Текст книги "Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость"

2. Как на Диком Западе: магистратский суд

«Я искренне полагаю, что нигде по обе стороны Железного занавеса, да и во всем мире не сыскать народного суда, столь обильно представленного ответственными элементами общества, как мировой суд Англии и Уэльса».

Лорд Хейлшмен, ежегодное общее собрание ассоциации магистратов 1984 года (1)

Кайл сполз на сиденье посреди зала ожидания и нетерпеливо стукнул потрескавшейся резиновой подошвой своих ботинок спинку стоящего перед ним кресла. Сам того не желая, он пробудил дремлющего вне его взора оккупанта, который, в обнимку с жестянкой с непонятным пойлом и в куртке с капюшоном, источая сильнейший аромат застоявшейся мочи, растянулся на трех сиденьях, судя по всему, отсыпаясь после предыдущего бурного вечера.

Было не совсем ясно, слушалось ли дело этого человека сегодня в магистратском суде, сопровождал ли он своего друга или же просто наслаждался гостеприимством единственного общественного места, где социальные изгои могли провести день, защищенные от непогоды, без каких-либо расспросов или риска быть выгнанными. Пройдет какое-то время, и из четвертого зала суда выскочит второпях судебный пристав, спросит у мужчины, что у него за дело, после чего, не получив вразумительного ответа, просто пойдет дальше, предположив, что, кем бы он ни был, но не является проблемой суда и может продолжить свой сон.

Мимо шагают трое полицейских с жужжащими рациями и кофе в пластиковых стаканчиках в руках, обсуждая многочисленных знакомых раздолбаев, переполняющих ряды прикрученных к полу сидений. Один из офицеров отклоняется в сторону, чтобы увернуться от набитого пакета из супермаркета, которым размахивала над головой какая-то женщина, с упоением управляя воображаемым воздушным трафиком. И констебли ринулись в полицейскую комнату в дальнем конце холла, чтобы в тишине и спокойствии потягивать свои американо, пока обвинитель не вызовет их для дачи показаний по делу, к которому они причастны.

Гам собравшегося народа стал настолько громким, что не давал Кайлу собраться с мыслями. Нечленораздельная речь по громкоговорителю велела кому-то по такой-то фамилии немедленно пройти к кому-то по другой фамилии в изолятор. Солиситоры с пухлыми папками под мышками проносились мимо рядов кресел, называя знакомые фамилии, которые быстро сопоставлялись со знакомыми лицами, чьи интересы им предстояло защищать в суде тем утром. Этим выкрикиваемым фамилиям вторил хор судебных приставов, выпрыгивающих, словно кукушки из часов, из своих судебных залов, чтобы вызвать очередного несчастного по списку.

Мужчина с блестящей лысиной, в застегнутом на молнию спортивном костюме и с огромным изогнутым шрамом, тянущимся от его лба вдоль всей головы и заканчивающимся, немного не доходя до шеи, обращается к каждому проходящему мимо человеку в костюме: «Вы дежурный? Прости, приятель, ты, случайно, не дежурный? Милочка, а не ты, случаем, дежурная?» Инспектор по условно освобожденным, опаздывающая на девятичасовую встречу для дачи характеристики личности подсудимого, протискивается мимо него в кабинет службы пробации, а за ней следует непринужденно ведущий себя юноша, щеголяя своей модной футболкой с надписью: «Преступник выходного дня».

В дальнем конце холла у дверей транспортного суда собралась на вид куда более приличная толпа. Нервно ерзает бизнесмен в одежде от Армани, окруженный своими частными солиситорами по транспортным делам, – разумности его многотысячных инвестиций вот-вот предстоит проверка на прочность перед лицом районного судьи с весьма скверным нравом.

Кайл озирается по сторонам в поисках своего солиситора и, поглощенный мыслями, таскает взад-вперед по полу набитый бумажный пакет «Адидас». Внутри все самое необходимое – спортивные штаны, футболки, нижнее белье, дезодорант, семейные фотографии, – что, по словам его братьев, понадобится ему в учреждении для малолетних преступников, попасть в которое ему светило после сегодняшних слушаний. В свои всего девятнадцать лет Кайл представал перед теперь уже магистратским судом с той же частотой, как и в суде по делам несовершеннолетних вплоть до восемнадцатилетнего возраста, и прекрасно знал, что к чему. Полтора месяца назад магистраты сжалились над ним, когда он в последний раз украл автомобильную магнитолу – шестую по счету в его карьере, – и приговорил его к восьмидесяти часам общественных работ. Будучи обнаруженным месяц назад на пассажирском сиденье «одолженного» Volkswagen Golf, Кайл готовился к заключению под стражу. Ему просто хотелось поскорее разобраться со слушанием, убраться из этого людского зоопарка, покинуть это сборище торчков, избивающих своих жен алкашей, садящихся за руль нетрезвыми водителей и других социальных отбросов, чтобы встретиться со своими приятелями по другую сторону.

Мужчина из «Бритиш газ» тычет своим служебным пропуском приставу возле второго зала суда, и его поспешно проводят внутрь – его заявка на вынесение судом-магистратом постановления об отключении от системы электроснабжения злостных неплательщиков получает приоритетное право быть рассмотренной раньше всех. Когда он входит за дверь, сопровождающему его приставу машет рукой приближающийся запыхавшийся барристер, шатающийся под весом доброй дюжины набитых до отказа папок, заявляющий, что он является назначенным в этот зал суда государственным обвинителем и тщетно умоляющий просто его пустить. От него так и исходит отчаяние, словно за ним гонится жаждущая его смерти стая горгулий, спасение от которых лежит за порогом суда.

Этим государственным обвинителем был я. И я действительно был в отчаянии. Будучи младшим на побегушках, я получил указание представлять все дела, запланированные в тот день для второго зала суда, – так называемый «список обвинителя» – и теперь, менее десяти минут назад получивший в свое распоряжение метровую стопку папок с бумагами по семи запланированным на сегодня слушаниям, искал спасения от семи солиситоров защиты, сражающихся за мое внимание и задающих вопросы, ответы на которые, возможно, и находились в этих неизученных, беспорядочных папках Королевской уголовной прокуратуры, хотя куда с большей вероятностью их там было не найти. Я знал, что всего через пятнадцать минут меня вызовут предстать перед тремя магистратами, а я даже не знал, о чем вообще эти дела, не говоря уже о том, какие вопросы буду задавать свидетелям. Все тесные переговорные в здании были либо закрыты, либо заняты дающими своим адвокатам указания обвинителями, так что зал суда был моей единственной и последней надеждой хотя бы за несколько минут спокойно ознакомиться с гребаными бумагами. В противном случае я буду вынужден придумывать на ходу. Непонятно, как я должен буду выступать в суде в качестве обвинителя по одному делу за другим, вести допрос и перекрестный допрос свидетелей и выдавать невероятно убедительные аргументы по поводу вопросов фактов и права, при этом не имея ни малейшего понятия о том, что говорю.

Дамы и господа, добро пожаловать в магистратский суд. В этом суде низшей ступени начинают свой жизненный цикл все (2) уголовные дела. Если вас обвинят в совершении уголовного преступления, то ваши скитания начнутся с этой явной копии отделения неотложной помощи в каком-нибудь гетто в субботний вечер. Если ваше дело достаточно серьезное, то оно будет переведено отсюда в более цивилизованный и формальный Королевский суд присяжных, где будет проживать свои дни перед присяжными (при условии, что вы не дадите признание), и ваше пребывание перед магистратами ограничится лишь «первой явкой». Дела же по обвинениям, которые признают подходящими для упрощенного (магистратского) суда – о незначительных телесных повреждениях, кражах и нарушении ПДД – остаются в этой низшей инстанции, чтобы в какой-то момент предстать для рассмотрения магистратам или же, как их неизменно называют, мировым судьям. В то время как большинство из нас считает суд присяжных самой распространенной формой судопроизводства по уголовным делам, ежегодно 94 % из 1,46 миллиона (3) предстающих перед магистратами людей не попадут в зал присяжных. Их дела, начиная от их первого появления перед судом и заканчивая – если они признают свою вину либо будут признаны виновными по решению суда – вынесением приговора, будут рассматриваться в одном из приблизительно ста пятидесяти магистратских судов, разбросанных по всей стране, а их судьба будет, скорее всего, предрешена тремя из 17 500 действующих магистратов-волонтеров (4) без официальной юридической квалификации, но тем не менее обладающих властью разрешения вопросов права и фактов, а также заключения сограждан за решетку на срок до одного года. Последнее предложение могло застать вас врасплох. Неквалифицированные волонтеры заведуют законом и правосудием? Пожалуй, чтобы в этом разобраться, не помешает немного копнуть истории.

В 1195 году Ричард I решил поручить достопочтенным и законопослушным гражданам выступать в роли блюстителей порядка для поддержания мира на местах. С тех пор волонтеры из поместного дворянства разбирали дела низших сословий, а их функция была официально узаконена Вестминстерским статутом 1361 года. От этих мировых судей не требовалось никакого юридического образования, в отличие от судей, заседавших в Королевском суде и на окружных ассизах и занимавшихся разбирательствами по серьезным уголовным делам с участием присяжных. Вместо этого они примиряли враждующие стороны, выступая с нравоучительными речами перед местным сбродом, наглядно демонстрируя им свое аристократическое превосходство, а также выполняя разносторонние государственные обязанности, постепенно накопленные на протяжении столетий. Поначалу обязанности мировых судей по поддержанию мира ограничивали их участие в уголовном правосудии: задержании, преследовании и заключении под стражу «нарушителей, мятежников и других мошенников», нарушивших, по их мнению, общественный порядок. Власть их, однако, со временем росла.

Начиная с четырнадцатого века мировые судьи стали председательствовать в зарождающейся второй ступени уголовного суда под названием квартальные сессии (именованные так потому, что созывались на местах четыре раза в год). На квартальных сессиях судили за мисдиминоры – наименее серьезные преступления – с целью облегчить бремя профессиональных судей, заседающих с участием присяжных на ассизах. Как и на последних, обвинения рассматривались присяжными, однако председательствовали на них не профессиональные, а мировые судьи. Ассизы и квартальные сессии объединились, сформировав современный Королевский суд в 1971 году.

Начиная примерно с 1730-х годов зарождается третья ступень уголовного суда: малые сессии, на которых в официальном порядке заседали мировые судьи, разбирая, помимо прочего, дела о нарушении общественного порядка, неуплате штрафов и взыскании алиментов. «В официальном порядке» – пожалуй, некоторое преувеличение, так как «судебные заседания» частенько проводились в гостиных самих магистратов. Вместе с тем именно в то время полномочия магистратов и были расширены. В 1820-х годах были выпущены законы по формализации, учету и регулированию упрощенного судопроизводства, в результате чего юрисдикция малых сессий была расширена и они взяли на себя часть работы квартальных сессий. Уголовные преступления, прежде рассматривавшиеся только присяжными, такие как кражи, теперь могли проводиться лишь магистратами с согласия обвиняемого (согласие зачастую выносилось в связи с тем, что магистраты не имели права выносить такие серьезные приговоры, на которые были правомочны квартальные сессии).

На протяжении девятнадцатого века, с началом индустриализации и увеличением количества уголовных дел, список обвинений, по которым могли в срочном порядке и с минимальными расходами для государства рассматривать магистраты, росло. В двадцатом веке не только новые виды преступлений получили статус рассматриваемых в одном из двух судов – мировом или суде присяжных, – но некоторые из них и вовсе стали в обязательном порядке рассматриваться исключительно в мировых судах – обвиняемые по ним лишались права на выбор суда присяжных.

Таким образом, на сегодняшний день уголовные преступления делятся на три категории. Наименее серьезные правонарушения – нарушения ПДД, простые нападения, незначительные нарушения общественного порядка – могут рассматриваться (5) исключительно в магистратских судах. Самые тяжелые преступления – убийства, изнасилования, незаконное владение огнестрельным оружием, насилие с отягчающими обстоятельствами и так далее (6) – подлежат рассмотрению лишь в уголовном суде присяжных. Средняя категория преступлений – кража со взломом, торговля наркотиками, насилие средней тяжести, а также рядовые случаи сексуальных домогательств – может рассматриваться как в магистратском суде, так и в суде присяжных, и во время первой явки обвиняемого в суд определяется, какой из двух вариантов является наиболее подходящим (так называемая процедура «распределения»). Чтобы принять решение, магистраты изучают характер обвинения и сверяются с соответствующими директивами по определению приговора, чтобы понять, достаточно ли будет полномочий магистратов в отношении вынесения приговора (они не могут осудить более чем на полгода за одиночное преступление и не более чем на год за два или более нарушений). Если их полномочий оказывается достаточно, то они объявляют дело пригодным для упрощенного суда. Если нет, то переправляют его в уголовный суд присяжных.

Суть между тем заключается в том, что, независимо от мнения магистратов, обвиняемый имеет право в делах второй категории делать выбор в пользу суда присяжных.

Самые тяжелые преступления – убийства, изнасилования, незаконное владение огнестрельным оружием, насилие с отягчающими обстоятельствами и так далее – подлежат рассмотрению в уголовном суде присяжных.

Такова историческая подоплека магистратского суда. Желание понять причины продолжения его существования возвращает нас к предыдущей главе, посвященной торжеству суда присяжных – Великой хартии вольностей, представительной демократии и тому подобным штукам. Магистратский суд, как утверждается, выводит уголовное правосудие в народ, удовлетворяя тем самым наше конституционное стремление к суду нашей «ровней». Кайлов Англии и Уэльса судят не получающие за это денег граждане, способные сопереживать истории их жизни, отражая при этом все разнообразие современного общества, подобно тому, как это происходит – во всяком случае, в теории – с присяжными. Разумеется, расходы на то, чтобы собирать вместе и размещать двенадцать присяжных для вынесения вердикта по каждому обвинению в уголовном преступлении, были бы просто астрономическими. Только 1 % всех уголовных дел разрешается судом присяжных (7), и уже на это, по словам министра юстиции, уходят несоразмерно большие деньги. Таким образом, для всех, за исключением самых серьезных, преступлений магистратский суд представляет, казалось бы, достойную альтернативу. Три мировых судьи-волонтера, опытный «председатель», сидящий между двумя «фланговыми полузащитниками», при содействии квалифицированного «юридического консультанта», объясняющего правовые стороны вопроса, являют собой уменьшенную версию суда с присяжными, сохраняя при этом его ключевую демократическую добродетель и сводя к минимуму формализм, задержки и расходы по сравнению с уголовным судом присяжных. Правовые нормы, процедура разбирательства и правила доказывания остаются, по сути, теми же, что и в суде присяжных. Основными различиями являются количество выносящих вердикт человек, степень формализма – например, тут нет никаких париков, плащей и судейских мантий (8), – а также тот факт, что выступать в суде имеют право не только барристеры, но и солиситоры, которые и выполняют основную массу адвокатской работы. Ну и, конечно же, стоимость: если рабочий день магистратского суда обходится в 1150 фунтов, то один день работы уголовного суда присяжных стоит государству в среднем 1900 фунтов (9).

Еще одно преимущество магистратов заключается в их многофункциональности – будучи мини-присяжными и по совместительству судьями, они имеют право разрешать вопросы права, затрагивать которые присяжным Королевского суда категорически запрещено. Так, например, магистраты могут вести слушания по вопросам, касающимся производства по делу, на которых между обеими сторонами прорабатываются предварительные вопросы по рассматриваемому делу, такие как: готовы ли обе стороны к разбирательству, а защита к тому, чтобы обвинение обнародовало соответствующие материалы. Они могут, применяя закон, решить, может ли то или иное доказательство быть использовано в суде. В отличие от присяжных, магистраты могут выносить не только обвинительный вердикт, но и приговор. Обладают они также и рядом дополнительных функций, в том числе выдают полиции ордеры на обыск, а коммунальным компаниям – разрешение на приостановление предоставления услуг лицам, не платящим по счетам. Помимо обычного уголовного суда магистраты, прошедшие специальную подготовку, могут заседать в уголовном суде по делам несовершеннолетних (детей возрастом от десяти до семнадцати лет), а также в Суде по семейным делам.

Только 1 % всех уголовных дел разрешается судом присяжных – и на это уходят огромные деньги.

Если подытожить, то мы имеем систему, призванную по ускоренной и упрощенной схеме с минимальными затратами для государства осуществлять правосудие по менее серьезным, но при этом самым многочисленным, уголовным преступлениям. За последние десять лет были выдвинуты многочисленные законопроекты (10) по модернизации судопроизводства с целью ограничить рассмотрение дел в магистратских судах двумя заседаниями – первой явки подсудимого и как можно более быстрым последующим судебным слушанием с вынесением обвинительного заключения или приговора. Два слушания, и баста. Все самое лучшее от суда присяжных по минимальной цене. А на десерт – экстракт почти тысячелетних английских традиций, что в рамках права практически всегда считается чем-то хорошим. Что ж, я, как мог, приукрасил правосудие магистратского суда.

На предыдущих страницах я выложился по полной. Честное слово. Я исчерпал свой запас высокопарных фраз. Я привел вам статистику, выдавил из себя эдакий урок истории для захолустных простачков, всячески эксплуатируя блага суда присяжных в надежде, что вы не заметите, насколько плохо те же самые аргументы подходят к магистратам.

Правда в том, что польза магистратских судов в том виде, в котором они заседают у нас сейчас, – это притворство. Их существованию, в принципе, сложно найти хоть сколько-нибудь разумное обоснование, а тому, как эти суды работают на практике, и вовсе нет никакого оправдания. Нет никакого другого оправдания дилетантской, скрытой от обывателя модели правосудия, а также совершенно наплевательской халатности в стиле «и так сойдет», которые присущи 94 % всех уголовных дел в стране, кроме как самая циничная политическая троица: это дешево, так делали всегда, и никто из голосующих не в курсе либо им нет до этого дела. И чем больше постигаешь особенности правосудия магистратского суда, анализируя основные допущения данной системы, тем меньше видишь смысла во всей этой клоунаде.

Но давайте вернемся к Кайлу, томящемуся в фойе в ожидании своего адвоката. Его адвоката зовут Рэйчел, и это все тот же бесстрашный, не позволяющий никому морочить себе голову солиситор. Она представляла Кайла с момента его первого появления в суде по делам несовершеннолетних и наблюдала до тошноты знакомую картину, как, несмотря на все ее старания, ее тринадцатилетний подзащитный пошел по стопам своих старших братьев. Рэйчел также представляла интересы Кайла во время допроса в полиции после его ареста, так что уже успела ознакомиться с его последним проступком, что случается далеко не всегда. Порой обвиняемые, чьи интересы в полиции представлял дежурный солиситор, перед судом отдают предпочтение другой конторе или дежурному солиситору суда. В случае, если они отвечают довольно строгим критериям малообеспеченности, их, как правило, представляют в магистратском суде солиситоры из контор, оказывающих бесплатную юридическую помощь. Сторону обвинения тем временем представляет либо один из адвокатов Королевской уголовной прокуратуры, либо солиситор со стороны, либо младший барристер вроде меня, которому было указано взяться в этот день за данную работу. По прибытии Рэйчел Кайл подтверждает ей свою позицию, заключающуюся в признании того, что он прокатился на заведомо угнанной машине, а после получения рекомендаций по дальнейшим действиям следует за ней в зал суда, чтобы дать признательные показания. Первое, что бросается в глаза, – так это то, что сидящие на скамье магистратов лица мало соответствуют представлению Кайла – да и многих других подсудимых – о равных себе. Демография большинства обвиняемых в таких судах довольно однородна: пропащие юноши и девушки нашего общества, печальный парад детей, страдающих от жестокого обращения, которые превращаются в злоупотребляющих наркотиками взрослых. То и дело опускаясь на социальное дно, регулярно теряя жилье и работу и осознавая никчемность своего существования, эти люди проживают жизни, переполненные насилием, душевными расстройствами и хаосом, а их настоящее находится в параллельной вселенной, где представление среднего класса о хорошей жизни сменяется ежедневной отчаянной борьбой за выживание. Как я уже говорил, рассматривающие их дело в суде люди будут неизбежно из другого теста.

Демография большинства обвиняемых однородна: пропащие юноши и девушки нашего общества, печальный парад детей, страдающих от жестокого обращения, которые превращаются в злоупотребляющих наркотиками взрослых.

Начнем с того, что в «мини-коллегии присяжных» в этом зале суда может даже не оказаться магистратов и она будет состоять из одного-единственного профессионального районного судьи. Районные судьи – это получившие юридическое образование люди, на полной занятости работающие судьями и в одиночку заседающие в магистратских судах. Их полномочия и функции практически такие же, как у магистратов: они ведут предварительные слушания, судебные разбирательства и выносят приговор. Единственным официальным отличием является наличие у них профессиональной квалификации. Впервые районные судьи появились около 1740 года в виде «магистратов на жалованье» – получающих зарплату мировых судей, которые назначались с целью борьбы с процветающей в мировых судах Лондона коррупцией (11). На данный момент по всей стране работают порядка 130 районных судей, которые делят рабочую нагрузку где-то со 100 «заместителями» районных судей с частичной занятостью и с 17 500 магистратами. Районные судьи – это опытные практикующие юристы (как правило, солиситоры или барристеры), назначаемые по рекомендации верховного судьи на основании демонстрации ими, среди прочих качеств, своего знания и понимания закона. Какими бы ни были достоинства районного судьи (а о них мы с вами скоро поговорим), одного-единственного назначенного государством эксперта по правовым вопросам сложно назвать разноликим, независимым образцом представительной демократии. Если он являет собой уменьшенную версию коллегии присяжных, то уменьшена она ровно в двенадцать раз. Причем одним-единственным ее представителем является получающий зарплату у государства солиситор. Если учесть, что Кайл лишен права выбирать между одним окружным судьей и тремя мировыми судьями, то становится очевидно, что благородные принципы народного участия в правосудии являются не такими уж и незыблемыми. Но даже если Кайл предстанет – как это оказалось в итоге – перед скамьей магистратов, совершенно очевидно, что и в них нет никакого намека на мини-коллегию присяжных. Присяжных случайным образом выбирают из списка избирателей, любого человека возрастом от восемнадцати до семидесяти пяти лет (за исключением людей с тяжелыми судимостями или серьезными психическими заболеваниями) могут обязать стать присяжным. Студенты, домохозяйки, полицейские, судьи, члены Парламента, наемные работники, безработные, богачи, нищие, владельцы корпораций, владельцы малого бизнеса, консерваторы, члены профсоюза, неолибералы, марксисты, инвалиды, здоровые люди, представляющие полную гамму рас, культур, классов и религиозных убеждений, – все они занесены в список присяжных, нравится ли им это или нет. Присяжные не назначаются по собственному выбору (и, в отличие от США, стороны не могут стратегически подходить к их выбору с целью преследования собственных интересов). Присяжные не выдвигают сами свои кандидатуры, словно соломоны наших дней. Нужно обладать определенным характером, чтобы добровольно вызваться судить своих сограждан в качестве хобби. Причем так сложилось, что, вплоть до настоящего времени, такими людьми поголовно были белые среднего возраста, принадлежащие среднему классу и придерживающиеся консервативных взглядов.

Королевский адвокат Джеффри Робинсон совершенно разгромным образом охарактеризовал магистраты, давая показания перед Комитетом внутренних дел Палаты общин в 1995 году, описав их следующим образом: «дамы и господа, крайне политически не сбалансированные, слабо представляющие национальные меньшинства и женщин, которые только замедляют систему и обходятся в целое состояние» (12).

Студенты, домохозяйки, полицейские, судьи, члены парламента, наемные работники, безработные, богачи, нищие, владельцы корпораций, владельцы малого бизнеса, члены профсоюза, инвалиды, здоровые люди, – все они занесены в список присяжных, нравится ли им это или нет.

Стоит отметить, что произошли небольшие улучшения по сравнению с 1995 годом, когда мировые судьи нанимались без прохождения собеседования – просто по старой дружбе. Вместе с тем не вызывающее удивления наследие организации, членство в которой вплоть до 1906 года было строго ограниченным исключительно для землевладельцев и где вплоть до 1990-х годов по-прежнему преобладали масоны (13), состоит в том, что на сегодняшний день в среднестатистическом магистратском суде вы вверяете свою свободу не коллективному разуму двенадцати рядовых людей – мясникам, пекарям, торговцам подсвечниками и т. д. Вы зачастую сталкиваетесь с типичной вступительной коллегией загородного клуба образца 1980-х годов.

Мне посчастливилось лишь однажды стать свидетелем неприкрытого расизма магистрата – белая женщина-председатель предалась своим размышлениям: «Оказывается, Мухаммед – теперь самое популярное имя среди новорожденных мальчиков. Разве это не может не пугать?» Но чаще всего приходится иметь дело с куда более скрытыми проявлениями предвзятого отношения. «Мы понимаем, что у вас было тяжелое детство», – бесчисленное количество раз слышал я от упитанных председателей в адрес девятнадцатилетних героиновых наркоманов, родившихся в бедных районах, очутившихся в приюте и в итоге воспитанных улицей, непосредственно перед их приговором к двум месяцам тюремного заключения, чтобы они (этот типовой комментарий магистратов я уже знаю наизусть) «усвоили, что магазинные кражи – серьезное преступление, и вам следует перестать их совершать». Я уже сбился со счета, сколько раз мне доводилось слышать одну и ту же монотонную брань бездомных алкоголиков, нарушивших судебный запрет на попрошайничество. «Нарушение судебного запрета – очень серьезное правонарушение…» – покачивает председатель пальцем перед беднягой на скамье подсудимых. Он даже не пытается скрыть своего недоумения по поводу того, что этот человек не может просто перестать просить милостыню, надеть приличный костюм и устроиться на работу. Спешу добавить, что подобное поведение свойственно не для всех магистратов. В суд приходят также и люди, не понаслышке знакомые с жизнью на социальном дне. Координаторы по работе с населением, работники по делам молодежи, социальные работники, учителя, медики и просто те, кто понимает ежедневные реалии Кайлов из малоимущих семей, выросших в безнадежной нищете и жестоком обращении, которые с раннего детства оказываются в ловушке плохого воспитания и окружения сверстников и родных, втягивающих их в криминальный образ жизни. Я встречался с такими магистратами за пределами суда, и их свободомыслие вкупе с жаждой социальной справедливости является прекрасным олицетворением тех идеалов, на которые претендует наша система правосудия. Вместе с тем, согласно моему опыту, таких меньшинство.

Несмотря на предпринятые вследствие серии критических обзоров и отчетов в середине 2000-х меры с целью разнообразить среду магистратов (14), уменьшение числа волонтеров в последние годы – на 50 % с 2006 года – привело к прямо противоположному эффекту. В 2015 году 57 % всех магистратов были старше шестидесяти, в то время как в 1999 году этот показатель составлял 32 %. Любой совершеннолетний и старше человек может подать заявку на то, чтобы стать магистратом, однако менее 1 % из них младше тридцати лет. 14, 1 % жителей страны являются чернокожими и другими этническими меньшинствами, но в соответствии с официальной статистикой среди магистратов их всего 10 %, а в некоторых судах этой группы населения и вовсе нет. Лишь 4 % всех магистратов являются инвалидами, в то время как среди взрослых трудоспособного возраста их насчитывается 16 %, а среди пенсионеров так и вовсе 45 %. Эти официальные цифры указывают – и любой, связанный с уголовным правом, подтвердит это по своему опыту, что магистраты представлены главным образом средним классом. Про равное представление обоих полов, как гласят официальные отчеты, речи тоже пока не идет (15).

Я уже сбился со счета, сколько раз мне доводилось слышать одну и ту же монотонную брань бездомных алкоголиков, нарушивших судебный запрет на попрошайничество.

В среде профессиональных судей также наблюдается давнишняя и зачастую еще более обширная пропасть в представительстве (хотя окружные судьи в среднем значительно моложе магистратов), тем не менее судьи не оправдывают своего существования как современные преемники Великой хартии вольностей. Они не претендуют на то, что состряпаны из одного теста с теми, над кем вершат суд, и привносят в уголовный процесс широту своей житейской мудрости и полное сопереживание судьбам обычных людей. Тем не менее часто можно увидеть, как белый старик из среднего класса важничает перед молодым чернокожим из рабочего класса. И дело тут не только в представительстве. Однородная в социальном, культурном и этническом планах среда магистратов неизбежно приводит к сужению и еще большему укоренению системы взглядов и допущений, что подтверждается вопросами и неофициальными комментариями, которые мы то и дело слышим от магистратов в суде. Принимаемые в магистратских судах решения слишком уж редко отличаются от ожидаемых. Статистика явно указывает на склонность к обвинительным вердиктам.