Текст книги "Девушка из высшего общества"

ГЛАВА 11

Немного задыхаясь от быстрой ходьбы, Лили наконец подошла к дому на Медисон-авеню, где на втором и третьем этажах располагалось «Л’эр ателье». Она отдышалась и, поднявшись по лестнице, открыла тяжелую позолоченную дверь салона, оформленного в стиле будуара французских королей. На стенах набивные обои серого и розовато-лилового оттенков, зеркала в позолоченных рамах, белые орхидеи в горшках из настоящего севрского фарфора и банкетки, обитые бежевым шелковым муаром из «Скаламандр». Ходили слухи, будто Несто родился в трущобах в пригороде Санто-Паоло, но годы работы в лучших салонах Парижа сделали свое дело. У него был более тонкий вкус, чем у всех дам с Парк-авеню. И если бы он не красил волосы, мог бы прилично заработать как дизайнер.

Бледная блондинка, очень похожая на афганскую борзую, поздоровалась с Лили из-за стола красного дерева с зеркальной столешницей.

– Bonjour. Вы записаны?

– Нет, гм-м, но Несто ждет меня, – солгала Лили.

– Вы уверены? – Девушка снова сгорбилась в кресле.

– Да.

«Лучше быть краткой. Когда лжешь, главное – говорить меньше и не пускаться в объяснения».

Девушка недовольно вздохнула, уткнулась длинным носом в журнал предварительной записи.

– Вы же понимаете, я должна спросить у него. Как ваше имя?

– Скажи, что пришла Лили.

«Никаких фамилий. Иначе может сложиться впечатление, что я с Эрнесто не знакома».

– Одну секунду. – Девушка исчезла за углом.

Лили присела на диван и сняла фиолетовые очки. Над столом появилась картина – ее не было там раньше. Писсаро. Неплохо.

– Лили, это ты?

Она замерла, а потом автоматически повернулась в ту сторону, откуда звучал высокий голос.

– Сноу!

– Дорогая, как дела? А мы все гадаем, куда ты подевалась? Все время: «Где Лили? Кто-нибудь видел ее? Куда она пропала?» – Сноу, как обычно, выдавала огромное количество слов в минуту. Сняв черный плащ с меховой подкладкой, она уселась напротив Лили в кресло в стиле Людовика XIV. – Ну, дорогая, где же ты была?

– Здесь. – Лили пожала плечами. – Наслаждаюсь материнскими обязанностями, и все в этом духе. Ты же знаешь, как это бывает.

– Да, конечно, они такие хорошенькие, эти маленькие негодники. Моя Лекси уже болтает. Она очень опережает своих сверстников в развитии.

– О, замечательно!

– На днях я услышала от нее слово «шик»! Это ведь потрясающе? Няня принесла ее ко мне посмотреть, как работает визажист. Он как раз заканчивал макияж. А от Валентино прислали шикарное красное платье для бала в Метрополитен-музее. Это было – Боже мой! – потрясающее событие, ведь там были все! Я сидела рядом с Кейт Босуорт… и тут Лекси говорит своим тоненьким детским голоском: «Шик!» – Сноу взвизгнула и захлопала в ладоши.

– Чудесно!

– Так и есть. Ты должна прийти к нам с Уиллом поиграть!

– С удовольствием! А сколько сейчас Лекси?

– Одиннадцать, нет, подожди, почти двенадцать месяцев! Ха! Я сбилась со счета! – Сноу захихикала, и ее медовые локоны затряслись. – Кстати, я как раз вспомнила: в следующий вторник мы празднуем ее первый день рождения! Придешь? Не будет ничего особенного – у меня нет времени организовывать что-то грандиозное типа праздника-съемки с героями мультфильмов, как у Ди Миддлинг в клубе «Сохо-хаус». Ты представляешь, она пригласила Надин Джонсон заниматься связями с общественностью. И естественно, туда заявился Андре Балаз. И на «Шестой странице» появился репортаж с праздника. – Округлив глаза, Сноу принялась рыться в сумочке от Фенди из кожи питона. – И все же мы устраиваем небольшую вечеринку у нас дома с шампанским и мини-чизбургерами из «Ди-би-бистро» – ты должна знать, такие с фуа-гра и трюфелями в центре, – а праздничный торт будет с физалисом и маленькими марципановыми фруктами.

– О, как мило! У вас получатся замечательные фотографии! – Лили представила картину.

– Знаю. Патрик собирается прийти. Но не потому, что мы ему заплатили, просто он близкий друг семьи, – сообщила Сноу, имея в виду лучшего светского фотографа Патрика Макмаллана. Она протянула Лили большой бледно-розовый конверт.

– Я говорила про твою дочку. Когда она залезет маленькими ручками в торт! Мне очень нравятся фотографии, где малыши все вымазаны в глазури.

– Ты шутишь? У Лекси аллергия на орехи. Я даже близко не подпущу ее к торту! Кстати, ты что здесь делаешь?

– Пришла к Несто, – ответила Лили, изучая приглашение.

На большой открытке розовыми чернилами было написано: «Сегодня мой первый день рождения», – и дальше указаны время, телефон и стиль одежды (праздничный/диско-шик; интересно, что это значит?). В еще одной, такой же толстой, открытке сообщалось, в каких магазинах можно найти список подарков для Лекси: «ФАО Шварц», «Бонпоинт», «Жакади» и «Сакс» на Пятой авеню. По краям обеих открыток переливались блестящие дискотечные и розовые воздушные шары.

– Я тоже пришла к Несто. – Сноу пригладила волосы. – Что такое, неужели он выбился из графика?

– Возможно, – снова пожала плечами Лили.

Она надеялась, администратор ничего не скажет о ее неожиданном появлении. Если Сноу узнает, что она попала к Несто без очереди, с приглашением на день рождения можно распрощаться.

Сноу Фостер нельзя было назвать самой привлекательной женщиной в Нью-Йорке. Для начала, у нее был крошечный носик – скорее всего результат ринопластики, – но с глазами дело обстояло еще хуже. Окружающие чаще всего называли их «выпученными», и на фоне неестественно маленького носа они выглядели еще неприятнее. Надо отдать должное Сноу: она делала все возможное, чтобы в остальном выглядеть безупречно. Зубы прямые и белые, тело – гибкое, как у Лотти Берк, ну а волосы… В определенных кругах считалось, что благодаря Несто у нее самые красивые пряди медового оттенка на всем восточном побережье.

Администратор высунулась из-за угла и жестом пригласила Лили следовать за ней.

– Похоже, я следующая. Так что, скоро увидимся?

Войдя к Несто – он работал один в отгороженном кабинете с огромным окном во всю стену и тяжелой хрустальной люстрой, – Лили увидела диван в стиле Людовика XIV и зеркальный кофейный столик, заставленный всякой всячиной. Там было полдюжины шкатулок из лиможского фарфора, три фарфоровые пепельницы от «Гермес», до краев заполненные окурками. На угловом столике из серебряного ведерка со льдом торчала бутылка шампанского «Таттингер». Не говоря ни слова, Несто – он был в клетчатых брюках, такой же жилетке, обтягивающей черной футболке; длинные черные волосы, как обычно, стянуты сзади шнурком – налил для Лили полный бокал шампанского.

– Насколько я знаю, тебе нужно именно это, – проворковал он вместо приветствия.

– Спасибо, – неуверенно произнесла Лили и сделала глоток. Алкоголь приятно защекотал нёбо.

– Не буду, как у вас принято выражаться, морочить тебе голову. Я слышал разное. Что ты потолстела, разводишься… Почему не приходила к Несто? Я беспокоюсь за тебя.

– Не хотела тревожить. Помнишь, я ведь не могла высветлять пряди во время беременности. А потом, думаю, просто потеряла счет времени.

Неожиданно, без всякого предупреждения Несто сорвал с Лили шарф.

– Господи, Лили, кто это с тобой сделал? – Он в ужасе отскочил. – Что случилось?

– Несто, это произошло случайно. Ты можешь все исправить?

– Конечно, могу, – недовольно отозвался он. – Но я пальцем к тебе не прикоснусь, пока ты не скажешь, чья это работа.

– Я сама, – пробормотала она. Лили успела придумать объяснение, когда ехала в такси, но сейчас голова отказывалась работать.

– Нет!

– Честно, даже не знаю, о чем я думала… а потом Уилл упал, и мне пришлось успокаивать его, а когда я все смыла, уже было слишком поздно, – всхлипнула она, допивая шампанское.

– Не беспокойся. Мы все исправим. Но обещай никогда больше так не делать. Никогда. Пообещай Несто.

Лили кивнула и сидела не дыша, пока он молча разглядывал ее. Через несколько минут он наконец заговорил:

– С тобой то же, что и с Брук Шилдс? Депрессия?

– Ты говоришь о послеродовой депрессии? – смутилась она.

Несто кивнул, с грустью заглянув ей в глаза, и Лили уже собралась объяснять, что история с волосами – случайность, а не результат гормонального дисбаланса, но потом ей пришло в голову, что благодаря Брук Шилдс послеродовая депрессия стала не только допустимой, но и вошла в моду. Она могла объяснить свое отсутствие на светских тусовках, лишний вес, черт возьми, даже испорченные волосы, тяжелой депрессией.

– Да, – кивнула Лили, копируя несчастное выражение лица Несто. – Мне тяжело пришлось.

«Честно говоря, это не такая уж большая ложь».

– Лили, бедняжка, я знаю, как это непросто. Но все уже позади. Несто позаботится о тебе. – Он протянул ей белый льняной платок с искусной вышивкой.

Лили вытерла уголки сухих глаз.

– Пообещай мне еще кое-что. Ты сбросишь лишний вес.

– Обещаю. – Лили шмыгнула носом и протянула Несто бокал, чтобы он снова наполнил его шампанским.

Тот помедлил, рассматривая лицо Лили.

– Думаю, мы остановимся на ягодно-светлом.

– Ты хочешь сказать – одноцветном?

– Нет, ягодно-светлом!

– То есть очень светлом?

– Нет, это такой фруктовый цвет, слегка красный. Как у Николь… я имею в виду Кидман. Чтобы не было мышиного оттенка…

Он вышел. Лили слышала, как Несто резко отдает указания на португальском ассистентам. Потом в комнату вошел загорелый мужчина в узких черных кожаных брюках и практически с такими же длинными волосами, как у Несто. Он принес серебряный поднос с тремя пластиковыми мисками с краской цвета лаванды.

– Отлично, начнем. Я сейчас нанесу краску, а потом Сандра отведет вас на процедуру глубокого ухода за волосами. – Он подмигнул. – Это подарок.

Когда волосы были покрашены, Сандра повела Лили через весь салон, где теперь сидела целая толпа дам, которые ходят сначала на ленч, а потом к парикмахеру. Большинство из них были в твидовых костюмах от Шанель, на пальцах блестели бриллианты размером с дверную ручку. Им делали укладки, и они вызывающе разглядывали друг друга в зеркалах. Сандра усадила Лили рядом с кожаными креслами розовато-лилового цвета и раковинами и обещала вернуться через двадцать минут. Ровно в назначенный срок она появилась, смыла краску, нанесла Лили на волосы шампунь, потом кондиционер и устроила ее под лампой, чтобы средство лучше впиталось. Затем они снова вернулись к раковине, смыли кондиционер, и Сандра усадила Лили в кресло и уложила светлые (ягодного оттенка) локоны.

Выходя из салона, Лили снова столкнулась со Сноу, которая ничуть не изменилась с того момента, как появилась в салоне, вот только цвет ее торчащей шевелюры стал на тон ярче. Она направилась прямо к Лили, сильно сжала ей руку: все пожилые дамы в салоне тут же повернулись в их сторону, в надежде услышать хоть что-нибудь из надвигающейся ссоры.

– Значит, увидимся в следующий вторник? – театральным шепотом спросила она.

– На дне рождения? Да, конечно.

– Отлично. И не забудь взять с собой няню. Мы выделим для них и детей отдельную комнату. Целую, – попрощалась она и послала Лили воздушный поцелуй.

ГЛАВА 12

На первый день рождения Лекси Фостер Лили приехала с опозданием в сорок пять минут. Она явно просчиталась, прикидывая, сколько времени уйдет на сборы, и к тому же сильно вспотела, засовывая Уилла в зеленый боди из «Джимбори» и джинсовый комбинезон, так что ей самой пришлось переодеваться из туники цвета экрю в такую же свободную внизу синюю шифоновую блузку. Втянув живот, Лили попыталась застегнуть две верхние пуговицы на кремовых слаксах, но ничего не вышло.

– Вот черт! – выругалась она, бросая взгляд на часы.

Еще раз переодеваться не было времени. Она решила не заправлять блузку в брюки и выбежала в холл, чтобы найти Хасинту и сообщить, что можно идти.

– Хорошо, давай вспомним все еще разок. Если другие няни начнут интересоваться…

– Я няня Уилла, не приходящая, а постоянная.

– Правильно. И если последуют еще вопросы, просто скажи, что не понимаешь английского.

– Хорошо, мамита, – рассмеялась Хасинта. – Но вдруг кто-то из них говорит по-испански? – Чуть наклонив голову, она ждала ответа хозяйки. На плоском лице появилась улыбка, в которой читалось: «Я все прекрасно знаю».

– Ох, об этом я не подумала, – нахмурилась Лили. – Мне очень не хочется просить тебя лгать, ведь мы не можем позволить себе иметь няню на полный день, но поскольку у остальных они есть…

– Все в порядке, – перебила ее Хасинта. – Не возражаю. Я могу представить все так, что еще до нашего ухода все остальные няни будут мечтать работать у тебя. – Она подмигнула Лили и широко улыбнулась.

– О, храни тебя Господь. – Лили обняла Хасинту. – Ты самая лучшая.

Вместе с Уиллом, пристегнутым в коляске, они спустились вниз и пошли к метро. Поскольку с подачи Джозефин их удобный джип был продан перед покупкой «порше», просить Роберта подвезти их было бессмысленно, даже если бы он не играл сегодня в сквош в клубе.

Портье в фуражке и пиджаке темно-зеленого цвета пропустил их в подъезд дома Сноу – здания довоенной постройки на Пятой авеню, напротив Центрального парка. Лили назвала свое имя второму портье, он сверился со списком на планшете с зажимом и указал в сторону лифта, где стоял еще один человек в зеленой форме, готовый отвезти их на девятый этаж. Дверь в квартиру открыла горничная в сером платье и белом переднике. Она проводила Лили, Уилла и Хасинту в гостиную, где уже собралось около двадцати пяти шикарно одетых дам.

Комната с высокими кессонными потолками была заполнена предметами старого американского искусства и антиквариатом. Здесь стояли два темно-коричневых кожаных дивана и старый стол, обтянутый кожей, стены занимала коллекция старых гравюр с изображением памятников архитектуры. Над роялем висели два больших пейзажа – Лили узнала работы художников «Школы реки Гудзон». В другом конце гостиной возвышались два книжных шкафа до потолка, заставленных книгами и фотографиями в серебряных рамках. Между шкафами в выгодном освещении висела картина Моне. В центре гостиной Лили увидела два стола: маленький круглый с розовой льняной скатертью, на котором стояла большая трехэтажная подставка с пирожными и стопка фарфоровых тарелок с розовым ободком от Кейт Спейд, и большой, накрытый ажурной белой скатертью и заполненный подарками в красивой упаковке. Между столами возвышалась арка из розовых воздушных шаров. В комнате было не меньше десяти хрустальных ваз с тремя дюжинами розовых роз в каждой.

Лили вдохнула густой цветочный аромат и направилась к Сноу, сидящей на подлокотнике одного из огромных диванов.

– Дорогая, ты все-таки пришла! – произнесла та сердечно, насколько вообще способна женщина, состоящая из одних мышц и костей.

– Прости, что опоздали. – Лили протянула ей большой бело-голубой пакет с подарком для Лекси – платьем с оборками, купленном с большой скидкой в «Жакади».

– О, дорогая, не переживай. А это, наверное, Уилл? – Сноу схватила ножку малыша и осторожно потрясла ее. – Он потрясающий. Правда, девочки? – повернулась она к женщинам на диване. Они увлеченно обсуждали что-то, но одновременно повернули головы и посмотрели на Лили и Уилла.

В одной из них Лили узнала Верушку Кравиц, бывшую модель Дома моды Ральфа Лорена, родом из Чехии, которая вышла замуж за богатого толстяка – издателя журналов. Рядом с ней сидели две женщины, которых Лили видела до этого всего один или два раза. Умберта Веррагранде – яркая перуанка, дочь Бьянки Лоусон (четвертой – и последней – жены Дж. Денвера Лоусона, главы известной киностудии), которая прошлой весной вышла замуж за успешного банкира, – для скорой свадьбы были свои причины, но она все равно широко освещалась в прессе. Кейт де Сантос, выросшая в Гринвиче, штат Коннектикут, вся в веснушках и с лентой на рыжих волосах. Кейт была женой аргентинского бизнесмена, который, как поговаривали, проводил за игрой в поло и в обществе молодых моделей на Саут-Бич больше времени, чем в офисе и дома с женой и дочками-близнецами.

С другой стороны кофейного столика стоял такой же диван, и там сидели Слоан Хоффман – красотка из Далласа с чрезвычайно высокими скулами (здесь явно не обошлось без «рестилайна») и тщательно создаваемой репутацией самой доброжелательной молодой хозяйки, и Джемайма Блейтон, британка, которая, оставив работу высокооплачиваемого консультанта по искусству (ее муж был одним из ее клиентов, и тогда, между прочим, у него еще была другая жена), целыми днями только и делала, что наряжалась по последнему слову моды. Над ними возвышалась сидящая на подлокотнике Диана Меддлинг, работавшая раньше устроителем мероприятий в рекламной фирме. Она вышла замуж за сына наследницы богатого рода из Палм-Бич, обладающей обширными связями, и таким образом гарантировала себе место в кругу дам высшего света.

Диана входила в группу, которую, как Лили однажды услышала, называли «Браун-мафия» по названию университета в Род-Айленде, в котором они все когда-то учились. Ходили слухи, что Диана – или Ди, как к ней обращались друзья, – и еще полдюжины самых ярких молодых светских девушек собираются раз в месяц и принимают решения по множеству вопросов, начиная с того, кого больше не пускать в клубы («Джуниор-лиг», «Даблз», «Сохо-хаус», на террасу на крыше отеля «Грамерси-парк» и так далее), до присуждения награды за лучший костюм на ежегодном благотворительном балу в Центральном парке в Хеллоуин (конкуренция бывает жесточайшая).

– Вылитый Роберт, – безрадостно констатировала Диана, и ее тонкие губы растянулись в прямую жесткую линию.

– Но у него мои глаза, – возразила Лили.

– О, сейчас еще рано об этом судить, – засмеялась Джемайма. – К тому же твой взгляд не заставит тысячу кораблей сняться с якоря.

Женщины рассмеялись, а Лили густо покраснела. Несколько капелек пота скатились в глубокий вырез ее блузки.

Джемайма втянула щеки и склонила голову к плечу.

– Дорогая, это всего лишь шутка, – сказала она, глядя на Лили с такой ненавистью, что девушку пробила мелкая дрожь. Из-за этого Уилл, который по-прежнему сидел у нее на коленях, еще сильнее сжал кулачки, вонзив крошечные ноготки ей в шею. Пытаясь успокоить малыша, Лили стиснула его левую ножку и потерлась носом о щеку. Он тут же расслабил руки, и Лили, фальшиво улыбаясь ради спокойствия ребенка, поинтересовалась у Джемаймы, где находятся дети.

– Наверху, в детской. По лестнице слева от тебя. Не ошибешься, – ответила та и отвернулась к подружкам, которые продолжили прерванный разговор.

– О, хорошо, спасибо. – Лили подошла к двери, где стояла Хасинта, и протянула ей ребенка. – Наверху слева. – И показала подбородком на широкую деревянную лестницу.

– Все в порядке? – спросила Хасинта.

Лили кивнула, сделав вид, что ее не задела унизительная фраза, брошенная всего несколько секунд назад, покачала головой и сказала: «Ох уж эти женщины», – усмехнувшись, словно речь шла о компании непослушных и невоспитанных детей, хотя это было очень далеко от истины. Эти дамы – хищницы, жаждущие крови, такие же злые и так же охраняющие свою территорию, как большие белые акулы у побережья. И Лили знала: если она хочет быть принятой в их круг – без этого не обойтись; если она намерена вернуть прежний статус светской красавицы – нельзя болезненно реагировать на их выпады. Она погибнет в ту самую секунду, когда они почувствуют, что смогли напугать ее. У хищников всегда так: одна капля крови, и тебя сожрут живьем.

Лили на прощание поцеловала Уилла в пушистую макушку и, собравшись с духом перед возможными оскорблениями, вернулась к кофейному столику, инкрустированному деревом, где взяла крошечное пирожное с ягодами. Лили ничего не ела целый день (с прошлого четверга она сбросила килограмм), к тому же общение со светскими «акулами» стало для нее неожиданным стрессом, и она почувствовала, как закружилась голова. Положив пирожное в рот, Лили взяла тонкую фарфоровую чашку с блюдцем с серебряного подноса на столе.

– Позволь я тебе налью, – предложила азиатка с овальным лицом. – Кстати, я Эллисон Льюинберг Чанг, – представилась она и, наполнив до краев чашки себе и Лили, осторожно поставила на поднос чайник от Бернардо, расписанный цветами. – Я видела твоего малыша. Очень хорошенький и, похоже, ровесник моего сына.

Лили проглотила непрожеванное пирожное и осторожно, чтобы не смазать помаду, смахнула крошки с губ.

– Спасибо. Надеюсь позже познакомиться с твоим малышом.

– Разве не странно, что они называют это днем рождения? – прошептала Эллисон, отводя Лили в пустой угол комнаты – видимо, для того, чтобы спокойно поговорить. – Ты знаешь, что нужно заплатить тысячу долларов, чтобы кто-нибудь из команды Патрика Макмаллана пришел к тебе на вечеринку? Неужели ты думаешь, что для Лекси важно, попадет она на сайт нью-йоркских знаменитостей или нет?

Лили подавила смешок:

– Сноу сказала, что Патрик ее друг.

– Ради Бога! – Эллисон закатила глаза. – Он дружит со всеми нами, но это не значит, что завтра он не пришлет Сноу счет.

Лили сделала глоток, но чай оказался слишком горячим, и она обожгла язык. Закашлявшись и сдерживая боль, Лили спросила:

– А мы будем играть с детьми?

– Шутишь? Ты можешь представить, что Умберта сядет на пол в своем наряде от Миссони?

– Но это же трикотаж!

– Есть только одна причина, которая заставит Умберту Веррагранде встать на колени на пол, но это не имеет отношения к ее ребенку. Слышала историю про нее и того фотографа в туалете закрытого клуба на крыше отеля «Грамерси-парк»? Зачем нанимать пресс-агента, если можно просто сделать минет папарацци?

Лили фыркнула:

– Если серьезно, мне кажется, это самая отвратительная история из всех, что я слышала в этом году.

– Куда уж серьезнее, – подмигнула ей Эллисон.

– Ты ужасная женщина.

– Нет, просто меня все достало. Не знаю, как долго еще смогу это выносить. Я вхожу в состав комитета по организации студенческого благотворительного бала пяти округов Нью-Йорка вместе с Морган де Рамбулье, – кивнула Эллисон в сторону дивана, где чрезвычайно худая женщина, чьим единственным недостатком была вена, как у Анжелины Джоли, вертикально пересекающая слишком широкий лоб. Всего несколько мгновений назад она активно обнимала и целовала присутствующих дам, а сейчас, похоже, начала заседание «королевского совета».

– На прошлой неделе я вынуждена была взять с собой Джастина на одно из заседаний. Он проголодался, так что мне пришлось кормить его грудью. Не такое уж большое дело. И я вела себя скромно – перекинула через плечо одеяльце. Так что нельзя сказать, что моя грудь была выставлена на всеобщее обозрение. Но Морган вышла из себя и в самый разгар заседания перед всеми заявила, что я должна кормить ребенка в туалетной комнате. Самое смешное, что если вдруг «Вог» объявит это модным, она первая начнет выставлять свои крошечные сиськи напоказ на каждом заседании. – Эллисон понизила голос почти до шепота. – У Морг уже остеопороз, ведь она очень давно страдает анорексией.

– Но если это правда, почему друзья не повлияют на нее? – шепотом спросила Лили.

– О, мы пытались, уже очень давно.

– И что?

– Она сказала, что мы все – я цитирую – ревнивые, ужасно толстые суки, и начала носить кучу браслетов от сглаза, желая защититься от всех дурных мыслей, которые мы напускаем на нее. Можно подумать, у нас нет других занятий, кроме как мечтать стать такими же худющими и стервозными, как она. Если тебя интересует мое мнение, у этой стервы параноидальный бред. Ну ладно, возвращаясь к нашей теме… На том заседании я смолчала и отправилась кормить Джастина в туалетную комнату, а вчера Морг позвонила мне и сообщила решение комитета. Они считают, что дети «слишком отвлекают» и я не должна больше брать малыша с собой. Представляешь? Она даже поинтересовалась, планирую ли я кормить его целый год, как будто это ее дело.

– Но ты собираешься? Кормить так долго?

– Конечно. Это же полное слияние с ребенком. Кроме того… Кто-нибудь здесь читает газеты? Грудное молоко – лучшая еда для растущего младенца.

– Поэтому я и терпела, несмотря на застой молока и трещины на сосках. И все же это ложь – что кормление не портит фигуру. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, мне хочется плакать: так обвисла грудь. Как думаешь, она когда-нибудь станет прежней?

– Нет. Но для чего тогда существует лифтинг?

Лили рассмеялась:

– Роберт никогда мне этого не позволит. Он ненавидит пластическую хирургию!

– Секрет в том, чтобы договориться об этом еще до беременности. Именно так сделала Верушка. Она хотела найти суррогатную мать, которая выносила бы ребенка, но ее муж не желал, чтобы чужой человек имел отношение к малышу. Так что она уступила и потребовала, как только станет известно о беременности, перевести деньги на операцию по пластике груди и живота на ее банковский счет.

– И во сколько же сейчас обходится подтяжка груди?

– Примерно? От тридцати до сорока тысяч.

– Господи, это ведь куча денег! Но из-за них я не стала бы заводить ребенка, если бы сама этого не хотела. Ведь глубоко в душе Верушка не была против, правильно?

– Не знаю. Думаю, прежде всего она заботилась о своей финансовой безопасности.

– Добрачное соглашение?

– Поклянись, что никому не расскажешь. Говорят, в нем записано, что она должна родить двоих детей в первые пять лет брака, иначе муж имеет право подать на развод. И тогда она не получит ни цента. Судя по всему, условия о детях в последнее время стали очень популярными. Слава Богу, в моем соглашении их нет. Конечно, чтобы завести ребенка, мне не нужен подобный стимул, но все же это унизительно.

Лили продолжала болтать с новой знакомой, пока Умберта не позвала Эллисон на диван.

– Думаю, нам лучше присоединиться к остальным, – сказала она, расстроившись, что их тет-а-тет подходит к концу. – Но я очень хочу записать твой телефон. Нужно как-нибудь вместе выпить кофе.

– С удовольствием, – просияла Лили. Она так долго оставалась отрезанной от внешнего мира, что забыла, каким интересным и волнующим может быть знакомство, пусть даже короткое и поверхностное.

Устроившись на диване рядом с Верушкой, Лили взяла себе побег спаржи, завернутый в ветчину, и креветку в беконе. Жуя, она слушала, как гости обсуждают – вполне предсказуемая тема – условия приема в детские сады.

– Самое главное – это рекомендательные письма и связи в попечительском совете, хотя никто открыто в этом не признается, – со знанием дела заявила Кейт де Сантос.

– Если так, то мой муж играет в сквош с двумя членами попечительского совета сада с Девяносто второй улицы, так что, думаю, Даниэля непременно туда возьмут, – сказала Морган и повернулась к Лили: – Кстати, что касается сквоша… Говорят, Роб в последнее время много играет.

Лили чуть не подавилась спаржей. Неужели королева светского общества Нью-Йорка обращается к ней? С трудом проглотив жесткий кусочек ветчины и недоумевая, зачем она вообще ест на подобных вечеринках, Лили придумала ответ:

– Похоже, он никак не может наиграться. Сквош – его новая страсть.

– Кристиан говорит, его уже почти невозможно победить. – Морган пригладила длинные локоны шоколадного оттенка. – Скажи, как Робу удается так много тренироваться?

– Гм, думаю, он просто находит время.

– Ах да, конечно, я совсем забыла. Он ведь ушел из «Кэратерс», правильно?

– Он переходит в хеджевые фонды, – забормотала Лили, безуспешно пытаясь поймать взгляд Эллисон или хотя бы Сноу, которая так смотрела на миниатюрные кексы с розовой глазурью, лежащие на тарелке, словно они могли ожить и станцевать перед ней па-де-де из балета «Щелкунчик».

– Боже мой! По-моему, в наше время все к этому стремятся! – съязвила Морган.

– Даже не знаю, – пробормотала Лили. – Мне кажется, Роберт считает, что готов к более серьезным задачам. Юридическое образование позволяет ему в равной мере…

– Прибереги его резюме для кого-нибудь другого, – перебила ее Морган.

– Того, кому это небезразлично! – услышала Лили голос Дианы. Прикрыв рот рукой, она обращалась к Джемайме.

Морган продолжала:

– Меня скорее интересует, чем ты занималась все это время. Чем-то интересным, видимо?

«Что ж, давайте посмотрим. Я недавно родила ребенка».

– Почти все мое время посвящено ребенку.

– А для чего же тогда няня? – Слоан в недоумении наморщила нос – и лоб, если бы он не был весь обколот «ботоксом».

«И еще я боялась, что Хасинта уйдет от нас».

Лили задумалась, ища подходящее объяснение.

– Ну, я многое делаю сама.

– Много ем, например, – прошептала Диана Джемайме и прыснула в чашку.

В этот момент в гостиную ввалился молодой человек с бледной, словно у вампира, кожей, темными волосами, темно-красными губами и греческим носом.

– Привет, дамы, – произнес он, и двадцать пять пар рук нырнули в сумочки и карманы в поисках блеска, увеличивающего объем губ, и пудрениц.

Лили подумала, что парень – подающий надежды актер или модель, и именно поэтому все женщины так открыто прихорашиваются. Но когда он достал из сумки большой черный фотоаппарат, она поняла, что это фотограф, о визите которого упоминала (и не один раз!) Сноу.

– Патрик передает привет, – сказал фотограф, он же модель – как позже узнала Лили, его звали Чаз, – и принялся наклоняться и щелкать затвором камеры, со всех углов снимая розовые праздничные украшения и разряженных гостей.

– Если на празднике нет фотографа, настоящий ли это праздник? – пробормотала Лили, обращаясь к Верушке, но та лишь безучастно взглянула на нее и встала, чтобы вместе с Умбертой и Морган сфотографироваться рядом с тортом из «Фошон». Умберта взяла золотую ягоду, украшающую глазурь, и, отклонив назад голову и полузакрыв глаза, поднесла ко рту. Это была очень чувственная поза, совсем неуместная на детском празднике. Чаз сделал пару снимков, и Умберта отправила экзотический плод в рот. Зажав его между зубами и оторвав листочки, она подмигнула фотографу.

– Дорогой, спасибо, что пришел! – крикнула Сноу Чазу. – Пойду позову нянь, и продолжим праздник.

Без хозяйки Лили почувствовала себя неуютно и неловко и уже собиралась пойти проверить, как там Уилл и Хасинта, когда в гостиной появилась длинная вереница нянь с детьми.

– Пора разрезать торт! – завопила Сноу и махнула рукой, чтобы приглушили свет, задернули шторы и открыли двойные двери в гостиную. Дискотечный шар опустился с потолка и закрутился, освещая комнату разноцветными огнями, а из специального автомата во все стороны полетели мыльные пузыри размером с бейсбольный мяч. В комнате появился мужчина в смокинге и с ним пять женщин, затянутых в розовую кожу по моде 1960-х годов.

– Неужели это Белинда Карлайл? – прошептал кто-то.

– Черт возьми, это же «Гоу-гоу»! – раздался ответный шепот. – Какой ужас! Это лишь подтверждает, что есть вещи, которые не купишь за деньги!

– Это точно.

Музыканты запели «С днем рождения!», обращаясь к Лекси, которая сосала большой палец и не отрывала взгляда от дискотечного шара. Старания идолов поп-музыки были ей совершенно безразличны. Когда песня закончилась, Сноу взяла дочь, одетую во все розовое: кашемировый кардиган из бутика «Бонпоинт», праздничное платье из тафты и замшевые детские туфельки – самые шикарные из всех, что доводилось видеть Лили. Сноу на мгновение замерла рядом с тортом и сама задула единственную свечу.