Текст книги "Грехи и мифы Патриарших прудов"

Он взял из рук сестры стакан с кофе. И она села на скамью. Младшая, Грета, уселась рядом с ней, глядя на Гущина и Катю исподлобья.

– Мы не заплачем от этой новости, правда, Ло? – спросила она. – А вы что думаете, это Ло его убила, отомстила за аварию, за свой пузырь мочевой, разорванный его тачкой? А как его убили? Он мучился перед смертью?

– Он мучился перед смертью, – ответила Катя злой Грете.

– Отлично. И долго?

– Грета, умолкни! – шикнул на сестру Гаврила.

– Я просто знать хочу. И Ло будет интересно послушать.

– Грета, не надо, пожалуйста, – тихо попросила Пелопея.

И сестра тут же стихла, отвернулась, достала из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Закурила.

Катя подумала, что ее версия, столь скоропалительно озвученная полковнику Гущину, что Виктор Кравцов после аварии, раскаявшись и влюбившись, стал любовником Пелопеи, не выдерживает никакой критики.

Нет, ради той, прежней, что на фото, он бы мог как в омут с головой в любовь… Бросить дом, жену… Ради этой, новой Пелопеи – вряд ли. Да и младшие бы не позволили – вон как Грета глазами зло сверкает. Ненависть и отчаяние здесь укоренились и дали горькие плоды. И три года – это не срок.

– Пелопея, Кравцов не пытался с вами встретиться, как-то связаться после аварии? – спросил Гущин.

– Говорят, он приходил, когда я в больнице была. Но я этого не помню. Нет, мы не встречались. Папа с ним как-то столкнулся у следователя – он мне говорил.

– Как вы оказались тогда в Бронницах?

– Я не знаю. Меня сотни раз уже спрашивали об этом. Я не помню.

– А что вы помните? – спросила Катя.

– Ну, многие вещи. Но это все из давнего – детство, как мы здесь все жили, на Патриарших, школу, университет. Я не помню того, что было со мной до аварии. Совсем. Я и аварию не помню.

– Вы пробовали обратиться к психологу?

– Я и сейчас к нему хожу.

– И что он говорит?

– Амнезия, – Пелопея постучала костяшками пальцев по скамье. – Стук-стук, глухой звук. Я боюсь его, он маме скажет, что меня в психушку надо отправить.

– Никто тебя никуда, ни в какую психушку не отправит! – сказал Гаврила и взял ее за руку. – Выбрось это из головы. Я не допущу, не позволю. Даже если мама после развода начнет устраивать свою жизнь, тогда мы… я стану заботиться о тебе. Я всегда буду заботиться о тебе.

– Да, я знаю, спасибо, братик, – безучастно ответила Пелопея и повернулась к Кате: – А кто убил этого человека?

– Мы пока не знаем, – сказал Гущин, не дав Кате и рта раскрыть. – Мы только начали расследование. Сразу вспыли обстоятельства той аварии, поэтому мы и решили побеседовать с вами.

– Я бы рада помочь вам, да не могу. Думаете, мне самой нравится вот так жить, словно у меня кто-то в голове ластиком все стер? Думаете, я не пыталась вспомнить? Я пыталась так сильно, что раньше у меня даже голова болела адски. Но все зря. Это не в моей власти, поймите.

– Мы понимаем, – сказал Гущин. – Вы уж нас простите за беспокойство, девушка. Меньше всего нам хотелось доставлять вам неприятности своей назойливостью. Мы сейчас уйдем. Последний вопрос: вы до аварии машину водили?

– Да, меня папа учил, еще школьницей. Мы же за городом жили тогда, машина необходима.

– Навыков вождения не утратили?

– Нет, – Пелопея улыбнулась. – Хоть это со мной. Когда я оставила костыли и ходунки, папа сказал, что на машине легче, чем пешком. И я села за руль – дома, возле гаража. Он боялся, что я все забыла. Но этого я не забыла. Руки сами все помнили, ноги тоже.

– Ло на машине не ездит, – затягиваясь дымом сигареты, отрезала сердитая Грета. – Куда тут ездить? Мы все время здесь, на Патриках толчемся.

Они так и остались на скамейке, когда Гущин вежливо попрощался. Сидели втроем, голова к голове, шушукались, явно делясь впечатлением от визита полиции.

Бесплодного визита…

Катя вынуждена была это признать.

Шагая в направлении Большого Патриаршего переулка, она оглянулась. Пруд показался ей словно подернутым пленкой. Вода не может выглядеть так гладко – это неестественно.

Та скамейка напротив дома с башенками снова пустовала. Катя оглядела тесную Малую Бронную, сонные, застывшие разноцветные дома. Отчего-то было неприятно думать, что по этой нарядной, как пряник, улице некогда (пусть только лишь в романе!) катилась, как бильярдный шар по сукну, пачкая кровью мостовую, отрезанная, отчлененная от туловища голова.

А другая отчлененная – отрубленная топором – голова до сих пор так и не явила себя свету, скрываясь в своей тайной лесной могиле…

Глава 15
Любовница

– Жаль девчонку, – сказал полковник Гущин, когда они с Катей шли по Спридоновке к месту парковки. – Словно розу сломали и раздавили каблуком. А мать – это даже не роза, это целый розовый куст. Очень красивая женщина эта Регина Кутайсова! Но что-то с ней не так.

Катя покосилась на полковника. Каким языком выражается полковник полиции! Сломанная роза… розовый куст… Однако верен полицейскому правилу: даже в припадке тайного восторга что-то подозревает.

– Во-первых, наш приезд ее испугал, – продолжил Гущин, пикая брелком сигнализации и открывая машину. – А во-вторых, она не сказала нам правды.

– Да она, Федор Матвеевич, вообще нам ничего не сообщила. Так, общие, уклончивые фразы, – заметила Катя. – И муж ее тоже мало что сказал. Младшие Кутайсовы смерти Кравцова обрадовались, даже не скрывали. Пелопея… видно, что она сильно травмирована. И дело не только в сломанных костях.

Гущин хотел что-то возразить, но у него заполошно зазвонил мобильный.

– Федор Матвеевич, нашли мы компаньона Кравцова! – доложили оперативники. – Фамилия его Гукасов. Он по телефону нам сказал – Виктора не видел дней десять, разговаривал с ним опять же по мобильному. Кравцов ему отпуск разрешил взять на две недели – все равно, мол, заказов нет. Но сказал, что дела скоро поправятся, мол, и средства будут, так что они аренду на рынке павильона продлят. И еще, самое главное: про любовницу Гукасов ничего конкретно не знает, но знает, что напарник его развелся. И несколько раз, когда они поздно вечером с рынка на одной машине возвращались, он Кравцова подвозил к бывшему Мосрентгену – это за Николо-Хованским кладбищем. Там торговые склады и разные мастерские. Гукасов сказал, они там товары брали на реализацию для оформления участков у некой Саши. Это женщина молодая, ей тридцати нет, по описанию Гукасова. Так вот, туда он Кравцова и подвозил ночью. Тот явно у девицы ночевать оставался в мастерской. Федор Матвеевич, скорее всего, Саша и есть пассия Кравцова. Мы сейчас едем к Гукасову, допросим его, а оттуда махнем к Саше на Мосрентген.

– Допрашивайте свидетеля, – приказал Гущин. – С женщиной я сам встречусь. Уточните адрес для меня. Это не так далеко от рынка, где павильон Кравцова. От места, где его тело нашли, хоть и прилично, но сторона все та же.

Он кивнул Кате – женский день сегодня, мы сами с усами, допросим всех баб лично.

Катя достала планшет и проверила, где этот самый Мосрентген за Николо-Хованским кладбищем. По сравнению с фешенебельными Патриаршими прудами, это словно другая планета.

И точно. Когда они свернули с МКАД, началась промзона, переоборудованная под торговые склады. Полковник Гущин уточнил адрес, но все равно воспоминания свидетеля Гукасова об этом месте были лишь визуальными. И они долго, очень долго петляли между новых пакгаузов, старых кирпичных развалюх, павильонов, пока не вырулили к свалке, взяли от нее направо, снова углубились в лабиринт между складами и развалюхами и очутились на окраине кладбища.

И тут Катя увидела небольшое строение на отшибе от пакгаузов, возле кладбищенской дороги. Это тоже был склад, но его окружали старые деревья, каким-то чудом сохранившиеся на территории промзоны. Строение, обшитое новеньким белым сайдингом, щеголяло красной крышей и подслеповатым оконцем. Вокруг здания натыкали в землю разные образцы штакетника, предназначенного для продажи, церковных оград разного стиля. Все они, соединенные друг с другом проволокой, представляли собой странный низкий заборчик. Перед строением была разбита небольшая клумбочка, на которой все еще цвели фиолетовые астры. У крыльца в ряд стояли могильные памятники – плиты из мрамора.

– Это здесь, судя по описанию, – сказал Гущин. – Они здесь всякой всячиной торгуют – и для кладбища, и для…

Он не договорил.

Они увидели, как у нелепого заборчика остановилась машина, из нее выпрыгнул лысый человечек в зеленой куртке и ринулся в калитку. Он вбежал на низкое крылечко, постучал в дверь. Потоптался у порога. Затем спрыгнул и нырнул за дом. Через секунду появился с замызганным пластиковым креслом в руках. Он подбежал к окошку, поставил кресло и влез на него, прислоняясь к стеклу как можно теснее и делая из ладоней козырек от света, чтобы увидеть, что там внутри.

Он стоял на шатком колченогом кресле около минуты, вероятно, разглядывая домишко сквозь пыльное стекло, а затем произошло нечто невероятное.

Человечек вскинул руки, словно защищаясь, отпрянул и с грохотом плашмя шмякнулся с кресла на гравий, издав тонкий хриплый вопль ужаса.

Гущин выскочил из машины. Катя не поняла, что произошло. Что с этим типом – стоял, смотрел, вдруг заорал и упал, как в припадке.

Грузный Гущин сиганул через забор – кладбищенскую ограду. Катя, перелезая через забор следом, неловко зацепилась каблуком, потом рукавом куртки.

Гущин был уже на крыльце. Он не стал стучать, а рванул дверь на себя. И она распахнулась – она не была заперта. Он ринулся внутрь и…

Буквально через минуту вылетел обратно.

Катя…

Уже на крыльце она ощутила этот жуткий смрад. Он тяжелой плотной волной ударил в нос из открытой двери. Запах был такой сильный, что у Кати моментально сперло дыхание, рвота подкатила к самому горлу, глаза начали слезиться и…

– Федор Матвеевич, что там внутри? – только и сумела спросить она.

Гущин загородил от нее дверь.

– Не ходи туда, – прохрипел он. – Там… там труп. Женщина изрубленная… Там все гниет, и мухи…

Мухи черным роем вырвались наружу, словно учетверяя силу невероятного смрада, который отравлял собой осенний воздух.

Но Катя все же заглянула туда, внутрь этого дома-кошмара.

Через секунду она бросилась прочь, за угол, зажимая обеими руками рот.

Но ее все равно вырвало на сухую траву.

Рядом кто-то стонал и охал от боли. Лысый человечек ползал по гравию, пытаясь встать на ноги.

А кругом…

Катя, задыхаясь от нового приступа тошноты, увидела их.

Тайных наблюдателей, свидетелей, хранителей дома-кошмара.

Гипсовые садовые фигурки журавлей и цапель, гипсовые садовые гномы, гипсовые кошки, гипсовые совы, гипсовые кладбищенские ангелы со слепыми глазами, гипсовый орел, гипсовые жабы гигантских размеров, гипсовые черепахи, гипсовые утки и гипсовые филины, покрытые пылью, усеянные, как язвами, отметинами засохшего вороньего помета, пялились на нее из жухлой травы заброшенного неухоженного сада.

Глава 16
То, что было в деле о ДТП, но осталось тайной

В дом-кошмар сотрудники экспертно-криминалистического управления заходили в специальных костюмах. Оперативникам тоже выдали маски и бумажные защитные комбинезоны. Но это помогало мало. То и дело кто-то из оперов вылетал из дома на лужайку и блевал возле клумбы.

Катя пережидала осмотр места происшествия за домом, забившись глубоко в заросли маленького сада. Но и сюда порой, с порывами ветра, достигала вонь разложения. У Кати все еще слезились глаза: трупные газы – вещь коварная. Ей казалось, что садовые фигуры – стражи этого места, окутанного смертным зловонием, – следят за ней выжидательно и зловеще. О, они-то знают, что здесь случилось! Но молчат. И не скажут, потому что сама смерть наложила печать молчания на их гипсовые уста.

Полковник Гущин, коего долг обязывал присутствовать при осмотре места происшествия, в маске и бумажном костюме защиты выскакивал из дома каждые десять минут. И все пытался найти себе занятие вне стен, пропитанных трупным ядом.

– Быкова Александра, двадцати девяти лет, документы у нее в сумочке, – прохрипел он, сдергивая маску и падая на панцирь гипсовой черепахи, используемый как садовый табурет. – Сумка валяется в комнате, деньги там в кошельке, пять тысяч, кредитка, ключи от дома. Все цело. Но на сумке – кровавые отпечатки. Убийца брал ее в руки, рылся в ней. Хотя эксперты сказали – это просто пятна, для дактилоскопии непригодны, потому что убийца был в резиновых перчатках.

– Сколько же она лежала в этом доме? – спросила Катя.

– Давность смерти – не менее недели. Эксперты установили по степени разложения тела, по личинкам, всей этой нечисти, что там кишмя кишит. Неделя для трупа в закрытом помещении! – Гущин покачал головой. – Этот дом – он и мастерская, и жилой. У Быковой диплом на стене – награда с какого-то художественного конкурса, скульптор она была. В мастерской завались этой дряни незавершенной. – Гущин кивнул на садового гнома, выглядывающего из травы, как партизан. – Она этим торговала. И для кладбища ангелов лепила. Там, кроме мастерской, еще кухня и жилая комната. Диван разложен как двуспальная кровать, и полно мужских вещей – обувь, одежда. На раковине – бритва. Эксперты сейчас собирают все, что можно исследовать на ДНК. Будут сравнивать. Я думаю, он… этот наш Кравцов, жил здесь, с ней, с этой Быковой. Если ДНК совпадет, то все наши сомнения отпадут. Ее убили топором. Эксперт пока не может сказать точно, какое именно число ударов ей нанесли, из-за сильного разложения тела, но я и без его выводов вижу – девчонку изрубили как бифштекс. Но никаких частей тела не отчленяли, в отличие от Кравцова.

– Может, это он ее прикончил? – спросила Катя.

– У них давность смерти одна и та же – около недели. И эксперты не нашли никаких признаков того, что Кравцова убили в доме. Дальше будет картина проясняться, но я думаю – сначала убили его, а потом убийца приехал сюда. И расправился с этой девушкой, его сожительницей. Здесь тихое место. На отшибе. Никто ничего не видел, не слышали криков. И неделю сюда никто не заглядывал. Покупателей на садовые скульптуры сейчас днем с огнем не сыщешь. И вот еще что… Эксперты нашли тряпку на полу, она была пропитана ацетоном. Их это очень заинтересовало. Но пока они выводы свои хранят при себе.

– А кто этот человек, который смотрел в окно, а потом упал? – жалобно спросила Катя.

Полковник Гущин посмотрел в сторону гипсового ангела, возле которого на пластиковом стуле, обхватив себя руками, сидел лысый человечек и все еще что-то бормотал стоявшим возле него оперативникам с блокнотом и камерой.

– А это горе-злосчастье Гукасов, напарник Кравцова, собственной персоной. Он клянется, что во время беседы с нашими сказал им чистую правду. Но потом всполошился – чего это полиция заинтересовалась их фирмой? Говорит, подумал, что их в махинациях заподозрили с отчетностью и налогами, раз бухгалтера допрашивали. Наверняка там у них полно нарушений. Нам-то плевать на это сейчас. Но он встревожился. И после звонка полиции сразу помчался на машине сюда – сказал, мол, думал, что Кравцов и Быкова, амурничают здесь. Решил предупредить Кравцова, что надо отчетность прятать. Заглянул в окно, увидел тело, всю эту кровавую кашу, брызги на стенах и…

– Он в дверь только стучал, а не дергал за ручку, – сказала Катя. – Я видела. Лишь стучал, словно знал, что дверь не заперта.

– Там надо силу приложить, чтобы открыть, я сам с силой дернул, – возразил Гущин. – Будем, конечно, и этого хмыря проверять, но… Это дело, Катя, оно очень серьезное. Два убийства. Зверских по своей жестокости. И причина здесь не в том, что они какие-то копейки друг от друга и от налоговой скрывали.

Осмотр затягивался до глубокой ночи. И Катя решила, что хватит с нее. Она воспользовалась первой представившейся возможностью покинуть дом Александры Быковой, о существовании которой еще утром даже не подозревала.

Эксперты забрали первые образцы для исследования ДНК, вещи, все, что могло представлять интерес как материал для сбора улик. И вместе с ними на машине Катя поехала в Москву. Они высадили ее на Садовом кольце, недалеко от Малой Бронной, по которой она путешествовала днем в компании «женщин Патриарших».

Другую женщину… женщину дома с гипсовыми фигурами… точнее, ее разложившиеся останки, повезли в морг на судебно-медицинскую экспертизу.

Катя добралась до дома на такси. Долго с остервенением мылась под душем. Ей все казалось, что трупный запах прилип к ее коже и волосам. И она вылила на себя две бутылки геля для ванны. Она драла кожу мочалкой, пока та не покраснела и начала болеть.

О еде было даже думать противно. Катя выпила холодного чая. Потом просто воды. Легла в постель. Закрыла глаза.

Гипсовые цапли и журавли закружились вокруг нее, точно хлопья мертвого белого пепла. Они беззвучно махали крыльями и свивали шеи в диком брачном танце, где каждый журавль представлял себя мертвым безголовым Кравцовым, а каждая цапля – его мертвой любовницей-скульпторшей. На могильных плитах восседали гипсовые гномы, гипсовые черепахи упорно и размеренно копали могилы. Гипсовая жаба, перебирая белесыми лапами, ползла по Катиным ногам – ближе, ближе… И устроилась на ее груди, пялясь слепыми глазами.

От этого взгляда во сне Катя проснулась.

Резко, как от толчка. Села на кровати, сбросив одеяло на пол.

Белесая гипсовая тварь в самый последний момент морока обернулась белыми страницами.

Печатные страницы – вопрос-ответ. Следователь-подозреваемый.

И еще одна страница, исписанная неровным угловатым почерком. Записи, сделанные от руки.

Катя увидела все это так ясно еще до того момента, когда окончательно проснулась, пришла в себя.

Она увидела то, что уже видела раньше. Что приковало к себе ее взгляд, когда она читала материалы дела о ДТП. А затем все это ускользнуло прочь, вытесненное другими мыслями и образами.

И вот возникло снова. Сотканное с помощью уже иных, новых образов и иных жутких ассоциаций.

И теперь Катя точно знала, что ее насторожило в материалах дела о событиях на Старой дороге. Что с самого начала было там, на страницах, оставаясь тайной.

Глава 17
Объяснительная

Катя еле дождалась утра, приехала на работу в половине девятого. Полковник Гущин ее опередил – был, уехал в прокуратуру, скоро приедет, проведет оперативку, снова уедет, потом совещание – все это выдала Кате старая гущинская секретарша.

Дело о двух убийствах на глазах набирало обороты. Вечером накануне была проведена судебно-медицинская экспертиза останков, заключение патологоанатомов дожидалось Гущина.

Катя спросила секретаршу, нельзя ли открыть кабинет и взять дело о ДТП, посмотреть прямо в приемной? Она отчего-то была на сто процентов уверена, что Гущин оставил дело ей, не спрятал в сейф. Так и вышло. Секретарша нашла тома на столе шефа криминальной полиции.

Катя села в углу приемной и снова начала детально читать материалы из Бронниц. То, что ее так поразило, что показалось весьма странным, что явило себя неожиданно в ночном мороке, вызванном страхом новой жестокой смерти, было там. В трех документах.

Катя вчитывалась в тексты и ждала полковника Гущина.

Он вернулся из прокуратуры, сразу же провел закрытую оперативку по последним наработкам дела Александры Быковой, а затем ушел на совещание к начальнику Главка.

Катя стойко, терпеливо ждала в приемной. Час, полтора…

Наконец он вернулся, но только затем, чтобы снова уехать и…

– Федор Матвеевич, я вас жду полдня! – не выдержала Катя.

– Позже. Я занят.

– Нет, сейчас, это важно, – Катя уперлась и прошмыгнула в кабинет.

– Новости не терпится узнать? – Гущин хмурился. – Как и подтвердили эксперты при вскрытии, давность смерти – не менее недели. Быковой нанесено в общей сложности около шести ударов топором. Удар в область лица, скуловой кости, возможно, был первым, она пыталась защититься от убийцы, закрывалась рукой – у нее на правой руке отрублены пальцы. Остальные удары были нанесены, когда она уже упала на пол – все в область позвоночника, лопаток. Рубленые раны в области спины, шейного отдела. Позвоночник поврежден в трех местах. Два удара она получила по черепу. Но эксперты считают, что в этот момент она уже была мертва. На тряпке, что нашли рядом с телом, следы ацетона и крови. Эксперты предположили, что эта тряпка могла быть использована преступником во время нападения – Быковой, возможно, закрыли этой тряпкой рот и нос, она вдохнула пары ацетона, а это похуже эфира. В любом случае нападение произошло очень быстро – прямо там, у входной двери, она не сумела ни убежать в спальню, ни отползти в сторону кухни. Своих следов преступник не оставил, действовал очень аккуратно. Хотя там вещи изъяты Быковой, которых он касался, но для дактилоскопии – эксперты снова подтвердили – эти кровавые пятна непригодны.

– А насчет Кравцова что? – спросила Катя.

– Только что позвонили из ЭКУ – даже первичных образцов, что наши изъяли там, в доме, достаточно для сравнения ДНК. Все совпало. Он жил в этом доме вместе с Быковой. И согласно экспертизе ДНК теперь четко подтверждено, что наш безголовый – это именно Виктор Кравцов. Я сейчас еду на Калужское шоссе, в прокуратуру, затем в суд вместе со следователем. Теперь можно официально запрашивать образцы ДНК детей Кравцова для окончательного опознания тела. Будем со следователем разговаривать, с его бывшей женой в поселке Коммунарка, вызовем туда экспертов, чтобы взяли образцы ДНК детей. Затем надо официально допросить его бывшую жену. Формально – именно она сейчас главный подозреваемый. Убит бывший муж и его молодая любовница. Так что сама понимаешь, кого следователь станет подозревать и допрашивать в первую очередь. А учитывая их плохие отношения, может вообще оказаться, что…

– Что жена убила Кравцова и его сожительницу, – закончила Катя. – А Пелопея Кутайсова и дело о ДТП ни при чем.

– Исключать ничего нельзя, – сказал Гущин.

– А что вы насчет самой Александры Быковой узнали? – спросила Катя.

– Пока очень мало информации. Она арендовала этот дом и мастерскую у фирмы-владельца. Дела, судя по всему, шли плохо. Она сама не здешняя, из Твери, по крайней мере, паспорт ей там выдавали. Я позвонил в Тверское УВД в розыск, обещали помочь. Наши сотрудники туда уже выехали. Ну и самое последнее на данный момент: эксперты снова свой прежний вывод подтвердили. Нет никаких доказательств того, что Кравцов тоже был убит в этом доме у кладбища. Нет, там убили лишь Быкову. И я думаю… я уверен, что это произошло позже. Разница – несколько часов, все произошло в один день, но это второе убийство по времени совершено позже. Сначала убили Кравцова, а потом его девушку. Все, я поехал, уже опаздываю!

– Федор Матвеевич, погодите еще минутку. – Катя выложила на стол два увесистых тома, которые крепко прижимала к груди. – У меня тоже кое-что есть для вас. Весьма необычное.

– Что еще? – нетерпеливо спросил Гущин.

– Вы читали дело? Там уйма технических документов, и они мозг засоряют, – сказала Катя и раскрыла первый том на середине. – И кое-что странное… весьма странное в этой технической автомобильной каше просто теряется.

– Короче, я же опаздываю!

– Нет, короче не получится, – ангельским голосом возразила Катя. – Вот смотрите, это допрос Виктора Кравцова. Его допрашивает следователь Нилов, и происходит это по истечении одних суток после той ночи. Допрос напечатан на бланке, все четко. Следователь задает вопросы, Кравцов отвечает. Вот его ответ на то, что произошло на девятом километре лесной дороги. Смотрите, он говорит: я ехал из Петровского… скорость… Он припозднился потому, что заснул в доме, который их фирма ремонтировала. Это мы все уже знаем от следователя. Вот Кравцов говорит: я неожиданно увидел женщину в свете фар. Совершенно голую. Она выскочила на дорогу перед самым капотом. Наверное, свет моих фар ослепил ее, не знаю, но она застыла как вкопанная. Я дал по тормозам, но… Остальное мы тоже знаем, он не сумел остановиться и сбил ее.

– И что?

– Дальше. Вот повторный допрос Виктора Кравцова, проведенный следователем Ниловым уже через три недели. После результатов автотехнической экспертизы, – Катя раскрыла на середине второй том. – И смотрите – аналогичные показания: я неожиданно увидел в свете фар голую девушку, она выскочила на дорогу перед самым моим капотом. Ее, я думаю, ослепил свет моих фар – то есть я так решил в тот момент. Потому что она не побежала через дорогу, а внезапно остановилась.

– По его словам, все так и было. Если им верить, конечно, – заметил Гущин.

– Даже если верить Кравцову, не считая его, с подачи инспектора Мамонтова, маньяком и похитителем, все было не совсем так, как он это описывает спустя сутки и спустя три недели после происшествия, – сказала Катя и раскрыла первый том в самом начале.

Она показала полковнику Гущину на подшитую сразу же после протокола осмотра места аварии и фототаблицы объяснительную.

– Это объяснительная Кравцова, его показания, написанные им собственноручно сразу после аварии. Его почерк, видите, как буквы прыгают, – это оттого, что писал он, скорее всего, при недостатке освещения и на какой-то неудобной поверхности. Может быть, папку ему дали положить на колени гаишники, может, он на капоте машины ГИБДД это писал. Но ясно одно: это его самые первые показания, которые он дал ГИБДД тогда, ночью, там, на Старой дороге. И что мы видим здесь? Кравцов пишет: я ехал по Старой дороге из Петровского… скорость… Внезапно я увидел в свете фар девушку – голую и всю покрытую кровью. Она выскочила на дорогу перед самым моим капотом. Ее, наверное, ослепил свет моих фар, потому что она неожиданно застыла на месте.

Полковник Гущин повернул дело с объяснительной Кравцова к себе и стал читать сам.

– Сразу после аварии, когда и полутора часов еще не истекло, Кравцов сам пишет, что увидел на дороге голую и покрытую кровью Пелопею Кутайсову. А через сутки и впоследствии он уже об этой детали – о крови, что заметил на ней, – не упоминает, – сказала Катя.

Гущин прочел объяснительную, прочел допросы.

– Странная вещь, – продолжала Катя. – Нигде больше он об этом не говорит.

– Может, он ошибся?

– Не думаю, Федор Матвеевич. Первые показания всегда самые яркие.

– Кравцов мог соврать.

– Мог. А если он в своей объяснительной не соврал? Чья это кровь? Помните, что нам Мамонтов говорил, – когда он приехал на место аварии, Пелопея фактически умирала, лежала в луже крови, вся кровью перепачканная. То есть Мамонтов тоже видел, что она в крови. Но он решил, будто это кровь от ран в момент аварии. А вот Кравцов в первый момент заявил, что девушка уже была окровавленной до аварии. Если это правда, то чья это кровь? Ее собственная – это первое, что приходит на ум. Что она уже была ранена, когда выскочила на дорогу. Помните, Мамонтов про рану говорил у нее на бедре – глубокую, с сильным кровотечением. Он все боялся, что задета бедренная артерия, и пытался ее зажать руками..

– Но врачи в один голос твердили, что все повреждения были нанесены девушке в результате наезда.

– И врачи ошибаются, Федор Матвеевич. Это могла быть ее кровь. Кто-то ранил ее. По логике вещей, это мог быть сам Кравцов – если он похититель и маньяк. Тогда понятно, почему он впоследствии ни разу об этом факте не упомянул. Для него было намного выгоднее, чтобы все считали, что раны Пелопеи – результат простого наезда, а не иного, предшествовавшего наезду преступления. Но если Кравцов не похищал девушку, а действительно увидел ее в крови на дороге ночью, голой, то… да, она могла быть ранена кем-то еще. Если это не ее кровь, то, значит, это кровь кого-то еще. Кровь человека, о котором мы пока вообще ничего не знаем.

Полковник Гущин закрыл дело, поднялся, достал мобильный. Он набрал номер и включил громкую связь.

– Алло, инспектор Мамонтов? Клавдий, это полковник Гущин, уголовный розыск.

Катя вся обратилась в слух. Надо же, у центуриона Клавдия Мирона Мамонта водится мобила. Что прогресс делает!

– Клавдий, припомните, пожалуйста, это вы брали на месте аварии объяснительную от Кравцова?

– Нет, я с него объяснительную не брал. Я бы с него там такую объяснительную взял, если бы мне позволили… Мне не позволили. Наши из ГАИ увели его от меня, посадили в машину дежурную. Он там писал. Мне плевать, что он там написал, что говорил – я вам сказал, не верьте, это все было вранье.

Баритон Клавдия Мирона Мамонта наполнил кабинет. Катя слушала чутко.

– Вы в то время, три года назад, жизнью Кравцова плотно интересовались, кругом его общения. Скажите, вам такие фамилия и имя – Быкова Александра, скульпторша садовых и кладбищенских фигурок, – не попадались?

– Нет. Я такой не знаю. Быкова… скульпторша? Нет, точно не знаю ее. Я бы скульпторшу запомнил. А что случилось у вас?

– Еще одно убийство, – сказал Гущин. – Слушайте, Клавдий… Вы ведь сейчас временно отстранены?

– Так точно, я рапорт написал.

– Ладно, эта каша сварится, я не об этом. Вы фактически сейчас свободны от службы?

– Можно сказать и так.

– Я вам перезвоню вечером. Я сейчас занят, перезвоню вам позднее. Надо кое-что обсудить с вами. У меня одно предложение появилось.

Гущин дал отбой и направился к двери.

Катя подумала: он так и не сказал, что думает насчет объяснительной Кравцова и его первичных показаний.

И что за секреты появились у него, что за планы в отношении Клавдия Мамонтова?