Текст книги "Роль грешницы на бис"

– Думаю, что да, – серьезно ответил Кис.

– В вашей работе тоже есть творческие элементы, не правда ли? – Кажется, актриса решила ему польстить.

– В некотором смысле. Но я, пожалуй, больше знаю это по некоторым… близким мне людям, – честно добавил он, подумав об Александре. – Так почему же вы ко мне не обратились, раз собирались?

– По тем же причинам: неприкосновенность моего одиночества. Желание избежать вторжения чужого человека в этот дом. И еще: если вы его найдете – вы непременно в него заглянете. А я не хочу, чтобы его читали посторонние.

– Похоже, однако, что его уже кто-то читает!

– Именно поэтому я все-таки решила вам о нем сказать. Тем более что вы уже все равно здесь.

– Вы связываете эти убийства с пропажей вашего дневника?

– Помилуйте, вовсе нет! Там много интимных подробностей, как я вам сказала, – но из моей личной жизни. Разумеется, в нем упомянуты разные люди… Этот дневник я вела для себя, рассчитывая, что он никогда не попадет в чужие руки. Теперь же он может натворить немало бед… Многие из описанных мною историй могут стать, к примеру, основой для шантажа! Или, если он попадет в лапы прессы, может разразиться крупный скандал, который затронет ныне живущих и вполне известных лиц, а также память об уже ушедших… Прошу вас, постарайтесь найти мой дневник как можно скорее!

– Два месяца – вполне достаточный срок для того, чтобы скандал разразился. Пресса любит все подавать свеженьким и горяченьким, вчерашнее блюдо не имеет ценности. Если бы ваш дневник оказался в руках прессы, уверяю вас, скандал бы уже разразился. С другой стороны, кого нынче интересуют старые подробности?

– Э-э, не говорите так легкомысленно, молодой человек. Там описаны мои отношения с разными мужчинами, и весьма откровенно… А ведь все эти люди были женаты, считались образцовыми коммунистами…

– Простите, Алла Владимировна, но я вынужден вас разочаровать. Вы, отгородившись от мира, несколько потеряли о нем представление. Сейчас такие подробности могут разве что посмаковать, но на скандал они никак не потянут. Половина сегодняшних випов имеет вообще криминальное прошлое – и ничего! Пресса написала, читатель прочитал, посудачил – и все осталось на своих местах. Уголовники управляют государством, но почему-то все сочли, что это в порядке вещей. Неужто вы думаете, что супружеская неверность тридцатилетней давности может всерьез подорвать чей-то сегодняшний авторитет и положение? Это несколько наивно.

– А шантаж?

– Маловероятен по тем же причинам. Если бы вы и впрямь описали какие-то грязные дела, то такая информация действительно могла бы стать основой для шантажа. Но давняя супружеская неверность? Сомневаюсь, извините. Статус образцового коммуниста нынче существует только в анекдотах…

Алексей вдруг почувствовал приступ острого разочарования. Напрасно сердце совалось мордой в ребра – здесь детективу ничего не нарыть. Романтические истории с бывшими любовниками не могут стать причиной цепочки убийств много лет спустя, как наивно полагала затворница Алла Владимировна. Причину убийств випов придется искать в другом месте, это очевидно… Только совсем не очевидно, в каком!

Хуже всего то, что он уже согласился заниматься делом актрисы и теперь не может обидеть отказом «культурную память нескольких поколений», как назвала Измайлову Александра… А в это время, возможно, убийца готовит новую иглу, начиненную ядом, для новой жертвы… Эх, черт! Да еще дело такое громкое, и теперь на кону репутация детектива Алексея Кисанова, можно сказать. Известность – мерзопакостная вещь: она обязывает! Она напрягает, она заставляет все время соответствовать, лезть из кожи, чтобы удержаться на завоеванной высоте… Оно ему надо, спрашивается? Он ее просил, известность эту? Чтоб теперь о своей репутации беспокоиться? Во, называется, не было у бабы забот… Не хотел ведь, ох как не хотел он ввязываться в эту историю, будто наперед знал, что только впустую проморочится…

– Но ведь его зачем-то украли! – обиженно произнесла Алла.

– Вы уверены, что это кража?

– Несомненно. Я потерять его не могла. Видите ли, я очень редко выхожу из этой квартиры, даже врачи ко мне по большей части приходят на дом с аппаратурой. И когда я выхожу, дневник с собой, естественно, не беру. Он всегда находился дома. В сейфе, вот в этом. Пожалуйте сюда.

Измайлова встала, подошла к одной из афиш и отодвинула ее, обнажив сейфовую дверцу, вмонтированную в старую толстую стену.

– Видите? Наличие и местоположение сейфа всем в доме известны, за афишей я его прячу только из эстетических соображений. Мне казалось, что я сумела себя окружить глубоко порядочными людьми, которые без спросу даже кусок хлеба не возьмут на кухне, не то что мой дневник – самую мою большую ценность.

– Что еще находится в сейфе?

– В основном бумаги. Немного драгоценностей, но они у меня лежат и в других местах – на туалетном столике, в ящиках… Но из сейфа больше ничего не пропало.

– О существовании дневника также знают все, кто живет с вами?

– Ну что вы, конечно, нет! Знает лишь Ирочка, моя компаньонка. Подруг у меня нет, я не создана для женской дружбы, но если бы я кого-то с натяжкой и назвала своей подругой, то только ее. Кроме того, знает Катя, секретарша, которую я не так давно наняла для работы над книгой. Катя вводит в компьютер текст, который я ей диктую, и она видела не раз, что я перелистываю дневник, чтобы вспомнить некоторые факты и детали… Ирочка знает о наличии дневника, но ей неизвестно его содержание, я никогда ей не рассказывала. А Катя пока знает немного и, разумеется, без интимных подробностей. Мы начали работу около трех месяцев назад, но она приходит два-три раза в неделю, и мы не слишком далеко продвинулись за это время. Как заметил Пушкин, «проза требует мыслей и мыслей»… А их не всегда легко сформулировать. Нужно сначала понять мысль до конца, рассмотреть все ее грани и связи с другими мыслями, чтобы потом найти точные слова для ее выражения… Это непростой труд.

Да, уж это Кис знал! Сколько километров отмахивала Александра, ходя в задумчивости взад-вперед по комнате, в поисках тех самых точных слов! Иногда они рождались спонтанно, и стук клавиш компьютера непрерывно дробил тишину в течение какого-то времени. Потом он вдруг жалобно замирал, Александра в растерянности смотрела на экран: куда улетучилось нужное слово или мысль, куда спряталось? После чего она вскакивала и начинала маршировать… В такие вечера Кис деликатно коротал время у телевизора, не желая ей мешать, хотя и досадовал, что любимая женщина занята железным ящиком больше, чем любимым мужчиной. (Надо заметить, что титул «любимого мужчины» Кис присвоил себе несколько самовольно, Александра никогда его так не называла. Да что с того, он и без ее слов знал о ней все! )

Впрочем, железный ящик был инструментом ее творчества, и он, разумеется, с этим считался. Так же, как считалась Александра с его внезапными бросками к компьютеру, когда его осеняла новая догадка и требовалось срочно просмотреть какую-то информацию или записать мысль.

– В вашей квартире обитает немало народу. Женщины обычно… э-э-э, – помычал Кис, – вы меня извините, так не очень, наверное, хорошо говорить, но женщины обычно…

– Болтливы, – закончила за него Измайлова. – Полноте, чего стесняться, правда – она правда и есть. Ваш вопрос, как я понимаю, состоит в том, могли ли Ирочка или Катя рассказать остальным о существовании дневника?

– Именно.

– Могли. И та и другая. Катя – по молодости лет, некоторые места должны были ее шокировать, и она, несмотря на клятвенное обещание не болтать, могла и не удержаться. А Ирочка – Ирочка могла прихвастнуть перед остальными, какое она у меня доверенное лицо. У нас тут маленький женский коллектив, – Измайлова легко и иронично усмехнулась, – со всеми вытекающими из этого последствиями. Но украсть – никогда.

Алексей посмотрел на нее. Теперь обаяние, казалось, волнами струилось от этой женщины. Умный взгляд, легкая ирония, обворожительная улыбка… Нельзя не восхититься. Как она могла запереть себя в одиночестве? Почему?

– Между прочим, эксперт сказал, что ваши замки открыли, скорей всего, дубликатом с «родных» ключей, – сообщил он.

Алла подняла брови.

– Какой вывод следует сделать?

Вывод следовало сделать простой: ночной гость не располагал своими ключами. Следовательно, кто-то сделал для него дубликат с «родных» ключей. Или он сам сделал его тайком с ключей одной из женщин, работающих у актрисы…

– Бестактные вопросы задавать можно, не обидитесь? Мне в силу профессии приходится…

– Ну, что вы ерунду говорите, молодой человек, – отмахнулась Измайлова, – задавайте любые вопросы, которые сочтете нужными.

Какая щедрость! Как будто не она вчера поставила жесткие пределы его любопытству!

– Тогда… Как у вас с памятью?

– Боитесь, что я дневник куда-то задевала, а теперь следствие затеваю?

– Я должен рассмотреть и такую возможность.

– Видите ли, Алексей Андреевич… Можно, я буду вас просто Алешей звать, вы так молоды?

Любопытно, сегодня Алла вдруг стала подчеркивать их возрастную разницу, установила между ним и собой снисходительную дистанцию своего старшинства. Однако вчера, невзирая на эту разницу – или вопреки ей? – она была просто женщиной, и даже обольстительной женщиной, вне возраста. Кино продолжается, одним словом…

Знать бы только, с какой целью! Или актрисам просто свойственно все время что-то играть и менять роли – всего лишь из прихоти, желания разнообразия и доказательства своего мастерства?

– Алексеем, если вы не возражаете, – ответил он. – Видите ли, я…

Уменьшительное имя Алеша было зарезервировано только для Александры. Так вышло само по себе – близкие друзья звали его Кис, неблизкие – Алексеем, а то и по отчеству, а вот Алеша – это обращение было привилегией любимой женщины. И Кис эту привилегию рьяно охранял.

Алла, не дослушав его фразу, кивнула:

– Не стоит труда объяснять, Алексей так Алексей, ваше право. Так вот, Алексей, я беру дневник – из сейфа и запираю его – в сейф. Это годами сложившаяся привычка, я веду дневник с юности и уже тогда завела себе сейф, еще на первой своей квартире, потому что… Его содержание никоим образом не должно было быть известно посторонним. И посему эта привычка у меня доведена до автоматизма. Это как ключи в своей двери повернуть: вы же не думаете, в какую сторону, верно? Так и я: беру из сейфа и кладу в сейф лет эдак сорок. Думаю, что проблемы с памятью можно исключить.

– Спасибо за развернутый комментарий. Ваш сейф закрывается на ключ. Он не пропал?

Ключ не пропал. Он лежал по-прежнему на своем месте, в ящичке ее бюро, и Алла показала его детективу, помотав колечко вокруг пальца. По ее словам, в гостиную были вхожи всего несколько человек: Ирочка, секретарша Катя и домработница Жанна на время уборки. Остальные обычно заходят, только если что-то нужно спросить, и не дальше порога… Когда Алла выходит из дома, она запирает свою комнату.

– Однако вряд ли вы закрываете ее на ключ, когда ходите в ванную, в туалет, на кухню, верно? Следовательно, в это время в нее можно зайти! Ирочке вы доверяете. А Кате?

– Если доверять рекомендациям Ирочки, то следует доверять и Кате: это Ирочка ее ко мне привела. Ее отец с детства дружен с Ирочкой, жили в одном дворе. Известный писатель, между прочим: Павел Витебский, слыхали?

Кис не слыхал.

– Он из «почвенников», – подсказала Измайлова. Но Кис все равно не слыхал.

– Неважно, – деликатно закрыла тему Алла, – он теперь совсем мало пишет, насколько мне известно. Уже не попадает в струю. Собственно, я к тому, что Катя из хорошей семьи. Сама я пока ничего толком сказать об этой девушке не могу: я ее мало знаю. Компьютером владеет превосходно, даже меня научила немного. Она совсем другая – другое поколение, почти как с другой планеты, тем более для такой затворницы, как я. Даже рост – понимаете, она слишком большая, она принадлежит к другой расе homo sapiens. Но, если вынести за скобки эту разницу, немного шокирующую, эту странную одежду, странный язык… Я даже немного научилась его понимать. Вот вы знаете, что такое «комп»?

– Компьютер, – ответил Алексей, вспомнив Ванькину тарабарщину.

– Браво. Так вот, за вычетом этих внешних, не совсем понятных мне атрибутов нынешнего времени, Катя мне кажется очень милым человечком. Вежливая – но без излишеств, без фальши; держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна… Я люблю в людях чувство собственного достоинства, знаете, всю жизнь ненавижу лесть и заискивания, хотя всю жизнь была ими окружена… В Кате оно есть.

– Что представляет собой дневник?

– Тетради в толстом переплете, при советской власти их продавали за 44 копейки. Я по мере написания переплетала эти тетради по четыре штуки, получилось шесть томов в твердых коленкоровых переплетах.

– Все пропали?

– Пять. Третий том был не в сейфе, он лежал среди бумаг на письменном столе.

– Выходит, Катю можно исключить: она знала, где лежит третий том.

– Нет, не знала: мы с Катей работали над первым. Более того, я ей в руки дневник никогда не давала, только наговаривала текст и иногда зачитывала кусочки из дневника. После работы убирала его в сейф, и Катя это видела. А над третьим я как раз работала, обдумывая, как подать материал… И он остался в груде бумаг на письменном столе.

– Объем каждого тома должен быть внушительным. – Кис измерил пальцами воздух, показав примерную толщину четырех тетрадей за 44 копейки. – Из квартиры легко вынести незаметно пять таких томов? Или довольно объемную сумку с ними?

– Конечно. У нас ведь нет вахтера при входе.

– Мне придется переговорить со всеми.

– Естественно. Только я бы предпочла обойти молчанием тот факт, что пропавшие тетради являются моим дневником.

– Попробую. Могли бы вы предупредить ваших… э-э… ваш персонал о том, что вопросы будут задаваться не слишком приятные, чтобы не обижались и отвечали подробно? Обычно люди не любят, когда им задают вопросы, а особенно женщины в определенном возрасте… Они часто бывают…

– В маразме?

– Ну что вы, я хотел сказать, часто бывают излишне ранимы…

Измайлова усмехнулась и невесомо, одними пальцами, похлопала его по плечу.

– Вы очень милый молодой человек, вы это знаете?

– Почему вы так решили? – опешил Кис.

– Вы бережны к людям. Это многое говорит о вас, о вашем восприятии мира.

Кис издал невнятное «хм-м», не найдясь.

– В моем возрасте уже читают по лицам и по двум первым фразам, юноша, – словно ответила на его невысказанный вопрос Алла. – У вас жена есть?

– Мы не расписаны…

– Неважно, я имею в виду, женщина, которая вас любит, которая с вами живет, близкая, одним словом?

– Есть…

– Передайте, что ей повезло. Передайте ей это лично от меня! Жаль, что я не встретила вас раньше…

Алексей не удержался от удивленного взгляда. Что она имеет в виду? Все-таки она лет на пятнадцать его старше, Алла Измайлова…

Она поймала его взгляд и пояснила:

– Не ищите двусмысленности. Просто ваше существование примиряет меня с действительностью.

Кис смутился окончательно, о чем очень быстро пожалел, так как момент для расспросов был упущен безвозвратно. Что значит «примиряет с действительностью»? Но поезд ушел: Алла уже резко сменила тему:

– Ну что, приступим? Я предлагаю вам начать с Ирочки, согласны? Отлично. Ирочка, Ира! Пойдите к нам сюда, будьте любезны.

Закончив собеседования с «персоналом», Кис поинтересовался, упомянуты ли в ее дневнике все пятеро жертв.

– Упомянуты, – скорбно и сухо ответила Алла.

– А кто еще?

– Множество других.

– Назовите мне всех.

Кис видел, что она почему-то колебалась. Снова подступило ощущение какой-то связи. Она что-то скрывает? Почему?

– Мне начинает казаться, что это возмездие судьбы, – вдруг произнесла она.

Кис ухватился за фразу: почему возмездие? Что они такого сделали, все эти люди, с которыми Алла состояла в отношениях?

– Только то, что обычно делают мужчины, – грустно улыбнулась она, – а они всего лишь хотят спать с женщиной. Не более.

– В этом было что-то дурное? Эти отношения, они были против вашей воли? – все еще пытался нащупать почву Кис.

– Ну что вы, все было по обоюдному согласию, – отвечала актриса. – Зачем вам их имена? Мне бы не хотелось без крайней необходимости…

– Они могут оказаться следующими жертвами.

– Вы отдаете себе отчет, что влезаете в ботинках в мою интимную жизнь?!

Он едва сдержался, чтобы не нагрубить:

– Речь идет о жизнях. И о вашей тоже, между прочим. Смена замка еще не гарантирует вам безопасности. Не говоря о том, что кто-то уже вовсю гуляет «в ботинках» по страницам вашего дневника. Вас это уже не смущает? Вы не желаете мне помочь?

Она выдержала паузу, закинув голову и прикусив губу, словно пытаясь сдержать приступ гнева. После чего сказала вполне спокойно:

– Я подготовлю для вас список завтра. Приходите к двум часам, если вам удобно. Катя тоже будет здесь.

Кис суховато откланялся и уже повернулся, чтобы идти к выходу.

– Постойте, Алексей! – догнал его голос актрисы. – Вернитесь, пожалуйста.

Кис снова вошел в гостиную. Актриса притянула за ним дверь.

– У меня к вам просьба… – Она подала ему большой толстый конверт из плотной бумаги. – Здесь третий том моего дневника. Возьмите его на сохранение к себе. Я не хочу, чтобы и он пропал.

Кис взял протянутый пакет.

– Он заклеен, – добавила актриса. – Надеюсь, у вас хватит такта не вскрывать его и не читать…

Кис молча взял протянутый пакет. Актриса вглядывалась в его лицо, ища ответа на свой вопрос.

– Не вскрою. Не прочитаю.

– Спасибо, Алексей. Не сердитесь на меня… – Она вдруг коснулась его руки. – Я понимаю, вы надеялись, что я принесу вам разгадку дела, которым вы занимаетесь… Сожалею, поверьте.

Алексей даже оттаял: любил в людях проявление тонкости мышления.

* * *

В подобные тупиковые дни Киса все раздражало. Раздражал светлый, медленный майский вечер, где воздух был так туг от сладости, что его можно было резать ножом и вприкуску пить с чаем; раздражала Юля, которая уже закончила работу, но тихо и счастливо сидела в углу кухни, ожидая, пока Ванька, недавно прилетевший с занятий, соберется на какую-то вечеринку, куда они намеревались пойти дружной парочкой; раздражал Ванька, вылетевший из ванной, едва не снеся Алексея с ног крепким облаком убойного парфюма. Раздражало отсутствие ужина, мыслей в голове и Александры.

Негодница, учуяв, что он не в духе, сослалась на дела и к нему не приехала. Она слишком хорошо знала это состояние Алексея, когда он чувствовал себя в непроходимом тупике и весь свет ему был не мил. Утешать его или пытаться отвлечь было занятием вполне бессмысленным: Кис перманентно выпадал из любого разговора, общения, мероприятия, погружаясь в свои мысли, пытаясь пробить брешь в нагромождении не складывающихся в стройную систему фактов.

Впрочем, Кис на самом деле ее жест оценил. Бывает, что одиночество равно тоске, но иногда оно равно покою и тогда желанно. Сейчас ему как раз нужны был покой, тишина, чтобы попытаться осмыслить полученную информацию.

Он начал с того, что занес дневные записи, сделанные в блокноте во время собеседований с персоналом актрисы, в компьютер:

1. Ирочка. До невозможности подражает Измайловой. (Кис никогда себя эстетом не считал, но челюсти свело от плохой игры.) Замужем никогда не была, детей нет, близких родственников нет, 54 года, бывшая портниха, предана актрисе. Живет в ее квартире последние 10 лет, комнату в коммуналке продала. Однако что-то в ней есть, что заставляет думать, что она себе на уме. Она вовсе не растворилась в своей хозяйке, как это иногда бывает с прислугой (и роль которой она играет в присутствии Аллы). Самолюбия много, впечатление, что ждет своего часа, реванша. Какого?

2. Медсестра Нина. 26 лет. Условия жизни некомфортные, однокомнатная квартира с разведенным мужем-алкоголиком. Похоже, что рада возможности работать у Измайловой, заодно куску хлеба и месту для ночлега. Живет у Измайловой последние два года. Бездетна, близких родственников в Москве нет. Довольно миловидна, но неинтересна. Блеклая особа, говорит мало и вяло, эмоционально заторможена.

3. Повариха Люба. 52 года, замужем, двое взрослых детей, внуки. Куча родни в разных городах бывшего Союза, в том числе и в Москве. Шумная, румяная, толстая – все как положено по роли поварихи. Громко говорит, громко звенит посудой. С Измайловой, которая старше ее на десять лет, обращается как с ребенком. Работает у Измайловой последние пятнадцать лет. Приходит к полудню, готовит обед и сразу ужин, который вечером разогревается Ирочкой.

4. Домработница Жанна. Возраст «за тридцать», точнее сказать не захотела. На вид хорошо за тридцать пять, но как знать. Комплексует из-за социального статуса. Закончила строительный институт, просидела в какой-то конторе несколько лет, контора закрылась. Осталась без работы, «вынуждена с высшим образованием теперь чужую грязь выносить». Работает у актрисы четвертый год. Оставила неприятное впечатление озлобленности на весь свет. С актрисой, впрочем, вполне любезна, свое раздражение, прорвавшееся в разговоре с детективом, при ней не высказывает. Измайлова довольна качеством уборки. Жанна замужем, бездетна. Мужем недовольна: зарабатывает мало. Инженер. Жанна приходит в девять, уходит, когда заканчивает уборку.

5. С Элеонорой разговаривать бесполезно: она практически глухая. И незачем: она практически слепая. Ничего не слышала, ничего не видела.

6. Прачка Светлана. Приходит за грязным бельем и приносит чистое. Алла не хочет не столько стирать у себя – стиральная машина у нее имеется, – сколько сушить и гладить в квартире. Света приходит, когда ей удобно, фиксированного времени нет. Двадцать восемь лет, невысокая брюнетка, миловидна, не замужем, бездетна. Работает у Измайловой около двух лет. До нее белье отдавали в прачечную, но актриса недовольна качеством стирки и в особенности запахом прачечной. Света сушит белье у себя на лоджии, и «оно всегда пахнет свежестью»… В квартиру является ненадолго: разложить каждому по шкафам чистое белье и собрать грязное.

Итак, никто не знал, кроме Кати и Ирочки, о существовании «тетрадей» у Измайловой – так обозначил Кис ее дневники.

Ирочка знала, но божилась, что не прикасалась.

Любопытно, что работа с Катей началась примерно три месяца назад, а дневники пропали пару месяцев назад, то есть спустя месяц после появления в доме Измайловой секретарши Кати.

Но вот как раз с Катей ему встретиться не удалось. Ее в этот день не было.

Что же касается ночного покушения на актрису, то ни Ирочка, ни Нина, медсестра, ничего добавить к рассказанному актрисой не могли. Остальных из персонала в момент покушения в квартире попросту не было. С кузиной Элеонорой разговаривать бессмысленно. Да и было ли покушение? Что указывает на покушение, кроме ощущений Аллы? Если ночной гость ей вообще не пригрезился, то кто сказал, что не воришка приходил за какой-нибудь присмотренной цацкой? С другой стороны, дубликат с ключей прочно связывает кого-то из приживалок Измайловой с ее ночным гостем. Более того, ночной гость знал, что сон у Измайловой крепок именно в первой половине ночи. Такую информацию он мог получить только от «своих», вхожих в дом. Напрашивается сговор, и тогда получается нонсенс: у самих послушниц этого женского монастыря было предостаточно возможностей утащить цацку и без подобного спектакля – когда Измайлова принимала ванну, к примеру… Но, в конце концов, ходят же в дом всякие слесари-электрики? Мало ли, некий валенок Вася, пришедши проверить батарею, цацку заприметил, ключики с ключницы тихо прихватил, сделал дубликат, а назавтра на место повесил! Женщины однодневной пропажи запасных ключей и не заметили: кто на них смотрит!

Делая записи в компьютере, Кис с раздражением чувствовал, как впустую утекает время. Он никак не хотел смириться с тем, что дела актрисы и випов не имеют ничего общего. И что теперь, вместо того чтобы быстро распутать загадочные убийства випов с помощью Измайловой, он, ровно наоборот, будет вынужден заниматься параллельно двумя разными делами… И даже тремя: вряд ли пропажа дневника связана с покушением на Измайлову. Тому, кто успешно прикарманил ее дневники, убивать актрису незачем, раз кража уже удалась… Разве только допустить, что некто выкрал ее дневники, с тем чтобы узнать список бывших любовников актрисы и уничтожить их? Право, бред. Если бы это случилось еще тогда, тридцать-сорок лет назад, то куда ни шло, можно было бы заподозрить существование обезумевшего от ревности поклонника. Но сейчас, когда Алле за шестьдесят и когда она не оставила в своей жизненной зоне ни одного воздыхателя? Бред, конечно.

И все-таки Кис никак не желал расстаться с надеждой, что общая для всех дел плоскость обнаружится. Посему он попытался сосредоточиться на технической стороне дела, а именно: о чем может поведать дубликат ключа.

Ключи были у всех женщин (кроме прачки Светы и секретарши Кати). Чисто теоретически кто-то мог сделать с ключей дубликат без ведома их владелиц. Мало ли, сидели дамы где-нибудь в гостях за столом, а в это время заинтересованное лицо ключики из сумочки вынуло да слепок сделало?

Но одна из женщин могла оказаться и сообщницей ночного гостя. В таком случае можно подозревать всех, даже прачку и секретаршу – они могли запросто сделать дубликат с чужих ключей или с той связки, что была на ключнице.

Более того, человек, пришедший ночью, хорошо знал привычки обитателей квартиры. Знал, что медсестра Нина иногда «впадает в сон, как в кому». Знал, что в районе двух часов ночи у Измайловой сон особенно крепкий. Сомнений нет: ночной гость связан с кем-то из приживалок актрисы.

С близким же окружением персонала, однако, дело обстояло из рук вон плохо: все, кроме поварихи Любы, были бездетны. Мужья водились у той же поварихи и у домработницы Жанны. Родственников на всех женщин, вместе взятых, было совсем немного, и из них еще меньше в Москве.

Бездетны, бездетны… Что-то в этом есть? Или нет? Все, кроме одной, бездетны… Актриса бездетна… Специально окружила себя женщинами без детей? Комплекс? Допустим, и что с того? Конечно, есть еще вероятность «валенка Васи», и Кис об этом тоже должен поспрошать обитательниц женского теремка, но зачем «валенку» покушаться на актрису? Или зачем ему дневник? Нет, это не для слесарского интеллекта… За пропажей дневника стоит кто-то другой, но тоже из тех, кто вхож в квартиру. И тот, кто осведомлен о его содержании, – вот что важно. В сейф полезли именно за ним – больше оттуда ничего не пропало, включая драгоценности.

Он уповал на встречу с Катей: молодая девица должна иметь широкий круг общения. И Катя единственная знала о содержании дневника.

Кис набрал номер Сашиного мобильника и, обрисовав ситуацию, задал ей задачку: какую выгоду можно извлечь из интимных записей актрисы?

После недолгих раздумий Александра выдала:

– Согласна, на скандал в прессе не потянет. Но зато потянет на бестселлер. Если кто-то напишет книгу, используя интимные подробности, то издательство сможет раздуть сенсацию и очень прилично на ней разжиться вместе с автором… До сих пор имя Измайловой было неприкосновенным, а ты сам знаешь, как нынче любят у нас полоскать грязное белье знаменитостей перед носом публики… Собственно, что там за интимные подробности? Насколько интимные?

– Она не захотела рассказывать. Знаю только, что там описаны ее отношения с целым рядом мужчин, занимавших крутые посты во времена ее молодости.

– Иными словами, с бывшими випами?

– Да, причем почти все до сих пор ими и являются. И пятеро из них убиты. Но Измайлова клянется, что ей не известно ничего, что могло бы послужить сегодня поводом для их устранения.

– Ты ведь, Алеша, имеешь обыкновение не доверять чужому мнению и составлять собственное о предмете!

– Не могу же я заставить женщину рассказывать о вещах, при воспоминании о которых она краснеет, как школьница! Как я, по-твоему, должен у нее выпытывать подобные признания? Возможно, в ее дневнике имеется ценная информация, уцелевший том у меня, но… Я обещал к нему не прикасаться.

– Понять не могу, как ты только ухитряешься зарабатывать деньги со своей патологической честностью? Это нонсенс! Деньги и честность – две вещи несовместные, ты в курсе?

– Честность – это не только мой врожденный дефект, за который ты ко мне питаешь необъяснимую слабость, но и товар, – отшутился Кис. – Люди мне платят, потому что доверяют. А доверяют, потому что я держу слово.

– Слушай, ну ты сказал! «Честность – это товар»! Зеленею от зависти! Можно, я у тебя эту фразу стащу?

– Бери, воришка, плагиаторша, вечно ты норовишь устроить свои дела за мой счет… – проворчал Кис.

…«Бестселлер», как сказала Александра… Почему нет? А вдруг и впрямь какой-нибудь Катин ретивый студент-сокурсник (или ее любовник, друг, бойфренд, как нынче говорят) решил поживиться за счет актрисы? Диссертацию написать о жизни и творчестве? Книгу выпустить со скандальным душком и бабки хорошие заработать? Но покушение – при чем тут оно? Ну, блин, история, ничего не связывается…

* * *

– Цветик, а когда ты совсем большая будешь, ты женишься?

– Надо говорить: «замуж выйдешь». Это мужчины женятся.

– Ну, выйдешь замуж… Да?

– Наверное.

– А ты тогда будешь с мужем жить?

– Ну да.

– Не со мной?

– Ну, нет.

– Я не хочу, чтобы ты женилась! Или забери меня с собой!

– Вот глупый же какой! Да ты ведь тоже вырастешь, полюбишь девушку и женишься!

– А она меня будет любить?

– Конечно.

– Как ты?

– Как я. Спи.

* * *

На следующий день в два часа пополудни, как ему было назначено Измайловой, Кис явился в квартиру на Тверской для встречи с Катей. Кроме того – или важней всего, – актриса обещала ему список всех випов, с которыми у нее имелись близкие отношения в те годы. Вопросик его был тот еще, Алексей вполне отдавал себе отчет, что он не просто неделикатный, а и совершенно беспардонный. Но, не имея пока возможности установить, связаны ли смерти випов с Аллой Измайловой, он не имел права сбрасывать такую вероятность со счетов. А следовательно, бывшим любовникам актрисы необходимо сейчас уделить самое пристальное внимание… И усилить их охрану.

Однако встречен он был Ирочкой, которая сообщила, что Алле Владимировне неможется, в силу чего она к детективу не выйдет. Просила извинить.

– Список! – почти вскричал Кис. – Она должна была подготовить для меня список!

– Какой? – невозмутимо поинтересовалась Ирочка.

– Она знает, – отпарировал Кис.

– Сейчас спрошу, – пожала плечами Ирочка и направилась в спальню Измайловой.

Вышла она оттуда через минуту:

– Недомогание не позволяет Алле Владимировне сейчас писать. Обещала завтра.