Текст книги "Кама с утрА. Картинки к Фрейду"

6.

Я знала, что Максиму нравятся женщины-вамп, какой была, на мой взгляд, Рита. Голодный взгляд моего мужа заметался по ее телу, ощупывая и проверяя бугорки и впадины, стоило ему увидеть ее. Чувствовалось, он не прочь потрогать новую знакомую не только глазами, но и руками.

– Уж не получится ли, что мы не наши отношения освежим, – подумала я, – а зародим отношения Макса с Риткой? Может, зря я все это затеяла? Нет, правда ведь… Ритка говорила, что видела моего мужа и он ей понравился, – вдруг вспомнила я, – вот же зараза, она запала на Макса и придумала тему визита, видишь ли, чувства освежить…

Пока я раздумывала, Рита представила мужа. Кирилл оказался видным мужиком, хотя и старше нас всех, но вполне моложавым и стильным – фигура далека от того, чтобы называться спортивной, но без лишнего жира, короткие «ежиком» волосы с проседью на висках, небольшие глаза, спрятанные за стеклами очков в тонкой золотой оправе.

Квартира Риты и Кира, как она называла мужа, находилась в дорогом престижном районе города, в исторической части. Современная планировка с широкими окнами, через которые был виден светящийся вечерний город, европейский ремонт с продуманными до мелочей деталями интерьера. Да и мебель соответствовала и квартире, и самим хозяевам. В гостиной два огромных дивана, стоящих друг напротив друга, приглашали гостей утонуть в их мягких просторах. Сидеть на них было невозможно. Едва присев, человек тут же автоматически заваливался на спину, принимая позицию полулежа. Светлая, цвета слоновой кости, окраска радовала глаз торжественностью. На белых стенах висели большие картины, как мне показалось, не репродукции, а оригиналы. Это были черно-белые графические абстрактные рисунки, с явно выраженным сексуальным оттенком. Одна изображала подобие распущенного бутона цветка, напоминающего женскую промежность, на второй был очерчен ствол засохшего дерева, без сомнения, ассоциировавшегося с мужским половым членом.

Но самым привлекательным в большой и светлой комнате Риты и Кира оказался стоящий между диванами стол оригинальной конструкции – кусок толстого стекла овальной формы держала в тонких руках фигура бронзовой женщины, изогнувшейся в грациозной позе. Дива была совершенно голой. Через стекло столешницы можно было хорошо рассмотреть полные груди, соски и даже морщинки вокруг них. Соски отличались по цвету от тела – они были светлее, будто многократно их кто-то тер пальцами…

«Бронзовая тетка в постоянном возбуждении, соски вон как торчат», – подумала я, рассматривая фигуру под стеклом.

В углу я увидела похожую статую, но стоящую в полный рост. Она держала в руках абажур. Мягкий свет падал на грудь и живот женщины.

«Своеобразный торшер… Наверное, кучу денег стоит…»

Кир налил в бокалы шампанского и все, дружелюбно улыбаясь, чокнулись за знакомство.

– У вас красивая жена, Макс, – сказал Кир, не сводя с меня глаз, – Рита все уши прожужжала… И не обманула.

– Да уж… – многозначительно протянул Максим, не зная, что ответить. Он вообще-то никогда не лез за словом в карман, но тут почему-то растерялся. Я впервые видела его таким за последние годы.

– Поверьте… Она у вас реальная красавица. Ритка знает толк в женской красоте, зря хвалить не станет.

– Да уж, – снова, теперь уж совсем глупо, промямлил Макс, разглядывая почему-то Риту, а не меня, о ком в этот момент шла речь. Пауза затянулась, и Макс, почувствовав неловкость, перевел взгляд на говорившего Кира… Тот не сводил глаз с моего выреза… Макс поежился, будто у него заныл зуб.

«Неужели ревнует?» – пронеслось в голове.

То, что Кир облизывался, глядя на мою вываливающуюся из выреза платья грудь, видела и Рита. Правда, она реагировала на это спокойно, продолжая томно улыбаться и нагло разглядывая нас с Максом. Ситуация становилась щекотливой. Похотливые взгляды хозяев говорили о многом. Возникла немая пауза, прерванная Ритой. Неожиданно резко она встала и, сделав короткий шаг к Максиму, плюхнулась на диван рядом с ним. Обняв моего мужа, пробежала по его спине своими длинными пальцами снизу вверх и, добравшись до затылка, сунула пальцы в волосы…

– А ты… Ты тоже ничего… Давай выпьем на брудершафт, – невинно предложила Рита.

Левой рукой она продолжала ворошить короткий ежик на макушке Максима, правой переплелась с его рукой и, пристально глядя в глаза, большими глотками стала пить шампанское. Осушив бокал, почти не мешкая, Рита прильнула губами ко рту Максима. Поцелуй длился неприлично долго. Мой муж не сопротивлялся. Как раз наоборот. Он буквально впился в Риту и не отпускал ее, словно забыв, где находится.

– Не ревнуешь? – хохотнув, спросила Рита, отпрянув от Макса и повернувшись ко мне. – Нет? Не стоит… Мы сейчас и с тобой выпьем…

Она прытко пересела на середину дивана, оказавшись между мной и Максимом, и, подняв бокал, в который Кир уже успел подлить шампанское, потянулась ко мне. От нее пахнуло горьким запахом дорогих духов. Жесткие волосы коснулись моей щеки, приятно царапнув кожу.

Рита нагло втиснула в мой почти несопротивляющийся рот свой острый язычок и защекотала небо. Сладкая истома разлилась по всему телу. Даже в пальцах ног почему-то дернулся мускул. Рита оказалась не только знатоком женской красоты. Она знала толк и в поцелуях. Едва Рита отстранилась от меня, я заметила своими почти ничего не видящими глазами, что Кир, сидящий напротив, лукаво улыбается, легонько потирая между ног.

– Хороши женщины, – сказал он, довольно крякнув, – Эх, хороши… Выпьем за них!

Рита пересела на диван к мужу, продолжая облизывать губы. В ее глазах блестел безумный огонек. Кир, как гостеприимный хозяин, подливал шампанское, добавляя в него вишневый ликер. Потом мы перешли на джин с тоником. На экране телевизора, неизвестно как, появились голые тела. Они мельтешили в самых неожиданных позах. Быстро запьяневший глаз уже не мог разобрать, сколько их там было и кто в кого въезжал.

Кир рассказывал смешные истории из своей заграничной жизни. Рита перебивала его, разбавляя рассказ мужа красочными комментариями. Все хохотали и пили… Пили и хохотали. О чем мы тогда говорили, я не могла вспомнить уже на следующий день. Я не отражала того, что происходило в комнате. Не понимала смысла разговора, если у этого разговора и был хоть какой-нибудь смысл. Я даже толком не видела ничего вокруг себя – ни картин на стенах, ни голой бронзовой женщины под стеклом, ни даже блестящих ее сосков, торчащих перед самым моим носом. Потом я не могла восстановить в памяти, какие были гардины на окнах или стояли ли цветы в горшках на подоконнике. Единственное, на чем я сосредоточилась, была Рита. Горький запах ее духов пьянил меня. Каждый раз, когда она наклонялась, аромат, исходящий от нее, кружил мне голову больше, чем выпитый алкоголь. Это был не просто запах дорогих духов, это была смесь духов и запаха вожделения. Что-то напряглось и дернулось внутри живота… Я сжалась, испугавшись, что проснувшееся во мне животное выскочит наружу, стоит развести ноги в стороны.

– Верочка, пойдем на кухню… Сделаем кофе мужчинам, а ты, Кир, займи пока Макса, покажи маску, которую мы привезли из Кении, – сказала Рита и потянула меня за руку.

Я встала и последовала за ней, как под гипнозом.

7.

Я сидела на столе, упираясь в него руками и запрокинув голову. Два больших круглых шара моих грудей плавно колыхались крупными волнами. Коричневые соски вызывающе торчали вперед, требуя поцелуя. На мне не было ни платья, ни бюстгальтера. Вещи валялись под столом. Передо мной стояла Рита, тоже раздетая до пояса. Одной рукой она придерживала меня за талию, другой обхватила грудь, чтобы та не «убегала». Рита целовала меня, легко перебирая влажными губами и слегка покусывая кожу. Все произошло так быстро, что я не заметила, как оказалась в такой позе и без одежды. Мы стонали, увлекшись, забыв обо всем…

Ощущения взлетели вверх, оказавшись на волне девяти баллов по шкале Рихтера. Меня качало из стороны в сторону, время от времени выбивая сознание до полного нуля. В этот момент я проваливалась в черную дыру, где было тяжело дышать, будто не хватало кислорода. Как рыба, выброшенная на берег, я хватала ртом воздух, от чего в горле пересохло. Стол, на котором я сидела, уплывал из-под меня, как палуба в шторм. Боясь упасть, я ухватила двумя руками Риту за плечи. Она придвинулась ко мне еще ближе, я ощутила ее горячее дыхание и снова улетела куда-то, где не было никого, кроме пустоты. Я была в нирване. Там, где нет ни времени, ни пространства. А есть только ощущение блаженства. Хотелось кричать. Но вместо звука раздался хрип…

…Кто-то дернул меня за плечо, словно пытаясь привести в чувства.

С трудом разлепив веки, я увидела Максима. Наклонившись, он поднял платье, валяющееся на полу и, слегка оттолкнув Риту, натянул его на меня. Хотя я и открыла глаза, все еще ничего не соображала и толком ничего не видела. Моргая, тупо смотрела на мужа, а на моем лице блуждала идиотская улыбка. Рита переключилась на Максима, пытаясь задрать на нем рубашку, видимо, считая, что если она сможет его возбудить, он вовлечется в начатое нами действо и мы продолжим уже втроем. Но что-то пошло не так…

– Рита… Не надо, – морщась, сказал Максим и, потянув меня за руку, направился к выходу.

– Уже уходите? – разочарованно спросил Кир, неожиданно появившийся в коридоре, – а зря… Все только начинается… Мы бы так хорошо посидели… Куда же вы?..

Не расслышав слов прощания, мы выскочили в подъезд. В висках бился пульс. Грудь, переполненная воздухом, грозила разорваться.

«Черт возьми, что теперь будет… – подумала я, испугавшись реакции мужа. – Вот так освежили отношения. Будет считать меня шлюхой. Кошмар…». Мысли путались, спотыкаясь за обрывки еще не улетучившихся ощущений от Риткиных поцелуев.

Спустившись на один пролет, Максим прижал меня к стене. Он смотрел, как мне показалось, чужим, злым взглядом. Ноздри подергивались, как у строптивого коня, а из открытого рта перло жаром.

«Сейчас ударит», – почему-то пронеслось в голове.

Но он, ни слова не говоря, задрав платье, стал тыкаться своим превратившимся в железный прут членом, пытаясь найти вход. На мне не было трусиков – они, видимо, остались на полу Риткиной кухни, поэтому все произошло стремительно быстро. Я не только не сопротивлялась, а наоборот, помогала ему, двигаясь в такт и захлебываясь стонами. Оргазм рванул одновременно и одинаково бурно. Но, несмотря на бешеный выплеск энергии, удовлетворения не наступило. Хотелось еще и еще. Снова и снова. Едва кончив, Максим тут же, почти без паузы, тяжело задышал, как бывает в момент крайнего возбуждения. Такого сразу после окончания акта у него никогда не было. Я тоже, не приходя в себя, снова поплыла. Возможно, все повторилось бы, но наверху хлопнула дверь, кто-то из соседей вышел из квартиры.

– Пойдем, – сказал Макс и медленно стал спускаться. Держась за руки, придерживая друг друга, чтобы не упасть… мы вышли из подъезда.

Со стороны мы могли показаться двумя зомби, вышедшими из гроба. Наши движения были странно-угловатыми. Возбужденное сознание не пришло в нормальное состояние, и мы не полностью ощущали свои тела, а потому шли, выше обычного поднимая ноги и резко опуская их на асфальт. Будто по вате. Мы снова остановились… Одной рукой Максим придерживал меня за талию, другой вытащил мою грудь из глубокого выреза платья и остервенело щипал сосок. Я засунула руку ему в брюки и принялась массировать член. И в без того плотных джинсах стало совсем тесно. Дернув за хвостик молнии, я раскрыла брюки, освободив задыхающегося затворника. Разбухший орган не помещался в руке, продолжая увеличиваться в размере. Через пару секунд он снова превратился в кусок металла и требовал разрядки.

Мы прислонились к фонарному столбу, от которого падал желтый свет, освещавший тела тусклыми бликами. Когда, время от времени, я приоткрывала глаза, ничего кроме мужа не видела. Вокруг нас стояла жгучая темнота. Мы будто провалились в преисподнюю. Невольно мелькнула мысль:

– Понятно, отчего стонут девки… И почему они не дают прохода моему мужу… Тут есть отчего стонать…

И я снова потеряла мысль. Ощущение животной радости заполнило каждую клетку моего тела и души.

Я превратилась в мягкую податливую куклу. Едва Макс отстранялся от меня, я валилась, не в силах стоять. Держа меня за талию одной рукой, другой Макс махнул проезжавшей машине… Остановилось такси. Втолкнув меня в салон на заднее сиденье, он плюхнулся рядом. Плотно прижавшись к мужу, я не выпускала из своих рук его член, снова опустошенный и мягкий. Медленно опустившись на колени, едва втиснувшись между сиденьями, я обхватила его губами, тут же почувствовав, как тот дернулся и стал снова расти у меня во рту.

Максим успел заметить, как шофер внимательно смотрит в зеркальце заднего вида, пытаясь разобрать сквозь темноту, что же происходит у него за спиной. Послышалось шуршанье бумажек. Макс сунул таксисту через плечо несколько купюр и, захрипев, отвалился на спинку сиденья. Кончить, на этот раз, не удалось. Мы жили не так далеко от Риты и доехали быстрее, чем смогли удовлетворить очередной порыв. Таксист тормознул, мы дернулись, опомнившись.

– Приехали, – хрюкнул водитель, догадавшийся, чем мы занимаемся. Вряд ли ему было что-то видно через черкало заднего вида, но по звукам все было более чем понятно…

Выйдя из машины, почти не приходя в себя и сделав несколько шагов, мы остановились под козырьком подъезда. Макс все больше превращался в животное. Он с остервенением рвал платье на мне, мягкие укусы становились ощутимее. Но это, как ни странно, доставляло мне удовольствие. Волна безумства захлестнула нас.

– Пойдем… – прохрипела я, – вдруг соседи…

– Да черт с ними… – сказал Макс, но все же открыл дверь, и мы ввалились в подъезд.

8.

– Черт, Верка… Как же ты хороша, иди ко мне, сладкая… – сказал Максим на следующий день, едва проснувшись.

Я лежала рядом с ним совершенно голая. Простынка сползла, обнажив тело, но я и не думала прикрываться. Приподнявшись на локте, Максим рассматривал меня, будто видел в первый раз.

– Почему… скажи, черт возьми, почему… ты не хотела заниматься со мной сексом? Ведь мы могли развестись…

– Я не хотела? – возмутилась я.

– А кто же? Ты вечно зудела и ныла…

– Ты что? С ума сошел… Да я злилась потому, что хотела этого… Во мне все бурлило, я не находила себе места… А ты не обращал на меня внимания. Трахался с Таечками и Маечками… – я замялась.

После всего того, что произошло между нами этой ночью, не хотелось вспоминать этих потаскух.

– Какая глупость… – простонал Максим, тычась носом в мое плечо. – Какая чушь… Я считал, что ты после родов стала фригидной. Что не хочешь… Ты отказывала мне, а я не хотел тебя мучить. Я ж люблю тебя и дорожу нашими отношениями.

Почему я казалась Максиму фригидной, в то время как сама изнывала от желания? Если бы он знал ответ на этот вопрос, возможно, стал бы импотентом. Моя жизнь, перевернутая с ног на голову, мне самой казалась безумием. Жена преуспевающего бизнесмена и известного бабника, изнывающая от сексуальной неудовлетворенности, которую он сам считает фригидной. Кого? Меня? Фригидной… Господи…

Тряхнув головой, я пыталась скинуть с себя нахлынувшие мысли. Они были сейчас некстати. Я сама уже почти поверила в то, что фригидна. Это я устроила спектакль. Я внушила мужу, что я холодна как айсберг в Ледовитом океане. Но, может, пора вспомнить себя настоящую… Нет, мне не хотелось ничего вспоминать!

Закрыв глаза, словно желая вырубить изображение, отключить воспоминания, пытающиеся пробиться сквозь толщу памяти, я забралась на Максима, коснувшись своей раскаленной промежностью его живота. Макс смотрел на меня, не переставая удивляться. Это была не я, Вера, его фригидная вечно недовольная всем и вся жена. Но кто был с Максимом? Этого не знал ни он, ни даже я, окончательно запутавшаяся в себе. Прочь копания и рефлексии! Хватит играть. Пора стать самой собой. Будь что будет. Хотя, что будет? Что ждет нас впереди? Буду ли я, наконец, счастливой?

Я нагнулась к лицу мужа. Волосы упали длинными прядями, щекотнув кожу. Его тела коснулись мои качающиеся соски. Я провела кончиком языка по губам Максима. Он вздрогнул.

– У нас теперь все будет по-другому… Правда? – спросила я, отстранившись и заглядывая ему в глаза.

– Правда, девочка моя… Правда… А если вдруг станет скучно, пойдем к Рите… – ответил Максим, и мы засмеялись.

Для него это было шуткой. Вчерашнее приключение он посчитал за случайность, спровоцированную алкоголем и порнографическим фильмом, который мы смотрели по видео.

Макс не предполагал, что у меня может быть тяга к женскому телу. Ревновать меня к Рите у него не было оснований. Во всяком случае, он так считал и был уверен в этом. По-прежнему я оставалась для него темпераментной по природе, но непорочной по воспитанию. Я и Рита? Смешно… Он шутил на скользкую тему, не видя в ней никакой опасности, а я не собиралась разочаровывать мужа. Впрочем, я и в самом деле не была лесбиянкой в полном смысле этого слова. Меня вполне устроил бы секс с мужем. Ведь я любила его и считала себя счастливой. По крайней мере, сейчас. Здесь. С ним.

«А Рита… Рита… Может быть, потом… Когда-нибудь», – в голове началась путаница.

Максим навалился на меня своим крупным телом, но мне была приятна эта тяжесть – хотелось, чтобы он надавил сильнее и я растворилась бы вся в нем, под ним… Лаская меня мягкими и сухими губами, он отвлекал от мыслей – каждый поцелуй вырывал меня из сознания, унося в неведомые дали, где нет мыслей, нет слов, есть только эмоции… Но все же сквозь полуразрушенное сознание все время прорывалось одно единственное слово: Рита… Рита… Рита…

Рита

1.

В комнате стоял удушливый запах. Запах пота и запах тел, запах желания и возбуждения смешались с ароматами дорогих духов. Вера пользовалась чем-то легким, похожим на весеннюю свежесть Jil Sander. Видимо, она хотела этим придать воздушность своему полноватому телу. Я же любила всегда тяжелые и горькие запахи типа Opium или Sonia Rykiel. Во времена дефицита восьмидесятых выбор французских духов, мягко говоря, был крайне ограничен, мы пользовались теми, которые смогли достать. «Достать» означало приобрести вещь через знакомого продавца. Когда позже у меня появилась возможность купить что-то другое, я уже привыкла к этим запахам и продолжала пользоваться ими. Изменять своим пристрастиям сложно. Хотя я иногда и экспериментировала, но срез моих экспериментов уходил недалеко от первоисточника. Кир с Максом тоже облились «боссами» на славу. Вокруг нас парили облака от ароматизированных тел.

Вдобавок к этому свечи… Они сочились дымком, испаряющимся кофейно-горьким с примесью экзотических специй. Эти необычные свечи мы купили в Голландии в восточном подвальчике. Кир уверял, что в воск подмешана дурманящая травка. Не знаю, уж так ли это, но запах от них шел своеобразный. Что голландцы, что азиаты, у которых мы купили эти свечи, знают в этом толк. Так что не исключено, что Кир прав.

Кто-то уронил бутылку. Кир, рассказывая анекдоты, любит размахивать руками – вечно летят со стола бокалы и рюмки. Разлившееся вино расползлось по ковру красным пятном. В комнате было жарко, и запах начавшей высыхать лужи испарениями приторного аромата крепленого вина примешивался к остальным. Красный. Липкий. Приторный. Наверное, портвейн. Кир всегда его покупает. Он достаточно крепкий и сладкий. Пить вкусно, и по голове бьет быстро и прочно. Не то что сухое вино. Глушишь его, глушишь, а толку ноль. Можно, конечно, водку пивом размешать, но кто это будет пить в приличном доме? Вот-вот…

Кир знал, что сегодня предстоит непростой вечер и будет лучше, если все выпьют с максимальной отдачей, а потому запасся портвишком. Для торжественности момента он всегда покупает сухое шампанское или брют и старается разбавить его ликером. Также хорошо идет джин с тоником. Но и его надо выпить много, чтобы уж был эффект. Поэтому портвейн у нас есть на подхвате всегда. И хотя это тебе не то что советские «Три семерки», а настоящее порто, тем не менее, Кир выставляет его, когда народ начинает потихоньку расплываться. Порто делает свое дело… Но с ним вечно морока. Если уж его разольют, то приходится возиться потом, отмывая красные и липкие пятна.

Если хочешь полной расслабухи, особенно в малознакомой компании, приходится запасаться алкоголем. Даже самые раскрепощенные и современные люди сначала зажимаются, а если напускают на себя веселость, то обычно это скорее наигранное состояние. Веселость с опаской. Веселость с оглядкой. Как бы на тормозах. Вот он веселится, но если что не так, готов в любой момент тормознуть.

А вот после пары бокалов шампанского с ликером плюс нескольких стаканов джина, еще и заглянцевать все это портвишком… Любой становится искренне раскованным. Человек переходит невидимую черту между наигранной веселостью и тем проявлением эмоций, которое свойственно ему, но трезвость мешает. Стоит дать организму достаточную порцию спиртного, как оковы, сдерживающие эмоции, спадают… Словно и не было их. Особенно если участники событий готовы избавиться от этих оков. Если они сами хотят этого.

– Пожалуй, у нас все могло получиться, – подумала я, закрыв за гостями дверь, – Вера, во всяком случае, обошлась бы и без портвейна.

– А жаль, что ребята сбежали, – сказал Кир, вытянув ноги на столике, предварительно подложив под них подушечку. – Такие славные… Тебе Вера понравилась. Я видел.

– Я что, отказываюсь, что ли… – отозвалась я. – Стройная, но при этом при формах. Не часто встретишь такое. Если сиськи на месте и задница кругленькая, то и все остальное не объедешь за полдня. А если тонкая фигура, так вместо грудей одни соски или, того хуже, тряпки висячие.

– Фу, как пошло, – скривился Кир, глотнув джина. – У нас есть лед? Теплая гадость…

– Перестань строить из себя гранта, – не зло укорила я Кира.

Он любит рисоваться, и чаще всего я подыгрываю ему. Но когда мы остаемся наедине, то его рисовка жутко раздражает.

– Слушай, ты видела… рыжую такую… соседку с пятого этажа? Я с ней вчера ехал в лифте и представил… Классная деваха, – Кир решил перевести тему в другое русло.

– Видела-видела, вот именно… Это то, что я тебе и говорю. Дойки как пудовые гири, закопаешься, назад дороги не найдешь. А тело… все дрожит, как недоваренный холодец. Ткни пальцем – и будет трястись пару суток. Нет, это совершенное безобразие. Смотришь на такую, и сразу охватывают ощущения затхлости, духоты, застоя.

– Причем тут застой? – засмеялся Кир, подливая джина, – вот сравнила! Сиськи и застой.

– Не придирайся. Разве дело в этом? Ты же все прекрасно понял. Лучше налей-ка и мне… – я протянула бокал, не переставая думать о Вере.

В Вере все было гармоничным. Хотелось целовать ее пальчики, плечики, шею. При этой мысли у меня снова закружилась голова… Представив Веру, я закрыла глаза, желая удержать ее образ в памяти. На губах появилось ощущение прикосновения ее губ. Облизнувшись, я попыталась восстановить это ощущение.

– Жаль все-таки, что этот придурок, как его… Максим, что ли… приперся на кухню, – размышляла я, закрыв глаза и с вожделением вспоминая Верочкино тело.

– Сам жену, небось, не трахает, а тут приревновал. Идиот! – словно догадавшись, о чем я подумала, произнес Кир. – Радовался бы, что доведут его Веру до кондиции. Сто процентов она такого кайфа во всей своей жизни не испытывала.

– Надо будет на работе продолжить ухаживания за ней, – коротко глянув на Кира, продолжала размышлять я, развалившись на диване. – Вера определенно не откажется.

Когда-то и я была неопытной и наивной, как она, а ведь мы почти ровесницы. Ей, похоже, чуть за тридцать. Вышла замуж молодой, жизни не видела… Родила пацаненка и просидела сиднем замужней женой при своем процветающем Максе. И пока он таскался по секретаршам, блюла ему верность, глупышка. Да что говорить? Легко рассуждать… Если бы не заграница, что было бы со мной… – я грустно взглянула на мужа, прикрывшего глаза и, скорее всего, рисовавшего откровенные картинки в своем воспаленном воображении: «Интересно, кого он сейчас раздевает… Верочку или рыжую соседку с пятого этажа…»

2.

С Киром мы познакомились, когда я училась в институте. Наверное, в том же возрасте, как и Вера с Максимом. Кирилл был реальным красавчиком – рослый, спортивный, с налетом номенклатурной вальяжности. Лицо просилось на плакат: «Враг не дремлет!» Правильные черты лица, красиво очерченные губы без признаков излишней сексуальности. Все в норме правил морального кодекса строителя коммунизма. Или социализма? Уже не помню, что мы тогда строили. Но дело не в этом…

…Объективно Кира вполне можно было назвать красивым. Глаза серые с синим отливом, когда он надевал голубую водолазку, и с зеленым, если на нем был джемпер цвета весенней травки. Волосы черные с легкой волнистостью. Ко всей этой красоте добавьте интеллигентности, приплюсуйте образованности, умение витиевато излагать мысли… И получите очень перспективного для брака жениха. Позже я поняла, что в Кире отсутствует харизма – он красив, но какой-то плакатной красотой, словно не живой, а нарисованный. Даже улыбался он всегда одинаково, чуть растянув губы – не больше и не меньше положенного, будто перед этим долго тренировался перед зеркалом. Но тогда я всего этого не замечала. Вернее, не понимала, что такое мужская привлекательность. Он мне жутко нравился, и я считала его отличным кандидатом на брак.

Однако и я «не мимо шла» – то есть не безродная девица. Как любила говорить обо мне мамина сестра, тетя Люся, я считалась завидной невестой. Кирилл завелся то ли на мои длинные ноги, то ли на курчавые волосы, пышной копной прикрывающие спину. То ли на моего папу с его связями. С Кирилла станется. Он с рождения был карьеристом, и никакой возможностью перспективного контакта не гнушался.

Никто не знает, на что среагировал Кирилл. Но то, что его гормоны сработали на меня, было тоже очевидно. Я оказалась именно той самой самкой, на которую у него пошла слюна. Как мне нравится говорить, произошла гормональная реакция, приведшая нас к влюбленности. Любовь, за которую принимают юнцы «состояние стояния», совсем другое чувство. Но мы понимаем это гораздо позже. То, что происходит между ромео и джульеттами, является половым животным влечением и ничем более… Простите за цинизм.

Таким вот влечением и накрыло нас с Киром. Мы оба, совершенно неискушенные в деле секса, но вполне созревшие для него, рванули друг к другу с неудержимой силой. Все свободное время мы проводили в комнате Кирилла огромной родительской квартиры, тычась, как слепые щенки, носами то в шею, то в плечо. Руки ползали по телу, осваивая новые ощущения, утопая в сладости пока еще для обоих непознанных впечатлений.

Когда Кир трогал мою грудь – сначала даже поверх блузки – или просовывал горячую ладонь под юбку, я теряла сознание. Во всяком случае, мне так казалось. Сначала все было вполне невинно. Наши неопытные руки щупали друг друга, скользя по телу, и уже от этого перехватывало дух. Ощупывание сопровождалось поглаживанием и поцелуями. Пока только в губы. В смысле, в рот. Все это происходило в полном обмундировании. Ни под блузку, ни под юбку, ни в штаны мы долгое время не залезали.

Ласки Кира были приятны до умопомрачения, то есть до помрачения ума. От поцелуев голова кружилась, как в праздник 7 ноября, когда за общим столом родители позволяли мне выпить со всеми и наливали бокал вина. Мама сопротивлялась, но папа говорил, что после демонстрации проходившей вечно на сильном ветру или даже под дождем, надо поддать, иначе и заболеть не долго. Через час взрослые теряли контроль не только надо мной, но и над собой, и я сама подливала себе алкоголь. После пары бокалов обычно накатывала волна приятного томления. Точно такие же ощущения были у меня и после Киркиных поцелуев – легкое головокружение и желание заснуть.

Постепенно ощущения притупились, хотелось чего-то нового. Ощупывания поверх платья стало не хватать. Чтобы получить допинг удовольствия, требовалось увеличение нагрузок. Все сильнее тянуло залезть ему в штаны и потрогать то, что он там прятал и что обещало стать «гвоздем программы». Я никак не могла решиться на этот шаг и расстегнуть молнию на его джинсах. Он же меня не провоцировал, хотя сам потихоньку, раз за разом продвигался к моему телу ближе и ближе. Сначала расстегнул пуговицы на блузке и просунул ладонь под бюстгальтер, затем, не встретив сопротивления, расстегнул и его, выпустив мою грудь на свободу и всеобщее обозрение. Правильнее сказать – на его обозрение. От вида голой женской груди Кир выпучил глаза и трубно задышал. Я даже подумала, что он, пожалуй, видит это дело в первый раз. Послушный пионер Кир вряд ли осмеливался подсматривать за голыми тетками в бане. В общем, наши исследования тел продолжались, и дело дошло до того, что я оказалась почти голой, он же лежал рядом в брюках и ботинках. В рубашке, застегнутой на все пуговицы. Наконец, я решилась активизироваться…

Что касается меня, то до Кира я не была в близости с мужчинами. Пара романтических свиданий с одноклассниками, которые заканчивались поцелуями, не в счет. Но мужской член я уже видела. И на картинках в медицинском атласе, который мама прятала на самой дальней книжной полке. Да и живьем тоже пришлось наблюдать на пляже. Многие мамаши обожают раздевать своих детей до неприличия, считая, что в таком нежном возрасте можно и оголить чадо. Правда то, что вы видите у маленьких мальчиков, еще никак нельзя назвать половым членом. Я бы это обозвала органом для мочеиспускания. Но малыши мужского пола почему-то нередко ходят с торчащим «на полшестого», простите, писюном, и что еще более примечательно, дергая его за кончик. Конечно, я понимала, что этот крошечный отросток растет пропорционально телу мальчика и увеличивается соответственно его росту. Чем выше мужчина, тем длиннее должен быть и этот орган – думала я. И находила это логичным. Ведь у высокого мужчины руки и ноги длиннее, чем у того, в ком метр шестьдесят с кепкой. Поэтому на этот счет относительно Кира я не волновалась – он был выше среднего роста.

Вот такой наивной дурочкой я была в свои почти девятнадцать лет. О, времена, о, нравы… Тогда нас так воспитывали. Конечно, не все и не везде, но мне удалось остаться совершенно девственной не только физически, но в плане представлений о сексе. Как бы там ни было, но в ту пору я представляла мужской детородный орган чем-то похожим на огурец, правда, не только что срезанным с грядки, а вялым. Таким он запомнился по книге, где был нарисован свисающим и в разрезе. Как это мягкотелое висящее между ног сооружение должно войти в меня, я представляла с трудом. То, что это должно произойти, я знала, как и то, куда именно этот огурец нужно будет протолкнуть.