Текст книги "Свидание вслепую"

Ладони встретились, его большая, горячая, приняла в себя захолодевшую маленькую Зинулину, и тут же в обе ладони шибануло молнией-ударом – да так, что они оба неосознанно отдернули руки и с удивлением посмотрели друг на друга.

И что это, скажите на милость, было?!

Шарахнуло по полной программе, оглушило, поразило… и отрезвило!

И Зинаида, отчетливо осознавая странность и нелепость происходящего, стоит тут, как… непонятно какого назначения дамочка, пялится на мужика, только что рот не открыла – и на том спасибо!

Ритка рядом, ничего не заметив, излагает некую информацию, которую она, Зинаида, и не слышит и не воспринимает, да еще и руку свою из мужской ладони отдергивает и за спину прячет, как в детском саду от нехорошего мальчишки!

Ох-ре-неть! Бабе тридцать пятый годок, а ее пробивают эротико-мистические чувства к незнакомому мужику!

– Зина! – проорала ей в ухо Ритуля. – Идем! Что ты застыла?

Да! Да. Идем, двигаемся, что-то делаем – только на расстоянии, по возможности наибольшем от Захара Игнатьевича!

Они зашли в подъезд, дождались лифта, Ритка все что-то говорила, поясняла клиенту, а Зинуля говорила себе, в витиевато-ругательных оборотах, обозвав себя, коримую, чем только можно: «Нет, ну, надо же!! Что же это такое!? Так – все, Зинаида, все! Успокойся, возьми себя в железные, что там? Ежовые руки и железные рукавицы! Или во что там…? Ну, хоть во что-нибудь себя возьми! Сохраняй дистанцию, ты пришла помочь подруге. Вот и помогай!»

Покричала на себя, ножкой мысленно топнула – все!

Зина и не заметила, что они уже находятся в квартире, и Ритка чуть ли не бегом проводит ознакомительную экскурсию:

– Посмотрите направо… посмотрите налево… это кухня… это… а подробно вам сейчас расскажет и покажет Зинаида Геннадьевна! Ну а мне пора, извините!

На этой фразе Зинаида включила мыслительный процесс на полную мощность и осознала, что сейчас останется один на один с этим мужиком в пустой квартире!

А Ритка продолжала тарахтеть:

– Вы не торопитесь, Захар Игнатьевич, осмотритесь внимательно, на сегодня больше здесь показов не будет, и у вас сколько угодно времени!

К заключительной фазе ее они успели сделать бегом круг по квартире и вернуться в широкий коридор, ведущий в большую прихожую. Тут Ритку настигло вдохновение:

– О! Это мне особенно хотелось показать вам! Это гардеробная комната. Обратите внимание: двери такие же дубовые, массив, как и во всей квартире, имитирующие как бы еще одну комнату, но задвижка на них другая – старинная, кованая, стилизованная под декор прихожей. Мне очень нравится этот дизайнерский ход! К тому же – сама гардеробная очень удобная, продуманная, заходите. Посмотрите!

Она распахнула обе тяжелые створки дверей в небольшую, метров десять, комнатку. И на самом деле – стеллажи, вешалки, шкафчики были устроены очень грамотно: мечта любой женщины.

– Ну, ладно, – спохватилась Ритка, – вы смотрите, а я побежала. До свидания, Захар Игнатьевич, я вам позвоню, как только заряжу телефон.

– До свидания, Маргарита Аркадьевна, – попрощался клиент.

И вернулся к своему занятию – рассматриванию выдвижного механизма нижних ящиков для белья.

– Зинулечка, пока! – прошептала Ритка, чмокнула подругу в щечку и выпорхнула за дверь.

Зинуля вздохнула, стараясь сделать это потише, чтобы клиент не услышал, достала из сумочки листочки с Риткиными пояснениями, быстро просмотрела абзац про дизайнерскую находку, именуемую «гардеробная», и только в этот момент поняла, что услышала за спиной!

Ритка, выйдя из комнаты, прикрыла за собой обе створки двери и закрыла задвижку, автоматной очередью прощелкали ее каблучки по полу коридора и прихожей, громыхнула, закрываясь, тяжеленная входная дверь.

– Ритка!! – закричала Зинуля и забарабанила в дверь.

– Что случилось? – удивился потенциальный хозяин жилья.

– Она нас закрыла! – пояснила Зина.

– Да ладно! – неинтеллигентно выказал сомнения мужчина.

– Прошу! – спокойно предложила ему Зинаида удостовериться в действительности факта запирания, отступила на шаг от двери и широким приглашающим жестом призвала к испытаниям.

Он попробовал. Подергал ручки, постучал, но – молодец! – быстро осознал бесполезность своих действий и повернулся к Зинаиде.

– Позвоните ей! – распорядился Захар, видите ли, Игнатьевич.

– У нее телефон разрядился, – ровным, как штиль на море в летний сезон, тоном напомнила Зина.

– Да, точно, – кивнул он, припоминая данное обстоятельство. – И как она умудрилась?..

– Машинально, – пояснила Зинаида тем же безмятежным тоном.

– И какие у нас варианты? – переключился с выяснения причин происшествия на возможность ликвидации его последствий мужчина.

– Немного, – взбодрила его Зинуля. – Дождаться, когда Ритка зарядит свой телефон, позвонит вам или мне, приедет и откроет нас.

– И как скоро этого можно ожидать?

– В данный момент она поехала на другой показ, зарядку автомобильную отдала утром в ремонт. Насколько я помню, она говорила, что отсюда до другой квартиры езды полчаса. Значит, полчаса туда, около часа, может, и больше – там, минут сорок до дома, где она включит телефон, и сюда еще минут тридцать езды. Итого: три – три с половиной часа.

– Вариант номер два? – продолжил опрос «дорогой» клиент.

– Мы с вами обзваниваем знакомых и друзей, находим кого-нибудь, кто может приехать быстро и оперативно освободить нас из кутузки. Входная дверь открыта, ключи-то у меня. У вас есть такие знакомые, Захар Игнатьевич? – поинтересовалась Зинаида.

– Знакомые-то есть. Но сейчас середина рабочего дня, это я освободил специально день, чтобы посмотреть предлагаемые варианты, а люди работают. У меня сегодня намечен еще один просмотр, который, как я теперь понимаю, вряд ли состоится.

– Не печальтесь, может, и состоится еще.

– Посмотрим, – не разделил ее оптимизма серьезный господин. – Я в таких случаях звоню своему водителю, но я отпустил его на сегодня, а живет он, насколько помню, где-то в спальном районе, на западе, возле МКАД. А у вас, Зинаида Геннадьевна, есть кто-нибудь, кто может нас отсюда вытащить?

– Есть! Как не быть! – обрадовала его Зина. – Только, по моим прикидкам, кто бы ни стал добровольцем в спасательной операции, добираться ему сюда часа два-три, по той же причине: рабочий день.

Хотя резервные варианты у нее имелись, Зинаида не торопилась к ним прибегать: прежде пусть он своих знакомых обзвонит, а там посмотрим.

Ну не бабушку же вызывать! У той сразу давление подскочит «от нервов». Мамы, ее и Риткина, укатили на дачу к друзьям на всю неделю, папы работают – это отпадает.

– Есть еще варианты, Зинаида Геннадьевна?

– Есть, но весьма сомнительный, – подумав, призналась Зинуля.

– Излагайте любой, разберемся!

– Тогда встречный вопрос: вы решили покупать эту квартиру?

– Нет. Да я ее толком и не видел. Если помните, подробный показ с разъяснениями должны были провести вы.

– Помню, как не помнить! А я вам вот текстик дам, аж на трех листках, тут все самым наиподробнейшим образом изложено, ознакомьтесь. Да и времени теперь для этого полно!

– Сарказм? – заподозрил клиент.

– Та нибожемой! Но делать-то все равно нечего!

– Вы отвлеклись от темы, – вернул разговор в продуктивное русло Захар Игнатьевич.

– Это я к тому, что если вы квартирку решили приобретать, значит, считается, что вы хозяин. Тогда можно проявить чудеса мужской воинственности и вышибить двери ногой, скажем, или силой богатырского плеча! – двинула предложение Зинуля, заранее зная, что все потуги бесполезны.

Уж коли попал под Риткину раздачу тумаков, то простых и изящных выходов не жди. И надеяться не стоит!

– Мне послышалось, или на самом деле в вашем тоне сквозит сарказм? – усмехнулся практически уже хозяин гардеробной комнаты, ну, или имеющий реальную возможность таковым стать.

– Только не в адрес ваших способностей по вышибанию дверей, а исключительно в адрес сложившихся обстоятельств. У меня большие сомнения, что эту дверь, как выразилась Ритка, «имитирующую» еще одну комнату, можно выбить. Но это так, исключительно, чтобы испробовать все имеющиеся варианты. А вдруг у вас таки получится шо-нибудь за вишибание? – под конец пламенной речи перейдя на любимый одесский язык, разъяснила Зинуля.

– Вы из Одессы? – тут же среагировал ее товарищ по заключению.

– Нет. Я москвичка, но можно сказать, что наполовину из Одессы. На Риткину половину.

– Вы сестры?

– Хуже. Сиамские пожизненные близнецы, – рассмеялась Зина, – так что насчет выбивания дверок вместе с задвижкой, стилизованной под кованую какую-то там ерунду?

Он несколько секунд внимательно ее рассматривал, видимо, засомневался в полной вменяемости гражданки, и прикидывал, чем ему это может грозить. Но, скорее всего, диагноз поставил утешительный, потому что подошел к двери, придирчиво осмотрел ее, снова подергал ручки и вынес вердикт:

– Мое богатырское плечо, как вы изволили выразиться, эту дверь не осилит. Бесполезно, даже если мы вдвоем, сплотившись, на нее кидаться начнем – сделано на совесть. Настоящий дуб, крепления надежные, а задвижку я высоко оценил еще до того, как мы сюда вошли: она не прибита, а привинчена шурупами – да так, что черта с два вырвешь!

– Значит, возвращаемся к первым двум вариантам, – подвела итог Зинаида. – Тогда, Захар Игнатьевич, давайте, не откладывая, начнем обзванивать друзей.

– Давайте, – мирно согласился он.

В целом Зина не усматривала в ситуации ничего такого уж фатального, чтобы прибегать к экстренной оперативной помощи, которую вполне могла организовать. Позвонить ребятам из «убойки», они возьмут дежурную машину, врубят милицейские «мигалки» и, игнорируя светофоры и пробки, доберутся сюда минут за сорок.

Да еще и с удовольствием!

Они ей по жизни должны за все сверхурочные и «горящие» дела. И мечтают хоть чем-то отблагодарить. Но никакой необходимости в этом Зина не видела – никто не пострадал, в экстренной эвакуации не нуждался, чтобы срывать занятых выше головы ребят с работы.

Посидит она преспокойненько три часа в «кладовочке», может, и поспит даже, и не в таких еще условиях спать приходилось на работе иногда. На сегодня у нее планов особых не имелось, а то, что у товарища по заточению обломались какие-то дела – так извините, это не ее проблемы.

Единственное, что тревожило, пугало и настораживало – это ее непонятная, глубинная тяга к этому незнакомому человеку и то странное чувство, усугубленное замкнутым пространством, в котором они оказались, которое она испытывала, находясь рядом с ним.

Она призналась себе прямо: ее настолько сильно испугал шквал незнакомых чувств и ощущений, что она старалась лишний раз на своего спутника не смотреть и держаться от него насколько возможно дальше.

Впрочем, это она переживет! Справится! Они – двое взрослых людей, воспитанных, цивилизованных, и сдерживать эмоции сумеют.

Да и с чего она решила, что этот шквал чувств – обоюдный!?

Вон, гражданин спокоен, ни намека на лишнее волнение, в рамках неприятного казуса, и ни страстных, ни заинтересованных взглядов он на нее не бросает: все интеллигентно, ровно, в меру дружелюбно.

Ну вот и славно! А с собой она как-нибудь справится.

Три часа! Рядом с ним… В замкнутой комнатушке?!

Может, Мишку, Риткиного старшенького сынка, вызвать? Он постоянно помогал Зинуле и всей родне исправлять и ликвидировать последствия мамашиной фатальности. Посмеиваясь, с энтузиазмом и довольно ловко. Но Мишаня в институте, добираться ему сюда тоже – не ближний свет, да и ни к чему ребенка с занятий срывать!

Подруг и друзей, кроме Ритки, у Зинули не имелось: оно и понятно, дураков нет – добровольно лбы подставлять! Только коллеги-друзья по работе, но они с Риткой никак не пересекались. И отрывать их от дела, как она уже решила, попусту не стоит.

Пока она размышляла, прикидывала, к кому можно обратиться, Захар Игнатьевич успел переговорить с несколькими абонентами по телефону.

– Подведем итог, – убирая сотовый в карман пиджака, предложил потерпевший номер два. – Мой водитель повез куда-то по личным делам семью и приехать сможет часа через три. Я дал ему отбой – смысла нет. Остальные возможные избавители укладываются приблизительно в те же временные рамки: два-три часа. Есть, разумеется, вариант крайнего случая – потревожить начальство, тогда проблема решится в течение часа. Но тогда я останусь должен. А мне бы этого не хотелось.

– У меня то же самое, – не позволила себе вздохнуть демонстративно Зинаида, сдержалась. – Есть хорошие знакомые, которые освободят нас в течение часа, но прибегать к их помощи без особой нужды, отрывая от очень важных дел, нельзя. Захар Игнатьевич, у нас ведь не особая нужда и не крайний случай?

– Ну, у меня срываются сегодняшние планы, но – ничего особо важного и значимого. Да и страшного ничего не случилось, простое недоразумение, случайность.

– Хм-м. – Зина, лучше всех осведомленная о «случайностях и недоразумениях», многозначительно хмыкнула.

Знал бы он, как ему невероятно повезло – отделаться такой мелочью, как трехчасовое сидение взаперти, в тепле и относительном уюте, не на морозе же! И никаких тебе травм, ушибов, порчи личного имущества…

– Все не так плохо! – подбодрила клиента Зинаида. – Мы же не на улице застряли! Устроимся поудобней, посидим, подождем. Вы и на самом деле можете прочитать Ритулин доклад про данную квартиру.

И в этот момент, несколько раз припадочно мигнув, погас свет!

Ешкин кот! Вот сколько раз зарекалась не радоваться легкому исходу раньше времени! Всегда вляпывалась еще круче… Ох, Ритка, Ритка! Угробишь ты когда-нибудь любимую, единственную подругу!

Ведь знала же, что никогда с этим ужасом, летящим среди жизни, не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже!

– Наверное, лампочки перегорели? – почему-то шепотом предложила версию электрического коллапса Зина и несколько раз пощелкала выключателем.

– Нет, – тоже тихим голосом возразил он. – Здесь стоят галогеновые энергосберегающие, они по определению не могут перегореть несколько лет, тем более все сразу.

– Сильно надеюсь, что это не проводка!

– Непохоже, но черт его знает, как они тут ремонтировали! – размышляя вслух, он отодвинул Зиночку немного в сторону, тоже пощелкал выключателем.

– Не пугайте меня, Захар Игнатьевич! Не хотелось бы поджариться в закрытой комнате! – без намека на испуг сказала Зина.

– Это нам не грозит, Зинаида Геннадьевна. Вы же не чувствуете запаха горелой проводки?

– Нет.

– Я тоже не чувствую, значит, дело не в ней.

– А знаете, я вам верю! – «порадовала» его Зинуля бодреньким шепотом. А на самом деле ей стало тревожно. Вот ей-богу!

И вовсе не из-за проводки какой-то!

Ледяные мурашки меленького страшка побежали вдоль всего позвоночника, и она в полной мере осознала, что такое «тьма кромешная», та, кроме которой ничего нет, вообще ничего, только первобытный ужас не совместимого с таким условием выживания человеческого организма.

В эту комнату не проникало ни атома света, и это было так непередаваемо жутко!

А еще…

Каким-то мистическим образом, за пару минут организм перестроился, включил инстинкты, спавшие до востребования в комфортных условиях цивилизации, в разы обострив слух, обоняние, осязание, превратив тело в чувствительную антенну, улавливающую любые изменения в ограниченном пространстве. И почему-то эти инстинкты настроились на одну волну с мужчиной, находившимся рядом, в темноте.

И вот тут Зинуля струхнула по-настоящему.

Ее тянуло к нему, как магнитом, и это было неправильно там, за чертой темноты, в обыденной жизни среди людей, но здесь…

– Вы меня боитесь? – тихим голосом спросил он из ниоткуда.

– Нет, – честно призналась она, – не вас.

Себя. Она пугалась себя – непонятной, новой – удивлялась, поражалась и страшилась себя такой.

– Я тоже, – еще тише признался он. Помолчал и пояснил:

– Не вас.

А вот это совсем хреново!

Ей-то казалось, что она одна переживает это необъяснимое влечение, а он отстранен и спокоен, и ни на миллиметр ничего подобного не испытывает. Вел он себя именно так. Или ей проще было так думать?

Она еще побоялась-побоялась, осознавая, переживая взаимность их влечения, вспомнила в деталях свой первый вздох, взгляд, глаза в глаза ударившее притяжение – и внезапно перестала бояться! Совсем.

А он сразу почувствовал эту перемену в ней. Уловил, «считал», черт его знает, как это называется! Он коснулся кончиками пальцев ее плеча и не спросил, а утвердил:

– Вы улыбаетесь.

Почувствовал.

– Да, – улыбалась в никуда Зина, – вспомнила, как познакомилась с Риткой.

Почему-то они разговаривали очень тихо. Может, боялись спугнуть темноту? Или неких сущностей, притаившихся в ней? Или друг друга?

– Если вам страшно, мы можем включить экраны мобильных и подсвечивать, – предложил он.

– Нет, – отказалась Зина, – телефоны – это наше последнее стратегическое средство спасения, неизвестно, сколько придется здесь сидеть, а если они разрядятся?

– Мой не разрядится, – успокоил Захар Игнатьевич.

– Все равно – нет. Свет, по логике, тоже не должен был отключиться, однако ж…

– Знаете, Зина, вы удивительная женщина. Это сбивает с толку.

Он не подходил ближе, только так же касался пальцами вытянутой руки ее плеча, и это прикосновение она чувствовала через все слои одежды, и ощущала его совсем рядом – телом, кожей, дыханием.

Чудеса-а-а!

– Не знаю, – отозвалась Зина. – Но думаю, вы мне сейчас расскажете – почему.

– Во-первых, вы единственная из всех знакомых мне женщин, которая не двинула стандартную фразу про мое редкое имя при знакомстве…

– Сама наслушалась того же, – шепнула Зинуля.

– Во-вторых, вы не разозлились, не возмущались, не суетились, когда обнаружили, что нас заперли, а были спокойны, как на полянке где-нибудь на пикнике. В-третьих, вы сразу начали обдумывать варианты спасения, а не выдвинули требование мужчине немедленно решать и самому разгребать проблему.

– Это, скорее, мой минус, – вздохнула Зина, – говорящий о моей неженственной натуре и наличии мужских черт характера. Нет бы похныкала, попугалась, слезу бы пустила, как правильная барышня…

– «Неженственно» – это не про вас, не кокетничайте, – попенял он тихо, передвинул ладонь выше и коснулся пальцами ее шеи, – в вас столько женственности, сколько сейчас вообще не бывает ни в одной женщине. И вы это знаете.

– Захар, – проигнорировав отчество, поспешила остановить возможное развитие событий Зина, – нам лучше сесть подальше друг от друга и поговорить о чем-то нейтральном. Кстати, меня назвали так в честь прабабушки, и намучилась я с имечком – будь здоров! Каждый считал своим долгом высказаться о том, какое оно странное, несовременное, редкое плюс любые иные варианты по теме.

Он усмехнулся, убрал руку, и Зинуля почувствовала себя одинокой сиротой, заброшенной всеми!

– А меня – в честь деда. И я этим горжусь. Деду девяносто два года, он в полном здравии и мудрости, живет в доме на берегу реки, ходит на рыбалку, иногда охотится и сам ведет хозяйство.

– У вас в семье приняты редкие русские имена? – пятясь понемногу, шажок за шажком, спросила Зинаида, чтобы поддержать отвлекающую беседу.

– Да. Я из Сибири родом, из мест, где живут бывшие староверы. Там очень многие называют детей старорусскими именами. Вообще Сибирь и Север – это отдельные страны, – с некой долей гордости объяснил он и неожиданно выстрелил прямой наводкой:

– Зина, даже если мы будем говорить только о погоде, нам все равно уже друг друга не миновать. Вы не отходите назад, я не кусаюсь и кидаться на вас не собирался.

«Чего не могу сказать о себе! Я-то как раз за себя не отвечаю!» – тут же подумала Зинаида, но вслух соврала:

– Я пытаюсь добраться до стены и сесть.

– Ну да, ну да, – не поверил он, – а мне вы предлагаете сделать то же самое, но в противоположном направлении. Я правильно понял?

– Вы правильно поняли, – немного повысив голос, отозвалась Зинаида. – Сядем в разных концах комнаты, поговорим.

– О погоде? – усмехнулся он.

– Можем и о ней.

– Зина, вы не пугайтесь так. Хотя согласен – повод для испуга у нас обоих есть.

– Вы психолог? – нападающе прошептала Зинуля.

– Нет. Я строитель-нефтяник.

– Это как?

– Я проектирую и строю сооружения для нефтедобывающей промышленности.

– Вышки, что ли?

– И вышки, и трубопроводы, и накопители-распределители, и управляющие станции.

– Ого! – подивилась Зинаида. – Это в смысле север, тундра?..

– И север, и тундра, и теплые моря, иногда – другие государства, жаркие и холодные. По всему миру.

– А почему же вы в Москве? Это вроде далековато от нефтяных залежей?

– Далеко, – согласился он со смешинкой в голосе, – вы знаете, какая основная фирма ведает нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей отраслью у нас в стране?

– Подозреваю, что государство.

– Ну, почти. Словом, мне предложили пост старшего специалиста в главном управлении, что-то типа топ-менеджера, главного управляющего, курирующего и отвечающего за любое строительство в отрасли.

– Ничего себе! – восхитилась Зинаида. – Но это же огромное количество работы и ответственности!

– Большое, – согласился Захар. – Но мне нравится. Основное место дислокации – Москва, как отправная точка, а отсюда – во все точки земного шара. Поэтому и квартира мне понадобилась именно в Москве.

Ей интересно про него все, вдруг поняла Зина.

Жгуче-интересно.

Чувствовала она себя… странно, легко, радостно!

В этой бескомпромиссной темноте, казалось, исчезли, испарились условности, глупые правила, навязываемые людьми друг другу, освобождая и разрешая им быть истинными, настоящими!

Впрочем, Зинаида таковой и была всегда.

Да, но не в такой ситуации, не в такой!

Когда звенит внутри непонятно и понятно отчего, когда мужчина разбудил в тебе все самое женское, потаенное, перемешав чувства, мысли ощущения, как в пробирке с разными химикатами, и варево это мистическое готово вот-вот взорваться…

Странно, интересно, завораживающе и пугающе!

Она наконец уперлась спиной в стеллажи и стала снимать дубленку.

– Я добралась, – сообщила она в темноту.

– Я слышу, – улыбнулся он. – И как вы раздеваетесь, слышу. Ну, что, сядем, поговорим? Подальше друг от друга?

– Вы же все понимаете, Захар, зачем спрашиваете? – устраиваясь на расстеленной дубленке и вытягивая с удовольствием ноги, ответила она.

– Зина, давайте перейдем на «ты», – отозвался из темноты Захар, – и я не уверен, что все понимаю.

Он добрался до противоположной стены гардеробной гораздо быстрее Зинаиды, снял куртку, постелил ее на пол, сел и оперся спиной о полки. Спине было неуютно, Захар пошарил руками вдоль стеллажей, нащупал задвижные сплошные ящики, перебрался к ним вместе с курткой, прислонился, оценил степень удобства, остался доволен и позвал:

– Ау!

– Я слышу, как вы устраиваетесь, и не мешаю, – отозвалась Зинаида. – Да, согласна, давайте на «ты». Темнота, что ли, располагает!

– Перейти на «ты» нас располагает нечто иное, а темнота и обстановка этому сопутствуют.

– Пожалуй, эту тему нам лучше не развивать, – откликнулась из своего закутка Зинуля.

Он помолчал и неожиданно шарахнул откровением, выстрелил второй раз:

– Меня тоже это пугает. Я не восемнадцатилетний юноша, у которого гормоны фигачат куда ни попадя, в основном – в одно конкретное место, выключая голову. Но и в юношеском возрасте со мной так не случалось – чтобы с одного прикосновения, с одного взгляда в глаза так повело! Это как-то в один миг случилось, и я точно знаю, что с нами обоими. Я понятия не имею, почему, но не хочу и не стану от этого сбегать!

– Аминь! – заключила Зинаида. – А скольки ты сейчас летний юноша?

– Сорока двух, – усмехнулся он. – Я понял так, что сбегать собралась ты?

– Если ты не забыл – ни у меня, ни у тебя в данный момент нет такой возможности, по причине насильственного заточения. Я не знаю, сбегать там или что другое, но я уже не боюсь, не пугаюсь странности и неожиданности. Со мной такого никогда не случалось! Я вот не очень хорошо понимаю, что со всем этим «повело» делать и надо ли вообще что-то делать, поэтому и предлагаю пока оставить эту тему. Ты со мной согласен?

– Да, согласен. Мне просто очень не хочется, чтобы мы притворялись, лукавили и играли в самые обычные игры. Как-то, Зина, совсем по-другому нас торкнуло!

– Да я даже не знаю, как это делается – играть! – призналась Зинаида. – Это всегда мне без надобности, и начинать не собираюсь. Давай переключимся на другие темы.

– Давай, – согласился Захар, и она почувствовала, как он расслабился.

Он, оказывается, напрягся довольно сильно. И спрашивается: с чего бы?

– Расскажи, как тебя угораздило заполучить такую редкую профессию, мне очень интересно, честное слово!

– Да банально все, Зиночка…

Захар Дубров родился в далеком сибирском городе. Отец его работал нефтяником, и два летних сезона, в пятнадцать и шестнадцать лет, Захар провел с ним на вахте, на буровой.

Мама возражала и сопротивлялась изо всех сил:

– Игнат, куда ты его тащишь? Там же ужасные условия: тундра, гнус, мужской коллектив, разговаривающий исключительно матом, грязь, вонь портяночная, пошлые шутки и работа каторжная!

– Самое место для пацана! – стоял на своем решении отец. – Повкалывает физически, мышцы накачает. А заодно поймет, что у него есть три варианта, на выбор: стать работягой и всю жизнь вкалывать в таком вот коллективе, пойти в армию и попасть точно в такой же мужской коллектив, но еще и с муштрой режимной, или поступить в институт и выбрать себе другую жизнь. Ничего, закалится, возмужает!

– Да на кой ляд ему это, Игнат? – возмущалась мама. – Пусть к деду Захарию в деревню едет, и закалится там, и возмужает!

– Это каким образом? Дед его хоть и учит мужскому уму-разуму, к рыбалке, охоте и ведению хозяйства нелегкому давно приучил, но он же его балует, потому что любит без меры! Нет, я решил: пусть настоящей мужской жизни похлебает!

И мама согласилась. Она еще поспорила для порядка пару деньков перед их отъездом. Но отец ее уговорил – только ему известным способом.

Так Захар в первый раз оказался на буровой.

Мама перечислила все правильно – мат столбом, мужицкий быт, хреновое питание, работа, для Захара – в прямом смысле до потери сознания! А гарниром ко всему этому букету гнус, вонючая вода, непрекращающийся мелкий дождь, вяленая рыба и водка, которую привозили чукчи и продавали вахтовикам в немереном количестве, и до ближайшего жилья – как от Москвы до Парижу, и многое-многое другое.

Было и такое, о чем даже мама не знала: например, завозимые иногда проститутки, которые за пару недель у вахтовиков-нефтяников зарабатывали себе на кооперативные квартиры. Когда ему исполнилось шестнадцать, буровики приобщили и его к «прелестям и разнообразию» такого секса, втайне от отца, который и по сей день об этом не знал и даже не догадывался.

Первые десять дней на буровой от тяжелейшей работы Захара рвало до потери сознания, и ни есть, ни пить он не мог. И первая мысль, с которой он просыпался по утрам, когда его будили всем гуртом, – сбежать отсюда как можно скорее и куда угодно!

Он бы мог легко осуществить эту, единственную на тот момент, мечту! Отец был бригадиром, стоило подойти к нему и сказать: «Больше не могу, отправь меня домой!» – и тот без разговоров, наставлений, обид и уговоров отправил бы сына назад, в цивилизацию. Таков был их изначальный договор: «Я тебя не принуждаю, выбор делаешь ты сам, не сдюжишь – ну, что ж, может, мать и права: рано тебе!» – сказал перед отъездом отец.

Но нечто железное, как штырь, в характере, упертость русского мужика, что ли, не позволяло Захару сдаться. Он понимал, что если сбежит, то мужики станут прикалываться и над отцом, и над ним – мол, «кишка тонка». И он терпел, сцепив зубы!

Ничего. Втянулся, попривык.

И чему только не научился – ой-ей-ей! И выбор свой сделал, о котором так красноречиво говорил батя.

В институт он поступил, но профессию выбрал еще ту: «проектировщик-строитель нефтедобывающего производства».

В первое же лето по окончании института он прямиком попал на вышку, в самую распоследнюю географическую задницу – по распределению. И не каким-то там строителем, красивенько так – «проектировщиком», а инженером – наладчиком оборудования, и перекидывали его с одной буровой на другую по таким местам, о существовании которых большая часть населения страны и не догадывается!

Перемещался Захар от одного объекта к другому только вертолетом: из пункта «Ж» в пункт «Е» на просторах, где между двумя поселками запросто помещается территория европейской страны целиком – любой, на выбор – оперативно добраться не имелось иных вариантов.

Один из таких полетов с лихими полярными летчиками, а иных там и не водилось, Захар запомнил на всю жизнь.

Еще бы!

Погода, как и положено в тех широтах, баловалась от души, как ей заблагорассудится, и диспетчер разрешил один-единственный маршрут для полета. Либо так, либо сидите на своей буровой и не трындите, пока «добро» на полет не получите!

Летчики, тертые мужики, в каких только переделках не побывавшие и чего только не испытавшие, к удивлению Захара, вдруг примолкли, сильно засомневались, призадумались.

– Вы что, мужики? – подивился «молодой ешо» инженеришка.

– Да места там непростые… – непонятно протянул командир и с большим сомнением спросил:

– Тебе это, Игнатич, срочно нужно?

– Да еще позавчера! – пояснил степень срочности Захар. – Буровая стоит, вахта бухает, еще день – и трындец! Мужиков из штопора поди вытащи! И хрен знает, что там с оборудованием, смотреть надо!

– Да уж! – посочувствовал командир экипажа с пониманием, но готовности лететь не выказал.

– Да в чем дело-то?! – расшумелся Захар.

– Ты про те места что-нибудь слышал? – издалека начал второй пилот, Юра.

– Нет. Да какая разница! Есть коридор для пролета – что думать!

– Вот ты, Захар Игнатьевич, здесь работаешь, считай, что живешь, а ни хрена не знаешь про тамошние законы, обычаи, легенды, – принялся втолковывать недорослю неразумному грамотный, бывалый командир экипажа. – А ведь годами, веками их не зря складывали! Ты думаешь, почему диспетчер нам этот коридор предложил? Да потому что знает, что не полетит через него никто! Это как шифровка: мол, погодные условия такие хреновые, что только через Черное Озеро и лететь! Никто там не летает, разве что припрет совсем уж, и вариантов нет! Не летает, не ходит и десятой дорогой объезжает. Борта там падают и пропадают бесследно, люди исчезают, потому что место это – запретное, гиблое и живому человеку там ни за каким чертом не фиг шастать!

– Да ладно! – не поверил Захар. – Дикость и чушь! Суеверия бабкины! «Места запретные»! Вот у меня вахта в запой уйдет – так с меня десять шкур спустят, да такого наваляют, что любое запретное детским утренником покажется. Мужики, надо лететь!

Летчики переглянулись, молча совещаясь, второй пилот пожал плечами: дескать, тебе решать, старшой. Командир помолчал, подумал и решил: