальчики.

Кристиан обошел стол и приблизился к юноше.

– Что ты сделал?

– Ничего.

Положив ладонь на плечо Блейду, Кристиан повторил:

– Давай, мой сахарный, рассказывай все как есть.

Блейд молча смотрел на Кристиана.

– Ты знаешь, что бывает, когда он говорит тоном влюбленного рыцаря, – сказала Нора. -

Лучше признавайся.

Блейд отодвинулся от Кристиана и спрятался за Нору, прежде чем Кристиан успел остановить его.

– Как твой любимый кузен, я взял на себя смелость пригласить д'Атеку в Фале.

– Зачем? – приподняв Нору, Кристиан переставил ее так, чтобы она не загораживала Блейда. – Зачем ты это сделал, мой сладкий? Объясни своему любящему кузену. – Он протянул к юноше руку.

Блейд отпрыгнул.

– Хотел дать тебе возможность померяться силами с противником более опытным, чем Нора.

– Думаешь о собственных обидах, а не о Норе.

– И о том, и о другом. – Блейд снова спрятался за Нору.

Кристиан прекратил преследование и остановился, уперев руки в бока.

– Ты сумасшедший. Я вижу, что в моем собственном доме меня окружают злоумышленники. – Увидев их довольные лица, он выругался. – Когда приедет граф?

Блейд подошел к окну и выглянул наружу.

– Думаю, сейчас.

– Черт! – Кристиан ринулся к окну и увидел, что конюхи повели к конюшне нескольких лошадей. Взглянув искоса на Блейда, он проговорил:

– Ты мне заплатишь за это, мой сахарный. Д'Атека, может, и обладает аппетитами грека, но при этом он коварен и хитер, как Медичи, а ты устроил так, чтобы он оказался в обществе моей жены.

Договорив, он обратил внимание на странную тишину в комнате. И он и Блейд разом оглянулись и обнаружили, что Нора исчезла.

– Бог мой, она пошла встречать его.

Кристиан выбежал из комнаты, Блейд последовал за ним. Одно неверное слово Норы может погубить их всех, д'Атека найдет способ разделаться с ними. Нора была умна, но неопытна, не ей тягаться с испанцем. Моля Бога, чтобы не было слишком поздно, Кристиан устремился вниз по лестнице вдогонку за своей любимой, навстречу своему противнику.