Текст книги "Девушка из высшего общества"

ГЛАВА 3

Лили поднялась из-за туалетного столика и прошла в гардеробную, где начала осторожно перебирать свою старую одежду: юбки-карандаши, облегающие джемпера и узкие жакеты. Сможет ли она когда-нибудь надеть их? Сбросить двадцать пять килограммов и вернуть былую стройность казалось невыполнимой задачей. «Подумаю об этом завтра», – обычно говорила она себе. Но наступал следующий день, а Лили решалась только на то, чтобы надеть старый спортивный бюстгальтер и ходить в нем, пока не становилось трудно дышать. В эти дни ей словно не хватало воздуха: тащила ли она из гостиной на кухню детский игровой центр, доставала ли форму для запекания из глубины кухонного шкафа, возвращалась ли с легкими пакетами из бакалейного магазина, расположенного всего в нескольких кварталах от дома.

«Вероятно, у меня астма, – волновалась она. – Может ли после беременности вдобавок к растяжкам, расширенным венам, жуткому целлюлиту, аллергии на некоторые продукты и ужасной забывчивости развиться еще и астма?»

Лили взяла с полки брюки от велюрового тренировочного костюма и старый кашемировый, почти невесомый джемпер мужа с треугольным вырезом. Она подняла его над головой и вдохнула цитрусово-пряный запах дезодоранта «Де Оранж верте» от Гермес. Мысль о том, что Роберт вот-вот вернется домой после обеда с Джозефин, почти не радовала. Сегодня ближе к вечеру они собирались прогуляться с малышом в магазин и купить фрукты у развозчика на Лексингтон-стрит.

В то время как другие женщины делали выгодные покупки на распродажах образцов дизайнерской одежды, Лили общалась с торговцем фруктами, доброжелательным пакистанцем. Однажды он продал ей за доллар восемь только начавших портиться бананов, из которых она приготовила десяток бананово-овсяных маффинов и банановый хлеб, а на днях ей удалось сторговать пинту черники всего за четыре доллара.

Конечно, раньше с продуктами все было по-другому. В рабочие дни Роберт с Лили посещали благотворительные ужины или коктейльные вечеринки, или брали еду навынос, чтобы провести выдавшийся, к удовольствию обоих, свободный вечер дома, вдвоем и перед телевизором, а вот в выходные обязательно готовили сложные блюда из натуральных (и недешевых) продуктов. Сразу после переезда в центр они проводили выходные в поисках всего лучшего, что есть в их районе. За мороженым и маленькими зелеными кустиками кочанного салата заходили в «Ситарелла» на Третьей авеню. Сладкое и хлеб с изюмом покупали в «Ле аан котидьен» – бельгийском кафе на Лексингтон. У торговца рыбой с Первой авеню брали ужасно дорогого лосося из реки Коппер (в сезон) и лобстеров весом в полтора килограмма, доставленных живыми из Новой Шотландии. Потом они обычно шли домой, находили рецепты на сайте «Фуд нетуорк» и занимались приготовлением говядины по-веллингтонски или рыбы в пергаменте, шоколадного мусса или гратена из весенних овощей. Иногда, глядя, как мясник упаковывает вырезку в аккуратный, будто подарочный сверток, или чувствуя острый аромат сыра из магазина, где они обычно покупали большие куски итальянского пармезана и головки сливочного сент-андре, Лили скучала по былым временам, но в основном ей удавалось относиться к сокращению калорийности питания как к занимательной задаче.

В конце концов она выросла в небогатой семье. Не в бедной, но в роскоши они не купались. Когда Лили с братом были маленькими, родители ужинали в городе только по особым случаям, отмечая дни рождения, юбилеи, и еще один раз, когда отец Лили заключил контракт с университетом Вандербилта. А дети бывали в ресторане только в собственный день рождения. Но даже тогда семья чаще всего отправлялась в какое-нибудь место типа «Беннинганс» или «Коуб-стейк-хаус». Если вспоминать домашнюю еду, то основным блюдом у них были обуглившиеся (и значит, канцерогенные) неорганические куриные грудки, приготовленные на устаревшем угольном гриле. А еще печеная картошка с томатным соусом, который продавался со скидкой. Можно считать, что из всех жителей района Верхний Ист-Сайд на Манхэттене именно у Лили была предрасположенность к покупке товаров по сниженным ценам.

* * *

Услышав скрип входной двери и шаги в холле, Лили с облегчением вздохнула. Роберт наконец-то вернулся домой.

– Дорогая, ты здесь? – позвал он, заходя в спальню. – Ты собираешься идти в магазин?

– Заканчиваю одеваться. – Натягивая хлопковый носок, она на одной ноге запрыгала к выходу из гардеробной, но потеряла равновесие и упала на ковер как раз в тот момент, когда Роберт вошел в комнату.

– Ты в порядке? – Он помог ей подняться.

Роберт в темно-синем костюме, отметила Лили, просто сногсшибателен. Еще смуглая от летнего загара кожа сияла, темные волосы немного отросли и привлекательно закручивались на концах. «Черт, как я не догадалась нанести хотя бы румяна и блеск для губ?»

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, а она незаметно провела языком по зубам, стараясь вспомнить, чистила ли их сегодня. «Нет».

– М-м-м, я соскучился по тебе. – Он обнял ее за талию.

Лили тут же втянула живот, переживая, что некуда спрятать две жирные складки, свисающие над резинкой спортивных брюк.

– Я тоже.

Она старалась не показать, что считала сначала часы, а потом и минуты до его возвращения.

Так приятно, когда он говорит, что соскучился, но Лили казалось, ее слова будут восприняты по-другому. Если она, просидев весь день дома с малышом, непричесанная, с нечищеными зубами, станет, как собака, прыгать вокруг Роберта каждый раз, когда он возвращается домой, это вызовет жалость. А она меньше всего хотела, чтобы муж ее жалел.

– Сейчас разбужу Уилла, и пойдем, – сказала она.

– Нет, я сам! – Роберт бросил пиджак и галстук на кровать. – А ты пока одевайся.

Он разбудил малыша, а Лили подогрела бутылочку с молоком, которое сцедила за день.

Поначалу кормление грудью давалось ей тяжело. Консультант по грудному вскармливанию в госпитале (стерва!) заявила, что с такими сосками она не сможет кормить ребенка, и посоветовала купить странные пластиковые накладки, которые должны были вытянуть соски и облегчить процесс. Вот только кожа тут же потрескалась до крови. Но Лили не собиралась сдаваться, и два месяца спустя (точнее, восемь мучительных недель) стало гораздо легче. Как ни странно, грудь перестала болеть в одно мгновение. Больше не хотелось ругаться, как пьяный солдат, каждый раз, прикладывая Уилла к груди. Она больше не прикусывала нижнюю губу до крови.

Лили даже стала получать удовольствие от кормления грудью. Она наслаждалась близостью с ребенком, когда его губы благодарно и с жадностью хватали сосок, а большие глаза лучились признательностью. Ей нравилось урчание в животе малыша и отрыжка молоком сразу после кормления. Его жизнь и питание целиком зависели от нее, и это вдохновило Лили погрузиться в материнство с тем же энтузиазмом, с каким раньше она боролась за публикацию своих материалов на первой полосе.

Сегодня днем, когда Уилл заснул, она не стала немедленно укладывать его в кроватку, а положила к себе на постель, любовалась им, наслаждалась детским дыханием и рассматривала длинные реснички. Кожа малыша была идеальной, словно подсвеченной изнутри, и мягче тончайшего шелка. Бровки – крошечные дымчатые арки – забавно изгибались во сне. Боясь разбудить сына, Лили сдержала смех и легонько поцеловала толстые складочки над коленками и ямочки у локтей. Она хотела запомнить его таким навсегда: сладким невинным крохой, излучающим любовь, теплым волшебным чудом, которое она произвела на свет.

Лили любила Уилла сильно, почти безумно. Впервые в жизни она полностью подчинялась инстинктам: ночи без сна, испорченная фигура, заброшенная карьера – Лили готова была пожертвовать всем ради этого крошечного тирана весом восемь килограммов. Невозможно подсчитать, сколько предрассветных часов она провела, расхаживая по квартире с ребенком на руках, а он крутился и выгибался, пытаясь уснуть. Но ничего страшного, это ведь делают все матери. Когда окружающие отмечали ее преданность сыну, Лили говорила: «Заботиться об Уилле – это как заботиться о самой себе. Я знаю, что мы с ним не одно целое, но любовь к нему – тоже своеобразный эгоизм».

Лежа на кровати с малышом, Лили думала только о том, какая она счастливая. Рядом с ним остальные проблемы будто исчезали. Только через четверть часа она вспомнила, что должна еще убраться на кухне и принять душ до прихода Роберта, и потому неохотно отнесла Уилла в кроватку и занялась рутинной работой.

* * *

– Он испачкал подгузник, – объявил Роберт, появившись на кухне с ребенком на руках. Сонный Уилл потер кулачками глаза и зевнул.

Лили поцеловала сына в макушку.

– Нет раздражения на коже? – спросила она, протягивая Роберту бутылочку с теплым молоком.

– Нет, но я все равно немного намазал кремом. – Он гордо выпятил грудь.

«Здесь явно не хватает прессы», – подумала Лили.

Казалось, что каждый раз, поменяв мокрый подгузник, а это случалось максимум три раза в неделю, Роберт считал себя достойным титула «отец года». Естественно, он даже не представлял, что они могли бы удобрить целое футбольное поле тем, что за месяц оказывается в подгузнике их сына. И все же Роберт помогал ей хотя бы иногда. Он не виноват, что вырос в доме, где детьми занималась прислуга.

В прихожей Роберт уже усаживал Уилла в прогулочную коляску, а Лили отправилась в детскую за одеяльцем. Было только начало сентября, но в воздухе чувствовалась приближающаяся прохлада, и она боялась простудить малыша, еще теплого и немного потного после сна.

Спускаясь в лифте, Лили попросила напомнить, что нужно купить яблоки для пирога, который она собиралась испечь. Ее мать Маргарет была экспертом по разогреванию десертов-полуфабрикатов от Сары Ли из ближайшего к дому магазинчика «Крогер», но в те времена семье приходилось особенно тяжело. Лили не сомневалась: в ее жизни все будет по-другому, и дети никогда не станут есть сладости, полные трансгенных жиров, на которых она выросла. Если учиться готовить пироги и другие сладости уже сейчас, то, когда Уилл подрастет настолько, чтобы их есть, она уже будет профессионалом в этой области.

– Ну и как прошел обед? – поинтересовалась Лили, когда они шли по Третьей авеню в сторону «Фуд эмпориум».

– Довольно интересно. Меня посадили рядом с парнем, который управляет агентством недвижимости с капиталом шесть миллиардов долларов. Он сказал, что, возможно, им скоро потребуется еще один юрист для работы в офисе.

– Дорогой, это замечательно!

Когда срок беременности Лили перевалил за половину и почти сразу после того, как Роберт уговорил ее оставить работу в «Джорнал», он признался, что недоволен своим положением в «Кэратерс энд Кэратерс» – одной из ведущих юридических компаний в стране, где он занимал должность старшего юриста. Роберт хотел уволиться.

– Слишком длинный рабочий день. Ненавижу партнеров, у которых та же специализация, что и у меня. И в любом случае как юрист я никогда много не заработаю, – ворчал он.

– А если перейти в другую фирму? – спрашивала Лили. – Я готова воспользоваться своими связями, чтобы договориться о встречах с управляющими партнерами нью-йоркских компаний.

Но Роберт принял решение расстаться с юридической практикой. Мол, работа не удовлетворяет его, он чувствует себя винтиком в большом механизме. Настоящими игроками были те, кто платил его компании – парни, с которыми он сидел рядом в залах заседаний во время долгих переговоров, – и он мечтал стать одним из них.

– Я хочу мыслить стратегически, – говорил он ей, – принимать решения, которые влияют на ситуацию на рынке, как делал мой дед. Но, как юрист, я могу лишь проверить, расставлены ли все точки над i. У меня нет возможности для творчества, для того чтобы мыслить перспективно. Кроме того, в будущем с финансовой точки зрения это пойдет нам только на пользу. А пока, если мы немного сократим наши расходы, все будет хорошо.

В тот момент Лили поддерживала его решение, но сейчас, по прошествии многих месяцев, начала волноваться, не ошиблась ли, советуя мужу следовать велению сердца. Оставшись без двух зарплат – Лили ушла с работы из-за беременности, – они вынуждены были жить на доходы от трастового фонда Роберта. И хотя это были немалые деньги, они покрывали лишь только ежемесячный платеж по ипотеке и комиссию за ведение счета. Всего через пять месяцев после рождения Уилла их долги уже составляли десятки тысяч долларов. Лили считала, что чем быстрее Роберт выйдет на работу, тем лучше. Ей не терпелось расплатиться с долгами и скопить хотя бы что-нибудь. Пройдет не так много времени, и Уилл пойдет в ясли, а в их районе это стоит от двенадцати до четырнадцати тысяч долларов в год. А потом расходы будут только расти: двадцать пять тысяч за детский сад, тридцать тысяч в год за частную школу, и кто знает, в какую сумму обойдется обучение в колледже, когда мальчик подрастет. И это расходы на одного ребенка. А если они захотят родить еще?

– Ты собираешься звонить ему по поводу собеседования? – спросила Лили, украдкой скрестив пальцы.

Роберт уже не раз строил планы после ленчей и обедов с нужными людьми, но они пока не реализовались. Однажды она поинтересовалась: зачем ходить на всякие мероприятия, если он не пользуется связями, а Роберт в ответ сказал, что не хочет принимать решение второпях.

– Я не знаю… – запинаясь, принялся объяснять он. – С одной стороны, это работа в области финансов, и, думаю, именно то направление, которым я хотел бы заниматься, но, с другой стороны, я снова буду юристом. Если бы мне предлагали что-то связанное с коммерческой деятельностью, мне это было бы интересно, но…

– Хорошо, – перебила его Лили, устав от нерешительности мужа.

У него есть масса возможностей, в основном благодаря имени и обширным связям родителей, а он не собирается воспользоваться ни одной из них. Как только Роберт уволился, Лили восхищалась его смелостью – не так просто решиться сменить сферу деятельности, – но сейчас все чаще думала, что причиной всему его лень и усталость от работы. Хуже того: чем больше ее волновало их финансовое положение, тем спокойнее Роберт относился к поиску работы.

– Ты всегда можешь перезвонить ему, чтобы договориться о личной встрече, и там уже объяснить, почему хотел бы заняться чем-нибудь другим, – посоветовала Лили.

– Да, – равнодушно кивнул Роберт, когда они вошли в магазин, и взял зеленую пластиковую корзину. – Мы ведь не будем много набирать, правда?

– Нет, совсем немного. Хлеб, молоко, яйца, салат и яблоки…

– Честно говоря, я думаю, что мог бы попробовать себя в компании отца. Знаешь, меня всегда занимал вопрос о расширении присутствия «Голубой воды» в Интернете, – сказал он, когда Лили клала в корзину салат.

– Ты раньше никогда об этом не говорил. По крайней мере я не слышала. – Она старалась скрыть раздражение.

«Как нелепо – Роберт не помнит, о чем говорит мне! Ладно, когда ты забываешь сказать, что у нас кончилась туалетная бумага, в этом нет ничего страшного. Но меня не устраивает, если ты не говоришь, что собираешь сделать нашу жизнь еще более зависимой от благосклонности твоей семьи».

– Неужели? А мне казалось, что говорил. Как бы там ни было, я всего лишь предварительно обсудил это с родителями. Отец считает, что ему нужно будет провести несколько совещаний с советом директоров, чтобы оценить их заинтересованность в этом вопросе, и тогда можно начинать.

– Я бы на твоем месте все-таки перезвонила тому парню из агентства недвижимости, – сказала Лили и заменила органическое молоко в корзине на обычное.

ГЛАВА 4

Около двух недель назад за завтраком из хлеба с маслом и чая Лили лениво просматривала почту и вдруг увидела это… Окончательное подтверждение того, что «красавица с обложки», какой она была когда-то, осталась не у дел. Приглашение на ежегодный благотворительный бал фонда «Коллекции Людвига» – вот только в списке ее имени не было. Это не должно было оказаться сюрпризом: за последние несколько месяцев из музея ей не звонили, а остальные благотворительные фонды, в которых она состояла, давно забыли про нее. То, что ее выкинули из фондов «За спасение Бухареста», «Первого экологического» и других, особо не задело Лили – ни с одним из них она не чувствовала личной связи (например, ни разу не была в Бухаресте), но здесь… Горячая поклонница искусства, Лили свято верила в программы фонда «Коллекции Людвига» и его роль в сохранении и популяризации культурного наследия девятнадцатого века.

Умом Лили понимала, что не может заплатить двенадцать тысяч долларов за место за столиком, а платья, которые предоставят дизайнеры – спонсоры мероприятия, в любом случае будут ей малы, поэтому она уже неинтересна фонду. И все же осознание того, как быстро ее выдворили из круга избранных, причиняло сильную боль. Нахмурившись, она смяла толстую кремовую карточку.

– Дорогая, что случилось? – Роберт, который в это время намазывал джем на тост, положил нож, облизал пальцы и достал у нее из ладони смятое приглашение. – А ты хотела пойти? – спросил он, разглаживая бумагу на столе.

– Нет, я знаю, что мы не можем себе это позволить. Просто расстроена, что не вошла в организационный комитет. Из всех благотворительных фондов, в которых я состояла, этот действительно что-то значил для меня.

Она поднялась, выбросила приглашение в мусорную корзину и взяла на руки Уилла, который раскапризничался в своем детском кресле. Вернувшись за стол, задрала футболку, подождала пару мгновений, пока малыш крутил головой по сторонам, а потом нежно поднесла его широко открытый, как у птенца, ротик к правой груди. Он начал жадно сосать, закрыв глаза и тихо постанывая с каждым глотком. Лили провела пальцами по сморщенному лобику и пригладила мягкую прядь волос, торчащую вверх, как у индейца.

– Пройдет совсем немного времени, и мы снова сможем посещать подобные мероприятия, – пробормотал Роберт и, желая утешить Лили, стиснул ее свободную руку. – А пока… Я знаю, что сегодня вечером мама собирается на вечер Ассоциации помощи больным с расщелиной позвоночника в отель «Пьере». Она попросила меня сопровождать ее вместо отца, чтобы не тревожить его просьбой надеть смокинг. Если хочешь, я попрошу ее купить билет и для тебя. Ты вряд ли окажешься с нами за одним столом, но хотя бы возможность принарядиться будет.

Как принарядиться? Лили знала, что не влезет ни в одно из своих старых вечерних платьев.

– Дорогой, это мило, но у меня остается совсем мало времени.

– Колетт приезжает из Дартмута, чтобы попасть туда, – добавил он.

Лили отлично ладила с сестрой Роберта, которая училась на последнем курсе в гуманитарном колледже, и потому задумалась: может, и правда пойти? Она с удовольствием пообщалась бы с Колетт – веселой, чертовски умной красоткой, к тому же искренне любящей Лили. Им всегда было весело вместе. Но все же Лили не могла поддаться соблазну.

– Мы не сможем так быстро найти няню, – сказала Лили, хотя Хасинта – пуэрториканка, убиравшая их квартиру, – недавно обмолвилась, что с удовольствием посидела бы с ребенком.

– Дорогая, ты так ухаживаешь за Уиллом, что заслужила отдых! Ты лучшая мать на свете, но тебе пора развеяться! Пригласи своего сексуального мужа потанцевать! А я позабочусь о tu hijo[6]6
  Твоем отпрыске (исп.).


[Закрыть].

Честно говоря, Лили не хотелось встречаться с Джозефин, которая слишком часто вторгалась в их жизнь. Так как Роберт пытался найти работу, ему приходилось проводить много времени вне дома, встречаясь с друзьями и знакомыми родителей. Но Лили казалось, что, налаживая связи, он слишком часто оказывается рядом с матерью, ведущей активную общественную жизнь. А она целыми днями, пока Роберт играл в теннис или обедал с очередным приятелем по колледжу, сидела дома одна с ребенком. Вечера, кстати, тоже коротала в одиночестве, а Роберт сопровождал мать на очередной ужин. Нельзя сказать, что Лили не хотелось оставаться с Уиллом и расхаживать по дому в желтом фланелевом халате и тапочках, занимаясь уборкой. Нет, ей доставляло истинное удовольствие присутствие рядом любимого крохи, особенно когда он, то воркуя, то отрыгивая молоко, крутит головой и его большие выразительные глаза следят за ней. Их день состоял из сна, мытья и кормлений. За этими приятными занятиями казалось, что часы и дни сливаются в единое целое. Но Роберта почти никогда не было рядом, он не участвовал в семейной идиллии, и Лили все больше чувствовала себя забытой и недооцененной.

Он уходил из дома все чаще, и для Лили это стало поводом задуматься: нет ли у мужа романа на стороне? Однажды, после того как Роберт ужинал с матерью три вечера подряд, она решила в шутку спросить о любовнице. Ей не хотелось давать ему повод думать, будто она и в самом деле переживает (жена полностью доверяет мужу, так ведь?), но тем не менее он должен понять (если вдруг собирается завести роман), что она внимательно следит за любыми признаками неверности. Задача не из простых, и, казалось, самое лучшее – обратить все в шутку.

– Ну и как она сегодня? – спросила Лили, когда Роберт улегся в кровать. Часы показывали без пяти минут двенадцать, но Лили еще не спала и делала вид, что читает.

– Мама? С ней все нормально, – пробормотал Роберт, уже засыпая, едва прикоснулся к подушке.

«Две секунды, чтобы уснуть?»

– Нет, я имела в виду твою подружку.

Не открывая глаз, он застонал и обнял ее за талию.

– Кроме тебя, мне никто не нужен. – Он улыбнулся и подставил губы для поцелуя.

Лили неохотно наклонилась к мужу.

И хотя короткого разговора хватило, чтобы убедиться в верности Роберта, Лили все равно мечтала о вечерах вдвоем с мужем. Зачем постоянно играть в теннис в суперэлитарном мужском клубе и почему хотя бы иногда не отказать матери? Она и об этом спросила как-то раз, когда готовила ленч. Они собирались есть сандвичи с ржаным хлебом: кусочки холодной индейки, швейцарский сыр, несколько листьев салата и немного майонеза.

Он помедлил, прежде чем откусить маринованный огурец – свою закуску перед сандвичами, и сказал:

– Я не хочу ее обижать.

Лили едва сдержалась, чтобы не бросить в лицо Роберту пупырчатый, по форме напоминающий пенис, огурец среднего посола из отдела деликатесов, и, подождав, пока он прожует, спокойно спросила:

– А как же я, Роберт? Ты не думаешь о том, что можешь обидеть меня?

Он откинулся на спинку стула и резко выдохнул:

– Я думаю о тебе, не сомневайся. Но ты не видела маму, когда ей что-то не нравится. Она выходит на тропу войны. Тебе кажется, что она сейчас плохо к тебе относится? Подожди, вот если она решит, что ты крадешь меня у нее… Поверь, я делаю тебе огромное одолжение, стараясь не обижать ее.

Лили хотела сказать мужу, что, если он ходит с матерью на вечеринки раз в три дня, чтобы защитить ее, она предпочла бы обойтись без этого. Что ужасного может случиться, если он откажется от приглашения? Иногда таким женщинам, как Джозефин, привыкшим, что все подчинено их желаниям, нужно отказать один или два раза, и они тут же ломаются. Как миндальное печенье после недельного хранения.

– Итак, как насчет завтрашнего вечера? – решила спросить Лили. – Возьмем в прокате фильм и посидим дома?

– Завтра коктейльная вечеринка у ДФФ (так все, включая ее собственного сына, обращались к модному дизайнеру Диане фон Фюрстенберг, находящейся, несмотря на возраст, в отличной форме), и я обещал маме, что пойду с ней, – решительно ответил он.

– Ну естественно, – пробормотала Лили, отворачиваясь к раковине.

Роберт взорвался:

– Послушай, похоже, ты не понимаешь, как мне тяжело. Конечно, я предпочел бы остаться с тобой и Уиллом и смотреть кино, сидя на диване. Но если я это сделаю, у меня никогда не будет работы. Ты знаешь, как тяжело жить с фамилией Бартоломью? Мои дед и отец построили империю, которая стоит пять миллиардов долларов. Можно даже сказать, они создали целую индустрию домашнего садоводства. А что сделал я?

– Но, Роберт, в жизни невозможно получить все сразу, – вздохнула Лили. – Послушай, я знаю, ты много общаешься с нужными людьми. Но почему бы тебе не зайти на сайт с вакансиями или не поговорить с агентом по трудоустройству? Ты хотя бы рассылаешь свое резюме?

Он поднялся из-за стола, оставив нетронутым сандвич, и направился к двери.

– Невозможно получить работу, вслепую рассылая резюме. В нашем городе это реально только при наличии связей.

– И они у тебя есть.

Он пристально посмотрел на нее.

– Спасибо, что напомнила, – грустно сказал Роберт, и Лили показалось, будто она опять стала девочкой-подростком и участвует в школьных соревнованиях по легкой атлетике.

Она была прирожденной спортсменкой и особые успехи демонстрировала в беге на средние дистанции. Для этого вида спорта требовались хорошие легкие, сильные ноги и готовность тренироваться и в дождь, и под жарким солнцем. Лили обладала всеми этими качествами и очень скоро стала лучшей бегуньей в команде. Большинство соревнований она выигрывала или входила в тройку призеров, вызывая восторг одноклассников и родителей (особенно отца, поскольку мама мечтала, чтобы дочка преуспела в более изысканном занятии – например, в балете). Кроме того, она великолепно училась и потому начала выделяться среди одноклассников. Лили не хватало популярности, чтобы быть избранной в свиту королевы и короля вечера выпускников или в ученический совет, но тем не менее она привыкла, что в ней видят победителя. И ее внутреннее состояние, плохо это или хорошо, теперь было неразрывно связано с ее успехами.

А вот ее брат Мэтью был вполне доволен своей репутацией посредственности. Удовлетворительные оценки были его постоянными спутниками, и дистанцию восемьсот метров он пробегал, не демонстрируя особых умений или скорости. Очень часто, когда он завершал последний круг, Лили зажмуривалась и старалась передать брату всю свою энергию. Ей хотелось, чтобы он почувствовал хотя бы раз, что значит быть лучшим. Но Мэтью никогда не выигрывал в беге, и, похоже, это его устраивало, чего Лили тогда не могла понять.

Повзрослев, она осознала, что мир разделен на два лагеря: такие, как она, – трудоголики, настроенные на успех, и те, кто хочет лишь развлекаться, общаться с друзьями и работать в ночном клубе с живой музыкой. У Мэтью, например, была даже членская карточка такого клуба. Потребовалось много философских споров, прежде чем Лили согласилась, что нет ничего плохого в том, как ее брат хочет жить. Но для нее это было неприемлемо. Она не собиралась бесцельно провести время, отпущенное ей на этой земле, и хотела сама по себе что-то значить. И хотя раньше Лили смеялась над светскими львицами, с которыми подружилась за время короткого пребывания в списке знаменитостей первой величины, теперь она тоже стала одержима положением в обществе. В конце концов попасть в высший свет – значит, быть лучшей.

– Итак, я неудачник, – произнес Роберт. Голос выдал его горечь и уязвленное самолюбие.

– Ты знаешь, что я не это имела в виду, – мягко возразила Лили.

Но по тону Роберта было понятно, что, несмотря на сказанное, он не уступил ей. Он, как и Лили, по-прежнему хотел значить что-то сам по себе. Она понимала, что вряд ли сможет уважать Роберта, если у него ничего не выйдет. Но при этом не хотела оказаться женой одного из банкиров, одержимых манией величия, которых иногда встречала на Парк-авеню. Они шли, крича в навороченный мобильник что-то о новой камышовой крыше в доме на острове Мастик или о царапине на кузове «астон-мартина». С такими мужчинами она тоже не смогла бы найти общий язык. И все же для Лили было важно, чтобы Роберт стремился к успеху, верил в упорство, усердие и самореализацию.

– Как ты можешь быть неудачником? Ты ведь еще так молод!

– Мне тридцать пять. К этому возрасту дед уже открыл шесть магазинов на Среднем Западе, а отец удвоил доходы компании. – Роберт вздохнул, зрачки от волнения расширились. – Сейчас мне пора начинать делать себе имя. Хочу дать тебе и Уиллу все, что можно взять от жизни, – то, что мой отец дал нам. Вот почему нельзя ошибиться при выборе работы. А единственный способ добиться этого – встречаться с правильными людьми!

«Разве можно с этим спорить?»

Роберт закрутил крышку на банке с джемом.

– Ты можешь попросить кого-нибудь посидеть с ребенком? Хочешь, я позвоню друзьям? Вдруг кто-то из них согласится?

– Нет, дорогой, все в порядке. Вечеринка того не стоит. Будут и другие. – Лили приложила малыша к другой груди, которая уже налилась и из нее сочилось молоко. Она смотрела, как маленькие розовые губы Уилла сомкнулись вокруг соска, и уже в который раз думала, может ли она любить своего малыша сильнее, чем сейчас. Поскольку Роберта почти никогда не было дома, сын стал ее единственной настоящей радостью, постоянным спутником и неиссякаемым источником радости.

– Я спрошу у мамы, какие еще мероприятия ожидаются в ближайшем будущем. Ты уже давно заслужила свободный вечер. Я переживаю за тебя, ведь ты столько времени проводишь в четырех стенах! – Роберт засунул в рот остатки сандвича.

– Но здесь не так плохо, – пожала плечами Лили.

– Нет, я серьезно. – Он поднялся из-за стола и поставил тарелку в раковину. – Тебе следует чаще выходить из дому.

– Дело в том, что мой внешний вид сейчас не добавляет мне уверенности. Светские дамы такие стервозные. Стоит им увидеть, сколько лишних килограммов я набрала, и они тут же поднимут меня на смех, – смущенно призналась Лили, рассматривая грудь, которая напоминала ей вымя. Она чувствовала себя коровой, а не женщиной, и уж точно не дамой высшего света. – Я смущаюсь.

Роберт с обожанием смотрел на жену.

– Но ты такая горячая! Я серьезно говорю. Прямо дымишься. Сразу возникают всякие мысли…

– Ты только взгляни на мою грудь!

– Да, беби! – произнес он и, подражая Остину Пауэрсу, поднял вверх большие пальцы. Его лицо расплылось в глупой улыбке, а глаза превратились в узкие щелочки. – Жаль, что ты не можешь взглянуть на себя моими глазами. Ты еще никогда не была такой хорошенькой! Ты просто восхитительна, такая сочная!

– Прошу тебя! – воскликнула Лили, округлив глаза. – Это слишком.

Она знала, что муж хочет подбодрить, но такие комплименты заставляли ее сильнее чувствовать свою ущербность.

«Мы та еще пара, – подумала Лили. – Он безработный, а я толстая тридцатилетняя уродина. Куда делась шикарная жизнь, которая сулила нам столько радости?»

Конечно, повезло, что у них такой замечательный, здоровенький малыш – на свете столько людей, которые мечтают о потомстве, но не могут иметь детей или они рождаются неполноценными. Лили стало стыдно за то, что такие мысли возникли у нее в голове, но все же она не могла отрицать, что ей не хватает внешних атрибутов прежней жизни.