Текст книги "Афоризмы, мысли и высказывания выдающихся женщин. Полное собрание женского остроумия и жизненной мудрости"

Не согласитесь ли вы, что нельзя распоротое тело погибшего выставлять напоказ? «Без его разрешения…» А может быть, и мама его, и отец не согласились бы свое дитя показывать в таком виде?

Ах, студенческое общежитие – душа моя! Какою интересною жизнью живет оно, не меняя сложившихся устоев и правил! Правила эти простые: где спит студент, где он греется, общается, дружит, туда и идет на ночлег. Очаг! Гурт!

Освобождается от него общежитие не сразу. Уж и диплом, бывает, получит, а ноги сами идут к нагретому месту. Его никто и не прогоняет – он свой, привычный. Разберись, у кого диплом, а у кого еще нету. Тем более идти некуда и незачем. Койку заняли – не беда! Свободная всегда найдется.

Появляется талант, и бросаются на него мечущиеся люди, облепляют своим вниманием и любопытством; крутятся, крутятся в его ауре, успокаиваются лишь тогда, когда найдут способ осадить, притушить вырвавшуюся личность молвой или действием. Почему открытое полезное ископаемое ценят, радуются прибыли от него, а родившемуся таланту человека не радуются? Попользуйтесь! Испейте, обогатитесь! В развитых странах считают престижным признать талант – это как бы приобщиться к нему. Есть и искренние поклонники, знают, что появившийся источник полезен для здоровья души. У нас и для здоровья не берут.

Сейчас живет и здравствует идол, чудо, гений – Майкл Джексон. Короли мира ежегодно вручают почетный приз, считая его актером эры. Бедный мальчик, сколько он претерпел, чтоб воздействие своего таланта распространить на всю Землю! Завистливые пустозвоны знай себе твердят: пластические операции, высветление кожи, пересадка носа…

…Он всегда шел к вам, дарил себя вам, оттого и терпел всевозможные манипуляции над собой, чтоб стать международным образом. Измеримы ли его труд, поиски, отдача? Он живет, сгорая. А «изыскатели» не дремлют – им подавай клюковки. Мучаются, сучат ножками, облачаются в одежды знатоков… Лишь бы хоть как-то быть с ним. Но с ним не будешь – гений недоступен, и по плечу ему только души людей. Никогда он не будет близок к поднаторевшим в бульварном стиле, к пошлой суете. Вдохновение не поддается описанию, да и не надо…

Люди – навсегда дети. Ну, ты ему хоть эскимо на палочке дай, но отметь, поощри, выдели…

Разные характеры и всякие ситуации бывают в кино. Он, актер, потом и сам мучается, стыдится своего поступка. Зато как отлетит в дали дальние, в думы творческие, то и не вспомнит ни о каком таком случае, и люди радуются, глядя на экран или на сцену: он ли это? Откуда такой талант в человеке? Актер рождается с запасом на бесконечное сострадание, на крайности в поступках своих и постоянную надежду. Актер не копит свои силы, не думает о безбожном расточении себя.

Наше орудие производства – душа, анализ, поиски живой крови, искренности и многого не видимого никому. Со стороны незаметно, но «прижигание» души временами бывает нестерпимо жарким. Вот и ответь тут зрителю, как мы работаем в кино. Ведь все равно, рассказывая о съемках, актер будет крутиться вокруг да около, потому что передать лепку роли, проследить за каждой стадией ее развития он не сумеет. Процесс актерской работы непоэтичен и неромантичен. Это грызня, споры, поиски и попытки и снова попытки, то есть дубли. Много дублей. Попадание в яблочко – радость, восторг всей съемочной группы. Но это яблочко нарабатываешь иногда целую смену.

…Надо подобраться к нам вплотную во время споров, репетиций, взглянуть в наши глаза и увидеть, как в такт сердцу бьется кончик воротника режиссера и как трудно дышать актеру, так трудно, что вопль вырывается наружу.

Хорошо, когда у режиссера жена не актриса. Уютно в экспедиции, чистосердечно поболтать можно, потискать маленьких еще тогда их деток.

Но не приведи Господи с талантливым режиссером найти общий язык да с полуслова понимать и восхищаться друг другом, когда появляется истерзанная завистью его жена-актриса. Искусство, как ты сладко и как ты горько! Если способная и профессиональная актриса поглядывает на наш с ее мужем творческий «пинг-понг», для нее сильнее боли нет на свете. Ей видны все точки нашего душевного единения, наш эмоциональный подъем, наше торжество в момент достижения искомого решения кадра или эпизода. Когда это случается, удержаться от благодарной улыбки невозможно, пусть даже в это время за нами наблюдает жена. Это всесильная ревность и всесильная измена жене-актрисе. Разве можно сравнить чувственность к мужчине с чувством совместного достижения взаимопонимания в творчестве? Искусство сильнее всего.

Жена-актриса готова броситься с обрыва не от земной ревности, а от отторжения ее от этого локомотива искусства, который мы ведем сейчас без нее.

Мне частенько приходилось испытывать на себе ревнивый взгляд жен-актрис. Я не находила способа унять их муки.

На подушечке, лежа с мужем, много можно чего наворковать. И ворковали во все века. Вплоть до разжигания войн…

Искусство, жестокая ты вещь!

Для человеческого бытия тоже выдумывают разные каретки: живи честно, трудись, детей рожай, не будь скрягой, гордецом. Эта каретка вечна, да только не удержится человек в ее границах. Человек единожды входит в жизнь, в которой ему наперед уготован его путь. И каждому намечена судьба. Заранее расписал кто-то, как человеку жить. Смолоду и до конца. Он не думает об этом, потому что считает свои планы незыблемыми, уверен, что он хозяин жизни, – как задумает, так и сделает. В каретку эту входят любые пожелания: дети, работа, дом, угодная судьба и путевка в искусство.

Молодость с амбициями. Все препятствия легко устранимы.

Истинная характеристика наших женщин – «шла до упаду!»…И кто же не согласится с тем, что таких женщин нет больше нигде, ни в одной стране! Нету таких тружениц, как наши…Все у нее, у женщины нашей, получается безропотно, обязательно, нерушимо…

Всегда она бегом. Как бы несправедливо ни обошлась с ней судьба, с какими бы страданиями, лишениями она ни встретилась, крепка в ней уверенность, что плохое – ошибки, неприятности – временно, надо подождать, перетерпеть, и все наладится. Сколько в нашей женщине взрывной силы, дипломатии, милосердия! И все мы разные: есть тихие, есть крикливые и требующие, а крик не помогает, тогда ляпнет такое, что аж чертям тошно: все катаются от смеха. Есть и вульгарные, вроде ведут себя вызывающе, а в работе никому не уступят…

Краткая выразительность только украшает фильм. Я преклоняюсь перед односерийными фильмами. Кино – это не театр, не телевизионные посиделки. Классики его изначально создавали как выдох, как выстрел: «А-ах!» – и все! Кино родилось, появилось на свет односерийным.

Есть определенная заданность жанра, сценария. Недаром, скажем, в спорте – четкое разделение по дистанциям: сто метров, километр и так далее. Односерийный «забег» сценария должен быть неукоснительно односерийным.

…Уловить момент, крик, подтекст – это много.

В XX веке много чего появилось. От фривольности ядерных игрищ народились неизвестные доселе вещества, имеющие формулу, но не поддающиеся познанию. Крутятся неизвестные соединения, которые располагаются как и где угодно. Англия согласна на полное уничтожение любого скота… А СПИД? Разве есть хоть малая надежда распознать этого монстра. А дети-мутанты?.. Это уже другая формула в науке.

Клипы бывают разные…С клипом надо на «вы». Бойтесь полностью попасть в его вечные объятия. Клип опасен…

А как же искусство? Оно не может возникнуть без страдания!

Гамлета играть можно и нужно. Образовывать людей необходимо, но все это получится только тогда, когда хлеб будет, вода будет, воздух чистый будет.

Вряд ли кто восхитится нашими клипами, потому что клип – это продукт таланта, поднаторевший в большом кино или в другом виде искусства.

Цветными шариками и ноющими рок-попами, под ветродуем, как говорится, ни с того ни с сего разве увлечешь зрителя?! И разве на этом можно сделаться богачом таланта? Нет, детки, нельзя.

В комедийном фильме тоже очень точно надо выводить мысли. Комедия по делу должна служить людям…

И комедия и трагедия должны быть пропущены через душу исполнителя до самого дна.

Юнна Мориц

(р. 1937) – русская поэтесса

 
Живи на то, что скажешь только ты,
А не на то, что о тебе сказали!
 

 
Жизнь – это просто сдвиг
с мертвой точки!
 

 
Века пройдут, а сердце помнит все, —
Ведь на него, как путь на колесо,
Намотана событий непрерывность.
Не потому ль невинный пустячок
Весенней ночью может дать толчок
Для большего, чем сердцу можно вынесть?
 

 
Без любви наше дело – труба,
И почет без любви – как хомут.
 

 
Только дети ведь могут большими расти —
аж до неба! —
И до гроба любить!
 

 
Какая тонкая работа —
Счастливым сделать хоть кого-то,
Цветок удачи принести,
От одиночества спасти,
А самому потом тихонечко уйти…
 

 
Из безымянности туманной
Нас к жизни вызвал сильный свет.
И отклик, отклик постоянный —
Вот что такое наш портрет!
 

 
Как мало места на земле
Для милосердья и пощады…
 

 
Побыть одной – совсем не преступленье,
Не подлый, оскорбительный порыв…
 

 
Ни с кем нельзя, тем более со всеми,
Закрыв глаза, узнать свое лицо…
 

 
Нет слаще жизни – где любовь крамольна,
Вражда законна, а закон бесстыж.
 

 
Противен мне бессмертия разор.
Помимо жизни, все невыносимо.
И горя нет, пока волнует взор
Все то, что, в общем, скоротечней дыма.
 

 
А на русской земле люди множатся —
Скопом легче свое перенесть.
 

 
А на русской земле нет спасения,
Если гордость сильнее любви!
 

 
Нет, не бедна холуйская порода
Талантами своими! И она
Спешит подсласткой превратить в урода
И наши времена, и имена.
 

 
Искусство жить – как всякое – опасно
В отрезок, так испорченный войной.
 

 
Есть в море точка – глубже моря…
Найдя в себе такую точку,
Душа хлебает столько горя,
Что выплывает в одиночку.
 

 
Сколько душу мы ни раним,
Жизни радость ей мила.
 

 
Ведь любая застывшая связь
Отвратительна пошлостью жуткой!
 

 
Да, сверканье – вот главное в нас!
Обнажая его неподдельность,
Блещет близости острый алмаз,
Углубляющий нашу отдельность.
 

 
Когда нам не о чем молчать,
В груди тоска опустошенья.
 

 
Когда любовь сжимает губы —
Тогда нам есть о чем молчать!
 

 
Мы рождены не по первому кругу —
Были детьми и отцами друг другу…
 

 
Все мы родимся когда-то и где-то,
В узком кругу —
Во вселенском семействе —
В царстве любви —
В необъятном раю.
 

 
Неуверенного в себе человека
Затравило искусство двадцатого века,
Осмеяло ранимость его и стыдливость.
Я намерена восстановить справедливость!
 

 
На грани выдоха и вдоха есть волна,
где жизнь от видимости освобождена…
На грани выдоха и вдоха есть волна,
где жизнь, как музыка, слышна, но не видна.
 

 
Не бывает напрасным прекрасное.
 

 
Тоска, подавленность великая
Людей тиранит, словно пьяниц…
 

 
Любови к нам – такое множество
И времени – такая бездна,
Что только полное ничтожество
Проглотит это безвозмездно.
 

 
Но, боже мой, какое это счастье —
Давать себя обманывать! И снова,
Не уставая, доверяться жизни
И наслаждаться опытом своим!
Мы посланы сюда для совершенства.
И что бы с нами ни происходило,
Страшней всего – когда на этом свете
Не происходит с нами ничего!
 

 
Минутное дело – солгать.
Возвышенно, низменно – всяко.
Для этого надо, однако,
Родиться людьми.
 

 
Мы со своей любовью виноваты,
что на нее не отыскался муж.
 

 
Даже любовь – это плата за страх
стать пустотой безымянной.
 

 
О смерти думать с уваженьем. Не без дрожи.
Она – внутри, она у каждого – своя.
Никто не будет к нам внимательней и строже
И не разделит с нами труд небытия.
 

 
О смерти думать, как подросток о призванье.
Не примерять ее, как тесное жилье.
Не лезть на кухню к ней, чтоб знать судьбу заране.
И верить в собственные силы, как в ее.
 

 
Цветы не знают страха смерти.
Еще бы! Нам бы их свободу —
Проклюнуться из голой жерди,
Опущенной в сырую воду!
 

 
Поэт родился не хулить, не славить
И не сверкать, как редкий минерал,
А умереть и жизнь свою оставить,
Как будто ни на миг не умирал.
 

 
У людей, обладающих чувством юмора,
как правило, очень грустные лица.
 

 
Наших детей и клоунов связывает любовь,
некое обожанье —
потому что многое правильно,
но совсем не имеет значения.
А многое предосудительно
и содержит сплошные ошибки,
но имеет большое значение.
Эта великая путаница
чудесно сгущается в цирке
и там превращается в праздник,
но слишком растянута в жизни
и порой превращается в ад.
 

 
Свое имея мненье о предмете,
не надо мнить, что ты – верховный суд.
 

 
Не будь завистлив, мелочен и злобен,
людей не любишь – полюби коров.
 

 
Не в наших силах сдвинуть звезды с места,
но в наших силах – душу не сгубить!..
 

 
Ведь надо на что-то решаться
Все время, всю жизнь напролет!
 

 
Есть лица, от которых остается
На фотопленке светлый ореол —
Такая сила духа
Им дается,
Такую ясность
Этот дух обрел.
 

 
Младенец никогда не удивится,
Увидев нимб
Над матерью своей.
 

 
Да, каждый свят,
Чья сила превращает
Страданья в дух
Материи живой,
И свет растит,
И путь нам освещает
Колосьями лучей над головой!
 

 
Когда смешное хлещет в уши,
Само бессмертье хлещет в души,
Как виноградное вино,
И в передышке все забыто:
Короткий век, угрюмство быта,
И все трагичное – смешно!
 

Жанна Моро

(р. 1928) – французская актриса

Достойна жалости женщина, которой не в чем раскаиваться.

Женщина для мужчины загадка, решение которой он ищет у другой женщины.

Женщина должна быть настолько умна, чтобы нравиться глупым мужчинам, и настолько вульгарна, чтобы нравиться умным.

Любовная игра все равно что езда на машине: женщины предпочитают объезды, мужчины норовят срезать угол.

Можно следовать за модой или бежать за модой. Но бежать можно только, если ты достаточно молод.

Мужчины и цены всегда стремятся подняться как можно выше.

Мужчины, которые умно говорят о женщинах, чаще всего плохие любовники. Великие практики не говорят, а действуют.

Обмен поцелуями перед камерой значит не больше, чем обмен взглядами на улице.

Секс в длительной связи есть искусство каждое очередное представление подавать как премьеру.

Старые люди как музеи: их посещают не ради фасада, а ради сокровищ, которые хранятся внутри.

У нас так много слов для состояний души, и так мало – для состояний тела.

Людмила Надточий

русский художник-модельер

Мода в нашей жизни не может и не должна быть самоцелью. Это – ненужная трата сил и денег. Куда важнее найти свой собственный стиль, который мог бы органично взаимодействовать с модой, но не в качестве рабского подражания. Нужно учиться разумно отбирать из многочисленных предложений моды лишь то, что не противоречит собственной индивидуальности.

Современная женщина, с ее заботами, делами, творческими поисками, должна быть одета чуть-чуть вне моды – так, чтобы прежде было видно ее лицо, глаза, а не возникало желание разглядывать в завистливом восторге сногсшибательный туалет. Если женщине в новом платье не говорят: «Ах, какое у тебя красивое платье!», а говорят: «Как ты сегодня хорошо выглядишь» – …платье удалось. Его действительно лучше не замечать, ведь оно – лишь оправа, подчеркивающая достоинства человека.

Как это важно – чувство уверенности, внутреннего комфорта, которое дает – должна давать! – хорошая одежда.

Всех можно сделать красивее, всем можно подобрать одежду, в которой им будет приятнее, легче жить и работать. Все женщины красивы, если их хорошо, к лицу одеть…

Мода для взрослых должна быть социально оправдана. То, во что одеваются деловые женщины, как правило живущие напряженной, творческой интеллектуальной жизнью (а такова сегодня жизнь людей самых разных профессий), должно соответствовать их внутреннему содержанию…Наиболее подходящ в таких случаях классический стиль, может быть, с долей романтики, ненавязчивыми украшениями. Главное, чтобы все детали сливались в гармоничный привлекательный образ, достойный нашей современницы.

Многие женщины, к сожалению, под бременем забот перестают за собой следить, не обращают внимания на одежду – этого нельзя допустить. Безразличие к собственной внешности унижает. Так же как унижает и погоня за модой. У зрелой женщины вырабатывается свой стиль, и нужно в основном его придерживаться, внося, конечно, коррективы, соотнося их с требованиями моды.

Многие думают, что это мы, художники, создаем моду и от нас, от наших капризов или нашей воли зависит, укорачиваются или удлиняются юбки, одежда обтягивает или, наоборот, превращается в свободные балахоны, скрывающие фигуру… Нет, мода все решает сама. Неизвестно, откуда она приходит, куда и почему исчезает. Тайной моды уже много лет занимаются серьезные ученые – философы, социологи, – но хоть в какой-то степени научиться прогнозировать ее движение не удалось еще никому.

Хороший художник – это тот, кто первый чувствует приближение нового. Ощутит, поймет, воплотит в реальных моделях, – значит, поймал моду. Тот короткий миг ее торжества, когда она уже возможна, но еще не наскучила. Так мы и ловим синюю птицу, которая никому не дается в руки.

Добиться, чтобы вещь – ну, скажем, вечное маленькое черное платье – выглядела современно, элегантно, была отмечена безупречным вкусом, поверьте, это задача потруднее, чем создать экстравагантный, причудливый вечерний туалет. Чем проще – тем сложнее, если, конечно, это высокая простота чистых, гармоничных линий и форм.

Вообще-то главное… то, каким человек себя ощущает, есть ли у него кураж, блеск в глазах. Одежда – это уже вторично.

Сюзанна Неккер

(1739–1794) – французская писательница

Бывают знаменитости дутые, над которыми трудятся всю их земную жизнь и слава которых улетучивается со смертью; и бывают знаменитости настоящие, слава о которых начинается только в могиле и остается в веках.

Великие мысли не нуждаются во множестве эпитетов.

Величайшая беда женщин – и это сказывается во всем – недостаток настойчивости.

Высшие должности походят на крутые скалы: взбираются на них только орлы да пресмыкающиеся.

Любви необходимы глаза, так же как мысли необходима память.

Люди знатные расходуют свои деньги на потерю времени.

Недостатки даны женщине природой, чтобы упражнять достоинства мужчины.

Одна из вещей, которую люди прощают всего меньше, – это прямое противоречие их мнениям.

Скромное дарование и его тонкие оттенки могут оценить только в кругу близких знакомых.

Следует внушать детям не желание нравиться, а боязнь не понравиться.

Теряют свое, когда ничего не приобретают.

У кого тысяча фантазий, у того нет ни одного желания.

Чувство можно заставить замолчать, но нельзя указать ему границы.

Кэтлин Норрис

(1880–1966) – американская писательница

Если у вас есть дети, больше у вас уже ничего нет.

Если честолюбивая мечта не заставляет вас страдать, значит, ее у вас нет.

Есть мужчины, с которыми я бы могла провести вечность. Но не жизнь.

Жизнь легче, чем кажется; нужно всего лишь принять невозможное, обходиться без необходимого и выносить невыносимое.

Стоимость жизни постоянно растет, но спрос на нее не падает.

Элиза Ожешко

(1841–1910) – польская писательница

Где нет доверия, там и приязни настоящей быть не может.

Ни один человек силы своей не знает, пока она не потребуется.

Образ женщины колеблется между вечной рабыней и ангелом.

Самое худое – это если человек ничего не делает, а только о своих бедах думает.

Талант рождает вдохновение, но вдохновением руководит мастерство.

Только сильные умеют прощать.

У каждого есть свой остров Святой Елены, и этот остров – старость.

Человеческая душа – либо поле сражения, либо картина разгрома.

Анна Павлова

(1881–1831) – русская балерина

Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает.

О жизни искусства и сцены:

Кто раз попробовал этой жизни, тот уже не уйдет от ее чар, хотя бы лично он не нашел в ней счастья.

Даже балерина, имеющая успех, не может позволить себе лениться. Чтобы сохранить технику, она должна ежедневно упражняться, как пианист должен играть гаммы и экзерсисы.

Танцевать с кавалером – само по себе искусство, и его также надо старательно изучать. Балерина обязана быть не только грациозной, но и разнообразить свои позы, когда она падает в объятия танцовщика, чтобы не наскучить зрителю. Тут нужны большая ловкость и практика.

Жизнь танцовщицы многие представляют себе легкомысленной. Напрасно. Если танцовщица не держит себя в ежовых рукавицах, она не долго протанцует. Ей приходится жертвовать собой своему искусству. Награда ее в том, что ей иной раз удается заставить людей забыть на миг свои огорчения и заботы.

Английская публика необычайно мила и необычайно восприимчива…Я чувствую, что мы с английской публикой понимаем друг друга.

Сила фантазии американских журналистов прямо изумительна.

Артист должен знать все о любви и научиться жить без нее.

Истинная артистка должна жертвовать собой своему искусству. Подобно монахине, она не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин. Она не может обременять себя заботами о семье и о хозяйстве и не должна требовать от жизни тихого семейного счастья, которое дается большинству.

Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству.