Электронная библиотека » Татьяна Окоменюк » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Жизнь забугорная"


  • Текст добавлен: 10 апреля 2023, 20:01


Автор книги: Татьяна Окоменюк


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Они являлись к нам по одному и целыми делегациями. Жаловались, что Ирка под утро очень громко стучит по ступенькам своими каблуками, а по ночам шумно спускает воду в унитазе. Что мы, принимая душ после десяти вечера, нарушаем их сон. Что стены в доме очень тонкие, и соседей раздражает ночной гул моего компьютера, не говоря уже о телевизоре, работающем у нас до двенадцати ночи. Телевизор, по их мнению, должен находиться исключительно в гостиной, а не в спальне. Кроме того, я очень громко храплю и из-за этого фрау Цапф, живущая через стенку от нас, до утра не может уснуть.

Я понимал, что идеальный сосед – это тот, кто шумит в одно время с тобой, но до меня не доходило, почему этот дом престарелых дружно укладывается в постель уже в девять вечера, ведь никому же из них не идти утром на работу.

Дальше – больше. Стоило шаркнуть по паркету стулом, нам тут же стучали в батарею. Стоило в дневное время вбить в стену гвоздь, на пороге уже стояли недовольные. Соседи постоянно учили нас жить: то постиранное бельё Элка вывешивает на верёвке не симметрично, что очень утомляет их глаз, то зуммер нашего телефона неприятен и будит уже начавших почивать стариков, то Ирка громко смеётся, то сквернословит в подъезде. Стал разбираться с последней жалобой – оказалось, она произнесла слово «дерьмо», разговаривая с подругой по мобильнику.

В общем, достали они нас до спинного мозга. А после того, как Элка посоветовала соседям принимать на ночь снотворное или переселяться в дом престарелых, они составили коллективную жалобу, и из жилищного управления нам пришло письмо с предупреждением. Оказывается, мы регулярно терроризируем весь дом, не желая придерживаться норм, предписанных в арендном договоре.

Долго так продолжаться не могло. У одной из противоборствующих сторон должны были сдать нервы. Сдали они у нас. Элка уже боялась выходить из квартиры и ежедневно ревела. Ирка, наоборот, выходила часто, громко хлопая входной дверью. При встрече с очередной старухой Шапокляк окатывала ту презрительным взглядом и по-русски посылала её по всем известному адресу деловой удачи. Истинные арийцы тут же отреагировали, приклеив рядом с нашей дверью плакат: «Иностранцы, – прочь!».

Терпение наше лопнуло, и мы стали искать другую квартиру. Теперь уже в русско-турецком квартале, где аборигенов не должно было быть по определению. Через полгода мы уже жили в девятиэтажке одного из самых маргинальных районов города. Сбылась мечта идиотов!

То, что выбор этого района был ошибкой, мы поняли сразу. Уже во время переезда пропали некоторые из вещей, которые мы выгрузили из машины и ещё не успели занести в квартиру. По двору шныряли стада шкодливых детишек. Они переворачивали контейнеры с мусором, дрались, забрасывали на балконы жильцов петарды. Покоя в этом исписанном граффити доме не было ни днём, ни ночью.

Как говаривал когда-то товарищ Сухов из «Белого солнца пустыни», люди тут подобрались душевные, можно сказать, с огоньком. Постоянные гулянки земляков обычно заканчивались громкой руганью, битьём посуды и крушением мебели. Потом наступало короткое перемирие, и после часа ночи возобновлялись пляски до утра. Громкость сопровождавшей их музыки была такой же, как и на дискотеке.

На следующий день начинался ремонт поломанной мебели. Грохот молотков стоял, как в кузнечном цеху. На работу в нашем доме не ходил никто. Все сидели на социале. На полученные от государства деньги соседи с утра затаривались спиртным, а уже под вечер являлись к нам с просьбой дать взаймы.

Мы уже начали привыкать к тому, что к нам в дверь с утра до вечера звонят соседские дети, забывшие или потерявшие ключ от подъезда. Что никто ни с кем не здоровается. Что цветов нигде нет и в помине. Вместо них – стеклотара и мешки с мусором. Что почтовые ящики раскурочены и пресса разворовывается. Что мусорные контейнеры постоянно переполнены и повсюду валяются огрызки, окурки, газеты. Что детская площадка во дворе загажена, и там вместо песка – битое стекло. Что из окон верхних этажей вниз летят огрызки, окурки, картофельные очистки. Но привыкнуть к регулярным визитам полиции, являющейся на беседу в восемь утра, не могли никак.

Однажды сонная Элка разозлилась и попросила стража порядка оставить нас в покое, и снимать показания об очередном инциденте с бабок, целый день сплетничающих на лавочке с полными карманами семечек. Сказала, что мы живём в правовом государстве и имеем право на личный отдых. И единственная возможность отоспаться в этом дурдоме – дообеденное время.

Порядкоблюститель нисколько не смутился. Сообщил, что общение с полицией является нашим гражданским долгом, тем более что остальные жильцы нашего подъезда немецкого не понимают. Переводчиков же в это гетто каждый раз не натаскаешься. Что до гражданских прав, то в нашем районе Германия отсутствует. Это – кусочек России. В общем, мы снова «попали».

А вскоре Ирка съехала от нас к своему бойфренду. Мы с Элкой, конечно, были против этого сожительства, но кто бы там к нам прислушивался. В конце концов, она совершеннолетняя, через год станет помощницей зубного врача, да и Джованни её – с машиной, двухкомнатной квартирой и работой. Работа, правда, ещё та – официант в ресторане у своего дяди, но в Германии любой труд почётен. Опять же, при продуктах – и поедят там, и с собой возьмут.

Остались мы с Элкой одни, и отношения наши разладились окончательно. Мы уже с трудом выносили друг друга. Каждая новая неприятность вызывала агрессию в адрес партнёра. Через какое-то время супруга стала по вечерам куда-то отлучаться, приходила возбуждённая, не совсем трезвая, с запахом терпкого мужского одеколона. Убирать в доме и готовить совсем перестала. Закрывалась в Иркиной комнате и посылала своему хахалю бесконечные смс-ки. Короче, нашла себя.

Я же по-прежнему был в поиске. Мне тоже хотелось чего-то нового, свежего, светлого… Но, как советует анекдот: «Мечтаешь о чём-то большом и чистом? Помой слона!». Слона у меня не было. Не было и работы. Любви тоже не было. Друзьями как-то не обзавёлся. А ещё страшно душила ностальгия. Домой тянуло – не передать словами.

Там – родственники и друзья с их кухонными посиделками за полночь, охотой, рыбалкой, футболом. Умопомрачительные запахи родной природы, лес с грибами по самое колено, водоёмы с рыбищей такого размера, что заходить в воду без трусов просто опасно. Там растут необычной красоты канны. Таких цветов, как в Новокузнецке, нет больше нигде. Там – понятный красивый язык. В конце концов, там – собственная квартира. А что у меня в Германии? Да ничего, кроме подержанного «Фольксвагена». В Дойчландии я хорошо усвоил, что шикарная машина не может служить показателем того, сколько у тебя денег, но может указывать на то, сколько ты ещё должен. Слава Богу, я никому ничего не задолжал. Значит, якорей у меня на чужбине нет. Можно возвращаться в Новокузнецк.

Отправил я Элке с Иркой смс-ки со своим решением, тайно надеясь, что они будут меня отговаривать. Но нет. Дочь ответила: «Передавай привет родственникам!», супруга: «Попутного ветра в горбатую спину!». Сел я в свой «Фольксваген» и – «в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов!».

Подъезжая к Новокузнецку, страшно разволновался. Шутка ли: три года не был в родных краях. Не переставая, крутил по сторонам головой. Всё вокруг было знакомо и вместе с тем незнакомо. Выросли жилые кварталы. Обновились павильончики на автобусных остановках. Улицы стали намного уже, изменились и обветшали дома. А вот проспекты, наоборот, приобрели более современный вид. Появилось большое количество разнообразных киосков, рекламных щитов и растяжек. Одна из них гласила: «Мы победили в областном конкурсе на звание самого чистого города. С победой, новокузнечане!».

Я притормозил у парка Гагарина. Пошёл проведать роднички, с которыми дружил с юности. Вокруг кипела жизнь. Мелкие горожане с визгом катались на каруселях. Старушки с вязанием и мамочки с колясками сидели в густой тени деревьев, молодёжь купалась в фонтане и любовалась городом с высоты чёртова колеса.

Как же я соскучился по этим «советским» лицам, по этим высоченным каблукам и коротеньким юбчонкам. Даже по раздающемуся из-за кустов мату, которым контролёрша костерила пацанов, пытавшихся без билета проникнуть на подведомственную ей территорию.

Господи, наконец-то я дома! Всё родное до боли, какое блаженство! Не надо задумываться, правильно ли ты поставил глагол в плюсквамперфекте, назначать «термин», чтоб встретиться с приятелем, вывешивать в подъезде объявление, предупреждающее соседей о желании отпраздновать свой день рождения, шарахаться от почтового ящика, забитого письмами из социального ведомства. Можно среди ночи явиться к соседу и до утра философствовать с ним о смысле жизни под самогоночку с квашеной бочковой капусткой. Разве это не счастье?

А вот и мои роднички! Они узнали меня, стали посылать солнечных зайчиков, весело журчать, рассказывая последние новости. Из каждого из них я испил воды и почувствовал, как душа очищается от накипи и грязи, которой обросла за годы иммиграции.

Затем я поехал на Театральную площадь, с которой у меня связано много воспоминаний. Заглянул в водную гладь нашего знаменитого фонтана. Отражение было ясным и чистым. Славно! Значит, я целый год не буду плакать. Сияя от счастья, отправился к брату. Вот сюрприз-то для него будет!

Витька мне страшно обрадовался. Уговорил не беспокоить квартирантов. Кто знает, вдруг я передумаю оставаться на родине и что тогда – новых искать? Тем более, его Натаха с детьми как раз отдыхала на Чёрном море, и мальчишник был как нельзя кстати.

Две недели не проходила эйфория от встреч с приятелями, выпивок, шашлыков, вылазок на природу. Получив от квартирантов очередную порцию денег, я чувствовал себя ухарем-купцом. Водил друзей в рестораны, накрывал «поляны» на пикниках, парился в саунах, посещал ночные клубы. Когда финансы потихоньку иссякли, стал обращать внимание на цены, мало чем отличавшиеся от германских, и жировать прекратил.

Купил у бабки на остановке полведра жареных семечек, в соседнем гастрономе «Килек в томате», «Икры кабачковой», «Бородинского» хлеба, кваску «Застольного», халвы и с жадностью набросился на этот набор, который Витька обозвал «Тоской эмигранта».

– Что, братан, достала тебя Германия? – похлопал он меня по плечу.

– Не то слово. Там даже мухи от тоски дохнут!

– Мне бы твои заботы, – покачал он лысеющей головой. – У нас тут – проблема на проблеме и проблемой погоняет. Всё, как в том анекдоте: «Если у тебя прекрасная жена, офигительная любовница, крутая тачка, нет неприятностей с властями и налоговыми службами, а когда ты выходишь на улицу, светит солнце и прохожие тебе улыбаются, скажи НЕТ наркотикам!».

– Хорош нагнетать, – вырвалось у меня. – Был я сегодня в центре: влюбленные целуются, бабы рожают – колясок столько, аж в глазах рябит. Машин в городе – до фига и больше, припарковаться негде. Растет благосостояние трудящихся.

– Погоди маленько, – махнул рукой братан, – мы к этому вопросу через месячишко вернёмся. Ты пока ещё не в теме. Но, надеюсь, заметил, что лифт у нас не работает. Кстати, полгода уже. Воды горячей – это ты зафиксировал – тоже нет. Второй месяц идет профилактический ремонт канализационных труб. Живём под девизом: «Пусть моется тот, кому лень чесаться!». Цены наши ты видел, их можно не комментировать.

Насчёт чувства защищённости ты на рынке всё понял. Хорошо, что крупные деньги дома остались, а то бы полтинником ты не отделался. Нельзя у нас расслабляться. Нужно всё время быть начеку.

Я недовольно сопел, но возразить мне было нечего.

– Теперь поговорим о Германии, – закурил братан. – У вас любой работающий человек ездит на своём автомобиле. В местах скопления нетрезвых людей отсутствует агрессивность. В любое время суток можно безбоязненно гулять по улицам. Техническая помощь заглохшему автомобилю прибывает в течение…

– … получаса, – подсказал я.

– … а «Скорая помощь»…

– … десяти минут.

– Пенсионеры могут себе позволить поужинать в ресторане и отдохнуть на Канарах. Ты, ни дня не проработав, имеешь крышу над головой, обстановку в квартире, харчи в холодильнике, «Фольксваген» и возможность приехать ко мне в гости за тридевять земель. И после этого ты хочешь здесь остаться?

Витька как в воду глядел. Вскоре меня стало бесить в родном городе буквально всё: жуткий сервис, хамство обслуживающего персонала, опаздывающий транспорт, грязные дороги, немытые машины, корявый потрескавшийся асфальт. Скверы, усеянные окурками и прочим мусором. А ещё хвастаются, что конкурс по чистоте выиграли! Трудно представить, что творится у проигравших.

Меня раздражали бомжи на вокзале и попрошайки в подземных переходах. Общественные туалеты, куда нельзя войти без противогаза. Вонючие «кошачьи» парадные. Донельзя загрязнённый воздух, от которого с непривычки я стал задыхаться. Знакомые из экологической службы по секрету поведали, что атмосфера города насыщена формальдегидом, бензопиреном, диоксидом азота и фтористым водородом, а по количеству выбросов твёрдых веществ в атмосферу Новокузнецк лидирует среди городов бывшего СССР.

Стало тошно и страшно. Захотелось немедленно оказаться дома, в Германии, подальше от бардака, неразберихи, безалаберности и нездоровья. Вот и пойми после этого загадочную русскую душу. Неужели мне, как тому «Летучему голландцу», всю жизнь суждено призраком носиться из одной страны в другую, нигде не находя покоя?

В любом случае, от ностальгии я излечился по ускоренному курсу. Пора было возвращаться: разводиться с Элкой, искать отдельную квартиру в «немецком» квартале, соглашаться на любую работу, «добивать» язык. В конце концов, для русского человека нет непреодолимых трудностей. Есть трудности, которые ему лень преодолевать.

Поездка моя оказалась очень полезной. Я чётко понял, что за время моего отсутствия на родине многое изменилось. И приезд туда является уже не возвращением домой, а ещё одной иммиграцией. Не слишком ли много для одной жизни?

Как только я пересёк границу Германии, сразу же почувствовал себя комфортно, защищённо, расслабленно. «Gott sei Dank![2]2
  Слава Богу!


[Закрыть]
– мысленно произнес я на недавно ещё ненавистном немецком. – Endlich zu Hause[3]3
  Наконец-то я дома.


[Закрыть]
!».

Одна коза…

Бальзак утверждал, что женщина начинает стареть в двадцать три года. Ольге было почти тридцать. Для Германии это, конечно, не возраст: здесь и сорокалетние себя молодыми считают и, вместо привычного для российского уха «уже» оптимистично произносят «ещё». Однако крабик паники медленно, но уверенно вползал в душу молодой дамы, царапая её своими колючими клешнями.

Старая дева… Жуткое словосочетание. На родине это клеймо ей припечатали бы ещё лет пять назад. В Германии же народ деликатный, чужой личной жизнью не озабоченный, и Ольгиной в том числе.

Разве только её начальнице, Софии Шварц – тёте Соне – не давало покоя одиночество девушки. Было фрау Шварц слегка за шестьдесят, и она в шутку называла себя дамой непреклонного возраста. Зацепленная своим родственным кустом, женщина попала в Германию с первой переселенческой волной и по-русски уже говорила с лёгким немецким акцентом. Тем не менее, годы, проведённые вдали от «доисторической» родины, не повлияли на её словарный запас, позавидовать которому могли бы даже некоторые члены Российской Думы.

Кадры свои шефиня подбирала по национальному признаку: работали у неё исключительно иммигранты и переселенцы из бывшего СНГ. Коренных жителей страны фрау Шварц на работу не брала. Дискриминацию эту объясняла следующим образом: «Они – ребята дисциплинированные, беспроблемные, но… с другой планеты. Руководить же инопланетянами я просто не умею».

К тёте Соне Ольгу привела регистраторша Марина, партнёрша девушки по вылазкам на «дискач». Именно там и произошёл казус, о котором Маринка, давясь от смеха, рассказала на работе.

Ольга понравилась одному молодому турку. Тот подарил девушке розу, купленную у назойливого цветочника, угостил её шампанским, а под конец прошептал ей на ушко: «Ich habe dich gerne!». Марина заговорщически подмигнула подруге, но та вдруг отвесила турку пощёчину и ринулась к выходу, сбивая с ног посетителей заведения. Маринка бросилась за ней.

Захлёбывалась в рыданиях, девушка причитала:

– Какое право он имеет меня оскорблять? Если я русская, значит, мне можно делать непристойные предложения? Неужели я похожа на проститутку?

Марина сделала квадратные глаза.

– Что ты несёшь?

– Он мне сказал: «Я тебя охотно поимею». Со своими, в платки закутанными, они себе такого не позволяют! – продолжала рыдать Ольга.

– Да, мать, без языка в чужой стране, что без порток на королевском приёме, – расхохоталась Марина. – Парень комплимент тебе сделал. Сказал, что ты ему нравишься. Пора тебе, девка, на языковые курсы. Учиться, учиться и ещё раз учиться, так как классной работы нам, чужакам, здесь всё равно не найти.

Тётя Соня восприняла эту историю на удивление серьёзно и велела Марине привести Ольгу к ней. Так девушка стала сначала уборщицей, затем получила место ученицы и, наконец, стала работать ассистенткой cпециалиста по лечебной гимнастике или «больной гимнасткой», как шутливо перевёл на русский её профессию массажист Петер Бах.

Огромный близорукий сорокалетний холостяк, циник и мачо вышучивал на работе всех и вся. Ежеутренне он препирался с фрау Шварц по самым различным поводам. Без этих словесных разминок не начинался ни один рабочий день.

Специалистом Петер был классным. Именно поэтому тётя Соня терпела дурной нрав Баха и его чёрный юмор. Благо, шутил массажист только по-русски. Это избавляло немецкоязычных пациентов от паники по поводу таких перлов, как: «Будем лечить, или пусть живёт?», «Иных уж нет, других долечим», «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается», «Массажист – это мужчина, который получает деньги за то, за что другой получил бы по морде».

Сегодня Бах был особенно не в духе. Больничные кассы задерживали выплату, а его финансы уже громко пели романсы. Вместо традиционного: «Гутен таг, если он, конечно, будет таковым, в чём лично я очень сомневаюсь», Петер прохрипел загробным голосом: «Что-то у меня со зрением плохо – денег не вижу!».

– Носорог тоже плохо видит, но при его весе – это уже не его проблемы, – философски заметила тётя Соня.

– Хорошо же начинается рабочий денёчек, – вздохнул Бах, протирая стёкла своих очков.

– Съешь с утра живую жабу и ничего худшего в этот день с тобой уже не случится.

Иглотерапевт Нюра уже рыдала от смеха за ширмой, разделявшей отсеки помещения.

– Умоляю вас, прекратите, у меня сейчас швы послеоперационные разойдутся!

– Молчи, штрейкбрехерша, когда рабочий класс свои кровные у мироедов выколачивает, – гаркнул массажист в сторону ширмы, продолжая перепалку. – Так когда на моём жироконто жир появится, фрау работодательница?

– Петька, не раздражай источник финансирования, – пробасила та, – пациенты вон уже сползаются. Олюшка, обрати внимание на господина в джинсовой кепке: холост, при деньгах, имеется собственная похоронная фирма, ищет жену-славянку.

– Детка, послушай дядю Петера, – вклинился Бах. – У этого ветерана Сталинградской битвы давно закончился срок годности. Так что сиделка со специальным образованием ему действительно нужна.

– Ша, медуза! – рявкнула тётя Соня в сторону Баха и, растянув губы в приветливой улыбке, поприветствовала входящего мужчину. – Доброе утро, господин Фриш! Как вы себя чувствуете?

– Уже лучше, – прохрипел «завидный жених» нижними регистрами глотки.

Ольга бросилась за фанго-компрессом. Укладывая его на спину пациенту, механически зафиксировала дряблую кожу в веснушках, которые Петер именовал трупными пятнами, противную висячую бородавку на шее и отросшую седину окрашенных в чёрный цвет волос.

Вошёл Бах и, растирая руки пахнущим камфарой кремом, пропел, имитируя бас Шаляпина:

 
Пусть хромой и пусть горбатый,
Но на еврики богатый.
 

Прыснув от смеха, девушка помчалась к следующему пациенту. День выдался беспокойный.

В обеденный перерыв все собрались чаёвничать. Племянница шефини Нюра достала из пакета пироги с маком и, как обычно, разложила их на муляже, изображающем грудную клетку. Петер первым потянулся к лакомству и тут же получил от Нюры по рукам.

– Куда клешни тянешь, вегетарианец, в сдобу яйца входят! Тебе можно только чай без сахара, ты уже поперёк себя шире.

– При его весе, Нюрочка, похудеть на пару кэгэ – всё равно, что получить скидку на пять евро от стоимости «Мерседеса», – ехидничала тётя Соня. – Ешь, сынок, хорошего человека должно быть много. А там, глядишь, раздобреешь, поумнеешь и женишься.

– Типун вам на язык, – отмахнулся Бах. – Хорошее дело браком не назовут – вы, бабы, такие неверные.

– Чтобы женщина была морально устойчива, – заметила Маринка, – она должна быть материально обеспечена. Сие должно быть высечено в граните.

Петер открыл рот, но возразить не успел: в дверь постучали.

– Войдите! – заорали все хором.

В помещение вошла смуглая женщина: не то турчанка, не то иранка, и на жутком немецком предложила присутствующим погадать.

– Не стоит, – скривилась физиотерапевт Фаина, – не верим мы в эту ерунду.

Бах поднялся, чтобы выставить за дверь непрошеную гостью, но Ольга вдруг возжелала узнать свою судьбу.

Гадалка прошла за ширму, села на массажную кушетку, разложила перед собой карты. С минуту она молчала, потом объявила:

– Ждёт тебя, милая, дальняя дорога. А в дороге той – король крестовый. Будет у тебя там: море тёплое, море шампанского и море любовных утех.

– Неплохо бы, – хмыкнула та, доставая из кошелька десять евро.

– Глупости всё это, – резюмировала Марина после ухода гадалки. – Нечего в поисках мужика по курортам шастать. Если надо, судьба и на печи найдёт.

– Не скажи, детка, – возразила шефиня. – Судьба – это крупье. Она раздаёт карты, а дальше играй сам. И впрямь, поезжай-ка, Олюшка, в отпуск. А ты, Нюр, позвони в экскурсбюро, узнай, на какие тёплые моря у них путёвки имеются.

Вскоре информация была получена:

– Майорка, две недели, выезд послезавтра. Подходит?

Ольга растерянно взглянула на шефиню.

– Подходит. Заказывай, – решила за неё фрау Шварц. – С финансами не тушуйся – подмогну.

На следующий день, в конце смены, устроили Ольге проводы. Петер достал из холодильника запотевшую бутылку «Кагора», разлил её содержимое по кофейным чашкам.

– Не нарвись там, Олюха, на социальщика, – со знанием дела предостерегла отпускницу Фаина. – Нищих гениев нам на родине хватило по ноздри и выше. Стихи самопальные, завывания под гитару, скульптуры из мокрого песка – это всё надстройка. Тебе же нужен базис. Жмотов отбраковывай сразу.

– Верно, – поддержала её Марина. – Раздевать женщину должен тот, кто её одевает.

– И не таскай там эти говнодавы, – потребовала тётя Соня, указывая на Ольгины сандалии. – Плоские растоптанные туфли без каблука хорошо сочетаются с лысыми невысокими мужиками.

– За мужиков! – подняла свою чашечку шефиня. – Hе так хорошо с ними, как плохо без них!

* * *

Майорка поразила Ольгу живописной природой, райским климатом и невероятным количеством немецких туристов. Первые дни она вообще ходила с открытым ртом, удивляясь всему подряд: странным двухэтажным именам, загоранию в полуголом виде, невероятному количеству татуировок на телах отпускников. Тому, что внуки называют дедушек и бабушек по именам, а часто вообще оказываются не внуками, а детьми пожилых родителей. Отсутствию комплексов по отношению к своим безобразным тушам, втиснутым в узенькие бикини, пирсингу в самых неподходящих местах, раскованности курортных нравов. Девушка чувствовала себя Алисой в стране чудес.

Когда в очередной раз она открыла рот, увидев, как совершенно лысая девица в десантных ботинках взасос целует аппетитную полуголую блондинку, рядом с ней кто-то рассмеялся.

– Тургеневская девушка, попавшая в Содом и Гоморру. Картина маслом, – произнёс красавец-брюнет в солнцезащитных очках и джинсовой кепке.

– Как вы узнали, что я – русская? – удивилась Ольга.

– Дедукция. Место твоего рождения написано у тебя на лбу крупными буквами. Давай дружить.

Улыбка парня подействовала на девушку, как кипяток на кусочек сахара, и она с радостью приняла предложение нового знакомого.

Жил красавчик в её гостинице. О себе рассказал немного: живёт в Германии, здесь находится в командировке – снимает рекламные ролики для туристических фирм.

Ольга влюбилась в него с первого взгляда. По её мнению, у Макса не было недостатков – одни достоинства: остроумен, находчив, галантен, щедр…

Парень дарил ей причудливые цветы, катал на катере, возил на экскурсии в Барселону и Сарагосу, снимал на фоне экзотических кружев дворцов и мечетей, читал наизусть Хайяма и Бодлера…

В вечерних сумерках влюблённые гуляли по набережной, в отель возвращались за полночь и до самого утра предавались любовным утехам.

Впервые в жизни Ольга почувствовала себя бесконечно счастливой. Рядом с Максом она испытывала абсолютную уверенность в том, что он и есть та самая половинка, с которой, по древнегреческой легенде, её когда-то разлучила судьба. Предсказание гадалки сбылось в точности: она купалась в море цветов, море шампанского и море, любви…

Единственное, что огорчало девушку, – пассивность любимого. Он не строил планов на будущее, избегал темы продолжения их отношений в Германии, не интересовался её адресом и телефоном, а ведь до отъезда оставалось всего ничего.

Ольга боялась форсировать события. «Вдруг ему осталось совсем чуть-чуть, чтобы созреть до серьёзного решения, – рассуждала она. – Нужно просто продлить моё пребывание здесь».

Приняв решение, девушка спустилась в холл и направилась к кабинкам телефонов-автоматов. Сейчас она поделится с тётей Соней свалившимся на неё счастьем и выпросит у неё дополнительную недельку отпуска за свой счёт.

Девушка вставила телефонную карточку в щель аппарата, набрала знакомый номер и вдруг услышала голос Макса из соседней кабинки:

– Придётся задержаться на сутки-другие – постельные сцены вышли хреново… Скорее всего, освещение… Этой романтичной идиотке только при свечах подавай. При дневном свете её, видишь ли, клинит… Да коза одна, из наших… Не кипятись, пересниму тебе сегодня весь порно-ролик. Бабки готовь…

В это время в трубке раздался щелчок, и Ольга услышала звонкий голос Маринки:

– Физиотерапевтическая практика Софии Шварц. Чем могу вам помочь?

Ольга молчала.

– Кто там, Мариша? – раздался зычный бас тёти Сони. – Небось, земляки наши безъязыкие менжуются. Дай-ка мне трубочку.

Слёзы застлали девушке глаза, в голове у неё зашумело, и она стала медленно сползать по стене кабинки.

– Алло! Говорите же, наконец! Кто это? – настаивала на контакте фрау Шварц.

С трудом разлепив побелевшие губы, Ольга прошептала:

– Одна коза…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации