Текст книги "Детям о космосе и Юрии Гагарине – первом космонавте Земли. Беседы, досуги, рассказы"

В школу

К тому времени война пришла на Смоленщину. Уже собирались эвакуировать колхозное стадо. «Эвакуировать» – было новое и трудное слово, которое никому не удавалось произнести, «вкуиро-вать» – говорили со вздохом. И все-таки первый школьный день клушинцы обставляли торжественно. Какое бы ни свирепствовало лихо, этот день должен остаться в памяти новобранцев учебы добром и светом. Школу украсили зелеными ветками и написанными мелом лозунгами, ребят докрасна намыли в баньках, одели во все новое.

Анна Тимофеевна с особой теплотой вспоминает, как снаряжала сына в школу. Она напекла ему толстых ржаных блинов и, завернув в газету, уложила вместе с тетрадками и учебниками в самодельный, обтянутый козелком ранец. Дом Гагариных находился далеко от школы, в другом конце длиннющей, с заворотом, деревенской улицы, и Юре даже на большой перемене не поспеть к домашнему обеду. Намытый, наутюженный, с расчесанной волосок к волоску головой, он то и дело спрашивал мать:

– Ты все положила?

– Все, все, сынок. Надевай-ка свою амуницию.

От волнения он никак не мог попасть в лямки ранца. Анна Тимофеевна взяла сынову руку, такую тоненькую, хрупкую, что у нее сердце испуганно захолонуло от любви и жалости, и просунула в ременную петлю.

Юра нахлобучил фуражку и решительно шагнул за дверь.

– Не балуйся, сынок, слушайся учителей.

Анна Тимофеевна вышла на улицу. Школу отсюда не видать, скрыта за церковью и погостом. На стенах церкви, кладбищенской ограде и крыльце соседствующего с храмом сельсовета наклеены плакаты войны. Анна Тимофеевна помнила их наизусть: «Смерть немецким оккупантам!», «Родина-мать зовет!», «Будь героем!», «Ни шагу назад!». По другую руку, за околицей, с десяток деревенских жителей призывного возраста под командой ветерана-инвалида занимались шагистикой и разучиванием ружейных приемов. Боевого оружия в наличии не имелось, кроме учебной винтовки с просверленным во избежание выстрела патронником, и ратники обходились гладко обструганными палками.

Прихрамывая, подошел Алексей Иванович. Его костистое лицо притемнилось.

– Не берут, чтоб им пусто! – проговорил в сердцах. – Как сруб сгонять, так Гагарин, а как Отечество защищать – пошел вон!

– Будет тебе, Алеша, – печально сказала Анна Тимофеевна, – не минует тебя эта война.

– И то правда! – вздохнул Гагарин. – Люди сказывают, он к самой Вязьме вышел.

– Неужто на него управы нету?

– Будет управа в свой час.

– Когда же он настанет, этот час?

– Когда народ терпеть утомится…

Незадолго перед окончанием занятий Анна Тимофеевна, гонимая тем же чувством тревоги и печали, пошла к школе. Думала встретить сына по пути, но первый учебный день что-то затянулся. Она оказалась у широких, низких школьных окон, когда конопатая девочка из соседней деревни, заикаясь и проглатывая слова, читала стихотворение про Бармалея.

Потом настал черед толстого, молочного мальчика, похожего на мужичка с ноготок. Он вышел к столу учительницы, аккуратно одернул свой серый пиджачок, откашлялся и сказал, что любимого стихотворения у него нету.

– Ну так прочти какое хочешь, – улыбнулась учительница Ксения Герасимовна, – пусть и нелюбимое.

Толстый мальчик снова одернул пиджачок, прочистил горло и сказал, что нелюбимого стихотворения тоже прочесть не может: на кой ему было запоминать нелюбимые стихи?

Он вернулся на свое место, ничуть не смущенный хихиканьем класса, и тут же принялся что-то жевать, осторожно добывая пищу из парты. Ксения Герасимовна вызвала Гагарина. Она еще не договорила фамилии, а Юра выметнулся из-за парты и стремглав – к учительскому столу.

– Мое любимое стихотворение! – объявил он звонко.

Анна Тимофеевна понимала радость и нетерпение сына. Юра любил стихи про летчиков, самолеты, небо и раз даже выступал в Гжатске на районном смотре самодеятельности и заслужил там книжку Маршака и почетную грамоту. Но он не стал читать стихотворение, принесшее ему гжатский триумф, и Анне Тимофеевне понравилось, что он не прельстился готовым успехом:

 
Мой милый товарищ, мой летчик,
Хочу я с тобой поглядеть,
Как месяц по небу кочует,
Как по лесу бродит медведь.
Давно мне наскучило дома…
Давно мне наскучило дома…
Давно мне наскучило дома…
 

– Что ты как испорченная пластинка? – прервала учительница. – Давай дальше.

– Давно мне наскучило дома… – сказал Юра каким-то затухающим голосом.

Класс громко рассмеялся. Юра поглядел возмущенно на товарищей, сердито – на учительницу, и тут пронзительно прозвенел звонок – вестник освобождения.

– Ну, хоть тебе и наскучило дома, а придется идти домой, – улыбнулась Ксения Герасимовна. – Наш первый школьный день окончен.

Ребята захлопали крышками парт.

– Не разбегаться! – остановила их учительница. – Постройтесь в линейку!.. По росту.

Начинается катавасия. Особенно взволнован Юра. Он мерится с товарищами, проводя ребром ладони от чужого темени к своему виску, лбу, уху, и неизменно оказывается выше ростом. Вот чудеса – этот малыш самый высокий в классе! Со скромной гордостью Юра занимает место правофлангового, но отсюда его бесцеремонно теснят другие, рослые ученики, и он оказывается почти в хвосте.

Но и тут не кончились его страдания. Лишь две девочки добродушно согласились считать себя ниже Юры, но, оглянув замыкающих линейку, учительница решительно переставила Юру в самый хвост.

Он стоял, закусив губы, весь напрягшись, чтоб не разрыдаться. А во главе линейки невозмутимо высился толстяк, не знавший ни одного стихотворения.

Едва учительница произнесла: «По домам!» – как Юра опрометью кинулся из класса и угодил в добрые руки матери. Она все видела, все поняла.

– Не горюй, сыночек, ты еще выше всех вымахаешь!..

И как в воду глядела Анна Тимофеевна: выше всех современников вымахал ее сын незабываемым апрельским днем 1961 года.

(По Ю.М. Нагибину.)

Звездолетчики

Хочу летать!

Когда у Юрия впервые зародилась мысль стать летчиком, трудно сказать. Мальчишкой он с увлечением мастерил на отцовском верстаке модели самолетов и запускал, правда не всегда удачно. А как-то в школе они сделали модель с бензиновым моторчиком. Вот тот уж полетел так полетел! Потом они с трудом его отыскали.

Но все это было еще только забавой. Решение стать летчиком пришло позже. А пока Юра пошел на завод учиться на литейщика.

В литейном ему понравилось. Огромная печь пышет жаром, расплавленный металл течет по желобу, брызжет искрами – того гляди, сожжет. А люди не боятся. Они что хотят, то из него и делают.

Вы знаете: если песочницу набить полную песка и, перевернув ее, осторожно снять, то на земле останется «куличик» со всеми зубчиками и рисунками, какие были на песочнице. Вот так и у литейщиков. В железном ящике без дна (опоке) Юра делал из земли форму, в нее наливали расплавленный металл, и, когда он застывал, получалась какая-нибудь часть машины – шестеренка, вал.

Но как ни хорошо в литейном, а Юре хотелось учиться дальше, и он поступил в техникум. Юрий много читал. Однажды ему попалась книга великого русского ученого К.Э. Циолковского о ракетах, на которых можно будет долететь до Луны, Марса, Венеры. Это было так интересно, что Юра тут же взял в библиотеке все, что там было о полетах в космос. Ему представились космические корабли, мчащиеся далеко-далеко от Земли.

Вот Луна. Оказывается, она не такая маленькая, как казалось ему раньше. Вблизи она огромная, с ее горами, высохшими морями… А может, воды на Луне никогда и не было? И воздуха там нет. А как на Марсе?

Полететь бы на Марс и узнать, что за полосы видят на нем ученые в телескоп? Каналы? А кто их прокопал? Марсиане?

Прочитанные книги не давали Юрию покоя. Ракеты, о которых в этих книгах было написано, еще не были построены. Но в небе каждый день кружили самолеты, и Юрию неудержимо захотелось самому летать. Он поступил сначала в аэроклуб, а затем в летное училище.

В небе

Научиться летать не просто. Сначала будущие летчики изучают самолет на земле, потом вместе с инструктором поднимаются в воздух, и тот долгое время учит их управлять самолетом. Только после этого им доверяют летать самостоятельно.

Юрию особенно запомнились эти первые полеты. Он один в воздухе. Потянул ручку управления на себя – и самолет, задрав нос, лезет вверх. Толкнул ручку от себя – самолет стал опускаться. Положил ручку влево – и самолет послушно повернул налево. Ровно стрекочет мотор, словно песню поет. Внизу, куда ни глянешь, – поля, леса, деревни. Тонкими бечевками петляют речушки, и широкой лентой протянулась Волга. Видно далеко-далеко, дух захватывает! А под крылом самолета – луг, стадо коров, босоногий подпасок, задрав вихрастую голову, неотрывно следит за самолетом.

Когда-то и он, Юра, помогал пастуху стеречь колхозное стадо. Тогда и он вот так же, забыв про все, провожал глазами летящий самолет. Теперь он уже почти летчик. А кем станет этот мальчуган?

Научившись хорошо управлять учебным самолетом, Юрий перешел на более быстрый – реактивный. Когда пролетает такой самолет, не скоро его и заметишь. Он неслышно, словно птица, промчится над тобой и уже скроется за ближайшим лесом, только после этого донесется грохот реактивного двигателя. Это значит – лететь быстрее звука.

Юрий окончил летное училище, и его послали на Север охранять воздушные границы нашей страны.

Уже были запущены первые спутники Земли. Сначала с научными приборами, а потом и с собакой Лайкой. Потом высоко в космос взлетели на ракетах собаки Малышка, Альбина, Белянка, Отважная… Летали на ракетах кролики Марфуша и Звездочка, мыши и даже мухи.

Юрий тогда не знал еще, что совсем скоро сможет полететь и человек. И огорчался, думая, что это случится, когда он уже будет старым.

Но однажды его вызвал командир и спросил:

– Хочешь лететь на ракете в космос?

– Конечно, – ответил Юрий.

Но лететь в ракете хотел не только Гагарин, но и многие другие.

Врачи внимательно и придирчиво осмотрели их всех и отобрали лишь немногих – самых здоровых и выносливых. Среди них был и Юрий Гагарин.

Необыкновенная школа

В отряд будущих космонавтов Юрий Гагарин прилетел на самолете. Ему не терпелось узнать, где и как они будут заниматься.

Школ у нас очень много, и все они разные. Есть такие, где учат читать, писать, считать. В классах таких школ стоят парты, на стенах черные доски, на них пишут мелом. Есть школы, где учат разным ремеслам – столярному, слесарному, токарному. В таких школах стоят верстаки, разные станки – сверлильный, строгальный, токарный; разложены инструменты – рубанки, молотки, пилы, напильники. Есть музыкальные школы; там стоят рояли, виолончели, баяны. Ну, а школа летчиков-космонавтов – какая она? Ведь таких школ еще не было. Это была первая.

Юрий увидел дома – одни круглые, другие какие-то изогнутые, и на дома-то непохожие. Внутри них стояли огромные и совсем непонятные машины.

– Здесь мы будем тренироваться к полетам, – объяснил Павел Романович Попович.

Они прошли по всем комнатам и залам.

В классах на столах было множество хитрых приборов – их нужно будет все изучить. В шкафах много книг, учебников. В спортивных залах – разные кольца, брусья, батут – сетка для прыжков. Был и бассейн для плавания и вышка.

Павел Романович сказал, что придется прыгать не только с этой вышки. Будущим космонавтам надо будет сделать много прыжков с самолета на парашюте. Прыгать придется днем и ночью, опускаться не только на землю, но и на воду…

Тренировки

Чтобы лететь в космос, надо много знать. И будущие космонавты снова взялись за учебники. Надо было изучить, как работает ракета и все приборы, установленные на ней. Научиться управлять ракетой.

Надо было изучить звездное небо, чтобы знать, где какая звезда находится. И многое-многое другое. И надо было очень много тренироваться.

Космонавты – народ крепкий, выносливый, все они спортсмены, каждый день занимались гимнастикой, бегали, прыгали, плавали, играли в баскетбол. Но этого мало.

Лететь в ракете во много раз труднее, чем на самом быстром самолете. Поэтому еще на Земле летчиков-космонавтов приучали ко всем трудностям полета.

Вот представьте, если бы кого-нибудь из вас посадили в бочку или в большущий мяч и стали бы этот мяч быстро-быстро катать. А потом какой-нибудь великан взял бы этот мяч и стал перебрасывать из руки в руку, как это делают жонглеры. Что с вами было бы?

Будущие космонавты прошли гораздо большие испытания. Их сажали в специальное кресло, пристегивали ремнями, и машина, похожая на карусель, крутила их со страшной быстротой: вверх, вниз, туда, сюда, так что летчик-космонавт был то на боку, то вниз головой, то не поймешь как – кувыркался как придется.

Ракета, когда взлетает, очень сильно дрожит, и, чтобы привыкнуть к этой тряске, космонавты тряслись в «дрожачей» машине-вибраторе, да так, что зуб на зуб не попадал. А когда они пытались говорить, то первое время, пока не привыкли, вместо слов у них получалось какое-то бормотание.

А вот и новое испытание. Если бы вас посадили в глубокий подвал, и не всех вместе, а по одному. И в подвале так тихо, что не слышно ни грохота трамваев, ни голосов людей – ну ничего; слышно лишь, как бьется собственное сердце. Вы бы, наверно, посидели с полчаса, и кое-кто дал бы реву, стал бы звать маму, папу…

Будущие космонавты взрослые, и они, конечно, не звали маму, но и им было нелегко.

Летчик привык к простору, а тут его поместили в тесной комнате, куда не проникал ни один звук, даже часы шли молча. Ведь когда часы тикают, они вроде как живые, и с ними ты уже словно не один, а вдвоем.

А этого не полагалось.

Дневной свет в комнату не проникал. Горела лампочка. Время шло, а дверь все не открывалась. Так борода могла вырасти и до пояса! И по-прежнему ни звука! Хоть бы мышка пробежала или комарик пропищал. Скучно без друзей, без родных, но ведь и в космосе будешь один, только радио свяжет тебя с Землей. Надо привыкать.

«Поехали!»

Лететь должен Космонавт-1 – Юрий Гагарин. Проводить его в небывалый полет собрались ученые, конструкторы, инженеры – те, кто создал этот замечательный корабль. Все были очень взволнованы. Каждому хотелось сказать космонавту доброе слово, пожелать удачи.

…В кабине космического корабля было тихо, и все, что осталось там, на Земле, да и сама Земля, стало чем-то очень далеким.

Он сел в удобное кресло. Перед ним были приборы, кнопки, ручки управления. Все они были ему давно знакомы. Точно в такой кабине он провел много часов тренировок. Три круглых окошка-иллюминатора были закрыты специальными шторами. Там, наверху, когда он взлетит, он их откроет.

По радио сообщили, что до взлета осталось десять минут… пять… две… одна… Взлет! Тысячью голосов взревел двигатель, ракета задрожала…

– Поехали! – крикнул Гагарин.

Те, кто наблюдал со стороны, видели, как из-под ракеты вырвался огненный вихрь. Пламя окутало почти всю ракету. Она медленно, словно раздумывая, лететь или не лететь, оторвалась от бетонной площадки, потом, как бы решив, что надо лететь, рванулась ввысь и в одно мгновение растаяла в голубой дали.

По-прежнему сияло солнце, по-прежнему дул пахнущий весной свежий ветерок, и покрывавшие всю степь тюльпаны – ярко-красные, желтые, оранжевые – трепетали зубчатыми листьями. Тяжело взмахивая крыльями, пролетела ворона и даже каркнула, словно желая сказать, что, кроме птиц, никто летать не смеет. Но бетонная площадка была пуста, и человек улетел. Запомните, ребята: это произошло 12 апреля 1961 года.

Первый в космосе

Ракета неслась все дальше и дальше от Земли. Юрий Гагарин полулежал в кресле, не в силах даже пошевелиться. Чем быстрее мчалась ракета, тем сильнее прижимало к креслу.

Тело вдруг стало невероятно тяжелым. Руки, ноги, каждый палец стали не своими, словно отлитыми из чугуна. Прошла всего лишь минута полета, а Гагарину казалось, что он летит целый час. Грудь сдавило, дышать стало трудно.

А с Земли по радио уже спрашивают: «Как себя чувствуешь?» Надо ответить, но сказать хоть одно слово тоже не просто. Трудно даже открыть рот. И все же Гагарин нашел в себе силы: ведь недаром перед полетом он столько тренировался.

– У меня все в порядке, все в порядке, – передал он, – лечу нормально. Чувствую себя хорошо.

По-прежнему тысячью голосов ревел двигатель. Ракета дрожала от напряжения. Она словно изо всех сил спешила взлететь на ту высоту, которую указали ей ученые.

И вдруг стало тихо – это перестал работать двигатель. Но корабль по-прежнему мчался с огромной скоростью. Кабину больше не трясло, и к креслу прижимало все меньше.

Неожиданно Юрий почувствовал, что его приподняло над креслом и тело его ничего не весит. Он поднял руку – она так и осталась приподнятой, поднял ногу – она не опустилась.

О некоторых вещах мы говорим, что они легки как пух. Пушинка и в самом деле очень легкая. Даже при слабом ветерке она может пролететь несколько километров. И все же, в конце концов, упадет на землю, потому что даже пушинка хоть немножко, совсем немножко, но весит. А вот в космическом корабле все стало невесомым.

Захотел Гагарин записать в бортовой журнал свои наблюдения, посмотрел – а карандаша на месте нет: он плывет по кабине. Подбросил журнал, и тот повис в воздухе.

Ни есть, ни пить Гагарину еще не хотелось, но надо было попробовать. Ведь еда в космосе также ничего не весит, и, как знать, сможет ли он ее проглотить? А что если в горле застрянет?! На Земле пробовал есть вниз головой, стоя на руках. Получалось. Ну а тут?

Пища у Гагарина была специальная – «космическая». Из тюбика, в каких обычно бывает зубная паста или вазелин, он выдавил прямо в рот мясное пюре. Проглотил. Тогда из другого тюбика выдавил фруктовый джем, а потом смородинный сок. Все проглотил без задержки. Вот только когда он пил сок, нечаянно пролил несколько капель, и они черными ягодками поплыли по воздуху. Он не спеша поймал их – и в рот.

Что видно из окошка

Глянул Гагарин в окошко на Землю – красота необыкновенная. Теперь корабль летел вокруг Земли, и с высоты в триста километров были видны моря, острова на них, горы, поля и леса – и все разных цветов и оттенков.

Глянул в другое окошко – черное небо и звезды яркие-яркие. Скажете: «Как же так, днем – и черное небо, да еще и звезды?» Но ведь голубым небо кажется потому, что воздух голубой. Космический корабль летел очень высоко, где воздуха уже нет, и поэтому небо там совсем черное. Воздух был внизу, у Земли, и с корабля был хорошо виден: по горизонту шла голубая полоса, и чем дальше от Земли, тем она становилась синее, потом стала фиолетовой и, наконец, незаметно слилась с черным небом.

Солнце в космосе светит во много раз ярче, чем на Земле: ведь там лучам его не мешает воздух, и Гагарину пришлось прикрыть иллюминаторы предохранительными шторками. Свет сделался мягче. Неожиданно стало совсем темно – это корабль влетел в ночь, в теневую сторону Земли. Глянул Гагарин на Землю – ничего не видно. Зажег свет, посмотрел на глобус.

Глобус – словно игрушечный земной шар. Только с ним не играют, а по нему изучают, где какие находятся горы, океаны, реки. В космическом корабле глобус особенный: он все время вертится и показывает, над каким местом сейчас пролетает корабль.

А корабль летел над океаном, поэтому в темноте ничего и не было видно.

Коротки космические ночи. Не прошло и часа, как Гагарин увидел зарю, ну как бы восход солнца.

В космосе заря выглядит не так, как у нас. По краю черной ночной Земли шла ярко-оранжевая полоса, а дальше – все цвета: зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Вы когда-нибудь видели радугу? Обычно она бывает после дождя. Тучка уже прошла, и дождь идет где-то в стороне. Вот тогда-то и вспыхивает на небе разноцветная дуга. Красиво? Примерно так и выглядит космическая заря, только горит она на черном небе.

Много всяких чудес увидел Гагарин. Обо всем он передавал по радио, записывал в бортовой журнал. Ведь ученым так много надо знать!

Снова земля

Облетев вокруг Земли, ракета пошла на снижение. Карандаш, бортовой журнал, все, что до сих пор плавало по кабине, мягко легло на пол. И Гагарин уже не висел над креслом. Его, как и при взлете, стало все больше и больше прижимать к сиденью.

Корабль летел уже в воздухе и быстро нагревался. Когда-то, очень давно, когда люди жили в пещерах и одевались в звериные шкуры, когда ни спичек, ни зажигалок еще не было, чтобы добыть огонь, люди подолгу терли одну сухую деревяшку о другую. От трения деревяшки нагревались, и вспыхивало пламя. Вот так же от трения быстро летящего корабля о воздух верхняя оболочка корабля раскалилась. Сквозь окошко-иллюминатор Гагарин видел багровый свет пламени, стекло иллюминатора пожелтело, но не лопнуло. Ведь оно, как и поверхность корабля, не боялось огня. Снаружи бушевало пламя, а в кабине по-прежнему было только тепло, как у нас в комнате.

Скорость корабля быстро уменьшалась. Приближался конец необыкновенного полета. Гагарин выполнил все, что ему было поручено. Как-то не верилось: неужто это он, Юрий Гагарин, только что облетел вокруг Земли? А может, ему это все приснилось? Или просто он в кино увидел Землю издалека, черное дневное небо с очень яркими звездами?..

Ну нет! Ведь он сидит в кабине космического корабля. И наяву спускается из пустынного космоса, оттуда, где до него не бывал ни один человек.

Юрию представились лица его друзей, конструкторов, ученых, всех, кто провожал его в этот полет и кто теперь с напряженным вниманием ждет благополучной посадки корабля «Восток».

А сколько людей по всей стране ждут удачного завершения полета!

Внизу бежали поля, перелески. Он сразу узнал Волгу, маленькие, словно игрушечные, домики Саратова…

Ведь здесь несколько лет назад он учился летать на самолете. И ему было особенно приятно, что именно сюда он возвращался из космоса.

Корабль опустился на вспаханное поле. Земля!.. Вот она – мягкая, пахучая! Ее можно погладить ладонью, обнять. Сколько лет он ходил по ней, а мальчишкой даже сам пахал ее. Но никогда еще она не была ему такой родной, как в эту минуту! Скоро это поле засеют, и вырастет здесь колосистая, в рост человека, пшеница. А пока что ноги вязнут по самую щиколотку, но он шел бы и шел вот так без конца…

Первыми, кто увидел приземлившийся корабль и космонавта, были трое жителей деревни Смеловка: шестилетняя Рита, ее бабушка Анна Акимовна и теленок Пятнашка.

Глупому теленку было, конечно, все равно, кто спустился с неба, и он остался на месте, но Рита с бабушкой поспешили к кораблю, к удивительному человеку в ярко-оранжевом костюме. Кто он – друг или враг? Они не знали и остановились.

А Гагарин отстегнул стеклянный шлем и радостно закричал:

– Свой, свой!

Анна Акимовна и Рита стояли растерянные.

– Да свой я, – повторил Гагарин, – летчик, только что из космоса.

– Неужто?! – всплеснула руками Анна Акимовна.

Они крепко обнялись и расцеловались.

Тут прибежали работавшие в поле трактористы, приехали на автомашине солдаты, прилетели на вертолете еще военные. Все обнимали космонавта, поздравляли. Наперебой спрашивали, как он себя чувствует, как там – в космосе? Страшно было? Что он видел?

Кто-то из военных помог Юрию снять скафандр, и он, оставшись в легком голубом комбинезоне, снова стал земным.

Маленькая Рита, держась возле бабушки, молча смотрела на улыбчивого дядю. Ей тоже хотелось дотронуться до него, но она стеснялась.

А совсем неподалеку стоял космический корабль «Восток» – целый и невредимый, хоть бери его и лети снова. И веселый ручей в овражке пел ему песню победы. Пел звонко, словно и он радовался вместе с людьми. И, кто знает, может, эти весенние воды и до сих пор рассказывают всем рекам, морям и океанам, что и они были свидетелями героического подвига Юрия Гагарина.

(Из повести В.И. Бороздина «Звездолетчики».)