Текст книги "Суррогатная мать"

Глава 20

– Прекрати, прекрати, прекрати…

Эстер носилась по комнате, зажав уши ладонями и со злостью мотая головой. Ничего не помогало. Писк младенца проникал и сюда. Она зажала уши еще крепче и открыла рот.

– Ла-ла-ла, я ничего не слышу… Нет, нет, нет, я совсем не слышу тебя…

Она перешла на крик и забегала по комнате еще быстрее, крепко зажмурив глаза, бросаясь из стороны в сторону, давая выход бессильной ярости.

– Ла-ла-ла…

Крик ее превратился в вопль. Но и это не помогло. Как бы сильно она ни кричала, ей все равно не удавалось заглушить его плач.

Эстер резко остановилась и повернулась, чтобы еще раз посмотреть на ребенка, который обещал ей столько счастья и удовольствия, а на самом деле принес одни только неприятности. Он лежал в старой ржавой ванночке на довольно грязном одеяле, укрытый другим таким же одеяльцем. Эту ванночку сама Эстер и вся ее семья всегда использовали в качестве детской кроватки. Она должна была быть сентиментально привязана к ней – все-таки это была их семейная реликвия, – но ничего такого не испытывала. Мысли ее работали в другом направлении. Возможно, когда она была совсем маленькой, она чувствовала себя в своей кроватке в полной безопасности. Но она не была в этом уверена. Она не может помнить этого, говорила она себе, память все стерла. Те воспоминания принадлежат другому человеку. И она не хочет снова стать этим человеком. Никогда. Да и не сможет.

Она отняла ладони от ушей. Ребенок по-прежнему издавал какие-то звуки. Но это был уже не тот крик, что раньше, сильный и громкий. Теперь это больше напоминало бесконечный плач от боли. Но если уж на то пошло, он был еще хуже, чем крики. Она подскочила к ребенку, вынула его из кроватки, подхватив под ручки, и посмотрела прямо в хнычущее, сморщенное, глупое маленькое личико.

– Заткнись! – заверещала она. – Заткнись! А то я… А то я…

Она сильно встряхнула его. От этого звук плача стал вибрирующим. Получилось забавно. И Эстер обязательно рассмеялась бы, если бы все это так ее не раздражало.

– Заткнись! Или я швырну тебя об стенку! Вот тогда ты станешь поспокойнее…

Но ребенок, казалось, не понимал ее. Он продолжал хныкать. Взгляд Эстер забегал между стеной и кроваткой, но она, рассерженно фыркнув, все-таки бросила его обратно в ванночку. Ударившись, он подпрыгнул на одеяльцах и на несколько секунд замолчал от страха и удивления. Она пристально посмотрела на него. И почувствовала этот запах.

– Да ты воняешь… фу-у…

Ребенок готовился заплакать снова. Она видела это по нему. Ей нужно было что-то сделать. Может быть, вот это. Возможно, ему надо поменять подгузник. Он до сих пор был завернут в те же пеленки, в которых ее муж принес его домой. И на нем не было даже подходящего подгузника. Пока еще. Это нормальное дело – как их менять, она видела по телевизору. Маленькие детки всегда лежат на спине, дрыгают ножками и смеются, пока красивые молодые мамочки с улыбкой вытирают им попки специальными тряпочками и надевают на них новые подгузники. Что ж, это просто. Она без труда сможет сделать это. А когда она это сделает, ребенок будет улыбаться, а тогда уже начнет улыбаться и она сама. Все просто.

Она расчистила место на верстаке, сметя инструменты на пол массивной мускулистой рукой, и сдула с его поверхности деревянную стружку и металлическую пыль, прежде чем вытянуть ребенка из ванночки и положить туда. Он молчал, испуганный таким перемещением. Эстер улыбнулась. Так и должна действовать настоящая мать. Хорошо. Это сработало.

Она стала по одной разворачивать пеленки, снимая их как можно быстрее и бросая на пол. Наступившая тишина подтолкнула ее к тому, чтобы снова заговорить сюсюкающим детским голосом, как она и собиралась раньше. Она вынула из пакета подгузник и взяла тряпку, чтобы вытереть ребенка.

– Приготовься, – проурчала она, подражая говору маленьких детей. – Мамочка уже идет…

Она посмотрела на его тельце. Оно все было в каких-то розовых и синих пятнах, как и лицо. Но теперь здесь появились еще и желтые. Так и должно быть? Она думала, что нет, но ребенок двигался, так что, наверное, все в порядке. А еще он был холодным. Может быть, дети и должны быть холодными? Она-то думала, что они теплые. Еще один момент, с которым телевидение и книги что-то напутали.

Эстер улыбнулась. Возможно, ей самой нужно написать книжку о маленьких детках. Или пойти на телевидение и поговорить о них. Рассказать всю правду, какие они на самом деле. При этой мысли она ухмыльнулась и начала разматывать последнюю пеленку. То, что она там увидела, мгновенно стерло улыбку с ее лица.

– Фу… нет…

Она не знала, что делать. У нее в руке была тряпка, но она не хотела прикасаться к нему. Она пожалела, что рядом нет ее мужа, чтобы помочь, хотя и знала, что он ничего бы делать не стал.

«Ухаживать за детьми – это женское дело, – не раз говорил он. – Я не возражаю достать тебе ребенка, но присматривать за ним будешь уже сама».

И она на это согласилась. Так что теперь придется справляться самой.

Она взяла тряпку и, задерживая дыхание, принялась за работу. Наконец она закончила с этим и бросила грязную тряпку на кучу пеленок. Она вынула влажные салфетки, которые идут в комплекте с подгузниками. Когда детей вытирают этими салфетками, они улыбаются. Она вытерла его. Он не улыбался. И не смеялся. Но и не скулил. Это уже кое-что. Она вытерла его снова. Уже лучше. Он стал чистым. Она выбросила салфетку к пеленкам и тряпке. И посмотрела на лежавшего перед ней голенького младенца.

У него торчала одна штучка. Маленькая и сморщенная, с достаточно большой выпуклостью снизу. Это был мальчик.

– Ох…

Она протянула руку и взяла его маленькую штучку в свои большие толстые пальцы. Совсем крошечный. Она почувствовала, как внутри нарастает грусть, сопровождающаяся какой-то дрожью в ее теле.

Нет. Все это было уже в прошлом. Она та, кем она есть сейчас. Она Эстер. Жена и мать. Она счастлива. Счастлива.

Она отпустила его штучку и начала надевать на ребенка подгузник. Это не должно быть так уж трудно. Она смотрела на рисунок на упаковке и старалась повторить все действия. За работой она думала. Об этой маленькой штучке у ее ребенка. Она надеялась, что ее муж хотел именно мальчика. Должен был хотеть. Все мужчины хотят этого, разве не так? Отцы хотят иметь сыновей. На нее накатила новая волна грусти. Большинство отцов. Но некоторые хотят девочек. Некоторые делают их девочками.

Она снова посмотрела на ребенка и закрыла его штучку подгузником. Улыбнулась.

– Будем надеяться, что он хотел сына, – снова сюсюкая, сказала она, – иначе он оторвал бы тебе эту штучку быстрее, чем ты успел об этом подумать… – Она помолчала. Была какая-то фраза, которую она должна была использовать в этом случае, но она никак не могла ее вспомнить. – В общем, быстро оторвал.

Она напялила на него ползунки.

– Ну вот. Какой ты у меня красавчик!

Ребенок лежал на спине, слегка подергивая ножками. Глазки его по-прежнему были плотно зажмурены. Но теперь он, по крайней мере, не пищал.

Она посмотрела на часы. Ее муж уже приходил и снова ушел. Должен скоро вернуться. Она обычно чувствовала, когда он собирался возвращаться. А сейчас наступило время кормить ребенка.

Она подошла к холодильнику и взяла оттуда бутылку с молоком. Она понимала, что не может кормить его грудью, это было бы глупо. Поэтому она купила молоко в магазине. Самое жирное. Она читала, что ему нужно давать порошковое молоко и еще что-то, называемое питательной смесью. Но она не знала, что это такое. А насчет порошкового молока… Ей не нравилось, как это звучит. Лучше уж настоящее молоко. От коровы. Самое жирное – это то, что нужно, в нем должны быть и эти самые питательные смеси, и все остальное, что требуется ребенку. Это было важно, потому что она читала, что детям нельзя давать диетические продукты. Когда он подрастет, может, через несколько месяцев, ему можно будет давать колу, но только не сейчас. Она понимала это. Она же не совсем глупая.

Она набрала молока в рот. Холодное. Слишком холодное. Сунула его в микроволновку. Она ждала, когда раздастся сигнал о выключении печки, и время от времени поглядывала на ребенка. Он лежал на верстаке и снова дрыгал ножками. Она улыбнулась. Когда он молчал, он ей нравился. Она себе это так раньше и представляла.

Микроволновка просигналила. Она вынула бутылку и снова набрала молока в рот. Немного горячо. Но это, возможно, и хорошо. Здесь холодно, а молоко согреет ребенка. Добавит немного румянца на его щечки, заставит улыбаться.

Эстер подошла к верстаку, потряхивая бутылкой, чтобы остудить ее. Она подхватила младенца огромной, сильной рукой и поднесла бутылку к его губам. Лежит перед ней, лицо сморщено в постоянной нахмуренной гримасе, как у маленького уродца. Она представляла его себе вовсе не таким. К тому же он выглядит слабеньким. Слабенький и желтый. Словно старый и очень мудрый китаец из какого-нибудь зарубежного боевика. Она улыбнулась и снова посмотрела на него. Да нет. Он просто выглядит уставшим, как будто ему хочется спать. Что ж, теперь он может это сделать. После того как его покормили.

Она провела соской по его губам, чтобы смочить их. Ребенок чуть пошевелился. Она воспользовалась этим и сунула соску ему в рот. Он дернулся.

Она рассмеялась.

– О, вот ты почти и открыл глазки!

Она засунула соску еще глубже. Пусть ест. Ему это полезно. Грусть по-прежнему не отпускала ее. Она заставила ее уйти вместе с накатившей раньше злостью. Это было время матери и ребенка. Время удовлетворенности. Она где-то об этом читала. Она села на стул. Вздохнула. Это было не так, как она себе представляла. Но где-то еще она читала, что так бывает всегда.

Это новая жизнь, говорила она себе. Теперь она полностью женщина. Жена. Мать.

– Это я, – вслух сказала она ребенку. – Это я. Посмотри… Я настоящая.

Ребенок не ответил. Он просто лежал у нее на руке, медленно пил молоко, но был слишком слабым, чтобы глотать, и оно стекало по его липкому желтому личику.

Эстер не замечала этого. Просто улыбалась.

Глава 21

– Все неправильно, – сказала Марина. – Ничего не сходится.

Фил смотрел на нее вместе с остальными. Он хорошо понимал, о чем они думают: специалист, занимающийся составлением психологического портрета преступника, должен знать свое место и оставить работу для профессионалов полиции. Глядя, как она нервничает, он сдержал улыбку.

Марина продолжала:

– Я понимаю, что сейчас только пытаюсь наверстать упущенное время и догнать вас. Я даже не видела места преступления и не разговаривала ни с кем, кто имеет к этому хоть какое-то отношение. Все, что я пока сделала, – это прочла все дела. И у меня до сих пор нет психологического описания злоумышленника. – Она ждала возражений, но никто ее не перебивал. – Но на основании того, что я прочла о прошлых убийствах, и того, что узнала о Райане Бразертоне, могу сказать, что он не убивал.

– Почему? – спросил Фенвик, не скрывая раздражения.

– Потому что он – семейный тиран, а не убийца. А это совершенно разные вещи.

– Он может быть и тем и другим, – бросил Фенвик.

– Я сейчас поясню, – сказала Марина. – Для домашнего тирана все сводится к тому, чтобы изолировать своего партнера, держать его вдали от остального мира, контролировать его. Он хочет причинить ей боль, да, но не убить ее. Какой ему толк от мертвой? Она нужна ему обязательно живой, чтобы можно было изводить ее.

В комнате повисло крайне неловкое молчание.

– Теперь относительно ребенка… – Марина сделала паузу. – Мы предполагаем, что предметом нападения была именно Клэр Филдинг, точнее, ее ребенок… Ну, во-первых, большинство семейных тиранов всегда не в восторге, когда партнерша беременна. Они сами ведут себя по-детски и нуждаются во внимании. А ребенок будет отвлекать это внимание на себя.

– Разве это не будет приводить домашнего тирана в ярость? – спросила Анни.

– Не до такой степени. Потому что ребенок все-таки часть его самого. Они испытывают ревность, что женщина вынашивает его, но не пытаются причинить ему вред. Есть еще пара моментов. У него нет связей с предыдущими двумя убийствами…

– Насколько нам это известно, – перебил ее Фенвик. – Пока что.

– Действительно, насколько вам это известно, – сказала Марина. – Но есть еще и факт того, что он сначала ввел ей анестетик.

Фил понял, к чему она ведет.

– Он должен был бы хотеть, чтобы она кричала, – сказал он. – Чтобы она страдала. А наркотик снял все это.

Марина взглянула на него и улыбнулась. Фил не смог сдержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. Но затем снова вернулся к делу.

– Или же он просто не хотел, чтобы она разбудила весь квартал, – возразила Анни.

– Ладно, – сказала Марина. – Давайте ненадолго забудем о ребенке и рассмотрим то, что фактически произошло. – Она указала на фотографию тела Клэр Филдинг, стараясь не смотреть на нее. – Она привязана к кровати, руки и ноги растянуты в стороны. Зачем?

– Какой-то ритуал? – предположил Фил.

– Сначала я и сама так подумала, – сказала она, сдержавшись, чтобы не посмотреть на него снова. – Но, похоже, здесь речь шла больше все-таки о контроле. Ей был сделан укол наркотика, вызывающего паралич. Как сказано в результатах вскрытия, кто бы это ни сделал, он не профессионал. Поэтому он точно и не знал, сколько наркотика необходимо. Если бы выбранная доза оказалась маленькой, жертва могла начать кричать или сопротивляться. Отбиваться ногами. Отсюда и появились эти веревки.

– Выходит, – сказал Фил, – если это не ритуал, то тогда это… что? Простая рациональность?

Марина кивнула.

– Вполне может быть. А ноги ее должны были быть роз двинуты, потому что… – У нее перехватило дыхание.

– Потому что ему это нравилось? – подсказал Фил.

– Вероятно, – ответила Марина. – Все может быть совсем просто. Но, так или иначе, это все же аспект контроля, подчинения. – Она снова заглянула в свои записи. – А чем именно она была привязана?

Фил тоже посмотрел в свои записи.

– Веревкой, очень прочной. По ней мы ожидаем результаты анализа ДНК.

– Значит, он пришел подготовленным, – сказала Марина. – Он принес с собой нож и веревку.

– И наркотик, – добавил Фил.

– И наркотик.

– Ладно, а как насчет сексуального аспекта? – Фенвик говорил уже на высоких тонах и смотрел на Фила так, как смотрит человек, которому только что сказали, что вечеринка по поводу его дня рождения отменяется.

– По заключению судебной экспертизы никаких следов сексуальной активности не обнаружено.

– Это, впрочем, все равно не вычеркивает Бразертона из списка подозреваемых, – сказал Фенвик. – Если бы он за хотел… ну, не знаю… продемонстрировать ей, кто хозяин, то разве не мог он сделать это, вырвав из нее ребенка? Разве это не показало бы ей, кто здесь главный?

Внимание всех присутствующих вновь переключилось на Марину.

– Ну, если так, то да, это представляется мне вполне правдоподобным, – сказала она.

Фенвик торжествующе поднял руки.

– Отлично!

– Но выглядит это маловероятным. К тому же это вообще мог быть не мужчина.

– Что? – переспросил Фенвик. – Женщина?

– Почему бы и нет?

Для Фенвика это было уж слишком.

– Потому что женщина физически не способна сделать то, что было здесь сделано. Кроме того, неподалеку был замечен человек, который подпадает под описание Бразертона.

– Давайте рассуждать логически, – сказала Марина. – Кому могут быть нужны младенцы? Женщинам, не мужчинам. – Она сделала паузу и продолжила: – Я, конечно, сейчас обобщаю, но вы понимаете, что имеется в виду.

– Значит, это могла быть большая и свирепая женщина, – сказала Анни.

Стоявший позади нее Фенвик только качал головой.

– Возможно, – ответила Марина. – Существует несколько задокументированных случаев подобных происшествий, но в основном это происходило в Штатах и всегда с каким-то личностным подтекстом. Партнер уходит, сходится с другой женщиной, делает ее беременной. Отвергнутая подруга мстит ему, вырезая нового младенца.

От таких подробностей всех передернуло.

– Это мог быть мужчина, – сказал Фил, как бы размышляя вслух, – который делал это для женщины. Доставал ребенка для нее.

– Бразертон, – сказал Фенвик. – Он сделал это для своей подружки.

Марина вздохнула, и Фенвик заметил это.

– Хотите что-то сказать?

Марина не ответила, только низко опустила голову. Фенвик кивнул.

– Вот и хорошо.

Марина подняла голову. Фил заметил, что щеки ее стали пунцовыми, глаза горели. «Собирается дать волю своему итальянскому темпераменту», – подумал он.

– Да, – сказала она, – я действительно хочу кое-что сказать. Вы пригласили меня, чтобы я высказала свое профессиональное мнение, но пока только и делаете, что убеждаете меня в моей неправоте и стараетесь как-то унизить меня. Фенвик пожал плечами.

– Да, но насчет женщины… Продолжайте, пожалуйста.

– Меня позвали сюда, чтобы я составила психологический портрет убийцы…

– Которого вы до сих пор не дали.

– У меня не было на это даже одного дня.

Фенвик не унимался.

– У нас есть подозреваемый.

– Я здесь не для того, чтобы молча подписываться под всем, что вы говорите.

– Так вы не хотите, чтобы мы его задержали?

Марина смотрела ему прямо в глаза и не отступала.

– Я не хочу, чтобы вы арестовали не того человека.

Фенвик открыл рот, чтобы возразить, но тут поднялся Фил.

– Сэр…

Фенвик обернулся.

Фил посмотрел на остальных членов своей команды. Ему не хотелось делать этого при людях, но действия Фенвика просто не оставляли ему выбора.

– При всем уважении к вам, сэр… это дело поручено вести мне, а ваши комментарии нам не помогают.

Фенвик впился в Фила таким взглядом, будто хотел его ударить, но ему все же удалось овладеть собой. Он положил руку Филу на плечо и подтолкнул его к выходу.

– Пройдемте со мной.

Двое мужчин вышли в коридор, остальные молча смотрели им вслед.

Оказавшись за дверью, Фенвик резко развернулся к Филу.

– Я привел ее сюда, чтобы она составила портрет преступника и помогла поймать убийцу, чего она до сих пор не сделала. А она вместо этого выступает со всеми этими домыслами и пытается развалить следствие.

– У нее есть свое мнение. И я прислушиваюсь к нему.

– У нас есть готовый подозреваемый, которого можно задержать, а она пытается отговорить вас от этого.

– Мы должны принимать во внимание то, что она говорит.

Фенвик раздраженно фыркнул, и все наработки тренинга, направленного на создание образа политически корректного современного полицейского, исчезли.

– О да! Вам она может говорить все, что ей вздумается, и творить, что угодно. Может водить вас вокруг своего маленького пальчика. И мы оба знаем почему, не так ли?

Фил почувствовал, как кулаки его сами собой сжимаются. Дыхание стало хриплым и частым. Наступила его очередь брать себя в руки.

И ему это удалось.

– Я уже говорил вам… Это мое расследование, сэр. И я буду вести его так, как считаю нужным. Ваши комментарии делу не помогают. На самом деле вы сюда несколько не вписываетесь, невзирая на то, начальник вы или нет.

Фенвик ничего не ответил.

– Я возвращаюсь, – сказал Фил, – чтобы продолжить совещание. Вы присоединитесь к нам?

Пару секунд Фенвик пристально смотрел Филу в глаза, а затем развернулся и пошел по коридору.

Фил посмотрел ему в спину и, прежде чем снова зайти в бар, сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул.

Глава 22

– Боюсь, что старший инспектор Бен Фенвик не сможет присоединиться к нам в настоящий момент, – сказал Фил, стараясь произнести это как можно более небрежным тоном. – Так что давайте закругляться и отправимся по домам. Продолжим.

Вся его команда смотрела на него широко открытыми глазами. Он понимал, о чем они сейчас думают. Чем все закончилось? Ему удалось выставить старшего по званию? Или тот сам наехал не него? Как бы там ни было, информация эта разлетится по участку за считанные минуты.

– Марина! – сказал Фил. – Так на чем мы остановились?

Марина подняла на него глаза, лицо ее было непроницаемым. Что же за ним скрывается? Восхищение? Раздражение? Она опустила голову и начала просматривать свои записи.

– Хм… да. Вот. О чем я говорила? Да. Верно. Обострение конфликта. Посмотрите на всех этих женщин. Лиза Кинг, Сюзи Эванс, Клэр Филдинг… За единственным исключением, несчастная Джулия Симпсон, мы видим явное обострение конфликта.

– Пробные шаги или неудавшиеся попытки, – сказал Фил, стараясь максимально быстро войти в прежний ритм. – Оттачивание методики.

Марина кивнула.

– Этому человеку нужен ребенок. Живой ребенок. И если это так, то для убийцы эти женщины не более чем просто производители детей. Суррогатные матери.

– А почему тогда просто не украсть его где-нибудь? В родильном отделении, например, или в каком-нибудь магазине типа «Мазеркэр»?[5]5
  «Мазеркэр» – название сети фирменных магазинов по торговле товарами для детей и беременных женщин.


[Закрыть]

– Возможно, потому что это слишком рискованно. Не знаю, может, они думают, что с ребенком, взятым из утробы матери, легче установить связь. Теперь дальше, – сказала Марина, показывая на карту. – Может быть, имеет смысл обратить внимание на географический аспект. Обычно удается связать психологический портрет преступника с зоной, где он действует. То есть установить его местоположение, дом, откуда он отправляется совершать преступление. Но, изучив карту, я никакой закономерности не заметила.

– А где живет Бразертон? – спросила Анни.

Фил и Марина одновременно взглянули на нее. Та залилась краской.

– Я только спросила.

Фил заглянул в свой блокнот.

– В Хайвудс, – ответил он.

– Как раз посредине, – сказала Анни, глядя на карту. – Ну, почти что.

– Да, – сказала Марина, – это верно. Но у всех этих женщин разные предыстории, они принадлежат к разным классам, приехали из разных мест. Не похоже, чтобы то, как Бразертон мог пересечься с ними, было как-то связано с географией.

– Возможно, он покупал дом, – сказал Фил, – через агентство недвижимости, где работала Лиза Кинг. Может быть, стоит это проверить.

Джейн Гослинг сделала себе пометку.

– Возможно, он пользовался услугами проституток, – сказала Анни. – И в Новом городе встретил Сюзи Эванс.

Джейн сделала еще одну пометку.

– Я думаю, что мы не должны вычеркивать Бразертона, – сказал Фил. – Давайте за ним еще понаблюдаем. Посмотрим, не удастся ли найти связь между ним и предыдущими жертвами. А еще мы проверим его телефонные разговоры. Но это не должно быть единственным направлением наших поисков.

– А что, если он не живет и не работает в районе, где находит свои жертвы и убивает? – спросила Анни. – И вообще, как он их находит? В больницах, женских консультациях и других заведениях подобного рода? Мы могли бы получить доступ к базе данных о беременных женщинах?

– Мы ее уже изучаем, – сказала Джейн Гослинг.

– И еще… – продолжил Фил. – Нам по-прежнему необходимо проверить все, что касается Джулии Симпсон и Клэр Филдинг. Они обе одинаково важны. Я хочу, чтобы вы проследили последние недели их жизни, куда они ходили и с кем, с кем говорили, – словом, все. Незначительных моментов здесь нет. Если кто-то на улице спрашивал у них, который час, выясните, кто это был и когда это произошло. Джейн, сможешь взяться за это?

Джейн Гослинг, записывавшая все в свой блокнот, кивнула, не поднимая головы.

– Не возражаете, если я взгляну на место преступления? – спросила Марина. – Это может помочь.

– Я отвезу тебя туда, когда мы закончим здесь.

Она кивнула, и взгляды их на мгновение встретились. Но лишь на мгновение.

– Хорошо, – сказал Фил, – похоже, это пока все, что мы можем сделать в данный момент. Патрульные продолжат собирать информацию с камер видеонаблюдения и закончат поквартирный опрос. Бен Фенвик снова пообщается с прессой и сообщит им последние данные. Сейчас те, кто идет домой, должны немного передохнуть. Силы нам всем еще понадобятся.

– Прежде чем мы разойдемся, я хотел бы кое-что спросить, – сказал Эдриан Рен. – Этот серийный убийца…

Марина прервала его.

– Пожалуйста, не используйте этот термин. Как только вы произносите слова «серийный убийца», у людей это тут же ассоциируется с ФБР и со сбором улик на месте преступления. А это часто мешает.

– Тогда пусть это будет лицо, которое последовательно убило более одного человека, – сказал Эдриан Рен, собрав в ответ несколько вежливых улыбок. – Разве такие люди не стараются обычно войти в контакт с нами или оставить какие-то подсказки, чтобы показать, какие они умные? Как-то поиздеваться над нами? Или все это бывает только в кино и книжках?

– Нет, иногда такое бывает и в реальной жизни, – ответила Марина. – Убийцы такого сорта обычно обладают заниженной самооценкой и хотят продемонстрировать свой ум. Порой это просто крик о помощи. На самом деле они подсознательно хотят, чтобы их поймали. Но это только один из типов серийных убийц. И я не думаю, что здесь мы имеем дело именно с ним. Этот человек сфокусирован на очень специфической цели.

– На похищении новорожденного? – спросил Фил. Она кивнула.

– Исключая все остальное. А цель, в его понимании, оправдывает любые средства.

– Тогда, если ему удалось получить ребенка, – сказала Анни, – и ребенок этот остался жив, это может быть хорошо. Он наконец имеет то, что хотел.

– Возможно, – сказала Марина.

– Почему только «возможно»? – спросила Анни.

– Потому что это мы предполагаем, что ребенок жив, – сказал Фил. – И что о нем хорошо заботятся.

– Абсолютно верно, – сказала Марина. – А если, не дай бог, этот ребенок умрет и им понадобится его заменить? Или еще хуже: что, если он войдет во вкус и захочет это продолжить?

– Основать большую семью, – сказал Фил.

Марина смотрела ему в глаза, а он смотрел на нее. Оба выдержали этот взгляд. Контакт был установлен.

– Абсолютно верно.

– Господи… – сказала Анни.

Все несколько секунд сидели в молчании, обдумывая услышанное.

Пауза затягивалась. За окном кто-то возвращался домой с работы, а кто-то уже вышел из дому, чтобы развлечься и отдохнуть. Жизнь в том, другом, отдельном от них мире продолжалась.

Дверь в бар неожиданно распахнулась, и показался торжествующий Фенвик.

– Итак, – сказал он. – Я только что разговаривал с Челмсфордом. Они санкционировали двадцатичетырехчасовое наблюдение за Райаном Бразертоном. Сверхурочные будут оплачены. Поручаю вам составить расписание дежурств, Фил.

Фил внимательно посмотрел на него.

– Я сказал, и суперинтендант полиции из Челмсфорда согласился со мной, что завтра Бразертона нужно будет доставить сюда на допрос. – Фенвик повернулся к Марине. – Думаю, вам следует взглянуть на него через зеркало в комнате для допросов. Посмотрим, какое у вас сложится впечатление. – Он победно огляделся по сторонам и сделал жест рукой: – Продолжайте!

После чего быстрым шагом покинул бар.

Наступившая после его ухода тишина прозвучала громче взрыва бомбы.

Дверь снова открылась. Все обернулись.

– Итак, – сказал Клейтон, – что я тут пропустил?