Текст книги "Синдром маркизы Помпадур"

Татьяна Кирилюк
Синдром маркизы Помпадур

Пролог
Энергия победителя

В детстве Жанна-Антуанетта услышала предсказание, что станет королевской фавориткой, и свято верила в свое будущее счастье.

В кабинет модного и очень дорогого московского психоаналитика, Альбины Тураевой, вошла роскошная женщина. Красивая. Статная. Одета от кутюр. Походка модельная. Во взгляде уверенность.

Тураева с интересом посмотрела на пациентку, подумав: «Выглядит благополучной, но ждать не захотела, пришла не по записи, прилично переплатила за экстренный прием. Какие же у нее проблемы? Что ж, сейчас узнаем. Как там ее зовут?» – заглянула она в журнал и, вежливо улыбнувшись, пригласила, указывая на диван:

– Присаживайтесь, Светлана. Можно без отчества?

– Конечно, – ответила та, принимая предложение и элегантно закидывая ногу на ногу.

– Что вас ко мне привело? – спросила Тураева, изменяя привычке: обычно она говорила «слушаю вас».

Но в этой женщине было нечто такое, что даже именитый психоаналитик, сама Альбина Тураева, почувствовала себя ничтожеством и неудачницей. Энергия победителя заполнила ее пафосный кабинет. И энергия исходила от пациентки.

– Давайте так, – взяла инициативу в руки Светлана, – я говорю – вы внимательно слушаете. Затем наоборот: вы говорите, я внимательно слушаю.

Альбина опешила, но сказала:

– Давайте.

– Проблема моя состоит в том, что я хочу стать обычной среднестатистической женщиной. Я пробовала сама решить эту проблему, но столкнулась с препятствием: понятия не имею, что такое среднестатистическая женщина. Как она думает? Как ходит? Какие у нее вкусы? Какие манеры? Чем она интересуется и живет? Меня волнует только внешняя оболочка. Менять себя я не хочу. Моя задача – вписаться в московское общество так, чтобы меня приняли и не считали белой вороной. Я уже была на актерских курсах, не помогло. Вы сможете решить эту проблему? Я хорошо заплачу.

Светлана сделала паузу и с явным ожиданием смотрела на Тураеву, но та вопреки своей воле спросила:

– Я уже могу говорить?

– Да, я вас внимательно слушаю.

Альбина смущенно призналась:

– У меня нет длинной речи. У меня только вопросы.

– Задавайте, – решительно кивнула Светлана.

– Ваши близкие, родственники и друзья не могут вам послужить моделью обычной среднестатистической женщины?

– У меня нет родственников. Близких людей у меня тоже нет. Есть подруга, но и она понятия не имеет, что такое среднестатистическая женщина.

Альбина подумала: «Такой пациентки у меня еще не было. На первый взгляд абсолютно нормальная, без признаков невротических и психических отклонений».

– Выглядите вы потрясающе молодо, – сказала она, – но в анкете написано, что вам уже сорок лет. У вас были мужья и ребенок. Выходит, вы прожили обычную женскую жизнь.

Светлана, отрицательно качнув головой, возразила:

– Все совершенно не так!

– А как? – удивилась Альбина. – Как вы прожили эту жизнь, что не знаете обычных женских повадок? Чем вы всю жизнь занимались?

Ответ потряс Тураеву и смыслом, и откровенностью.

– Я всю жизнь убивала мужчин, – буднично произнесла Светлана и, спохватившись, добавила: – Не пугайтесь, я не преступница. Я недавно лишь поняла, что они умирали не сами.

Глава 1
Предательство

Будущая маркиза искала встречи с королем Людовиком XV целых 20 лет.

У Светланы никогда не было мечты. Отец ее занимал высокую должность в крупной нефтяной корпорации. Семья процветала. Любые желания дочери исполнялись мгновенно. Впрочем, Светлана всегда была умной, серьезной, рассудительной девушкой и лишнего не желала. Она ощущала себя счастливой до тех пор, пока ее мать не ушла из семьи. Произошло это неожиданно и болезненно. Юная девушка вынуждена была выбирать, с кем остаться. Она осталась с отцом, посчитав мать предательницей.

Отец души не чаял в дочурке, так он ее называл, а еще звал мышкой и солнышком, принцессой и милым цветочком. Он был нежен, заботлив, осыпал Светлану подарками. Казалось бы, год без матери Светлана прожила безоблачно и благополучно. На самом деле это было не так. У Светланы появилась мечта – заветная мечта, чтобы мама вернулась, чтобы они все помирились и зажили прежней счастливой жизнью.

Смущало одно: отец не выглядел подавленным и убитым. Он был весел, бодр, энергичен, много шутил, с работы возвращался хоть и поздно, но всегда в приподнятом настроении. Из командировок он часто звонил такой радостный, что дочери становилось обидно. Порой Светлане казалось, что у отца выросли крылья сразу же, как мать ушла из семьи. Девушка убеждала себя: «Он сильный, не хочет показывать свои слабости» – и заводить разговор о мечте не решалась.

Она откладывала разговор на день своего совершеннолетия. И этот день приближался. Желая создать обстановку родства и душевности, Светлана пошла на жертвы: отказалась от пышного праздника в кругу сверстников.

Она заранее предупредила отца:

– Это наш с тобой день. Только ты и я. И наши приятные воспоминания из моего детства.

Отец поморщился при слове «воспоминания», но ответил:

– Отлично, принцесса, это будет наш с тобой день. Я возьму выходной.

И вот этот день наступил: Светлане исполнилось восемнадцать!

Утром, открыв глаза, девушка ахнула от восхищения. Ее спальня была уставлена вазами: восемнадцать роскошных букетов! А на подушке лежали ключи от новенького «Мерседеса». Отец был щедр на подарки.

Светлана порхнула к цветам: провальсировала от лилий к розам, от роз к орхидеям, и к пионам, и к хризантемам, и к астрам… Сунув носик в каждый букет, она выбежала из комнаты и устремилась на запах кофе. На кухне отец сам колдовал над туркой в песке, но, увидев Светлану, он распахнул объятия и воскликнул:

– Принцесса моя! Поздравляю тебя! Будь счастлива, крошка! Ураа!

– Спасибо, папочка, – обнимая отца, взвизгнула от восторга Светлана. – Ты у меня самый лучший, самый любимый, самый родной! – вскрикивала она, покрывая гладко бритые щеки отца поцелуями.

Когда эмоции улеглись, она деловито спросила:

– Папуль, мы дома одни? Ты сам варишь кофе?

Он важно кивнул:

– Да, я отпустил прислугу. Одни так одни.

– Я догадалась, – захлопала в ладоши Светлана, – у тебя есть план на сегодняшний день!

Довольный отец улыбнулся:

– Да, мы отпразднуем твое совершеннолетие в стиле моей юности. Поедем за город на твоем «Мерседесе». Пока ты не получила права, за руль сяду я. Мы будем есть шашлыки и чебуреки в придорожных кафешках, запивая их «Токайским». «Токайского» там не найдется, я знаю, поэтому прикупил заранее. Потом мы пойдем гулять по лесу, кормить белок, дурачиться и беседовать. Вместе весь день. Давненько не бывало такого. Как тебе план?

– Отличный план, – обрадовалась Светлана. – И форма одежды походная.

– Точно, – кивнул отец, разливая кофе из турки по чашечкам.

Все так и было: отец уверенно вел «Мерседес», вспоминал свою молодость, расспрашивал дочь о нынешних пристрастиях молодежи. Слушал и удивлялся: «Так, значит. Вот как от жизни отстал: все работа, работа, работа».

После шашлыков и чебуреков гуляли по лесу и дурачились. Светлана зачем-то набила карманы прошлогодними шишками, отец умилился: «Как маленькая!»

Он подхватил дочь на руки и, удивленно воскликнув «тяжелая стала!», закружился с ней по освещенной солнцем поляне. Отец был нежен, искрился любовью, целовал ее носик и волосы, восхищался словечками дочки и гордился: «Какая же ты у меня красавица!»

У Светланы не хватило духа нарушить эту гармонию.

«Дома поговорю», – решила она.

Но и дома не получалось. В просторной столовой их ждал изысканно накрытый стол. Рядом на высокой подставке утопала в ведерке со льдом бутылка шампанского «Мадам Клико». После прогулки, нагуляв аппетит, уплетали за обе щеки. Отец залихватски открыл шампанское, ловко разлил его по бокалам и произнес длинный тост. Светлана рассеянно слушала, думая: «Надо набраться храбрости и начать разговор. Как начать? Попросить отца сделать еще мне подарок: помириться с мамочкой. Вот закончит тост, и сразу начну».

И опять не решилась. После ужина отец взял дочь за руку, как маленькую, отвел в гостиную, усадил на диван, сам сел рядом и, гладя ее по голове, медленно, едва ли не по слогам, сообщил:

– Вот ты и взрослая. Я рад, что между нами сохранилась душевная связь. Настало время открыть тебе правду. У тебя есть сестра. Ей четырнадцать лет. Я люблю ее мать и хочу, чтобы они жили с нами. Не могу больше разрываться на две семьи.

Светлану словно кипятком окатили. Она сбросила руку отца со своей головы и воскликнула:

– У меня есть сестра?! Ей четырнадцать лет?! Выходит, не мама, а ты! Ты предатель! Ты и эту девчонку называешь принцессой?

Отец ответил растерянно:

– Нет, я зову ее уточкой. Доченька, успокойся, – быстро пришел он в себя, – я как любил тебя, так и буду любить. Если честно, разговора боялся, но такой реакции не ожидал.

Светлана вскочила и с криком:

– Ты ждал, что я похвалю тебя за предательство? – выбежала в прихожую.

Пока она нервно надевала кроссовки, отец ее останавливал и уговаривал не горячиться. Дочь это только бесило. Она оттолкнула его и выбежала из квартиры. Она думала, что отец догонит ее, скажет, что пошутил, что на самом деле Светлана его единственная и любимая. Этого не произошло. Отец ее не догнал и даже не позвонил, не попросил вернуться домой.

Глава 2
Обманутые надежды

Жанна-Антуанетта, дочь бедных буржуа, вышла замуж за богатого мужчину лишь для того, чтобы приблизиться к кругу короля.

Ноябрьский ветер полосовал ледяными струями ливня облупившиеся стены мрачного здания, прозванного в народе домом малютки. Старый уличный фонарь с жалобным скрипом выхватывал из черной бездны хрупкий силуэт девушки. В отчаянии она металась у подъезда и яростно молотила кулачками в закрытые двери.

– Откройте! Откройте! Умоляю вас! – рыдая, кричала она.

Дверь открылась. На пороге выросла женщина с заспанным сердитым лицом. Она с головы до ног смерила незнакомку неприветливым взглядом и, задержавшись на ветхом плащике и стоптанных туфельках, ворчливо спросила:

– Чё надо?

– Дочку, дочку хочу забрать! – умоляюще воскликнула девушка.

– А другого времени не нашла? Утром приходи, – отрезала женщина, собираясь уйти.

Девушка неистово вцепилась в затертую ручку двери и с надрывом закричала:

– Миленькая, помоги! Утром поздно будет! Утром ее отправят, я же, дура, бумаги уже подписала!

– Тем более. Раз дура, раз подписала, так нечего здесь и вопить. Раньше надо было думать, – возмущенно отчеканила женщина и грубо оттолкнула несчастную, решительно закрыв дверь приюта.

Девушка отлетела, упала и по ступенькам скатилась на мокрый асфальт. Визг тормозов вынырнувшего из темноты «жигуленка» заглушил и раскаты грома, и предсмертный стон девушки. Ранним утром ее холодное безжизненное тело нашли у порога дома малютки.

Дочку, которую несчастная хотела забрать, отправили к новым родителям.

* * *

Спустя три года в Америке.

В дверях холла показалась радостная Сесиль.

– Ге-енри, а вот и я! – воскликнула она и, раскинув руки, закружила по комнате, грациозно огибая кадки с пальмами и ритмично постукивая каблучками по мраморному полу.

Муж с молчаливым удовольствием смотрел на вальсирующую жену.

– Как я выгляжу, Генри? Ты не разлюбил меня? Ты счастлив? – сыпала она вопросами.

Не получив ответов, Сесиль упала в объятия мужа и рассмеялась:

– Вижу, что разлюбил!

– Дорогая, какие глупости ты говоришь, – с нежным укором сказал Генри, не отводя от жены влюбленного взгляда. – Я счастлив и обожаю тебя, но мы уже рискуем опоздать.

Сесиль капризно наморщила носик.

– Ты не оценил, как я выгляжу, – проказливо топнула ножкой она.

– Выглядишь, как всегда, потрясающе.

– Чем же ты недоволен?

Генри помялся, но все же удовлетворил любопытство жены:

– Не обижайся, дорогая, но мы направляемся в монастырь ордена кармелиток, а не в ресторан. Боюсь, сестра Мария сочтет твой наряд легкомысленным.

– И чем это нам грозит? – с иронией осведомилась Сесиль.

– Это заставит ее усомниться, можно ли такой несерьезной особе доверить ребенка, – рассудительно ответил Генри.

Сесиль нахмурилась:

– Милый, ты прав, я сглупила. Но ты же не осуждаешь меня?

– Ни в коем случае, – заверил он.

– Я всего лишь хотела, чтобы наш будущий ребенок увидел свою мамочку нарядной и красивой, – продолжала оправдываться Сесиль.

– Дорогая, понимаю, но советую тебе поспешить переодеться, пока мы не опоздали. Думаю, в английском костюме ты будешь выглядеть очаровательной даже для кармелиток.

Шестидесятилетний Генрих Доферти был очень богат, но двадцатилетняя красавица Сесиль вышла за него замуж вовсе не по расчету. Сесиль любила мужа со всем пылом своей юной души. Огромная разница в возрасте не мешала их счастью, а вот отсутствие детей огорчало Сесиль. Она была из бедной многодетной семьи, привыкла к щебету младших сестер и братьев. Тишина пугала и удручала Сесиль. Она мечтала наполнить их большой и просторный дом весельем и детским смехом.

Генрих Доферти в свои шестьдесят был еще крепким мужчиной, но рассчитывать на потомство, увы, он не мог. Берта, первая жена, родила Доферти сына. Мальчик трагически погиб, когда ему было семнадцать. Берта не пережила смерти сына. Она слегла и, несмотря на усилия докторов, умерла.

Овдовев, Доферти ощутил болезненное одиночество. В браке с Бертой он жил увлекательной жизнью: бизнес, клубы, охота и прочие развлечения. Смерть Берты осиротила его: мигом пропал интерес к бизнесу, клубам, охоте… Мысли крутились вокруг одинокой старости и бесцельности существования. Генрих долго и безрезультатно лечился в дорогих клиниках от депрессии и мечтал лишь о смерти. Так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Сесиль. Его сиделка не выдержала капризов Генри и отказалась от пациента. Доктор нашел жизнерадостную Сесиль, переманил ее у зловредной старухи, подумав: «Если эта девушка ладит с несносной ведьмой, то и Доферти она угодит».

Так Сесиль появилась в жизни Генри. Она быстро вернула Доферти к жизни. Более того, он влюбился в свою спасительницу, юную смешливую красавицу. Сесиль же любила и холила Генри, как мать своего ребенка. Вскоре они поженились.

Одиночество покинуло Генриха, а вот мысли об отсутствии наследника и бесцельности существования нет. Поэтому Сесиль не составило труда уговорить мужа взять на воспитание ребенка. Вот что привело их в монастырь кармелиток.

* * *

Супругов проводили в кабинет монахини, исполняющей обязанности опекуна вверенных монастырю сирот. Сестра Мария вопреки ожиданиям Сесиль оказалась вовсе не напыщенной ханжой, а милой улыбчивой женщиной. Однако встретила она чету Доферти не слишком приятными вопросами.

– Как давно вы приняли решение усыновить ребенка? – спросила она, рассматривая бумаги, дающие право на усыновление.

Генрих собрался ответить, но Сесиль опередила его.

– Как только решили, так сразу же и принялись оформлять документы, – защебетала она. – Видите ли, мы и года еще не женаты…

Монахиня удивленно подняла брови.

– И вам удалось получить разрешение?

– Это из-за возраста Генри. Комиссия пришла к выводу, что мой муж имеет право на исключение. Посудите сами: о каких испытательных сроках может идти речь, когда человеку шестьдесят лет.

– Шестьдесят лет! – ужаснулась сестра Мария. – Мистер Доферти, вы уверены в прочности вашего брака? И простите меня за бестактность, но я вынуждена задать и такой вопрос: вы не подумали о том, что усыновленный ребенок в любой момент может вновь стать сиротой?

Сесиль вспыхнула, но Генрих и бровью не повел.

– Вам ли не знать, что все в руках Господа? – с достоинством ответил он вопросом на вопрос.

– Это так, – сдержанно кивнула монахиня.

– К несчастью, бывает, что и родители переживают своих детей, – уверенно продолжил Доферти. – Я бодр и здоров. Комиссия это учла. К тому же я богат. Мой будущий ребенок единственный наследник. Думаю, комиссия учла и это. Моя супруга из очень уважаемой семьи, в которой культ детей. Она восьмой ребенок. Наверняка комиссия учла и это, – с любезным поклоном заключил он.

Сестра Мария улыбнулась.

– Мне приятно об этом знать, но, простите, теперь я обязана задать вопрос миссис Доферти, – уже мягче произнесла она. – Миссис Доферти, вы молоды и, согласно документам, способны иметь своих детей. Как это отразится на усыновленном ребенке?

Сесиль растерялась и беспомощно посмотрела на мужа.

– Там же написано, что Генри не может иметь детей, – едва слышно пролепетала она. – Откуда же возьмутся дети у меня?

«Она сама еще ребенок, – внутренне подосадовала сестра Мария. – Ах, эти члены комиссии. Они готовы войти в чье угодно положение, но только не в положение несчастных крошек. С тех пор как в опекунский совет и комиссию по усыновлению ввели простых обывателей, началось это безобразие. Когда решение принимали только профессионалы, к вопросу усыновления подходили гораздо строже. Во всяком случае, никто бы не доверил ребенка старику и девчонке. Он, видите ли, богат. Но разве деньги могут заменить малышке семью, любящих отца и мать?»

– Не сомневайтесь, я буду хорошей матерью, я даже пеленать умею! – словно услышав мысли сестры Марии, воскликнула Сесиль, чем тронула доброе сердце монахини.

– Даже так? – улыбнулась она. – Где же вы этому научились?

– У меня были младшие братья и сестры. Нас у мамы дюжина: двенадцать человек.

– Ах вот как. Ну что ж, тогда пройдемте к детям. Кстати, здесь нет грудных, поэтому ваше умение пеленать пока не пригодится. Я правильно поняла, вы впервые обратились в подобное общество?

– Да, – подтвердила Сесиль.

– Тогда должна предупредить: приготовьтесь к разочарованию.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Доферти.

– Ничего страшного, – успокоила его сестра Мария. – Лишь то, что, возможно, вам не удастся сделать выбор именно сегодня. Многие пары подолгу ищут своего малыша, и от момента получения разрешения на усыновление до самого усыновления порой проходят месяцы, а то и годы.

– Я не шляпку выбираю, а ребенка, – запальчиво воскликнула Сесиль, – и уверена, что мы здесь первый и последний раз!

Монахиня нахмурилась.

– Не осуждаю тех, кто долго выбирает, – строго сказала она. – В таком серьезном деле спешка подобна преступлению. Миссис Доферти, если вы не хотите выглядеть в моих глазах легкомысленной, поясните, пожалуйста, что вы имели в виду.

Генрих нервно заерзал в кресле, но Сесиль на этот раз не стушевалась. Она горделиво вскинула голову и четко произнесла:

– Мы возьмем того ребенка, которого пошлет нам Господь.

Добрая улыбка вновь осветила лицо сестры Марии. Она поймала себя на мысли, что симпатизирует этой юной особе, рвущейся стать матерью.

– Как же вы собираетесь узнать волю Всевышнего? – кротко спросила она.

– Очень просто: какой ребенок потянется к нам первым, тот и наш.

Монахиня с пониманием кивнула и обратила свой взор на Генриха.

– Мистер Доферти, согласны вы со своей женой?

– Безусловно, – не раздумывая, ответил тот.

– Что ж, тогда я, увы, представляю, кого вам пошлет Господь, – загадочно опечалилась монахиня.

Супруги удивленно переглянулись, но задавать вопросов не стали.

Сестра Мария минут пять водила их длинными коридорами и наконец остановилась перед массивной дубовой дверью.

– Детей предупредили, они ждут гостей, – тяжело вздохнув, сказала она. – Простите, нервничаю. Никак не могу привыкнуть. Я призываю вас к сдержанности. Я всегда в таких случаях призываю к сдержанности, но не всем это удается, а дети потом страдают. Бедняжки неоднократно прошли через подобную процедуру и о многом догадываются. Помните, все они мечтают о родителях. Не подавайте им случайных надежд. Впрочем, я уверена в вашем благоразумии, – заключила монахиня и распахнула дверь.

Взору Сесиль открылась огромная комната, наполненная гулом детских голосов. Сесиль тут же умилилась и ахнула. Глаза Генриха растроганно заблестели. Сестра Мария тоже преобразилась. Улыбка ее стала лукавой, голос задорным.

– Дорогие мои, – громко воскликнула она, – я, как и обещала, привела к вам гостей! Что нужно сказать?

– Здравствуйте, – хором ответили малыши.

Они мгновенно побросали игрушки и испытующе уставились на Генриха и Сесиль. Супруги смешались, попав под обстрел пытливых детских глаз.

– Не волнуйтесь, – украдкой шепнула монахиня и вновь обратилась к детям: – А сейчас каждый подойдет к мистеру и миссис Доферти и представится так, как учила вас сестра Тереза. Не забыли? Мальчики приветствуют поклоном головы, девочки…

Сестра Мария не успела договорить, как что-то пенящееся кружевами, розовое и воздушное выскочило из детской толпы и с криком «мама, мамочка» бросилось на шею Сесиль. Та охнула, прижала маленькое худенькое тельце к себе и, прочувствованно взглянув на сестру Марию, сказала:

– Вот наш ребенок.

Но монахиня повела себя странно.

– Алиса, – строго сказала она, обращаясь к розово-воздушному существу. – Сейчас же отпусти миссис Доферти и вернись на место.

– Нет! Нет! – с плачем закричало существо и еще сильнее прижалось к Сесиль. – Мамочка! Моя мамочка! Моя! Только моя! Я ждала тебя!

Но сестра Мария была непреклонна.

– Алиса, приказываю вернуться на место, – еще строже потребовала она.

В ответ малышка так сильно сцепила руки на шее Сесиль, что та едва не задохнулась. Генрих Доферти растерялся. Он с изумлением смотрел на потонувшую в розовой пене кружев жену и на смущенно-сердитую монахиню, ничего не понимая. Когда же сестра Мария силой попыталась оторвать ребенка от Сесиль, а малышка завопила «мамочка, не отдавай меня», Доферти не выдержал и раздраженно воскликнул:

– Оставьте девочку в покое! Вы что, не слышали, что сказала моя жена: это наш ребенок.

Сестра Мария скорбно поджала губы, сложила руки на груди и тихо, почти шепотом произнесла:

– Была бы рада отдать вам Алису, но, боюсь, вы передумаете.

– Нет, нет, ни в коем случае! – целуя девочку в светлые пушистые волосы, воскликнула Сесиль. – Алиса наша, только наша, сам Господь пожелал того!

Она принялась осыпать ребенка нежными короткими поцелуями, ласково приговаривая «наша, только наша». Малышка блаженно затихла, спрятав личико на груди Сесиль. Монахиня отошла в сторону и смущенно поглядывала на остальных детей, глазами давая Доферти понять, что следует остановить жену. Генрих и сам догадался, легко прочитав на детских мордашках зависть и боль.

– Дорогая, тебе придется пока оставить Алису, – мягко сказал он. – Нам нужно вернуться в кабинет сестры Марии для соблюдения необходимых формальностей.

– Да, да, конечно, – согласилась Сесиль, ставя малышку на пол. – Не плачь, крошка, мы скоро…

В этот момент она заглянула в лицо ребенка и отшатнулась, так и не закончив фразы. Доферти тоже увидел лицо девочки и не сумел скрыть ужаса. Алиса была некрасива, очень некрасива, Алиса была безобразна.

Наступившая тишина усугубила всеобщее напряжение. Даже дети, словно понимая, что происходит, не издавали ни звука.

– Я же вам говорила, – прервала молчание сестра Мария. – Что вы намерены делать теперь?

Генрих смущенно пожал плечами.

– Думаю, нам лучше пройти в ваш кабинет, – неуверенно произнес он.

– А вы, миссис Доферти, что скажете?

– Я думаю так же, – упавшим голосом ответила Сесиль и поспешно направилась к двери.

– Мама! Мамочка! Ты вернешься?! – раздался отчаянный крик за ее спиной.

Сесиль вздрогнула, на секунду застыла. Наконец она повернула улыбающееся лицо к ребенку и с нежностью произнесла:

– Конечно, малышка, и очень скоро.

* * *

– Что вы намерены делать? – едва закрыв дверь кабинета, повторила вопрос сестра Мария.

– Конечно, забрать Алису, – твердо ответила Сесиль, делая вид, что не замечает сомнений мужа. – Вы свидетель: девочка выбрала нас.

Сестра Мария не стала разочаровывать миссис Доферти признанием, что хитрая Алиса по-своему приспосабливается к жизни и «выбирает» всех подряд. Видимо, каким-то внутренним чутьем девочка поняла, что вряд ли кто-нибудь по доброй воле решится выбрать ее, а потому всякий раз прибегала к психической атаке, но даже это не помогало бедняжке обзавестись родителями. Долгожданные мамочки, все как одна, в смущении ретировались. В лучшем случае они выбирали другого ребенка, а в худшем – мгновенно покидали монастырь. Решимость Сесиль поселила в душе монахини надежду устроить жизнь Алисы, но сомнения Генриха настораживали.

– Мистер Доферти, вы полностью разделяете желание вашей супруги? – опасливо поинтересовалась сестра Мария.

– Не совсем, – лаконично ответил он.

– Ах, Генри, – с укором произнесла Сесиль. – Ты же видел, сколько мольбы было в глазах этого ребенка. И я уже дала слово вернуться.

Доферти с досадой поморщился.

– Дорогая, лучше ты один раз изменишь своему слову, чем всю жизнь будешь жалеть о том, что сдержала его, – сердито ответил он.

Сестре Марии вовсе не хотелось присутствовать при супружеской перепалке, поэтому она нашла предлог, извинилась и вышла из кабинета. Вернувшись и взглянув на лицо Сесиль, она поняла, что юная особа умеет не только категорически выражать свои желания, но и успешно отстаивать их.

– Мы решили усыновить этого ребенка, – невозмутимо сообщил мистер Доферти.

Сестра Мария не стала скрывать радости. Она любила Алису. Девочка уже два года жила в монастырском приюте и нравом своим и умом покорила сердца всех воспитателей. Даже суровая сестра Тереза и та выделяла ее из других детей. Впрочем, возможно, это происходило и потому, что монахини понимали, под какой несчастливой звездой родилась бедняжка.

– Сколько Алисе лет? – спросила Сесиль.

– Четыре года.

– Как вы думаете, еще возможно создать у девочки впечатление, что мы ее единственные родители? – с тревогой поинтересовался Доферти.

– Скорей всего, да, – ответила сестра Мария. – Мало кто помнит себя в четыре года. К тому же Алиса необыкновенно доверчива. Она поверит в любую вашу фантазию.

– А ее настоящие родители?

– Здесь вы можете не волноваться. Кто ее отец, установить не удалось, а мать Алисы погибла, когда девочке был один год.

– Как это случилось? – спросила Сесиль.

– Кажется, попала под машину. Впрочем, подробностей я не знаю. Это было далеко… – Сестра Мария замялась, но продолжила: – Вам следует знать, что Алиса русская.

– Вы хотите сказать, что она из России?

– Именно это я и хочу сказать. Она попала в нашу страну по благотворительной акции Красного Креста. Три года назад из России была вывезена группа сирот, нуждающихся в дорогостоящем лечении.

Доферти нахмурился.

– Так она еще и больна? – с недовольством спросил он.

– Нет, нет, – поспешила успокоить его сестра Мария. – Теперь уже девочка здорова.

– Теперь? А что было с ней раньше?

– В Красный Крест она попала с диагнозом «врожденная слепота», но потом выяснилось, что у ребенка и афазия.

– Что это? – заранее ужаснулась Сесиль.

– Расстройство речи. Малышка понимала и воспринимала речь людей, но сама не могла издать ни звука. Удалось установить, что причиной тому опухоль мозга. После того как опухоль удалили, девочка стала прекрасно видеть, а как бойко она изъясняется, вы слышали сами.

– Как же она попала в монастырский приют? – удивился Доферти. – Мне кое-что известно об акции, проводимой Красным Крестом. Выделялись большие средства, подбирались хорошие семьи.

– Вы правы, вообще-то предполагалось, что из Красного Креста всех детей сразу же разберут благополучные многодетные семьи. В основном так и произошло, но только не с Алисой. Взять эту девочку так никто и не решился, ее отдали в наш приют.

При этих словах Сесиль выразительно посмотрела на мужа. Тот виновато пожал плечами.

– Вообще-то я хотел мальчика, – счел не лишним оправдаться он.

– У вас еще есть время подумать, – напомнила сестра Мария.

– Нет, нет, все решено: Алиса наша дочь! – поспешно воскликнула Сесиль. – Можем мы забрать ее прямо сейчас?

Монахиня облегченно улыбнулась.

– Как только подпишете бумаги, – обласкав чету Доферти взглядом, сказала она.

Через полчаса сестра Мария, сдерживая слезы, наблюдала из окна своего кабинета сцену, о которой мечтала два года: Алиса, вцепившись в руки Сесиль и Генриха, горделиво и даже степенно вышагивала по монастырскому двору к воротам, за которыми ее ожидал «Бентли».

– Наконец-то Господь услышал мои молитвы, – прошептала сестра Мария.