Текст книги "Светлый лик, темный след"

День третий

Полина

«…У нас с сестрой отношения близкие, но взгляды почти никогда не совпадают. В том числе и на любовь. Вот, например, Ася ничего не делает для того, чтобы привлечь к себе мужское внимание, даже не красится. Ну изредка чуть помадой губы тронет. Будто мужчины ее совсем не интересуют. А как же тогда встретить свою любовь?

Я как-то спросила Аську: ты что, замуж не хочешь?

Она пожала плечами. «Глупости говоришь. Замуж – это за мужа. То есть стать женой. Но чьей? Как можно стремиться стать женой, когда я не знаю, кого захочу видеть своим мужем?»

Конечно, если так подойти к вопросу, то Аська права. Девушки часто говорят: «хочу замуж». Но имеется в виду, на самом деле, хочу семью. Свою, взрослую, – а не ту, где ты ребенок своих родителей. К тому же у нас с Аськой родителей толком не было. Папаня – самодур, маме жизнь поломал, а нас с сестрой ее любви лишил… Так он наказал маму за то, что ушла. Хотя сам же сделал ее жизнь с ним невыносимой! Кто бы только знал, как ждали мы, маленькие тогда девочки, редких встреч с мамой; как мечтали увидеть ее, прижаться к ней, ощутить ее ласковые руки на своих плечах, вдохнуть ее запах, раствориться в ее любви… Отец нас, наверное, тоже любил по-своему, но в его любви не было доброй, ласковой энергии, направленной на нас. Была муштра, дисциплина, запреты, требования… А детям ведь нужна ласка! Ася постоянно объясняет это своим пациенткам…

Мамочка была у нас красавицей. Мы с Аськой, к счастью, почти все в нашей внешности взяли от мамы, бабушек-дедушек, счастливо отделавшись от генов папочки, – обе хорошенькие, хоть и разные. Какой черт надоумил маму выйти за нашего отца, – тому черту только и известно. Может, ей, как всем слишком добрым и мягким людям, привиделось в его жесткости некое глубокое знание жизни, недоступное ей? К тому же он был старше на двенадцать лет, это тоже добавляло авторитета в ее глазах… В то время отношения между мужчинами и женщинами были иными, это очень заметно в поколении наших родителей. В мужчине ценились черты повелителя. То есть женщины часто соглашались на роль подчиненную, уступая мужчине руководство не только семьей, но и всей своей жизнью, своим мировоззрением, своими принципами. Мужчины в ту эпоху были авторитарны, как вся идеология нашей страны.

Сегодня это называется мачизм и никакого восхищения не вызывает. И это хорошая новость: человечество умнеет. Сегодня жесткость ассоциируется с тупостью и комплексами неполноценности. По крайней мере, по отношению к женщинам и детям. В деле руководства, будь то страной или овощным магазином, жесткость нужна, надо думать. Однако в семье подобное поведение – полный отстой! В семье любовь нужна.

В ту пору, к сожалению, некому было объяснить это нашему отцу. Хотя такие люди, как он, все равно никогда никого не слушают. В результате у нас с Асей – детские психологические травмы. У меня это вылилось в жажду любви, – катастрофическую, непомерную жажду. А у Аси – в полное нежелание искать будущего мужа. Притом что влюбиться она мечтает, хочет семью, детей… Но нельзя же быть такой инертной!

Любовь – это дело двоих. Значит, нужно постараться найти свою «половинку». Я вот ходила с подругами на дискотеки, на вечеринки, в театры, на выставки, – и не только из любви к танцам и искусству. А еще потому, что на «выходах» можно познакомиться с новым парнем. Потому что с теми, кого я уже знала, пока не складывалось. Одним не нравилась я, другие не нравились мне. Логично, что я ищу все новые и новые знакомства, ведь так?

Но Ася никуда не ходила. По вечерам сидела дома: пока училась, – потому что занималась; когда стала работать, – потому что уставала… А на тех, кто на нее засматривался, она никакого внимания не обращала. Ну и как в таком раскладе она собиралась встретить суженого?

Возможно, у нее имелась какая-то своя теория, в силу которой она считала, что искать мужа не надо? Или она просто боялась? Напороться на такого, как наш папочка? Ася ничего мне не объясняла, – потому я и приставала к ней с вопросами. Хотелось понять, что у моей сестрицы на уме.

Надо было по-другому ее спросить: мол, влюбиться нет желания?

Нет, так тоже не прокатило бы. Знаю я Аську: начала бы разглагольствовать, что любовь-де не случается от нашего хотения. Это не то же самое, что хотеть чаю. С ним попроще будет: пошел и заварил. А вот с любовью…

Я все-таки спросила:

– Ась, ты, случаем, в монастырь не собираешься?

– Не говори глупостей.

– Тогда как ты намерена встретить суженого? Если ты никуда не ходишь, если даже не стараешься привлечь к себе мужское внимание? Не красишься, не одеваешься соблазнительно… У тебя хорошая фигура, но ты ее ничем не подчеркиваешь! И грудь могла бы чуть приоткрыть, – пока тепло, надо маечки с вырезом носить!

Я ожидала услышать очередную философскую лекцию, но ответ сестры меня удивил.

– Когда его встретишь, сразу поймешь. Будь это на улице, в метро, в гостях… Где угодно.

– С чего ты взяла? – удивилась я. – Разве ты не знаешь: бывает, что люди неожиданно влюбляются в старых друзей! А в любовь «с первого взгляда» я не верю. Надо с человеком хотя бы поговорить для начала – вдруг он полный тупица? И потом, как это «сразу поймешь»? Молния прошибет, что ли? Громом поразит? – ехидничала я.

Подростком я тоже, насмотревшись всяких сопливых фильмов, верила в любовь с первого взгляда и родство душ. Но с годами я поняла одну удивительную вещь: любовь ты уже носишь в себе. Это сгусток энергии, который изначально находится внутри тебя, – что-то вроде шаровой молнии. И он тебя тяготит, потому что предназначен для кого-то другого, для отдачи. Только так шаровая молния сможет разрядиться. Поэтому ты ищешь такого человека, которому сможешь отдать свой огненный шар. Того, кому он окажется нужен. Того, в кого можно вложить эту томящую тебя энергию, разрядив ее, поделив на двоих… Того, кто захочет и сможет ее принять, испить ее, как жаждущий родниковую воду… Помните, в «Евгении Онегине» у Пушкина есть эпиграф к одной главе: «Она была девушка, она была влюблена»? Там будто знак равенства стоит: быть девушкой = быть влюбленной. А это как раз потому, что каждая девушка носит в себе такую шаровую молнию, энергию любви. В нас, наверное, ее сама Природа вложила при рождении…

С Аськой я такими мыслями даже не пыталась поделиться. Знаю ее, скажет «чушь все это, мистика». Ну да, а верить, что все само однажды случится, – не мистика? Судьба тебе, типа, на блюдечке суженого принесет…

А если не принесет? Ведь наши контакты в реальной жизни ограничены: учеба, работа, место жительства. И еще вероятность, что старые друзья познакомят тебя с кем-то. Ну и дискотека, там знакомятся охотно, но ищут больше приключение на одну ночь… Вот и все. Недаром люди стали заводить знакомства через интернет: он расширяет круг возможностей. Да только и там нарвешься с легкостью. Написано: «рост 180, волосы русые, ищу серьезные отношения». Приходишь, а у него метр шестьдесят пять, башка лысая с остатками черной шерсти, да еще женат.

Но если вовсе из дому не выходить, как Ася… По правде сказать, я опасалась, что она старой девой останется. Потому и про монастырь спросила. С подковыркой.

Однако судьба вдруг выкинула фортель, прямо как сестрица пророчила: этот Андрей свалился ниоткуда, будто по волшебству. Точно по-Аськиному вышло: друг друга едва завидели, как сразу влюбились. Меньше чем через два месяца поженились. И несмотря на жуткую историю с соседкой, в убийстве которой мою сестричку обвинили, Ася светится от счастья!

Я тогда даже в ее философию поверила. И – удивительное дело – вскоре со мной приключилась очень похожая история! Прямо иллюстрация к утверждению, что по вере твоей тебе и воздастся.

А вышло вот как. Мы с моей школьной подругой ели мороженое в кафе. Жизнь расселила нас в разные концы Москвы, и мы с Наташкой завели традицию встречаться в центре, где облюбовали одно симпатичное кафе на Пушкинской площади. Рассказывали друг дружке о жизни, делились новостями. Ну и по сторонам поглядывали время от времени, как водится. Девушкам всегда интересно, кто как на них смотрит, кто во что одет… За следующим столиком в нашем ряду сидели парень с девушкой. Он спиной ко мне, она лицом. Очень юная, лет семнадцати, симпатичная, но ничего особенного. В смысле физических черт. А вот в выражении ее лица было что-то необычное. Я прислушалась и поняла: иностранцы, вот почему.

Беседовали они по-английски. Но у меня английский на высоте, я навострила ушки.

– Вот, Лена, это то, о чем я тебе толковал дома, – говорил парень, – русские девушки не просто хорошенькие, в них есть еще какая-то неуловимая и естественная грация, мягкость и женственность… Это у них от природы – и у тебя тоже, ты ведь русская. Причем сама ты своей грации и женственности не замечаешь – ты такой родилась, это у тебя в генах. А канадки мгновенно чувствуют разницу, причем не в свою пользу. Отчего тебя и недолюбливают. Они, с их равенством полов, совсем потеряли умение и радость быть женщиной, а тебя осуждают, называют кокеткой и соблазнительницей. Потому что там, где появляешься ты, все мужские взгляды устремляются на тебя. И перестань, наконец, из-за них переживать: они к тебе не относятся плохо – они тебе завидуют.

«Ого! – подумала я. – Так они русские! И тоже живут в Канаде, как Аськин Андрей!»

– Я так легко, так уютно себя здесь чувствую, – отвечала Лена, – будто вернулась домой после долгих скитаний… Кирюша, а давай переедем в Россию! Здесь люди – родные. За столиком позади тебя сидит девушка, лицом ко мне, – только не оборачивайся! – она как раз такая, как ты говоришь. И очень хорошенькая, кстати. Потом посмотришь. Мне кажется, я могла бы с ней подружиться буквально после первого разговора! Тут люди удивительно легко вступают в общение, не то что в Канаде!

– Лена, не стоит преувеличивать. Мы всего третий день в Москве.

И тут я вмешалась.

– Лена не преувеличивает, – сказала я по-английски. – Мы действительно легко знакомимся. И быстро заводим дружбу, если друг другу понравились.

Парень обернулся, и вот тут со мной случилось то, о чем толковала Аська. Не гром меня поразил, конечно, и не молния, и даже не назвать это любовью с первого взгляда, – но с этого самого взгляда стало ясно, что мне нестерпимо хочется и жизненно необходимо с ним познакомиться поближе. Все показалось удивительно привлекательным в нем, каким-то «своим», будто этого мужчину по моему вкусу сделали: и короткий ежик темных с рыжинкой волос, и веселые, немного удивленные глаза, будто мир все еще ему в новинку; и загорелая кожа, и крепкая шея, и что-то еще… Или вообще все. Моя «шаровая молния» заискрилась, засверкала от нетерпения.

Но вдруг эта девушка – его жена? Или невеста?

Надо срочно выяснить. И вообще, надо удержать их, разговорить. Подружиться – мы ведь «быстро заводим дружбу», как я сама только что подтвердила!

– Вы русские, как я поняла… Уж извините, слышала ваш разговор.

– А мы специально говорили по-английски, думали, нас никто не поймет! – перешла Лена на русский, хоть и с легким иностранным акцентом. – Все-таки мы с братом обсуждали присутствующих, это не совсем прилично… – она порозовела.

С братом. Отлично!

– Полина, – представилась я. Теперь им деваться некуда: придется также представиться и поддержать разговор, а там…

– Лена, – улыбнулась мне девушка. – Но вы уже это знаете.

– Кирилл, – ее брат протянул мне руку, пожатие было теплым и в меру сильным, то, что надо. Не люблю, когда мужчины красуются и нарочно жмут тебе руку до хруста, демонстрируя свою силу.

– Присаживайтесь к нам, – пригласила я.

Они охотно перебрались за наш с Наташей столик, мы заказали на всех кофе, и беседа потекла непринужденно. Как выяснилось, их родители эмигрировали в Канаду по рабочей визе. Сначала они жили в Квебеке[6]6
  Одна из провинций Канады, так называемая Французская Канада.


[Закрыть], в городе Монреале, но Кирилл недавно переехал в Торонто, куда перевез и младшую сестру, которую опекал. Родители их умерли, сначала отец, через несколько лет мать…

В голосе Кирилла звучала горечь. Я в ответ рассказала, как мы с Асей потеряли нашу маму…

Боль потери родного человека – боль жестокую, почти физическую – может понять только тот, кто познал ее сам. Лена была тогда маленькой, трагические события прошли почти мимо ее сознания, но нас с Кириллом пережитое сразу объединило.

Вскоре Наташа нас покинула: у нее были какие-то дела, – и я осталась с Леной и Кириллом наедине.

Кофе мы уже давно выпили, и я предложила им прогулку по Москве, по моим любимым местам. Они с радостью согласились, и мы гуляли часа три: погода стояла отличная, солнце расписало Москву золотом, придав ей вид праздничный и нарядный.

А к концу дня стало ясно, что расставаться нам с Кириллом не хочется. С Леной тоже, к слову, но это уже другая история, в дружеском регистре.

Разумеется, мы условились о встрече на завтра, в том же кафе. Я вознамерилась познакомить Кирилла с Асей и ее мужем. Почему-то мне казалось, что, раз он тоже из Канады, им будет интересно… Или нет, я, скорее, подсознательно хотела показать Кириллу пример: видишь, этот канадец уже женился на моей сестре! И ты можешь. На мне…

Глупо, наверное. Но в тот момент я не представляла, чем это знакомство обернется.

Ася с Андреем вошли в кафе. Мы уже сидели за столиком, и я произнесла: «А вот и они!»

Кирилл повернул голову… И аж привстал со своего места. Он не мог отвести глаз от Аси (Андрей шел немного позади), его словно парализовало.

Потом он опомнился, сел обратно, посмотрел на часы и вдруг произнес: «Извини, Полина, я совсем забыл, у нас на это время назначена встреча со старым другом папы, мы уже опоздали, надо бежать!»

Он резко встал, чмокнул меня в щеку, шепнув: «Сестра у тебя красавица!», схватил Лену за руку и исчез из кафе, будто растворился.

Кирилл должен был пробыть в Москве еще неделю, и я накануне оставила ему свои номера мобильного и домашнего телефонов, но он не позвонил. Чем, спрашивается, Ася его пленила до такой степени, что он от меня отвернулся, чем?! Я не понимала. Аська красивая, да, но и я отнюдь не дурнушка! Мы разные, при этом каждая хороша по-своему! Ладно бы Кирилла совсем не привлекал мой тип, брюнетка с полной грудью, – ну, бывает, что мужчина западает исключительно на худосочных блондинок, к примеру, – так ведь я же ему явно понравилась! Весь вчерашний день нравилась и еще сегодня пятнадцать минут, пока мы ждали Аську… И пока она не явилась.

Вот тебе «по вере и воздастся»…

Было обидно, унизительно, жалко себя. Я проплакала пару дней, потом решила забыть его. В чем преуспела, конечно. В нашем с Кириллом любовном багаже имелся всего лишь один день – разговоров и прогулок, разделенных эмоций и мыслей. Это было чудесно, упоительно, да, – но все же один-единственный день. С ним легко справиться».

…Я закрыла свой дневник. Специально его перечитала, потому что… Уж не знаю, что там накрутила судьба, но, как ни странно, оказалось, что у наших однодневных отношений имеется продолжение!

Сегодня вечером мой домашний зазвонил, и я удивилась: уже мало кто пользуется этим номером, в основном общение происходит через смартфон. Однако телефон громко затрезвонил, и у меня внутри вдруг все замерло в предчувствии…

Это был он. Кирилл. Через почти месяц отсутствия. Он в Москве, только прилетел, хочет встретиться. Сегодня уже поздно, но завтра… Завтра можно?

– Завтра, Полина, сумеешь? Я хочу тебя увидеть, хочу пригласить тебя на ужин. Недалеко от моего отеля, в Камергерском переулке, есть симпатичный ресторан, пойдем туда?

В его голосе звучала какая-то хрипотца. Не сексуальная хрипотца джазового певца, нет, – его голос немного сел от волнения. Ясно, что он ждал этого разговора, ждал нашей встречи… Мамочки! Неужели так бывает? По-Аськиному?

Ох, не такая уж я крутая, как вдруг выяснилось. Забыть Кирилла не смогла (хотя пребывала в святой уверенности, что вычеркнула его из души и из памяти!), поскольку сердечко бухнуло-ухнуло от радости. У меня даже дыхание перехватило, не сразу сумела ответить.

– Хорошо. В котором часу? – я старалась говорить сдержанно.

– Не знаю, когда ты ужинаешь обычно? В семь, в восемь, позже?

Я быстро прикинула: завтра занятия в универе заканчиваются в половине шестого. К ресторану хорошо бы переодеться, подкраситься, надеть туфли на каблучках, взять нормальную женскую сумку, – на занятия я ходила в джинсах, кроссовках и с рюкзачком. Значит, надо будет заехать домой перед встречей. А потом обратно в центр. Такси лучше не брать, до утра в пробке простоишь… Так что дорога туда и обратно займет около двух часов. Плюс превращение в женщину… ну хотя бы еще час.

– Без четверти девять, – ответила я и подумала, что придется хоть какую-нибудь печенюшку в рот на ходу закинуть, поскольку ужинала я обычно в семь, а то и раньше, прилетая из универа зверски голодной. До девяти совсем оголодаю, не хватало еще, чтобы у меня живот начал бурчать на свидании!

Сегодня – то есть это уже на следующий день – прилетев домой после занятий, я быстро приняла душ, освежила макияж. Надела тонкое шерстяное платье цвета «антрацит», великолепно облегавшее мою высокую грудь. А молния позволяла отрегулировать вырез до желаемой глубины.

Погода стояла довольно теплая: бабье лето припозднилось, выпало на первые числа октября. К вечеру, конечно, холодало: солнце теперь покидало город где-то в начале восьмого, и ночь приносила с собой не слишком приятную свежесть, будто весь город покрывался холодным потом. Поэтому я накинула поверх платья тонкую кожаную куртку темно-вишневого цвета – Аськин подарок с первой зарплаты, когда она начала работать педиатром в поликлинике. Зарплата у нее маленькая, но у меня пока вообще никакой нет: я учусь на четвертом курсе и иногда подрабатываю бебиситтером… В смысле, няней. Три раза в неделю я забираю двух малышей из детского сада, кормлю и развлекаю их в ожидании прихода родителей. И зарабатываю таким образом кое-какие деньги. Хватило на элегантный шарфик к Аськиной куртке. Шучу. На самом деле хватило даже на туфли. Я специально по цвету подбирала, темно-вишневые, из хорошей мягкой кожи, на каблуке не убийственно высоком, но все же он поднимал меня сантиметров на шесть…

Осмотрела себя со всех сторон в зеркало: хороша!

Хоть от идеи такси я отказалась, ехать на метро мне вовсе не улыбалось. Замечали ли вы такой странный эффект: входишь в метро свежая, красивая, яркая, – а к концу пути вылезаешь из подземки усталая, растеряв все краски, будто не в поезде ехала, а шпалы для него укладывала. Один мой приятель, повернутый на всяких учениях об энергиях, утверждает, что в метро люди вокруг «утягивают» твою энергию, чтобы подпитаться самим, а взамен тебе всучивают свою, раздраженную и немощную, почти больную энергию усталости от рабочего дня и от жизни вообще. Очень похоже на правду, между прочим, даже если это и ненаучно.

Но я все-таки решила ехать на метро. Правда, на каблуках, пусть и не слишком высоких, ходить в подземке сущая пытка! Впрочем, не только в подземке… Терпеть не могу каблуки. Их придумал какой-то женоненавистник. Ввел их в моду, чем обязал женщин пользоваться этими орудиями пытки ради сомнительной красоты ног. Какая, к черту, красота, если почти все дамы, за исключением разве что профессиональных манекенщиц, ходят на полусогнутых, – ведь нормальная, здоровая походка – это ставить сначала пятку, потом переносить тяжесть тела на ступню. Когда же у тебя каблуки, пятку не выставишь вперед, – только всю ступню целиком, как копыто! А носить удобные кроссовки с женственным платьем – это, извините, пошлость, как бы их ни пропагандировали в последнее время всякие гуру от моды.

Короче, ненавижу каблуки. Но надела. И метро ненавижу. Однако с ним я выигрывала во времени. Так что прочь сомнения, я выбираю подземку! Тем более что станция от моего дома недалеко, пять минут на автобусе.

Чтобы добраться до автобусной остановки, надо обогнуть мой дом со стороны торца и пройти газон наискосок. Проблема же состояла в том, что узкая дорожка, его огибавшая, была вся в выбоинах. И никакого света. На каблуках легко навернуться, между прочим.

Я поставила свой айфон в режим фонарика, чтобы видеть ямки и трещины в асфальте. Позади меня кто-то шел – это всегда очень неприятное ощущение, но люди здесь ходят, как и я, стремясь попасть либо к остановке, либо к магазинам, – так что я давно выработала привычку не оборачиваться.

Надо заметить, что днем прошел сильный, хоть и недолгий дождь. И теперь в ямках и выбоинах дорожки стояла коричневая жижа. Я пожалела, что отказалась от идеи такси: пусть вышло бы дольше, но я бы хоть приехала на свидание чистенькая! Потому что тут, с этими лужицами…

Я вдруг решилась: вернусь домой и вызову такси. А Кириллу позвоню, что опаздываю… Ой. У меня ведь нет номера его телефона! У него канадский, звонить бы мне пришлось через другой континент, что ужасно дорого, он еще в прошлый приезд мне это объяснил…

Ладно, если он так долго ждал встречи со мной, то подождет лишних полчаса, верно?

Я развернулась… и ткнулась в грудь человека, шедшего позади меня.

– Извините, – пробормотала я, мечтая поскорее добраться до своей квартиры, сухой и теплой. А там быстренько вызвать такси через Интернет.

– Ниче, – обронил мужчина.

Однако дорогу мне почему-то не уступил, хотя нормально разойтись на ней двоим было невозможно. Каждому следовало повернуться боком (втянув живот, если имелся!). Или сойти с асфальта, пусть и дырявого, вбок, в грязь.

Однако дядька не двигался и стоял передо мной, как стена.

– Позвольте пройти… – вежливо произнесла я.

– Да пожалста, – ответил он и чуть посторонился.

Поскольку я не желала вымазать свои туфельки в грязи, я протиснулась мимо его внушительной туши…

Нет, не мимо. Не получилось. На втором шаге он меня перехватил своими огромными ручищами. Закинул к себе на плечо, как людоед добычу, и двинулся вперед. Плечо было крупным, твердым, и оно уперлось в мой живот так, что я не только кричать – я дышать не могла. Он сделал несколько шагов и повернул. Тропинка в сторону остановки шла прямо, но он обогнул торец дома и двинулся вдоль его задней стены… Там находилась лестница в подвал! – вспомнила я. Неужели он меня туда…

Туда. Он спустился, поставил меня на цементный пол, крепко держа одной рукой, наклонился и пошарил на полу. Здесь было темно, я толком не разглядела, но догадалась, что он достал из-под резинового коврика ключ от металлической двери. Его плечо больше не упиралось мне под ребра, стало легче дышать, я набрала полные легкие и завизжала. Кто-нибудь ведь должен услышать?! Кто-нибудь поймет, что девушка в беде?! И придет на помощь?!

Людоед отвел назад свободную руку – ту, которой начал было отпирать замок, – размахнулся и ударил меня огромным кулаком в лицо. Я буквально вписалась в железную дверь спиной и затылком. Грохот раздался столь сильный, что я даже успела подумать: сейчас кто-нибудь обязательно прибежит. И полицию вызовет!

Только, кажется, уже будет поздно…

Я сползала на землю, скользя спиной по металлической обшивке, и сознание покидало меня, вытекало из черепной коробки, как кровь вытекает из вен, оставляя внутри леденящую пустоту.

«Умираю, – подумала я и закрыла глаза. – Аська будет плакать». Сердце кольнула жалость к сестричке, и пустота поглотила меня целиком.

Алексей

Роман позвонил с утра и отчитался о походе в художественную галерею, где Ольга Кучерова иногда выставляла свои картины. Галерея была маленькой; хозяйка, Нина, молодой искусствовед, не так давно ее основала. Авторитета в мире арт-бизнеса Нина пока не заработала, и выставлялись у нее художники, которых не требовалось уламывать, – сами были счастливы, что представилась возможность. Посетители галереи, соответственно, не являлись профессиональными коллекционерами с большими деньгами – впрочем, иногда такие заглядывали в надежде разыскать новый талант. В основном же посетители приходили к Нине с целью подобрать картины для интерьера. Цены редко поднимались выше трех тысяч евро за полотно, а картины Ольги Кучеровой шли в основном от пятисот до полутора тысяч евро. Рекордом ее продаж были четыре картины, купленные любителями современной живописи на вернисаже в прошлом году. Обычно у Ольги уходили одно-два полотна за выставку, а то и вовсе ни одного.

Получалось, что деньги она зарабатывала совсем небольшие, рассудил Алексей, и наверняка их полностью проживала. Ну что ж, одним мотивом меньше, порадовался Алексей. Иного наследства, кроме квартиры, Ольга Кучерова не оставила.

Алексей еще вчера дозвонился до Светланы, сестры Ольги Кучеровой, и до Николая, ее воздыхателя. С обоими договорился о встрече. С Григорием же связаться не удалось, его мобильный находился вне доступа. Поэтому прямо с утра детектив принялся набирать его номер, но первая попытка оказалась такой же безуспешной, как и вчера.

Ну что ж, в программе была встреча со Светланой, и Кис отправился в Боткинскую больницу, где сестра Ольги работала врачом в терапевтическом отделении.

Она вышла к детективу из здания – высокая, крупная, полногрудая женщина – ничего общего с Ольгой, маленькой и тощей. Они присели на лавочку в сквере больницы. Светлана закурила.

– Извините, не спросила, может, не переносите табачный дым? Или курите сами? – прищурилась она. – Если судить по виду, так вы курильщик.

– Так и есть, – улыбнулся Кис. – Курильщик. Но бывший. Не беспокойтесь, дым меня не раздражает.

Светлана кивнула.

– Сейчас все бросают. И правильно делают, конечно. А потом начинают морщиться от табачного дыма, будто сами никогда не курили.

– У некоторых развивается что-то вроде аллергии… – неуверенно произнес детектив, не желая блистать медицинскими познаниями в беседе с врачом.

– Да. Я поэтому и спросила у вас разрешения. Так что привело вас ко мне? Алексей… Простите, забыла ваше отчество.

– Можно обойтись без него. А вы с Ольгой совершенно не похожи, хоть и сестры, – закинул Алексей, который, среди прочего, собирался разузнать подробности о составе семьи.

– Так мы ведь двоюродные.

Вот те на! Ну что за привычка называть двоюродных как родных! Нет бы кузина-кузен… Это ведь абсолютно разные вещи: кузина не может претендовать на наследство! И просто так усыновить ребенка Ольги или взять над ним опеку не может!

Иными словами, у этой женщины не имелось никакого интереса устранять свою истеричную кузину.

– Не знаете, где сейчас малыш?

– У сестры Олиной, у родной. Но я надеюсь, что смогу усыновить Женечку. Мы с мужем уже все документы собрали, ждем вот ответа из органов опеки…

– А родная сестра… Как ее зовут?

– Алексия. Кучерова, как и Оля.

– Так Алексия не хочет взять опеку над ребенком? Или усыновить его?

– Ой, что вы, ей не до того. Своих рожать пока не собирается – зачем ей чужой. Она у нас деловая дама, работает в серьезной фирме начальником отдела, ей некогда не то что ребенком – домом заниматься. Рано уходит, поздно приходит, муж полуфабрикатами питается… Я бы так не смогла. Никакой личной жизни.

Иными словами, родная сестра Ольги по имени Алексия тоже не имела мотива. По крайней мере, в ребенке и возможном доступе к наследству Ольги через опеку она не заинтересована. А прямым наследником она, при наличии сына Ольги, не является. Зато родители, если живы, могут наследовать наравне с ребенком. Но не стали бы они убивать собственную дочь ради наследства, да еще так жестоко.

– Другие сестры или братья у Ольги есть?

– Нет, только Алексия.

– А их родители?

– В Иркутске живут. На Олины похороны даже не смогли прилететь – болеют оба…

Ну все. Вроде бы других вопросов не осталось. Хотя нет, есть!

– Светлана, Ольга вам давала ключи от своей квартиры?

– Нет, зачем мне? – удивилась Светлана. – Мы с ней не очень близки… Так, общались время от времени, но мы слишком разные… были.

– А у кого они могут быть? У сестры? У Гриши?

– У Алексии, наверное, есть, я не знаю. А Гриша – это тот Ольгин хахаль, который ей ребеночка сделал и смылся?

– Он самый.

– Ни разу его не видела. Говорю же вам, с самой Олей редко общалась, а уж тем более с этим… животным.

Вот теперь у детектива вопросов точно не осталось.

Он попросил у Светланы на всякий случай номер телефона Алексии Кучеровой, хотя уже понимал, что смысла встречаться с деловой дамой нет. Разве что о ключе спросить? И куда подевались все украшения из Ольгиной квартиры? Но она вряд ли скажет правду. Сошлется, к примеру, что за подгузниками для мальчика заходила. С другой стороны, если она и забрала украшения Ольги, то это дела не меняет. Ольгу не из-за них так жестоко убили. Тем более что нервно-художественные натуры, как она, любят украшения фантазийные, которые делаются обычно из дешевых материалов и ценности не имеют…

Кис откланялся и отправился на встречу с Николаем.

Как представлялось Алексею, любить женщину Ольгиного типа – дело непростое. Нужно быть или очень добрым, сильным человеком, склонным брать на свои плечи все проблемы «слабой женщины», – или зачарованным мазохистом, который получает удовлетворение, подчиняясь ее капризной воле.

Странным образом Николай оказался смесью обоих типов. Под сорок, в очках, русый, с редеющими волосами и пышными усами, он был худым и высоким, с большими жилистыми руками. В его добрых серых глазах все еще не остыла скорбь потери любимой женщины, а его ладони (на которые он время от времени удивленно смотрел), казалось, все еще хранят тепло их объятий.

В принципе, можно было поворачиваться и уходить. У этого парня все написано на лице. Но Кис не мог себе позволить роскошь удовлетвориться непроверенными догадками. Все свои личные впечатления, подсказки интуиции и прочие эфемерные вещи он предпочитал подкреплять фактами. Кроме того, Николай мог рассказать что-то важное о Грише, до которого детектив пока не сумел дозвониться.

Они устроились на скамейке в сквере неподалеку от современной высотки, где Николай работал. Как выяснилось, он, химик по образованию, трудился на благо холдинга нефтедобывающей промышленности, где занимал должность ведущего инженера в каком-то отделе. Вот где ошибся Кис: он предполагал, что Николай ко всему еще беден, коль скоро Ольга предпочла ему денежного Гришу, – но нет, на такой должности доходы должны быть весьма приличными.

К счастью, он оказался словоохотлив, и детективу не пришлось излишне усердствовать с вопросами. Что бы ни рассказывал Николай о своей любимой, все у него сводилось к одному знаменателю: она дитя, наивное и хрупкое существо, которое нуждается в заботе и опеке (его, Николая, конечно), но при этом считает себя вполне взрослой и самостоятельной, в чем, собственно, и была основная проблема их взаимоотношений… И вообще ее жизни. Даже влюбленность Ольги в Григория являлась следствием ее наивности. Она ошибочно увидела в нем силу, способную ее поддержать и защитить… Увы, не увидев эту силу в Николае. Обманулась, бедная девочка, из-за внешности. Григорий, он этакий самец, вожак стаи, – но никогда-никогда не сделал бы Оленьку счастливой, даже если бы на ней женился. Он бы с ней не считался, ее подавлял, не имея ни малейшего понятия, что такое хрупкая артистическая натура… На самом деле их разрыв был только к лучшему, но Оленька этого, к несчастью, не понимала и страдала из-за чертова мужлана…