Текст книги "Корона из ведьминого дерева. Том 2"

– И вам привет, лорд Пасеваллес! – весело ответил сэр Астриан. – Да, нас арестовали за ужасное преступление – мы наслаждались выпивкой, а теперь нас ведут к лорду Закиелю, чтобы он прочитал нам нотацию.

– Но сначала мы хотим пожелать нашему принцу скорейшего выздоровления, – сказал Ольверис.

Его голос прозвучал так строго и серьезно, что ему даже можно было поверить.

– Вы слышали, друзья? Я упал с Башни Хьелдина! – сообщил Морган из глубин одеяла. – Ударил челюсть, сломал все ребра! Мне ужасно больно! – Однако он заметно задыхался, когда смеялся, словно действительно испытывал боль. – Передайте Порто, что теперь я буду таким же беспомощным и слабым.

Арестанты прокричали ему вслед несколько добрых пожеланий, и Моргана понесли дальше, вверх по лестнице.

– Ладно, вы двое, – сказал сержант. – Вы выказали уважение принцу. Почему бы нам не пойти дальше?

– Один момент, сержант, – сказал Пасеваллес.

– Да, лорд-канцлер? – стражник быстро осмотрел себя – нет ли на нем пятен или крошек еды или других нарушений формы.

– Я их заберу. У меня к ним дело.

– Но лорд Закиель хочет, чтобы их привели к нему.

– Я понимаю. Скажите Закиелю, что я верну пару этих преступников, чтобы он свершил над ними правосудие, когда я с ними закончу, но сначала мне нужно обсудить одно срочное дело.

Капитан стражников колебался, ему явно не хотелось отпускать арестантов, но он не мог не подчиниться прямому приказу лорда-канцлера, одного из самых могущественных людей королевства. Самосохранение победило стремление соблюдать правила.

– Хорошо, милорд. Если вы забираете их под свою ответственность, милорд.

– Именно. Вы можете так и сказать Закиелю. А если он хочет печать на моем приказе, пусть пришлет кого-нибудь в канцелярию, и мой секретарь Виберт ее поставит. Я позабочусь о том, чтобы арестантов вернули вашему командиру в таком же виде – немного пьяными и очень глупыми, – и он сможет сделать с ними все, что захочет. Например, повесить, если у него возникнет такое желание.

– О, я не думаю, что их повесят, милорд.

– Да, скорее всего, а жаль.

– Значит, вы намерены нас угостить? – осведомился Астриан. – Отведете на рынок и купите каждому по куску пирога с мясом?

– Вам очень повезет, если я не превращу вас в пироги с мясом, – сказал Пасеваллес, когда капитан передал ему арестованных. – А теперь марш в канцелярию. И поторопитесь.

– Разве вы не снимете с нас оковы? – спросил Астриан.

– Должно быть, ты шутишь, – ответил Пасеваллес. – Я жалею, что они недостаточно тяжелые.

* * *

В канцелярии Пасеваллес приказал отцу Виберту и всем клеркам перейти в другие комнаты, чтобы остаться наедине с двумя солдатами. Он уже достаточно давно знал Астриана, еще со времен Наббана, да и Ольвериса лишь немногим меньше. Он видел их как в лучшие моменты, так и в худшие и никогда прежде не был так на них сердит.

– Клянусь святым Корнеллисом, что вы творите? – Пасеваллес с трудом заставил себя понизить голос, чтобы о его гневе не узнали все в помещении канцелярии. – Вам хорошо известно, что не следует оставлять Моргана одного, в особенности когда на него находят приступы безумия. Он мог бы погибнуть! Лишь милость бога уберегла его от смерти!

Астриан выглядел слегка смущенным, но не более того.

– Вы сказали нам, что он слишком много пьет, милорд, – спокойно ответил Астриан. – Мы попытались уговорить его пойти с нами на церемонию Закиеля, но когда он отказался… – Астриан пожал плечами. – Увы! Что мы могли сделать?

– Что вы могли сделать? Пойти с ним! Находиться рядом! А когда он сказал бы: «Я полезу на проклятую башню и упаду с нее», вы бы ответили: «Нет, вовсе нет, ваше высочество. Вы останетесь с нами». Вот что вам следовало делать. За что я вам плачу, олухи?

– Он упрям, – сказал Ольверис.

– Упрям? Конечно, он упрям. Он избалованный мальчишка, едва достигший возраста мужчины, а его друзья – вечно пьяные идиоты. Молодые люди его возраста нередко творят глупости. Ваша работа состоит в том, чтобы не давать ему их совершать.

– Мы пытались… – обиженно начал Астриан.

– Вот только не надо придумывать себе оправдания. – Пасеваллес принялся расхаживать взад и вперед около своего письменного стола, на котором лежали груды накопившейся работы, в то время как ему приходилось заниматься такой ерундой. – Неужели вы до сих пор не поняли, какое значение имеет этот мальчик? Он наследник королевства Престера Джона – всего Верховного Престола. После короля и королевы он самый главный человек в мире – важнее его святейшества Ликтора Матери Церкви! – Он окинул их яростным взглядом, словно провоцируя на возражения. Однако ни один из них не осмелился открыть рот. – Как вы думаете, что произойдет, если стражники Ликтора позволят старику взобраться на крышу церкви санцелланских эйдонитов ночью, а потом оттуда упасть? Вы думаете, они сохранят свое положение? Или же их притащат на площадь Галдина и четвертуют на глазах у ревущей толпы? Ну? Отвечайте!

– Он не падал с башни, – тихо сказал Астриан. – Во всяком случае, не с самого верха. Там вокруг мощенная булыжником мостовая. Он бы лопнул, как яйцо.

– Значит, вы полагаете, что именно так следует охранять наследника Престола? Он всего лишь сломал ребра и сильно ударил челюсть, но не лопнул, как сброшенное с огромной высоты яйцо?

– Я имел в виду совсем другое, – пробормотал Астриан.

– Мы понимаем, почему вы разгневаны, – сказал Ольверис.

– Нет, я так не думаю, – сказал Пасеваллес. – У меня складывается впечатление, будто вы уверены, что я могу доверить такую работу только вам. Поверьте мне, сотни людей справились бы с ней лучше, чем вы. Неужели вы думаете, что я не найду вам замену за время, что мне потребуется на то, чтобы отвести вас к плахе палача?

Ольверис наконец немного побледнел, и на его оливковой коже выступил пот.

– Нет, милорд.

– Нет, милорд, – эхом повторил Астриан. – Но…

– Хватит. Я намерен отправить вас к Закиелю в сопровождении Виберта, потому что меня тошнит от одного вашего вида. И, если вы устроите какие-то проблемы или позволите себе с кем-то грубо разговаривать, я потребую, чтобы лорд Закиель бросил вас в самую глубокую темницу, где вы будете оставаться до тех пор, пока не сгниете. Вы все поняли?

– Да, милорд, – сказал Астриан.

– Да, милорд, – повторил за ним Ольверис.

Пасеваллес вышел в соседнее помещение и позвал своего старшего секретаря.

– А теперь уходите, – сказал лорд-канцлер, вернувшись вместе с Вибертом. – И какое бы наказание ни решил назначить вам Закиель, вы поблагодарите его и принесете свои извинения. Нет, не надо ничего говорить. Меня тошнит от ваших речей.

После того как разошлись зрители, а леди Телия и Тиамак окончательно убедились, что раны, полученные Морганом, не представляют опасности для его жизни и здоровья, принц остался наедине со своим оруженосцем Мелкином, парой слуг и бабушкой.

– Я никогда не пойму, почему ты так поступил, Морган. – Королева была не только разочарована, но и рассержена. Как только она убедилась, что внук пострадал не серьезно, ее сочувствие исчезло. Теперь королева напоминала медленно кипящую кастрюлю. Морган и представить не мог, что скажет дед, и ему оставалось лишь гадать, сколько удастся избегать его гнева. – О чем ты думал? Говори со мной!

– Я не знаю. – Морган попытался лечь на бок, чтобы не видеть ее покрасневшее от слез, несчастное лицо, но ребра болели слишком сильно. – Я не знаю. Я просто… просто так получилось.

– Мы еще поговорим об этом. Завтра, после того как ты хорошенько выспишься.

– Но еще даже полдень не наступил.

– Значит, после дневного и ночного сна. Твой дедушка очень, очень огорчен.

– Какая неожиданность!

– Не нужно грубить, Морган, и не пытайся шутить. Сейчас для этого совсем неподходящий момент.

Мириамель оперлась ладонью о его постель, чтобы встать. Иногда принц забывал, что его бабушке уже более пятидесяти лет, потому что она часто улыбалась и у нее был звонкий, почти девичий смех. Он знал, что должен испытывать угрызения совести из-за того, что заставил ее волноваться, но сейчас, когда она с трудом поднималась на ноги, почему-то почувствовал себя отвратительно. И что совсем уже странно, Морган ощутил гнев, словно это она ударила его в челюсть. Иногда ему казалось, что люди, которые о нем беспокоятся, делают это только для того, чтобы иметь повод быть им недовольными.

– Ты уже уходишь, бабушка?

– Да, жизнь в замке и столице должна продолжаться, что бы ни случилось. – Она покачала головой. – Я молюсь, чтобы ты когда-нибудь понял эту истину, Морган, – все должны работать, чтобы сохранить королевство, которое ты воспринимаешь как данность. Чтобы сберечь то, что ты получил по праву рождения.

– Я ничего не принимаю как данность. – На самом деле он считал, что нет ничего хуже той жизни, которую вели его дедушка и бабушка, – выслушивать епископов, купцов и придворных с их бесконечными жалобами и просьбами, таких вздорных и себялюбивых. Он подумал, что предпочел бы быть самым захудалым крестьянином Эркинланда и каждый день косить траву, истекая потом. Во всяком случае, ему бы тогда не пришлось беседовать с глупцами. И он мог бы не выполнять просьбы неблагодарных людей. Но именно такой жизни хотели для него дедушка и бабушка, а потом удивлялись, почему он не рад.

– Где твоя мать? – спросила королева, задержавшись в дверном проеме. – Почему ее здесь нет? Может быть, она не знает, что с тобой случилось?

Морган понимал, что вопрос обращен не к нему, – обычно он знал о местонахождении матери меньше, чем кто-либо в Хейхолте, – поэтому даже плечами не стал пожимать.

– Ну, ей следует находиться здесь. – Бабушка отправила одного из слуг к вдовствующей принцессе, чтобы убедиться, что ей известно о происшествии, и еще немного задержалась на пороге – на этот раз ей помешала уйти маленькая коренастая фигура, появившаяся в дверях.

– Я пришел навестить принца, – сказал Младший Сненнек. – Меня беспокоит его здоровье. В порядке ли он?

– Да, он в порядке – благодаря тебе, – сказала бабушка Моргана. – Хотя мы с королем хотели бы позднее услышать от тебя, что вы там делали.

– Я расстроен и рассержен на себя настолько, насколько возможно, – сказал тролль, и его круглое лицо стало очень серьезным. – Вы можете задавать мне любые вопросы, ваше королевское величество. Спрашивайте, спрашивайте и спрашивайте, а я буду отвечать.

– Ну, только не сейчас, – слегка растерянно сказала королева и ушла.

Морган попросил Мелкина и оставшегося слугу подождать за дверью.

– Что ты им сказал? – резко спросил он у Сненнека.

– Я не мог говорить, что ничего не случилось, друг Морган! У тебя шла кровь из подбородка и других мест. Мне пришлось сказать, что ты поскользнулся, упал и ударился головой.

– Это правда. Но разве они не видели дверь… люк, открытый.

Сненнек покачал головой:

– Я его закрыл перед тем, как отправиться за помощью.

Морган откинулся на подушки, только теперь сообразив, что его тело так долго находилось в напряжении и он уже не помнит, в какой момент это началось.

– Слава богу! О, умный, храбрый Сненнек! Они бы отправили меня в темницу, если бы узнали, что я только подумал о том, чтобы проникнуть в башню. Но что случилось с тобой? Я не мог тебя найти, когда забрался на самый верх. Где ты был? – Он вдруг кое-что вспомнил, и ему показалось, что в него вонзился темный, ржавый и холодный наконечник копья. – Ты видел человека в красном?

Сненнек еще раз покачал головой, и на его лице появилось недоумение.

– Я никого не видел. Когда я нашел открытый люк, ведущий в башню…

– Значит, ты его не открывал?

– Нет. Совершено точно нет. Я не стал бы. Я увидел, что люк открыт, и мне захотелось хотя бы заглянуть внутрь, поэтому я… стал спускаться по грудам камней. Я поступил глупо, потому что не проверил, смогу ли так же просто выбраться обратно. Но потом, когда я оказался внутри, мои мысли стали какими-то странными.

– Я думаю, со мной произошло нечто похожее. Ты думаешь, это была магия Красного Священника?

– Еще один вопрос, ответ на который мне неизвестен. Тогда казалось, что мне снится сон и будто я слышу твой голос, но откуда-то издалека. И я… видел разные вещи. Сбивающие с толку. Невнятные. Очень похоже на сон – плохой сон… – Сненнек снова тряхнул головой, словно хотел избавиться от неприятных мыслей. – А потом я сообразил, что снова нахожусь перед открытым люком и ты лежишь передо мной с кровавым лицом…

– Окровавленным.

– У тебя кровь лилась из лица. Я вылез, закрыл люк, поспешил к веревке, быстро спустился вниз и отправился за помощью, я понимал, что не смогу спустить тебя один. – Сненнек вздохнул. – Я сожалею, что доставил тебе неприятности. У меня не было таких намерений.

Морган немного подумал.

– Ты называешь меня «друг Морган». Ты действительно хочешь быть моим другом?

– Я и есть твой друг. Я должен помочь тебе отыскать свою судьбу. И мы ждем момента, когда ты это поймешь, – с кривой улыбкой сказал Сненнек.

Морган не понял, что означали его слова, но сейчас у него были другие проблемы.

– Тогда слушай меня внимательно. В любом случае никому не говори, что люк был открыт или что ты в него спускался! Дела и без того обстоят очень плохо. Одни небеса знают, какое наказание для меня придумают, но, если ты им расскажешь, что входил внутрь Башни Хьелдина, будет в десять раз хуже. Ты понимаешь?

Сненнек нахмурился:

– Но я думал, что об этом следует рассказать хотя бы отцу Квины, Бинабику. Он хорошо разбирается в подобных вещах, а то, что случилось, было очень странным.

– Нет! – Морган вдруг понял, что он почти кричит. – Нет, – повторил он спокойнее. – Не нужно. Если ты мой друг, то не станешь никому рассказывать об этом. Только повторяй то, что говорил раньше: мы были на крыше, я поскользнулся, упал и ударился головой. Ты меня понял? Скажи, что понял.

– Конечно я понимаю…

– Ты мой друг, верно? Ты сказал, что ты мой друг.

– Дело не в этом, Морган принц.

– Просто Морган – друзья не называют друг друга принцами. Ты сделаешь то, что я прошу, хорошо? В конце концов, ничего плохого не случилось. – Он посмотрел на тролля, рассчитывая, что его взгляд получился искренним. – Пожалуйста! Пожалуйста, обещай мне, что ты ничего никому не расскажешь.

Младший Сненнек тяжело вздохнул, на лице у него появилась тревога, плечи опустились.

– Если ты так хочешь, – наконец сказал он.

– Да. – Морган с облегчением выдохнул. – Совершенно точно, определенно и абсолютно. Никому ни единого слова. – Морган снова приподнялся, несмотря на боль в ребрах. – Ты действительно его не видел?

– Я слышал, как ты говорил о нем, когда я тебя нашел, и ты вел себя так, словно спишь. Но нет, там никого не было, кроме тебя и меня. Может быть, дело в том, что ты ударился головой и тебе что-то привиделось.

– Нет. Я его видел – и это случилось до того, как я упал. Это было ужасно. Сморщенное лицо и совершенно черные глаза. Я подумал, что мне явился сам Красный Священник или его призрак. Я решил, что это Прайрат.

– Тогда почему не рассказать кому-нибудь – твоим бабушке и дедушке или Бинабику?

– Нет. – У Моргана не было ни малейших сомнений. – Нет, это худшее из всего, что может произойти. Хуже просто не бывает.

Глава 34. Пища для духа

Они встретились на Поле Черной воды, огромной площади у границы туманов, где могучие воды Кига’раску, Водопада слез, ударяли в широкую базальтовую Стену Мужества, прежде чем исчезнуть в неизведанных глубинах. Здесь не было никого, лишь Вийеки, его отряд Строителей и эскорт из Жертв. Когда они шли через город в сторону ворот горы, их не приветствовала орущая толпа, обычно собиравшаяся вдоль Блистающего прохода. Только военные открыто маршировали по улицам Наккиги, но это был совсем другой случай, впрочем, Вийеки и сам не знал, чем на самом деле является их отряд, а то, что они отправились в путь, стараясь не привлекать лишнего внимания, усугублял его неуверенность. Никогда прежде ему не доводилось возглавлять группу рабочих и инженеров с такой многочисленной охраной. Его людей было более сотни, однако их сопровождало вдвое больше Жертв. Где в северных землях Королевы Строителям требуется такая защита, даже с учетом присутствия Верховного магистра?

Происходящее было таким странным, таким необычным, а после его путешествия в глубины горы в голове Вийеки постоянно всплывали слова Омму Шепчущей: «Чтобы спасти свою любовь, ты будешь вынужден убить то, что любишь еще больше». Что это могло означать? Неужели ему придется убить Зои? Или единственную дочь Нежеру, чтобы спасти свой народ? Он даже подумать не мог о таком, его сразу начинало тошнить. Если бы кто-то другой сказал ему нечто подобное, Вийеки посчитал бы его слова чепухой, но Омму пришла с другой стороны жизни; и ему никак не удавалось убедить себя, что она ошибалась.

«Я глава своего клана и Верховный магистр великого Ордена, – сказал себе Вийеки. – И, если жизнь хикеда’я действительно находится в моих руках, я должен ожесточить свое сердце, чтобы свершить деяние, которое необходимо, чтобы спасти наш народ…»

– Прошу прощения, великий магистр, – сказал Риуго, командир его домашней стражи, которому никогда прежде не приходилось иметь дело с таким количеством солдат из Ордена Жертвы, и он с трудом скрывал смущение. – Простите мою прямоту, но когда нам сообщат о цели нашего путешествия? Я задаю вопрос вовсе не из пустого любопытства, но лишь для того, чтобы наилучшим образом исполнить свой долг и обеспечить безопасность вашей августейшей персоны.

– Ты узнаешь сразу после того, как это станет известно мне, – ответил ему Вийеки.

Он заметил, как сверкнули белки глаз переглянувшихся между собой стражников, которые испытывали тревогу из-за неопределенности. Хикеда’я любили порядок, но более всех его уважали Священники и Жертвы.

Риуго, казалось, преодолел свои сомнения.

– Благодарю вас, великий магистр, – сказал он с застывшим лицом, слегка придержал своего коня и стал постепенно отставать.

Вийеки не знал, куда они направляются или чем именно будут заниматься, потому что так хотела Королева, но из этого не следовало, что его удовлетворяло неведение. Никто не может занимать столь высокое положение и не думать о том, о чем приказано не думать. Конечно, он не мог поделиться подобными незаконными соображениями даже с другими магистрами. Положение одного из главных слуг Королевы означало очень одинокую жизнь.

«Быть может, одиночество – это способ, при помощи которого Сад старается сделать меня сильным ради Королевы. В конечном счете Мать Народа не имеет современников, и среди нас очень мало тех, кто помнит первые дни, проведенные в этих землях. Должно быть, ей намного труднее, чем любому из ее подданных, ведь свое одиночество она переносит ради нас!»

Солдаты у огромных ворот города стояли в почтительном молчании, когда отряд Вийеки прошел мимо них и покинул гору. Было странно думать, что прошло совсем немного времени с тех пор, как гора рухнула, запечатав внутри Наккигу, что и спасло их всех от мстительных смертных. Потребовалось много сезонов, чтобы Строители сумели откопать вход в город, но для долгоживущих хикеда’я они были всего лишь мгновением.

Однако Вийеки не любил думать о падении горы. Он все еще помнил тайны того времени – смертельно опасные тайны.

Они пересекли вытоптанную равнину, которая когда-то была Полем Знамен, и двинулись дальше по древнему Королевскому пути, через руины старого города, начинавшегося за воротами, мимо высохших каналов и упавших мостов, пока не добрались до берега Айсфлейма. Но вместо того чтобы перейти реку, они пошли на восток вдоль берега, в сторону разрушенных стен, которые когда-то защищали Наккигу-Какой-Она-Была. Несмотря на то что, пока Королева спала, многие части города отстроили заново, внешняя часть главным образом оставалась пустой, здесь обитали лишь животные да горстка беглых рабов, слишком бесполезных, чтобы их имело смысл возвращать на поля или в особняки хозяев.

Беглецы жили, как голуби, поглядывая с крыш на отряд Вийеки, перебегая с одного верхнего этажа на другой. Они думали, что остаются на свободе благодаря своей ловкости и уму, но Вийеки знал, что они просто не стоили времени и усилий королевских солдат, которые могли их легко поймать, предварительно окружив. Это напомнило ему о стихотворении из запрещенной книги Шан’и’асу:

 
Мы верим, что наши действия расстраивают замыслы судьбы
и что мы каждый день делаем свою жизнь длиннее
С помощью хитрости и отваги в сражениях.
Но слуги смерти просто слишком заняты сейчас
И скоро вернутся к своей работе.
 

Байо, командир Стражи Жертв, которые охраняли строителей Вийеки, придержал лошадь, пока с ним не поравнялся магистр. Рядом выпрямился в седле Риуго, но командир не выказал к нему никакого интереса, а вместо этого обратился непосредственно к Вийеки, хотя и с должным уважением:

– Прошу прощения, Верховный магистр, но мы приближаемся к внешним воротам.

Не заметить огромные руины внешних стен, возвышавшихся перед ними, было трудно, но Вийеки лишь кивнул:

– Я вижу, командир Байо.

Жертва прикоснулся к груди.

– Прошу простить мою грубость, магистр Вийеки, но мне приказали сообщить вам, что, как только мы выйдем из Наккиги-Какой-Она-Была и до тех пор, пока не доберемся до границ наших земель, где вы получите приказ Королевы, вам и вашим людям следует делать то, что скажу вам я. Ваша безопасность является моей главной заботой.

– Я тебя услышал и принял твои слова к сведению, командир.

Байо снова кивнул и сделал неловкий жест, демонстрирующий уважение.

– Благодарю вас, Верховный магистр. Скоро, я уверен, вам все станет понятно, и тогда вы сможете отдавать приказы в полном соответствии с вашим положением.

По другую сторону ворот, вместо открытой пустой земли, которую Вийеки ожидал увидеть, он с удивлением обнаружил поджидавший их большой отряд. Несколько неприятных мгновений он думал, что они попали в засаду северян, но вскоре понял, что это хикеда’я, вооруженные Жертвы, а также представители других Орденов. Неужели им предстоит еще одна церемония? Разве бесконечных ритуалов, клятв и молитв на Поле Черной воды недостаточно для одного дня?

Вийеки заметил, что в стороне от солдат стоят двое незнакомцев, а когда присмотрелся к ним, то почувствовал, как растет его тревога. Один был высоким и внушительным, в изукрашенных черных доспехах высокопоставленной Жертвы. Второй меньше ростом, явно из Дома Песни – надменная поза выдавала его не меньше, чем мантия с капюшоном. «Что за странная пара? – подумал Вийеки. – И почему они меня ждут?» Возможно, они принесли плохие вести, которые не застали его дома? Что-то случилось с его дочерью Нежеру или предательство Ахенаби привело к падению самого Вийеки? Но почему Лорд Песни так долго ждал? Вийеки остановил лошадь, демонстрируя терпение и скрывая свои чувства под маской своего высокого положения.

– Верховный магистр Вийеки, мы тебя ждали! – произнес тот, что был меньше и стройнее, едва заметно поклонившись. – Голос оказался женским. – Я приветствую тебя от имени своего господина, лорда Ахенаби. Я Согейу, Старшая певчая Ордена Песни. – Она указала на своего высокого спутника с острыми чертами лица. – Это Кикити, генерал Ордена Жертв. – Генерал слегка наклонил голову.

Вийеки знал Кикити, как и большая часть населения Наккиги, после того, как он решительно подавил восстание во время осады северянами горы. Кое-кто утверждал, что от рук воинов Кикити погибло не меньше хикеда’я, чем в сражении со смертными.

– И почему вы здесь? – спросил Вийеки.

– Чтобы сопровождать вас, – сказала Согейу, словно это было совершенно очевидно. Она сняла капюшон, открыв бритую, как у ученика, голову и лицо без маски, но Вийеки сразу понял по его чертам и тонкой коже, что Старшая певчая совсем не молода. – На самом деле у меня приказ для тебя от Матери Всего Сущего, который я передам, когда придет время.

– Приказ? – Вийеки не сумел сдержать удивления. – А я считал, что его передаст мне командир Байо.

Согейу изобразила некое подобие улыбки, характерное для представителей Ордена Песни – губы слегка раздвинулись, но глаза оставались жесткими и холодными, как черный камень.

– О нет, магистр. Твоя миссия слишком важна, чтобы доверить ее простому командиру. Наша всезнающая Королева и мой господин хотят быть уверены, что их чрезвычайно важные указания будут доведены непосредственно до тебя – и в правильный момент.

«Ты имела в виду, чтобы они находились в руках и под постоянным контролем Ордена Песни», – подумал Вийеки, в котором смешались глубокое недоумение от происходящего и гнев из-за ловких манипуляций.

– Следует ли из ваших слов, что вы оба будете сопровождать меня до границы наших земель?

– Да, и за их пределы, Верховный магистр. – И вновь ее губы слегка изогнулись, но Вийеки знал, что Старшая певчая так выразительна совсем не случайно.

Он уловил послание.

«Что она имела в виду, когда сказала «за их пределами?» Куда мы направляемся?»

Дополнительный отряд Певцов и Жертв занял место в конце процессии. Когда люди Вийеки промаршировали мимо последних разрушенных стен и оказались в дикой местности, окружавшей покинутый город, магистр попытался вновь обрести спокойствие.

«Я не понимаю, что здесь происходит, – подумал он, – но ради тебя, Великая Мать, я пойду куда угодно и сделаю все, что потребуется. И пусть память о Саде защитит тебя и наш народ».

«Он ушел, – снова и снова проносилось в голове Зои. – Он ушел, и я осталась одна в доме, полном врагов».

Ей стало стыдно из-за собственной слабости, она знала, что Вийеки испытал бы отвращение, узнай он о ее чувствах, но именно в этом и состояла проблема: несмотря на мудрость, тот, кого она так любила, не понимал людей в собственном доме так, как понимала их она. Да и как он мог? Магистр Вийеки был аристократом из древней семьи, к тому же мужчиной. Он не замечал безмолвной вражды, которую рабы испытывали даже к самым добрым хозяевам, и не мог понять смертоносной ненависти отвергнутой жены.

И все же, несмотря на все тревоги, Зои удивилась, когда менее чем через час после отъезда Верховного магистра раздался стук в дверь ее спальни. Она осторожно открыла и с облегчением увидела одну из служанок. Зои не успела и рта раскрыть, как та заговорила, без всяких эмоций, как мяукающая кошка.

– Моя госпожа спрашивает, намерены ли вы присоединиться к ней во время вечерней трапезы теперь, когда господин уехал.

Значит, сука Кимабу решила начать военные действия еще до того, как Вийеки добрался до границы Наккиги-Какой-Она-Была. Приглашение вывело Зои из равновесия, и она ругала себя за то, что оказалась к этому не готова. Она рассчитывала на отсрочку хотя бы в один день, прежде чем жена Вийеки всерьез начнет кампанию против нее, но поняла, что ошиблась.

Проще всего, конечно же, было отказаться, сказать, что она не очень хорошо себя чувствует. Именно такого ответа леди Кимабу от нее ждала. На самом деле жена Вийеки использовала бы именно такой предлог, чтобы предоставить Зои собственной судьбе, а потом позаботиться о том, чтобы здоровье смертной женщины резко изменилось к худшему. Здравый смысл подсказывал, что ей не следовало появляться рядом с покоями Кимабу.

– Передай госпоже мою благодарность, я приду в назначенный час.

Служанка никак не выказала удивления, если не считать едва заметных колебаний, прежде чем она поклонилась и ушла, но Зои поняла, что сумела совершить неожиданный маневр. Теперь ей оставалось надеяться, что ей удалось заинтриговать Кимабу и убедить ее на время приостановить военные действия, или обед только пробный гамбит, начало игры в кошки-мышки, которая развлечет хозяйку дома в первые дни отсутствия Вийеки.

Однако Зои понимала, что для нее игра будет очень опасной. На самом деле она не была совсем уж беззащитной: у нее имелся яд-камень, охраняющий от отравления, она принесла его с собой из тех времен, когда много лет назад жила в доме валады Росквы – во всяком случае, с тех пор прошло много лет для Зои. Но яд – это лишь один из множества способов, с помощью которых Кимабу могла избавиться от соперницы.

«Все эти века норны жили внутри темной горы, – подумала Зои. – Как люди могут существовать в таких условиях – они прячутся от солнечного света и пьют его маленькими глоточками, словно опасный алкоголь?»

Но Зои понимала, что тосковать по солнцу не имело ни малейшего смысла. Гора должна была стать для нее последней твердыней, если она рассчитывает уцелеть. И всего через несколько часов ей предстояла очень опасная схватка.

Зои принялась доставать одежду из кедрового шкафа. Одеваться для встречи с соперницей – всегда трудный выбор, а то, что соперница хочет ее смерти, только все усложняло.

Выбирая между двумя платьями, Зои размышляла, можно ли взять с собой яд-камень. Если да, то ей потребуется место, чтобы его спрятать, например широкий рукав или что-то похожее, куда легко дотянуться, когда возникнет подходящий момент, а потом так же быстро снова спрятать. Она вытащила камень из шкатулки с секретом, где хранила те немногие вещи, что остались у нее от прошлой жизни, и поднесла к мерцающему свету лампы, чтобы разглядеть крошечные отверстия, изящные, как пердруинские кружева. Зои была уверена, что камень ее спас как минимум однажды, когда она только здесь появилась, и чувствовала бы себя намного увереннее, если бы он находился у нее под рукой.

Но, если ее с ним поймают, это будет воспринято как смертельное оскорбление – тогда Кимабу не потребуется уничтожать ее тайно, она просто заявит, что Зои носит камень с собой из-за того, что сама отравила пищу. По меньшей мере Кимабу отправит Зои в рабские бараки, где она будет лишена защиты Вийеки и станет доступной для любого мужчины хикеда’я, который захочет ею воспользоваться. Она не сомневалась, что леди Кимабу будет счастлива направить парочку поклонников к Зои, которые вполне могут жестоко обойтись с хрупкой смертной женщиной – и не исключено, что она не переживет встречи с кем-то из них.

Зои неохотно убрала яд-камень обратно в маленькую шкатулку и спрятала ее за панелью шкафа. Если ей предстоит обедать за столом Кимабу, она обойдется без защиты. Она поставит все на один бросок костей. Других шансов на выживание у нее просто нет. Хозяйка дома, а в особенности такая высокорожденная, как леди Кимабу, имеющая серьезные связи, обладает всей полнотой власти.

А у Зои, как обычно, будет лишь ее ум.

«Какая неравная схватка, – подумала она. – Но разве сама жизнь чем-то отличается? Это игра, в которой нет победителей. Даже хикеда’я рано или поздно должны умереть».

Конечно, за исключением Королевы, напомнила себе Зои. В любой стране, в любые времена Королева норнов оставалась исключением из правил.