Текст книги "Волшебный туман"

– Кэтлин?

Она повернулась на голос своего мужа. Хокинс! Будь он проклят! Он ворвался даже в ее мечты. Его открытая, грубоватая любовь искромсала мечты об Алонсо, как англичане уничтожили ирландские леса. Он слегка подтолкнул ее по направлению к испанцу.

– Иди и поприветствуй его, Кэтлин, – его голос был мягким, но ироничным. – Ведь это то, чего ты так долго ждала, не правда ли?

Она колебалась. С какой целью он привел ее сюда? Потом решила, что это не так уж и важно. Погладив руками жесткое кринолиновое сооружение, она бросила на Весли вызывающий взгляд и пошла вперед.

– Извините меня. – Четыре джентльмена одновременно повернулись к ней. Она оказалась не готова к оценивающим взглядам, которые оживили их лица. Каждый из них улыбался, и каждый позволил себе осмотреть ее с головы до пят. Возможно, это английское одеяние, в конце концов, имело смысл. Преодолев застенчивость, она улыбнулась Алонсо. Хотя тот и пожирал ее глазами, не было и намека на то, что он узнал ее. С изысканной вежливостью он взял руку и склонился над ней.

– Удовольствие вне всякого сравнения, уверяю вас, сеньорита.

Поток мыслей пронесся в голове у Кэтлин, удивил ее. Когда к ней прикасался Весли, она вообще переставала соображать.

– Алонсо, – прошептала она, – ты не узнаешь меня?

Его глаза сузились. Они показались ей меньше, чем представлялись в мечтах. И темнее.

– Нет, сеньорита. Разве я знаю вас?

Она отступила, ее руки потянулись назад, будто против воли ища поддержки у Весли. Но он стоял в нескольких футах, наблюдая за ними с непроницаемым выражением лица. С пылающими щеками, Кэтлин постаралась не обращать внимания на любопытные взгляды других испанцев.

– Алонсо, я – Кэтлин Макбрайд из Клонмура. Боже мой, разве ты не помнишь?

Выражение его лица изменилось, оно стало суровым. Тысячи вопросов пронеслись у нее в голове. Может быть, он уже знает о ее замужестве? Понял ли он, почему она была вынуждена нарушить данную ему клятву? Конечно, он должен понять. Настоящая любовь не знает ревности. Настоящая любовь это полное взаимопонимание и безоговорочное прощение. Не существовало в мире такой чистой любви, как та, которую она и Алонсо испытали друг к другу в тот день на высоких скалах Коннемары.

И все же… что за чувство охватило ее в той темноте, когда Весли был так глубоко в ней, и когда казалось, что слились даже их души? Животная страсть, а не нежные сказочные чувства, которые она испытывает к Алонсо.

Он покашлял. Учтивый звук. Звук, вежливо демонстрирующий замешательство.

– Не ожидал увидеть вас здесь, сеньорита, – он наклонился к своим товарищам и сказал им что-то по-испански, затем вывел ее в длинный зеленый двор и остановился в тени тисового дерева.

– Алонсо, – выдохнула она его имя. – Я так долго ждала и так упорно сражалась. Многое нужно обсудить.

Казалось, он не услышал ее. Его глаза потемнели от тайного желания.

– Боже, да ты стала настоящей красавицей, – воскликнул он.

С криком радости она обвила руками его шею.

С яростными проклятиями Весли ринулся к ним через зеленый двор. Кэтлин отскочила. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она увидела выражение лица своего мужа. Гнев клокотал в глазах и искажал черты его лица, рука опустилась на шпагу.

– Итак, сэр, – спросил Алонсо, – кто вы?

– Ваш злейший враг, – ответил Весли, не замедляя шага.

– Весли, нет! – Кэтлин закрыла собой Алонсо.

Весли остановился. Громадный и сильный, он имел вид человека, никогда не проигрывающего сражения. Шпага выскользнула из ножен.

– Отойди, Кэтлин, – приказал он. – Или твой любимый имеет привычку использовать женщину вместо щита?

– Никогда! – Алонсо оттолкнул Кэтлин в сторону. Его лезвие тоже сверкнуло на солнце. Он выступил вперед и изящно очертил в воздухе кончиком шпаги свой вызов.

– Я не отказываюсь принять вызов от какого-то грубого англичанина.

– Попробовал бы не принять, испанский ублюдок. – Весли сделал выпад с занесенной шпагой.

Скрещенные лезвия издали металлический звук.

– Прекратите, ради всего святого! – закричала Кэтлин, заранее зная, что они не обратят на нее внимания. Это были два борца, и оба стремились к победе. Алонсо дрался с проворной точностью хорошо натренированного фехтовальщика. Весли сражался со сверхъестественной силой и упрямым желанием, отвечая быстрыми ударами на хорошую подготовку противника. Странно, но они составили хорошую пару, коварная быстрота Алонсо против грубой ярости Весли. Алонсо напрягся в прекрасно выполненном прыжке. Весли отскочил назад, стукнувшись о каменную скамью позади него. Бесстрашным длинным прыжком назад он вскочил на скамью, получив таким образом дополнительное преимущество, Встретив яростью холодное самообладание Алонсо. Близко подступивший меч Алонсо искал слабое место в обороне Весли. Испанец, холодный, как сталь, с глазами пустыми и безжалостными, фехтовал великолепно. Весли, напротив, дрался страстно. Он прыгнул со скамьи. Исключительно силой он оттеснил Алонсо в конец двора, где стала быстро собираться толпа. Алонсо нанес несвоевременный удар. Весли подставил лезвие своей шпаги. Они сошлись вместе, шпаги скрестились, груди вздымались от резкого дыхания, мускулы дрожали от невероятных усилий.

– Скажите, мой друг, – спросил Весли, тяжело дыша, – у вас вошло в привычку обольщать чужих жен?

На какую-то долю секунды холодное самообладание Алонсо покинуло его. У него отвисла челюсть, захват рукоятки шпаги ослаб. Обутая в сапог нога Весли оторвалась от земли. Уловкой, достойной самого искусного фехтовальщика, он наступил на ногу Алонсо. Испанец вскрикнул. Весли выбил из его рук шпагу и отбросил ее, а острие своей шпаги приставил к горлу Алонсо.

– Весли! – бросилась вперед Кэтлин. – Умоляю тебя, не делай…

– Он не сделает этого, – заявил Алонсо дрожащим голосом. Его глаза наполнились надеждой, когда он посмотрел через плечо Весли.

С вытащенными шпагами к ним бежали товарищи Алонсо. Две женщины с наброшенными на плечи черными кружевными шалями спешили за ними. Пухленькая женщина, которая была моложе, держала на бедре ребенка.

– Освободите меня, – сказал Алонсо, – или мои люди проткнут вас насквозь, как сосиску.

Весли колебался какую-то долю секунды, затем опустил шпагу. Сумасшедший гнев остыл, и теперь он рассердился на себя. Ему следовало лучше владеть собой. Он не должен был поддаться гневу, охватившему его, когда он увидел, как Кэтлин прильнула к испанцу. Молодая женщина бросилась к Алонсо и заговорила что-то очень быстро по-испански, пытаясь выяснить, не ранен ли он. Через несколько минут Кэтлин узнает правду. Весли было ненавистно мрачное удовлетворение, овладевшее им.

– Уверен, миссис Хокинс будет очень рада познакомиться с вами, – обратился он к женщине.

Алонсо зло прошипел что-то, переводя взгляд с испанки на Кэтлин. Он стер ручеек пота со лба и заученно поклонился.

– Донна Мария, – произнес он. – А это маленький Федерико. Мои жена и сын.

Весли отдал бы на отсечение свою руку, только бы уберечь Кэтлин от боли, которую он отчетливо увидел в ее глазах. Казалось, эти янтарные камни раскалываюся как лучи солнечного света. Лицо побледнело, руки сжались в кулаки. Однако она все же была главой Макбрайдов и в считанные секунды взяла себя в руки. Подобно королеве, раздающей дворцовые почести, она кивнула жене своего испанского обожателя, затем повернулась и направилась к дворцу. Вкладывая шпагу в ножны, Весли поспешил за ней.

– Прости меня, но ты должна была знать.

Она горько рассмеялась.

– Ты английский ублюдок. Ты все спланировал. Твоя цель в жизни – причинять мне боль, делать меня несчастной? Ты находишь в этом удовольствие?

– Кэтлин, ты должна пройти через боль, прежде чем начнешь выздоравливать.

– Ах, оставь меня, – она вздернула подбородок и ускорила шаги. – Разве нам не предстоит встреча с Оливером Кромвелем?

Глава 13

Длинный чистый коридор, вдоль которого выстроились угрожающего вида солдаты с копьями, привел в такой же чистый кабинет. Там, за полированным столом, сидел Оливер Кромвель. Кэтлин остановилась. Побледневшее лицо еще больше подчеркнуло золотой блеск ее глаз. Весли попытался представить, какие чувства обуревают ее при встрече с человеком, ответственным за превращение родной земли в пустыню и за запрещение ее веры. Его легионы сожгли урожай и разграбили города. Они похитили женщин и детей и отправили в рабство, казнили повстанцев, перерезали домашний скот и украли лошадей, разрушили замки и разъединили семьи. И вот он восседает здесь, устраивая, как монарх, приемы при дворе. Его, плохо подстриженные, темные, с пробивающейся сединой, волосы старили его. Под привычной жестокостью этого лица Весли увидел человека, который потерял внука и чья любимая дочь умирает.

– Входите, мистер Хокинс, и введите свою спутницу, – дружелюбным жестом пригласил Кромвель. – И вы тоже, мистер Терло.

Одетый в черные пуританские одежды, Джон Терло появился из боковой двери. Весли положил руку на спину Кэтлин.

– Мужайся, дорогая, – тихо прошептал он. Она напряглась от его прикосновения. Ее гнев после встречи с испанцем жег Весли, как раскаленное железо.

Слуга внес вино, осторожно глотнул из чашки, подержал жидкость во рту, прежде чем проглотить ее, после чего с поклоном вручил лорду-протектору. Итак, Кромвель боится, что его отравят.

– Садитесь, – пригласил Кромвель.

– Предпочитаю стоять, – заявил Весли. – Тем более, что мы закончим дело в считанные минуты.

Кромвель посмотрел на письмо, лежащее перед ним на столе.

– Только я могу объявить, когда наше дело успешно завершится.

Зловещий озноб прокатился по спине Весли. – Вы требовали, чтобы я доставил главу Фианны. Я это сделал.

Кромвель и Терло вытянули шеи к двери. – Где этот безбожник! – требовательно спросил лорд-протектор.

Весли обнял Кэтлин за плечи. – Она перед вами, сэр.

Взрыв грубого смеха потряс Кромвеля. – Ради Бога, Хокинс! Я не ожидал даже от вас, что вы дойдете до этого, – его светлые холодные глаза сверлили Кэтлин. Явно восхищенный взгляд протектора возбудил в Весли непреодолимое желание содрать кожу с его лица.

– Он говорит правду, – голос Кэтлин звучал чисто и мелодично, словно арфа в комнате с хорошей акустикой. При звуках ее плавного мурлыкающего ирландского произношения Кромвель и Терло переглянулись.

Она продолжила:

– Я Кэтлин Макбрайд.

Весли хотел добавить «Хокинс», но Кромвель стукнул руками по столу и вскочил на ноги.

– Вы – вероломная повелительница Клонмура?

– Вероломство ваша специальность, а не моя. Я также глава клана Макбрайдов.

– Вы водили Фианну во все ее кровопролитные набеги?

Лютая ненависть заострила черты ее лица.

– Да, я признаю это.

– Как интересно, – сказал Кромвель, вздыхая и снова садясь. Усталость прорезала на его щеках глубокие морщины.

– Вы понимаете, что подлежите смертной казни за нарушение моих законов?

Весли почувствовал, что ее плечи слегка задрожали, но голос оставался твердым.

– Сэр, я не могу нарушить ваши законы, потому что не подчиняюсь им.

Его лицо покрылось красными пятнами.

– Вся Ирландия подчиняется мне! Мадам, ваша страна примет законы и порядок протектора.

– Вы не принесли законы и порядок в Ирландию, – возразила она. – Вы принесли только жадных поселенцев, которые пролили нашу кровь, захватили наши земли и заставили нас платить налоги. Если это ваш способ установления законности и порядка, можете придерживаться его. Но не оскверняйте им Ирландию.

Ненависть, чистая, как отполированное лезвие, сквозила в каждом ее слове. Ненависть в ответах Кромвеля была пронизана честолюбием и нетерпимостью.

– Тем не менее, я управляю Ирландией и вами тоже.

– У женщины, я вижу, острый язык, – вмешался Терло. – Но все ирландцы прирожденные лгуны.

Кэтлин посмотрела на него.

– А кем, или чем, вы являетесь?

Ноздри Терло раздулись. Он поднял перо и опустил его в чернила, затем сделал какую-то запись в конце документа.

– Я государственный секретарь Английской республики.

Она вздернула подбородок.

– Молодец!

Кромвель обратился к Весли.

– Полагаю, у вас есть доказательства.

– Я был свидетелем набега, которым она руководила. Это может подтвердить и лейтенант по имени Эдмунд Ледимен, – Весли протянул подтверждение Ледимена, заверенное Хаммерсмитом, затем жестом указал на мужчину, стоящего у двери. Испытывая благоговейный страх перед протектором, шотландец резко отсалютовал.

– Маккензи подтверждает достоверность этого документа.

Кэтлин, которая сотни раз смотрела в лицо смерти и смеялась над ней, в страхе стиснула пальцы.

Кромвель приложил документ к уже лежащим на столе бумагам.

– Конечно, будет судебное разбирательство, но это пустая формальность. А потом… – Кромвель вздохнул. – Боюсь, результат будет неприятным. Но я должен преподать урок на вашем примере. Другие ирландские повстанцы должны узнать цену уничтожения англичан. Он поднял руку, чтобы вызвать стражу.

– Не так быстро, – голос Весли прозвучал как удар хлыста. – Вы дали письменное заверение, что если я доставлю вам вожака Фианны, вы не причините вреда ни мне, ни моим родственникам.

– Я намерен сдержать свое слово.

– Хорошо. Тогда вы должны понять, что не можете причинить вреда Кэтлин.

– Но почему же, черт возьми?

– Потому что она моя родственница. Я женился на ней.

У Терло выпало из рук перо и отвисла челюсть, Кромвель вскочил снова. Стакан с вином упал на пол, разбившись вдребезги и залив пол красными, похожими на кровь, лужицами.

Весли положил еще один документ перед протектором.

– Вот документ, подписанный свидетелями. Она моя законная жена и, стало быть, родственница.

– Брак между ирландцами и англичанами невозможен.

– Мы поженились в открытом море. Союз заключен законно.

– Ты лживый папистский дьявол! – вскричал Кромвель.

Государственный секретарь внимательно изучал документ. – Кажется, он в порядке, ваше высочество.

– У меня есть копии, заверенные Верховным судом и специальным уполномоченным. А также и виконтом Фауконбергом. При упоминании о зяте лицо Кромвеля исказилось гневом. Фауконберг симпатизировал роялистам, имел большое влияние и не очень одобрял планы Кромвеля. С крепнущей уверенностью Весли обвил рукой талию Кэтлин.

– Если с головы этой женщины упадет хоть один волосок, я выставлю вас бесчестным нарушителем обещаний, недостойным доверия самого последнего простолюдина в королевстве.

– Нет больше королевства. Я сделал из Англии республику, подчиняющуюся республиканским законам.

– А вот это и заставит вас сдержать слово, – заявил Весли. – Доверие общественности для вас все, не правда ли? Один промах, ваше высочество, и вы обнаружите, что глаза всех людей в Англии повернуты на восток. И смотрят на маленький город на континенте. На человека, по имени Карл Стюарт.

Кромвель ударил по столу.

– Не смейте произносить имя предателя!

– А кого назовут предателем, если вы нарушите клятвенное соглашение? – поинтересовался Весли.

– Вы не остановили Фианну, мой добрый друг, – торжество засветилось в глазах Кромвеля, когда он помахал в воздухе письмом. Весли схватил его.

– Что это?

– Официальное сообщение Титуса Хаммерсмита, отправленное только восемь дней назад. Фианна снова совершила нападение. В тот день, когда вы и ваша развратная жена были в море.

– Нет, – заявила Кэтлин. – Этого не может быть.

У Весли перехватило дыхание. «Рори Бреслин, – подумал он. – Том Генди, Конн О'Доннел и кузнец Лайам, и все остальные. Они, наверное, разбили на части все западное побережье Ирландии в поисках Кэтлин. Будь они прокляты». Их преданность затянула петлю на шее Весли и Кэтлин.

– Это, должно быть, работа других группировок, – сказал он. – Я выполнил свою часть работы. Вы не можете повесить на меня ответственность за действия всех повстанцев Ирландии.

Кромвель обратился к Терло.

– Выведите миссис Хокинс в приемную комнату. Пусть подкрепится чаем.

Весли закрыл ее собой.

– Я не выпущу ее из поля зрения.

– Бросьте играть в галантность. Она будет в безопасности с мистером Терло. Кроме того, – убедительно добавил он, – у нас с вами есть еще один вопрос для обсуждения.

Зная совершенно точно, что имеет в виду лорд-протектор, Весли отступил в сторону. Выстрелив напоследок в Весли сердитым взглядом, Кэтлин ушла с Терло. Дверь громко захлопнулась. Весли повернулся к Кромвелю.

– Ну, и где же она?

– Терпение, терпение, мой добрый друг. – Кромвель неторопливо подошел к боковой двери и постучал по панели. Вошла Эстер Кленч, обнимая ребенка за маленькие плечи.

– Лаура! – бросившись к ней, он опустился на одно колено и прижал ее к груди. Ее сладкий чистый запах окутал его. – О, моя Лаура, – он поцеловал ее в обе щеки.

Она попыталась вырваться. Знакомый медальон мелькнул у нее на груди, и отрезвляющее смущение засветилось в ее зеленых глазах.

– Привет, папа. Ты не должен так целовать меня. Тетя Кленч говорит, что это непристойно.

Пораженный, он опустил руки. Его дитя выскользнуло из объятий, унося с собой частицу его сердца.

– Что случилось, Лаура? – озабоченно спросил он. Она была одета во все черное, как маленькая бледная плакальщица, имеющая отношение к умершему человеку. – Ты не рада видеть папу?

– Думаю, что да, только…

– Лаура, дорогая, – слащавый голос Кромвеля вмешался в разговор. – Иди посмотри, что у меня есть для тебя. Поживее.

Не обращая внимания на Весли, Лаура пробежала по комнате и забралась на колени протектора.

– Что, дядя Оливер? – она прижала руки к стеганному камзолу.

– Вот, смотри. – Он вытащил маленький серебряный колокольчик. – Кое-что, чтобы напоминать тебе о милости нашего «Иисуса.

Она позвонила, и ее смех присоединился к звуку звонка.

– Спасибо, дядя Оливер! Я не могу дождаться, когда смогу показать его мисс Бетти!

У Весли упало сердце. Он бросил злобный взгляд на Эстер Кленч, затем медленно подошел к столу. Ему понадобится вся его выдержка, чтобы сохранить на лице веселое и нежное выражение. Внутри же он кипел, как вулкан накануне извержения. Звонком пользовались католики, созываемые на освящение. Проклятый ублюдок превратил священный предмет в игрушку для ребенка.

Увидев, как она, смеющаяся и спокойная, сидит на коленях у лорда-протектора, Весли почувствовал, что его планы разгаданы, и его охватила паника. Он должен забрать ее отсюда побыстрее.

– Лаура, дорогая, – сказал он. – Я решил забрать тебя с собой. Мы можем снова быть вместе.

Вместо радости, которую он ожидал, вместо улыбки, которую он видел все эти долгие недели пребывания в Ирландии, она схватилась за Кромвеля и с опаской посмотрела на отца.

– Ты собираешься забрать меня отсюда? От дяди Оливера и тети Кленч?

– Да, Лаура. Мы снова будем вместе.

– О, нет, папа. Дядя Оливер говорит, что с тобой опасно бродить по дорогам.

– Клянусь, Лаура, я позабочусь о твоей безопасности.

Ее глаза наполнились слезами. – Но я не хочу уезжать! У меня есть игрушечная лошадка и кукольный домик, и подружка Лизбет, с которой я играла в Хэмптоне, и… – она уткнула лицо в камзол Кромвеля. – Пожалуйста, не заставляй меня уезжать, дядя Кромвель. Я хочу остаться с вами и с тетей Кленч, и с мисс Бетти.

Кромвель погладил ее по голове. – Ну, успокойся, крошка. Дядя Оливер подумает, что можно сделать.

Весли пытался не замечать той нежности, с которой Кромвель обращался с ребенком. Он пытался отрицать действительную привязанность, которую протектор испытывал к Лауре. Несмотря на репутацию человека, умеющего манипулировать людьми, Кромвелю нельзя было отказать в мягкости.

– Иди с миссис Кленч, она поможет тебе нарисовать красивую картинку, и ты отвезешь ее мисс Бетти в Хэмптон. И можешь взять к чаю печенье с тмином и апельсин.

Весли вспомнил о грубой пище, которой ему приходилось кормить дочь во время их скитаний. Лаура засопела. – А можно взять меда к печенью?

– Конечно, малышка.

Она соскочила с его колен и подбежала к Эстер Кленч.

– Лаура… – сказал Весли прерывающимся голосом.

Будто только сейчас вспомнив про него, она сказала:

– До свидания, папа! – и выпрыгнула из комнаты, тотчас же забыв об отце.

Весли вздрогнул от ощущения, что его предали. Как легко потерял он привязанность дочери!

– Чтоб ваша душа оказалась в аду, – прошептал он Кромвелю. – Удивляюсь, что вам не пришло в голову выставить мою дочь перед женой.

Кромвель потер виски.

– Я не покрою позором этого ребенка, мистер Хокинс. Кроме того, никто не должен знать о нашем соглашении.

Весли горько засмеялся.

– Ах, да, снова ваша драгоценная репутация. Общественное доверие и все такое прочее. Я решил дать возможность общественности узнать, что вы отнимаете детей у родителей…

– Сделайте это, – сказал Кромвель, каждое слово которого отдавалось в голове Весли, – и вы никогда больше не увидите девочку.

– Вы ублюдок! – Весли едва сдержался, чтобы не ударить протектора. – Вы настроили ее против меня.

– Я удовлетворял ее нужды. И вы видите, мы обращаемся с ребенком с любовью и заботой. Она служит большим утешением моей Бетти.

«Утешением, – думал Весли, еще больше ударяясь в панику. – Для женщины, которая только что потеряла ребенка. Боже, леди Клейпол может не отпустить ее вообще».

– Вы манипулируете невинной душой.

Выражение лица Кромвеля стало холодным.

– Посмотрите на факты. Когда миссис Кленч привела Лауру сюда, ребенок был грязным постреленком, неумытым, плохо накормленным, отвратительно воспитанным и неуправляемым.

Против желания Весли вспомнил ночи, когда она засыпала голодная, потому что они убегали от охотников за священниками. Он вспомнил времена, когда они спали в стогах сена или подвалах. Он вспомнил, как выбирал из ее волос вшей, как неуклюже чинил ее одежду. Однако, несмотря на все трудности, настроение у нее редко бывало плохим.

– Она была счастливым ребенком, – настаивал он.

– Она просто не представляла себе другой жизни, – рассудительно ответил Кромвель. – Но благодаря миссис Кленч и моей дорогой дочери, Лаура узнала, что есть такие вещи, как теплая ванна и удобная кровать. Вилки и тарелки. Хорошая, здоровая пища.

– Земные блага ничего не значат.

– Это заявление удивительно даже для вас. Вы таскали ребенка за собой, спали под дождем, держали ее среди людей сомнительной репутации. Разве удивительно, что она предпочитает теперешнюю, новую жизнь?

– Это искусственная жизнь. Ей выдают вознаграждения, словно щенку спаниэля, выполнившему хороший трюк.

– Ее любят и лелеят.

В отчаянии Весли наклонился к Кромвелю.

– Она моя дочь, и я хочу вернуть ее.

– Мы заключили сделку, мистер Хокинс. Вы покоряете Фианну. Я, в обмен на это, возвращаю вам Лауру. Если вы пророните кому-нибудь хоть слово о нашем соглашении, особенно этой своей ирландской жене, ребенок расплатится за это своей жизнью, – он указал жестом на сообщение Хаммерсмита. – Вы не очень-то преуспели, мистер Хокинс. Пока я не получу сообщения, что Фианна прекратила свое кровавое буйство, ваша дочь останется моей заложницей.

Две толстые двери отделяли Кэтлин от Весли и Кромвеля. Под бдительным оком Терло, Мак-кензи и полудюжины солдат с копьями она прошла по коридору.

События дня каскадом проносились у нее в голове. Страх, гнев и растерянность сводили на нет ее усилия все обдумать и спланировать.

Весли устроил встречу с Алонсо. Какое удовлетворение, наверное, доставила ему возможность наблюдать ее реакцию, когда она узнала, что человек, столь желаемый ею, оказался женатым и имел ребенка.

«Ты должна пройти через боль, прежде чем начать выздоравливать».

И все же боль, которая пронзила ее, не была острой, как будто она давно уже знала, что брак с Алонсо невозможен, и эта глава ее жизни давно закрыта. Более важной, чем предательство Алонсо, была встреча с Кромвелем. До сегодняшнего дня она была уверена, что Кромвель и Весли были союзниками в борьбе против Фианны. Встреча поколебала эту уверенность. Оливер Кромвель и Джон Весли Хокинс были врагами. Это открыгтие вызвало ряд оставшихся без ответа вопросов Почему Весли не бросил вызов протектору? У него нa это были причины: он подвергся пыткам за веру, он обладал непоколебимыми гуманными чувствами, что не могла отрицать даже Кэтлин. И все же, он согласился остановить Фианну. Почему?

Дверь распахнулась. Кэтлин хотела потребовать объяснений, но слова замерли у нее на губах, когда она увидела выражение лица Весли. Оно было таким, как в день состязания, когда так резко изменилось все его поведение и когда ему удалось укротить жеребца. Он был бледен, с ледяным блеском в глазах. Однако за холодом сверкнул огонь. Она поняла, что Весли на грани потери самообладания. Зубы его были стиснуты так, что желваки играли на скулах.

– Ну что? – спросила она.

Не слишком нежно он схватил ее руку и потащил к двери. – Мы отправляемся в Клонмур. Сегодня же, его сердитое молчание привело Кэтлин в недоумение.

Пять дней спустя они выехали из Лондона в Милфорд Хейвен и сели на фрегат протектората, направляющийся в Голуэй. Через два дня они уже были в открытом бушующем море. Штормовые волны были очень высокими, а ветер принес прохладу, которую не мог сбить даже теплый поток воздуха с запада.

Им предоставили роскошную каюту, а команда корабля относилась к ним с почтением. Из этого Кэтлин сделала вывод, что Весли все еще пользуется расположением Кромвеля. Больше она не знала ничего. Он молчал и не притрагивался к ней. Ночью она спала в удобной кровати, а он, не жалуясь, устраивался на жесткой деревянной скамье. Гордость удерживала ее от того, чтобы первой начать разговор. Гнев удерживал его от объяснений. Они зашли в тупик и проводили наполненные болью дни и пустые ночи в мучительных страданиях. Отчаянно устав, с напряженными до предела нервами, Кэтлин попыталась искать компанию у команды корабля. Она состояла из сквернословящих англичан, но они, по крайней мере, разговаривали с ней. Боцман вырезал ей свисток из сплавного леса, и она попробовала, как он действует. Ей понравился извлеченный звук, и она рассмеялась.

Весли, стоявший возле судового компаса в нескольких шагах от нее, вздрогнул, как будто она ударила его. Штурман научил ее песенке о тюлене, который превратился в человека и влюбился в девушку, но затем вернулся в прежнее состояние только потому, что хотел спасти ее, когда она тонула. Кэтлин расстроилась и поплакала над этой печальной сказкой. Увидев слезы, Весли сбежал вниз с посеревшим мрачным лицом, но, узнав о причине расстройства, повернул назад, фыркнув от возмущения. Один из моряков предложил ей попробовать забраться на мачту. Снова одетая в удобную тунику и штаны, Кэтлин ухватилась за ванты и легко поднялась наверх. Большая высота, на которую она забралась, сделала корабль крошечным. Быстрые и захватывающие дух движения судна принесли ей ощущение полета. На какой-то момент ей показалось, что она парит в воздухе такая же свободная, как чайки, летающие под бурлящей мантией облаков. Кэтлин услышала донесшийся снизу голос Весли.

– Снимите ее, – приказал он моряку. – И если вы еще раз подвергнете мою жену опасности, последние минуты вашей проклятой жизни будут не очень приятными, так как я спущу с вас шкуру.

Кэтлин назло ему хотела остаться наверху, но все же спустилась, обеспокоенная участью члена команды. Вечером, сидя за столом в каюте напротив Весли, она поймала себя на том, что смотрит, как его руки, большие и сильные, но в то же время ловкие, вращают ножку бокала с вином. Кэтлин призналась себе, что молчание Весли делает ее несчастной. Ее возмутило, что он оказывает влияние на ее настроение, что может заставить ее чувствовать все, что ему захочется, но поделать с собой она ничего не могла. Свирепо взглянув на Весли, Кэтлин увидела, что он, спокойный и невозмутимый, сосредоточил все внимание на бокале. Ее выдержка лопнула, как туго натянутая струна арфы.

– Весли.

Он поднял на нее чистые, непроницаемые глаза.

– Если у тебя есть какие-то проблемы, я бы предпочла, чтобы ты говорил, а не играл в молчанку.

– А о чем говорить? – спросил он тихо. – Разве есть темы, которые не заставляли бы нас вцепляться в горло друг другу?

– Мы люди, а не пара рычащих волкодавов.

– Хорошо. О чем бы ты хотела поговорить?

«Обо всем, – подумала она. – О делах древних народов. О людях Клонмура. О цвете солнца, поднимающегося над утесами. Об ураганах, кометах, черной магии». С чувством тоски она вспомнила темы, которые они обычно обсуждали.

– Можно начать с Алонсо, – произнесла она наконец.

Его плечи напряглись.

– Да, действительно, ведь для меня это самая любимая тема.

– Я рассказала тебе о нем.

– Похвали себя за честность.

Ей было ненавистно это ужасное выражение его лица, боль, которую он не мог скрыть. Против воли она почувствовала к нему щемящую нежность, но, несмотря на это, заявила:

– Ты знал, что я люблю его.

– Легко любить человека, которого не видишь четыре года. Каждый раз, когда вспоминаешь его, воображение добавляет новые грани к его совершенству. Она согласилась.

– Так оно и есть. Ты знаешь, ни один мужчина не был для меня столь привлекателен, как мужчина моих воспоминаний, – она подождала ответа, но он продолжал молчать, тоже выжидая. – Ты знал его, – обвиняющим тоном продолжила она, – и не сказал.

– Я плохо знал его. Многие лондонские католики посещали службу в церкви с иностранными сановниками, избегая таким образом преследования.

– Почему ты не сказал мне, что он женат?

– Я не был уверен, пока мы не прибыли в Лондон. А тогда мне захотелось, чтобы ты собственными глазами убедилась, какой он лжец.

– И ты придумал самый оскорбительный способ для этого!

– Я не заставлял тебя бросаться в его объятия.

– Какой ты тактичный! Скажи, Весли, тебя когда-нибудь мучили угрызения совести из-за того, что ты обманывал меня?

– Да, Кэтлин. И сейчас мучают. Каждую минуту каждого дня, – выражение его лица внезапно изменилось, став жестким и непреклонным. Его руки рванулись к ней и схватили за плечи. – Я рад, что он женат, слышишь? Черт побери, Кэт, ты нужна мне самому.

Его прикосновение и грубое, честное признание вызвали у Кэтлин чувство стыда и сострадания.

– Но ради Бога, Весли, зачем?

– Ты знаешь ответ. Я не хочу повторять его только для того, чтобы ты швырнула мне его обратно. Мы говорили об Алонсо, не правда ли? Соответствует ли он тому образу, который ты создала из него? Скажи, как он объяснил свою женитьбу?

– Ты выхватил меч и вызвал его прежде, чем…

– Прежде чем ты позволила ему сделать из вас обоих неверных супругов? – бросил он грубо. – Ты бы позволила ему овладеть тобой в то время и в том месте? Позволила бы бросить тебя на землю в тени дворца Уайтхолл и…

– Прекрати! – она ударила его в грудь. – Алонсо никогда не был таким грубым, как ты.

– Конечно! Дорогой Алонсо всегда такой благородный.

– Я начинаю думать, что честь понятие относительное, – она отвернулась, призывая себе на помощь гнев, который усмирял ее желание. – Зачем ты разыгрываешь из себя ревнивого мужа, Весли? Ты же сам признал, что мои привязанности никогда не будут твоими.