Текст книги "Блог начинающего мага"

Зубы

Снова пора к зубному. Наши платные клиники научились классно брать деньги, ничего не меняя во рту. Сначала иду к Маринке. Побаливает, лениво так, со всех сторон. Маринка ничего не находит, снимает две хорошие пломбы, под ними все в порядке, ставит на место старых новые пломбы и выставляет счет на пять тысяч. Что-то мне это не нравится. Иду в другую клинику, еще более дорогую, и сначала очищаю зубы от камней у гигиениста.

– С вас три тысячи, – бодро говорит врач, – к тому же у вас восемь зубов с кариесом, один почти развалился, требует срочного вмешательства.

Не знаю, как насчет восьми, но один, похоже, и в самом деле в плохом состоянии. Записываюсь на лечение. Врач Ольга, молодая женщина с недовольным лицом, все время препирается с пожилой медсестрой, просто ест ее поедом. Ощущение неприятное, но надеюсь, что врач из нее не такой стервозный, как ее характер. Получаю дозу обезболивающего. В этой клинике принято работать в четыре руки, медсестра тоже участвует в процессе, иногда их руки ссорятся прямо у меня во рту. Ни о какой игре цветов не может быть и речи – ни зеленых, ни голубых, ни, тем более, фиолетовых. Все цвета – из нижнего отдела спектра. Ольга нагло упирается локтями мне в грудь, как будто сама – не женщина и не понимает, что это достаточно чувствительно и неприятно. Терплю, потому что зуб – крайний сверху, расположен очень неудобно. Вдоволь намучавшись, Ольга отправляет меня на рентген. Поликлиника прекрасно оснащена, рентгеновский снимок в цифровом виде тут же подается на экран компьютера. Лечат мне крайний верхний, но снимают почему-то всю челюсть. Я догадываюсь, почему. Такой снимок вдвое дороже, рентгенолог тоже хочет жить. Снимок пересылают на компьютер в кабинет врача, я иду туда же. Ольга долго охает.

– Зуб никуда не годится, будем делать его в несколько приемов. А это еще что? – она показывает мне черное пятно под передними нижними зубами, – Это, похоже, киста. Придется оперировать.

Она долго стучит по здоровым зубам, реакции никакой. Интересуется, не получала ли я по зубам. Я ехидно отвечаю:

– Только если в кабинете вашего гигиениста.

Ольга шутку не приняла, даже, похоже, испугалась:

– Ну, что вы, это невозможно!

– Ничего более болезненного не происходило. Знаете ли, передние зубы – моя гордость, они даже не пломбированы ни разу. Мне бы не хотелось разворотить челюсть.

– Не знаю, что еще можно сделать, у вас нет выбора, кисту нужно убирать.

– Хорошо, когда у меня следующий прием с этим зубом? – показываю я на щеку, за которой находится мой бесценный, в прямом смысле слова, зуб, и прикидывая, в какие деньги может влететь мне удаление кисты.

– Давайте через неделю.

– Очень хорошо. Надеюсь, что за неделю киста исчезнет.

– Женщина, не выдумывайте, никуда она сама не денется.

– Почему сама? Я над ней поработаю. Распечатайте мне, пожалуйста, снимок. Через неделю сделаем новый, посмотрим динамику.

– Да, пожалуйста, не жалко.

Я беру снимок, черное пятно мне тоже не нравится, но я абсолютно уверена, что за неделю я от него избавлюсь. Откуда у меня такая уверенность? Да, силы, о которых врачам лучше не говорить, снимают у меня боль и лечат мои болячки, но никогда я не имела никаких подтверждений как болезни, так и выздоровления, так как не хожу ни к каким другим врачам, кроме зубного. Поскольку мне никогда раньше не делали снимок всей челюсти, у меня возникает мысль, что это пятно было у меня всегда, просто я об этом не знала.

Захожу в наш медицинский отдел, расстроенная и сомневающаяся. Показываю снимок. К моему неудовольствию, медики подтверждают диагноз и поясняют:

– Кисты бывают двух типов: в виде опухоли на ткани или в виде дыры на кости. Похоже, что здесь речь идет о втором типе. Конечно, нужно что-то делать.

Я все сопротивляюсь:

– Но не резать же!

– Конечно, сначала можно попробовать консервативное лечение, – говорит одна из врачей, но очень не уверенно. Как раз та, которая в трудную минуту очень хотела отрезать себе лишнее.

И тут я брякаю им то же, что и Ольге:

– Ладно, у меня до приема еще целая неделя, попробую с этой фигней поработать.

Молодая врач посмеивается:

– Это как моя мама – все болезни заряженной водой лечит? – она явно посмеивается. Все-таки самые упертые и ограниченные люди – медики.

– И водичкой, и не только. Посмотрим.

– Удачи! Приходи через неделю со снимком.

– Обязательно.

Я разозлилась. Назло вам всем залечу эту дыру за неделю. Я была полна решимости и веры в то, что я смогу. Точнее, что мы сможем. Я, энергия, мой виртуальный доктор и мой милый ангел, который любит меня, лечит меня и денег не берет! И я даже рада, что объявила о своих намерениях, теперь не отступлюсь, даже если очень устану и буду проваливаться в сон, даже если лень будет нашептывать мне колыбельную.

Всю неделю кладу на десну с двух сторон тампоны с информационно-насыщенной водой. Потом, уже в постели, открываю систему тонкого тела, общаюсь с ангелом, гоняю по телу энергию и направляю ее в нужное место. Вибрации не приходят, но я чувствую, как пульсирует что-то в центре нижних десен. Мне немного жаль, что время перед сном у меня сейчас занято лечением, а не опытами по отделению от тела, но лечение сейчас важнее. Я использую все известные мне приемы. Я призываю ангелов фиолетового пламени, и они омывают мои тонкие тела фиолетовым светом, необычайно ярким. Я благодарю их и прошу навестить всех детей и женщин, нуждающихся в их помощи, всех женщин, ждущих детей, всех больных стариков и детей, всех духов стихий и мест, которым нужна их помощь. Они любят, когда их призывают на помощь себе и другим. Их «менталитет» не позволяет им являться без спроса, поэтому они ждут, пока кто-нибудь попросит их о помощи. Я призываю ангелов из нефритового храма, и зеленое световое пятно расплывается у меня перед мысленным взором. Столько высших сил работает вместе со мной, проявляет мне свою любовь, что душа моя наполняется любовью и благоговением. Я уверена, что все идет отлично.

Через неделю я снова в кресле у Ольги. Она заранее предупредила, что сегодня будет лечить мой бедный зуб целых два часа и вкатывает мне двойную дозу обезболивающего «без предварительного объявления войны». Сердце стучит что-то слишком часто, меня начинает бить крупная дрожь. Она немного пугается, но это не мешает ей, а потом и медсестре, свалить из кабинета, оставив меня одну, уверяя, что если у меня не кружится голова, то все в порядке. Какой там порядок. Дрожь-то я сдерживаю силой, как иногда силой прекращаю вибрации во время сеансов. И сейчас состояние такое, что я чувствую, что стоит мне расслабиться, как дрожь унять я не смогу. Более того, дрожь, стоит мне потерять контроль, переходит в мощные вибрации. Интересно, что подумает врач, начни меня подбрасывать в кресле? Умение контролировать вибрации помогает мне, и постепенно я могу расслабиться, не содрогаясь всем телом. Наркоз начинает действовать, и первый шок проходит, но наплевательское поведение врачей (не просто врачей, а очень дорогих врачей!) меня возмущает.

Первой приходит медсестра, потом Ольга. Они снова препираются по каждому пустяку, причем медсестра ведет себя гораздо терпимее, чем врач. Что-то у Ольги не ладится в личной жизни. Счастливые люди так себя не ведут. Парочка растягивает мне рот в четыре руки, Ольга работает, как ни странно, равнодушно, но очень технично. И ровно два отведенных на это часа. Остальная работа снова откладывается на следующий прием. Меня снова отправляют на рентген, причем на этот раз обещают снять только половину челюсти. У меня нет сил даже напомнить о необходимости снимка передних нижних, а, честно говоря, я просто боюсь пикнуть, настолько я затерроризирована добрым доктором. Но рентгенолог снова делает развернутый снимок, который я, оглянувшись, уже вижу на экране компьютера. Я знаками (так как рот пока не совсем свободен) спрашиваю:

– Это мой?

Рентгенолог кивает. Я улыбаюсь: под передними нижними зубами – ровная однотонная костная ткань, никаких следов кисты нет и в помине. Я возвращаюсь в кабинет, сияя, как медный пятак. Мне очищают рот, и я могу издавать членораздельные звуки. Снимок еще не появился на Ольгином компьютере, или она просто его не открыла, не знаю. Она обещает в следующий раз закончить с зубом, потом тяжело вздыхает и спрашивает меня, как упрямого неразумного ребенка:

– А с кистой-то что будем делать? Запускать нельзя.

Я с улыбкой отвечаю:

– Какой кистой? Нет у меня никакой кисты.

– Как это нет? Куда это она делась?

– Исчезла.

– С чего вы взяли?

– На снимок посмотрела.

– Какой снимок, мы же снимали только больной зуб!

– Это вы так думаете. Снимок несколько обширнее, чем вы заказывали.

– И что, передние нижние видно?

– И под ними.

Она вылетела из кабинета, медсестра следом. Я взяла сумку и вышла в коридорчик. Из рентген кабинета доносились возбужденные голоса. Ольга вышла с таким лицом, что я чуть не расхохоталась. За ней вышли медсестра и рентгенолог. Последний явно с единственной целью – посмотреть на меня повнимательнее. Маленькая вредная девчонка, хохотушка и насмешница, расшалилась во мне во всю. Ольга смотрела на меня в упор:

– Не понимаю, куда она делась.

Это звучало требовательно и воспринималось как:

– Тетка, ты куда кисту дела!?

Я уже улыбалась во все свои восемь кариесов (которых у мня никогда не было):

– Я же сказала, что справлюсь с ней за неделю!

Ольга понимала, что над ней потешаются, но не понимала, в чем наколка. Сцена происходила в присутствии милой женщины-регистратора. Она не выдержала и спросила:

– Что, снимок и в самом деле хороший?

Ольга рявкнула:

– Ну, не могла же надкостница вырасти за неделю!

Я уперлась:

– Но ведь наросла?

Ольга сдалась и попыталась обратить все в шутку:

– Женщина, я вас боюсь.

– А я-то как вас боюсь! Вот и надкостница с перепугу заросла!

Ольга поняла, что я готова поддержать шутливый тон, и продолжила шутить:

– А вы зубы отращивать не пробовали?

– Нет, у меня пока своих хватает, но мысль интересная. Может, попробовать кариес полечить… А вы не могли бы распечатать мне второй снимок, на память? – обратилась я к рентгенологу.

– Сейчас сделаю, это входит в стоимость услуги.

Пока я записывалась у регистратора на следующий прием, мне выдали снимок в красивом фирменном пакете.

Я летела обратно на работу на крыльях радости. Мои девчонки сразу заметили мою цветущую рожу, но совсем не удивились, а просто порадовались за меня. Я взяла предыдущий снимок, который валялся у меня на подоконнике, и пошла к нашим медикам. Они тоже поудивлялись и порадовались за меня, но смотрели несколько недоверчиво. Вопросы вертелись у них на языке. Первой не выдержала самая младшая. Округлив и без того круглые глаза, она просто спросила:

– А как вы это делаете?

Я ждала этого вопроса, но не была готова на него ответить. Рассказать им, считающим человека куском плоти, про ангелов, тонкие тела, высокие вибрации, Господа и дух Святой? В психушку заберут. Тут я, к счастью, вспомнила лекции Михаила Радуги, который, чтобы не попасть в психушку, заменил все эзотерические термины на псевдонаучные.

– Нас окружают материи, которые несут в себе информацию о правильном функционировании Вселенной и человеческого организма. Это – вода, воздух, энергии. Человек тоже состоит из воды, воздуха и энергии. Нужно только уметь сонастраивать вибрации материй наших тел с вибрациями материй Вселенной.

– А вы умеете?

– Я пытаюсь. Учусь чувствовать и понимать.

– И получается?

– Иногда.

– Так вы и лечить можете?

– Не знаю. Иногда что-то получается, иногда нет. Но чаще всего я забираю себе чужие болячки, хотя теоретически знаю, как этого не делать. Видимо, исцелять других мне пока не дано. И медицинского образования не хватает, – польстила я медикам. – Чтобы повернуть процесс вспять, нужно представить механизм возникновения болезни в физическом теле, а для этого нужны знания. Поэтому проводить опыты я имею право пока только на себе.

Мои милые медики сразу как-то успокоились: почти никакой мистики, никто не претендует на их место под солнцем. Мы еще порадовались за меня и разошлись.

Изменчивость

Фаргат проводит групповую медитацию, мы отправляемся в уже знакомое путешествие на встречу со своим высшим Я. Все идет, как обычно. Я снова на планете Бога. Я танцую на его ладони, мое полупрозрачное тело украшено венками из невиданных цветов, свет и тихая радость наполняют меня. Еще немного, и я свернусь калачиком на теплой ладони и погружусь в сладкую полудрему, и Господь прикроет мое тело второй ладонью, и я ощущу благословенную защищенность, которой никогда не знала наяву.

Возможно, там, куда мы уносимся во время медитаций, мы видим и ощущаем то, чего никогда не имели в реальной жизни. В юности я никому не позволяла принимать за себя решения и диктовать свою волю, в семейной жизни вся ответственность за принятие решений автоматически ложилась на мои плечи. И с годами тоска о том, чтобы позволить себе быть беспомощной и при этом чувствовать себя счастливой и защищенной, о том, чтобы не принимать никаких волевых решений, становилась все очевидней.

Лишь в последние годы, приняв философию Единства, я оставила попытки управлять всем и вся, с огромным доверием и любовью отдаваясь в добрые руки своего ангела, твердо зная, что он не нанесет мне вреда. И в короткие мгновения медитативного транса, ощущая себя любимым дитя любимого Отца, частью нераздельного целого, – Божественной Любви, – я ощущаю трепетное благоговение и абсолютную защищенность в его теплых ладонях. Любовь и благодарность наполняют каждую клеточку моего тела.

Но сегодня все немного иначе. Фаргат каждый раз что-то меняет в ходе медитации, давая нам возможность проникать все глубже и глубже в свое подсознание. И я, наслаждаясь танцем, краем сознания слышу, как он предлагает нам попросить у Господа сообщить каждому его ключевое слово. Та часть сознания, которая слышит это предложение, отвергает саму возможность спрашивать что-то у Отца Небесного, но та часть меня, которая сейчас не разграничивает себя и Его, уже знает, что получит ответ, не задавая вопроса. Достаточно того, что вопрос возник, значит, придет и ответ. Я продолжаю танцевать и одновременно смотреть балет с моим участием, я вглядываюсь в Пространство Мира и пытаюсь представить, каким будет ответ. Впервые я жду от Него слова, хотя мы никогда не общаемся вербально (ну, нет у меня слуховых галлюцинаций!).

Постепенно я замечаю, что картина меняется у меня на глазах и меняюсь я сама. Сначала меняется цветовая (световая?) гамма, меняются цвета и формы цветов в опутывающих мое тело венках. Изменения почти незаметны, настолько плавно они происходят. Но вот уже золотой свет, струящийся из сердца лотоса, пройдя стадии золотисто фиолетового и золотисто розового, накладывает один цвет на другой, освещая картину огнем малинового золота; лепестки лотоса уже превратились в лепестки роз; мое прозрачное тело танцующей девушки-ангела, постепенно превратившись в крошечную девочку-эльфа, снова начинает расти и обретает вполне зрелые формы и упругость женского тела, которые покрывают прозрачные, но уже ощутимые на коже одежды. Пора домой. Я заворожена зрелищем и все еще не нашла своего ключевого слова. Мне не хочется возвращаться, пока я не узнаю его. В голове отчетливо всплывает слово ИЗМЕНЧИВОСТЬ. Я снова здесь, я с трудом могу описать то, что видела (наш язык слишком беден, чтобы передать все оттенки чувств и цветов). Но я абсолютно уверена, что то, что мне было продемонстрировано, и есть изменчивость.

Сознание пытается проанализировать, почему именно это слово стало для меня ключевым, и как именно нужно действовать в этом ключе. То, что жизнь есть череда изменений, ни для кого не секрет. То, что жизнь прекращается, когда человек перестает изменяться, то есть менять себя, для меня тоже очевидно. Для меня давно стали практически синонимами слова изменчивость и поиск. Пока человек ищет, он меняется. Пытаюсь вспомнить, с чего начались изменения в моей картинке. Сначала я заметила перемену световой гаммы, затем цветов и после – себя самой. Или все изменения шли одновременно, но переходы были настолько плавными, что я фиксировала только тот момент, когда они становились очевидными? И кто был источником этих изменений?

Картинка начала меняться после того, как я задала вопрос Ему (и тем самым и себе), то и ответ на этот вопрос очевиден. Оставалось ли что-то неизменным в этот момент всеобщей трансформации? Да, неизменным оставалось чувство переполняющей любви и тихой радости. И чувство единства с целым. Все меняется в этом мире, и только любовь остается неизменной? Не совсем так. Она остается, но тоже меняется, меняя нас и меняя все вокруг? И цвета, и звуки, и запахи… И что означает окончание трансформации – физическое тело, земные цветы и малиновое золото светового потока? Иди, живи, люби, меняйся и изменяй все вокруг? Интересно, такого цвета нет в моем спектре. Или мое внутреннее зрение еще не достаточно развито, и я просто вижу не все оттенки? И все-таки мое ключевое слово мне нравится. Есть над чем подумать.

Почему я вспоминаю сегодня этот эпизод? Удивительное совпадение цветовой гаммы оживило в памяти ту картинку. Сегодня у меня в гостях был мой любимый. Мы видимся не часто, а уж в постели – и того реже. Нам давно не по семнадцать, я разменяла шестой десяток, а он сделал это еще раньше, но физическая близость все еще играет роль в наших отношениях. Сегодня все было просто сказочно, и я не нашла ничего умнее, чем «посмотреть» своего любимого в самые интересные мгновения близости. Я уже практически подошла к черте, за которой следует «большой взрыв», но мне захотелось двойного взрыва, и я решила попридержать коней и отвлечься. Возможно, вечные женские сомнения на тему «любит – не любит» подтолкнули меня на этот не совсем этичный поступок. Я считаю неприличным подглядывать без спроса, более того, все мои шесть чувств давали положительный ответ на этот вечный вопрос, и все же женское любопытство и жажда эксперимента толкнули меня. Глаза мои были закрыты, спрашивать разрешения было несколько неуместно, и я решилась.

Я превратила все свое разгоряченное обнаженное тело в одну большую ладонь и прислушалась. В ответ золотистый свет окутал все вокруг, сгущаясь в районе третьего глаза, затем, пройдя стадии золотисто фиолетового и золотисто розового, полыхнул малиновым золотом. Пора! Я забыла про экспериментирование, и двойной взрыв сотряс наши тела. В моих закрытых глазах все еще происходили трансформации света, но в обратном порядке. И лишь когда ровный золотистый свет вернулся, стихли экстатические конвульсии моего тела, и приятная расслабленность, близкая к каталепсии, распластала меня на кровати рядом с любимым.

Мой опыт до сих пор не позволяет мне четко разграничить, кого я все-таки вижу – своего партнера или себя? Возможно, я действительно настраиваюсь на партнера, ведь в моем спектре нет малинового. Или это – цвет страсти, которая вспыхивает у меня в минуту близости с любимым? Что же хотел сказать мне Господь, показав именно эту гамму? Иди, люби, и не ставь идеальную любовь выше человеческой? Любовь прекрасна во всех ее проявлениях. Спасибо, Отец Небесный! Прими и ты мою любовь.

Собака

Холодная малоснежная уральская весна вдруг сменилось почти теплым солнечным днем, и знакомые тут же начали высказывать желание навестить меня в моем райском уголке. Первой приехала моя подруга по работе в институте. Понятно, что в выходные она уже не сможет вырваться ко мне, у нее своя дача и своя посевная. Подруга моя, как, впрочем, все мои друзья и подруги, отличается необычайной открытостью, поэтому мне не нужно думать, о чем с ней разговаривать. Сначала все выглядит так, будто она приезжает ко мне, чтобы узнать у меня, как и чем я живу, но стоит ей открыть рот, как мне остается только слушать, что я и делаю с удовольствием.

Для начала мы после работы заезжаем в магазин и покупаем огромное количество еды и литр красного вина (которое я недолюбливаю). И вдруг – о чудо! В картонной неприметной коробке, практически даром, с полки смотрит на нас портвейн «777», неизменный спутник нашей юности. Мы с радостным смехом берем на пробу напиток с таким знакомым названием и уже дома обнаруживаем, что напиток не стал хуже, а даже наоборот. Он пьется легко, ни голова, ни желудок не реагируют, и наше настроение быстренько улучшается, хотя и до приема трех семерок оно было вполне приличным.

Первый солнечный вечерок так и манит мою подругу прогуляться, но я опасаюсь: деревня кишит таджиками-строителями, и, хотя мы дамы и не молодые, но еще вполне привлекаем к себе внимание, а уж подвыпившие и веселые, тем более. Я не сторонница опасных приключений, но не могу отказать подруге, которая решилась на строительство нового дома у себя на даче, в показе архитектурных шедевров. Я мысленно прошу моего ангела уберечь нас от неприятностей, мы влезаем в кроссовки и по подсыхающей на солнце грязи отправляемся в путешествие. Зритель она такой же благодарный, как я – слушатель. Она в восторге от каждого нестандартного домишки, а уж терема новых русских вызывают у нее все возможные эмоции, кроме зависти.

Она – удивительный человек. Оставшись в детстве сиротой после гибели родителей, она не привыкла к роскоши, и умеет радоваться каждой мелочи, за себя и за других. Мы прошли не более двух кварталов, когда к нашей компании присоединилась странная черная собака, большущая дворняга не без примеси благородных кровей. Она просто оказалась рядом с нами и не реагировала ни на какие наши уверения в отсутствии у нас мясных и каких-либо иных продуктов. Собака заняла положение на пару шагов сзади меня и сопровождала нас в течение двухчасовой экскурсии по деревне. Ясное дело, что таджики к нам и близко не подходили, так как собакобоязненность – у них в крови, поскольку по их религиозным представлениям укушенный собакой никогда не попадет в рай. Кстати, наши отечественные алкаши тоже не любители острых ощущений. Теперь по деревне гуляли две подвыпивших женщины с собакой, а это уже совершенно другой уровень опасности.

Уже в надвигающихся сумерках подруга решила взобраться на гору к могиле местного святого, чтобы оттуда, с высоты птичьего полета, кинуть взгляд на открывающуюся панораму деревни. Я неохотно соглашаюсь, потому что вверх, почти отвесно, ведут ступени из раскисшей земли и мокрых камней. Лестница едва удерживает форму благодаря березовым жердям, а перила и вовсе отсутствуют. Подруга совсем недавно сняла гипс после перелома руки, а я еще не забыла месяцы заточения и костылей. Но она так бесшабашна, так радостно впитывает наши красоты, что я не могу ей отказать. Я с сожалением смотрю на собаку – вряд ли она будет сопровождать нас и дальше, а значит, уже в темноте мы будем добираться до дома одни.

Мы начинаем восхождение, а точнее ползем вверх по скользким ступеням на четвереньках. Я пыхчу от натуги, а сзади меня старательно карабкается наш охранник – черная собака. Лапы соскальзывают, но она старается так, будто от этого зависит ее жизнь. Подруга замыкает шествие четвероногих. Наконец, мы – на верхней смотровой площадке. Зрелище потрясающее: внизу в сумерках петляет река, на ее высоком берегу голубеет церковь, крыши всех цветов радуги яркими пятнами оживляют пейзаж, первая робкая зелень окутывает дома легкой зеленовато-голубой дымкой. Насмотревшись и протрезвев от марш-броска, мы оцениваем наши шансы на безопасный спуск тем же путем как мизерные и решаем спускаться по незнакомой лесной дорожке, явно более пологой, и потому менее опасной в смысле уклона, но не менее опасной в пролегании по незнакомому лесу. Но с нами собака, и нам не страшно.

Уже в темноте наша троица подходит к дому, и я рассуждаю, как быть с собакой. Нужно бы ее накормить, но тогда она может привязаться к нам, а взять ее домой я не могу – обе дочери с собаками, еще одной нам не потянуть, да и аллергия у меня на собак, а такая пушистая и большая для меня заказана. И все же мы решаем отблагодарить нашу охрану остатками пиршества, а там будь, что будет. Но собака снова удивляет нас: едва мы поравнялись с домом, и я начала открывать калитку, как собака пошла себе дальше, будто и не было трехчасовой вечерней совместной прогулки. Больше она не приходила и ни на какую дружбу не претендовала.

Насколько нам нужна была охрана, я поняла, только вернувшись домой: брюки на мне были надеты наизнанку. Возможно, мой добрый ангел послал нам стражника, а, может, и сам принял привычный людям облик, чтобы уберечь меня от возможных неприятностей.