Текст книги "ЗвездА БеzумиЯ"

Звезда безумия
В. Тао

© В. Тао, 2016

© Виктор Тао, дизайн обложки, 2016

© Дмитрий Хрусталев-Григорьев, фотографии, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Звезда безумия

Лето зализывает раны…

Лето зализывает раны оставленные волками

Болеро отстукивает мгновения – солнце за все

в ответе: ее звали Флорида, мою любовь – скачивали

с торрентов, насиловали на улицах…

зной обнимал, гас как плазменный демон —

было легко вдыхать ущербное солнце трущоб

подсолнухи сканируют синеву, наши безымянные ночи

«Я не знаю!» – молился ангел.

Вламывались в крыши созвездия

…города пылают, падая в мягкое время…

Свернемся улиткой в этот мир. Украдем одежду

у смерти. Хорошие девочки попадают в рай, луна

ковыряет в мозгу своей отверткой —

лижущих со всех сторон псов

выносит в раскаленное вы***ое безлюдье

Зуд мошкары, жара…

скользкий лимузин пылает в дельте:

танцующее счастье в обнаженных мечтах,

шелковый путь грусти – полночь помнила обо мне,

струилась осторожной болью

мы не умираем

полубоги жаждущие рекламы ……………………..

еще

Аромат крови…

1

Аромат крови, аромат свободы —

ангелы под колесами в зубах у счастья: послали гонца

на край света, на х** – никто не спал на районе. Улицы

затянутые камуфляжем, гарью… Осень безмолвна как

заря ислама. По ночам полы блестели как прибой —

Мария Целеста в пучине сна

Родина покрытая славой. Цифровой Бог

на волнах электроники: в центре Зверя Звезда сияла.

Жертвы учились говорить по-русски.

Был бы в сознании, прочитал бы молитву.

Взял бы сани на ледяную гору.

2

Кактусы сохли на окнах. Пассажиры на остановках.

Топ-модели красили губы, выходили на подиум —

стрелялись… последний кутюрье которому отдаешь

свое тело. Жизнь – будешь ее вечным солдатом…

лишние на этой вечеринке: ты ищешь того же что и я —

забвения… пузырьки страха перекатываются под

кожей, пьянят… брошенный окурок – время сгорает

невидимой паутиной:

ты свободна

ночь холодна

Магия

Лето – хочется называть ее по имени.

Будешь ли ты летать с ней!

Море, штиль, пляж – мы одни в этом воздухе неудач.

Ржавые баржи покачиваются, испаряя соль…

Новое утро раздето. Распято солнечными сапогами.

Соль на языке, в золоте: механика кипарисов борется

с ней…

– Камилла, вставай! – слой прически напоминает

подсознание парка, сияющий котел юности …дверь:

свисающий полог как сияющая молитва! Как монолог.

Орфей спасся, притворившись безумным! став семенем

…звенящий зной. Пустынное море как время…

позади гаражей автострада льется изумленными

глазами: кожа покрывается металликом событий

…магия подсолнуха, компьютерный слой реки вяло

текущей сквозь город. Мы надрывались на свалке

плоти! Втягивали неоновые города в орбиту новой

истории! Казино времени: время удачи совпало

на всех циферблатах.

Лазурный сапог зноя, холодноватая патология

времени – притворимся муренами, таблоидами

приключений! Манна небесная да не иссякнет

над нами!

пчелы возвращались в ульи – черные угли

время удачи обнулило дисплеи

еще далеки от рождения

Из рая, с любовью…

Из рая, с любовью… Компьютеры жгут образы, память.

Переулки печали тянули дни – солнце отдыхало

на крышах, спинах. Можно зажигать спички о воздух,

не бояться ошибок

Ангелам вставило в электронной пыли:

Россия с алмазами в небесах. Парили, тестировали свои

программы – всегда в онлайне, или сошли с ума…

записаны в базах бессмертия

«в день, когда музыка умерла…»

…слепни садились на плечи, сияли

дни изнеженными порталами – под сдвоенным

трипом, под сдвоенным небом – «джайлау» лениво

шептали травы, повсюду зеро: кончаем в эту бездну…

Синева и накатывающее безмолвие.

Пляжное солнце иезуитски красивое

сервера пожирают будущее,

лайнеры разламываются в полете нежным пламенем

Модильяни… благоухает время, космос… звезды

пахнут спайсом – у всех разные даты рождения,

но одна дата смерти: 00.00.00… тут забудешь Сына

Божьего и Отца. И ты бы тоже не захотела

Море: в комнатах – полдень

…сквозняк колыхал занавеску: ветер неповторимый…

не мог проснуться, сгорая от счастья! …смотрел сквозь

прицел: сквозь грозу прорываются миражи

и катаются кошки в пыли

Измерения

1

Анатомические особенности кварталов жуют

галактический мусор, согревая ноги. И память… стая

леммингов в отдалении делает мне знаки…

Плетусь по лестнице на пятый этаж – солнце выжигает

сальсу на плечах …вхожу в полумрак, снимаю обувь.

Офелия затаилась за дверью словно ручная газель:

я знаю, что ее здесь нет, но улыбаюсь

2

…это не пески жгут у меня в животе. Это дашики

голода… бриз скользящий в относительной плоскости

зеркал, вытесняющий сны, словно мы сами по себе —

Стефания талантлива на этом ветру сдирающем мою

кожу. Искрится, струится – обещает боль

в нашем бризе всегда столько льда

3

Нюхали нашатырь, поднимались на эшафот:

у меня Астарта в гостях.

Сижу у стены, жгу огонь на полу – в полуяви:

колышется Кошмарный Корабль, медленно

натирает спину переборка…

– Кто там?.. – кричу на верхнюю палубу.

Скрип усиливается ночами – кроме ночей

ничего и нет, «спать, спать…» хлопает парус.

В это время Астарта поднимается на борт.

Наше поле высохло…

Наше поле высохло. Наше море устало

Дети пускали кораблики в небо. Снились подушки

и синие незабудки тыкались в скулы, терлись о лето

о плечо (дыхание горячо)

Висел день, было лень убирать со стола…

молоко кисло в чашке – ты бродила по комнатам

легким абсурдом

молнии вспыхивали

перед грозой

смерть вилась лозой – заползала в углы, в окна

Стояла в саду, где нас не было: ангелы встречали

синеву… струились тени, стены – поля горели

равнодушием…

Небеса– кораблю. Ночь шептала

«люблю» – смерть износилась на теле, затерлась

до дыр в полях, в твоих глазах отражалась

усталость и легкие плечи

Два стакана воды на столе, на солнце —

зыбкость в набегах ветра. Торжественный зной,

камни в поле пасет безмолвие

беззаботной девчонкой

Берег

Берег нем словно рыба. Запах реки…

Растоптана ночь конями, зовущими в пыль глазами человечьими – темными наречиями. Тростник пылал, край тумана плыл… тихое чувство лежало глухо, вытер ноги о порог вечер – теплый дым, теплый…

Мы сидели тихо, глухо. Намело мысли на окна: жаловался свет серебристый ручьем, стоял у порога. Тревожные тени, сушь волос и день весь в ответах. Косые мысли берез стояли тихо вдоль стен – слушали шорох, разворачиваемый как язык – принесенный, отданный жертвам (булькали пузыри в болоте). Крабы в травах шевелились, крались. Треснула ветка осторожно в часах настенных. Вышел, взяв отражение в зеркале (Кровавый король шел вдоль стен).

Отданный в лунный плен: птичий зов тонул камнем – тихо зовущим…

Сотканный из вечера исчезал в ночи, заляпанный сиренью как поцелуями. Радугу свело в судорогу. Темный воин стоял – погибло отражение в ручье. Вернувшийся положил ответ на стол, вышел из комнаты…

Смерть спала в доме – воцарялась, когда мы засыпали. Тягучие лучи как чулки, травы в кровати тесной – лунная казнь… Терпеливый страж лил воду в таз: мокрые ноги от крови… травы зовут в глубину зари, ветер расцвел внутри – посмотри! Безумный голубь взорвался в небе! Ты был там, где кончилась песня волка…

топкий закат: тронул за рукав, обернулся – ветер…

где-то я гуляю на свете

Безмятежность в развевающихся одеждах. Неясный мотив вытворил плоть из плохо слышных гармоний. Там где лежала кошка, открыла тень свой рот. Чувству друга была дорога рука. Подводной тишиной снесло ум на мель: выросла дочка, стала кустом жасмина. Стоял на коленях передней, просил милостыню… Ты пой, пой руками надо мной, над моими мыслями… таяла ответом над ручьем, у корней…

А весь голос выгорел от слов моих!

Город раздарил чайкам, сильным.

Был день, звался май – ни на что не откликнулся, ничего не забыл. Ты свей грозу из рук своих, положи мне на голову: убитая змея… плела тоска сердце зверя, ждала изгородь оклеванных птиц.

Путь тянулся в поля, ждала солома журавля. Дом холоден как улей, черен. Зеркало отражало часы, которых не было в доме. Это шли за мной, сюда. Лежит у ног звезда: Ты мне помог

Пуст порог.

Ментоловые тропики кофеен…

Ментоловые тропики кофеен.

Город как мягкие тапочки:

наполнен волной, позывными вдохновения —

легкий гавайский бриз

Болит плечо. Ноет тело в дружелюбной неге

Бродим по развалинам ума – две хромые собаки:

воздух проколот кубинской сигарой

жуют свои покрышки такси измазанные изумлением

перекресток в позе йога

…и тикает будильник в будущее: воздух можно

сгребать руками – разбрасывать как мыльные пузыри,

дарить

Жемчужная тоска кораблей

Ограбленная набережная —

купаемся в позолоте забвения…

Пурпурные события. Шафран и шалфей —

сонная партитура немного придурковатая

…свет шелестит сквозь полусон, в комнатах,

сушит мои бумаги – и становится легче дышать

Дом закис в синеве, искрящаяся сыпь побережья:

– Переплывем на тот берег!

сонно гудит шмель

ходит молодой отец в комнатах

ярких

Граффити солнца…

Граффити солнца. Свобода.

Молнии лоснятся в жаре, сползают как ласки

с убитых. Маски подхватываются ветром, пылью —

их подбирают жители освобожденного города

Позывные возлюбленных растворились

в космосе, в пустоте. Измазали стены рекламными

откровениями – волки растерзаны неоновой волной.

Мел Гибсон распятый на баннере…

проводят кастинг сутенеры, громыхают созвездия

над головой – как водосточные трубы, как якорные

цепи. Одиночество спускается в долины с телевышек —

попробовать нашу плоть

Хаос дня завораживающий правдоподобием,

потолки струятся в рекламной неге: это небо

спустилось к нам…

Шахидки на трассах безмолвия

голосуют ангельскими сердцами: церемония крови

забрызгала камни… вдохновение – балерина смерти —

так и хочется сказать: «fuck…»

Гонцы возвращаются из будущего

с искусственными глазами. Дремлет паранойя

в шепоте деревьев и вдохновением пахнет полынь:

компьютерная память зависла в минуте молчания

to becontinued

Мертвые травы…

Мертвые травы желаний светились…

Сумерки замедляли ход времени: войска перешли

жизнь и стало холодно в строю, и тяжелей нести тела

Накинутый крючок на дверь: вот и западня

Запоздалый дым потянуло к берегу —

к знакомым местам

Заколдованный выстрел: лег спать часовой,

оставив звезды беззащитными

Мертвый соловей выкликал имена солдат удачи,

схваченной у дороги: сейчас будут раздевать

А я забыл дома топор и молитву, услышанную ночью.

А я валил звезды под откос, закапывал в еще теплой

земле. Змеи шевелились во мне…

Облако счастья превратило мой сон в кошмар: я не мог

проснуться! Вышел из дома, свернул улицу по лицу —

искал дорогу, возвращался к порогу

Тени съели плоть, стал я вольным как ветер —

все искал себя-тебя, никого не встретил.

Голые кони в черной ночи —

смерти нет, кричи – не кричи.

Голая луна: Смерть дана.

Милая одна – звезд полна.

Янка…

Янка упала, ушибла коленку. Дым затянул переулок,

ограды… побежали к реке наперегонки с вечером:

смотрели, как возвращались мертвые солдаты…

тупоумный звук выдуло в облака из заводской трубы

Рыжей памятью выгорели холмы: к млечному очагу, к

Прошлое это бумажный часовой, сказала ты.

Листопад просачивается в приоткрытые двери,

ложится на стол: рассыпанные, потемневшие гильзы…

Отпускали деревянных рыб в воду —

плыл кверху брюхом, улыбался облакам со дна долины:

мело мелиссой по неслышным полям, непослушным

детям

…волна грусти, окутывающая улицы: спроси ее, ветер…

они выходят из нас как из города Бога – наши ангелы,

наши убийцы… поднося бритву к лицу – молча входя

в блаженство

Бризовые улицы…

Бризовые улицы растворяют сердца, ленивые

и мертвые мысли… божественные рекламы заполняют

город – «снайперы любят вас: будьте внимательны»

Юпитер, спутник Царя. Сатурн, спутник святого:

вкатывают носилки в божественную операционную.

Выкладывают надгробия на стол: так просто с отцом…

Июль, меланхоличные дни распродаж…

Иисус прощает нам скидки на Свой день рождения.

Сильнее чем Югославия горят сердца —

их можно звать ангелами без крыльев

Шрапнель лунного света ворвалась в комнату:

звенит браслетами на запястьях моей божественной

природы. Бездомной мелодией…

наши лица успели смениться, пока ты пела.

Только степь горела, шпалы регулярно лежали

Нас несло на причал, на мол…

ветер был гол, звался Эол – гнался за моей улыбкой,

нашел кожу – натянул, облокотился на подоконник

болтает языками богемных реклам,

дразнится шелестом неоновых перьев:

есть одна мука в духе – тоска.

светящиеся мгновения роятся за головой,

стреляют сигареты у девчонок: это превосходит

мое воображение

цветы распускаются и утро настает

Роились призраки меланхолии…

Роились призраки меланхолии – в пыли, в полыни

Звезды перемолоты в хлеб, в зной – в чесотке цикад

мерещится Голливуд, ангелы умирающие под

колесами. Некуда голову преклонить среди

счастья

Живые и мертвые за одним столом, на одной

земле. Лето бессмертия входило на порог,

в дом объятый огнем – плоть усыпана

болью (так язык отрицает Слово)

Предавал, сбивался на смех —

«нас не догонят!» стебались менты,

крапива полыхающая ожогом

(догнали и прикончили в новостях)

Выбрался на денек, сел на пенек.

Прикусил язык, натянул одеяло на голову…

рассмеялся солдат, передернув затвор – посыпались

семена из ствола – отлетали от стен,

скакали по полу —

Плоть

Сидит напротив как судьба.

Если грамотно пощупать ее коленку,

можно нарваться на кайфовый прием!

принести в жертву

Ничего не оставить себе.

Какофония улиц растворяет кофе

в поюзанной забегаловке: много пить

вредно в несуществующей жизни.

Быстротающий поцелуй в воздухе.

Стрекозий, алый вмах губ…

сижу на тротуаре, флиртую

с фотографом – интересно,

я ему тоже снюсь?

…хотела оставить шрам, не смогла.

Смог, мгла. Электричество звуков

врывающееся в тело – чувствую себя

на проводе. В сети. Досмотреть сумерки

и выдернуть шнур.

…пришла ко мне с палкой,

пристала к душе с прялкой. Свивала

кубики из мыслей, ткала ковер. Пишу кавер

на сны – пёс отравленный светом. Ядом.

Чистая лоботомия духа

Сознание под знаменем.

Уже свет померк, как закатилось солнце

(смотрел немного прищурясь словно тиран)

Сладкие как мечта, горькие словно жизнь —

стопили бессмертие на середине дороги,

черные машины своих снов

Наркотическое лето – накрыло с головой,

с небесами. Таяло, прислонившись к телу,

прорастало сквозь взгляд

Мир Евангелия распят, ветер кусает в губы —

время рассыпалось каждое мгновение —

но мы опять не успевали

Не думаю о трассах прибитых

закатной пылью… Вместо асфальта – солнце.

Вместо воды – Твои глаза.

Все дороги немного похожи на паранойю.

Немного на кровь. На жажду…

после ослепительной вспышки

верблюды спускаются с вершины полуночи

Тихие ставни, притихшие волны…

Тихие ставни, притихшие волны…

утомили собак поезда, в снах светила звезда,

космический туман глотал города – мертвецы сияли,

разрушая солнце…

Магистрали умчались с небес, полей.

Магия лета, час безмолвия перед закатом

Сотворил дурачок знамение, Европейское сияние —

колокол плыл, мешая колыбельной – лунная пыль

осталась под ногтями… Зарастал туманами дом,

сумраком. Сновидения заполняли аллеи, солнце

стригло резьбу лишайника

тихо достигали лучи долины, пустыни

дней

матовые прикосновения голову обернули

марлей – и тело запело

принесли свет фонари – положили у ног

память оборачивается, возвращается в плоть —

чувственные животные поглощают природу

металлические собаки спешат к смерти, к рассвету

Магические поколения… Натюрморт сиял чистотой.

Трепетный свет кивал шевелюрой: соотечественники

пылились под солнцем… густонаселенные районы,

балласт обременяющий время – мы его наполняем:

приказывай!

Комфорт загружал зеркала своими программами —

песков не хватало пустыне, металась жажда тканью

в дверном проеме: не только в доме стояло отчаяние

зеркала заражали бессмыслицей полдень

пыль планет несло искаженное время

искала болезнь подходящее тело

(мысли шевелились вокруг головы)

тревога захватила комнаты, дом с видом на прошлое

Молчали петухи, пастухи – Божественное начало

просилось в дом – легло под ноги ковром, мягкой

памятью мело сквозь плоть переулков, мира

Обморок в зеркалах.

Тревожный куб времени —

легло на лоб матовое сияние в глубине

восточной звезды

в воде отражался полдень

Анастасия-Россия

Арифметическая ночь над головой, пляжи

считали убытки осторожной волной, шуршал песок

у ног – сияла (смеялась?) звезда, сквозь пол утекала

вода – высохли дни на пальцах,

остановились космические часы

мы здесь их оставим

Пепел

…Мышьяк пепла обсыпал колени. Очищенный мрак. Отрепья полнолуния в зеркале – в холщовой игре теней, на коже рук. Умер петух и проснулся новый рассвет! Орел грел поле взглядом: бархатным ремеслом убийцы

Монотонное жжение света… российский ветер сжег ночь, и тихую паутину рассвета. Костюм палача трепал ветер – пылающий черный костер. Нега текла сыроватой рекой в ночи… Безъязыкая ласточка протыкала тьму. Околдован костром и хищниками: гончарный круг под этим обожженным небом – последний

Хамский ветер и стеганое одеяло —

дождь, прозвучавший трехкомнатным эхом… начало западни. Немой кашель. Холодный портвейн. Хромой воробей на подоконнике подклевал звезду и замысел, сложившийся в благоухании окон.

Натянутая память как сеть, удерживающая самоубийцу. Пылающая хризантема в углу. Пустая улыбка. Кость сновидения, обрастающая плотью. Не выпустим изо рта веревки, будем немы как рыбы.

Пересадка сердца кораблю. Сухие сплетни полей куклам света, сторублевая нагота шоссе. Журавль или ангел, пересекающий горячую синеву.

Творимый пауками парк пах луной

и сытым безумием питались зеркала, встречая ветер

и обрывки звезд

Белое в белом…

Белая кушетка белая-белая. Белая, белая смерть.

Белая лошадь в мраморном парке —

больно глазам смотреть…

Приспустили флаги серафимы. Из печали

несли венки, головами качали… Цветы в астральной

литургии. Ослепший Тесла в черных очках: сияет пыль

в черных перчатках

Осторожный лист упал в комнату: окно дышало

эмалевым запустением. Сидела нога на ногу. Курила,

придерживая пепельницу в левой руке.

Отрекшийся мальчик у окна.

В ясность зеркал простирается мечта,

залитая Светом в конце… поле было бесконечным —

изумительные пришельцы улыбались на меня во сне!

Государственные флаги спускались с орбиты…

звезда в пароксизме сумерек —

падает, укутывая плечи

солярные призраки в электрических полях

боль шевелится как новорожденный, не угасает

Экстаз полз по коже…

Экстаз полз по коже, нащупывая

этажи позвонков. Плавные авиалинии

тела… лежал в яслях полных ясности,

лодка в надире лунной дорожки —

из наших надежд сделают черное фортепиано,

лоснящееся на подиуме наслаждения.

Громоздятся крылья, заваливая Вселенную.

Шарят радары во тьме сердец, чувств

украденных у бриза на одичалом причале

Седла скрипели как кости в теле.

Как луки в колчане. Как камни в горле.

Отправился за звездой красивой. Обжегся

волшебной крапивой. Пыль вечная как расстояния.

Река… здесь звезд больше, чем у меня в гареме!

твоя талия тонкая как боль подростковая

растрескавшаяся мозаика губ – курлыкала белая

птица словно не могла согласиться

словно не могла остаться в вышине

нет, я об этом не

Случилось это на днях…

Случилось это на днях, на костях…

Река кладбищем молча текла. Слезы-березы… вылил день за порог, с грязной водой. Несколько слов не отмытых лежат на столе (надо выйти пока не дорого). Зарой могилу, а то упадешь: (надо встать, выйти пока не поздно…) стоят вокруг, топчутся как мысли. (Стая зевак на деревьях). Мысли есть у полковников – о покойниках: еще несут службу. Убьют – выпьют за дружбу. Неси сани сюда скорей! Уже видишь во снах Царей?! Выльется тебе вино на колени. Возьми в провожатые тени…

Натекла черная тень под ноги. Черным мылом искупался грех единственный. Голос таинственный – черным жасмином цвели звезды.

Однажды коснулся края крыла – вышла она: стояла одна… для тебя одна принцесса (Твоя Богиня, Рабыня). Сдвинь льдину у ног, подтолкни в волну-седину: садись у ворот, раз пришел, парень…

Южная ночь как клубника: нежная тень реки… возьми венок за голову тихо: милый друг, плыви за месяцем-отражением – только вернись…

Южная беда навлекла глаза. Черные глаза черемухи ночной. Черный ветер обнимает за плечи на ночных тротуарах, сушит губы ночной жемчуг

Холодного ужа прикосновенье на постели. Жареный петух потух: клюнул словечко – выпало сердечко. Милый мой, прости – только вернись…

тяжела высь. Монотонно окно, с гвоздем в стекле – в сердце. Распахнулась дверца: печь пустая… ночь холостая. Вчерашний вечер под окном, чужой гость задержался, почуяв высь. Глядел в пол стол. Милый, прочти эти мысли – только вернись…

Черный соловей – пепел с полей.

Черный ручей – голос ничей.

Вышла моя судьба налегке:

несли шаги к милому, вышли к реке.

Отведи меня к милому:

мне прощенье – угощенье,

только вер…