Текст книги "Ось времени. Игры разумных"

Глава 5

Щеке было холодно, рука затекла. Я открыла глаза и перевернулась на спину. Надо мной потолок, обшитый серебристым металлическим листом и встроенными в него тусклыми лампами. Снова на корабле, только в какой его части?

Сделала над собой усилие, чтобы встать на четвереньки. Голова закружилась, появилась тошнота. Я плюхнулась на пол, растянулась и обхватила себя руками. Постаралась глаза держать открытыми, чтобы не случилась рвота. Несколько раз глубоко вдохнула. Приступ не унимался. Как я доберусь до каюты?

Поискала взглядом что-то похожее на кнопку экстренного вызова. Видно плохо – полумрак. Оставалось только лежать и дожидаться улучшения самочувствия. Да и вообще, что со мной произошло такое? Я была Юлией из дневника, чувствовала боль придуманной мной девушки. Теперь я валялась на полу непонятно где, и как здесь оказалась вспомнить не могла.

Предположим, с первым вопросом всё обстояло достаточно просто: Юлия Снегова – это гипнопомпические галлюцинации. И что мне давало это понимание? Такое со мной уже происходило. Правда сказать, я после видений ничего не помнила. Теперь наметился прогресс, и можно меня поздравить. Ох, что за жизнь такая? Вечно с сюрпризами…

Повернулась на бок, подложила руку под голову. Холод металла потихоньку проникал в меня, и я чувствовала облегчение. Но валяться здесь долго не собиралась, при первой же возможности – в каюту.

Итак, я оказалась в сюжете, придуманном когда-то моим больным умом. После воскрешения мог произойти сбой, и я вдруг на какое-то время снова погрузилась в придуманный мир, шок или что-то, что может свести с ума, отключить человека от реальности. Я едва ли не первый эксперимент Михаила по клонированию, всякое могло случиться.

Когда писала дневник, была подростком, испытавшим первую любовь, счастье, желание разделить с кем-то своё будущее. Всё обрубила смерть, показав, что ничего вечного не существует. Мне было трудно возвращаться в реальность, где милого уже нет, и я оживила его, зачем-то дав чужое имя. Видимо, на то были особые причины. Трудно анализировать поступки людей с замутнённым разумом. Возможно я таким способом долюбливала его, перенося на страницы рукописи, хотела дать ему простор для выбора, чтобы он стал моим навсегда. Но почему мозг вдруг решил напомнить об этом? И какого лешего я попала сюда, в это полутемное помещение?

Прислушалась к себе. Все в порядке, недомогание улеглось, хоть слегка еще подташнивало. Главное, что голова перестала кружиться.

Я тяжело поднялась, опираясь на стену, и тут обнаружила прикрепленную к ней табличку. Я оперлась на перегородку плечом и прочитала:

«Эвакуационный модуль геологической разведки. Модель „М-сорок восемь“. Применять строго по инструкции».

Любопытно. Примерно девять или десять лет назад их сняли с производства. Они сильно проигрывали передовым моделям. Работу системы жизнеобеспечения улучшили, сплав, из которого сделан корпус, изменили, увеличив его прочность. Модернизировали склады хранения для собранных материалов. Неужели государство решило сэкономить на этой части экспедиции и лайнер укомплектовали старьем?

Под табличкой находилась узкая вытянутая панель управления. Попасть внутрь модуля без кода доступа невозможно. Придется отложить посещение до лучших времен. Я отчего-то не сомневалась, что попаду внутрь. Дикая уверенность, но я решила себя извинить за неё. Чего не померещится, когда человек плохо себя чувствовал?

Немного продвинувшись вперед, обнаружила в углу экран панели сообщения. Я коснулась его в правом верхнем углу, где находилась иконка с надписью: «План корабля». Луч от панели создал голографию.

Корпус лайнера не воспроизводился, но планы ярусов и этажей максимально детальны. Желтая точка в «брюхе» – мое местоположение. Выходило, что я забралась в хранилище оборудования и не поняла, как это сделала. В сознании совершенно не отложилась дорога сюда.

Каюты исследователей и членов экипажа находились на втором уровне верхнего яруса. Необходимо было пересечь коридор, спуститься на уровень ниже, где располагалась кают-компания и капитанский мостик, достичь лифта, спуститься тремя ярусами ниже в машинное отделение. Пройти его насквозь до отсека с холодильной установкой и только возле нее отыскать платформу, на которой спуститься к самому дну. Как такое забудешь? А я смогла.

М-да, надо к Мишке с проблемой топать. Пусть обследует меня, тесты нужные сделает. Куда это годилось, что я сама себя не помнила?

Перед полётом меня осматривал Зиг. Он полностью исключил возможность галлюцинаций. Эх, а они подкрались незаметно! За месяц до экспедиции он был последним, кто выносил вердикт по моей кандидатуре. Вопрос, кто из нас, я или Максим, отправимся в космос, всё еще витал в воздухе. Брайтон настаивал на тщательных проверках, хотел исключить любую возможную проблему. Мишка убеждал его, что со мной всё в порядке.

Я понимала Ила, ведь он знал, что Михаил клонировал меня, но и заверениям Зига тоже доверяла. Наконец, федерал сдался, и мою кандидатуру утвердили. И вот оно, сумасшествие в воскрешенной модели, нагрянуло – не отмашешься! Умерла бы от смеха, если бы не плохое самочувствие и не страх снова погрузиться в страдания несуществующей героини Дневника.

Желтая точка на голограмме мигала, подгоняя меня. Я приставила к экрану корпус небольшого наручного навигатора и нажала на загрузку плана лайнера. На это ушло около минуты. Отсоединив навигатор, проверила его работу. Короткий луч создал небольшую проекцию, и я двинулась к платформе.

Отыскала ее сразу, и, забравшись, вжала кнопку с изображением стрелки «вверх». Услышала гудение механизма, и платформа стала медленно подниматься. Странно, каждый ярус заполнен до отказа, а на самом дне лишь эвакуационный модуль. Здесь вполне можно было разместить еще что-то…

Обратный путь дался не без проблем. В машинном отделении свернула не туда и уперлась в закрытый шлюз. Пришлось возвращаться. Лифт отыскался, и я вздохнула с облегчением. Плохое самочувствие потихоньку ушло, но я оставалась подавленной, будто меня оскорбили. Своей угнетенности я быстро нашла оправдание – воспоминание о потери.

Когда кабина остановилась на втором этаже верхнего яруса, и открылись створки, то увидела Сашу, идущего мне навстречу.

– Подожди! – крикнул Сиропов, а я поставила руку между дверцами, чтобы они не сомкнулись.

Войдя в лифт, Сашка нажал на первый уровень, где располагалась кают-компания и столовая. Широко улыбнулся и спросил:

– Ты куда-то ездила? Как тебе удалось проскочить мимо меня? Твоя каюта дальше от лифта, и не заметить самую красивую девушку на этом корабле невозможно.

– Единственную девушку, – хохотнула я. – Так звучит точнее.

Кабина остановилась, и сворки распахнулись. Саша пропустил меня вперед, а поравнявшись со мной, произнес:

– Согласен, ты, как всегда, права: единственную девушку. Но осмелюсь добавить: для меня.

– Ты не меняешься, Сиропов, – картинно вздохнула и покачала головой. – Сколько лет тебя знаю, а ты все такой же…

Войдя в кают-компанию, я поискала взглядом Михаила. Разве его найдёшь в таком столпотворении? Не думала, что двадцать человек экипажа – это так много. Вероятно, такое ощущение складывалось из-за небольших размеров помещения.

Я заметила среди мужчин семерых своих студентов. Они разбились на группки и общались с другими парнями.

Зига не наблюдалось. Саша легонько взял меня за локоть и шепнул на ухо:

– Мишку ищешь? Сейчас придет. Пойдем, займем места для нас.

Я кивнула, и мы прошли к креслам, что стояли вдоль стены. Вскоре явился Зиг и устроился в соседнем кресле, справа от меня.

– Хм, чувствую себя древностью среди молодой поросли, – хмыкнул Миша, после того, как обменялся с нами рукопожатиями.

Конечно, на счет «древности» высокий, статный медик сильно преувеличивал.

– Ладно тебе, – отмахнулась я.

– Ты чего такая бледная? – спросил Зиг.

Я хотела ответить, но замешкалась. Неожиданно ситуация происходящая сейчас выплыла из памяти, словно это уже происходило однажды. Много народа, гул голосов, участливый взгляд Михаила, сидящий по левую руку от меня Сиропов. Я знала, что каждый из них скажет, и как буду реагировать я. В курсе того, что Мишка станет шутить на тему «молодых, да ранних», а Сашка ему вторить.

– А-а-а, так… – отмахнулась я.

Сердце болезненно сжалось. Показалось, что мой рассказ о тошноте, галлюцинации, головокружении изменит обстановку, что-то важное выйдет из-под контроля. Я промолчала. Сама себя не понимала, паранойя какая-то…

– Ты посмотри на них, – завелся Миша, а я затаила дыхание.

Его теперь не остановить. Пока не докажет свое, не успокоиться. При всех его недостатках, прямолинейность и сарказм Зига импонировали мне больше сладких речей Брайтона.

– Так чего на них смотреть? – подыграл Саша. – Молодые, мускулистые, а опыта никакого.

Я мысленно произнесла ответ Миши:

«Да, опыта нет, зато шуму сколько! Заявляют о себе, чтобы все о них слышали».

Затаив дыхание услышала ответ:

– Да, опыта нет, зато шуму сколько! – хмыкнул Зиг. – Заявляют о себе, чтобы все о них слышали.

Мишка в точности повторил фразу, и мне стало не по себе от этого. Дежавю, чтоб его! Но это точно было оно. Мне стало страшно. Я попыталась оправдать дословность воспроизведения слов нашим давним знакомством с ребятами.

– Да пусть шумят, – улыбнулся Сиропов. – На то и молодость.

– Вот видишь, ты со мной согласился, – поймал друга на слове врач.

– Вечно ты… Мы еще о-го-го!

В помещение вошел Брайтон в компании двух мужчин. Все остановились. Ил нашел взглядом нашу троицу и направился к нам, уселся рядом с Михаилом. Я поприветствовала федерала и повернулась к людям, что остались стоять на месте.

Один из незнакомцев, я знала точно, – капитан. Узколицый блондин с бледной кожей, примерно около сорока пяти лет. Стоящий рядом с ним – первый помощник. Моложе капитана лет на десять, с выразительными чертами лица. Его внешность портили ранние глубокие носогубные морщины. Складывалось ощущение, что подбородок и рот мужчине насильно вшили, и сделали это кустарно.

Я опустила ресницы и в пол-уха слушала объяснения пилотов. Существенным для меня было знать, как их зовут, а остальной инструктаж пригодиться только солдафонам. Капитан представился Игорем Суворовым, а первый помощник – Игорем Родовым.

После часового собрания поднялась с кресла и направилась к выходу, но меня остановил Брайтон. Пришлось задержаться. Саша покинул кают-компанию последним, и в дверях подмигнул мне. Вероятно, решил, что разговор будет серьезным и требуется поддержка. Когда за ним закрылась дверь, я сосредоточилась на Иле.

– Юлия, – начал федерал, – я хотел у вас узнать…

Возникла пауза. Терпеть не могла когда люди начинали говорить, а затем задерживались с продолжением. По мне, если есть что сказать, то говори, а нет – не занимай чужое время.

– Я слушаю вас внимательно, – решила поторопить Брайтона и для пущей убедительности взглянула на часы, что висели на стене.

Небольшая уступка тем, кто отправлялся в длительные космические путешествия. Часы показывали время того часового пояса планеты, с какого стартовал корабль. Ученые доказали психологический положительный результат такого банального проявления привязанности к месту.

Брайтон понял мой намек и, вздохнув, спросил:

– Вас не мучают галлюцинации или кратковременные провалы памяти?

– Вы на что намекаете? – нахмурилась я. – Я абсолютно здорова!

– Мы оба с вами знаем, что проблема может возникнуть в любой момент. Если вдруг такое случиться, то обязательно сообщите мне. Хорошо? Просто скажите, если начнутся галлюцинации, и всё. Это приказ!

Брайтон вышел из помещения, а я все еще не могла прийти в себя. Двери открылись, и в щели появилась голова Саши. Он улыбнулся, и произнес:

– Ну, ты все? Закончила? Быстро вы. Потопали к Мишке в каюту, он ждет.

Окончательно пришла в себя и направилась к Сиропову. Он распахнул дверь шире, и я вышла. Саша взял меня за локоть, повел к лифту.

– Юлия! – окликнул меня знакомый голос.

Алексей Звяги догнал нас. В конце коридора стояла группка парней, которую он покинул. На лице Сиропова появилась гримаса, которую я не в силах объяснить, но вышло забавно.

– Юлия Евгеньевна, я хотел узнать у вас. Завтра во сколько начнем работу?

– Приходи к девяти. В блок номер семь. Обсудим стратегию на основании данных зонда и робота-исследователя, продумаем план мероприятий.

– Я… – начал Алексей, но Сиропов его перебил:

– А сейчас иди отдыхать. Госпожа Снегова завтра тебе все расскажет. Всего доброго.

Саша втолкнул меня в кабину лифта и нажал на значок «вверх».

– Что за молодежь пошла, а? – ворчливо сказал геолог. – На ходу подметки рвут. Нет, чтобы насладиться возможностью отдыха, подумать о чем-то прекрасном. Вот космос, мечтай себе о романтике.

Расхохоталась. Створки кабины открылись, и я вышла на уровне, где находились каюты. Зиг проживал в самом начале коридора. Зайдя к нему, удивилась, что каюта у него почти вдвое меньше моей.

– Ну, наконец-то, – буркнул Миша, суетясь возле медицинской тумбы на колесиках. – Заждался уже.

Вид содержимого на импровизированном столе порадовал. «Пиркорн» сорокоградусной крепости, стоял в центре, а возле него невысокие емкости с фруктами и овощами. Картину довершали три пробирки. Вероятно, кружки Миша брать из столовой не рискнул, из-за протокольного запрета на употребление спиртного.

– Ну-с, надо располагаться, – потирая руки, Саша уселся на койку.

Я заулыбалась и приютилась рядом с ним. Миша устроился в кресле напротив.

– Как тебе удалось пронести это сокровище? – хмыкнула я, вертя бутылку в руках. – Запрет ведь в действии. Если кто-то увидит…

– Авось никто не увидит, – разливая напиток по пробиркам, произнес Михаил. – Давайте за старт. Тяжелым он был. Земля не отпускала…

Мы выпили, потом еще, и еще, и медик выставил вторую бутылку, чем сорвал наши аплодисменты. Беседа, которую начали мужчины, меня забавляла, и я смеялась от души.

Вытирая в очередной раз слезы, выступившие на глазах от хохота, спросила:

– Ребят, а у меня серьезный вопрос к вам. Вас Ил спрашивал о галлюцинациях?

– О чем? – не понял Миша.

– О видениях, – повторила я.

– Нет, – произнес Сиропов, а Зиг покачал головой, но промолчал.

– Значит, пока меня одну только спросил, – пьяно отмахнулась я. – Видимо, переживает.

Миша поставил пробирку на тумбу и внимательно взглянул на меня. Я с трудом концентрировала внимание на нем. Ощущение, что смотрела сквозь пленку.

– Ты не склонна к таким проявлениям. Они у тебя были? Почему я об этом не знаю?

– Ничего у меня не было, – хихикнула я. – Только кошмары. Хотя… Кое-что я могу делать. Предсказывать близкое будущее, например.

– И какое оно? – спросил Александр.

– Похмельное. Ладно, ребята, мне пора к себе. Спасибо за праздник, когда еще получится…

Я тяжело поднялась и направилась к двери каюты. Меня качало, но я не сдавалась.

– Эй, перестань дурить, возвращайся, – позвал Сиропов. – Не дойдешь, лучше здесь отоспись. Вдруг кто увидит.

– Никто не увидит… Авось, – перешагивая порог, бросила я.

Держась за стену, дошла до собственной каюты и ввалилась в нее. Теперь меня раздражало, что помещение просторное. Нет, чтобы как у Михаила, топать не далеко, упасть сложно.

Кое-как добралась до постели. Расшнуровала ботинки, сняла и аккуратно поставила под койку. Сама над собой хихикнула: в этом я вся, как бы плохо не было, ключевое в моей жизни – порядок. Саму от себя тошнило.

Улеглась и закрыла глаза. М-да, за день два раза случился приступ головокружения и тошноты. Это перебор! Но хоть последний объясним, следовало красиво и гордо сказать: «Пьянству бой!». Правда и первый тоже логически разобрать можно. Спустилась на лифте, заблудилась и случайно запнулась обо что-то. Стукнулась головой и потеряла сознание. Бред в такой ситуации даже полагался. Сложились воспоминания, и я стала придуманной героиней дневника.

Версия мне понравилась. Даже потрогала лоб в целях обнаружения шишки или синяка. Потом вспомнила, что Мишка и Сашка ничего про покраснения на лбу не сказали, значит, их не было. Но кого это волнует? Основа – это логика, а в данной версии она железная.

Я устроилась удобнее и провалилась в сон.

Очнулась из-за того, что на меня кто-то смотрел. Показалось. В каюте – никого. Настенные часы над дверью показывали час ночи. Выходило, что спала я около пяти часов.

Поднялась и прошла за перегородку. Открыла воду, умылась и немного попила. Вернулась, снова улеглась на кровать, попробовала погрузиться в дрему. Не вышло. Проворочавшись, села на койке, достала из-под подушки тетрадь, открыла на новой странице и начала читать.

«С моей головой совсем плохо. Теперь я и сама это понимала».

В самую точку. С моей головой тоже плохо. Странная галлюцинация, в которую проваливалась, точно в собственное прошлое, не что иное, как болезнь. Но лечение от нее могло стоить мне изолятора и перебазировки на специальном корабле с места экспедиции. Надо помалкивать о том, что происходило со мной. Возможно, повезет, как в ученические годы, и я смогу побороть недуг, вернуться к полноценной жизни.

Я тряхнула головой и продолжила чтение:

«Надо ходить к психологу чаще, а я все оттягивала визит. Было из-за чего. Мне снились странные сны. Хотя и снами назвать их трудно, скорее видения. Не удивлена такому повороту, просто раздосадована. Если начать обсуждать иллюзии с Дмитрием Юрьевичем, то не известно к чему это приведет. Я рассказала обо всем Марине».

Стоп, стоп! А ведь так могло произойти со мной. Действительно, если начну обсуждать свои проблемы с Мишей, то неизвестно, чем это может кончиться. Идея, что я упала и ударилась башкой, мне стала ближе. Но девушка доверилась другу, а Зиг мне друг. Что же делать? Ладно, что там дальше?

«Мы сидели в кафе, и уплетали пирожные. Своеобразные проводы, хоть проведу на юге несколько дней, но суеверность – символизм в крови русского человека, и его не отнять. Вот мы с подружкой и поглощали сладости, в надежде на хороший отдых.

– Ты чего такая странная сегодня? – неожиданно спросила Марина. – Спала плохо?

– Ага, – отправляя в рот остаток эклера, кивнула я.

– Что так? Кто-то мешал или сны дурные?

– Не то и не другое, лучше не спрашивай, – отмахнулась я.

Марина нахмурилась и подалась немного вперед:

– Эй, давай выкладывай!

– Может, не надо?

– Капризничать будешь перед Максом, на него подействует, а мне говори как есть. Пусть это даже бредом покажется.

– В том-то и дело, что это бред.

– Рассказывай!

Марина откинулась на спинку кресла и взяла со стола бокал с соком. Я молчала. Да и что могла сказать ей? Но с подружкой в такие игры вступать не следовало, придется так или иначе все выложить. Вздохнула и произнесла:

– У меня видения.

Зажмурилась, словно боялась, что Марина меня ударит. Но ничего не происходило, и я открыла один глаз, затем второй. Подружка пила сок и наблюдала за мной.

– Ты все еще здесь?

– А где мне быть? – брови Марины полезли на лоб. – Я жду твоих рассказов, а ты всё медлишь…

– Но это ведь ненормально, что человек видит что-то такое… другое.

– По телику о таких, кто видит «что-то не такое и совсем порой другое», почти каждая передача. Начиная с экстрасенсов и заканчивая политиками. Чего ты там видишь, поделись, а?

– Меня преследуют видения из будущего. Далекого будущего. Словно я на космическом корабле и лечу в экспедицию.

– Прикольно, – хмыкнула Марина. – И что там происходит?

– Пока ничего особенного, – пожала плечами я. – Девушку зовут, как и меня, а ее возлюбленного Максим Король. Он остался на Земле, а она улетела в экспедицию.

– Слушай, отличная книга получилась бы, или рассказ. Ты свои видения записывай. Ну, не знаю… Заведи дневник и пиши все туда. Что думаешь?

– Хорошая идея.

Когда шла домой, воодушевилась Марининым предложением настолько, что зашла в магазин и купила толстую тетрадь. Вернувшись домой, переоделась и забралась в кровать с ручкой и бумагой. Мне хотелось, как можно точнее передать чувства, что испытывала при расставании физика Юлии Снеговой с ее возлюбленным, и долго не решалась начать. Мне показалось, что сцена слишком интимная и гораздо интереснее писать о самом полете.

Я почесала кончиком ручки за ухом и написала:

«Без четверти два ночи в дверь постучали. Юлия крикнула: „Войдите“, и на пороге показался Александр Сиропов».

Зачеркнула фразу. Дело не в том, что она неверная, я так видела и точно помнила время. Все иначе, не хотела писать о той Юлии Снеговой в третьем лице. Я испытывала те же чувства, что и она, надеялась, грустила. Возможно, этого никогда не случится, но для меня та девушка была живой и настоящей. Потому я вывела новые слова в тетради:

«Я оторвала свой взор от тетради, посмотрела на часы. На циферблате без четверти два ночи. Раздался стук в дверь. Крикнула: «Войдите». На пороге стоял Александр Сиропов.

– Что-то случилось, Саша? – произнесла я.

– Я… Я давно тебе хотел сказать…

– Давай об этом позже, ладно? Завтра. Иди к себе в каюту. Хорошо?

Сиропов кивнул и отпустил дверь, она мягко закрылась. Понимала, о чем хотел со мной поговорить геолог. Он влюблен и не скрывал этого. Но я не могла ответить ему взаимностью. Попробовала сосредоточиться на чтении, но не смогла. Поднялась и покинула каюту. Решила посетить столовую, выпить что-нибудь. Тишина в коридоре порадовала. Проходя мимо одной из комнат отдыха, в щелку двери увидела Брайтона, склонившегося над интерактивным столом. Подошла ближе и заглянула.

Сбоку разглядеть трудно, хотя мне показалось, что это был план одного из ярусов корабля. Ил повернулся к креслу, порылся в тонкой пластиковой папке, что валялась на сиденье, и вытянул оттуда небольшой гибкий прямоугольник. Поднес его к лицу, внимательно посмотрел на правый нижний угол и положил на интерактивный стол».

Я оторвала взгляд от текста и взглянула на часы над дверью. Было без четверти два. Видимо хмель еще не до конца вышел из меня, иначе объяснить не могла, почему пялилась в ожидании чего-то на минутную стрелку.

Раздался стук. Я вздрогнула и, растерявшись, крикнула: «Войдите». Дверь открылась, и на пороге стоял Сиропов. Не верила своим глазам, такого не бывает!

– Что-то случилось, Саша? – произнесла я.

Слова вырвались случайно. Скорее всего, дневник сыграл роль суфлера и подсказал реплику.

– Я… Я давно тебе хотел сказать…

Саша замолчал. Он смотрел на меня, и боль отражалась в его глазах. Жаль, что я столько мук ему доставляла, переживаний, но не знала, как выбраться из этого круга.

– Давай об этом позже, ладно? Завтра. Иди к себе в каюту. Хорошо?

Снова воспользовалась фразой дневника, и Сиропов сделал то, что написано в тексте. Девушка из рукописи заранее продумала ход событий, запечатлев их в строки, пользуясь воображением. Я, как хороший артист, выполняла указания режиссера. Но поведение геолога предсказуемо, а Ила подловить нельзя. Его нет внизу, и я никого там не найду.

Мой мозг отказывался соглашаться с написанным в тетради. Видений не существовало, есть только иллюзии, или попросту – фокусы и сумасшествие. Все это мракобесие, иррационально, противоестественно и невозможно. Реально только прошлое, ведь о нем известно, и оно стало неоспоримой историей. В будущее можно попасть, минуя две узловые точки: прошлое и настоящее, через которые проложена ось времени.

Воспоминания заставили сердце биться сильнее. Я тряхнула головой, взглянула на часы, поднялась, прошлась по каюте.

С видениями нужно бороться. Это всего лишь совпадение. Даже то, что Брайтон может обретаться в каюте, что-то просматривая – в порядке вещей. Совпадение имен – объяснимо, пусть и не таким логическим путем, но доказать можно. Я должна обрести уверенность, что смогу полноценно работать, потому решила прогуляться по ярусу.

Тишина в коридоре покоробила и, спустившись на лифте, направилась к комнате отдыха. Дверь в каюту Брайтона оказалась приоткрыта, и я увидела его, склонившимся над интерактивным столом. Он разглядывал план одного из ярусов корабля. Затаила дыхание, сердце гулко билось о ребра.

Ил повернулся к креслу, порылся в тонкой пластиковой папке и вытянул оттуда небольшой прямоугольник, напоминающий гибкую пластину. Поднес его к лицу, внимательно посмотрел на правый нижний угол и положил на поверхность стола.

Я распахнула дверь, и Брайтон резко повернул голову. Затем убрал пластину. План погас, но я успела заметить, что он отображал положение дна корабля, где я недавно побывала. Что это было? Карта, что вставляют для дополнительного сравнения с оригиналом, или нечто другое? Напрямую не спросишь, не ответит.

– Юлия?

– Здравствуйте, еще раз, – улыбнулась я.

Ил казался раздосадованным, но подавил это чувство, улыбнулся.

– Вам не спится, госпожа Снегова?

– На том свете отосплюсь, – махнула рукой я. – Хотела поужинать, но… одной как-то…

Пыталась оправдать свое появление? Да! Понимала, что это мерзко вот так юлить, выкручиваться, пытаться представить все в ином свете, но такова, видимо, моя природа. Всегда считала компромисс чем-то важным в жизни. Даром, что открыло человечество когда-то. Ведь это не значит уступить, скорее о другом, более могущественном, которое носит название: «золотая середина».

Вот и сейчас шла на компромисс, желая выгородить себя, а возможно защитить. Только с каких пор я перевела Ила из коллег во враги? Наверное, когда он задал вопрос о галлюцинациях. Детство какое-то с моей стороны…

– С большим удовольствием, – кивнул Ил.

Мы покинули комнату отдыха и направились по коридору к столовой. Неожиданно услышала шаги за спиной и оглянулась. Миша, в компании Алексея Звяги, вышагивал по коридору. Я остановилась и подождала, пока они поравняются с нами.

– Не спится? – бросил Ил.

– Не одному мне, – хохотнул Михаил и постучал Алексея по плечу. – Сашка спать пошел, а я вот тут с молодой порослью беседы веду.

Алексей улыбнулся и мельком взглянул на Брайтона. Мне это не понравилось, хотя вполне возможно я просто стала подозрительной. Не могла прийти в себя от истории, описанной в тетради. Любопытно, а про наши ночные «посиделки» там тоже будет пара строк?

Войдя в зал, я прошла к столу, уселась в мягкое кресло. Миша и Брайтон занялись заказом еды, оглашая список. Я выбрала что-то легкое, Брайтон тоже, а Миша и Алексей заказали более сытные блюда. Дрон подъехал к нам и вытащил из своего «брюха» бокалы с напитками.

– Я так понимаю, за старт уже пили, – серьезно произнес Ил.

Я отпила из бокала сок и поставила его на стол.

– Как не отметить взлет? – хмыкнул Михаил. – Главное не наткнуться на метеориты и мусор в космосе. За это и пили, так сказать дорогу окропляли, чтобы лёгкая была.

– К сожалению, есть процент смертности, – согласился федерал. – К этому надо быть готовым, но он небольшой. Я бы даже сказал мизерный. Будущее нам не подвластно.

Ого! Ил словно не заметил нарушения протокола. Какой приятный малый, зря я на него думала всякое.

– Миш, человек может видеть галлюцинации, в которых обозревает будущее? – решилась на вопрос я.

– Нет, конечно, – отозвался Михаил. – Это психические процессы, в древности называемые «подсознанием». Иногда мы видим картины, которые можно принять за видения. Но это плод человеческого воображения, страхов, эмоций. Тут только два уровня: первый связан с нервными процессами в нейронных связях. Эти процессы необязательно выделяются и определяются в сознании личности. Второй уровень связан с сознанием и включает в себя познавательные процессы.

– Любопытно, – улыбнулась я. – Значит, если мне привидится, что кто-то умирает на моих глазах, то я подсознательно желаю ему смерти?

– Не совсем так. Термин «подсознание» также ранее использовался в когнитивной психологии для обозначения области быстрой памяти. Туда мозг записывает мысли, которые часто повторяются, или человек придаёт им особую важность. В этом случае, мозг не тратит много времени на повторное медленное обдумывание этой мысли, идеи, а принимает решение мгновенно, исходя из предыдущего алгоритма, записанного в «быстрой» памяти. Такая «автоматизация» мыслей может навредить, когда автоматизируется неправильная или нелогичная мысль.

– Совсем нет шансов у предсказания будущего, – улыбнулся Брайтон. – Вероятно, колдуны прошлого прекрасно умели вступать в контакт с подсознанием, раз их чтили при королевских дворах.

Я слушала Михаила, стараясь ничем не выдать своего волнения. Откуда оно взялось – непонятно. Возможно, это из-за ранее выпитого вина или искусственной гравитации корабля. Так случалось иногда, неожиданно накатывало беспокойство. Ученые так и не смогли понять, откуда это бралось, но регулярность повторений подобного явления заставила вписать неожиданные чувства в Устав космического флота. Я трактовала смятение на свой лад: по сути, с вакуумом, вечностью, смертью меня разделяла лишь обшивка корабля. Возможность гибели могла заставить волноваться.

Алкоголь странно влиял на мозг, расслаблял, вытаскивая наружу страхи. Вот и сейчас я сидела, затаившись, боясь произнести слово и выдать себя. Почему? Я ничего не совершила дурного. А может, это предчувствие? Вот докатилась! С такими мракобесными представлениями в науке делать нечего.

Я изменила тему разговора, вкрутив следующий вопрос, и мы еще какое-то время обсуждали предстоящий план работы в экспедиции. Затем, я откланялась и пошла к себе в каюту.

Неожиданно часть коридора погрузилась в полумрак. Вероятно, перепад напряжения. Необходимо будет сообщить капитану про произошедшее на борту. Сделаю это сразу, как только доберусь до устройства оповещения.

Двинулась на ощупь в сторону лифта. Чернота под моими ногами трескалась, точно тонкий лед, и осыпалась, оставляя вместо себя пустоту. Попробовала нащупать стену, но там, где касались черноты мои пальцы, она рушилась, будто черепки глиняного горшка. Я старалась двигаться быстро, чтобы не свалится в бездну. Увидела массивную дверь и, открыв ее, ворвалась внутрь.

Я очутилась в светлой комнате в стиле начала двадцать первого века. Осмотрелась. Это был кабинет. Большое окно с легкими шторами, песочного цвета стены, винтажные изящные стол и кресло.

Хозяин кабинета стоял возле окна и не замечал моего присутствия. Раздался хлопок, и я обернулась. Это дверь. Что еще может быть? Вероятно, закрылась от сквозняка, ведь форточка распахнута настежь. Мужчина обернулся. «Холеный» – первое сравнение, что пришло в голову при взгляде на него. Аккуратная стрижка, серые глаза в обрамлении коротких густых ресниц, среднего размера губы и узкий острый подбородок. Да, подбородок все портил и делал мужчину похожим на куницу.

– Юлия? Здравствуйте, – улыбнулся мужчина.

– Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич, – произнесли мои губы.