Текст книги "Уроки Литературы"

Глава 16
Рита

Незримое клеймо на нежной коже. Порыв. И безумие.

Как это случилось с ними?

Игорь Сергеевич смотрел на свою ученицу, не отводя глаз. Признание в любви, о которой он знал, далось ей, кажется, совсем просто. Рита не смущалась, голос ее не дрожал, а голубые глаза выражали спокойствие.

– Игорь Сергеевич, – сказала она, – я призналась, не потому, что мне что-то нужно от вас. Просто я почувствовала, что так будет правильно, понимаете?

Учитель медленно кивнул. Ему хотелось сказать Рите многое, но каждое из этих непроизнесенных слов было опаснее другого. Игорь Сергеевич совершил непоправимую ошибку, поддавшись наваждению, и теперь совершенно не представлял, как ее исправить.

– Через двадцать минут начнется концерт, – напомнила ему Рита, вырывая из плена невеселых мыслей. – Сейчас мы выйдем из лаборантской, а все, что произошло, останется здесь. Вы просили сделать вид, что я не заметила, и я выполню вашу просьбу.

Игорь Сергеевич смотрел на Зуеву и не узнавал в этой уверенной девушке ту робкую одиннадцатиклассницу, что рухнула на пол в его кабинете в этом сентябре. Сейчас Рита пыталась сделать так, что они оба вышли из этой ситуации прежними – учителем и ученицей.

– Прости меня, – прошептал Игорь Сергеевич. – Рита, я ужасно виноват перед тобой…

Она не дала ему договорить и, в считанные секунды, сократив расстояние между ними, Рита положила руки на Плечи Игоря Сергеевича и, встав на носочки, чтобы дотянуться до его уха, прошептала:

– Я ни о чем не жалею. – Девушка и сама удивлялась, почему ей так легко говорить об этом. – Игорь Сергеевич, если в тот момент, когда вы… – голос дрогнул всего на мгновение. – … касались меня, вы чувствовали, что это было не зря, значит, так было нужно.

От Риты пахло чем-то легким и цветочным, а ее тихий голос пробирал до мурашек. Понимая, что все и без того летит в тартарары, Игорь Сергеевич с тяжелым вздохом обнял девушку, прижимая ее ближе к себе.

Откинув голову немного назад, чтобы видеть его лицо, Рита переместила свои руки – теперь они обвивали шею учителя.

– Все это – неправильно, – сказал Игорь Сергеевич и обнял ее еще крепче.

– Я знаю, – ответила Рита. – Поэтому это больше не повторится.

Она отстранилась с грустной улыбкой на прекрасном лице. Впереди их ждали концерт, долгий учебный год, экзамены и выпускной. А потом все закончится, и Рита надеялась на то, что однажды сердце перестанет предательски болеть.

– Нам нужно идти. – Рита прошла мимо учителя и распахнула дверь. – Скоро начнется концерт.

Игорь Сергеевич посмотрел на платье Зуевой и, решив, что так будет правильнее, сказал:

– Иди, я тебя догоню.

* * *

За кулисами, ожидая своего выхода, туда-сюда бродили те учителя и ученики, которые должны были выступить в первом блоке. На проведенной вчера жеребьевке Рита вытянула седьмой номер, не зная, радоваться этому или нет.

– Ты выглядишь, как принцесса, – улыбнулась ей Олеся, пробравшись за кулисы.

– Спасибо, – тихо поблагодарила ее Рита. – Мне жаль, что ваш танец с Семеном Юрьевичем никто не увидит.

– Это не так важно, – махнула рукой Афанасьева. – Я сниму ваше выступление, чтобы показать ему.

– Ты пойдешь к нему?

– Ага. – Олеся лучезарно улыбнулась. – Не чахнуть же ему одному в палате в свой праздник! Тем более, я должна рассказать ему, как провела урок физкультуры в пятом классе. – Неожиданно улыбка исчезла с ее лица. – Рит, извини меня.

– За что?

– За подтасовку на жеребьевке. Знаешь, на репетициях я смотрела на тебя и Игоря Сергеевича и поняла, что вы должны были выступать только в паре друг с другом.

– Наверное, я должна сказать «спасибо»? – почему-то смутившись, спросила Рита.

Олеся быстро обняла ее и сказала, прежде чем пойти в зал:

– Не нужно ничего говорить.

Рита обхватила себя руками и стала повторять слова песни, которые прекрасно знала наизусть. Совсем скоро ей придется выйти на сцену и спеть о любви – задача, ставшая вдруг практически непосильной после произошедшего в лаборантской.

– Под каким номером мы выступаем? – раздался тихий голос над ее ухом.

Вздрогнув, Рита обернулась и уже собиралась ответить, но взгляд зацепился за галстук Игоря Сергеевича.

– Вы надели его? – спросила она, несмотря на очевидность ответа.

– Это прекрасный подарок, Рита, – мягко произнес учитель. – К тому же, он идеально подходит к твоему платью.

– Ну, выбирала я его не по этому принципу, – смутилась девушка.

– Я знаю. – Сапфировые глаза сверкнули в полутьме закулисного помещения. – Готова?

«Нет».

– Да.

* * *

Концерт начался с приветственной речи директора, который признался в том, что идея выпускников показалась ему блестящей и он рад, что в школе столько талантов. Егор, который был ведущим, прекрасно справлялся с возложенной на него обязанностью.

После выступления учительницы изобразительного искусства и Вани из 11Б, которые спели всем известное «Учат в школе», Егор вышел на сцену, чтобы объявить следующий номер.

– Для начала давайте пожелаем скорейшего выздоровления Семену Юрьевичу, который вместе с Олесей Афанасьевой должен был выступать в этом номере, но сейчас лежит с переломом ноги в больнице. – Егор сделал паузу. – А теперь поприветствуем громкими аплодисментами ученицу 11В класса Маргариту Зуеву и учителя физики Игоря Сергеевича Одинцова!

Рита, выдохнув, вышла на сцену вслед за учителем. Егор подмигнул им обоим, прежде чем исчезнуть за кулисами. Под удивленные вздохи и возгласы Игорь Сергеевич прошел к фортепиано, и девушка только сейчас заметила, что он успел снять пиджак, оставшись в белоснежной рубашке.

Повернув голову вправо, Рита встретилась глазами с Игорем Сергеевичем и кивнула ему. Когда учитель коснулся клавиш, начиная играть печальную мелодию, она перестала смотреть на него, обратив свой взор в глубину зрительного зала.

Эта песня, выбранная Олесей, не имела никакого отношения ко Дню Учителя, и сначала не понравилась никому, кроме самой Афанасьевой. Но, чем больше Рита репетировала, тем отчетливее понимала, как точно слова песни выражали то, что она чувствовала – любовь, которая никогда не станет взаимной.

Крепко сжимая микрофон, девушка запела. Зрители, кажется, замерли, слушая тихий голос Риты. Секундная пауза перед припевом помогла ей справиться с запоздало подступающим к горлу волнением. После второго куплета Игорь Сергеевич ударил по клавишам, отчего Рита вздрогнула. Настроение мелодии изменилось, а вместе с ним – и голос девушки, что теперь звучал громче и увереннее. Она пела о несчастной любви и сама казалась совершенно несчастной.

Рита сделала шаг к фортепиано и немного тише, чем прежде, пропела очередные строки, смотря себе под ноги. Подняв глаза через несколько секунд, она встретилась взглядом с Игорем Сергеевичем, на лице которого не было ни одной эмоции. Что-то внутри Риты предательски задрожало и, собравшись с силами, она снова запела.

Игорь Сергеевич на несколько секунд закрыл глаза, продолжая играть. Когда он открыл их, все сильнее и сильнее ударяя по клавишам, он, не отрываясь, стал смотрел Рите в глаза.

Когда она начала петь последний куплет, голос ее дрогнул. Рита отвернулась от учителя, снова посмотрев в зал. Песня, выплескивающая наружу все ее чувства, давалась девушке все сложнее. Последние строчки она практически прокричала. А потом снова – тихий-тихий голос.

Обогнув фортепиано, Рита остановилась за спиной у Игоря Сергеевича. Не видя его глаз, петь было значительно проще. Не зная, зачем она делает это, и совершенно не думая о том, как это выглядит со стороны, девушка положила левую руку на плечо учителя. Петь ей оставалось всего лишь несколько секунд.

Игорь Сергеевич доиграл до конца, и только после этого Рита убрала руку с его плеча. Вот и все. Навряд ли она хоть когда-нибудь сможет еще раз прикоснуться к нему.

Он встал и, взяв руку Риты в свою, прошел с ней к краю сцены, чтобы поклониться. Зал взорвался аплодисментами, кто-то даже несколько раз крикнул им «Браво».

– Маргарита Зуева и Игорь Сергеевич Одинцов! – повторил их имена Егор, появившись на сцене. – Следующий номер посвящен…

* * *

Расстегнуть платье помогла Олеся. Она долго-долго сыпала комплиментами в адрес Риты, Игоря Сергеевича и всего концерта в целом. Все это время Зуева молчала, пытаясь успокоить бешеный ритм собственного сердца.

– Эй, Рит, ты чего?

Олеся сидела на стуле в лаборантской, разглядывая стеллажи с оборудованием для лабораторных работ. Рита, оправив белую рубашку, спросила:

– Нормально?

– Первый раз вижу тебя в школе в джинсах, – призналась Олеся.

– Ну, раньше я никогда не ходила на школьные дискотеки, а сегодня это необходимость. – Рита вытащила шпильки, позволив волосам рассыпаться по плечам и спине. – Ты чего здесь сидишь-то? Ты же к Семену Юрьевичу собиралась! Ребята не станут возмущаться, что ты на уборку не осталась, я все им объясню.

Олеся благодарно улыбнулась, а потом задала вопрос, который терзал ее с самого начала выступления Риты и физика:

– Рит, скажи, ты что, влюбилась в Игоря Сергеевича?

– С чего ты взяла? – тихо спросила Рита и опустила взгляд. – Олеся?

– Ты просто так смотрела на него, когда пела. – Олеся пожала плечами. – Вот мне и показалось. Да и не мне одной, наверное.

– Ты сама говорила мне про артистизм, помнишь? – Рита улыбнулась. – Конечно, Игорь Сергеевич красивый и умный, но безответная любовь – это не то, что мне нужно в одиннадцатом классе.

– Это никому не нужно. – Олеся взяла свою сумочку и направилась к выходу. – Увидимся в понедельник?

– Конечно.

Когда Афанасьева скрылась за дверью, Рита выдохнула и устало опустилась на стул. Ее взгляд зацепился за что-то темное. Протянув руку, девушка поняла, что это черный галстук Игоря Сергеевича, который был на нем до того, как мужчина появился за кулисами.

Прижав вещь к себе, Рита почувствовала, как черный шелк холодит кожу. Понимая, что поступает, как влюбленная идиотка с криминальными наклонностями, Зуева встала и убрала галстук Игоря Сергеевича в чехол с платьем. На память об этом вечере – наверное, самым счастливом в ее жизни.

* * *

Концерт шел еще полчаса, которые Рита провела, опершись о стену в актовом зале. От понимания, что этот день больше никогда не повторится, да и вообще, учеба скоро закончится, как и детство, в груди у девушки что-то предательски защемило.

– А теперь – дискотека! – прокричал в микрофон Егор, когда стихли аплодисменты после последнего номера. – Танцуют все!

Зазвучала танцевальная музыка, учителя потянулись к выходу из актового зала, а старшеклассники принялись сдвигать кресла, чтобы освободить как можно больше места для танцев.

Рита двинулась к центру всеобщего веселья, зацепив взглядом стоящих слишком близко для простого разговора Игоря Сергеевича и Ольгу Александровну. Женщина что-то говорила учителю, а он улыбался ей в ответ.

– А вот и звезда грядущего Евровидения! – Егор подхватил Риту и быстро закружил, заставив отскочить всех, кто стоял рядом. – Ты – умница, Ритка! Так петь – это просто немыслимо!

Когда он поставил ее обратно на землю, Рита сделала реверанс. Егор схватил ее за руку и, прижав к себе, закружил в танце. Рита искренне засмеялась, стараясь не смотреть в ту сторону, где школьная медсестра разговаривала с Игорем Сергеевичем.

Песни на дискотеку подбирали всем миром, и Зуева то и дело закатывала глаза, когда слышала очередной бредовый хит, звучащий из колонок. Учителя то возвращались в зал, то уходили вновь.

Каждый раз, словно тень, за Игорем Сергеевичем ходила Ольга Александровна. Они станцевали вместе два медленных танца, и Рита начинала ненавидеть этот день все сильнее. Ей хотелось уйти домой, и только собственная ответственность оставляла ее на месте.

– Я попить! – прокричала Рита сквозь громкую музыку Егору, который прыгал рядом. – Скоро вернусь!

Соколов поднял два больших пальца вверх, и Зуева двинулась сквозь толпу. У выхода она заметила удаляющуюся фигуру школьной медсестры, обрадовавшись тому, что Игоря Сергеевича рядом с ней не было.

Вдоволь напившись, Рита поправила волосы и рубашку и направилась к актовому залу. У закрытых дверей стояли двое мужчин, одним из которых точно был Игорь Сергеевич. Надеясь, что она сможет незаметно прошмыгнуть мимо, Рита ускорила шаг.

Все ее надежды рухнули, когда ее окликнул второй мужчина, вблизи оказавшийся директором школы.

– Маргарита! – Алексей Андреевич наградил будущую медалистку теплой улыбкой. – А я как раз хвалил Игоря Сергеевича за ваше выступление! Надо бы отправить вас на какой-нибудь конкурс.

– Спасибо, – смутилась Рита. – Скоро научно-практическая конференция, туда и отправляйте.

– Одна учеба в голове! – воскликнул директор не то хваля, не то возмущаясь. – Вообще, Игорь Сергеевич, после таких песен вы, как честный человек просто обязаны…

Рита вытаращила глаза, ожидая продолжения. Алексей Андреевич взялся за дверную ручку и продолжил:

– … пригласить Маргариту на танец. Идите, там как раз что-то медленное заиграло!

Вздохнув, Игорь Сергеевич протянул Рите руку, и они вместе вошли в актовый зал. Положив одну руку на плечо учителя, а другую вложив в его ладонь, девушка позволила ему вести. Песня была до ужаса приторной, а ситуация, в которую их поставил директор – ужасно неловкой.

– Ты очень напряженная, – шепнул ей Игорь Сергеевич. – Все в порядке?

Закусив губу, Рита отрицательно покачала головой. Она попыталась сосредоточить свое внимание на словах песни, но, начав вникать в текст, девушка поняла, что композиция ей не нравится – слишком о любви, слишком подходила под ситуацию.

– Ты можешь рассказать мне. – Игорь Сергеевич внимательно посмотрел на Риту. – Обо всем.

Она сильнее сжала пальцы на его плече, с трудом контролируя себя.

– Я устала. – Голос Риты прорывался сквозь музыку. – День был очень насыщенный.

– Ты лжешь, – сказал Игорь Сергеевич, на секунду остановившись. – Я же знаю.

– Я просто чувствую себя неловко, – призналась Рита. – Из-за того, что вам пришлось танцевать со мной, потому что так сказал Алексей Андреевич. – Это, хоть и не было первостепенной проблемой, все же ее беспокоило. – Простите, что я появилась так не вовремя.

Рука Игоря Сергеевича, лежащая на пояснице Риты, резко напряглась после ее слов.

– Думаешь, я не хотел танцевать с тобой? – хрипло спросил он.

Рита закрыла глаза, что было весьма опасно, учитывая, что они танцевали.

– Вы отлично проводили время с Ольгой Александровной. – Рита взглянула учителю в глаза. – Она наверняка вернулась и будет очень расстроена, увидев вас со мной.

– Рита, – выдохнул Игорь Сергеевич. Песня вот-вот закончится, а он так и не сказал ей ничего вразумительного. – Я обидел тебя?

Она снова закусила губу, на этот раз, чтобы не расплакаться. С каждой секундой Рита осознавала, что не выдержит до конца.

– Нет, Игорь Сергеевич, – сказала она спустя десять секунд. – Все правильно.

– Тогда что с тобой? – нахмурился учитель.

– Песня грустная. – Слова слетели с губ прежде, чем Рита хотя-бы попыталась придумать что-нибудь поубедительнее.

– Снова лжешь. – Игорь Сергеевич убрал руку с ее поясницы. – Рита, мы справимся с этим, верь мне.

Песня закончилась, тут же сменившись на агрессивную ударную мелодию. Рита посмотрела на учителя еще раз, а потом, развернувшись, побежала к выходу.

Ничего не было в порядке. Они ни с чем не справятся.

Все произошедшее было чудовищной ошибкой, оставившей болезненный рубец на душе.

Глава 17
Окулова

Все произошедшее было чудовищной ошибкой, оставившей болезненный рубец на душе. Это нужно было как-то пережить, забыть об этом, сделать вид, что ничего не произошло. Сказать – проще, чем сделать, и это я понимаю в понедельник утром, столкнувшись с учителем в коридоре третьего этажа.

– Здравствуйте, – здороваюсь я, толком не понимая, чего ожидать.

Максим Михайлович смотрит на меня мимолетно, словно куда-то торопится, но этой секунды мне вполне достаточно для того, чтобы увидеть холод в карих глазах. А под ними – темные круги.

– Доброе утро, Маша, – отвечает учитель и уходит куда-то в сторону лестницы.

Все выходные я убила на то, чтобы обдумать наше дальнейшее сосуществование с Максимом Михайловичем в стенах образовательного учреждения. И пусть тогда в кабинете литературы я сказала ему, что переживать не о чем, и что все будет в порядке… Субботы и воскресенья мне хватило для того, чтобы понять одну-единственную вещь: просто так забыть о поцелуе с Максимом Михайловичем я не смогу.

– Машка, ты жива? – Северцев щелкает пальцами на уровне моих глаз.

– Чего тебе, Северцев? – спрашиваю, сделав вид, что это не я остановилась, как вкопанная, посреди коридора.

Игорь закатывает глаза и поправляет лямку своего темно-синего рюкзака.

– Не сочти за грубость, – говорит Северцев, – но в последнее время ты выглядишь не лучшим образом.

– Да ну? – усмехаюсь я. – Думаешь, это для меня новость?

Кажется, такой реакции он ожидал меньше всего, потому как несколько бесконечно долгих секунд Игорь стоит практически с открытым ртом, таращась на меня во все глаза. Скажи он такой «комплимент» Маленковой, лежал бы уже в травматологии.

– Маш, я не хотел тебя обидеть. – Игорь с хмурым выражением лица смотрит на меня, скрестив руки на груди.

– Я и не обиделась, – честно говорю я. – Я и сама прекрасно знаю, что сдала в последнее время. Ну, знаешь, проблемы на личном фронте, все такое.

Игорь кивает с видом знатока, хотя я вообще сомневаюсь, что он хоть когда-нибудь с кем-то встречался. Кажется, Северцев проводит все время за книгами, выгрызая медаль, которая, как я знаю, нужна его родителям больше, чем ему самому.

– Брось, Мари, ты же не думаешь о том, что я ботан, никогда не державший девчонку за руку? – Игорь кривится, поражая меня своей догадкой. – Какого плохого ты обо мне мнения.

– Почему же, – с улыбкой говорю я, – ты держал за руку меня на выпускном в четвертом классе, помнишь?

Игорь протягивает руку и взъерошивает мои волосы, которые и до этого торчали во все стороны. Подхожу к подоконнику, ставлю на него свой рюкзак, чтобы в его недрах отыскать расческу. Несколько раз провожу по волосам, морщась от легкой боли.

– Другое дело, – словно мой личный стилист говорит Северцев, когда вместо чахлой соломы на спину и плечи спадают ровные каштановые пряди. – Кстати, Маш, тебе не говорили, что вы с Максимом Михайловичем похожи?

Мое хорошее настроение, которое умудрился создать Северцев, сразу превращается в отвратительное после его же вопроса. Поднимаю взгляд, встречаясь с собственным отражением в школьном окне. Игорь стоит позади меня с какой-то грустной улыбкой.

– Нет, правда, – продолжает говорить он. – У вас цвет волос один в один, и глаза такие же.

– У Максима Михайловича более мягкий оттенок карего, – тихо поправляю я. – Пойдем на алгебру?

Я поворачиваюсь к Игорю лицом и вижу, что он о чем-то напряженно думает. В этот раз я щелкаю пальцами перед его лицом, и парень оживает.

– Игорь, ты жив? – с той же интонацией, что и он спрашиваю я и улыбаюсь.

Только вот по глазам Северцева я вижу, что моей фальшивой улыбке он не поверил.

* * *

На урок русского языка я никогда еще не шла так медленно. Сегодня весь день за мной таскается Северцев и, если честно, его компания меня вполне устраивает. Мы болтаем на переменах, помогаем друг другу на уроках и умудряемся получить замечание от Маргариты Юрьевны за разговоры не по теме.

– Сегодня опять будем разбирать задания ЕГЭ? – спрашивает Игорь. – Скоро уже с закрытыми глазами будем его писать.

Я пожимаю плечами, потому что действительно не имею понятия, что на этот раз нам даст Максим Михайлович.

– Я слышал от «М» класса, что он не в духе, – сообщает мне Северцев, когда до кабинета остается всего несколько шагов. – Может, прогуляем?

– Когда ты умудрился-то это услышать? – спрашиваю я, стараясь не думать о причинах плохого настроения учителя. – Мы все время были вместе!

Игорь легонько щелкает меня по носу и говорит:

– Ты не пошла со мной на обед.

– Большое удовольствие травиться, – ворчу я и толкаю дверь в кабинет литературы. – А по поводу прогулять… После этого он нас точно убьет.

Максим Михайлович сидит за столом, уставившись в какую-то тетрадь. Я здороваюсь с ним еще раз, но в ответ не слышу ничего.

Более того, учитель даже головы не поднимает.

– Если я сяду с тобой, ты не будешь против? – интересуется Игорь и бросает рюкзак на мою парту.

– Весь день тебя вытерпела, русский уж точно смогу пережить, – отвечаю я и отодвигаю стул.

Когда я поднимаю глаза, то вижу, что Максим Михайлович перестал разглядывать тетрадь. Сейчас он, не отрываясь, смотрит на меня, и я осознаю, что выглядит он не лучшим образом.

Волосы учителя находятся в совсем не творческом хаосе, синяки под глазами придают красивому лицу какой-то злобный вид, губы потрескались. А еще – впервые за то время, что Максим Михайлович учит нас, на нем не идеально выглаженная рубашка, а обыкновенная темно-синяя футболка.

Как я могла не заметить ее утром?

– Северцев, душа моя, – тихо произносит учитель, переводя взгляд на Игоря, – я безмерно счастлив, что вы нашли с Окуловой общий язык к концу одиннадцатого класса, но напоминаю тебе, что только я могу в этом кабинете разрешить тебе пересесть на другое место.

Игорь смотрит сначала на меня, потом на Максима Михайловича, и я вижу в глазах одноклассника застывший вопрос. Что происходит?

– Маргарита Юрьевна что, уже сказала вам, что мы болтали на физике? – задает, казалось бы, невинный вопрос Северцев.

А глаза Максима Михайловича тут же темнеют.

– Ах, – притворно вздыхает он, – вы еще и умудрились нарушить дисциплину на других уроках?

– Максим Михайлович, это вышло случайно, – оправдываюсь я, но он снова смотрит на Игоря, не обращая на меня никакого внимания.

– Я не разрешаю тебе пересаживаться, Игорь, – заявляет учитель. – Садись на свое место.

Игорь берет свои вещи и уходит в конец класса, туда, где сидел все время. Я бросаю на Максима Михайловича вопросительный взгляд, которого он ловко избегает, сделав вид, что слушает трель звонка.

– Добрый день, одиннадцатый «Г», – мрачно приветствует нас Максим Михайлович. – Сегодня вы будете разбирать предыдущую домашнюю работу у доски, потому что мне совсем не понятно, как такая элементарная тема совсем не отложилась в ваших головах. – Он открывает классный журнал, выискивая первую «жертву» – с его настроением это и назвать по-другому язык не поворачивается. – К доске пойдет Маленкова.

Юля медленно встает из-за парты и одергивает короткое черное платье, прекрасно понимая, что помимо «двойки» по русскому может заработать целый шквал замечаний по поводу своего внешнего вида.

– Открывай упражнение, которое я задавал на дом, и выписывай первое предложение, – командует Максим Михайлович и протягивает Маленковой учебник.

Со своего места я вижу, что у нее трясутся руки, поэтому ее буквы «пляшут» на доске. Выписав предложение, и, выделив и подчеркнув то, что требовалось авторами учебника, Юля поворачивается к Максиму Михайловичу, который в этот момент проводит правой рукой по своим волосам.

Мел с глухим стуком падает на пол, за ним летит учебник. Учитель со свистом вдыхает воздух в легкие, а Юля, наклонившись, подбирает то, что выронила.

– Максим Михайлович, – говорит она, смотря на его руки, – вы женились?

Класс замирает. Ну, конечно, такая новость! Все теперь смотрят на учителя, точнее, на его правую руку, где теперь на безымянном пальце красуется обручальное кольцо.

– Да, – спокойно отвечает учитель.

– Когда? – Маленкова, судя по всему, не понимает, что Максим Михайлович сейчас же отыграется на ней за вопросы, которые ученица не должна задавать учителю.

Он усмехается, смотря прямо в глаза Маленковой и все тем же спокойным тоном произносит:

– Одиннадцать лет назад.

Юля, явно не ожидавшая такого поворота, крепко прижимает учебник русского к груди, словно боится, что снова выронит его. Максим Михайлович смотрит на выполненное ею задание с каменным выражением лица.

– Доживу ли я до того светлого дня, Маленкова, – тянет он через минуту, – когда ты сможешь переписать предложение с учебника без орфографических ошибок?

Юля бледнеет, открывает учебник, потом смотрит на доску и, увидев, что действительно написала одно слово с ошибкой, рукой стирает букву «а», меняя ее на «о».

Максим Михайлович усмехается:

– Я все равно видел это, Маленкова. Печально, что в твоей голове пустота. Как ты умудрилась-то пробный ЕГЭ написать на положительную оценку? – Он закрывает журнал. – Садись на место.

Маленкова понуро бредет к своей парте под едва слышное хихиканье одноклассников.

– Между прочим, – говорит учитель, – Юля такая не одна. В среду все остаетесь после уроков и еще раз пишите пробник.

– Все? – переспрашивает Назарова таким тоном, словно медаль должна получить она, а не Северцев.

– Все, кроме Бойковой, Северцева и Окуловой, – отвечает Максим Михайлович.

– Вы предлагаете нам сидеть в школе еще четыре часа после седьмого урока? – спрашивает Олег Гаценко. – Вы издеваетесь?

Максим Михайлович скрещивает руки на груди, смерив моего одноклассника мрачным взглядом. Если урок продолжится в этом же духе, «двойки» начнут сыпаться, словно из рога изобилия.

– Дабы восстановить справедливость в этом мире, Олег, все эти четыре часа я проведу вместе с вами, а потом еще несколько часов буду проверять вашу писанину. А теперь, если вы не против, мы вернемся к уроку.

* * *

Спасительный для многих звонок почему-то задерживают на целых четыре минуты, и этого времени Максиму Михайловичу хватает для того, чтобы поставить Гаценко «двойку», дать нам задание на дом и объявить об очередном родительском собрании.

Когда я складываю свои вещи в рюкзак и встаю, чтобы уйти, учитель просит меня задержаться. Маленкова убегает из кабинета первой, и я успеваю увидеть слезы, застывшие в ее глазах; Игорь машет мне рукой в дверном проеме с довольной улыбкой на лице – мало кому хочется провести в школе лишних четыре часа.

Когда мы остаемся вдвоем, Максим Михайлович запирает дверь на ключ, но вместо того, чтобы сесть, как всегда рядом, он возвращается на свое место.

– Вы довели Маленкову до слез, – сообщаю я, не понимая, зачем. – И этот пробник по ЕГЭ, вы серьезно полагаете, что в классе столько тупиц?

– Грозная Окулова, – почему-то вдруг улыбается учитель. – Я, смотрю, ты начала оживать.

– Это плохо?

– Наоборот, – говорит он. – Просто я несколько дней убил на это, а Северцеву хватило несколько перемен.

Я хмурюсь, не совсем понимая, к чему он клонит.

– Максим Михайлович, Игорь действительно помог мне сегодняшним утром, – говорю я. – Но ожила я благодаря вам.

Карие глаза учителя вспыхивают.

– Чем же? Дал списать физику? – неожиданно громко спрашивает он, словно пропустив последние мои слова мимо ушей.

Видимо, «я буду в порядке», обещанное мне Максимом Михайловичем в прошлую пятницу подразумевало именно это: неряшливый вид и придирки к ни в чем неповинным людям.

– Хотите правды? – спрашиваю я, и, не дожидаясь ответа, выпаливаю, как на духу: – Я все выходные думала о вас! А потом умудрилась столкнуться с вами в коридоре, где вы посмотрели на меня, как на пустое место! Я пришла на ваш урок, и что я увидела? Придирки к моим одноклассникам! Это же не вы, Максим Михайлович! Вы не можете быть таким!

Я и не замечаю, что давным-давно стою перед учительским столом, прожигая мужчину взглядом. Он также сверлит меня глазами, ничего не говоря в ответ.

– Мне нужно домой. – Я протягиваю ему руку. – Дайте, пожалуйста, ключ от кабинета.

Максим Михайлович кивает, встает из-за стола и подходит ко мне. Он кладет ключ мне на ладонь, коснувшись меня всего лишь кончиками пальцев.

И этого хватает нам обоим для того, чтобы сойти с ума.

Застонав, кажется, от собственного бессилия, Максим Михайлович берет меня за талию и усаживает на стол. Я закрываю глаза на одну только секунду, а потом провожу рукой по лицу учителя. Он впивается в мои губы поцелуем прежде, чем мы оба успеваем вспомнить о том, чем это закончилось в прошлый раз.

Я обхватываю его руками за шею, отвечая на поцелуй с такой же страстью. Наши языки сплетаются друг с другом, словно сражаясь за что-то, пока нам обоим неведомое. Вспоминаю прошлый наш поцелуй и оттягиваю нижнюю губу Максима Михайловича, совсем легонько прикусывая ее. Он отзывается протяжным, гортанным стоном, а потом его горячие губы прижимаются к моей шее.

Поцелуй-укус обжигает мою кожу, и я царапаю спину учителя сквозь тонкую ткань футболки.

Мне никогда еще не было так хорошо, как сейчас. Меня еще никогда так не целовали. Форменное безумие, но какое же сладкое!

– Нам нужно… – Очередной глубокий поцелуй. – Остановиться.

Я лихорадочно киваю в ответ и сама же тянусь за необходимой мне лаской. Максим Михайлович целует меня еще раз – медленно и тягуче, а потом отстраняется. Он проводит кончиками пальцев по тому месту на моей шее, куда укусил меня несколько минут назад.

– У тебя есть шарфик? – хрипло спрашивает учитель, смотря мне прямо в глаза.

– Нет.

– Ну, – улыбается он, снова склоняясь надо мной, – тогда у нас проблемы.

А потом он кусает меня еще раз.

Совсем скоро мы оба пожалеем об этом. Я снова буду плакать, а Максим Михайлович, скорее всего, заявится в школу в какой-нибудь другой футболке и наставит моим одноклассникам целый ворох двоек. Но все это будет позже. А сейчас, когда он снова целует меня, кажется, сжигая, я понимаю, что счастлива.

Иногда безумие имеет отчетливо-сладкий вкус.