Текст книги "Дочь Нефертити"

Глава 13
ГОЛОВА ИУДЫ

Осенние листья, кружась в своем печальном танце, опускались на землю точно так же, как они делали это и восемьсот, и даже восемь тысяч лет назад. Ребята в задумчивости брели по аллее, устланной пёстрым, разноцветным ковром. Листья шуршали под ногами, словно нашёптывали: «Смотрите, как мы шикарно умираем, без шума, с еле слышным шорохом…»

Аня подняла красно-жёлтый кленовый лист и повертела его в руках:

– Надо же, как удивительно все в природе. Создавать такую красоту и каждый год без всякого сожаления смешивать её с землей! А художники пишут всё новые картины, даже не приближающиеся по совершенству к этому листу, но бережно хранят их, и кто-то умничает, изобретая названия для новых направлений: примитивизм, кубизм, абстракционизм…

– Анют, ты интересно философствуешь, – сказал Саша, – только почему-то всегда очень грустно.

– И вовсе это не грустно. Просто я не люблю авангардную живопись двадцатого века, а современной, если честно, вообще не знаю. Я классику люблю. И никогда не понимала, зачем искажать формы, подменяя их своей странной фантазией? Бери мольберт и рисуй, что видишь. Лучше, чем природа, всё равно не сотворишь. Знаете, как отличить гениальную картину от обычной?

– Как? – спросил Саша.

– «Та картина гениальна, которую не нужно объяснять». Так один великий живописец сказал.

– Ну, это немножко о другом, – заметил Ваня. – Есть фраза короче: «Все гениальное просто». И, между прочим, абстракционизм – тоже простая штука. За что я и люблю его. Вот помню на одной выставке большое полотно. Очень точное, приятное глазу сочетание красок, плавные формы, какие-то знаки, а в углу – человеческий глаз. И название соответствующее – «Фантазия №21». Отличное украшение для стены где-нибудь в офисе! Глядя на неё, каждый будет думать о своем.

– Да никто не против, – согласился Саша, – только не надо сравнивать этих художников с Шишкиным или Леонардо. Твой абстракционист, может быть, и талант, но он сколько на свою композицию потратил? День? Два? А великие мастера над одной картиной иногда годами работали. «Явление Христа народу» Александра Иванова – сорок лет упорного труда! Вот это шедевр! А Микеланджело! Свод Сикстинской капеллы сколько расписывал?

– Точно не скажу, но помню, что несколько лет, – ответила Аня. – Мы с мамой недавно в Риме были. Потрясающая фреска, и конечно, её надо видеть там, в храме. Репродукции такого впечатления не производят.

– Какие из них считаются самыми знаменитыми? «Страшный суд» и «Сотворение Адама»? – проявил эрудицию Ваня.

– «Сотворение Адама» – это вообще восторг! – сказала Аня, поднимая глаза к небу и вспоминая свою встречу с шедевром. – Бог-отец с ангелами в полете, и тело Адама на земле, совсем как живое, кажется, он сейчас проснется, поднимется и тоже полетит…. А ещё помню фреску «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Это мы уже в Милане видели, в церкви Санта Мария. Он её тоже не один год писал. И нам экскурсовод любопытную историю рассказал. Я её почему-то очень хорошо запомнила. Вам интересно, ребята?

– Конечно, расскажи, Ань, – попросил Саша, украдкой взглянув на часы.

Так уж получалось, когда они переставали спешить, нервничать, ломать голову над безвыходной ситуацией, все проблемы отступали сами собой, никто не следил за ними, ничто не угрожало, и возникала иллюзия, что можно и дальше жить, как прежде, как всегда. Саша лучше других понимал, насколько хрупка эта иллюзия, Аня, наоборот, как девушка, сильнее была подвержена эмоциям, и представлялось просто жестоким напоминать ей о всяких неприятностях в такую минуту.

– Леонардо писал свою фреску не в самой церкви, а в трапезной, по соседству. Работа была уже почти закончена. Но вдруг художник практически остановился, и заказчик – приор церкви потерял терпение. Он пошёл жаловаться на Леонардо к правителю Милана, герцогу Моро. Тот вызвал живописца и спрашивает, в чем дело. Леонардо отвечает, мол, дописать осталось только две головы – самого Христа и предателя Иуды. «Воображения не хватает, – посетовал он, – одинаково сложно создать и божественно прекрасный образ и омерзительный, в котором запечатлелась бы вся низость рода человеческого». Леонардо просил ещё немного времени, чтобы поискать эти образы среди людей. «А если приору невтерпёж, – добавил он, – готов писать голову Иуды с него». После этого приор оставил Леонардо в покое. А надо сказать, что Христа он уже почти написал. Как-то слушая хор в церкви, глянул на одного из певчих и прямо ахнул: «Христос! Правда, слишком молод и безмятежен». Но пригласил певчего в мастерскую и сделал эскизы. С тех пор прошло много времени. И вот после разговора с герцогом Леонардо вспомнил про певчего и решил найти его. «Наверное, тот возмужал, – думал художник, – и лицо уже не такое безмятежное. Будет именно тот образ, который я ищу». Но певчий пропал куда-то. И Леонардо решил заняться Иудой. Он долго бродил по бедным кварталам, и, наконец нашёл. Человек валялся в канаве, пьяный, грязный, оборванный, он был ещё молод, но выглядел ужасно. «Настоящий Иуда», – решил великий художник и велел доставить несчастного к себе. И написал с него тот образ, который известен сегодня всему миру. А, уже прощаясь и благодаря за деньги, натурщик вдруг остановился перед незаконченной фреской и сказал: «А ведь я уже видел это». «Когда?» – удивился Леонардо. «Не помню. Года три назад или больше. Я пел тогда в хоре, и какой-то художник писал с меня Христа».

– Любопытная история, – сказал Саша.

– А вот и эпилог к ней, – сказала Аня, – Иуда на фреске получился просто великолепно. Настоящее воплощение предательства. А голова Христа так и считается незаконченной.

– Да… – протянул Ваня, – настоящую картину написать – не стакан воды выпить.

– Об этом я и говорю! – с жаром подхватила Аня. – Новые художники разучились работать, они уже не в состоянии «обскакать» великих мастеров, таких как Рембрандт или Айвазовский, вот и стали выдумывать новые формы.

– А Сальвадор Дали? – вспомнил Ваня. – Его картины меня просто завораживают. И вообще я люблю сюрреализм. Макса Эрнста, например, с его немыслимой лесной чащей. Или эти потрясающие губы над горизонтом у Мана Рея… Нет, Ань, нельзя восхищаешься одними только работами старинных мастеров.

– А я этого и не говорила. Мне нравятся многие настоящие художники и двадцатого века, и среди современников, возможно, есть очень талантливые личности. Только, по-моему, с каждым десятилетием их становится всё меньше и меньше. А халтурщиков – всё больше.

– Думаю, это не совсем так, – усмехнулся Ваня. – Просто у халтурщиков есть хорошие спонсоры, которые их раскручивают, а талантливым живописцам не везёт. – Потом добавил: – А Саша сейчас скажет, что ты опять мрачно философствуешь.

– Нет, я другое скажу, – откликнулся Саша. – Мне кажется, они не халтурщики, сегодняшние художники. Они как раз профессионалы, возможно, покруче тех, что были сто лет назад. И работать они умеют. Просто эпоха сменилась. Я тут читал одну статью об общем кризисе культуры, там не только о живописи – с музыкой, литературой, кино – все то же самое. Так вот, в наше время яркие индивидуальности не востребованы. Всем нужна узнаваемость, повторяемость, и по-настоящему популярны лишь сериалы, сиквелы, приквелы, ремейки, ремиксы и так далее. Это очень похоже на правду.

– К сожалению, да, – кивнула Аня. – А Сальвадор Дали мне как раз нравится. Говорят, его картины – это не видение мира, а ощущение его, погружение в бездну подсознания. Может, я не всё понимаю. Но какая техника, какая мощная фантазия! Великий мастер! Все эти животные, вылезающие друг из друга, слоны на тонких ножках, растекающиеся часы… Вот Дали как раз имел право достраивать природу.

Ваня наморщил лоб, вспоминая что-то, и, наконец, изрёк:

– Тень не созданных созданий колыхается во тьме,

Словно лопасти латаний на эмалевой стене…

– Очень похоже, – сказала Аня. – Кто это написал?

– Валерий Брюсов, они почти современники.

– И всё равно реализм мне ближе, – упрямо повторила Аня, как обычно, норовя оставить последнее слово за собой.

Они уже вышли из перехода на Арбатскую площадь, и теперь тут было по-настоящему шумно, а в метро и вовсе не поговоришь.

– Вот что, реалисты, – изрёк Саша. – Пора вернуться с небес на землю.

– Мне надо в институт, – сказала Аня. – У нас опять важные лекции.

– Ну, что, Вань, и мы погрызём гранит науки? – сказал Саша.

– Ты, главное, «Фаэтон» случайно не сгрызи. И давайте так: сразу после учёбы – созвонимся, – попросил Ваня.

– А если с кем-то из нас что-нибудь случится? – спросила Аня удивительно по-деловому. В её голосе не то что страха, даже тревоги не было слышно.

– Мы все на связи, – сказал Саша. – Аккумуляторы проверьте и чтобы деньги у всех были на счету.

– Конечно, – согласился Ваня. – Но если честно, мне кажется, что мы им не нужны по одиночке. И потом, этот Александр Петрович, по-моему, очень крепко завязан во всей истории. Думаю, пока он не позвонит, ничего больше не произойдёт.

– Это ещё почему? – удивилась Аня.

– Объяснить не смогу, – пожал плечами Ваня. – Так, интуиция.

Глава 14
ЧТО СКАЗАЛ ОРАКУЛ

– Мы едем в столицу, – произнёс Джедхор, когда его слуга Апуи вошёл в комнату.

– Когда?

– Сегодня, на закате солнца.

И Джедхор поведал своему слуге всё, о чём они говорили с Великой Нефертити. Апуи, внимательно выслушав господина, тихо сказал:

– Это путешествие будет очень опасным.

– Я знаю, – согласился Джедхор. – Но воля божественной Нефертити – да будет она жива, невредима и здорова! – закон для меня.

Апуи машинально потянулся к амулету и в задумчивости стал вертеть его в руках.

– Ты чем-то встревожен? Или ты не желаешь ехать со мной? – спросил Джедхор.

Апуи внимательно посмотрел на господина.

– Я твой слуга, мой долг служить тебе, – медленно произнёс он. – Ты знаешь, что я всецело принадлежу тебе.

– Ты свободный человек, – произнёс Джедхор.

– Да, свободный, но оставить тебя в такой трудный момент я не могу, – ответил Апуи.

Джедхор улыбнулся. Он всегда был уверен в преданности слуги. Сейчас как никогда Апуи был нужен ему.

– Так что ты скажешь, Апуи?

– Путешествие с самого начала будет опасным. Во дворце Нефертити много тайных шпионов Аи. Я думаю, они следят за царицей так же бдительно, как и за Анхесенамон… Особенно, после того, как убили сына хеттского правителя.

– Ты прав. Аи наверняка велел присматривать за Нефертити, – подтвердил Джедхор. – И о корабле, который по её приказу готовят к отплытию, наверно, уже пронюхали его люди. Единственно, в чём я уверен, – это в том, что они пока не знают о дерзновенном плане Нефертити.

– Пока не знают, – сказал Апуи, подчеркнув это «пока».

Джедхор походил по комнате, затем сел в своё любимое кресло и подозвал Апуи поближе.

– Прибыв в столицу, – тихо сказал он, – мы направимся к одному знатному вельможе, который часто бывает во дворце. Его надо подробно расспросить обо всём. Пока мы можем только догадываться о тамошней расстановке сил.

– Самое главное: твоё появление в столице не должно вызвать никаких тревожных подозрений у Аи, – сказал Апуи. – А встреча с Анхесенамон должна выглядеть как обычный визит для выражения соболезнований вдове.

– А если Аи не допустит меня к Анхесенамон? Сошлётся, например, на её нездоровье? – встревожился Джедхор.

– Если бы была возможность переговорить с Анхесенамон так, чтобы не знал Аи…

– Это почти неосуществимо, – отмахнулся Джедхор. – Разве ты не помнишь, чтобы попасть к владыке, непременно нужно переговорить с Аи. Это он решал, допускать к правителю или нет. А сейчас, думаю, стало ещё сложнее. Просто так попасть к Анхесенамон без ведома Аи – всё равно что идти босиком на остров, омывающие воды которого кишат крокодилами.

– Но может быть есть во дворце люди или хоть один человек, преданный вдове, с которым можно поговорить? Конечно, не посвящая его в наши планы. Он передаст Анхесенамон, что ты непременно хочешь увидеть её, и она, уже зная, что ты прибыл в столицу по поручению её матери, примет тебя без ведома Аи. Даже если визирь Аи пронюхает о планирующейся встрече, он не сможет помешать владычице принять тебя. Надо только, чтобы её известили о твоём приезде… Но кто это сделает? Кому можно довериться?

Джедхор в задумчивости помолчал. Наконец, произнёс:

– Я долго думал, кому из служащих во дворце можно доверять, и пришёл к выводу, что никто не может быть нам полезен. Только двое из свиты Тутанхамона достойны доверия, но сейчас они не станут плести интриги против Аи.

– Ты имеешь в виду Маи, хранителя царских сокровищ? – спросил Апуи. – Да, он действительно был предан семейству Эхнатона и является в высшей степени честным вельможей. К Тутанхамону он относился с большим уважением, это бесспорно.

– И второй вельможа, который был другом Тутанхамона и Анхесенамон, – это военачальник Нахтмин, – продолжил Джедхор. – Только эти двое достойны доверия. Но полагаться на них сейчас я всё-таки опасаюсь. Аи наверняка бдительно следит за ними.

– А Хоремхеб, главный военачальник? Он недолюбливает Аи, и его сила – армия. Вспомни, какими титулами его наградил Тутанхамон, – «Два глаза владыки Двух Земель», «избранник правителя», «управляющий Двух Земель», «помощник владыки во всех странах». Такими титулами можно наградить только преданного человека.

– Нет, – махнул рукой Джедхор. – Хоремхеб сам спит и видит себя в короне повелителя, хотя и не предпринимает пока никаких действий. Он не станет плести интриг против Аи. И не потому, что боится его. Пожалуй, он как раз единственный человек, который не боится Аи. Просто Хоремхебу это не нужно. Он ничего не будет делать, если это не сулит выгоды.

– Тогда надо поискать не среди вельмож, которые всегда на стороне силы (а сила сейчас, как ты понимаешь, на стороне Верховного жреца Аи), – сказал Апуи. – Надо обратить свой взор на мелких служащих: писцов, носильщиков зонта, носильщиков опахала, цирюльников, танцовщиц и особенно на личных слуг и служанок Анхесенамон. Они вхожи в покои вдовы и смогут передать весточку от тебя.

– В твоих словах истина, – сказал Джедхор. – Мы выясним это через одного вхожего во дворец вельможу, которого навестим по прибытии. Может, он сможет шепнуть слуге Анхесенамон нашу просьбу?

– Не знаю, – засомневался Апуи, – станет ли он рисковать. Он может навлечь на себя подозрения и гнев Аи, если кто-нибудь из людей Верховного жреца заметит, что он во дворце разговаривает со слугой Анхесенамон. Я думаю, нам не нужно особенно рассчитывать на этого человека. Вероятнее всего, мы сможем от него получить только сведения.

– Да-а, – протянул Джедхор. – Трудную задачу нам предстоит решить… Но боги не отвратят свой лик от нас, они протянут нам руку, они помогут нам, – с надеждой закончил Джедхор.

– О чём ты говоришь? – не понял Апуи. – Ты так уверен в помощи богов… Как можешь знать ты о их помыслах, которые не могут быть открыты смертным? Своими словами ты прогневишь их. Великих богов можно только просить о защите и покровительстве.

– Я молюсь и славлю богов, создавших землю и небо по своему разумению. Я никогда не забываю жертвовать им богатые дары в храмах. Я воскуриваю чудесные благовония для них. Ты прав – я не могу знать их помыслов. И всё же великие боги дали мне знак. Они великодушны, они протянули мне руку, – воодушевлённо говорил Джедхор.

– Какой знак тебе дали боги? – спросил Апуи.

– А ты забыл? Короткая же у тебя память, – усмехнулся Джедхор.

Апуи растерянно посмотрел на господина. Его лицо выразило удивление, потом смущение, а через мгновение он расплылся в улыбке и торжественно произнёс:

– Твой сон? Ты был у оракула, и он растолковал тебе твой сон?

– Да. Я был в храме Птаха и спрашивал жреца-оракула.

– И что он сказал? – нетерпеливо спросил Апуи. – Твой сон плохой или хороший? Какой смысл он таит в себе?

Апуи, как и все жители Та-Кемет, с благоговением относились к предсказаниям жрецов-оракулов. Слова, сказанные великим мудрецом, владеющим тайными знаниями и способным предсказывать будущее и предотвращать своими магическими заклинаниями беды, несли в себе истину и откровение. Оракулов слушали с замиранием сердца, ведь только через них боги говорили с людьми. Жрецы-оракулы одни могли слышать божественные откровения. Даже владыки советовались с ними по государственным вопросом или вопросам о преемнике…

Джедхор не торопился отвечать. Он хотел, чтобы любопытство Апуи накалилось до предела. «Он забыл, что я ему поведал утром, – усмехаясь, думал про себя Джедхор. – Он даже не спросил, был ли я в храме Птаха, пока я сам не заговорил об этом. Так пусть помучается».

Апуи с нетерпением ждал рассказа господина.

– Налей мне пива, – невозмутимо произнёс Джедхор. – И подай немного хлеба. Жаль, что сейчас траур и нельзя пить вино. Я бы с удовольствием выпил хорошего виноградного вина.

Апуи в мгновение ока очутился перед столиком с напитками и едой. Быстро наполнив кубок пивом и взяв хлеб, он подал всё это у. «Почему же он медлит с рассказом?» – недоумевал слуга. А Джедхор не спеша поднёс кубок к губам и медленно, маленькими глотками стал пить. Только, когда кубок опустел, он взглянул на Апуи и с удовлетворением отметил уже крайнее нетерпение на лице слуги. Апуи смотрел на господина пристально, не моргая, слегка наклонившись вперёд. Весь его вид выражал ожидание и безмерное любопытство.

– Ты сейчас похож на испуганного страуса, который, завидев хищного зверя, замер и боится пошевелиться, – рассмеялся Джедхор.

Апуи смутился и опустил голову. Джедхор улыбнулся, удовлетворённый своей маленькой местью, но через мгновение от его улыбки уже не осталось и следа. Он серьёзно смотрел на слугу. Поправив свою аккуратно подстриженную бородку, Джедхор многозначительно произнёс:

– Так вот. То, что сказал оракул, – очень важно для меня и для тебя тоже. Ведь ты отправишься со мной в столицу. Не так ли?

– Я твой слуга. Я буду следовать за тобой всюду – только прикажи.

– Хорошо, – продолжил Джедхор. – Оракул сказал, что мой сон поистине чудесен, что боги следят за моими поступками и покровительствуют мне… Моё сердце дрогнуло от таких слов, и я возрадовался. Я спросил толкователя: «Поведай мне о смысле сна. Какое грядущее таит он в себе?» И тот ответил: «Мужайся сердцем! Тебе предстоит опасное путешествие, враги настигнут тебя и занесут свой меч над твоей головой. Но боги защитят тебя от великой беды».

Джедхор замолчал и откинулся на спинку кресла.

– А что ещё сказал оракул? – стал выпытывать у господина Апуи.

– Он сказал странные слова: «Облако спустится, и глазам твоим явятся хранители твои»… И ещё: «Ты должен следовать за своими хранителями и тогда беда не коснётся тебя».

– Какое облако? И как ты узнаешь хранителей твоих? – продолжал настойчиво расспрашивать Апуи. – Оракул не сказал тебе об этом? В твоём сне спасителями явились три газели. Боги послали тебе их образы, но кем окажутся твои хранители на самом деле?.. Их появлению будет предшествовать какое-то знамение?

– Оракул сказал только, что облако спустится и глазам моим явятся хранители мои, – повторил Джедхор.

Апуи нервными шагами стал прохаживаться по комнате.

– А дикий лев в твоём сне? Кто он? Враг? – остановившись, спросил он.

– И очень сильный враг, – с тревогой в голосе произнёс Джедхор. – Толкователь сказал: «У тебя скоро появится очень сильный враг, и ты не сможешь с ним справиться в одиночку. Он намного сильнее и хитрее тебя. Его мощь велика! Он захочет сокрушить тебя. Но боги протянут тебе руку. Ты должен молить их о милосердии и защите!».

– Да-а, – протянул Апуи. – Можно догадаться, что за могущественный враг появится у тебя в скорости… Этот сон, воистину, послали тебе боги. Ты должен следовать их совету.

Джедхор молчал. Он, конечно, понимал, что врагом его станет визирь Аи, который действительно могуч и силён. Утешало лишь то, что боги покровительствуют ему и защитят от беды. «А вдруг боги отступятся от меня? – с тревогой думал он. – Но помыслы мои чисты, – отогнал он от себя эту навязчивую мысль, – сердце моё открыто, оно слышит крики о помощи. И я следую желаниям сердца…»

Долго сидел Джедхор, не произнося ни слова и не шелохнувшись. Он размышлял о предстоящей поездке и мысленно молился богам, чтобы они отвели несчастья и беду. Апуи молча стоял возле хозяина и ждал.

– Прикажи подать обед, – через некоторое время произнёс Джедхор. – И приготовь всё необходимое к отъезду.

Слуга поклонился и вышел. А Джедхор остался в одиночестве, продолжая обдумывать предстоящую поездку. Его мучило много вопросов. Как попасть во дворец, чтобы не вызвать подозрения Аи? Каким образом устроить побег из дворца? Кто из столичных людей сможет помочь им в этом?..