Текст книги "Чудовища, рожденные и созданные"

Глава 6

Белое солнце жарит вовсю, расцвечивая проспект. Однако возбуждение, вызванное гонкой славы, горит ярче. Выкрики и смех разрывают воздух могучими клыками морских зверей.

Со зданий свисают плакаты, на время скрывающие трущобы острова. Лица чемпионов прошлых лет насмехаются над всеми, как бы говоря: «Там, внизу, вам самое место, смотрите на нас снизу вверх». Сегодня проходит грандиозный фестиваль, который плавно перетечёт в ночь.

Если бы не горгоны и аквапыри, грозящие выбраться на сушу, возможно, мы могли бы вести ночной образ жизни, спасаясь от жары. Вот только невидимый глазу вред солнца вынести куда проще, чем когти, разрывающие плоть.

Я крепче сжимаю привязь Златошторм из медной проволоки. Это такая часть сбруи, которая обхватывает тело мариленя и не даёт ему раскрыть воротниковый плавник. Здесь, в толпе, это особенно важно. Златошторм начинает нервничать. Клыки обнажены, взгляд сосредоточен.

Оклик за моей спиной мгновенно переходит в рукопашную. Неудивительно, что турнирные болельщики уже дерутся. В отличие от уличных банд, принимающих ставки, есть те, чью жестокость не спрогнозировать. Вражда некоторых тянется уже тридцать лет. Тогда кое-кто из фанатов, расстроенных тем, что возница соперников шёл впереди, швырнул металлические банки на трассу, и претендент получил сотрясение мозга.

Толпа вокруг потасовки растёт и увядает синхронно с силой ударов. Чем безжалостнее бой, тем больший ажиотаж вызывает у публики.

Мимо меня пробегает ребёнок с надувным мариленем на верёвочке и сразу же спотыкается, взвизгивая, когда понимает, что рядом с ним настоящий зверь. Друзья несутся за ним, с головы до пят в брызгах краски, и зазывают всех поглазеть на драку, а затем – на мариленя. Это не первый раз, когда на меня показывают пальцами. И не последний. Один из детей подбрасывает в воздух пригоршню зелёного порошка, и я уворачиваюсь от облака, закрывая рукой ноздри Златошторм. Она возмущённо всхрапывает, но гордо вышагивает рядом, словно ей к такому не привыкать.

Наверное, ей надоело находиться взаперти.

Не то чтобы это имело значение, выйди она из себя.

Протиснуться через узкие просмолённые улочки района Крейн – непростая задача. Люди таращатся. Златошторм артачится. Даже в тени тесных каменных зданий, где ей приходится поворачивать голову из стороны в сторону, чтобы рога не задевали стены, марилениха мерцает, как шелковистые чернила. Мы добираемся до задней двери Крейн, которая выходит в небольшой дворик. Крейн на кухне, шумно и неряшливо готовит праздничный ужин.

Она открывает дверь, одетая в рубашку с зелёным воротником и длинную, до пола, юбку в складку. Выглядит как земельщица (не считая полоски теста на щеке).

– Гонка славы так меня взбудоражила, что мне мерещится целый марилень у тебя за спиной?

– Я оставлю её во дворе, чтобы папе не пришло в голову отпустить её мне назло. А потом пойду зарегистрируюсь для участия в турнире.

Губы Крейн сжимаются в тонкую линию. Она говорит прямо:

– Что ж, тогда нужно прикинуть, как сделать так, чтобы ты действительно прошла.

У арены четыре входа. Один для Землевластителя, один для возниц, один для зрителей и один, ведущий в сводчатую галерею, которая выходит прямо на трассу. Галерея – место, где желающие принять участие в гонке собираются перед регистрацией.

Из сотен претендентов двадцать имён попадают в список допущенных за неделю до события. Любому, кто желает отказаться, разрешается это сделать, и тогда его заменяют кем-нибудь другим. Из этих двадцати случайным образом выбираются десять финалистов. Если вы не претендент-наследник вроде Дориана Акаяна, чья кандидатура утверждена заранее, то узнаете, допущены ли вы к гонке, из официального объявления этим утром.

Конечно, были попытки проникнуть на гонку обманом, но немногочисленные (в любом случае ни одна из них не увенчалась успехом и ни в одной из них не был замешан кто-либо из съёмщиков). К тому же позор, который влечёт за собой подрывная деятельность, отбивает у земельщиков всякое желание рисковать подобным образом. Станете всеобщим изгоем, если только вы не коронованный чемпион, и вас навеки окрестят человеком, попытавшимся «поступить по-съёмщицки».

Я уже изгой-съёмщик.

У входа стоят четыре стражника «Геликс стратис» (вооружённой службы безопасности, следящей за порядком на гонке славы) в сине-бордовой униформе.

Один из стражников замечает меня. Моё лицо наполовину скрыто шарфом униформы прислужников, раздобытой для меня Крейн.

– Откуда идёшь? Остальные давно внутри.

Я вдруг теряю дар речи.

Люди каждый день делают выбор, который, как они думают, никак не повлияет на их жизнь. Но, если посмотрите направо, а не налево, как знать, кого встретите, а с кем разминётесь. Если выберете маршрут в стороне от проспекта, избежите козерога, но, вполне возможно, угодите в клешни аквапыря. Выбор может обозначить поворот в судьбе, который не удастся переиграть.

В данный момент у меня есть выбор. Я могу отступить и оставить всё как есть, тогда мне не придётся встретить смерть на арене.

Вернусь домой и буду наблюдать за распадом семьи. Только этому не бывать.

– Отец претендента хотел получить подтверждение для мариленя, которого он возьмёт на турнир, если его выберут. Конфликт вышел из-под контроля.

Стражник немедленно делает шаг назад, в то время как остальные позади него хмурятся в унисон. Ладони тянутся к электрошокерам, словно стражники готовятся отразить атаку табуна мариленей.

– Вон тот, – говорю я для пущей убедительности, указывая на первого кандидата, которого вижу: надутого Брома Уордена в углу.

Стражники переводят взгляд на земельщика за дверью, затем обратно на меня. Если они решат позвать его сюда, чтобы убедиться в правдивости моих слов, всё кончено. Что бы я ни сказала, как бы ни умоляла, меня посадят в тюрьму за попытку одурачить земельщика. Мне уже не сбежать отсюда.

Затем тот, что впереди, кивает.

– Ладно, проходи поживее.

Сдерживая удивление, я спешу внутрь.

Галерея переполнена: раздосадованные подсобчие ходят туда-сюда, медики что-то бормочут себе под нос, качая головами, а съёмщики (некоторые из них явно делают ставки) пробираются сквозь толпу, прислушиваясь к аргументам за и против конкретных возниц.

Я слышу, как люди толпятся на арене, несмотря на предстоящую проверку оборудования и сидячих мест.

Вокруг, как всегда, полнейший хаос.

Это почти транс, дикий гул восторга, скрывающий подспудную нервозность, волнами распространяющийся по всему пространству.

Я ощущаю вне поля зрения как минимум одного «Геликс стратис», следящего за моими движениями. Спешу к зоне прислужников в задней части галереи. Большинство съёмщиков, выполняющих обязанности, перемещаются по площадке, проверяя, удобно ли устроились земельщики и всё ли идёт как надо. Две прислужницы пока не при делах, до оглашения списка. Точнее, две были бы не при делах, присутствуй здесь девушка, которую Крейн заперла у себя дома. Её место заняла я.

В противоположном конце помещения на возвышении стоит украшенный ящик. Его охраняет ещё пара «Геликс стратис». Внутри двадцать имён, но уже через несколько минут десять из них будут случайным образом удалены на глазах у всех.

Ящик после этого отправится дальше, и Землевластитель проведёт небольшую церемонию. Имена произнесут одно за другим, объявляя возниц. Никто не знает, как такое случилось, но со временем десятое место в очерёдности, судя по всему, постигло проклятье. За шесть столетий гонки славы лишь трое возниц, которых выбрали последними, одержали победу.

Слышится восторженный вопль, достаточно громкий даже на фоне суматохи кричащих и празднующих претендентов. Прислужники-съёмщики проходят по помещению, чтобы ещё раз всё проверить перед самым началом.

– До регистрации семь минут, – говорит прислужница-съёмщица рядом со мной. – Готова?

– Серьёзно? – шепчу я. – Да у меня поджилки трясутся.

– Возьми себя в руки, – велит Крейн, замаскированная таким же шарфом, как у меня. – А то ещё выпустишь ящик из дрожащих пальцев.

– Спасибо, ты очень помогла.

И всё же она права. Я останавливаю эмоции силой воли, не давая им завладеть телом. Пытаюсь размеренно дышать. Успех моего плана целиком зависит от того, вынесем ли мы с Крейн ящик безо всяких происшествий, подкладывая вместо одной из карточек внутри моё имя. Нельзя, чтобы кто-нибудь решил, что мы не дотягиваем до уровня, а не то нас заменят.

Хотя особенность земельщиков состоит в том, что они считают себя неуязвимыми. Натяните шарфы на лица съёмщиков, и вот мы для них уже скорее безликая масса, чем отдельные личности.

Я открываю рот, убеждая Крейн, что в порядке… Вот только её взгляд мрачнеет. Что я сделала не так? К нам кто-то идёт?

Она заговаривает голосом под стать охватившей её хмурости.

– Наверняка не все такие, как он. Жаль, мы не можем убрать его имя.

О нет. Он уже здесь? Нет, пожалуйста, только не…

В двойные двери широким шагом входит Дориан Акаян. На нём безупречно чёрные брюки и рубашка с начищенными запонками – изысканная картинка. Каждая деталь отобрана за её лаконичность и внушительность. Если бы мрамор высекли острейшим из лезвий, в результате получился бы Дориан.

Надеюсь, что он споткнётся.

Хочу быть на его месте.

Желаю знать, даже сейчас, почему он просто исчез.

Словно услышав мои мысли, Дориан смотрит прямо на меня. Огненные волосы ниспадают вокруг лица волнами. Два года прошло, а он так и не научился зачёсывать их назад. Я стою неподвижно, ничем не выдавая волнения, и он отворачивается. Конечно, он не узнаёт меня в таком виде. Но странное разочарование продолжает полыхать у меня в груди.

Интересно, его гордость ещё уязвляет мысль, что он возница потому, что я сохранила секрет? Мне известно о пятне на этом солнце.

Крейн продолжает бормотать ругательства, адресованные вероятному чемпиону. Не останови я её тогда, она бы нашла Дориана и протащила бы его по проспекту.

– Знаешь, я бы предпочла, чтобы мы не зацикливались на нём, – говорю я.

Крейн фыркает, но, к счастью, замолкает.

Звенят водяные часы. Пришло время убрать десять имён из общей кучи. Прислужники и подсобчие, пробирающиеся по галерее, выстраиваются у стен, и атмосфера мгновенно меняется. Становится официальной.

Сначала выходит Дориан, встаёт особняком. Он наследник – автоматически допускается к участию. Собравшиеся, включая «Геликс стратис», радостно его приветствуют. Толпа выкрикивает имя. Его подхватывают даже прислужники-съёмщики. Судя по всему, Дориан – любимчик целого мира.

Мы с Крейн переглядываемся.

И вскоре десять случайных карточек вынимают из ящика. Десять имён, одно из которых помечено золотым для Дориана, остаются внутри. Мы с Крейн начинаем подниматься. Между тем у меня такое чувство, что за мной наблюдают. Словно Дориан знает, что под шарфом я. Я смотрю на него, и…

Брр. Он действительно глядит на меня. Следит за мной.

Нет, он не знает: да и откуда?

Такая дурацкая, простейшая задача. Поднять ящик. Я никому не причиняю вреда. И всё же целая галерея сходится в одной точке: на мне. Словно каждый видел тот самый момент, когда я взяла его в руки. Ко мне направляется «Геликс стратис». Теперь с минуты на минуту…

«Хватит».

Я вдыхаю и выдыхаю через рот. Никто не загоняет меня в угол. Стражники стоят на прежних местах.

Я медленно разжимаю пальцы и берусь за ручку поудобнее, считая каждый вдох, как меня учила мама.

Крейн приподнимает бровь. «Ты в порядке?»

Я незаметно киваю.

Мы выносим ящик через боковую дверь на арену. Церемония проходит в круглом её конце, ровно в ста шагах от входа в галерею, где за длинным столом на временной платформе сидят Землевластитель, трое её государственных помощников и представитель комитета гонки. Теперь всё готово, и, как только ящик установят, они присоединятся к нам, смертным, на солнце.

Крейн делает шаг вверх, двигаясь под углом от меня. Так она загораживает меня от взглядов работников, всё ещё представляющих помеху.

Платформа в нескольких мгновениях от нас.

Не время мешкать. Мы ставим ящик на стол, и конверт с моим именем, скрученный трубочкой у меня под рукавом, царапает кожу, когда я вытаскиваю его. Все вокруг увлечены празднованием, и никто не замечает, как одна из карточек внутри заменяется моей.

Глава 7

Арена – величайшее сооружение десяти островов. Продолговатое здание, один конец которого представляет собой плоский квадрат, соединённый с башней Землевластителя, а другой – мягкий круг. Выполнено целиком из мерцающего белого мрамора, каждый блок тщательно отшлифован и сверкает при дневном свете. Должно быть, строители обладали способностью видеть будущее: как ещё можно начать нечто настолько колоссальное, не зная, каким будет результат?

Огромные склоны, служащие в качестве сидячих мест, огибают ипподром. Верхняя зона, откуда за гонкой можно наблюдать без необходимости прерываться, предназначена для земельщиков. Нижний сектор разделён на участки поменьше, чтобы фанаты не начали драку. Не то чтобы это кого-то останавливало.

Отец прислал Крейн билет в самую верхнюю часть нижней зоны.

Неслыханная щедрость.

Галерею расчистили от слуг и ящика с карточками, но земельщики продолжают шуметь, готовясь уйти отсюда и предстать в качестве возниц сто пятидесятой гонки славы. Теперь, когда я переоделась из униформы прислужницы, моё присутствие здесь качнуло чашу весов. Я слышу, как по толпе земельщиков пробегает недоверие. Пристальные взгляды, шёпот, хмурые лица и недоумение. Хорошо ещё никто не смеётся. Пока что.

Среди шума и нервных смешков на стенки моего разума тревожно давит тишина. Притворство, с которым я держалась, начинает сходить на нет.

Жаль, Крейн не могла остаться.

Теперь путь к спасению мне отрезан. Моё имя на одной из карточек, даже если я пойду на попятный. Изменит ли земельщикам свойственная им показная сдержанность, когда они увидят имя съёмщика вместо одного из своих?

Снаружи раздаётся сообщение из громкоговорителей, призывающее людей очистить ипподром, расположенный вокруг разделительной стенки, называемой хребтом. Толкотня приводит к тому, что звучит как минибунт. Довольно смело, учитывая, что Землевластитель наверняка уже здесь.

– Ты Охотник? – спрашивает кто-то.

Один из претендентов.

«Зачем он заговорил со мной? Он знает? Но откуда? Заподозри он что-то, непременно сказал бы что-нибудь раньше. Верно?»

– Да, – осторожно говорю я, сопротивляясь желанию проверить, по-прежнему ли «Геликс стратис» охраняют дверь.

– Меня зовут Иуда Перейра, – говорит юноша. – Я впервые в Солонии. Если время позволит, с удовольствием посетил бы вашу конюшню. – У него тёплый взгляд, пышные каштановые волосы и странно непримечательное для земельщика лицо.

Позади него девушка-земельщица смотрит на нас насупившись. Я знаю её по школе. Арлин Башир. Даже когда она хмурится, у неё самые выразительные черты из всех, что я видела: гранатово-чёрные глаза, губы, которые моя бабушка назвала бы «лепестками», и изогнутые брови.

– Конечно, – мямлю я.

Прежде чем Иуда говорит что-нибудь ещё, передние двери распахиваются снаружи. Дневной свет заливает галерею, приглушая искусственный и почти ослепляя меня.

Глаза привыкают к яркости, и в висках начинает стучать кровь.

Даже отсюда я вижу трассу, усыпанную серпантином, блёстками и цветными порошками, – неопровержимое доказательство гуляний, которые продолжались весь день. Пятнадцать минут назад моё внимание было так поглощено ящиком, что я пропустила всё остальное.

Я посетила регистрацию с другой стороны вместе с Крейн. Мы будем сидеть здесь, жуя опаловые фрукты и засахаренные еловые ягоды. Один за другим земельщики будут выходить с важным видом и устраивать целое представление из того, что прошли.

Первая, кого приглашают, – Арлин Башир. Её имя звучит из громкоговорителя, установленного прямо над дверьми. Она шагает под разрозненные аплодисменты, доносящиеся как отсюда, так и снаружи.

Я выдыхаю и пытаюсь унять дрожь.

Затем выходит следующий земельщик. Одетый во всё чёрное, словно пренебрегая собственным именем: Исидор Грей[1]1
  Grey (произносится как фамилия персонажа) – в переводе с английского «серый».


[Закрыть].

Третий.

Четвёртый.

– Пятый… – Двое парней-земельщиков в предвкушении непроизвольно шагают вверх… и останавливаются. Никто не называет имени ни того, ни другого. Никто не называет хоть чьё-то имя.

Я сталкивалась со смертью на суше и в море. Теряла контроль над ситуацией и совершала ошибки, которые могли стоить мне жизни. Марилени набрасывались на меня с ребристыми зубами и заострёнными рогами. Но я всё ещё здесь. Мои нервы – сталь. Страх, который я испытываю, тревога, закручивающаяся у меня в голове, – броня. Нужно в это верить.

– Что, если возникла путаница… – кричит одна из земельщиц, но её сомнения заглушает громкоговоритель.

– Корал Солонии.

Дориан бросает взгляд в мою сторону. Удивление мелькает на его лице, смягчая мрамор. Реакция такая сильная, такая внезапная спустя годы притворства, будто мы не знакомы, что кровь приливает к моим щекам.

Иуда потрясённо смотрит на меня, но его брови опускаются ещё ниже, когда другой земельщик где-то в зале кричит:

– Что? – Голос замирает на полпути.

«Извините, – хочется сказать мне. – Для вас, люди, это просто игра на деньги и славу. Но для меня – вопрос жизни и смерти. Жизни моей сестры».

Земельщики не двигаются, когда я пробираюсь между ними. Их губы будто склеены. Я перемещаюсь среди статуй. Каждый мой шаг – катастрофа, ожидающая своего часа. Одно из изваяний может ожить и схватить меня за воротник. «Геликс стратис» могут выстрелить мне в голову.

Сердце выпрыгивает из груди.

Вдохни.

Выдохни.

Арлин и трое других возниц неподвижно стоят у платформы, уставившись на меня с неприкрытой ненавистью. Я слишком быстро занимаю место в конце очереди. Руки сцеплены в замок за спиной. Подбородок поднят, взгляд устремлён на платформу.

Землевластитель Айала Минос изучает меня. Если моё внезапное присутствие и беспокоит её, она этого не показывает. Её спокойная манера держаться вырезана изо льда. Бледно-серая ткань, вышитая серебром, покрывает голову. Под ней кристально-белые волосы блестят и обрамляют худое лицо, которое напоминает полупрозрачную бумагу, плотно прижатую к голубым венам. Землевластитель одета в традиционное сари, отделанное серебром и золотом, таким бледным, что его с равным успехом можно назвать белым. Перед столом лежит посох, увенчанный ярко-красным драгоценным камнем.

С минуту ничего не происходит.

Затем Землевластитель машет рукой, и представитель комитета продолжает озвучивать имена.

Как назло, шестым приглашают Дориана Акаяна.

Он встаёт рядом со мной. Я невольно бросаю на него взгляд, кладя палец на пульс на запястье, словно так смогу его скрыть. Дориан смотрит прямо на меня. На плакатах его глаза ярко-ореховые, но прямо сейчас они тёмно-карие.

Я быстро отвожу взгляд.

Не могу разобрать по его лицу, что он думает. Всё внутри сворачивается гниющими водорослями.

Дориан тренировался целую вечность.

Я помогла ему подготовиться к победе.

И как мне его теперь обойти?

Один за другим возницы выстраиваются в линию. Когда последние – Саран Минаги и Иуда Перейра – выходят вперёд, представитель комитета кладёт стопки карточек на стол. Он глядит прямо на меня.

Я мысленно готовлюсь к тому, что, как я знаю, последует.

– Как это понимать? – кричит один из государственных помощников-земельщиков. – Для чего ты здесь, Корал Охотник?

Они никогда не называют меня по имени без указания рода занятий. Так они напоминают, что съёмщики отождествляются с группой, к которой прикреплены. С профессией и островом, к которому привязаны. У нас нет отдельных фамилий. Это привилегия земельщиков. Их именам не нужно оправдывать их существование. Нашим – да.

Другой государственный помощник (съёмщик) снимает очки и говорит:

– Это какая-то выходка Охотников? – Он щурится на меня. – И где же тогда второй? Твой брат? Почему ты здесь одна?

Землевластитель смотрит на меня немигающим взглядом.

Где-то далеко океан успокоился. Осязаемая тишина разливается по всей арене. Ни шарканья обуви, ни детского смеха, ни споров мужчин. Все затаили дыхание.

– Здесь только я, помощник, для участия в гонке славы. Насколько я понимаю, это не командное состязание, так что брат не может ко мне присоединиться.

Один из возниц выругивается, изумлённый моей дерзостью.

Землевластитель по-прежнему безмятежно наблюдает за мной. Однако четверо мужчин испытывают замешательство. Они совещаются, бросая на меня сердитые взгляды, будто боятся, что я слишком расслаблюсь.

Я чувствую себя беззащитной. Мне кажется, что, если пошевелюсь, земля разверзнется у меня под ногами.

Некоторое время все молчат. Поднимается безжалостно поющий ветер. Мне хочется уйти. Просто исчезнуть. Это абсолютно не моя глубина. Они смотрят на меня так, словно я первый марилень, вышедший из океана, будто я возвещаю о жестокости этого мира.

– Ты съёмщица, – говорит государственный помощник-земельщик. Он глядит на меня, быстро моргая. Почти что вопрос.

– Верно.

За столом поднимается суматоха. Мужчины перешёптываются и хмурятся.

– Это неслыханно, – добавляет государственный помощник-съёмщик. Голос звучит неуверенно, но это странный вид неуверенности. Помощник сомневается, что хочет быть не уверен.

– Да, – вставляет другой помощник: земельщик. – Гонка славы, проводящаяся раз в четыре года, – историческая традиция. Ты посещала нашу школу, верно? – Он обращается ко мне напрямую. – И ты опытный Охотник. Вот промыслом и занимайся. Это само по себе честь. Зачем просишь большего?

Белое, покрытое шрамами лицо государственного помощника-съёмщика приобретает морозный оттенок красного. Должно быть, слова земельщика сильно его задели. Даже членство в совете не меняет нашего истинного места в мире. Он снова глядит на меня – не с теплотой, но определённо без прежнего едкого раздражения.

– Умеешь ездить верхом?

– Я выращиваю мариленей собственными руками, – говорю я. – Если кто на этом острове и умеет ездить на них верхом, так это я. – Я тут же сожалею о своём тоне, но некоторые посмеиваются, отчего у меня по венам ползут муравьи.

– Истинный дух гонки славы – воля к победе, – произносит Землевластитель. Почему-то её поддержка заставляет меня съёжиться. – Правила есть правила, – продолжает она. – Представитель, что говорится о регистрации в правилах?

Представитель комитета выпрямляется, заслышав обращение. Наверняка обычно он не участвует в процессе. Всякий старше семи лет, получивший хотя бы маломальское начальное образование, знает правила турнира наизусть.

– Регистрация считается открытой до тех пор, пока десять карточек не вернутся в комитет гонки либо пока не зайдёт солнце, в зависимости от того, что случится раньше.

– Именно.

Правила устарели, но они существуют – и они впервые мне на руку.

– Гоночный турнир проходит в три этапа за несколько дней. Десять возниц. Возрастом от шестнадцати до двадцати, – декламирую я. Они смотрят на меня, удивлённые тем, что я говорю, хотя ко мне не обращались. Я продолжаю: – Нигде не сказано, что участвовать могут только земельщики. У первой гонки славы даже не было письменных правил.

Если уж на то пошло, первый турнир не имел никакого отношения к восславлению.

Приплывшие на святилище – наши эмпирейские старейшины – основали здесь цивилизацию так давно, что прошлое превратилось в разрозненные мифы, истина утеряна в море.

Однако мы знаем, что эмпирейские старейшины были выдающимися людьми своего времени. Они покинули разрушенные родные края и прибыли на наши острова в надежде на лучшее будущее. Стали свидетелями великих войн за контроль над ресурсами, но также создали величайший дар для нашего задыхающегося мира – передовую медицину. А после наступили годы всемирного Возрождения, когда одна группа потомков упрочила накопленные знания. Эти люди стали земельщиками, которые первыми заявили права на безопасность пещер уединённой горы, позднее ставшей Террафортом.

Они вырубили места для жизни под землёй, открыли способы благоденствия, построили больше морских кораблей, хотя путешествовать по воде опасно. Это было время художников, архитекторов и инженеров – легенд золотого века, который больше не повторился.

А ещё они распределили роли между всеми остальными – съёмщиками.

Для поддержания мира на каждом из десяти пригодных для жизни островов был назначен Землевластитель. Военнопленных и преступников бросили в бой с мариленями в напоминание о жестокости этого мира и о том, что происходит, когда вы неспособны тягаться с его мощью. Один заключённый выжил. Он приручил мариленя и ездил на нём верхом. Длинные, отливающие серебром волосы развевались позади него. Позже его нарекли Первым Чемпионом. Своим мужеством он заслужил помилование.

В его честь и придумали гонку славы.

После первого, карательного, турнира приручить мариленя – всё равно что подчинить себе мир.

Эту историю рассказывают выборочно, тщательно очистив от идей вроде войн и борьбы. Однако непросто скрыть правду от Охотников, являющихся потомками Первого Чемпиона, который был одарённым укротителем мариленей и закончил свои дни, вынужденный охранять рыбаков и охотиться на мариленей.

Земельщики даже победу умеют обернуть поражением.

Помощник-съёмщик надевает очки обратно. Они съезжают с переносицы, и он, нахмурившись, их поправляет.

– Общественность её не поддержит. Это может быть опасно.

– Правила ясны, – произносит Землевластитель с подчёркнутой медлительностью. – Надо полагать, не общественность устанавливает правила, определяющие ход турнира.

– Разумеется нет, Землевластитель Минос, – бормочет представитель в мою пользу.

– Тогда оставьте девушку в покое, – говорит Землевластитель. – Её имя прозвучало. Какой смысл останавливаться на этом дольше необходимого?

И вот так я официально становлюсь возницей гонки славы.