Текст книги "Волшебный туман"

– Это было до того, как… – Весли прикусил язык, но его сердце закончило: «Это было до того, как я узнал, как много ты значишь для меня. Прежде, чем я узнал, какое это волшебство любить тебя».

Любовь. Какое великолепное, восхитительное мучение. Считается, что любовь делает из человека поэта. Из Джона Весли Хокинса она сделала несчастного неудержимого зверя.

– До чего? – подсказала она.

Потянувшись к ней, он снова обнял ее за плечи. Гнев вытек из него, как грязная вода из осушаемого пруда.

– Кэтлин. Когда ты, ссылаясь на усталость, отвергала мои приглашения во дворце, знаешь, что я подумал?

– Нет. Я никогда не понимала тебя.

– Усталость не характерна для тебя, Кэтлин. Но даже наиболее энергичных женщин мучает усталость, когда они беременны.

– Беременна! – ее рука непроизвольно прикрыла живот.

– Я думал, ты зачала нашего ребенка в первую брачную ночь.

Гнев исчез с ее лица.

– Ах, Весли…

– Ты знаешь, что я тогда почувствовал? – Она отрицательно покачала головой. – Мое сердце обрело крылья, Кэт. Меня распирала гордость, мне хотелось зазвонить во все колокола в Лондоне.

– Ты не должен был делать такого поспешного вывода.

– Поспешного? Кэтлин, мы любим друг друга свободно, не сдерживая себя. Я дал тебе частицу себя, часть моего тела и души. Разве удивительно, что я представил себе, как моя любовь принесла плоды?

Она опустила глаза.

– Тебе нужно было спросить у меня, тогда бы ты не разочаровался.

– Поверь мне, я и раньше справлялся с разочарованием, – сердитым движением он сбросил с себя камзол и рубашку. – Ты видела шрамы. Меня пытали. Хлестали кнутом, растягивали, кромсали. Но твою усталость как рукой сняло, когда ты увидела своего любимого. Боже, Кэт, это причинило мне большую боль, чем любая пытка.

Под пыткой он, по крайней мере, мог уйти от боли в беспамятство. От Кэтлин его сердце не имело защиты.

– Ты знал, что я не хочу тебя, когда принуждал выйти за тебя замуж.

Он приподнял ее за подбородок, заставляя посмотреть на него. Как может в ней уживаться туманная сладость и непреклонная воля?

– Чего я не знаю, так это до чего дойду в своей любви к тебе.

Она взяла его руку и отвела в сторону.

– Ты не можешь любить меня.

– А я люблю, Кэтлин. Люблю до глубины души.

– Тогда останови свою любовь.

– Скорее солнце перестанет светить, – он снова обнял ее, прижимая к груди, пропуская сквозь пальцы шелк ее волос. – Скажи мне, что любишь меня.

– Ты захватил и покорил меня. Чего еще ты хочешь от меня?

– Кэтлин, я хочу, чтобы ты, посмотрев на меня, увидела любящего тебя мужчину, и ничего более. Я хочу, чтобы ты, проснувшись утром и увидев меня рядом, испытала радость, чтобы тебе захотелось ускорить заход солнца и остаться наедине со мной.

Она приложила руки к пылающим щекам.

– Ты просишь невозможного.

– Нет. Ей-богу, у нас может быть такая любовь, что позавидуют даже ангелы, но только в том случае, если ты смиришь свою ирландскую гордыню, – со страстным стоном он привлек ее ближе. – Эти дни и ночи молчания оказались для меня пыткой.

– Потому что ты даже не думал пойти на компромисс, – прошептала она голосом, в котором ему послышалась боль печали. – Ты даже не сказал мне, чем закончился твой разговор с Кромвелем.

Боль еще глубже проникла ему в сердце.

– Благодаря твоим друзьям в Клонмуре, я все еще в долгу у Кромвеля.

Она наклонилась над кроватью, кожа на щеках натянулась. Ее отвращение было таким осязаемым, что ему показалось, что он может протянуть руку и потрогать его. Она спросила:

– Почему ты позволяешь ему принуждать тебя предпринимать что-либо против моих людей?

– Он не успокоится до тех пор, пока Фианна не прекратит свои набеги. – Весли поймал ее взгляд. – И я положу этому конец, Кэтлин.

Ее щеки побелели, затем приобрели багровый цвет. Ему показалось, что она может ударить его, и почувствовал, что хочет этого. А она стала теребить покрывало.

– Вы вероломный мерзавец, – заявила она. – Притворяетесь, что любите меня, и думаете, что я настолько глупа, чтобы поверить вам. Вы предлагаете мне не защищать то, что у меня есть. И вы называете это любовью, мистер Хокинс? – она подняла на него большие умоляющие глаза. – Если вы любите меня, вы повернетесь спиной к Оливеру Кромвелю и отдадите свою преданность Клонмуру.

Он предвидел это и должен был подготовиться к решению этой проблемы. Более всего на свете ему хотелось быть честным с ней. «Кромвель сделал заложницу из моего ребенка», – хотел он сказать. Она и есть тот рычаг, которым он принуждает выполнять приказания.

Весли вынужден был сдержаться. Кэтлин относится с состраданием к незнакомым людям и принимает их в доме. Из-за этого он не может сказать о Лауре. Да если бы она и узнала, это ничего не изменило бы, только добавило бы волнений, поставив перед выбором, который может разорвать ее сердце надвое. Он не хотел заставить ее выбирать между сохранностью ребенка и безопасностью людей Клонмура. Кроме того, откровенность сейчас была бьх слишком рискованной. Один промах, и Лаура поплатится за это.

Да и сохранит ли Кэтлин тайну? Или выдаст ее? Хотя кому она может рассказать? Логану Рафферти.

Она смеется над неприязнью Весли к ирландскому лорду. Рафферти властен, упрям и самонадеян, но она никогда не поверит, что он способен связаться с круглоголовыми для достижения собственных целей. Она не видит темных сторон Рафферти.

– Кэтлин, я прошу тебя. Помоги мне сохранить мир с Хаммерсмитом.

Она откинулась назад и подтянула к груди колени, прикрываясь ими от него как щитом.

– Я думаю, лучше бы мы продолжали молчать, мистер Хокинс, – она лежала тихо, не шевелясь, пока сумерки не перешли в глубокую ночь, и незаметно уснула.

Глядя на нее, Весли размышлял о том, что некоторые кандидаты на поступление в религиозный орден видели свое призвание четко, как отражение в спокойной глади воды. Его же призвание, если оно вообще существовало, возникло, выросло из чувства долга, крушения надежд и желания взбунтоваться.

Настоятель в Дуэ разглядел это и отправил Весли обратно в Англию помогать находящимся в подполье католикам. Преодолевая опасности служения запрещенной религии, Весли надеялся найти свое призвание, которое, как маяк в ночи, указывало бы ему путь.

Вместо этого его цель потускнела, преданность была поделена между Карлом Стюартом и святой церковью и, в конце концов, безвозвратно отдана Лауре.

Он горько улыбнулся женщине, спящей на кровати. Наконец-то Джон Весли Хокинс познал горькую радость обретения призвания.

В то время, как фрегат прокладывал свой путь по волнам холодного моря, он обдумывал, что ему делать дальше. Он должен доказать, что достоин ее. Слов для этого недостаточно, потому что она человек дела. Только делом он может завоевать ее любовь. Посмотрев на нежное, милое ее лицо, он подавил вздох. Она будет оказывать ему сопротивление на каждом шагу, будет обзывать его, гневно кричать, а когда будет думать, что он не видит, любоваться им. А он будет рад каждой минуте этой борьбы.

Глава 14

Они прибыли в Клонмур ночью. Команда искусно подвела корабль поближе к скалистой береговой линии. Кэтлин стояла посреди палубы. Как мать внимательно следит за ребенком, так она всматривалась в темноту в предчувствии беды. Ее сердце ликовало при виде знакомых очертаний замка, могущественно возвышающегося на фоне ночного неба.

Маккензи пожал руку Весли.

– Сохраните корабельную шлюпку. Мы не будем ждать ее возвращения.

Кэтлин косо взглянула на него, понимая, о чем он не договаривает. Он боялся ирландцев Клон-мура и не собирался задерживаться здесь дольше, чем необходимо. Лодка опустилась на воду с громким всплеском. Весли опустил весла и принялся грести. Кэтлин смотрела туда, где вырисовывалась громадная тень ее дома. Как они примут ее? Когда она покидала это место, она была главой клана Макбрайдов. Сейчас она возвращается как жена англичанина.

– Замерзла? – спросил Весли.

До нее дошло, что она дрожит.

– Нет.

– А я разогрелся, – он снял рубашку, размял пальцы и снова принялся грести, вытягивая мускулистые руки, затем рывком отводя их назад, резким толчком посылая лодку вперед. На его лице было выражение решительной сосредоточенности, как будто он наслаждался физическим напряжением.

Кэтлин заставила себя не обращать на него внимания, сконцентрировавшись на мыслях о Клонмуре. Однако против желания ее внимание было приковано к Весли. Пот ручейками катился по его телу, прокладывая себе путь по груди и дальше, под широкий ремень.

Смущенная, Кэтлин перевела взгляд на его лицо и увидела там всепонимающую улыбку.

«Да, я хочу тебя», – сказал без слов его взгляд.

Кэтлин уткнула лицо в рукава и не подняла на него глаз до тех пор, пока лодка не причалила к берегу где-то ниже Клонмура.

– Мы дома, Кэт, – сказал Весли. – Давай руку. Его ладонь была жаркой, влажной и липкой.

Она взглянула на его руку. – Благословенная святая Бригитта, у тебя идет кровь.

– Черт возьми! – наклонившись, он окунул руки в воду и вздрогнул, когда соленая вода попала в лопнувшие кровавые мозоли.

Она никогда не привыкнет к нему, то он ведет себя как завоеватель, то стирает свои руки до крови, стараясь доставить ее домой. Догадываясь о его побуждениях, она съязвила: – Ты так торопился упрочить свой новый статус, статус моего мужа?

Он выпрямился, вытирая руки о широкие бриджи.

– Я торопился доставить тебя сюда. Как раз на то место, где волшебство соединило нас. На горизонте занимался рассвет, окутав золотым светом заброшенный сад Собан Макбрайд. Кэтлин медленно приблизилась к спокойным лужицам, оставшимся после прилива, к обрушившимся камням, изобилию потрепанных ветром кустов ежевики. На нее накатила волна воспоминаний.

«Сорви розу в момент захода солнца и пожелай его». Она искала настоящую любовь и нашла Хо-кинса, врага ее народа и угрозу для ее сердца. Как мог он быть ее настоящей любовью? С того необыкновенного вечера он не принес ей ничего, кроме горя. И, тем не менее, она никогда еще не чувствовала себя такой полной жизни, такой… нежно любимой.

Кэтлин повернулась и увидела, что он смотрит на нее глазами, похожими на таинственные омуты, в глубине которых затаились водовороты страсти.

– Ты все еще чувствуешь это, Кэтлин? – он шагнул поближе, не обращая внимания на воду, которая выливалась из голенищ его сапог.

Она открыла рот, чтобы возразить, но не смогла издать ни звука. Очарование поднялось в ней подобно восходящему солнцу, осветившему горизонт. Он был уже не Хокинс, а воин весны, пришедший за своей возлюбленной. Его протянутые руки обещали окунуть ее в мир чувственности. Его глубокие затуманенные глаза излучали необыкновенное наслаждение, которое невозможно представить.

«Не притрагивайся ко мне, Кэтлин». Она вспомнила слова, произнесенные им несколько недель назад. «Не дотрагивайся до меня, пока ты действительно не захочешь сделать этого».

Кэтлин не могла бы сказать, кто сделал первый шаг, стремящийся к ней мужчина или она, движимая древней верой в волшебство. Вода холодила ее лодыжки, а его объятия окунули в горячее пламя, согревая от холода.

«Я хочу этого сейчас, Весли. Боже, помоги мне, я хочу этого».

– Кэтлин, – произнес он между поцелуями, прикасаясь нежными губами к ее рту. – Мне так хотелось прижать тебя к себе.

Стон желания возник откуда-то из глубины его естества. Она поднялась на цыпочки и положила руки ему на грудь. Его сердце бешено колотилось, и она поняла, что он не такой спокойный и выдержанный, каким казался. Ее руки погладили его массивные плечи, и она почувствовала, как они напряжены. Он был на грани взрыва, как свернутая пружина, готовая раскрутиться в любую минуту.

Но как бы она ни старалась, ей не удалось прочитать в нем злых намерений. Мысль, что он держит ее в объятиях, и это делает его напряженным, доставила ей опьяняющее чувство власти и наслаждения.

Подняв лицо, она увидела его на фоне бледного неба. Он осыпал ее поцелуями. Чувства затопили ее и устремились с невыносимым жаром по венам вниз, в самую чувствительную часть ее тела. Прижавшись ближе, она ощутила его твердость, и что-то глубоко внутри нее откликнулось мягкой нежностью.

Ах, как она хотела его! У нее не было сил сопротивляться. Он лишал ее сил медленно, каждым своим прикосновением, словно срывая одну за другой ягоды с протянутой ветки. Уже не управляя собой, она прижалась губами к шее Весли, ощущая солено-сладкий вкус его кожи. Его руки скользнули по ней, задержавшись на груди. Она затаила дыхание, затем медленно выдохнула, будто расставаясь с теплыми, нежными чувствами, переполнившими ее.

– Кэт, – прошептал он, и его голос смешался с шелестом волн. – Лондон и все остальное позади, и только Бог знает, что нас ждет.

Истина сказанного овладела ее сердцем. Есть только это мгновение, находящееся на стыке двух миров. И в его глазах мерцало обещание, что если она откроется ему сейчас, он покажет ей, где зажигаются звезды.

Медленно вздохнув, она запустила пальцы в густую гриву его волос и притянула к себе его голову. Их губы сошлись и прильнули друг к другу. Вкус древнего, как мир, удовольствия одурманил ее. Они упали на песок и были сейчас не англичанином и ирландкой, и даже не мужем и женой, а двумя ищущими душами, отчаянно стремящимися хоть на мгновение скрыться от боли в забвении исступленного восторга. Он взял ее быстро, бурно, и она вскрикнула и вернула ему его ласки с ликующей раскованностью. И вот неистовая страсть замерла, оставив их выдохнувшимися, трепещущими и немного изумленными.

Что-то изменилось между ними, но Кэтлин так устала, что не стала задумываться над этим. Дрожа от холода, она встала и стряхнула с одежды песок. Свирепый лай собаки донесся до них с утесов. С подавленным вздохом она отступила назад. Весли оказался уже не ирландской легендой, а английским завоевателем, ставленником Кромвеля. Бросив взгляд через плечо, она увидела волкодава Финна, скачущего к ним. Толстая серая шерсть стояла дыбом на его спине, когда он стремительно несся к взморью. Лай вскоре превратился в радостный приветственный визг. Быстро движущийся хвост описывал большие круги в воздухе. Обогнув лужу, он прыгнул на Весли, положив свои огромные лапы ему на грудь.

– Ну все, все, ты, зверюга, – сплюнув, Весли оттолкнул собаку.

Кэтлин с трудом осознала, как влажный язык лижет ее руку, потому что высоко на скалах она увидела дюжину вооруженных мужчин, уверенно стоявших на своей Клонмурской земле. Последний отзвук удовольствия растаял в ее теле, когда она поднялась, чтобы встретиться лицом к лицу с ними.

Рори Бреслин размахивал копьем взад и вперед с едва сдерживаемой силой. – Твое приключение закончилось, Кэтлин, – он метнул на Весли свирепый взгляд. – Можно мне теперь убить его?

Она колебалась, прислушиваясь к порывам ветра и ударам волн о скалы далеко внизу. Мужчины ждали: Рори со своим копьем, Лайам с железным молотом, Курран с рогаткой, остальные были тоже вооружены и так же мстительно сердиты, как Рори.

А перед всеми ними стоял Джон Весли Хокинс, у которого не было никакого оружия, кроме готовности защищаться, написанного на его лице.

– Ну? – грозно спросил Рори.

«Да, – согласился воин внутри Кэтлин. – Убери его из моей жизни, и пусть все идет, как прежде».»Нет, – возразила проснувшаяся в ней женщина, чьи бедра все еще горели от его вторжения. – Не может все идти, как прежде, потому что он изменил меня».

– Уберите оружие, – утомленно велела она.

Мужчины переглянулись, но не опустили боевого вооружения. Кэтлин выпрямилась. Что бы ни случилось, она все еще глава клана Макбрайдов.

– Уберите оружие, – повторила она. – И побыстрее.

Рори перестал размахивать копьем. Курран выбросил камень из рогатки. Конн убрал арбалет, а кузнец опустил молот. Один за другим остальные сделали то же самое.

– Он обманывал нас сотни тысяч раз, – заявил Рори.

– Да, обманывал, – подтвердила Кэтлин.

– Он чуть не утопил меня в холодном море, – напомнил Конн.

– И это правда, – признала Кэтлин.

– Он обманом похитил тебя.

– Да, похитил.

Рори взревел от негодования. – Тогда, ради всего святого, почему ты не разрешаешь нам отомстить за тебя?

Она посмотрела на Весли. Он стоял молча, слушая обмен репликами сдержанно, но почтительно, оставив за ней, как он часто делал, право принимать решение: и не потому что был слабым, а потому что уважал ее.

Она глубоко вздохнула. Море по-прежнему накатывалось на берег, с которого доносилось шуршание песка, смываемого в море. Сухая трава шумела на ветру.

И тогда Кэтлин сказала: – Потому что он мой муж.

Вечером Весли сидел за круглым столом и осматривал присутствующих в зале. Комната была наполнена полуголодными людьми, которые прибыли в замок за время их отсутствия. Бригитта рассказывала группе детей, как она помогала переправить на летние выпасы на маленький остров двадцать клонмурских пони. Группа мужчин устроилась вокруг центрального очага и вслух обсуждала, как восстановить рыболовецкий флот, уничтоженный англичанами. То количество мидий, которое они собрали возле скал, не прокормит людей в течение зимы.

За столом разговор шел исключительно на ирландском. Весли чувствовал себя оскорбленным. Кэтлин быстро рассказала о своих поездках на Инишбофин, в Голуэй и Лондон, о том, как вышла замуж за англичанина на борту корабля, о встрече с Кромвелем во дворце Уайтхолла.

– То, что вы сделали, ужасно, – сказал Том Генди, обращаясь к Весли и переходя на английский.

– Да. – Весли не нашел возражения на это утверждение.

Том просиял. – А все же вы нашли схваченных священников и освободили нашего собственного отца Тулли.

Весли уставился на огонь. – Придет день, когда мы освободим их всех.

– Мы, мистер Хокинс?

Он выдержал взгляд Тома Генди.

– Мне поручено остановить Фианну от набегов. Но Кромвель не приказывал мне держаться подальше от Инишбофина.

– И где же наш добрый пастор сейчас? – спросил Рори.

Весли отхлебнул из кружки с самогоном. – Я надеялся найти его здесь. Но, возможно, он послушался моего совета и держится подальше отсюда.

– Тебе бы хотелось держать пастыря подальше от стада? – кулак Конна с грохотом опустился на стол.

– Его уже предали однажды, – сказал Весли, – и это может случиться снова. – Он сделал второй глоток, пока ужасный смысл его заявления доходил до жестоких сердец членов его ирландской семьи.

Рори поднялся из-за стола. – Не собираюсь больше слушать это. – Один за другим мужчины последовали за ним к центральному очагу. Кэтлин встала и сердито посмотрела на Весли.

– Это что, твоя цель – терзать моих людей подозрениями? – Не дожидаясь ответа, она пошла к Мэгин, которая сидела среди женщин, бледная и безучастная. Прислонив головы друг к другу, сестры тихо о чем-то заговорили. Рыжевато-каштановые волосы Кэтлин резко контрастировали со светлой шелковистой косой Мэгин.

Остался только Том Генди. Его короткий и толстый палец прокладывал дорожки из разлитого эля по поверхности стола.

– Итак, – спросил он наконец, – это уже случилось? Вы уже влюбились в нее?

Весли уже знал о сверхъестественной способности Генди заглядывать в сердца и умы людей.

– Думаю, я полюбил ее с того момента, как увидел. До этого я тоже любил ее. Даже до того, как узнал, что она существует за пределами моих мечтаний.

– Говорите как настоящий кавалер.

– Нет, Том. Говорю от всего сердца. Любовь к Кэтлин это единственная определенность в моей жизни на данный момент. – Он посмотрел на широкое мудрое лицо, сияющие глаза и улыбающийся рот. – А ты всегда знал, что я влюблюсь в нее?

– Конечно, знал.

– Но каким образом?

– А каким образом солнце знает, что нужно светить? Каким образом роса знает, что надо выпасть в полях на рассвете?

Уклончивая болтовня подействовала на настроение Весли.

– Потому что это создал Бог! Черт тебя возьми, Том, с этими твоими загадками…

Том кивнул на женский уголок и прервал его.

– Посмотри, что творится с нашей красавицей.

Черты лица Кэтлин, на котором читались усталость и беспокойство, были позолочены отблесками огня. Ее руки мягко гладили вздрагивающие плечи Мэгин.

Весли вздохнул. – Если я хочу завоевать сердце Кэтлин, я должен также завоевать доверие и уважение всех обитателей этого замка.

– Вопрос в том, какая битва труднее?

– Вопроса нет вообще, – сказал Весли. – Ответ один – Кэтлин.

Он побарабанил пальцами по столу. Положение Клонмура из плохого стало еще более плохим. Естественная привлекательность Мэгин потускнела от постоянных переживаний. Появилось еще больше беженцев с тщетными надеждами и испуганными глазами. И, по сообщению Куррана Хили, Хаммерсмит действительно поставил гарнизон в форте Лох-Каррибского озера, изолировав Клонмур от традиционных дорог восточного направления.

– Буду решать одну проблему за один раз, – заявил Весли. – На сколько хватит припасов?

Том вытащил иголку и палку, на которой он делал метки.

– Так, с этими дополнительными ртами и таким плохим урожаем, я бы сказал на неделю, днем больше, днем меньше. Можно было бы протянуть и больше, если бы не этот лудильщик. Четырнадцать детей, и еще один на подходе.

В это время Мэгин издала горькое рыдание и уткнула лицо в руки.

– Нам что-то нужно сделать и с ней, – уныло отметил Том, – прежде, чем она зальет весь зал слезами. Ей-богу, она портит настроение на ночь глядя.

– У меня появилась идея, как решить проблемы и беженцев, и Мэгин, – сообщил Весли, наклоняясь и понижая голос. – Слушай.

– Что ты сказал? – брови Кэтлин нахмурились. Она удалилась в свою комнату, и Весли пошел вслед за ней.

– Я сказал, что буду спать здесь с тобой.

– Нет, не будешь.

– Кэтлин, я твой муж. Ты объявила об этом всем обитателям замка. Я веду себя так, как и положено мужу.

– До тех пор, пока отец Тулли не поможет нам покончить с этим фарсом.

– А как насчет сегодняшнего утра, Кэтлин, там, на взморье? – его голос прозвучал резко. – Это тоже был фарс?

Воспоминания окрасили ее щеки. Смущенная, она подошла к туалетному столику и села на стул.

– Это было… этого не должно было быть.

Она услышала, как он сердито вздохнул.

– Черт возьми, Кэтлин, ну почему ты не можешь просто принять это?

– Тебе действительно нужен ответ?

– Нет, – пробормотал он, – нет, черт возьми. Зеркало ее матери стояло перед ней. Щетка, сделанная из щетины кабана, и несколько деревянных гребней лежали под рукой. Взглянув в зеркало, она увидела напряженное лицо Весли.

– Что-нибудь случилось? – спросила она с притворной озабоченностью.

– О, нет, – он сухо засмеялся. – Я просто задумался. Если бы пожелания доброй ночи, сделанные твоими мужчинами, были отравленными стрелами, я бы уже давно бился на полу в предсмертных судорогах. Это сделало бы тебя счастливой.

– Я бы могла приказать казнить тебя сколько угодно раз. А это означало бы, что одним ртом будет меньше. Не понимаю, почему я не сделала этого.

Он подошел к ней сзади. Их глаза встретились в зеркале: ее – настороженные и смущенные, его – сердитые и полные боли.

– Это потому, что…

– Я сказала, что не знаю почему, поэтому не пытайся облечь все это в слова. Я устала, Весли, и хотела бы лечь спать.

Он взял один из гребней. – Здесь что-то не так.

– Это одно из самых честных признаний, которые я слышала от тебя.

– Я говорю о твоем туалетном столике.

– А что такое, черт тебя побери, случилось с моим столиком?

– Здесь не хватает помады для волос, румян, мушек, духов и всего остального.

– Для человека, который собирался стать священником, ты знаешь слишком много о содержимом туалетного стола женщины.

– Я много знаю о тщеславии людей. Кажется, у тебя его очень мало. Я удивляюсь почему, Кэтлин?

– Мне некогда заниматься пустяками. – Она заложила за ухо выбившийся локон. – У меня едва хватает времени, чтобы заплести косу, не говоря уже о том, чтобы красить лицо.

– А тебя не беспокоит, что у тебя нет свободного времени чтобы принарядиться?

Она вспомнила, как среагировал Алонсо, когда на ней было английское платье, волосы уложены, а щеки нарумянены. Этот сногшибательный эффект дал ей ощущение власти, но не той власти, которой она обладала, как глава Макбрайдов.

Однако Хокинсу она нравилась независимо от того, была ли одета как английская леди или как ирландский воин.

Кэтлин попыталась прогнать эту мысль, потому что она возвышала его достоинства.

– Предметы моей гордости находятся не на туалетном столике. Мне не надо ничего для того, чтобы удовлетворить собственное тщеславие. Для этого мне достаточно меча и шлема.

– Я понимаю, Кэт. Понимаю. – Он развязал кожаную ленточку на конце ее косы.

– Что ты делаешь? – Она попыталась отодвинуться, но он крепко держал ее свободной рукой.

– Разреши мне, – мягко сказал он, расплетая косу. Их глаза снова встретились в зеркале, искаженные колеблющимся светом. Он взял щетку и провел ею по волосам.

– Нет необходимости, – начала она, но прикосновение щетины к голове расслабило ее, даже когда щетка с трудом проходила через спутанные волосы. Со сноровкой рыбака, чинящего свою лучшую сеть, он разбирал спутанный клубок и расчесывал прядь, пока она не приобретала шелковистую гладкость. Весли сопровождал каждое движение щетки поглаживанием.

– У тебя красивые волосы. Обычно тебе мать причесывала их?

Вопрос вызвал у нее туманные воспоминания о том времени, когда отход ко сну сопровождался сказками и пожеланиями спокойной ночи, детскими молитвами, произносимыми взволнованными голосами, яркими лентами вокруг искусно заплетенных волос. Как все тогда было просто, как хорошо.

– Да, – произнесла наконец Кэтлин, огорченная потерей этого вечернего ритуала. Сейчас отход ко сну означал упасть изможденно на кровать, ожидая беспокойного, тревожного сна.

– Наклони голову, – сказал он и зачесал волосы вперед, оголив шею. Она почувствовала, как его пальцы распутывают другой узел, как щетка скользит по голове. Он мягко прикасался к шее, посылая опьяняющие сигналы вниз по позвоночнику. Потом на этом месте оказались его губы, целующие тайные впадинки, обычно скрытые волосами. Его дыхание теплым потоком обвевало кожу, заставив вздрогнуть.

– Весли. Думаю, тебе следует прекратить это сейчас же. – Она откинула волосы назад и рассердилась на себя за то, что у нее покраснели щеки.

– Посмотри на себя, Кэт, и скажи, причинил ли я тебе какой-нибудь вред, – он повернул ее подбородок так, чтобы она полностью увидела свое отражение в зеркале. Его терпеливое причесывание придало ее волосам шелковистую мягкость и блеск, похожий на отраженные от воды лучи солнца. Волнистые завитки казались теперь более пышными и более женственными. Эта мысль вернула ее к прежним заботам.

– Полагаю, что должна поблагодарить тебя, – она небрежно собрала волосы на затылке, затянув их полоской кожи.

В глазах Весли мелькнула досада, но он все же улыбался, продолжая гладить ее плечи до тех пор, пока ее напряжение не спало.

– Очень хорошо, – сказал он. – Потворствовать твоему тщеславию не означает завоевать твое сердце. Я должен был знать это.

– Да, должен был.

Он пододвинул стул и повернул ее лицо к себе.

– Мэгин еще больше расстроилась, узнав, что ты уехала и нашла себе мужа.

Кэтлин печально улыбнулась.

– Мэгин в отчаянии от отсутствия мужа, в то время как я в отчаянии от того, что он у меня есть, – она прищурилась. – Думаю, ты считаешь себя знатоком женщин.

– Был бы я знатоком, не сидели бы мы на этих стульях, а лежали бы в той кровати и доставляли друг другу потрясающее удовольствие.

Она попыталась отбросить его предложение как похотливое, но уже испытала его любовь и поняла, что это было нечто совсем другое.

– Почему ты думаешь, что мы можем помочь Мэгин?

– Я могу узнать разбитое сердце, когда вижу его.

– Даже одноглазый барсук увидел бы, что ее сердце разбито. Я не стану хлопать тебе за это в ладоши.

– А станешь ли ты хлопать, если я найду способ разрешить ситуацию?

Уверенность в его голосе задела ее.

– Это не твоя забота, Весли.

– Моя, – он взял ее за руку и крепко сжал. – Я нужен тебе, Кэтлин, и докажу это.

– Приложи хоть все свои старания. Мэгин слишком горда, чтобы платить за возможность стать чьей-то женой. Даже женой великого лорда. – Кэтлин отняла у него руки и вытерла ладони о грубую домашнюю юбку. – Я не должна была делать тайны из ее приданого. Она пришла в ярость, когда узнала.

– Это случилось, когда она вернулась домой? Когда она выяснила величину приданого?

– Нет. Это произошло, когда она отказала Логану в интимных отношениях.

Грустная улыбка тронула уголки его рта.

– Вы, женщины, достойные представители гордого рода Макбрайдов.

– У нас свои мерила. – Она постаралась удержать улыбку, но смех вырвался из нее, мелодичный и журчащий, как горный поток. Ей показалось совершенно естественным потянуться к нему и обнять.

– Она же хочет вернуться назад, так ведь? – выдохнул он свой вопрос в облако ее волос.

– Да, но она так упряма. По ее мнению он должен хотеть ее и только ее, и даже не думать о скоте и каких-то там хижинах.

Весли откинулся назад, задержав руки на ее коленях.

– Думаю, что я нашел способ удовлетворить гордость Логана, найти пристанище для нескольких беженцев и вернуть Мэгин туда, где она должна быть.

Кэтлин удивленно подняла брови.

– Я обдумывала эту проблему неделями и…

– Выслушай. Я хочу помочь тебе.

– Почему?

– Потому что Мэгин – твоя сестра. Потому что ее печаль разрывает твое сердце, а я не хочу, чтобы ты печалилась, Кэт.

Она горько засмеялась. – Кажется, я печалюсь с того дня, когда увидела тебя.

– Не дня, а вечера, – поправил он. – И ты вовсе не кажешься печальной. Но мы отвлеклись от моего плана относительно Мэгин.

Кэтлин понимала, что не успокоится ни на минуту, пока не выслушает его.

– Ладно, Весли. Рассказывай.

– Я отправлюсь к Логану Рафферти присягнуть ему на верность.

От удивления она перестала дышать.

– Что?

– Когда в округе появляется новый человек, он должен вверить себя правящему лорду.

– Да, но…

– Значит, будет правильно, если я сделаю это, сопровождаемый тобой и Мэгин. Рори и Том могут пойти тоже. И, конечно, этот лудильщик со своей семьей, члены которой едят как лошади.

Кэтлин представила Весли, входящего в поместье Логана, двух стоящих лицом к лицу мужчин. «Никогда, – подумала она, – двое мужчин не были более явными врагами, чем дерзкий Весли Хокинс и гордый Логан Рафферти».

– Он может сразить тебя, прежде чем ты вымолвишь хоть слово, – предостерегла она.

– Я рискну.

– Но какое отношение имеет присяга на верность к воссоединению Мэгин и Логана?

Он усмехнулся и рассказал ей.

– Ты сумасшедший, – заявила она, когда он закончил, но обнаружила, что улыбается, признавая оригинальность его задумки. – Но сумасшествие и решительность часто похожи друг на друга, не правда ли?

День выдался солнечный и прохладный, по небу плыли бледно-голубые облака. Весли и Кэтлин, сопровождаемые Томом, Рори и Мэгин, ехали верхом на лошадях вдоль побережья. Семья лудильщика двигалась позади них на расстоянии, потому что Весли не хотел, чтобы они прибыли раньше времени.