Текст книги "Можно (сборник)"

Совпадение

Бампер огромного черного внедорожника запрыгал у моего бока. Левого. Визг тормозов пронзил насквозь и пришил к асфальту. Прожитая жизнь сплющилась до доходчивости комикса, где последней картинкой – смазанные лица прохожих, слетевшая на дорогу сумка, белые пузыри из головы водителя с текстом: «куда ж ты еб…!!!» и почему-то дворняга с задранной задней ногой. Визг тормозов остановил ее в намерении почесать бок. Тоже левый.

Единственная мелькнувшая в моей голове мысль была до обидного короткой и простой: «а некоторые видят святых в такой момент, и даже говорят с ними, а я вон чего…»

Я не успела испугаться ни машину, ни ситуацию, но вспотела от ужаса, увидев вышедшего из внедорожника водителя. На меня надвигалась поросшая мхом гора с искорёженными белыми бровями на перекошенном лице. Толстый, с пузом в светлой майке, с открытым ртом, он был похож на оживший от ярости стог сена с пустым гнездом, из которого сейчас вылетит! Я была сама виновата – рванула через дорогу не глядя, – и приготовилась к расправе…

– Не зацепил? – Гаркнул стог гневным басом.

Я мысленно прокрутила эхо его слов. Два раза. Туда и обратно. Он точно произнес «не зацепил», а не «убью идиотку»?

– Н-нет, больше напугали…, – вышла я из оцепенения. – Отделалась легким испугом…. Сама виновата, поперлась, не глядя. Простите меня! Пожалуйста…

– Я сам испугался! – Спокойней сказал мужчина. – Сижу в своей деревне, отвык уже от московских дорог. В последнюю секунду вас заметил! Ох… аж нехорошо стало…, – он промокнул платком в клетку потное лицо и лоб с залысинами. – Ну, слава богу, обошлось, да?

– Да. Все нормально. Не переживайте. И простите меня, ради бога…

Он подобрал с асфальта сумку и отдал мне.

– Возьмите.

– Спасибо.

– Вы курите?

– Неа…

– А кофе пьете? – Спросил он уже с мягкой улыбкой.

– Пью.

– Давайте выпьем по чашке, а то прямо руки трясутся. Только запаркуюсь…

Он направился к машине, а я оглядела его свисающие бока в обтянутой майке, бесформенную попу в мятых штанах и затылок, покрытый светлым мхом и переходящий в спину посредством трех жирных складок, насаженных одна на другую, как детская пирамидка.

– Егор, – протянул он мягкую розовую ладонь, вернувшись. – А вас?

– Таня.

– Мелкое здесь все какое…, – пробирался он к дальнему столику в кафе, уронив по пути пару стульев. – Давайте здесь. Если не развалится.

Он грузно придавил собой стул, полностью исчезнувший под его телом, и посмотрел на меня. Глаза цвета потемневшей на солнце соломы были словно специально подобраны под волосы и брови цвета укрытой от солнца соломы, и поэтому сохранившей свой естественный белесый оттенок. Хотя, по этой логике, должно было быть наоборот – макушка-то на солнце…

– Так вы в деревне живете, Егор? – Спросила я, пока он отодвигал от себя стол, увеличивая пространство.

– Уже да, перебрался. Хотел давно, но все никак не получалось. Вот уже полтора года как переехал окончательно.

– А что вы там делаете? Не скучно?

– Там скучать некогда. У меня дом, хозяйство, птица есть – куры, утки, индюшки, недавно еще гусей подкупил, козы, поросят развел, корова, одна пока, вот думаю ее покрыть или лучше осеменить. Была еще одна, продал. Нервная оказалась какая-то, не люблю я нервных…Что еще? Сад есть, конечно, и полгектара со всякой всячиной – картошка, моркошка, зеленюшка, даже кукуруза растет. Ну и всякое такое.

– Это ж сколько сил надо, ухаживать за всем этим? Вы все это один делаете?

– Нет, почему один. Одному это не под силу. Работники есть.

– Продаете на рынке результаты труда?

– Продаю? Зачем? – Поднял он соломенную бровь. – Я все сам съедаю. Видите, какой я большой! Я не хожу в магазины, у меня все свое – мясо, яйца, молоко, овощи, соленья. Если бы не дела кое-какие, я могу практически совсем не выезжать, у меня все есть. Натуральное хозяйство. Чиста натуральное! – Довольно произнес он.

– Так Вы мафией руководите после стакана козьего молока с кукурузой?

– Почему мафией? – Засмеялся Егор.

– Ну, деньги то откуда-то берете…

– Ах, деньги! – Он словно вспомнил забытое слово. – Деньги беру.… А мы могли бы увидеться с Вами еще?

– Зачем? – Не поняла я.

– За-чем, – повторил он медленно. – Знаете, Таня, сельская жизнь приучает к простоте во всем. И в отношениях тоже. Что, мне, честно говоря, очень импонирует. Вот. Разведен я давно, а недавно потерял любовницу. Место свободно, как говорится. В перспективе, конечно…

– С ней что-то случилось?

– А? Нет… Она уехала с мужем. В общем, я один сейчас и это уже не радует. Я подумал, что мы могли бы продолжить знакомство. Раз уж так нас сегодня жизнь свела. Я верю в случайные совпадения. Если вы не против, конечно. Не знаю, когда буду в следующий раз в городе, как дела будут. Давайте, я позвоню, и если вы будете свободны, мы могли бы, например, покушать устриц в хорошем месте. Сейчас сезон устриц начинается. В сентябре надо кушать устрицы! Буду рад, если вы согласитесь.

Странно было слышать об устрицах от человека, похожего на стог сена, с соломой на голове и ей же, потемневшей в глазах.

Заинтересованная таким набором, я согласилась.

– Таня, а Вы где? – Вдруг позвонил Егор днем на неделе.

– Иду по Сущевке.

– Серьёзно? – Засмеялся он. – А я по ней еду! Вот это снова совпадение! Так как насчет устриц?

– С удовольствием!

Через пять минут знакомый черный бампер затормозил возле моего бока. Снова левого.

– Мы сейчас поедем в одно место. Там понимают толк в устрицах, – объявил Егор, убирая картонную коробку с переднего сиденья.

Его соломенные брови и волосы шевелились на красном, словно помидор-рекордсмен, лице.

– Вам стыдно? – Спросила я.

– Почему стыдно?

– У вас лицо красное.

– А, это мне делали чистку. Через пару часов кожа успокоится и краснота сойдет.

– Какой у вас недеревенский образ жизни.… Посреди дня катаетесь по городу с чистым лицом, не говоря уже о пристрастии к устрицам.

– Я вижу, у вас возник интерес ко мне, – мягко улыбнулся Егор. – Окей. Я расскажу. Но только, когда приедем на место. Я не люблю говорить за рулем. Езжу редко по городу, а навыки, они быстро уходят.

Живот Егора в желтом джемпере лежал у него на коленях созревшей тыквой. На поворотах он терся о кожаный руль с тихим шуршащим звуком. И еще что-то все время погромыхивало. Погромыхивание исходило из картонной коробки.

– Что там? – Спросила я.

– Минералы, камни, – скосил глаза Егор. – Я увлекаюсь минералогией.

– Можно посмотреть?

– Аккуратно. Не рассыпьте.

Коробка была набита камешками самых разных форм и цветов.

– Ух, ты! Зелененький какой…, – взяла я в руки один.

– Это нефрит, – на секунду глянул Егор мне в руки. – Он бывает еще белого цвета и, как правило, полупрозрачный. Очень прочный минерал. Прочность ему придают кристаллические волокна, спутанные наподобие войлока. Испанцы столкнулись с нефритом при завоевании ацтеков в начале шестнадцатого века. Когда узнали о его лечебных свойствах, назвали его «камнем поясницы». А в России нефрит нашли только в начале двадцатого века, на Южном Урале.

Я удивленно рассматривала Егора в профиль: тыква живота, трущаяся по рулю, двойной подбородок, нос картошкой, солома волос и бровей на красном помидоре лица. Казалось, все услышанное было сказано кем-то другим…

– А это что за слепленные кубики? – Взяла я другой минерал.

– Это везувиан. Он действительно состоит из слепленных вместе кубических кристаллов. Назвали его так по имени вулкана, в застывшей лаве которого его нашли.

– А это что? Красиво так переливается. Голубым и зеленым и золотистым…

– Это лабрадор, – ответил Егор, не глядя. – Он переливается только на отшлифованной поверхности. Такой оптический эффект связан с однотипно ориентированными кристалликами, которых может быть до нескольких тысяч на одном квадратном сантиметре. Его обнаружили в семнадцатом веке в Северной Америке на полуострове Лабрадор. Отсюда название. Но применялся он в качестве декоративного камня еще при строительстве Киевской Руси…

Мое изумление так раздулось, что, казалось, сейчас начнет тереться о руль.

– Егор, вы обо всех минералах знаете настолько подробно?

– Это не подробно. Есть химический состав, география добычи, способы огранки, астрология, медицина, эзотерика, очень много всего, что связано с минералами. Я просто запоминаю какие-то факты, которые кажутся мне занимательными.…

– И какие факты кажутся вам занимательными?

– Сейчас, минуту, мы уже подъезжаем…

В ресторане Егор накрыл своим телом стул, потыкал уверенным пальцем в меню официанту и продолжил:

– Занимательными мне кажутся истории названий и легенды, связанные с минералами. Вот, к примеру, Гетит. Назван в честь Гете, Иоганна Вольфганга, который. Этот великий немецкий поэт всерьез увлекался минералогией и имел большую коллекцию минералов. Гетит – осадочная порода и его формирование требует присутствия воды. В начале двадцать первого века гетит обнаружили на поверхности Марса, что считается доказательством прежнего присутствия воды на этой планете. Или вот мусковит, разновидность слюды. Назван по землям «Мусковии» – как на Западе в прошлом называли московские земли. Есть еще такой уникальный минерал – чароит. Он встречается только на территории России, и в других странах пока не обнаружен. Назвали его по месту находки – река Чара в Сибири, в середине двадцатого века. Из-за примесей марганца чароит может быть разной окраски – от коричневой и нежно-сиреневой до густо-фиолетовой с веерными прожилками. Считается непрозрачным двойником аметиста. У меня он есть в коллекции!

– В той коробке в машине?

– Нет, коробка это мелочи. Основная коллекция – дома. У меня даже есть окаменевшее дерево!

– Как это?

– Вот такие шутки природы! В процессе формирования осадочных пород иногда создаются условия, при которых древесина не разрушается полностью, а постепенно замещается минералами и каменеет. В ней сохраняются годовые кольца, и даже структура клетчатки. В парке Петрифилд-Форест, в Аризоне, есть каменные стволы, которым по двести миллионов лет, шестьдесят пять метров в длину и диаметром три метра! А в моей коллекции есть редкие образцы, по рисунку не отличающиеся от яшмы и агата. Только специалист сможет отличить. Приедешь, покажу тебе…

– А мы давно на «ты» перешли? – Удивилась я. – Хотя, по сравнению с возрастом стволов….

– Да…, – улыбнулся Егор. – Извини, я завожусь, когда говорю об этом. Ты против?

– Нет, не против. Я люблю, когда заводятся.

– Я имел в виду.… Ну да….

Он смутился и замолчал.

– А легенды какие? Расскажи…

– Тебе интересно? – С сомнением спросил он.

– Конечно! Очень! Как это может быть не интересно!

– Да может…, – произнес Егор, и его соломенные глаза словно отсырели.

Он поерзал на стуле, почесал лоснящийся лоб.

– Чешется всегда после чистки. Не обращай внимания. Так вот легенды.… Есть такой минерал – авантюрин. Это разновидность кварца, но с особенным блеском, который придают ему трещинки, заполненные гидроокислами железа. Стекло, похожее на авантюрин, умели делать еще древние египтяне. Позже секрет был утерян. И вновь он был получен случайно, лишь в шестнадцатом веке, итальянцами, когда немного медных опилок случайно попало в сосуд с расплавленным стеклом. Какие бывают совпадения! Такая вот история.… А есть минерал, который прямо так и называется по связанной с ним легенде: «слезы апачей». Это разновидность обсидиана, вулканического стекла, темные камни с беловатыми вкраплениями. Легенда рассказывает, что индейцы из племени апачей не раз нападали на поселения американских колонистов. Однажды отряд колонистов напал на рассвете на лагерь апачей, застав индейцев врасплох. С первыми же ружейными залпами пятьдесят индейцев было убито. Остальные двадцать пять укрылись на вершине утеса. Когда у индейцев закончились стрелы, они бросились вниз на камни, не желая принять смерть от пуль бледнолицых врагов. Жены и сестры погибших воинов выплакали все глаза, горюя по своим мужьям и братьям. Слеза индейских женщин превратились в камни, которые теперь находят в этих местах. Такая легенда. Она, конечно, явно пересказана американскими минерологами, чьих предков так нещадно терроризировали местные индейцы, но тем не менее. В таком виде дошла….

– А еще! – Потребовала я как на детском утреннике.

– Да их много…, – улыбнулся Егор. – Есть легенда об аметрине, помеси аметиста и цитрина. Это полудрагоценный камень, фиолетового, сиреневого или желтовато-персикового оттенка. Впервые об этом минерале стало известно в Боливии, в семнадцатом веке, когда некий конквистадор дон Фелипе с длинной фамилией через дефис, которую не помню, женился на местной принцессе и получил в качестве приданного шахту Анахи, оказавшуюся первым месторождением аметрина.… Вот так надо жениться…

Егор скрутил пушистую голову в сторону кухни. Пирамидка жирных складок с загривка перебралась на левую сторону шеи и накренилась.

– Ну, где там наши устрицы? – Спросил он у ресторана.

– Буквально пять-семь минут! – Тут же пронес улыбку официант. – Горячее требует еще немного времени!

Желтоватый свет ламп делал красное лицо Егора оранжевым, а волосы и брови – золотистыми. Его голова напоминала праздничный шар, не перестающий рассказывать:

– Считается, что устрицы можно кушать только в месяцы, в названии которых есть буква «р» – сентябрь, октябрь и так далее до апреля. Это повелось с тех времён, когда устрицы вылавливались «дикими». Летом они размножались, и их улов в это время снижал популяцию и был запрещен. Сейчас это уже больше дань традиции. Устриц разводят круглый год. Но чтить традиции это тоже традиция! Самое главное в свежих устрицах – определить, свежие ли они. Считается, что для этого достаточно тронуть острием устричной вилочки край мантии моллюска, или выжать каплю лимонного сока. Если моллюск подтянет мантию, значит, жив и свеж. На самом же деле, этого вовсе не достаточно. Мало определить, жив моллюск или нет, важно оценить его качество. А это можно сделать по трем пунктам. Во-первых, внешний вид – моллюск должен быть упитан, полнотел, и вальяжно располагаться в своем природном жилище. Примерно, как я сейчас, – улыбнулся Егор. – Если моллюск худой, внутренняя пленочка натянута и небольшой бугорок в середине, это значит, его долго везли или хранили, и он попросту полудохлый. Во-вторых, запах! Он должен пахнуть морем, и ничем больше! В-третьих, цвет! И здесь надо знать тонкости устричного окраса! Одни из самых изысканных устриц Марен-Олерон, так называемые Зеленые Фин дё Клер Лабель Руж, имеют яркий зеленый оттенок, и чем ярче, тем лучше устрица. Мантия некоторых устриц Марен-Олерон бывает черной, а бретонские морские устрицы могут иметь желтоватый оттенок. И так далее…

На столе появились блюдо с устрицами во льду, кастрюля и сковородка. На блюде устрицы располагались по кругу, как на циферблате часов. Пара очень желтых долек лимона показывали пятнадцать минут шестого.

– Живые на льду, суп и запеченные! – Потер руки Егор. – Практически все способы приготовления устриц! К свежим устрицам традиционно подают лимон, уксусный соус с луком-шалот, зерновой хлеб и масло. Это все, что нужно для дополнения к их вкусу. Устричный суп со сливками и горячие устрицы, запеченные со спаржей и белыми грибами! Замечательно!

Егор вытер платком лоб и залысины, и, взявшись за устричный нож, продолжил:

– Так вот, если от прикосновения острием вилочки либо от лимонного сока, моллюск резко отдергивает мантию, это на самом деле плохой, а не хороший признак. Это значит, что нервная система моллюска истощена и раздражена. Свежий моллюск подтянет краешек мантии не торопясь, с ленцой. И такую устрицу можно кушать и без лимона, и без разбавленного уксуса с рубленым шалотом. Ее следует просто выпить вместе с ее «первой» водой. Но в Москве этого делать не стоит, я тебе скажу. Хотя в этом ресторане традиционно стабильное качество. Поэтому мы здесь. – Егор промокнул салфеткой толстые пальцы, каждый из которых выглядел как упитанный полнотелый моллюск со здоровой нервной системой.

Остающиеся в живых устрицы на блюде слушали, раскрыв створки, как и я, слушала, раскрыв рот.

– Ты всегда так внимательно слушаешь? – Хмыкнул Егор оранжевой щекой.

– Нет, только когда мне интересно, – заверила я.

– Значит, тебе интересно.… Тогда надо выпить за совпадение интересов! – Он обхватил бокал моллюсками пальцев, прислонил соломенное вино к губам, и поставил на место. – Чисто символически. За рулем не пью! Так вот…

Последовала лекция с экскурсией по выставке достижений устричного хозяйства с заходом во льды блюда, в теплые воды кастрюли и в запеченные пласты сыра чугунной сковороды. И даже с заездом на литературную страничку:

– Кстати, утверждение, что устрица пищит, когда её едят, пошло с легкой руки Шолохова, из романа «Поднятая целина»: «Генерал их даже натощак сотнями заглатывал! Ел прямо на кореню! Вустрица ишо из ракушки не вылупится, а он уж ее оттель вилочкой позывает. Проткнет насквозь и – ваших нету! Она жалобно пишшит, а он, знай, ее в горловину пропихивает», – цитировал Егор.

Он, наконец, замолк, вплотную занявшись моллюсками, не забывая промакивать платком лоб и пальцы салфеткой.

– Ты обещал рассказать о себе, – напомнила я.

– Тебе это еще интересно?

– Ну конечно.

Егор передвинул бокал на сантиметр дальше, вытер губы, бросив скомканную салфетку в тарелку.

– Рассказывать то особо нечего. Моя история типична для своего времени. Я был самым молодым банкиром в постсоветской России. Ну, в Москве точно. А случилось это так: учился в финансовой Академии, подрабатывал охранником сутки через трое. Учился на дневном, поэтому удобно было. Банки только начали создаваться. Наш банк учредил тоже типичный для своего времени персонаж – перекрасившийся в демократа коммунист, номенклатурщик. Сидели поначалу, кстати, в здании бывшего райкома Комсомола, и он ходил по коридорам в костюме и галстуке совковой лопатой. Противная такая морда, вечно подозрительная. Терещенко Виктор Ильич. За глаза, конечно, Ильичом звали. Два зама у него было. Один – кореш его старый, а второй – молодой зять. Зять недолюбливал «папу», кореш следил за зятем по старой чекистской привычке, а Ильич, не доверяя им обоим, двигал контору к рубежам Кремля. Ну вот.… Однажды прихожу с утра на работу, мне тетки наперебой: «Ильича вчера увезли прямо с директорского кресла с инсультом, «зять» уже с утра в его кабинете шурует, он давно к нему подбирался, а кореш в отпуске. Лучшего момента не будет. Иди, говорят, Егор, предложись ему в замы. Кому как ни тебе! Надо отметить, любили меня тетки. Молодой был, худой, кудрявый. На пятом курсе на тот момент. Я и пошел. «Зять» меня выслушал и сразу – иди в кадры, оформляйся. Вот так я и стал замдиректора банка в двадцать два года. Ильич уже не вышел, кореша «зять» задвинул, а потом и сам заграницу свалил, а я стал Президентом банка. Вот так. Время такое было… Можно сказать, просто совпадение. Оказался в нужное время в нужном месте.

– Что было потом?

– Что потом… работал, женился на сокурснице. Мы с третьего курса с ней встречались. Дальше ничего интересного.

Оранжевая голова Егора потемнела, словно в лампах упало напряжение. Соломенные волосы и брови потускнели, растеряв позолоту.

– А, по-моему, дальше-то как раз и началось самое интересное. – Подтолкнула я.

Егор поднял на меня потухший соломенный взгляд.

– Дальше…, – повторил он. – Дальше я жену к себе взял. Она как раз из декрета вышла. Она поработала пару лет, потом сказала, что ей в банке скучно, что хочется «живого дела» и я попросил своего друга взять ее в его фирму. Он сначала ни в какую. Я тебя уважаю, старик, говорит, но у меня принцип не брать жен своих друзей. Так, я, дурак, взял хорошего вискаря и поехал его уламывать! О как.… Уломал… Чтобы она могла попробовать «живого дела». Они тогда только начинали бизнес. Торговля автомобилями. Она попробовала, да так, что ей скоро отдали филиал, а потом она открыла свою компанию. Денег стала больше меня приносить. Я нормально к этому относился. Работаешь, получается у тебя и молодец. Но она стала меня тыркать этим. Дня не проходило, чтобы не съязвила, что я на ее шее сижу. Я!!! Представляешь!?! Я ее туда устроил, я ей все преподнес на блюде, как вот этих вот устриц, и меня же после этого мордой об стол! Так она же и на развод подала! Сейчас она величина в авто бизнесе, а я вот вложился в акции, денежка капает, а я думаю – покрывать корову или лучше осеменить, и капусту выращиваю…

– Тебе же это нравится. Помнишь байку о правителе римском, которого пришли звать вернуться в политику, а он ответил «если бы вы знали, какую я вырастил капусту, вы бы перестали меня уговаривать».

– Помню. Это сцена из фильма «Москва слезам не верит». И речь шла о римском императоре Диоклетиане, правившего Римом с 284 по 305 год. В 305 году он отрекся и удалился в свой родной город Сплит. Сейчас это в Хорватии, в провинции Долмация. Диоклетиан был реформатором государственного устройства Римской империи, а прославился благодаря капусте.

– Я просто о том, как к этому относиться…

– Да я-то доволен своей жизнью! Ей чего не хватало? Квартиры есть, машины, шмотки, поездки, все!!! Какая разница, кто сколько денег принес! Ну, больше ты принесла и что с того? Я же тоже не бомжую. Откуда этот сволочизм в бабах? Чуть сама поднялась над мужиком, все, пшел!

– Она замуж вышла потом?

– Не знаю и знать не хочу, что с ней! И все это так медленно, подленько происходило! Сначала раздражало, что я говорю, потом мои увлечения не устраивали – «достали твои камни повсюду», хотя, сама увлекалась минералогией поначалу, потом одно мое присутствие стало раздражать! Хорошо. Разъехались по разным квартирам, – нет, давай разводиться!

Егор вытер рот салфеткой, словно хотел стереть с губ сказанные слова, и, скомкав, с силой швырнул в тарелку.

– Сука!

– Егор, не надо так…

– И ведь главное, сам ее за руку привел к приятелю, упросил взять… пусть, мол, попробует.… Вот и делай добро женщинам…

Я молчала, гадая, как обстояло с нервной системой у моллюска при жизни, сейчас плавающего в сливках…

Егор посмотрел на меня так, словно только что заметил.

– Мне надо было выговориться… Спасибо, что выслушала.

– Я понимаю.…Если тебе стало легче, я рада…

Устричный фестиваль продолжался еще пару месяцев…

Традиционно, на закуску Егор раскрывал створки сельских новостей: «помог соседу завалить хряка, купил дров на зиму, камин топить, продал яблоки заготовщикам, осеменил корову все-таки, а то хорошего быка не найдешь, бегают всякие недомерки, покрыть корову не могут, а заразу какую-нибудь занести – запросто…»

Основным блюдом выступали рассказы о хищной неблагодарной жене и бесконечных унижениях в браке.

На десерт Егор сообщал, что со мной легко, благодарил, что выслушала, и просил о следующей встрече. От раза к разу, основное блюдо становилось все объемней, острей и красочней. К нему Егор приступал уже почти сразу, лишь увидев меня.

Я давно наевшаяся этим угощением, решила спихнуть тему неблагодарной бывшей жены и наши отношения с мертвой точки. Или ее поставить…

– Слушай, мы трахаться-то будем? – Перебила я очередное начавшееся продолжение без конца.

Егор приподнял удивленную соломенную бровь.

– Ну, если ты хочешь…

– А ты?

– Я? Хочу, конечно!

– Вот и давай.

– У меня три пустых квартиры в Москве. Выбирай любую.

Он подробно объяснил, где и какие квартиры. Я выбрала. Мы поехали к нему.

Только оказавшись сверху на лежачем Егоре, без одежды больше похожем на водяной матрас, чем на гору или даже стог сена, я поняла, что такое «несовпадение». Его рыхлый живот раскачивался в такт моим движениям без каких либо попыток со стороны хозяина совпасть со мной в резонансе.

– Поцелуй…, – вдруг попросил Егор.

– Где? – уточнила я.

– Там…

Я сползла с водяного матраса в поисках «там».

– Не так.… Шестьдесят девять.

«Это же невыполнимо технически!» – думала я, доставая то «шесть», то «девять», но никак не одновременно. Тем не менее, какая то цифра вырисовывалась….

Он кончил с тихим хрюканьем и затих. Я пошла смывать трудовой крестьянский пот.

– У тебя хорошая фигура, – похвалил он вслед, словно впервые меня видел

– Да? Спасибо…

После душа меня встретило разочарованное лицо Егора.

– Что не так? – Спросила я.

– Все было нормально. Но я люблю пожестче. Таня.

– Я тоже. Егор. – Невольно скопировала я интонацию.

Мы молча выпили кофе на нежилой кухне с видом на двух собак, роющихся в помойке. С высоты одиннадцатого этажа они казались любящими друг друга и свой район хомячками. Интересно, считают ли они свою встречу, а также наличие на этой помойке съедобных отходов, счастливым совпадением?

Через неделю Егор гундосо сообщил в телефон, что хотел бы меня видеть, но приболел, лежит у себя в доме и никуда не выезжает. И вряд ли в ближайшее время, т. к. дела не совпадают…

– Выздоравливай, – ответила я, почувствовав, как у меня зачесался левый бок, и как почесать его захотелось левой задней ногой.