Текст книги "Уголовно-правовое воздействие"

Указанная процедура придает наказанию публичный характер. Кроме того, публичность наказания проявляется и в том, что вступивший в законную силу приговор обязателен для всех органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежит неуклонному исполнению на всей территории Российской Федерации. Неисполнение приговора влечет за собой уголовную ответственность (ст. 392 УПК РФ).

Наказание заключает в себе государственное порицание деяния и личности виновного.

Преступление, как известно, причиняет вред общественным отношениям, охраняемым уголовным законом, содержит значительную опасность для личности, общества и государства. Поэтому оно осуждается не только нравственно, но и запрещено уголовным законом. Личность преступника характеризуется искажением ценностно-нормативной ориентации. Назначая наказание за совершенное деяние, государство тем самым порицает его, осуждает, дает отрицательную оценку как содеянному, так и виновному лицу.

Таким образом, государственное порицание отражает негативную морально-политическую и правовую оценку деяния и личности виновного. Такое порицание полностью совпадает с воззрениями большинства граждан.

§ 3. Объект уголовного наказания

Из законодательного определения наказания видно, что оно направлено на правовой статус личности[1]1
  А. Э. Жалинский считает, что личный характер наказания лишь подтверждает теорию объекта наказания как личности в правовом, социальном и биологическом смыслах. Рассматривая обозначенные им аспекты, можно заключить, что в понимании автора воздействию подвергается личность:
  – как часть животного мира и вершина его эволюционного развития (homo sapiens), с присущими человеку анатомическими, генетическими, физиологическими и иными особенностями, составляющими биологический аспект;
  – в социальном смысле как отдельно взятый человек, достигший определенного уровня психологического развития и обладающий устойчивыми психическими свойствами; являющийся продуктом индивидуального опыта и социального взаимодействия и одновременно отдельной составляющей общественной организации, характеризующейся совокупностью уникальных индивидуальных черт, общественных связей и ролевых функций; как субъект социальных отношений и сознательной деятельности, свободно и ответственно определяющий свою позицию среди других посредством проявления мотивов поведения и практических действий, интересов, склонностей, мировоззрения и прочих черт;
  – в правовом – гражданин, наделенный правами и обязанностями, охраняемыми и гарантированными государством, и реализующий их в тех или иных урегулированных правом отношениях (см.: Уголовное право России. Общая часть / под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. М., 1998. С. 368).
  Анализ этой позиции см.: Чучаев А. И., Фирсова А. П. Уголовно-правовое воздействие: понятие, объект, механизм, классификация. М., 2010. С. 93–95.


[Закрыть]. Как отмечал А. А. Жижиленко, «поскольку мы признаем, что наказание как вид правоохранительных средств заключает в себе отнятие у человека принадлежащего ему блага или умаление его, мы должны сказать, что все те меры, которые этого элемента в себе не заключают, не являются наказанием, хотя бы применение их и вызывалось наличностью преступного деяния»[2]2
  Жижиленко А. А. Очерки по общему учению о наказании. Пг., 1924. С. 11.


[Закрыть].

Содержание объекта наказания изменялось на протяжении всей истории. Так, согласно Русской правде подвергались воздействию главным образом имущественные права виновного. Денежные взыскания уплачивались за различные по тяжести и характеру преступления в виде штрафа в пользу государства (вира, продажа) и компенсации потерпевшему (урок, головничество).

Исключительные меры составляли поток и разграбление (ст. 35, 83, 84 Русской правды). Содержание потока заключалось в изгнании из общины, разграбление лишало виновного имущественных прав путем конфискации, а также трудовой свободы посредством превращения в холопов самого преступника и членов его семьи[3]3
  См.: Российское законодательство Х-ХХ веков / под ред. О. И. Чистякова: в 9 т. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 87.


[Закрыть]. Русская правда не знает наказания в виде смертной казни.

Рассматриваемый период характеризуется отсутствием принципа личной ответственности за вину. Так, господин мог выкупить холопа у потерпевшего, уплатив последнему двойную цену вознаграждения (ст. 46, 63, 65 Русской правды)[4]4
  Как отмечает В. И. Сергеевич, господа должны были быть вызываемы в суд при слушании дел об их рабах для ограждения своих интересов. В Новгороде это право было формально признано, в других местах, возможно, практиковалось (см.: Сергеевич В. И. Древности русского права: в 3 т. Т. 1: Территория и население. М., 2006. С. 91).


[Закрыть]. В иных случаях объектом уголовного наказания мог выступать правовой статус членов семьи виновного (ст. 83, 84 Русской правды) и имущественные интересы жителей местности, на территории которой произошло преступление (ст. 3 Русской правды).

Псковская судная грамота вводит новые виды наказания – смертную казнь и заключение в колодки. Смертная казнь обозначается формулой «живота не дати» и применяется за совершение особо тяжких преступлений, таких, как конокрадство, поджог, измена, кража из храма (ст. 7, 8).

Сословно-представительная монархия соответственно высокой оценке объекта посягательств, непосредственно направленных против государственных основ и интересов общественной элиты, производит усиление и карательных мер. Продолжают иметь место нормы о возмещении вреда потерпевшему. Более того, несостоятельный преступник мог быть отдан истцу в холопы до отработки долга (ст. 1 °Cудебника 1497 г.), что влекло существенное изменение правового статуса виновного, в особенности если последний относился до этого к категории свободных лиц. Однако имущественные взыскания перестают носить доминирующий характер, законодатель начинает затрагивать иные стороны правового статуса личности: права на телесную целостность и неприкосновенность, свободу, жизнь.

По Судебникам 1497 и 1550 гг. получает распространение новый вид воздействия – торговая казнь, представляющая собой телесное наказание в виде битья кнутом. Количество ударов нормативно не устанавливалось и, как полагают исследователи, определялось судом, исходя из конкретных обстоятельств дела[5]5
  См. подробнее: Рожнов А. А. Уголовное право Московского государства (ХГУ-ХУЛ вв.). Ульяновск, 2007. С. 60.
  В целях устрашения исполнение наказания производилось прилюдно в местах большого скопления народа, что ограничивало не только права личности на здоровье и физическую неприкосновенность, но и ущемляло честь и достоинство осужденного. По свидетельству историков, данная мера часто представляла замаскированный вид смертной казни и понималась исполнителями как приказание засечь преступника до смерти, особенно в случаях, когда исполнять ее предписывалось «без поттталът» (см. об этом: Российское законодательство Х-ХХ веков / под ред. О. И. Чистякова: В 9 т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 73).


[Закрыть]. Зачастую торговая казнь дополнялась тюремным заключением как на неопределенный срок, так и пожизненно (ст. 8-13, 33, 34, 52, 56 Судебника 1550 г.). Достаточно часто закон предписывает в наказание и саму смертную казнь: «живота не дати, казнити смертною казнью» (ст. 8, 9, 11, 13, 39 Судебника 1497 г.; ст. 5, 6, 57, 59–61 Судебника 1550 г.).

Последующие эпохи еще более характеризуют жестокость наказания, в особенности за преступления против религии, государства и монарха, сословный характер и неопределенность санкций. По Соборному уложению 1649 г. главенствующими становятся смертная и торговая казни. Формируются различные виды телесных наказаний и наказаний в виде лишения свободы.

По справедливому замечанию К. А. Сыча, свобода личности в условиях господства крепостного права не могла составлять годный объект уголовно-правового воздействия, поэтому в большинстве своем использовалась лишь наряду с лишением личности других благ (чести, гражданских и политических прав, свободы трудовой деятельности)[6]6
  См.: Сыч К. А. Уголовное наказание и его состав: теоретико-методологические аспекты исследования: дис… д-ра юрид. наук. Рязань, 2001. С. 45.


[Закрыть].

Уложение предусматривает возможность употребления заключенных на различного рода работах (ХХ1, 9), а ссыльным предписывает «в окраинных городах быть, в какой чин пригодится» (ХХ1, 9, 10).

Уголовное право продолжает отстаивать интересы потерпевшего от преступления, предусматривая возмещение материального и морального вреда (I, 5–7). Несостоятельному должнику денежные штрафы могли заменяться телесным наказанием (Х, 91).

Из числа мер, посягающих на имущественные права виновного, наибольшее распространение имела конфискация имущества (II, 5, 9; ХХ1, 14, 17), при этом в ряде случаев усматривается соответствие характера содеянного и наказания за него.

Следует отметить, что объектом уголовного наказания продолжает оставаться правовой статус не только виновного. Правоограничения могли налагаться на членов семьи осужденного (II, 9; ХХГ, 73), господина дворового холопа (ХХГ, 66, 67) и ряд иных лиц. В ряде норм (II, 6-10) Уложение устанавливает начало личной ответственности, исключая наказание жен и детей изменников[7]7
  Н. Д. Сергеевский отмечает декларативность данных положений. «Слабость судебно-следственной власти, с одной стороны, и слабость средств полицейского надзора, с другой, вызывали действительную, практическую необходимость возлагать кару на лиц подозрительных и опасных, хотя бы виновность их не была доказана» (Сергеевский Н. Д. Наказание в русском праве ХУП века. СПб., 1887. С. 67).


[Закрыть].

В некоторых случаях в качестве наказания государственной властью определяются церковные наказания, которыми являлись публичное покаяние в церкви и отсылка в монастырь или к духовным властям. Однако описание содержания таких мер и неопределенность формулировок оснований применения («за неистовство», «за скорбь и за изступление ума», «от пьянства вытрезвить») не позволяют говорить об их особой мягкости. Они включают комплексные обременения и затрагивают не только честь и достоинство лица, но и прочие социальные ценности: свободу, труд, физическую неприкосновенность[8]8
  См.: Сергеевский Н. Д. Наказание в русском праве ХУП века. С. 247–249.


[Закрыть]. Можно только предполагать, что по условиям содержания такие меры, ограничивающие свободу лица, были более благоприятны, чем зарождающиеся учреждения пенитенциарной системы.

Разрыв с историческими традициями, усиление монархии и укрепление военной мощи приводят к ужесточению репрессий. Российское уголовное законодательство начала ХУШ в., преследуя цели устрашения и извлечения государственной пользы, в качестве объектов воздействия использует жизнь, свободу, здоровье, телесную целостность, имущественные и трудовые права, а также иные ценные для личности блага. В Воинском артикуле Петра I доминирующее положение занимает смертная казнь (арт. 1, 3, 19, 20, 24, 97–99, 137–140, 154, 155, 160–163 и др.). Ее исполнение зачастую зависело от характера совершенного деяния и сопровождалось особыми страданиями виновного. Широко применялись болезненные и членовредительские телесные наказания.

Осужденные могли ограничиваться в свободе посредством ссылки (на определенный срок и бессрочно) и ссылки в каторжные работы (на галеры, строительство различных объектов) (арт. 167, 170), а также тюремного заключения (арт. 158). Ссылка в каторжные работы и ссылка на поселение приобретают все более отчетливые различия и становятся основными видами наказания. Косвенно свидетельством распространения ссылки может служить Указ от 8 января 1765 г., по которому свобода и трудовые права крепостных крестьян, «по продерзостному состоянию заслуживающих справедливое наказание», могли быть ущемлены по усмотрению помещиков посредством осуществления уголовной юрисдикции и ссылки крестьян на каторжные работы. Это максимальные возможности, предоставленные помещикам на протяжении всего времени существования крепостного права в России[9]9
  См. об этом: Российское законодательство Х-ХХ веков / под ред. О. И. Чистякова: в 9 т. Т. 5: Законодательство периода расцвета абсолютизма. М., 1987. С. 499.


[Закрыть].

Законодатель не перестает подвергать воздействию имущественные права виновного, применяя штрафы и конфискацию имущества. При этом характер совершенного преступного посягательства не принимается во внимание при установлении меры воздействия за него. Так, конфискация не обязательно применялась за корыстные или корыстно-насильственные преступления, виновный мог «живота лишен быть» и за общественно опасные деяния против религии, личности государя, военной службы (арт. 4, 5, 19, 20, 22, 23, 99 и др.).

Вводится особая система наказаний в отношении лиц, обладающих специальным правовым статусом военнослужащего. Так, офицеры могли подвергаться отставлению от службы (арт. 71), лишению чина и достоинства (арт. 114, 115, 128, 134), службе в качестве рядового, аресту у профоса (палача) (арт. 11), вычету из жалования (арт. 8, 100) и др.[10]10
  См. об этом подробнее: Муфтиев Р. Г., Сидоркин А. И. Воинские наказания в русском праве XVI – начале XX в. Уфа, 2008.


[Закрыть]

ХУШ в. вносит в карательную деятельность новые формы, в числе наиболее тяжких мер такого рода находился новый вид наказания – шельмование. Оно заключалось в позорном обряде лишения прав состояния: «прибивания имени осужденного к виселице», преломления над ним шпаги (если преступник был дворянином) и исключения его из общества честных людей. Одним из последствий шельмования было то, что виновный лишался покровительства законов, поэтому посягательства на него не влекли ответственности. Особые виды воздействия составляют и церковные наказания, к примеру, уже упоминавшееся церковное публичное покаяние (толкования к арт. 1, 6, арт. 8).

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. предусматривает сложную систему мер принуждения, включая общие наказания, дополнительные (ст. 61), особенные наказания за преступления и проступки по службе (ст. 65). Юридическая техника отражения объекта в лестницах уголовных и исправительных наказаний заключалась в переходе от наиболее к менее правоограничительным (ст. 17, 30 Уложения).

Обязательным дополнительным наказанием по Уложению 1845 г. выступало лишение прав («эволюционированное» шельмование). По объему правопоражения различались три его вида: максимум – лишение всех прав состояния; средний – всех особенных прав и преимуществ и минимум – некоторых прав и преимуществ. Осужденный лишался не только сословных, политических и имущественных прав, но и семейных (супружеских, родительских). Содержание ограничений находилось в непосредственной зависимости от правового статуса виновного и являлось неравномерным для лиц различных сословий[11]11
  См. подробнее: Алексеев В. И. Институт лишения прав как дополнительное наказание по Уложению о наказаниях 1845 г. // Российский следователь. 2006. № 4. С. 59.


[Закрыть]. В ряде случаев правовой статус осужденного определялся конкретно (к примеру, ст. 43), однако большинство норм были отсылочными.

Последствием лишения лица «полноты средств юридической защиты и законного проявления своих сил и способностей» становился особый «правовой статус бесправия»[12]12
  Фойницкий И. Я. На досуге: сборник юридических статей и исследований с 1870 года. Т. 1. СПб., 1898. С. 582–583.


[Закрыть].

По замечанию П. Д. Калмыкова, лишение лица покровительства закона ставило его в более уязвимое положение по сравнению с приговоренным к смерти, поскольку предоставляло «полную свободу всякому нанести ему всевозможный вред»[13]13
  Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Часть Общая. СПб., 1866. С. 53.


[Закрыть].

Однако А. В. Лохвицкий приходит к выводу, что понятие гражданской смерти представляет собой фикцию. Автор основывается на нормах Устава о ссыльных, согласно которым за осужденными сохранялись права на имущество, приобретенное в месте ссылки, возвращалось прежнее движимое имущество, взятое с собой, поощрялось заключение браков, а по истечении 10 лет они могли поступить в «звание государственных крестьян» и приобрести вытекающий из этого правовой статус[14]14
  См.: Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1867. С. 77.


[Закрыть].

Схожей точки зрения придерживается И. Я. Фойницкий[15]15
  См.: Фойницкий И. Я. На досуге. С. 593.


[Закрыть]. При этом он отмечает, что положения специального закона относятся только к лицам, лишенным всех прав состояния; следовательно, лишенные всех особенных прав и некоторых прав находились в более неблагоприятном положении[16]16
  См. там же. С. 593.


[Закрыть].

Основными отличиями наказаний, затрагивающих свободу осужденного, на тот момент являются исполняющие их учреждения и характер принудительной трудовой деятельности (например, ст. 45, 58, 59, 282, 283 Уложения 1845 г.; ст. 3, 4 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г.). Однако по свидетельству историков, разнообразие видов лишения свободы носило умозрительный характер. Какой-либо координации работы о приведении режима учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы, в соответствие с нормативными установлениями не велось. Как следствие, данные учреждения во многом развивались самостоятельно, условия содержания в них практически не отличались либо более мягкие виды наказаний оказывались суровее, чем более строгие.

В этот период телесные наказания продолжают играть существенную роль, выполняя замену лишения свободы розгами либо осуществляя дисциплинарное воздействие на осужденных.

По Уставу о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. несовершеннолетние вместо наказания могли отдаваться на попечение родителей (опекунов и иных родственников) «для домашнего исправления» (ст. 11) и быть помещаемы в специальные исправительные приюты (ст. 6). Более того, законодателем вводятся пределы воздействия наказаний в отношении указанной категории осужденных. Так, мировым судьям предписывается лицам от 10 до 17 лет назначать наказания в половинном размере (ст. 11). Ограничения устанавливаются и по уголовно-правовому воздействию на женщин и престарелых лиц (ст. 74, 77 Уложения).

Допускалось применение дополнительных наказаний, ряд из которых носил церковный характер (внушение от духовного лица, церковное покаяние), другие имели своим объектом достоинство личности (опубликование сведений об осуждении в столичной и губернской прессе), имущественные (конфискация всего или части имущества) и трудовые (запрещение производства прежнего ремесла или промысла) права виновных. Следует особо отметить, что высылка за границу применялась в качестве дополнительного наказания лишь в отношении иностранных граждан (ст. 58, 75, 209 Уложения).

За преступления и проступки по должности и службе могли назначаться особые виды наказаний: исключение из службы, отрешение от должности, вычет из времени службы, удаление от должности, перемещение с высшей должности на низшую (ст. 65 Уложения).

Уголовное уложение 1903 г. существенно упростило систему уголовного наказания, сохранив при этом достаточное разнообразие возможных правоограничений. Преобладающим объектом принудительного воздействия продолжает оставаться свобода лица, при этом были снижены максимальные сроки заключения, полностью исключено применение телесных наказаний, сокращена возможность назначения смертной казни и наказания в виде поражения прав. Перестает иметь место публичный характер приведение приговора в исполнение.

Система наказаний в меньшей мере определяется социальным статусом виновного и все более зависит от наличия специального правового статуса в соответствии с профессиональными качествами (ст. 22) и половозрастными признаками лица (ст. 56–58).

Характер, объем и сроки правоограничений каждого из наказаний четко определены.

Распространение прогрессивных взглядов на наказание и его роль в обществе и государстве порождает особый научный интерес к определению «объекта карательного воздействия» начиная со второй половины ХК в. Поскольку в этот период развития уголовного права реагирование государства на преступное деяние, как правило, сводилось к наказанию, уголовно-правовые отношения именуются «карательными» и отсутствует упоминание иных аналогичных терминов более широкого значения. При этом содержание объекта наказания трактовалось неоднозначно, а зачастую и диаметрально противоположно, что порождало оживленные споры и дискуссии среди представителей разных научных школ. Между тем представляется, что «многие разногласия философов только кажущиеся, вследствие различия терминологии и неточной формулировки положений…»[17]17
  Продан И. С. Познание и его объект (оправдание здравого смысла). Ч. 1. Харьков, 1913. С. ХШ.


[Закрыть].

Наиболее распространенной являлась точка зрения социологической школы уголовного права, согласно которой общий объект уголовного наказания составляет личность человека, виновного в совершении преступления[18]18
  См., например: Познышев С. В. Основные начала науки уголовного права. С. 36.


[Закрыть]. К примеру, П. Д. Калмыков полагал, что наказание есть зло или страдание, претерпеваемое виновным в ответ за содеянное. Столь широкое определение самой меры воздействия позволило ему заключить, что наказание «обнимает собою всю сферу бытия человека и относится одинаково к миру религиозному, миру нравственному и миру общественному»[19]19
  Калмыков П. Д. Указ. соч. С. 145.


[Закрыть].

Объектом воздействия Д. А. Дриль называл «преступного человека» и «многообразные особенности его преступности» как более или менее стойкое внутреннее состояние, которое при наличии внешних условий предрасполагает к совершению преступлений[20]20
  См.: Дриль Д. А. Уголовное право. СПб., 1909. С. 16, 17.


[Закрыть].

Наиболее целостная концепция объекта наказания как личности преступника принадлежит И. Я. Фойницкому. Объектом уголовной кары он предлагал считать «личную преступность» или «состояние преступности», заключающееся в совокупности личных данных, предрасполагающих к преступлению и проявившихся в нем[21]21
  См.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. С. 46.


[Закрыть]. Основным постулатом концепции объекта данного автора является взгляд на наказание как на меру борьбы с условиями преступной деятельности. «Бороться с преступностью, – пишет он, – значит бороться с влияниями, вызывающими ее, и тем успешнее борьба с преступностью, чем более вызывающие ее влияния поддаются напору противоположных мер»[22]22
  Фойницкий И. Я. Программа русского уголовного права. М., б. г. С. 153.


[Закрыть].

Сторонниками теории личного состояния преступности выступали также В. В. Есипов и П. Д. Калмыков. В их интерпретации она приобретает несколько иное звучание за счет философского обоснования объекта воздействия законом трехчленного диалектического развития. По философии идеалистического пантеизма Гегеля, сущность всего составляет саморазвивающаяся идея, а окружающая действительность – ряд ее беспрерывных воплощений, включающих в себя три стадии. Первоначально идея определяет сама себя и получает ограничивающее ее конкретное содержание (тезис); затем по естественному порядку идея переходит к отрицанию поставленной определенности (антитезис); завершает процесс объединение предыдущих моментов в новом, третьем (синтез)[23]23
  См.: Чубинский М. П. Курс уголовной политики. Ярославль, 1909. С. 229.


[Закрыть].

Исходя из этого преступление рассматривается в качестве сопротивления воли частного человека общей разумной воле, выраженной в законе. Столкновение двух воль, инициированное общественно опасным деянием, может быть уравновешено только через уничтожение злой воли преступника[24]24
  См. подробнее: Есипов В. В. Очерк русского уголовного права. Часть общая. Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Варшава, 1894. С. 299.


[Закрыть].

В уголовно-правовой доктрине данная теория получила название диалектического возмездия. Следует отметить, что ее положения неоднозначно были оценены современниками. На взгляд М. П. Чубинского, на такой основе не могут быть установлены особые взаимоотношения между карательной властью и гражданами, при которых права граждан были бы гарантированы от произвола и насилия, поскольку наказание как выражение абсолютной идеи права изначально предполагается неизбежным и логически справедливым[25]25
  См.: Чубинский М. П. Указ. соч. С. 230–231.


[Закрыть].

Интересен тот факт, что, определяя механизм принудительного воздействия наказания, представители социологического направления отмечают и иную особую область влияния уголовной кары. Так, Д. А. Дриль пишет: «Объектом реакций… является исключительно сам деятель преступления. Только исключительно он и поражается наказанием в своих личных правах и благах, в расплату за совершенное им преступление»[26]26
  Дриль Д. А. Указ. соч. С. 174.


[Закрыть]. По В. В. Есипову, общество, лишившее невиновного тех или иных благ, обязано вознаградить его за это лишение[27]27
  См.: Есипов В. В. Указ. соч. С. 320.


[Закрыть].

И. Я. Фойницкий идет еще дальше. Помимо объекта наказания он выделяет его предмет, под которым понимает неотъемлемое свойство данной меры отнимать у виновного на время или навсегда правовые блага в вознаграждение за вред, наступивший в результате совершения преступления. На его взгляд, «предметом наказания должны быть выбираемы такие блага, отнятие которых чувствительно для лица и отнять которые государство имеет возможность»[28]28
  Фойницкий И. Я. Программа русского уголовного права. С. 401.


[Закрыть].

Автор нередко говорит о наказании как о мере, «представляющей вторжение в сферу прав граждан»[29]29
  Там же. С. 147.


[Закрыть], а лишаемые блага в ряде случаев называет «объектом наказания»[30]30
  См., например: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. С. 54–55.


[Закрыть].

Представляется, что социологические теории объекта воспроизводят философское обоснование наказания (ответственности) и имеют криминологическое значение. Положительным моментом в работах названных авторов является определение необходимости существования института освобождения от наказания. Ими подчеркивается изменчивость личности, в связи с чем наказание не может переходить в полное ее уничтожение и должно видоизменяться сообразно специфическим чертам состояния виновного[31]31
  См., например: Есипов В. В. Указ. соч. С. 314, 315.


[Закрыть].

В целом подобный подход к «объекту карательного воздействия» отвечал уровню развития законодательной регламентации объекта и соответствовал приоритетам уголовно-правовой политики, наличию телесных наказаний, недостаточной защищенности лица, совершившего преступление, перед лицом «правосудия» и государства. Однако его сторонники необоснованно отождествляли понятия наказания как социально-правового явления и как правового института.

Н. С. Таганцев под объектом уголовной кары понимал «преступное деяние как проявление личности, подлежащей за учиненное им известным стеснительным мерам – наказанию»[32]32
  Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 87.


[Закрыть].

Наказание ученый связывает с лицом через посредство преступления, определяя последнее как продукт деятельности дееспособного субъекта, проявившего свою вину с ее разнообразными индивидуальными оттенками и мотивами, чертами характера и др. [33]33
  См. там же. С. 79.


[Закрыть] При этом он в категоричной форме заявляет, что как теоретически неверно считать объектом наказания только преступное деяние, забывая лицо, его учинившее, также ошибочно понимать под ним многозначный и широкий по содержанию термин «состояние преступности», воспринимая само деяние лишь как повод для осуществления карательной деятельности[34]34
  См. там же. С. 79, 81.


[Закрыть].

Концепция объекта, предлагаемая классической уголовно-правовой школой, также имеет скорее философское, а не прикладное значение, о чем можно судить, например, по образному эпитету Ад. Франка, определившего объект наказания как «нравственное зло, выразившееся в нравственно преступном действии»[35]35
  Философия уголовного права / под ред. Ю. В. Голика. С. 68–69.


[Закрыть]. Однако представители классической школы более рациональны в постановке целей уголовно-правового воздействия и конкретны в определении составляющих структуру личности преступника свойствах, или той их части, которая нашла свое отражение в общественно опасном деянии.

Наименее распространенной в дореволюционной доктрине уголовного права по вопросу объекта наказания являлась теория правовых благ. Наказание в данном случае определялось как мера, принимаемая государством в целях обеспечения безопасности общества и направленная на поражение прав преступника[36]36
  См., например: Белогриц-Котляревский Л. С. Учебник русского уголовного права. Общая и Особенная части. Киев, 1903. С. 252.


[Закрыть] или представляющая «вторжение в сферу юридических благ виновного»[37]37
  Лист Ф. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903. С. 1.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть, что «сфера правовых благ» индивида признается в качестве объекта внешней стороны не только наказания, но и иных правоохранительных средств, отличаясь лишь объемом, условиями, порядком и энергичностью осуществления такого права вторжения[38]38
  См.: Жижиленко А. А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных средств. Пг., 1914. С. 29.


[Закрыть].

А. А. Жижиленко достаточно обстоятельно формулирует проблемное поле объекта воздействия, обозначая круг его основных вопросов: «должны существовать особые нормы, устанавливающие право вторжения в чужую правовую сферу, должен быть установлен круг лиц, которым это право присваивается, и, наконец, должны быть ясно очерчены самые пределы возможного вторжения в сферу чужих правовых благ»[39]39
  Жижиленко А. А. Наказание. С. 28.


[Закрыть].

Несмотря на свою дискуссионность, «объект карательного воздействия» прочно вошел в дореволюционную терминологию права, что подтверждается определением его содержания в энциклопедическом словаре того времени[40]40
  См.: Энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф. А. Брокгауз – И. А. Ефрон. Т. 39. М., 1992. С. 477, 478.


[Закрыть]. Дореволюционная уголовно-правовая доктрина по вопросу объекта воздействия во многом опередила уровень легального его отражения. Представители различных школ неотъемлемым признаком наказания признавали его праволишающую (ограничивающую) возможность, предлагая исторически обусловленную периодизацию развития наказания[41]41
  См.: Будзинский С. Указ. соч. С. 252–254.


[Закрыть], допустимые пределы его воздействия[42]42
  См., например: Будзинский С. Указ. соч. С. 255; Дриль Д. А. Указ. соч. С. 185–186; Жижиленко А. А. Наказание. С. 28, 50; Калмыков П. Д. Указ. соч. С. 53; Фойницкий И. Я. Программа русского уголовного права. С. 401–415; Чубинский М. П. Указ. соч. С. 415, 419, 420.


[Закрыть] и классификации по характеру правоограничений[43]43
  См.: Лохвицкий А. Указ. соч. С. 43; Фойницкий И. Я. На досуге. С. 596.


[Закрыть].

На первоначальном этапе развития советского государства происходит формирование нового уголовного законодательства и постепенный отказ от дореволюционных норм. Главными составляющими права на тот период являются аналогия и «революционное правосознание».

В. М. Сырых отмечает, что судебные органы по своему усмотрению трактовали не только составы преступлений, но и меры воздействия за их совершение[44]44
  См.: Сырых В. М. История государства и права России. Советский и современный периоды. М., 1999. С. 62.


[Закрыть].

Согласно ст. 25 Руководящих начал осужденный мог ограничиваться в следующих правах:

– имущественных – посредством применения конфискации всего или части имущества; восстановления либо возмещения причиненного ущерба;

– трудовых – в случаях отрешения от должности; воспрещения занимать ту или иную должность или исполнять ту или другую работу; исполнения принудительных работ без помещения в места лишения свободы;

– чести и достоинства – посредством выражения общественного порицания; объявления врагом революции или врагом народа;

– политических прав – при внушении; объявлении под бойкотом; исключении из объединения на время или навсегда; лишении политических прав;

– права на личную свободу – при принуждении к действию, не представляющему физического лишения (например, пройти известный курс обучения); отбывании наказания в виде лишения свободы на определенный срок или на неопределенный срок до наступления известного события (окончания гражданской войны, построения социализма);

– жизни – посредством расстрела[45]45
  Многие из перечисленных мер весьма условно отнесены к той или иной группе, поскольку их характер сложно определить. В. М. Сырых, справедливо отмечая оригинальность установленной Руководящими началами системы наказаний, пишет о ее необоснованности с точки зрения принципов уголовного права, поскольку ряд мер затрагивают такую сферу деятельности лица, в которую государство и органы правосудия вообще не должны вторгаться (см.: Сырых В. М. Указ. соч. С. 108).


[Закрыть].

В этом отношении характер правоограничений по УК РСФСР 1922 г. представляется более традиционным. Законодатель справедливо отказался от ранее установленных принуждения к действию, не представляющему физического лишения; объявления под бойкотом; исключения из объединения на время или навсегда; объявления врагом революции или врагом народа.

Новеллой явилась регламентация изгнания. Осужденный к данному виду наказания лишался права пребывания на территории РСФСР на срок или бессрочно. В новом качестве сохранилось наказание в виде возложения обязанности загладить причиненный вред. Осужденный должен был личными усилиями, точно указанными в приговоре, устранить последствия правонарушения или возместить причиненный потерпевшему ущерб (ст. 45 УК РСФСР 1922 г). Следовательно, исключался имущественный характер такого воздействия, направленного на свободу лица в широком ее понимании (в отличие от Руководящих начал 1919 г., предусматривающих восстановление либо возмещение причиненного ущерба).

Уголовным кодексом РСФСР 1922 г. в систему наказаний был возвращен штраф. При этом пределы лишения имущественных прав ни Общая, ни Особенная части УК не определяли. Размер денежного взыскания полностью зависел от усмотрения суда.

В УК РСФСР 1922 г. конкретизируется содержание поражения прав. Данная мера могла состоять в лишении на срок до 5 лет активного и пассивного избирательного права; активного и пассивного избирательного права в профессиональных и других организациях; права занимать ответственную должность, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем и опекуном; по особому постановлению суда – в лишении ордена Красного или Трудового знамени (ст. 40, 41 УК РСФСР 1922 г.).

В трудовых правах лицо могло быть ограничено посредством назначения принудительных работ на срок от 7 дней до 1 года. По характеру ограничений правового статуса личности можно выделить две разновидности этой меры. В первом случае виновный продолжал заниматься своей профессией с изменением условий труда (понижением по тарифному разряду, обязательными сверхурочными работами, переводом в другое учреждение или другую местность); во втором – направлялся на работы неквалифицированного физического труда (ст. 35 УК РСФСР 1922 г.).

Ограничения в свободе возлагались на срок от 6 месяцев до 10 лет (по Руководящим началам – и до наступления определенного события). Мера лишений дифференцировалась по степени воздействия на свободу передвижения осужденных. В соответствии с этим наказание могли исполнять места лишения свободы, исправительно-трудовые дома, трудовые сельскохозяйственные и ремесленные колонии, переходные исправительные дома. При этом все заключенные привлекались к труду, по возможности в соответствии со своими специальными знаниями и способностями (ст. 34 УК РСФСР 1922 г.).

Нормативно политика советского государства в отношении лишения жизни лиц, совершивших общеуголовные преступления, имела нестабильный характер. Смертная казнь неоднократно отменялась и вновь вводилась в действие. Однако фактически историки отмечают имевшую место практику не только ее широкого использования (как к военным, так и гражданскому населению), но и возрождения «средневековых» традиций по способам лишения жизни (сожжением, например)[46]46
  См.: Троценко Т. Смертная казнь // Закон и право. 2000. № 10. С. 56.


[Закрыть] и наказания неопределенного круга лиц (по жребию)[47]47
  См.: Францифоров Ю. Смертная казнь: должно ли наказание быть равным преступлению? // Правозащитник. 2002. № 4. С. 26.


[Закрыть].

Иные меры социальной защиты также могли подвергать воздействию различные стороны правового статуса личности: трудовые права, права на свободу передвижения и выбор места жительства, организацию досуга.

В отношении лиц, не достигших на момент совершения преступления 14-летнего возраста, а также лиц от 14 до 18 лет, «действующих без разумения», могли применяться воспитательные меры (ст. 13 Руководящих начал 1919 г.). По ст. 18 УК РСФСР 1922 г. наказание не применялось к несовершеннолетним от 14 до 16 лет, в отношении которых признавалось возможным ограничиться мерами медико-педагогического воздействия. Необходимо отметить, что конкретный перечень таких мер и, как следствие, содержание специального правоограничительного влияния на правовой статус несовершеннолетних уголовный закон не предусматривал.

Санкции статей Особенной части УК РСФСР 1922 г. носят неопределенный характер и сконструированы без соблюдения соответствия характера предмета воздействия характеру общественно опасного деяния. Так, по статьям об имущественных преступлениях менее чем в 50 % случаев предусматривались наказания, ограничивающие лицо в его имущественных правах, а такие преступления, как побег (ст. 204) и самовольная отлучка военнослужащего (ч. 3 ст. 205), напротив, могли повлечь за собой конфискацию имущества.