Текст книги "Зеркало с Бирюзовой улицы. Современная фантастика"

Ужасная ссора

– Привет! – сказала она.

– Ой, привет! Не ожидал… – ответил я, не трогаясь с места.

– Так и будем стоять? – улыбнулась Светлана, и в душе моей запели Ангелы. Она пришла… сама… А, черт! Ольга!

– Проходи, конечно! Сейчас, я ключи только…

– Да у меня свои, не беспокойся! – пока она вынимала из сумочки мои ключи, пока открывала и закрывала внешнюю дверь, я ретировался в квартиру и обнаружил, что моя незваная гостья засела в ванной – лилась вода из крана. Я постучал. Мне не ответили. Ну, все… пропал я… Светку надо сразу провести в мою комнату и закрыть дверь…

– Светик, ты бы позвонила, а то я и причесаться не успел! Давай куртку, я повешу!

– А я звонила! Я позвонила на работу, сказали, что ты уже неделю, как не работаешь, звонила на мобильный – отключен. Вот, решила посмотреть, все ли в порядке!

Она беспокоилась обо мне. Я ей небезразличен? Светка, милая… В этот момент вода перестала литься, и я завис над пропастью. Дверь в ванную открылась, и оттуда выплыла моя гостья с тюрбаном из полотенца на голове и в длинном бабулином халате. Из своего на ней были, видимо, только тапки с меховыми помпонами. Она увидела Светлану и приветливо улыбнулась:

– Здравствуйте! Простите, что в таком виде, обстоятельства… – ускорилась и прошмыгнула мимо нас в бабкину комнату. И закрыла за собой дверь. А я сорвался в пропасть.

– Добрый день! – ледяным тоном произнесла ей вслед Светлана и воззрилась на меня:

– Я не вовремя? Ну ты прости… Как ты быстро, однако, утешился! Поздравляю!

– О, Света, Боже мой, это совсем не то, это…

– Что «не то»? Все нормально! – Света пожала плечами. – У тебя теперь своя жизнь. Я, собственно, на минутку. Раз у тебя все ТАК прекрасно…

– Это моя натурщица! – взмолился я. Светка покраснела.

– Даже не сомневалась. Красивая девочка. И халат ей этот так идет! У тебя деньги завелись на натурщицу? Какая прелесть!

И тут она стала совсем багровая, развернулась и отвесила мне пощечину. Из-за закрытой двери в бабкину комнату раздалось:

– Ой!

Я оторопел и спросил уже Светкину спину:

– Ты чего дерешься? Я же…

Света повернулась, швырнула мне ключи от моей квартиры и срывающимся голосом выкрикнула:

– Ты! Телефон включи, фон-барон! За моими вещами к тебе мой парень заедет, придурок конченый!

Влетела в лифт и уехала, а я помчался вниз, перепрыгивая через ступени и крича:

– Да это совсем не то! Дура! Остановись! Светка!

Я не успел. Мы живем на восьмом этаже, а я после ковида плохо бегаю, задыхаюсь. Пока я добежал, она уже выскочила на улицу. Я – за ней.

– Света! Ну что же это такое?..

Она уже выбежала со двора. Я даже не успел увидеть, через какие ворота она выскочила. У нас метро в соседнем доме, буквально. Видимо, уже в метро…

Добежал до входа в метро, рванул вниз, но дальше турникетов не прошел. Меня остановили вежливые люди и потребовали надеть «маску и перчатки».

Вернулся наверх. Из плюсов – черный джип с тонированными стеклами во дворе не был обнаружен. Ольга ждала меня у двери с встревоженным видом.

Видимо, я выглядел совсем «того», потому что она опустила голову, встала у двери в бабкину комнату и изобразила полнейшее расстройство и покаяние. Ну, это я так думал.

– Ну что? Справку у вас теперь просить, что я – невинная жертва вашего эксперимента?

– Что за справка? – тихо спросила Ольга. Я упал в кресло в моей комнате и обхватил голову руками. Она тоже вошла и встала, не отходя от двери далеко. Интересно, чего она боится? Если я ее хоть трону, тут же прибежит бригада с воплями «Все на пол! Лицом вниз!» Ох, ох…

– Оправдательный документ… выдан Александру Шапошникову, дата рождения такая-то о том, что он принимал, помимо своей воли, участие в бесчеловечном эксперименте в качестве подопытного кролика…

– Что-то я тебя не пойму! – сказала Ольга. – Погоди-ка.

Она вышла и вернулась обратно с толстенным «Словарем русского языка».

– Так… Эк-спе-ре-мент, да? Нет. Эксперимент. Вот оно. Первое значение – «научный опыт». Второе значение – «Вообще – опыт, попытка предпринять что-нибудь». А что тут такого? А кто была эта молодая женщина? Неужели твоя невеста? И что же, она приняла меня за… так ты сказал бы, что я твоя родственница!

– Да… моя бывшая девушка… нет, она всю мою родню знает… у-у-у-у… как плохо вышло!

– Ну, дальняя родственница твоих знакомых…

– Я даже не успел! Ничего в голову не лезло! А потом получил еще по шее… – и я потер щеку и шею. Ничего, уже не больно.

– Значит, ты ей важен! – сказала моя подружка и села, накрыв кусок дивана покрывалом, на краешек. Подперла головку ручкой и, вздохнув, произнесла:

– Бьет, значит, любит…

И тут со мной случилась форменная истерика. Я схватился за живот и начал хохотать. Я махал в ее сторону рукой и пытался через гомерический хохот произнести:

– Все, ребята… все, хватит! Перестаньте! Все, уже все уделали, что могли! Хватит… жизнь моя жистянка… и так болото, а тут вы еще… нет, занавес! Занавес давай!

Ольга выскользнула из комнаты и вернулась с кружкой в руках. Набрала в рот воды и… п-п-ф-ф-ф! – мне в лицо полетел фонтан холодных брызг. Я замолчал. Она воспользовалась паузой и, смочив водой кухонное полотенце, положила мне его на лоб, а кружку поднесла к губам:

– На, выпей и успокойся. От крика лучше не станет!

– Станет! – возразил я и выпил воду.

– Когда ты успокоишься, мы что-нибудь придумаем.

– Мы? Нет, спасибо. Мы ничего не придумаем. Я придумаю, и это будет…

Я хотел заорать «Пошла вон!!!!» Но я же все-таки приличный мальчик с Сокола, и я только прошептал, прикрывая лицо мокрой тряпкой:

– Пожалуйста, оставь меня…

– Я могу взять какую-нибудь еду и приготовить поесть? – спросила она, выждав полминуты.

– Поесть… – простонал я. – У меня плохие новости: я истратил на твое зеркало последние деньги.

И тут меня осенило: мне должны были заплатить за рисунки к игре! Так. А почему я не получил уведомление из банка? Я сел прямо. Оля с интересом наблюдала за мной. А потому, что я идиот. Светка же сказала, что не может дозвониться. Что мой телефон выключен. Ага. А городской? Я подошел к любимому бабулиному «нормальному» городскому телефону, поднял трубку – тишина. Провод выдернут… вот незадача!

Вернулся в комнату, с трудом нашел мобильник и включил его.

Ну так и есть! Несколько звонков от бабы-деда, один с работы и с десяток от Светы. И смс-ка из банка. «Вам начислено….»

– Оля! Мы богаты. Сейчас закажем продукты и устроим пир горой!

– Пир на весь мир! – обрадовалась она.

– Что ты любишь? Давай выбирать!

Оля недоуменно посмотрела на меня:

– Пойдем в лавку? А я в таком виде…

– Не пойдем, ты что! Курьер принесет!

– Погоди… а твоя девушка… говорила, что не может с тобой связаться. А теперь ты включил средство общения?

– Есть хочу!

– Так ты свяжись сначала с ней!

Я покорно набрал Светкин номер, но она не взяла трубку.

– Не хочет общаться. Ладно. Давай сначала курьера, потом я напишу под твою диктовку покаянное письмо… ты что в словарь полезла?

– «Курера» ищу…

– Курьер.

– А… спасибо. Вот: посыльный или лицо для разъездов. Понятно… пошлем его в лавку?

– Лавка сама к нам приедет. Ну что ты, как маленькая! Иди лучше сюда. С чего начнем выбор покупок?

По прямой времени

Не знаю, почему я поверил Ольге. Наверное, мне было так проще – продолжать ее игру, если не в ущерб себе. Самый страшный ущерб уже произошел. Теперь надо его исправить. И если Ольга сможет искренне разъяснить Светке, как она тут очутилась, да если еще ее слова подтвердят – возможно… нет, но она же меня треснула! Значит… есть надежда.

Пока Оля что-то готовила на кухне (я показал, как зажигать газ и решил не вмешиваться), я бегом выполнял задание для моей работы – рисовал посла гишпанской державы со всеми атрибутами, которые пользователь должен был помочь ему найти в комнате на постоялом дворе.

После завтрака (авантюристка приготовила сырники, умница такая!) я рассказал Ольге, как потерял работу, как отдал последние деньги за зеркало. Как увидел ее впервые. Как снимал на видео и как ничего из этого не вышло. Видеозапись смотрели несколько раз. Пристойные ее части, конечно.

В конце концов Оля заявила, что необходимо изобразить последовательность событий в виде прямой времени на бумаге и занялась этим, морща лобик и покусывая карандаш. Я порылся в бабулиных «сундуках» и принес ей ворох одежды, из которой бабуля «выросла».

Посмущавшись для приличия, Оля пошла выбирать наряды. Вернулась в длинной цветастой юбке и кофточке, собранной наверху на резинку. Получилось мило, а-ля французская крестьянка.

– Бабушка точно не будет ругаться? – уточнила она в пятый раз.

– Да не будет, точно тебе говорю. Она давно собиралась в церковь для бедных эти вещи отнести. Но там уже не берут.

– Почему?

– Много нанесли. Ну что там у тебя с прямой времени?

– У меня получается следующее. Вот, видишь – нуль?

– Вижу.

– Видишь, я написала «10 летъ»?

– М-м-м… угу! – я лопал салат из фруктов, приготовленный Ольгой. С мороженым. Очень вкусно! – Ты на вафли-то не налегай.

– Почему? – Ольга накладывала на круглую вафельку мороженое и сверху – фруктовый салат.

– Растолстеешь.

– Ну и что же?

– Будешь это… ну, перестанешь парням нравиться.

– Подумаешь… Очень надо! – но последнюю вафлю протянула мне. – Так вот, это мне 10 лет. Я повспоминала и получается, что свое зеркало, овальное, я помню с этого возраста. И раму точно дед делал, он при мне в мастерской над ней работал. Когда оно появилось в кабинете, не скажу. Я его просто увидела в уголке в один из своих приездов, и все.

– Понятно. Но мое-то зеркало точно старинное! Дерево, посмотри, старое, замызганное!

– Может быть, неподлинное старение?

– Какое старение? – удивился я и тут же перевел для себя: – А, искусственное старение? Ну… я не особый специалист, но по мне, так лет пятьдесят эта рама где-то пролежала. Конечно, может быть, стекло заменили на старинное…

«Хотя какое это стекло, ты забыл? Это – плазменная панель новейшего образца!» – напомнил я себе.

Вот, а эта точка – мне 13 лет. Самый черный год в моей жизни.

Ольга помолчала, продолжила, вздохнув:

– Ты уж прости, но я не вру. И дата важная. С нее все и началось. За полгода до этого я приехала на праздники и как раз слышала, как ругались отец с дедом из-за его опытов на себе. А потом… в общем, зимой, на Рождество, мы собрались в мамино имение на Кавказе. Родители поехали, а я заболела и осталась. Было очень снежно в том году, и, когда они уже въехали в горы, сошла лавина. Прямо на дорогу. Прямо на них… – она замолчала, стараясь справиться с волнением. – И папа, и мама, и сопровождавшие… Так бывает в горах, Александр… зимой редко, но все же случается. Если очень много снега…

– А у нас лавины спускают, нарочно… чтобы не неожиданно… Сочувствую твоему горю…

– А бабушка от сердца умерла… сердце не выдержало. Месяц, и остались мы с дедом и дядей вот моим…

– О, Господи… Оля, ну ты же жива!

– Потому что заболела… – прошептала Ольга. – Мороженого на Рождество объелась…

Я смотрел на нее… губу закусила, глаза на мокром месте… эх, так хочу тебе поверить!

«Ну и поверь! Жалко тебе, что ли?» – сказал внутренний голос.

– Ладно, Оля, это все в прошлом… надо думать, как сейчас выпутываться… – сказал я и ткнул пальцем в следующую дату – «14 л; тъ». – А что было в этом году?

– А через год дед в очередной раз вошел в кабинет, и больше мы его не видели. Я осталась одна-одинешенька на всем белом свете…

– А дядя? А бравый Феодор? И няня у тебя, ты говорила, есть?

– Да, нянюшка… – Оля отвлеклась от грустных воспоминаний. – Как же она тревожится, бедная, за меня!

– Ну вот видишь, а говоришь, что ты одна. Давай решать, как тебя вернуть дяде и нянюшке!

– Дядя – мой опекун… Нет, мне точно нужно вернуться! А то все имущество моей семьи перекочует к нему! Вот еще не хватало!

Ольга приободрилась и продолжила водить пальчиком по «прямой времени».

– Десять дней назад я приехала домой. И решила «проведать» дедушку. В кабинете было пусто, и кто-то перевесил зеркало на середину стены, напротив входа. Это был день «вида на стену в кладовой». Следующий день – «зеркало замотано тряпкой». Следующий день – бал в честь Государя, и я впервые увидела тебя. Второй, третий – мы переписывались, верно?

– Верно, верно… какая у тебя память!

– Угу, не жалуюсь… На четвертый, когда картинки смотрели, я увидела раму на твоем… как это? – она огляделась и показала видеокамеру.

– Видеокамера? – уточнил я.

– Да, я увидела такую же раму, как и у меня в комнате. И на пятый день я убежала от дяди, думала, что загнала себя в западню в кабинете деда, но ускользнула прямо к тебе. А на следующий день… это сегодня!

– Молодец! Отлично считаешь до пяти!

Ольга удивленно посмотрела на меня:

– Это похвала?

– Это ирония… над самим собой. Оля, ну что из этого следует? И скажи, почему дядю утянуло обратно? Он даже тебя сумел схватить, но не остался тут!

– Вот! Вот это и есть самое интересное! – Оля смотрела на зеркало, на свой листок, на меня. С «ятями» и прочей дореволюционной грамматикой она управлялась легко, как будто всю жизнь так писала. Но учатся же люди китайскому, например.

А я смотрел на нее и на мобильный. Раз пять набирал вредную Светку. Она не откликалась. Ее можно понять… наверное. И тут я ощутил знакомый зуд в руках. Захотелось бросить все и начать рисовать.

Это крылья. Они мешают жить спокойно и счастливо. У каждого человека есть несколько талантов. Бабуля говорит – «Бог дает таланты. Если Он дал талант, надо его развивать, а не зарывать в землю». Если талант развился, если человек почувствовал его, понял, что он может творить то, что другой не сможет, неважно – писать стихи, вырезать лобзиком, чинить электроприборы – все, талант не даст спокойно жить. Он будет требовать реализации.

Мой художественный талант заставил меня встать и пойти за графическим планшетом.

– Оля, ты рассказывай, а я буду тебя рисовать, можно? – спросил я, устраиваясь поудобнее в кресле.

Оля подозрительно глянула на меня и кивнула. Я прищурился, и стилус в моих руках заскользил по планшету.

– Покажи, как закончишь, ладно? – застенчиво опустив глазки, сказала моя гостья.

– Обязательно! Так что там с прямой времени?

– Что-то произошло неделю назад, вот что получается! – Оля ткнула пальцем в свой рисунок. – В моем мире я вернулась домой и увидела зеркало, а в нем – кладовую. А в твоем мире… кто-то, у кого было зеркало, закрыл его чем-то и понес продавать… Расскажи-ка еще раз про то, как ты купил зеркало!

Я рассказывал, а руки сами переносили ее образ «на бумагу». Ты останешься навсегда такой, в летней кофточке и цыганской юбке, с заплетенными в косу волосами, задумчивая, грызущая карандаш. Но у меня ты будешь придумывать интригу, коварный план – как заманить Матвея в свои сети, как добраться через него до Государя… А если не возьмут в этой игрушке, отнесу конкурентам, вот!

– Старушка отправилась из перехода наверх, а я – вниз, в метро, вот с этим самым зеркалом. А ты у меня вот какая получилась, посмотри!

Ольга засмущалась, увидев себя на планшете.

– Очень хорошо вышло… правда, я не такая красивая!

– Я тебя такой вижу!

Тут она еще и покраснела.

– Объясни мне, что такое «метро» и почему переход под землей! – перевела она тему.

Я с воодушевлением рассказал, показал ей карту московского метро, вагоны, перроны – на мониторе, конечно.

– Жаль я не могу тебе показать, как у нас устроены скоростные дороги, – задумчиво произнесла она. – У вас очень красиво, в метро. Как дворцы подземные!

– Это только у нас, наследие советского прошлого! – махнул я рукой. – Ну, предыдущего режима, или формации. Ой, долго рассказывать!

– Мне интересно… ты хорошо рассказываешь!

– Да ладно… я тебя свожу в метро, если ты захочешь! Хотя…. Слушай, у нас ковид. Не дай Бог, ты заразишься! – я сделал страшные глаза.

– Что за напасть такая? – спросила она.

– Это болезнь такая, эпидемия, мор. Ну, типа чумы! Были эпидемии мировые – чума, испанка, сибирская язва. Много народу поумирало. Вот на нас такая напасть год назад навалилась. Я-то переболел, а ты… ты у нас вообще из другого мира!

Ольга задумалась.

– У нас тоже бывали моровые поветрия, но давно, больше полувека назад. Мы научились быстро распознавать заразные болезни и не давать им распространяться… Но, разумеется, мне не хочется принести заразу в мой мир. Хотя… – она грустно посмотрела на разбитое зеркало – Вряд ли я попаду обратно… Только если найду дедушку… вдруг он у вас?

– Про дедушку не знаю, а бабушку, продавшую мне зеркало, можно поискать, – и я рассказал ей свой сон про старушку. Оля слушала, затаив дыхание.

– А что за табличка? – спросила она. Я вздохнул. Если она – начинающая актриса, то «система Станиславского» у нее уже в крови. Вошла в образ… и в нем осталась.

– Оля, на домах у нас вешают таблички с номером дома и названием улицы.

– А много у вас Бирюзовых улиц?

Я снова вздохнул:

– Оля, так, чтобы бабка смогла доехать на своих двоих до перехода в метро, где я ее встретил – ни одной. Думаю, это упущение со стороны сценариста… – я даже нахально зевнул, исподволь наблюдая за девушкой. – Ближайшая – в поселке Кузнецово. Мы можем туда поехать, оглядеться на местности, поспрашивать…

– А чума ваша как же? – Оля даже поежилась.

– Чума… ковид, что ли? Да я уже болел, чуть не помер… а ты все равно назад не вернешься, зеркало-то тю-тю. Разбито! И к молодым он особенно не липнет.

– К тебе же прилип!

– Меня на работе заразили. У нас хозяин – болван редкостный. Не любит, когда болеют. Деньги не платит. Вот народ и ходил, заражал… Я тебе маску дам!

– Маску? – ах, эти невинные изумленные очи!

– Масочку, перчаточки… – я выудил из-под подушки (кладу, чтобы не потерялась) поношенную маску.

– А, повязку для лица! – обрадовалась Ольга. – Да, может помочь не заразиться! Кстати… погоди! – она вскочила и выбежала из комнаты.

А я взял телефон и набрал Светланин номер. Без ответа… десятый звонок.

Ольга вернулась с томом Брокгауза. У бабули сохранилась целиком вся энциклопедия – от какого-то Мишина, видимо, снимавшего квартиру в их доходном доме в центре города Орла, энциклопедию нашли через несколько лет после революции на чердаке и забрали себе бабулина пра-прабабка и прабабка.

– Ты извини… я ночью долго не могла уснуть, увидела этот словарь – он же старый, да? Вот, год выпуска – 1902 – а у вас сейчас, ты говорил – 2021-й, хотя, конечно, я не знаю, сколько дней в вашем, году, но…

– Триста шестьдесят пять дней, кроме високосных, – механически уточнил я.

– Ага, у нас также. Так вот, я сначала думала, что ты просто безграмотно пишешь.

– Да ну?

– Ну да. Но вот этак книга – явно старинная, верно?

– Верно. Этому тому уже сто девятнадцать лет.

Ольга открыла книгу и торжественно протянула мне ее, ткнув пальцем на заголовок.

– Видишь?

«Том 1» с «ятями»…

– Ну? И что? – я постарался изобразить изумление.

– Вот так – правильно писать. А ты пишешь БЕЗ «ятей», «ижицы», «фиты» и вообще неправильно. Но раньше! Раньше вы писали правильно.

– А! Так то до революции! А сразу после нее всю эту ветхозаветность отменили. Кстати, давно собирались. Еще при Николае Первом…

Ольга как-то подозрительно замолчала. Я оторвался от планшета, на котором заканчивал набело отрисовывать контуры, и рука моя замерла: на меня смотрели огромные, изумленные глазищи – как будто на мне рога выросли, или хвост… – Ты чего? – спросил я.

– У вас в России была революция? – тихо, с затаенным ужасом в голосе спросило неземное создание. Ох… в школе не училась, что ли? Я продолжил рисовать, но уже поглядывал и на мою авантюристку, стараясь запомнить выражение ее лица. Пригодится для образа…

– Да-а-а… у нас было две… нет, считай, три революции. Первая – революция 1905 года, это было… счас… девяносто пять плюс двадцать один… сто шесть лет назад. Но революционеры власть не сменили, хотя и была образована Государственная Дума. И разные реформы. По местам. Но царская власть устояла. А вот в 1917 к власти пришли некие Советы народных депутатов, сначала февральская буржуазная революция, Царя свергли, а потом в октябре большевики свергли Временное правительство. И все это, заметь, на фоне войны с Германией. Большевики войну о-о-отменили, ну то есть подписали капитуляцию, да и воевать-то не могли – войско распропагандировано, никто приказам офицеров не подчиняется… Вот…

– У нас не было революции… Во Франкии, Англии, даже Гишпании – были. А у нас в России не было… нам не по вере это… – тихо сказала Ольга. – В любви-то проще жить! И что было у вас после того, как… царя свергли?

Я отложил перо. Она сидела передо мной, прижав Брокгауза к груди и смотрела на меня печально и скорбно.

– Да ничего хорошего не было, Оля. Николай второй в феврале семнадцатого отказался от власти, передав ее брату, Михаилу, а тот тут же отрекся от престола. Николай хотел, видимо, принести себя в жертву, передав власть брату, против которого народ не был так непримиримо настроен, но… впрочем, Михаила это отречение не спасло от расправы. Началась Гражданская война. Все поделились на тех, кто за Советы (красные) и тех, кто против (белые). И среди красных, и среди белых были еще и внутренние шатания. Часть белых была за восстановление монархии, а часть – категорически против Царя. Это и привело их к поражению. Если бы они объединились… но история не знает сослагательного наклонения, – я сделал умное лицо.

– Какой ужас… а что с Государем стало?

– Оля, все плохо закончилось. Красные вывезли Его на Урал, в Екатеринбург, вместе со всей семьей, личным врачом, немногочисленной прислугой. И летом, при угрозе захвата белыми города, их всех расстреляли. И Государя, и Царицу, и всех детей, четыре девушки и Наследник. Ну и врача с прислугой…

– Боже мой, какой ужас! – у Оли задрожали губы, глаза наполнились слезами. – Какое страшное злодеяние!

– Да… в ночь с 16 на 17 июля 1918 года… А сестру царицы, совершенно безобидную монахиню, Елизавету Федоровну и ее спутницу инокиню Варвару даже не расстреляли. На следующий же день их и княжичей сбросили живыми в шахту… знаешь, в таких уголь, руду добывают… они умирали от голода и ран несколько дней… Оля, ты что?

Она попыталась встать, но покачнулась, выронила книгу на пол и упала на диван.

– Оля, что с тобой? Ты что?

– Ой, какой ужас! Как же можно быть такими зверьми?

– Так время-то было зверское! Водички дать?

– Это же ужасное преступление!

– Да, много в Гражданскую людей погибло, и потом…

– Нельзя убивать, свергать Государя! Ты понимаешь? В моем мире англичане убили своего короля. И королеву. И думали, что сейчас заживут. Но не вышло ничего хорошего. Они были несколько веков великой империей и сдулись до размеров маленького острова на севере цивилизованного мира. Франкийцы убили королевскую семью… у них случился страшный неурожай подряд несколько лет и мор. Их гишпанцы завоевали. И этим хватило ума заменить монархию властью денежных мешков! И где теперь та Гишпания? Ты рассказывай, что у вас еще произошло?

– Может, винца? Чайку то есть?

– Потом! Какой ужас…

– Э… Ну, много народа погибло с обеих сторон, но красные победили и начали восстанавливать страну.

– Принесли покаяние?

– Э… нет, насколько я знаю…

– Продолжай. Кошмар!

– Вот… ну, потом было раскулачивание, это когда богатых сельчан лишали имущества в пользу общества и высылали в Сибирь, расказачивание… это такое сословие у нас было – военнообязанные сельчане – тех тоже… расстреливали, короче… вот. А покаяться… Оля, всякое инакомыслие должно было быть вырвано с корнем из сознания народа, народ должен был не в Бога верить, а в коллективный труд… в общем, священников тоже поубивали, не всех, правда, повыселили, пересажали и… а еще был страшный голод. Все же разрушено, ты понимаешь… – я замолчал. Оля была в шоке от рассказанного.

– Ну, еще часть земель растеряли – Польшу, Финляндию, Бессарабию, часть Украины и Белоруссии, Закавказье все, Манчьжурию… потом вернули кое-что. Но затем снова растеряли. Да… вот, смотри, – я засуетился перед ноутбуком. – Вот, видишь, какая огромная карта до революции, и что осталось.

Я нашел карту, на которой были показано, как Российская Империя вначале совсем ссохлась, к Отечественной войне вернула часть земель, потом еще чуть прибавила. И что осталось после распада СССР… Глаза у Ольги стали еще больше, но слезы высохли.

– Это очень мало, по сравнению с нашей Россией… – грустно сказала она. – У нас границы вот здесь заканчиваются, – и она, прищурившись, обвела пальчиком на экране огромную территорию, включившую в себя и Черное море, и часть Балкан, и, конечно, Польшу с Финляндией, и Аляску с основательным куском Канады. По-моему, она прихватила также Монголию, половину Ирана и Афганистан.

– Аппетиты у вас! – восхитился я.

– А мы революции не любим, – парировала она. – Поэтому к нам, как к прекрасному острову покоя и процветания посреди бушующего моря, стремятся всё новые народы. У нас еще и по всему миру есть земли.

– Островок безопасности… Хотя какой островок – это половина материка.

Я пытался ее подловить – знает ли она слово «материк», например? Но Ольга только морщила лобик и вежливо улыбалась, если «не понимала» меня. Попробую вот так…

– После революции в стране (ее потом назвали СССР – Союз Советских Социалистических Республик) начались гонения на инакомыслящих. Всех, кто не с нами – в расход.

Оля широко раскрыла глаза.

– Как это, «в расход»?

– А вот так это. Кто не с нами – тот против нас. Веришь в Бога – добро пожаловать в ссылку или вообще… Знаешь, у нас в Москве было сорок сороков церквей до революции. А осталось… единицы. Священников в основном в лагерь или ссылку, куда подальше.

– За что?

– А за антисоветскую агитацию. Княгиню Елизавету за что в шахту сбросили? Она столько добра людям бедным сделала. Больницы открывала, приюты. А ее – в шахту! Кто богатый – тот не с нами, раскулачивали целые семьи, в ссылку, кому повезло, а кому не повезло – «десять лет без права переписки», то есть расстрел. Дворян, офицеров, казаков тех же – если не успели сбежать – в тюрьму под любым предлогом! Не всех, конечно, люди тихие, все нажитое богатство добровольно отдавшие революции – этим можно было пожить. Только… вот ты знаешь, мою прабабушку не принимали в двадцатые годы прошлого века в школу. Потому что не пролетарское происхождение. Они из мелких дворян были. Так ее мать пошла в телефонистки, чтобы девочку приняли в обычную школу, которая типа для всех детей Страны Советов! Много было чего. А потом стало еще страшнее. Когда от инакомыслящих избавились, троцкистов (это еретики, если по-церковному) поубивали, началась еще более страшная война. На весь мир заполыхало. Немцы напали первые. Фашисты. Мы победили. Но более страшной войны в мире еще не было. Около пятидесяти миллионов погибло. А сколько не родилось? Страна победила, выкарабкалась. И даже Бога на короткое время вернули… В космос полетели. Стали оплотом справедливости в мире. Но… так вышло, что наши правители обо всем позабыли. И о равенстве, и о том, что господ давно отменили. И сами захотели иметь много больше, чем остальной народ. И продали страну за свои личные интересы. И тогда – тридцать лет назад – наш СССР развалился на несколько государств. На карту посмотри, что от нас осталось. В результате развала страна потеряла промышленность и людей. Сравнимо с той самой, последней войной, Великой Отечественной. Потом решили – хватит разваливаться, надо восстанавливаться. И вот сейчас – это еще процветание после последней революции. Перед закатом, наверное…

Оля вдруг закрыла лицо руками, и плечики ее затряслись.

– Оль, ты что? Скажи мне еще, что не знала ничего… что я распинаюсь перед тобой, ведь знаешь все… эй, ну что с тобой? Ты… ты ревешь, что ли?

Она отняла руки от заплаканной мордочки, и на меня глянули большие, полные слез глаза. Она ревела… Дрожащие губы приоткрылись и, между всхлипами, она произнесла:

– Я не… не понимаю слов… но столько смертей… такое горе… Саша… от Государя отреклись, людей поубивали… и вот… вот, видишь, сколько горя в результате… столько лет… и все прахом, да? Так ведь?

– Подожди! – буркнул я и помчался в ванную. Смочил полотенце водой, вернулся. Она утирала нос ладошкой, смешно всхрюкивая. Я быстро подошел к ней и, пока она не начала реветь снова, вытер ее лицо мокрым полотенцем. И еще раз, и еще, приговаривая:

– Ну все, все… это было давно, а сейчас иначе стало, не плачь, пожалуйста…

Она выхватила у меня полотенце и уткнулась в него лицом.

«Ну, сейчас еще сильнее рыдать начнет…» – в тоске подумал я, и тут зазвенел телефон.