Текст книги "Синдром маркизы Помпадур"

Глава 3
Криминальный диагноз

Будущая фаворитка познакомилась с Людовиком XV на балу-маскараде. Она привлекла короля необычным костюмом богини охоты.

Когда пациенты опаздывали, Тураева не сердилась. Она невозмутимо их штрафовала, предупреждая, что следующее опоздание будет последним. Она не делала исключений ни для кого. Альбина могла себе это позволить: поток желающих попасть на прием к маститому психоаналитику не иссякал. Пациентов Тураева сама выбирала, и, надо отдать должное, за деньгами она не гналась. Критерием отбора служил интерес научный: чем сложнее у человека проблема, тем больше шансов у него попасть в число пациентов Тураевой. Светлана стала исключением из этого правила. Произошло это необъяснимо и неожиданно.

Конечно, вошла в кабинет она очень эффектно, но тестирование показало, что проблема Светланы с точки зрения психоаналитики не так уж сложна, чтобы терпеть ее опоздания. Однако Альбина не собиралась ее штрафовать. Более того, она всякий раз с нетерпением ее ожидала, в недрах сознания опасаясь: «А вдруг на этот раз не придет?»

Какие струны ее души были задеты Светланой, Альбина не знала, но чувствовала странную тягу к этой мятежной и сильной женщине. На первый взгляд вроде все ясно с этой Светланой. Личность, прозванная в народе стервой, а по-научному: невротик сценарного поведения, психологический вампир архетипа «принцесса на горошине».

Понятен и метод, которым Светлана убивала своих мужчин. Четыре способа получения любви, к которым прибегает невротическая личность: подкуп, взывание к жалости, призыв к справедливости, угрозы. Форма исполнения всевозможная: от истерик и уговоров до симуляций болезней и обмороков. Орудуя этими примитивными манипуляциями, Светлана получала любовь, но убивала своих мужей.

Все вроде просто, но невротики не понимают, что они живут по сценарию. У них не возникает желания изменить то, о чем они не подозревают, а Светлана явно хочет изменить не себя, а внешнюю форму своего поведения. Но внешнее за собой потянет и внутреннее, следовательно, неосознанно она хочет изменить сценарий своей жизни. Так не бывает! Невротизм сценарного типа неизлечим, поэтому остается лишь выяснить, каким невротиком она хочет стать: «Поющей сиреной»? «Золушкой»? «Помощницей»?

Но интересней всего, зачем ей понадобилось менять сценарий, который сделал ее победительницей?

Размышления Тураевой были прерваны явившейся наконец Светланой.

– Добрый день, я, кажется, опоздала, – без тени вины сказала она, элегантно усаживаясь на диван.

– Да, немного, – кивнула Альбина, – на каких-то тридцать минут.

– Надеюсь, от этого наш сеанс не станет короче? – уверенно осведомилась Светлана.

– Никоим образом, – улыбнулась Тураева и саркастично подумала: «Сущие пустяки, очередной пациент полчаса будет ждать вас в приемной».

Разумеется, ответственная Альбина этого допустить не могла, поэтому она зарезервировала за Светланой не час, а полтора часа. Таким образом, тяготы ожидания ложились только на психоаналитика, пациентов они не касались.

– Продолжим, – сказала Тураева, собираясь задать заготовленные вопросы, ответов на которые ждала с нетерпением.

Однако Светлана ее удивила.

– Опять будете спрашивать про мое детство? – взбунтовалась она. – Я уже много вам рассказала, но каким образом это поможет мне стать рядовой и обычной? От наших встреч пользы нет, зато у меня всякий раз остается гнетущее впечатление.

– Какое? – скрывая волнение, спросила Альбина. – Вы можете описать это впечатление?

– Конечно, могу.

И длинная пауза. Не дождавшись ответа, Тураева попросила:

– Опишите, пожалуйста, что вы чувствуете после сеансов психоанализа?

Одержав очередную победу, Светлана смягчилась и красочно описала:

– Вы берете пилу, медленно, с наслаждением спиливаете мне половину черепа, осторожно снимаете его и кладете на стол. Затем вы погружаете руки по локоть в мои мозги и копошитесь в них теми движениями, которыми наша кухарка месит фарш для котлет. А когда заканчивается оплаченное время, вы оставляете в покое мои мозги, тщательно вытираете руки салфетками с ароматом фиалок, водворяете на место срезанную половину черепа, поправляете мне прическу и радуетесь, что вид у меня такой же гламурный, как до входа в ваш кабинет. Все шито-крыто. Не придерешься, не подкопаешься. Извините, но как-то так, – заключила Светлана, с язвительным укором глядя на растерянную Тураеву.

В кабинете воцарилась тишина. Женщины по-разному переживали длинную паузу. Светлана торжествовала. Тураева призадумалась.

«Вот что с ней делать? – размышляла Альбина. – Выгнать? Дать красивый отпор? Дамочка издевается, и делает это со вкусом. И откуда она узнала, что я люблю салфетки с ароматом фиалок? Случайно угадала? В ее присутствии я ни разу не пользовалась своими салфетками. О боже, о чем это я? Дались мне эти салфетки. Она могла учуять запах, дело не в том. Как мне поступить? Даже если я игнорирую вызов и попытаюсь продолжить психоанализ, она не станет отвечать на вопросы».

Расставаться с пациенткой Тураева не хотела. Для того чтобы узнать, почему ей так дорога Светлана, Альбине пришлось бы обратиться к другому психоаналитику: самой найти ответ на этот вопрос не удастся – это она уже поняла. Но с другой стороны, Тураева не могла позволить глумиться над собой в собственном кабинете. С третьей стороны, существует профессиональная этика, не позволяющая вступать с пациентом в личные отношения. Как психоаналитик Альбина должна быть беспристрастна, но очень хотелось щелкнуть по носу эту наглую дамочку, а это уже месть, а месть – это уже отношения.

«Как же мне поступить? – гадала правильная Тураева, склонная к системности. – Я перестану себя уважать, если нарушу заповедь психоанализа. Отказаться от пациентки не могу. Что делать? А вот пусть она сама и решает, – нашла она выход, подумав, – предложу ей играть по ее же правилам. Пусть видит, к чему это приведет».

– Выходит, – нарушила молчание Альбина, – вы отказываетесь от психоанализа?

Светлана выразила недоумение:

– Странно, что вы так решили.

– Так решили вы, а не я. Психоанализ призван выявить тайную сторону вашей личности, ваше бессознательное, то, что вы сами о себе не знаете. Для этого существуют методы, которые ведут к желаемому результату эволюционным путем. Вы только что выразили протест против эволюции, вас томят воспоминания детства. Вы неосознанно жаждете революции. Мы можем пойти революционным путем и начать с конца, но вряд ли вас это устроит.

Светлана заверила:

– Устроит, если это ускорит процесс.

Тураева пожала плечами:

– Ускорит ли, я не знаю. Революция всегда эксперимент.

– Эксперименты – моя стихия, – тоном победителя сообщила Светлана.

– Что ж, – усмехнулась Альбина. – Приступим. Предупреждаю, может быть очень больно, но вы сами этого захотели.

– Давайте уже приступим!

– Давайте, – кивнула Альбина и выстрелила в пациентку вопросом: – Как умер ваш первый муж?

Светлана невозмутимо ответила:

– Красиво. Он всегда и все делал очень красиво.

Ответ Тураеву заинтриговал.

– Пожалуйста, расскажите об этом подробней, – попросила она, добавив: – Конечно, если это возможно.

– Возможно, – царственно согласилась Светлана и начала свой рассказ: – Наш брак был счастливым. Ничто не предвещало беды. Тот страшный день всех потряс. Это был его день рождения, его тридцатитрехлетие, которое он собирался красиво отпраздновать. Был арендован банкетный зал в дорогом ресторане. Максим, так звали моего первого мужа, попросил всех друзей сначала собраться в нашей квартире. Все поняли: он готовит сюрприз. Нарядные гости сидели в гостиной на диванах, когда из своего кабинета вышел Максим. В роскошном белом смокинге он был ослепительно красив, но внимание гостей приковал револьвер в его холеной руке. Огромный, сверкающий никелем револьвер. «Господа, – воскликнул Максим, – а не поиграть ли нам в русскую рулетку с одним патроном?» Пока гости растерянно переглядывались, Максим элегантным движением провел барабаном револьвера по безупречно белому рукаву. В напряженной тишине прозвучал звук вращающегося барабана. Максим приставил оружие ко лбу, лихо развернулся на пятке спиной к друзьям, и в тот же миг раздался оглушительный выстрел. Его мозги разлетелись по стенам, по мебели и по гостям – на белоснежном смокинге не было даже пятнышка. В нем мы его и похоронили. Вот такое странное самоубийство.

Тураева, покачав головой, задумчиво произнесла:

– Ошибаетесь. Это было убийство.

Глава 4
Изгнанница

После нескольких свиданий Людовик XV, поверив в любовь девушки, сделал Жанну-Антуанетту своей фавориткой и наградил титулом маркизы Помпадур.

Предательство отца Светлану потрясло и напугало. В одно мгновение разрушилась ее счастливая жизнь, полная радостных ожиданий. Вылетев из родного гнезда, девушка бежала по улице: слезы градом, в голове черные мысли, на сердце обида и паника. Душа разрывалась от боли. Светлана не замечала удивленных взглядов прохожих, не понимала, что плачет громко, навзрыд, подвывая и привлекая к себе внимание. Светлана пребывала в своем мире, в своем далеком от жизни пространстве, наполненном лишь ее неутешным горем.

К реальности Светлану вернул высокий и статный мужчина в дорогом элегантном костюме. Он вышел из «Бентли» и направился к дверям ресторана, тогда-то их траектории и пересеклись: на него налетела красивая девушка, заливающаяся слезами.

«Комок страданий», – подумал мужчина, принимая Светлану в объятия и таким образом останавливая ее стремительный бег.

Девушка очнулась, осознала, как выглядит со стороны, и смутилась.

– Простите, – не в силах бороться с текущими по щекам слезами, с досадой извинилась она.

– Чем вам помочь? – участливо поинтересовался мужчина, извлекая из кармана белоснежный носовой платок.

Он так нежно, по-отечески вытирал ее слезы, что Светлана опять разрыдалась. Ей нестерпимо стало жалко себя и маму.

– О-о, сколько слез! Что же мне с вами делать? – удрученно воскликнул мужчина и, кивнув на дверь ресторана, неожиданно предложил: – Давайте я десертом вас угощу.

Светлана испуганно отказалась:

– Спасибо, есть не хочу. Мне надо идти.

Она оттолкнула его и побежала. Мужчина растерянно крикнул ей вслед:

– Меня Максимом зовут!

Она даже не оглянулась.

«Зачем я это сказал?» – удивился себе мужчина и уже с плохим настроением вошел в ресторан.

А Светлана перестала плакать. Теперь она бесцельно брела по улице, размышляя: «Куда я иду?»

С изумлением она осознала: в их кругу не принято жаловаться, в их кругу одни победители, в их кругу поражение – это позор. В этом закрытом обществе не пожалеют, а отшатнутся, потому что больше всего боятся сплетен и репортеров. У всех друзей и знакомых Светланы есть свои скелеты, но спрятаны они не в шкафах, а в надежно запертых сейфах.

«И наш семейный скелет останется в сейфе, – решила Светлана, – а пойду я к подруге, но даже ей буду врать».

У нее было две подруги – Алиса и Ольга, обе старше Светланы. Окруженная толпами поклонников, Алиса жила таинственной и роскошной жизнью: рестораны, вернисажи, театры, лучшие курорты мира и пятизвездочные отели. Застать ее дома – большая удача.

Ольга была замужем. Муж ее успешно делал карьеру на посту заместителя префекта округа Москвы. Светлана не вникала в его деятельность, но знала, что Сергей отвечает за культуру и часто бывает за границей. Ольга не работала, развлекала себя благотворительностью и всегда сопровождала мужа в его командировках. Она была ответственной, домашней, надежной и очень доброй.

«Пойду к Ольге, – решила Светлана, – скажу ей, что поругалась с отцом из-за пустяков, но особо распространяться о ссоре не буду».

Подруга мгновенно разрушила ее планы. Увидев красные и припухшие от слез глаза, Ольга всплеснула руками:

– Что случилось?

Светлана держалась стоически. Она безразлично пожала плечами и даже выдавила улыбку, сказав:

– Ничего не случилось. Просто соскучилась и решила зайти в гости.

Из кабинета выглянул Сергей и подлил масла в огонь колким вопросом:

– А ничего, что на часах двенадцать ночи? Не поздновато ли для гостей?

Тут уж Светлана ничего поделать с собой не могла: слезы сами брызнули из ее глаз.

Ольга грозно взглянула на мужа:

– Дорогой, ты забыл, как сильно занят?

Сергей с виноватым видом юркнул в свой кабинет.

– Милый, сегодня ты там и поспишь, – крикнула ему вслед жена и пояснила: – Мы со Светиком оккупируем спальню, у твоих девочек появились секретики.

– Уже понял, – из-за закрытой двери обреченно откликнулся муж.

Ольга была настоящая леди – пример для подражания. Ее воспитание не позволяло лезть в душу к подруге, тиранить ее вопросами. Она обняла рыдающую Светлану и заплакала вместе с ней.

– Надеюсь, ничего непоправимого не случилось, – сквозь слезы приговаривала она, судорожно вздыхая.

Было очевидно, что Ольга напугана, томится в неведении и страдает. От нее исходили тепло, материнское беспокойство, растерянность и сердечность. Светлане стало стыдно за свой эгоизм. Она поняла, что именно Ольге можно все рассказать: все, как есть, тем более что на первых порах где-то придется жить. Возвращаться домой Светлана не собиралась.

Ольга вдумчиво выслушала рассказ и, правильно оценив ситуацию, поинтересовалась:

– А в сумке что у тебя? Надеюсь, ты все документы взяла? Ничего не забыла?

Светлана кивнула:

– Да, убегала в таком сумбуре, что прихватила лишь сумку, в которой храню документы. Ни денег, ни карточек, ни вещей у меня с собой нет. Нет даже щетки зубной. Даже пижамы.

– Это все купим. Сейчас главное не раскисать. Проблема серьезная и затяжная. Решать ее надо бы осторожно и поэтапно. Телефон не забыла?

– С телефоном не расстаюсь, но почему он не звонит? Неужели отец совсем не беспокоится за меня?

Ольга вздохнула:

– Котенок, не рви себе сердце, он беспокоится, но сообразил, что сейчас звонить бесполезно. Он твой характер знает, да и дров ты уже наломала. Он в панике и размышляет, что предпринять. Звонить твоим друзьям он не хочет, сама понимаешь, но на эмоциях может и позвонить. Разреши мне хотя бы ему сообщить, что ты ночуешь у нас. Сейчас главное не вынести сор из семьи.

– Сообщи, – согласилась Светлана. – Папуля винит себя и корит. Мне его уже жалко, – призналась она.

Ольга с надеждой спросила:

– Так, может, Сергей отвезет тебя домой? Поговоришь с отцом и помиришься, а потом вместе решите, как дальше жить.

Светлана схватилась за голову и заплакала:

– Нет! Я видеть его не могу! Он предатель! О чем я буду с ним говорить? Пойми, оказывается, он всегда меня предавал. Из-за него я потеряла связь с мамой. Он эгоист, думает лишь о себе. Теперь я понимаю, что он технично выгнал маму из дома, развелся с ней, освободил место для новой семьи. Теперь от меня избавляется.

– Котенок, это не так, – осторожно возразила Ольга. – Твой отец порядочный человек, он всего лишь запутался, по-мужски, как это с хорошими мужчинами и бывает. Плохие легко такие проблемы решают.

– Как?

– Живут себе спокойно во лжи, всех обманывают: и жен, и детей, и любовниц. А твой отец не хочет лгать.

– И поэтому у него дочь, которой четырнадцать лет! – ужаснулась Светлана. – Уж лучше бы он и дальше лгал, как лгал все эти годы. Все вокруг лгут. У всех есть любовницы, но жены и дети от этого не страдают. Мы бы с мамой думали, что у нас все прекрасно и были бы счастливы. Но отец не захотел страдать без своей уточки и любовницы! Он захотел жениться на дряни, которая строит свое счастье на моем горе! Отец выбрал свое удовольствие, наплевал на меня и на маму! Я передумала, запрещаю ему звонить! Это глупо! Ему на меня наплевать!

– Котенок, а если ты ошибаешься?

Светлана в отчаянии пальцами сжала виски.

– Милая, неужели ты не понимаешь? Он сейчас от меня избавляется! – убежденно сказала она.

Ольга подумала: «Похоже на то. Дождался совершеннолетия дочери и решил отправить ее за дверь. И так ему не терпелось, что затеял разговор прямо сегодня, в такой праздничный день. Однако ругаться с ним глупо. Он только обрадуется. Здесь потребуется дипломатия. Я заставлю его купить дочери квартиру и выделить деньги на ее содержание».

– Котенок, ты голодна? – ласково спросила она.

Светлана поморщилась:

– Мне сейчас не до еды.

– Тогда прими снотворное и ложись со мной спать, – посоветовала Ольга. – Утро вечера мудренее.

– А дальше что? Как я буду жить без денег, без дома?

– Котенок, доверься мне. Все наладится. На днях мы с Сергеем улетаем в Лондон. Возьмем и тебя. Это мой подарок тебе на твое совершеннолетие. Муж – по делам, а мы развлечемся. Через неделю вернемся. К тому времени страсти улягутся. Ты по-другому взглянешь на эту проблему. Согласна?

Светлана обняла подругу и прошептала:

– Согласна. Как хорошо, что ты есть у меня.

Через несколько дней подруги гуляли по Лондону, ловили на себе восхищенные взгляды мужчин, радостно щебетали, посещали музеи, театры. Иногда вечерами Сергей к ним присоединялся: дружной компанией ужинали в ресторане. Девчонки делились впечатлениями и хвастались покупками, он с умиротворенной улыбкой их слушал. Все было приятно и по-семейному мило. Путешествие отогрело Светлану. Вернулась в Москву она с оптимистичными мыслями. Ольга убедила подругу, что надо поехать домой и поговорить с отцом.

– Раз у него другая семья, он сам будет рад тебя отселить, – строила планы Ольга. – Отец с удовольствием купит тебе квартиру. От «Мерседеса» глупо отказываться. Это подарок. И не ругайся с ним, не упрекай. Будь хитрей. Ты лишь на втором курсе МГУ, тебе еще долго учиться. Кто тебя будет кормить, одевать? Конечно, отец! Поэтому будь с ним мягче, войди в его положение.

– Хорошо, – согласилась Светлана. – Буду хитрей и дипломатичней, войду в его положение, а заодно и все вещи свои заберу. Сергей мне с машиной поможет? У меня много вещей.

Ольга заверила:

– Конечно, поможет. Завтра как раз выходной, будет тебе машина с водителем, с утра к отцу и поедешь.

Так и сделали. Рано утром Светлана проснулась в приподнятом настроении. Она поняла, как сильно соскучилась по отцу и как рада их будущей встрече. Она тщательно причесалась, принарядилась, заготовила речь. Ольга советовала предварительно позвонить отцу: вдруг его дома не будет.

– Зачем? – удивилась Светлана. – У меня есть ключи от квартиры. Если отца не застану, дождусь его за делами. Мне же вещи еще паковать.

– Ах, ну да, – согласилась подруга. – Тогда не звони. Пусть будет ему сюрприз. Я уверена, он соскучился и расцелует тебя.

– Именно это я и предчувствую, – просияла Светлана.

Подъехав к дому, она ощутила радость и грусть. Вздохнула, подумав: «Все же родное гнездо. Вся моя жизнь здесь прошла, от песочницы до последнего школьного звонка. Но птенцы должны вылетать из гнезда. Ничего не поделаешь».

С этими мыслями она вошла в лифт, поднялась на свой этаж, хотела нажать на кнопку звонка, но лукаво подумала: «Если папуля дома, пусть удивится, услышав скрежет замка. Ох, какая я глупая, что убежала. Надо было понять его, он имеет право на счастье».

Вставив ключ в замочную скважину, Светлана сразу открыла дверь и порадовалась: «Закрыто на один замок, значит, папуля дома! Ураа!» Она решительно вошла в родную прихожую, втянула носом запах родного дома и ощутила себя счастливой. Дальнейшее произошло внезапно и неожиданно. Из столовой стремительно вышла высокая красивая женщина и грозно спросила:

– Какое право ты имеешь приходить сюда без звонка?

Пока Светлана растерянно хватала воздух губами, женщина подлетела к ней, вырвала из руки ключи от квартиры и начала выталкивать ее за дверь. Светлана пришла в себя и оказала женщине сопротивление. Та, увидев, что не справляется, крикнула:

– Доченька, да иди же сюда!

В прихожую влетела довольно упитанная девушка. Вдвоем они быстро вытолкали Светлану из ее же квартиры. Последнее, что она увидела, – это отражение в зеркале. Коварное зеркало выдало присутствие в доме отца. Он прятался в столовой, слышал, как гнали его любимую дочь, но не выходил и молчал. Светлана едва успела увидеть его глаза, полные беспомощности и боли, как дверь захлопнулась, едва не придавив ее пальцы. Она от досады стукнула в дверь ногой и крикнула:

– Вещи мои хоть отдайте!

Осознав бесполезность своего поведения, Светлана вошла в лифт, спустилась вниз и побрела к машине. Водитель спросил:

– А где вещи?

– Не будет вещей, – сказала Светлана и потеряла сознание.

Глава 5
Яблоко раздора

Маркиза Помпадур стала не просто фавориткой, но незаменимым другом и советчицей, оказывавшей сильнейшее влияние на монарха.

Сесиль очень ответственно подошла к материнству, а вот Генрих ее разочаровывал. Она весь день планировала серьезный разговор с мужем, но никак не думала, что разговор этот произойдет в их спальне под балдахином на бескрайней кровати в стиле барокко.

– Ах, Генри, ну Генри, погоди, не сейчас, – скрывая раздражение, просила Сесиль, уворачиваясь от поцелуев мужа.

– А когда же, когда? – пылко шептал он, страстно прижимая ее к себе.

– У меня не то настроение.

– Почему? Что случилось? – продолжая тискать жену, равнодушно поинтересовался Генрих.

– Нам надо поговорить о нашей проблеме, – неожиданно для себя выпалила Сесиль.

Он удивился:

– В постели?

– Да, в постели, а почему бы и нет?

Генрих нехотя разомкнул объятья, огорчился, откинулся на подушку и холодно осведомился:

– И о чем же мы будем говорить?

– Как о чем? – изумилась Сесиль. – Об Алисе, конечно, о ее воспитании, о наших дальнейших действиях. Я хочу знать твое мнение.

– Мое мнение? Вот прямо сейчас?

– Ну да, я хочу знать, что ты обо всем этом думаешь.

– Дорогая, о чем «этом»?

Сесиль не смогла сдержать нарастающего раздражения и со слезами воскликнула:

– Ах, Генри, пожалуйста, не зли меня! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Доферти поразился:

– Даже слезы? Все так серьезно, а я не в курсе. Дорогая, прости, но я абсолютно ничего не понимаю. Уже двенадцать ночи, завтра у меня три важные деловые встречи, – он досадливо поморщился, – одна из них, между прочим, с этим чванливым шейхом, от инвестиций которого зависит будущее моего проекта и нашей компании.

– У тебя постоянно проекты и встречи, – упрекнула мужа Сесиль.

Генрих возмущенно взглянул на жену:

– Я виноват в том, что наша семья процветает? Это новость! Я думал, ты меня понимаешь.

Он покинул кровать, набросил на себя домашний халат, туго подвязал его поясом, расшитым золотом, включил свет и подошел к зеркальному бару.

– Что происходит? – спросил Доферти, наливая в бокал из горного хрусталя дорогой бурбон. – Почему я сегодня натыкаюсь на серьезные разговоры как раз в тот момент, когда нуждаюсь в нежности и любви? Ты никогда так себя не вела.

Он поставил бокал на каминную доску, вознес руки к помпезной люстре и с обидой воскликнул:

– Господи, о чем это я?! Ты была грубой и злой! Догадываюсь, что в этом виновата Алиса.

Сесиль нахмурилась и возразила:

– В этом ты виноват, дорогой.

– Выходит, я правильно понял причину твоего необычного холода, – удовлетворенно отметил Доферти и сообщил: – Знай я, что ребенок так сильно изменит нашу счастливую жизнь, никогда бы не поддался на твои уговоры.

Сесиль ударила кулачком по подушке и воскликнула:

– Генри, я тебя не узнаю! Где мой добрый и все понимающий Генри? При чем здесь ребенок?

– А разве не о нем пойдет речь? – окончательно рассердился Доферти и заключил: – Алиса всего один день в нашем доме, а ты уже и видеть меня не желаешь! Мои ласки тебя раздражают!

– Глупости. С чего ты взял? – растерялась Сесиль.

Генрих хорошо изучил жену, а потому пошел в наступление.

– Я не виноват, что люблю все красивое, – начал он свой монолог. – Я всю жизнь окружал себя только красивыми дорогими вещами. В нашем доме красивые даже горничные, кухарки, водители и садовники, ты же поселила в мой мир совершенства такое уродство, что меня в дрожь бросает и волосы дыбом. А теперь ты еще разрушаешь гармонию нашей любви. Ты требуешь от меня невозможного, но я, превозмогая себя, стараюсь тебя ублажить. Ради тебя я сегодня общался с Алисой, даже шутил. Ради тебя я смирился и готов не замечать ее безобразную внешность, а где благодарность? Весь день ты придиралась и дулась. За обедом одергивала меня после каждого слова, весь вечер я находился под твоим неусыпным вниманием и, конечно же, все делал не так. А когда я отказался пойти с тобой в детскую, ты расплакалась и убежала. А я не пошел потому, что знал: ты заставишь меня целовать перед сном ребенка, как это делают любящие отцы. Но я не люблю Алису! И никогда ее не полюблю!

Сесиль слушала мужа и каменела. В конце речи она уронила голову на подушку и разрыдалась.

– Зачем же ты позволил ее забрать из монастыря? – всхлипывая и подвывая, спросила она.

Генрих смягчился. Он присел на кровать и, погладив жену по золотистым кудряшкам, нежно сказал:

– Дорогая, все не так ужасно, как ты представляешь. Зато я безмерно люблю тебя, а потому не хотел огорчать свою крошку и согласился, но теперь понимаю, что переоценил свои силы. И дело как раз не в Алисе, дело в тебе. Я хотел ребенка, но даже представить не мог, что буду вынужден так ему угождать, а главное, что это будет так сложно. Если верить твоей реакции, то любое мое слово может испортить Алисе всю жизнь. Ты так увлеклась этой девочкой, что я почувствовал себя брошенным и нелюбимым. Ты весь день меня только ругала, щипала и всем видом показывала, как я тебя раздражаю. У меня все внутри обрывается, когда ты сердишься на меня. Это невыносимо. И хуже всего то, что я понял: теперь так будет всегда.

– Какой ужас! – еще горше разрыдалась Сесиль, обвивая шею мужа руками. – Прости меня, мой сладенький, мой родной, мой любимый! Я глупая! Даже не понимала, что делаю тебе больно, а ты терпел и молчал! О-о-о, какая я сегодня плохая, – поливая Генри слезами, простонала она. – Я сердилась лишь потому, что ты плохо скрывал неприязнь к малышке. У тебя на лице отражалась брезгливость. Милый, я теперь все поняла, я хочу это исправить.

Доферти насторожился. «Кажется, я пережал», – подумал он и спросил:

– Каким образом ты собираешься это исправить?

– Завтра же мы с Алисой переедем в дом для гостей, – с гордостью сообщила Сесиль. – Ты будешь видеть ребенка только по праздникам. Все равно ты весь день на работе, а ночью я уложу спать Алису и прибегу в нашу спальню к тебе под бочок.

Генрих задумался, прокрутил в голове перспективы подобной жизни. Они ему не понравились.

– Если я редко бываю дома днем, зачем вам из него переезжать? – задал он логичный вопрос и решительно постановил: – Никаких переездов. Обещаю скрывать негатив к Алисе. Более того, если ты не будешь меня заставлять целовать ребенка, возможно, негатив и пройдет. В остальном я буду хорошим отцом. Игрушки, развлекательные прогулки и праздники гарантирую. Ради тебя я готов на все.

Сесиль обняла мужа и нежно произнесла:

– Милый, ты такой замечательный у меня. Обожаю тебя. Иди ко мне. Быстро. Прямо сейчас.

Засыпая, Генрих отметил, что после их неприятного разговора секс заиграл новыми красками.

«Такой страстной Сесиль еще никогда не была, – подумал он и удовлетворенно решил: – Если на нее так Алиса влияет, то пусть у нас и живет этот урод».