Текст книги "И нет мне прощения"

– Жаль, что такие умные люди встречаются редко, – улыбнулась Манон.

– Не льстите мне, иначе я заподозрю, что вы пытаетесь увести разговор в сторону и скрыть от меня важную информацию! – усмехнулся детектив.

– Я не льщу, я действительно… – она запнулась и порозовела, как школьница.

– Итак, Гектор женился на Аиде по расчету. На вашем папе женился, по сути. И она это понимала, – Кис решил вернуть беседу в нужное русло и добраться, наконец, до сути.

– Папа ее очень агитировал. Это была его идея: выдать Аиду за Гектора. Он тогда только-только взял его к себе в Межбанковский комитет и считал Гектора многообещающим специалистом в финансовом деле…

– Все ясно, Манон. Что дальше?

– Дальше?.. Не знаю… Я только хотела вам объяснить, отчего Аида, понимая, что Гектор женился на ней по расчету, все же надеялась создать хорошую семью… С одной стороны, папа настаивал, с другой, она уже не надеялась встретить такую любовь, о которой мечтала…

Алексей был разочарован, – он, по правде сказать, ожидал информации более существенной, чем психологические подробности, но виду не подал. В конце концов, сам виноват: увел тему в сторону.

Он быстро перебрал в уме детали предшествующего разговора и вернулся к тому, что его интересовало:

– Значит, Аида довольно болезненно относилась к похождениям мужа?

– Да. И мне об этом не раз говорила. Винила себя. Я пыталась ее разубедить, что-то дельное посоветовать… Но что можно было посоветовать «дельного», если Гектор никогда ее не любил! И требовал от моей сестры, чтобы она не доставала его вопросами, почему он отсутствует дома вечерами… Постепенно она к этому привыкла, и ее отношение уже перестало быть болезненным… Оно просто превратилось в непроходящую тоску… Однако не так давно, – чуть больше месяца назад, – Аида вдруг преобразилась. Отсутствие мужа по вечерам уже не волновало ее. Наоборот, она и сама стала часто уходить… И уклонялась от моих расспросов. Я не сразу догадалась, но все же пришла к выводу, что Даша влюбилась. Теперь понятно, что я не ошиблась. Полиция рассказала нам о письме в ее компьютере… Какой-то человек назначил Даше встречу, сказав, что за ними кто-то следит и что он хочет понять, кто это. Так?

– Так. И приписал: «Моя любовь убережет нас».

– Думаете, этот человек ее и убил?!

– Который?

– Тот, что следил!

– Кто мог следить за влюбленной парочкой, по-вашему?

– Только не Гектор! Ему Даша была безразлична.

– То-то и оно… В принципе, убить Аиду мог и тот человек, который позвал ее на встречу, а слежка послужила лишь предлогом. Не исключено, что выдуманным.

– Но ведь Аида его любила! И он ее! Какой же смысл, зачем убивать свою любимую?!

– Не знаю, Манон. Не будем пока гадать, ладно? Во всех случаях, я говорил только о вероятности, что слово «избавиться» относилось к Аиде. На самом же деле мы не знаем, к чему или к кому оно относилось. Представьте, в театре или на концерте она могла услышать разговор знакомых, где речь шла о бизнесе. Например, партнеров ее мужа. И Аиде показалось, допустим, что эти партнеры решили избавиться от Гектора. Отнять, к примеру, его долю акций. Или исключить его из совета директоров, мало ли. Такое ведь тоже могло быть, верно?

Манон кивнула.

– Но Аида не стала бы бросать на этих людей тень, не будучи уверенной, что правильно поняла смысл долетевших до нее слов?

– Без сомнения.

– И никому не пересказала ту фразу.

– Но в результате-то избавились от нее, от Даши!!!

– Два данных факта могут оказаться ничем не связаны, Манон… А пока этот разговор должен остаться между нами. Надеюсь, мне не нужно тратить свое красноречие, убеждая вас сохранить его в секрете?

– Разумеется.

– Тогда… Тогда не буду вас больше задерживать, – произнес Алексей, думая о том, как бы теперь подъехать к вдовцу, чтобы выспросить о вечере Аиды накануне убийства. С полицией Гектор побеседовал вполне любезно, но неизвестно, как отнесется к частному детективу…

Кис направился к выходу.

– Хотя нет, погодите, еще вопрос! – вернулся он в гостиную. – С кем обычно сестра ваша ходила на спектакли и концерты?

– Одна. Хотя, как знать, может, в последнее время и не одна, а с ним…

– Но не с мужем?

– О, нет.

– Манон, мне необходимо переговорить с Гектором… – Кис глянул в блокнот, – Александровичем. Только я не уверен, что он согласится на встречу.

– И не сомневайтесь: не согласится! Гектор заносчив, как это свойственно плебеям… А знаете что? Не уходите, давайте я ему сейчас сама позвоню. Мне он не откажет. И передам вам трубку!

Алексей нашел эту мысль удачной. Через несколько минут он получил трубку в руки.

– Он готов ответить на ваши вопросы, но только по телефону, – шепнула ему девушка.

Вопрос у детектива на данный момент имелся лишь один: куда ходила Аида в вечер, предшествующий убийству?

Однако его ждало полнейшее разочарование: Гектор понятия не имел, поскольку сам дома отсутствовал.

А Кис-то уже предвкушал хоть малюсенький просвет в этом деле…

Покинув Манон, прямо из машины детектив позвонил Марине и Людмиле, подругам Аиды, но и они не пролили свет на тот вечер. Тогда он, открыв папку с копиями документов, принялся набирать все номера, что в ней содержались, подряд: и близких знакомых, и дальних, и матери ее, и отца, с тем же вопросом: где была Аида в вечер накануне убийства?

Ответа он так и не добыл.

Кис ненавидел тупики. Он не верил в них. Отказывался принять саму идею, что убийца не оставил следов и сумеет уйти безнаказанным. Следы есть! Надо только суметь их найти. Совершенных преступлений не существует – существует лишь несовершенное следствие. Несовершенная логика. И несовершенная наука. Которая с каждым годом умеет все больше, надо признать, – только открытие анализа ДНК чего стоит! Один волосок и…

Было бы только с чем его сравнить. На плаще Аиды нашли два темных коротких волоска, но кому, какому мужчине они принадлежали? Возможно, вовсе не любовнику, а мужу или отцу… Эксперты взяли образцы волос у обоих, подождем результатов…

Всю дорогу к себе на Смоленку Алексей прокручивал в уме скудные факты, так и этак… И, подъезжая к дому, нашел малюсенькую зацепку! На нее поднатолкнули слова Манон о том, что в театре Аида всегда выключала телефон. Стало быть, если кто-то ей в тот вечер звонил, то…

Забравшись за свой любимый стол в кабинете, Алексей принялся заново набирать уже знакомые номера, задавая на этот раз иной вопрос: «Вы звонили в тот вечер Аиде?»

Два человека недвусмысленно заявили, что детектив их «достал». Еще несколько сумели скрыть раздражение. Большинство же отнеслось к расспросам детектива с пониманием, некоторые даже с сочувствием и готовностью отвечать на любые вопросы. Последнее радовало. Чисто по-человечески.

Однако все отвечали: «Нет, не звонил(а)».

Повезло ему на едва ли не последней попытке: тревожить родителей Аиды детектив лишний раз не хотел и поставил их в самый конец списка.

Ирина Анатольевна отозвалась сразу.

– Да, в тот вечер я попыталась связаться с дочкой. Хотела напомнить ей о своем концерте, который должен состояться через неделю… Я забыла, что она собиралась на какой-то спектакль, и позвонила… Но телефон доченьки не отвечал, и я повесила трубку.

«Повесила трубку». Трубки уже давно никто не вешает, а нажимают на кнопку, но выражение это еще часто можно услышать, особенно от людей за тридцать.

– При этом ее мобильный не был выключен?

– Не знаю…

Мать, как и дочь, была явно не от мира сего – жила музыкой, ограждая себя от низменной действительности. В последнюю входили и технические аспекты современных средств коммуникации.

– Когда вы набрали номер дочери, – мягко пояснил Алексей, – вы услышали сообщение, что «абонент не доступен»? Или гудки?

– Гудки, кажется… Точно, гудки! Я долго звонила, пока не включился автоответчик. Но оставлять сообщение не стала. А зачем вам… Это важно?

– Ирина Анатольевна…

Детектив хотел сказать: «Сам пока не знаю», – но тут же осознал, что подобный ответ прозвучит для нее полным бредом. Причем шокирующим: коли ты не знаешь, то кой черт раны матери бередишь?

А дело все в том, что «не знаю» детектива сильно отличается от обычного человеческого незнания: оно не плоское, как плитка, а полое, как коробочка. И в коробочке той множество догадок, подозрений, предположений… К которым необходимо добавлять новые и новые, чтобы они выстроились в цепочки с прежними.

Но делиться содержимым «коробочки» с Ириной Анатольевной он не считал возможным: мало ли кому она об этом сболтнет! Мало ли где обретается убийца! А вдруг он близок к семье?

Посему он выбрал опцию полуправды. О письме любовника с приглашением в сад «Аквариум» она не знала, как и Манон: разговор происходил с семьей одновременно, и ни Громов, ни прокурорский следак ничего родственникам о письме не сказали по каким-то своим соображениям. И Алексей, решивший доверить эту информацию Манон, мать Аиды посвящать в нее не стал. Чувствовал: не стоит.

– Получается, что в тот вечер Аида не ходила в театр, как все думали…

– Почему вы так решили?

– Потому что в театре она всегда отключает телефон, – терпеливо пояснил детектив.

– Действительно… А где же она была?!

– Именно это я и хотел бы узнать. Она встречалась с кем-то, думаю. Возможно, с тем человеком, который убил ее на следующий день… – произнес он в надежде, что Ирина Анатольевна обронит какое-нибудь восклицание, драгоценное для расследования.

– Почему вы так думаете? – поразилась Ирина Анатольевна.

– Да потому, что Аида пошла поздним вечером в сад «Аквариум» на встречу… с кем? Этого мы не знаем, но ясно, что ее позвал туда хорошо знакомый человек. Которому она доверяла. Вот я и пытаюсь очертить для себя этого человека.

Ирина помолчала. Затем произнесла глухо:

– Найдите его! И обращайтесь ко мне в любое время дня и ночи!

– Ирина Анатольевна… – вдруг отважился Кис. До сих пор и в полиции, и у него самого существовало убеждение, что ни мать, ни отца погибшей особо беспокоить нельзя. Отчасти из деликатности, отчасти, без сомнения, потому, что эта семья занимает слишком высокое положение и в любой момент сумеет крепко дать по шапке излишне назойливым сыщикам. Однако что-то в голосе матери Аиды заставило его поверить, что она не станет отмахиваться от «назойливых сыщиков». Что действительно готова помогать следствию (будь то официальное или частное, в лице детектива). – Ирина Анатольевна, на ваш взгляд, Аида могла увлечься… э-э-э… кем-то…

– Вы знаете наш адрес? – перебила его мать Аиды.

– Он у меня есть в документах…

– Приезжайте. Какая у вас машина?

Кис пояснил.

– Подъезжайте к нашему подъезду и позвоните мне на мобильный, что вы на месте.

– Буду минут через двадцать. Ждите.

Ирина Анатольевна приблизилась к машине Алексея, и сразу стало ясно, что дочь пошла статью именно в нее. Высокая, с пышными формами, волосы и глаза почти черные, красиво очерченный крупный рот с немного неправильным прикусом. На ней были длинная темная юбка с кремовой кружевной кофточкой, на плечах шаль с тонкой шелковой бахромой, – казалось, она пришла к нему прямиком со сцены, где давали какую-то пьесу из жизни помещиков конца девятнадцатого века.

Детектив любезно открыл перед ней дверь, и она села на пассажирское сиденье.

– Мой муж приучил меня к мысли, что любые разговоры из дома могут быть перехвачены… Он во главе очень большого бизнеса, а в этой среде люди беспощадны… – горько улыбнулась она.

– Я в курсе, – мягко ответил детектив.

– В вашей машине мы можем говорить без опасений?

Кис свою тачку – равно как свой компьютер, домашний и мобильный телефоны – проверял с помощью одного специалиста раз в неделю на предмет прослушки. И потому кивнул уверенно.

– Тогда вот что я вам скажу: Аида, увы, повторила мою судьбу. Она вышла замуж за человека, который дал ей определенную защиту… От жизненных невзгод, я имею в виду. И не потому, что Гектор богат: мы с мужем могли содержать дочь сколько угодно и обеспечить ее даже после нашей смерти! Да и богатство Гектора, между нами, это все то, что ему дал мой муж! Без него он бы никогда не достиг таких высот! Но женщине нужна семья… Не знаю, понимаете ли вы…

Кис понимал. Не по своему личному опыту, – Александра, своенравная и независимая, никогда бы не вышла за него замуж ради «семьи» или «защиты», – но по опыту сыщицкому. Опыту, который намного превосходил его личные горизонты.

– Да, конечно, – ответил он. – Наше общество патриархально, и незамужняя женщина в нем вызывает подозрения.

Ирина кивнула, приняла его ответ.

– Но дочка мечтала о другом мужчине. О таком, который смог бы оценить по-настоящему ее великую душу… Аида была человеком великой души, поверьте мне! Великой – без кавычек!

– Верю.

– Поэтому я могу предположить… что она была способна увлечься человеком… мужчиной, я имею в виду… Если он оказался не таким, как ее муж…

– Не приземленным… Я вас правильно понял?

– Да!

– Вы представляете, кто это?

– Нет, – резко качнула она головой. – Дочь моя умела хранить тайны. В нашей семье царствует точка зрения моего мужа, ее отца, а по ней получается примерно так: нет денег, нет и человека…

– Если я правильно вас понял, то Аида могла увлечься мужчиной не вашего круга?

– Какой-нибудь творческой личностью… Талантливой, яркой, живущей жизнью души! А не бухгалтерских подсчетов… – горько произнесла она.

Похоже, что Ирина Ласкунова говорила не столько о дочери, сколько о себе, о своей несостоявшейся мечте.

– Так что Аида не стала бы рассказывать нам о своем увлечении, – добавила она.

– Вам с мужем?

Ирина кивнула.

– Но лично вам, Ирина Анатольевна, как матери, – почему она не могла рассказать об этом вам?

Она ответила не сразу. И, когда заговорила, то в голосе ее отчетливо зазвучал надрыв.

– Потому что я считала, что муж прав… И что Аида не сможет быть счастлива с человеком не нашего круга… Она знала, что я не одобрю.

Из материалов дела и собственных изысканий в Интернете Кис вполне представлял биографию Ирины Ласкуновой, да и Манон несколько слов о родительской семье обронила.

– Простите, я не уловил. Вы пару минут назад сказали, что дочь, увы, повторила вашу судьбу. То есть вы об этом сожалеете. А теперь говорите, что желали ей такого же брака… Видимо, я что-то неправильно понял?

Все он понял, Кис. Но страшно не любил, когда люди лгут самим себе. Тут уж одно из двух, голубушка: либо ты счастлива, сделав правильный выбор, либо совершила ошибку. Но тогда зачем было желать повторения собственной ошибки любимой дочери?

Она разрыдалась. Алексей ее не утешал – просто пережидал.

– Я немного не в себе… Такое горе… Сама не знаю, что говорю…

– Человек, который «оказался бы не таким, как ее муж», человек не приземленный, не расчетливый… Где Аида могла его встретить, по-вашему? Вы сами сказали, что он должен быть «не вашего круга». Но не улице же с ним Аида познакомилась?

– Разумеется, нет! Моя дочь не из тех, кто…

– Тогда где?

– Может, в опере… Или на концерте… Или на вернисаже… Дочка любит… любила изобразительное искусство, часто ходила на выставки…

– На какие, знаете?

– Она взрослая девочка, жила отдельно от меня, мне не докладывала…

Алексей не ответил. Он не очень хорошо представлял, зачем мать Аиды вызвала его на столь «секретные переговоры». Или в ее глазах сама мысль о том, что дочь могла полюбить другого человека, да еще и не их круга, кажется страшным и опасным секретом?

– У вас еще есть вопросы? – спросила мать Аиды.

– Боюсь, что все вопросы, которые меня на данный момент интересуют, я уже задал…

Ирина Анатольевна вышла из его машины, утирая слезы.

Но Алексей ничем не мог помочь ей.

…Есть дети, своенравные и непослушные, которые все делают не так, как советуют родители, – наперекор им. Уж отчего они такие, издержки ли это воспитания или генетика диктует их поведение, вопрос другой. А есть иные: послушные, легко поддающиеся влиянию родителей. И в этом случае каждое слово, произнесенное папой-мамой, формирует мировоззрение, – следовательно, в большой степени и судьбу ребенка! На них, на родителях, лежит ответственность за эту судьбу. Жаль, что они слишком поздно это понимают… Когда уже ничего не исправить.

Да и не понимают они ничего, на самом деле. Они же своему ребенку добра хотели! Потому дитятко наставляли, поучали. Даже когда «дитятко» давно выросло.

Впрочем, – размышлял он, руля к себе на Смоленку, – это далеко не только проблема родителей, это проблема национальная. У нас нет уважения к Личности, к частности ее существования, к ее интимности. Отчего-то у нас каждый полагает, что имеет право вмешиваться в личностное пространство других. Невежественная бабка у подъезда считает себя вправе поучать соседей, тетка в магазине вдруг начинает вас наставлять, что купить…

Алексей вспомнил недавнюю сценку: он советовался в аптеке насчет лекарства от кашля для Александры. С аптекаршей советовался, которая, по определению, фармацевт. Та начала ему описывать разные средства, как вдруг из очереди раздался зычный голос: «Травитесь, травитесь! Это все химия, вы себя ею убьете! Лучше травки купите!»

Он ее спрашивал, тетку? Нет! И неважно, права она или нет. Дело в том, что ее мнением никто не интересовался. Но она орала на всю аптеку. Вроде как уму-разуму других учила, несмышленых. И любовалась собой, наставницей человечества.

Боже охрани нас от «наставников человечества». Особенно тех, кто размахивает своим мнением, как ножом, который норовит воткнуть нам в мозг.

Именно так поступили родители с Аидой, послушной и прилежной дочерью. Не считаясь с ее индивидуальностью, – даже не задумавшись, что Аида иная, не похожа ни на мать, ни на отца, и ей абсолютно не подходит то, что подходит им, – они «вставили» в ее мозг свое мнение. И сделали ее несчастной.

И Алексей мысленно поблагодарил своих родителей, которые с детства уважали его восприятие вещей, позволяя иметь на все свою точку зрения. Условие было лишь одно: обоснуй, аргументируй!

Наверное, поэтому он сформировался в человека с ясным и логичным мышлением, свободного от предрассудков и, одновременно, умеющего слушать и чувствовать других людей… Умеющего любить и дружить, оставаясь при этом независимым.

…Как хорошо, как удачно, что Сашка и дети улетели на отдых! Алексей имел полное право не смотреть постоянно на часы и не расстраиваться, что он не дома, не с ними.

Вернувшись к себе в кабинет, он набрал мобильный жены.

«У нас все отлично, – заверила его Александра. – А у тебя как?»

Алексей, в свою очередь, бодро заверил ее, что дело продвигается. Хотя оно ни к черту не продвигалось… Но он опасался, что Сашка проявит рвение. Она журналистка, она способна добыть такую информацию, которую никакая полиция не нароет! Да только в данный момент Алексей не видел, чем могут ему пригодиться таланты и возможности Александры. Так что пусть они с малышней нежатся на солнышке, купаются в море и бездельничают. Это и есть настоящий отдых.

Итак, в вечер накануне убийства Аида не была в театре. Иначе бы она телефон выключила. А если бы даже забыла, то вырубила бы его при первом же звонке. Но мать сказала, что долго слушала гудки, то есть телефон долго звонил… Аида по каким-то причинам не ответила.

И где же она была, Аида?! Где услышала ту фразу? От кого? В каком контексте? И вообще, имеет ли она отношение к убийству?

Компьютер Аиды забрали на исследование Серегины ребята, но в нем ничего важного для следствия, кроме последнего письма о свидании, не нашли.

Письмо отправлено из интернет-кафе, и, как Кис уже знал от Сереги, хозяин посетителей того вечера не вспомнил, – да и то, оно ему надо? Пришел чел, деньги внес, – хозяин их оприходовал, клиента усадил да ушел к себе, в свою комнатуху-кабинетик, где предавался играм онлайн, в коих можно зарабатывать немалые деньги – даже бо́льшие, чем приносил ему бизнес в виде интернет-кафе…

Подруги Аиды, ее родители, сестра и муж считали, что в тот вечер она пошла на спектакль, – стало быть, Аида их обманула. Раз обманула – значит, не могла сказать правду. Откуда детектив сделал вполне логичный вывод: Аида в тот вечер встречалась со своим избранником. От него ли (или в его окружении?) услышала она пресловутую фразу?

Нет, ерунда. И сестра, и мать Аиды практически уверены в том, что этот человек не из их круга. Следовательно, слово «избавиться» ни к кому из близких Аиды относиться не могло, посему и беспокоиться она бы не стала. Только если он вознамерился избавиться от Гектора? Устранить, так сказать, соперника…

Но убита-то Аида!

Надо заканчивать с этим гаданием на кофейной гуще: бессмысленно пытаться увязать неизвестное с неизвестным. Фраза, услышанная Аидой, и ее смерть – явления совершенно разного порядка! Так что забудем о ней, о фразе, и сосредоточимся на поисках ее любовника.

Да только как же его найти, черт побери?! Когда ни одна душа, близкая к Аиде, ничего об этом человеке не знает, не ведает?!

Кто он? Какой он?

Да, вот правильный вопрос: какой? Манон должна представлять, кем была способна увлечься ее сестра!

На часах уже было одиннадцать с минутами вечера, но Алексей рискнул. По домашнему телефону Манон, однако, не ответила. Позвонить ей на мобильный? Кис колебался: мало ли где да с кем сейчас девушка. Тревожить ее в столь поздний час было бестактно, сотовый телефон – это вещь страшно бесцеремонная, он вторгается в ваше личное пространство, он застает вас врасплох в самый неподходящий момент в неподходящем месте! К тому же рядом всегда могут оказаться люди, в присутствии которых говорить не хочется… В отличие от домашнего, прикованного к дому, маленький аппаратик за тобой повсюду хвостом, и просто так от его настырного зова не отделаешься…

Зато у этого надоеды есть одно неопровержимое преимущество по сравнению с большинством домашних телефонов: он показывает входящие номера! И, если Манон не захочет говорить с детективом, то звонок не примет, только и всего.

Он, не медля, набрал ее номер. И долго слушал гудки, пока у Манон не включился автоответчик.

Оставлять сообщение он не стал.

Манон посмотрела на дисплей телефона.

– Опять детектив? – спросил Константин.

Манон кивнула и выключила аппарат.

– Достал он вас, – проговорил Константин сочувственно. – Вы ешьте, а то все остынет… Вам сейчас нужны силы, Манон.

Она снова кивнула и принялась ковырять вилкой какое-то блюдо из морских продуктов, которое Костя заказал.

Они сидели на обогреваемой веранде ресторана. Майский вечер был ясный, тихий, благоуханный, словно пытался умиротворить душу Манон. «А Даша больше никогда не насладится таким вечером…» – подумала она.

Слезы проложили две тонкие дорожки по ее щекам. Помедлив на подбородке, две капли, одна за другой, упали в тарелку.

Константин встал, обошел стол, молча приобнял Манон и промокнул салфеткой ее мокрые щеки.

– Знаете что? – произнес он, возвращаясь на свое место. – У меня есть тост: за вас! Вы очень сильный человек, Манон. Я вами восхищаюсь…

Манон протянула свой бокал навстречу. Пусть слова Кости неловки, – но у кого есть «ловкие» слова для подобного случая? Случая, когда погибает твоя единственная и любимая сестра?! Погибает от рук ненайденного убийцы?!

Она выпила свой бокал залпом. Белое вино было отменным, ароматным и чуть сладким. Она посмотрела на бутылку: «Сотерн».

Константин незамедлительно наполнил ее бокал снова.

– Вы хотите меня споить?

– А если и да? Вам сейчас, моя дорогая, нужно хорошенько расслабиться… Я сам пережил смерть близкого человека, знаю, что это такое…

Манон не хотелось спрашивать, чью смерть пережил Костя. Чтобы не оказаться вынужденной произносить неуклюжие, ненужные слова соболезнования.

– Кажется, это уже третий бокал… Или четвертый? – усомнилась она.

– И что с того! Будете спать хорошо, по крайней мере. Это очень важно, сон восстанавливает силы, душевные и физические!

Костя разговаривал с ней заботливо, как с маленькой. Что ж, он старше лет на восемь, не то что Петька, всего два года разницы, молокосос!.. Пожалуй, ей Костин тон нравился. И речь его – речь образованного и хорошо воспитанного человека. Не сравнить с пофигистом Петькой, который даже не считал нужным тратить время на слова и жесты… А женщине всегда приятно чувствовать себя малышкой, которую опекает кто-то мудрый и зрелый…

Даже если она вовсе не «малышка».

– И потом, – продолжал Константин, – в состоянии расслабления память иногда работает лучше. Вдруг вы сумеете вспомнить что-то важное для следствия!

– Я ничего не знаю толком, так что и вспоминать нечего. Аида мне не рассказывала о своих секретах. И даже та фраза, которую она нечаянно услы…

Манон запнулась, вспомнив наказания детектива никому не рассказывать об этом.

Константин смотрел на нее некоторое время вопросительно, ожидая продолжения.

– В общем, пользы от меня мало, – горько усмехнулась она, взяла бокал и выпила его опять залпом. – Вы правы, лучше напиться!

Константин тут же ей подлил еще вина.

– Дашенька, родная, я тебя люблю… – прошептала она и отпила несколько глотков.

Лицо Кости выражало искреннее сочувствие, но он молчал. Это очень хорошо, что молчал. Он все правильно понимает.

– Ой, – она дотронулась пальцами до лба, – у меня голова поехала… Мне надо лечь… Домой, отвезите меня срочно домой!

Она встала, пошатнулась, Костя ее подхватил…

Больше ничего из того вечера Манон не помнила. Разве что странные и обрывочные образы.