Текст книги "Картинки в голове: И другие рассказы о моей жизни с аутизмом"

Особенности слухового восприятия

В детстве я очень остро реагировала на громкие звуки, это было как бормашина, сверлящая зуб без анестезии. Мне было по-настоящему больно. Я до смерти боялась лопающихся шариков: казалось, что-то взрывается прямо у меня в ухе. Посторонние шумы, на которые остальные не обращают внимания, способны были довести меня до безумия. Фен моей соседки по комнате в студенческом общежитии ревел, как реактивный самолет на взлете. Особенно болезненно аутичные люди реагируют на пронзительные звуки высокой частоты: визг электродрели, пилы, шум блендера или пылесоса. Уши с трудом переносят гулкое эхо школьных спортзалов или обложенных кафелем туалетов. Все, конечно, индивидуально: звук, от которого один ребенок начинает беспокоиться, другому может быть очень приятен. Кто-то пугается пылесоса, а кому-то очень нравится, как он гудит; одного ребенка крайне интересует звук сливающейся в унитаз из бачка воды, и он готов часами стоять в туалете и сосредоточенно жать на кнопку слива, а другой от ужаса дует в штаны, потому что звук спускаемой воды для него звучит как рев Ниагарского водопада.

Дети с аутизмом часто производят впечатление глухих. Они реагируют на строго определенные звуки. Джейн Тейлор Мак-Доннелл в своей книге «Новости с границы» (News from the Border) пишет, что у ее аутичного сына Пола подозревали невосприимчивость к звукам определенной высоты и частоты, потому что, когда играли одни музыкальные инструменты, он реагировал, а когда другие – нет. Я до сих пор не в состоянии сохранять сосредоточенность, если меня отвлекают посторонние звуки, особенно высокой частоты. Когда во время лекции включается пейджер, его писк настолько приковывает к себе мое внимание, что я полностью забываю, о чем шла речь, и мне требуется несколько секунд, чтобы вернуться к теме. Разнообразные исследования подтверждают, что сознанию аутичного человека крайне сложно быстро переключаться с одного раздражителя на другой. Согласно данным, полученным неврологом Эриком Куршеном из Калифорнийского университета в Сан-Диего и его коллегами, такие люди не могут действовать без промедления, если какие-то задания даются им то в письменной, то в устной форме. Канадские ученые Энн Уэйнрайт Шарп и Сьюзан Брайсон предполагают, что речь может идти об исходной неспособности аутичного мозга бегло обрабатывать поступающую информацию.

Когда при мне два человека говорят одновременно, я не умею мысленно приглушить одного и слушать другого. У большинства людей слух работает по принципу направленного микрофона: он нацелен на определенного оратора, и звук его голоса отделяется от фона. Мои уши воспринимают все звуки с одинаковой интенсивностью. В шумном месте я перестаю понимать речь, потому что не могу отфильтровать фоновые шумы. В детстве, когда на оживленные семейные торжества собиралась многочисленная родня, мое перевозбуждение доходило до истерик и припадков. Дни рождения становились сущей пыткой из-за непременных хлопушек, свистулек и прочего шумового оформления. Мама догадывалась, что мне сложно находиться среди людского гомона, но о причинах она, разумеется, не подозревала. Мне повезло, меня отдали в начальную школу, где детям давали одно общее задание, и каждый тихонечко выполнял его, сидя за своей партой. Окажись я в современном классе, где тридцать детей разбиты на группы и где одновременно кипит работа над десятком различных заданий, меня бы захлестнула и сбила с толку разноголосая какофония.

Не так давно мне предложили пройти очень сложный по структуре аудиотест, разработанный на факультете электроинженерного оборудования Колорадского университета под руководством профессора Джоан Бюрлей, специалиста по диагностике и лечению речевых нарушений. Ее опыт, помноженный на современные электронные технологии, лег в основу исследования, которое призвано определить степень сопутствующих аутизму нарушений слухового восприятия. Если проверять аутичного человека по стандартной методике, то есть давать ему слушать простые тоны разной высоты и громкости, никаких отклонений от нормы зафиксировано не будет. По крайней мере, у меня их не выявляли. Отклонения начинаются при распознавании сложных звуковых колебаний, а именно слов в речи.

Два раздела из теста профессора Бюрлей я практически провалила, и оба они были связаны с умением слышать двух говорящих одновременно. В первом случае в одном наушнике у меня звучал мужской голос, а в другом – женский, они произносили каждый свое предложение. От меня требовалось повторить только за одним из дикторов, а на другого не обращать внимания. Это оказалось очень сложным делом, у меня было 50 % ошибок, то есть я смогла повторить только половину нужного предложения. Нейротипичный человек в состоянии повторить его целиком. Во время второго задания голоса двух дикторов звучали одновременно в одном наушнике, я опять должна была слушать только одного и повторять то, что он говорит. Левое ухо у меня оказалось куда слабее правого: 25 % из 100 возможных слева по сравнению с 66 % справа. Порой я могла разобрать не более двух-трех слов в середине предложения. Эти результаты объективно свидетельствуют, что моя способность воспринимать один голос на фоне другого и следить за ним в течение заданного отрезка времени значительно ниже нормы.

Третье задание в тесте проверяло бинауральное микширование и показало, что у меня отсутствует синхронизированное звуковосприятие обоими ушами. В процессе тестирования электронное оборудование раскладывало звучание слова на высокие частоты, которые поступали через один наушник, и низкие, которые шли через другой. Когда звуки низкой частоты я слушала правым ухом, то смогла правильно повторить 50 % слов. Когда низкочастотные звуки шли через левое ухо, я смогла правильно повторить всего 5 % услышанного, то есть не разобрала практически ничего, словно глухая. Таким образом, «рюкзак» превратился в «наждак», «тряпка» в «тапок», вместо «тогда» мне послышалось «тайга», а вместо «бабочка» – «лампочка». При этом «тапок» и «тайгу» я говорила наугад и знала, что там ошибка, но была уверена, что с «наждаком» и «лампочкой» попала в цель. Дело в том, что многие слова в обычной речи я угадываю по контексту. В мастерской, где конструируют зоотехническое оборудование, скорее зайдет речь не о рюкзаке, а о наждаке.

Другие люди с аутизмом, которых тестирует профессор Бюрлей, обнаруживают слуховые нарушения такого же плана. Пациенту можно улучшить слух, если на то ухо, которое слышит хуже, надеть аппарат, отфильтровывающий звуки определенных частот. Джоан успешно работает с такими людьми. Она объяснила мне, что мои особенности обработки аудиоинформации обусловлены нарушениями в стволе головного мозга, скорее всего в мозолистом теле – сплетении нервных волокон, соединяющем правое полушарие и левое. Ствол мозга – это своего рода ретранслятор, передающий информацию от уха к коре больших полушарий, отвечающих за мышление.

Методика, которую использовала профессор Бюрлей в своем тесте, существует более 20 лет, но для людей с аутизмом ее почему-то не применяют, предпочитая действовать по старинке. Сотрудничество с инженерами-электронщиками позволило медику посмотреть на процесс обработки сенсорной информации под другим углом. Сенсорные нарушения зачастую игнорируются педагогами-дефектологами, и они, обучая людей с РАС, целиком полагаются на поведенческий (бихевиоральный) подход. Эдвард Орнитц и Питер Тангуэй из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе более 10 лет назад зафиксировали у аутичных детей патологии ствола головного мозга. В 1985 г. профессор Орнитц подготовил для Journal of the American Academy of Child Psychiatry обзор основных работ, посвященных сенсорно-перцептуальным особенностям при аутизме. Опираясь на источники, он утверждал, что при аутизме отмечается нарушение сенсорной модуляции, то есть пониженная или повышенная реактивность на сенсорные стимулы, и видел причину этого в искаженном восприятии информации, поступающей через органы чувств. Однако эта важнейшая публикация прошла незамеченной дефектологическим сообществом. Педагоги, обучающие детей с РАС, с энтузиазмом восприняли коррекционную методику поведенческой терапии, а на проблематику сенсорных нарушений при аутизме просто закрыли глаза.

Мои нарушения слухового восприятия кажутся смешными по сравнению с нарушениями у тех, кто страдает более глубокой формой расстройства. Одни полностью или почти полностью теряют способность понимать речь. Другие обладают слухом такой остроты, что их уши не в состоянии вынести бытовые шумы. Для кого-то капли дождя звучат как артобстрел, кто-то слышит ток пульсирующей в венах крови или каждый отдельный звук в огромном школьном здании. Мир таких людей представляет собой грохочущий хаос. Одна аутичная женщина признавалась, что не в состоянии выносить детский плач – не спасали ни беруши, ни промышленные звукоизолирующие наушники. Эти симптомы похожи на то, что чувствуют люди с травматическими поражениями стволовых отделов мозга, когда малейший шум или лучик света причиняет им муку. Некоторые черепно-мозговые травмы могут сопровождаться симптомами, отчасти напоминающими проблемы слухового восприятия при аутизме. Девушка, получившая удар по голове во время уличных беспорядков, жаловалась, что, подобно мне, не в состоянии абстрагироваться от фоновых шумов. Иногда в ходе разговора у меня словно отрезает слух: уши отключаются, и я впадаю в прострацию. Если я прилагаю максимум усилий к тому, чтобы не отвлекаться, таких «выпадений из контекста» удается избежать, но чем больше усталость, тем выше их вероятность. Сейчас я научилась быть хозяйкой положения, однако человек с более серьезными нарушениями сенсорного восприятия окажется его заложником.

У Даррена Уайта, аутичного молодого человека, громкость звука «гуляет»: то очень громко, то еле слышно. Вот как он описывает это состояние в статье для ежемесячного журнала Medical Hypothesis: «Мои уши могли сыграть со мной еще одну шутку: взять и внезапно либо прибавить, либо сбросить громкость окружающих звуков. Иногда я почти не слышал, когда ко мне обращались, а иногда каждый звук был как выстрел в голову». Отдельно стоит поговорить о шуме в ушах. Мне иногда слышится стук собственного сердца, а иногда гул, как при демонстрации электронной таблицы на телеэкране.

Некоторые дети с РАС не реагируют, когда к ним обращаются. Джейн Тейлор Мак-Доннелл пишет, что ее сын в два года игнорировал простейшие вербальные просьбы и команды. Догадаться, чего от него хотят, он мог только по сопровождающим слова жестам и окружающей обстановке. Детская эхолалия производит впечатление тяжелого нарушения речевого развития. Однако иногда, чтобы лучше понять, аутичный ребенок повторяет сказанное, то есть эхолалия – это способ переработки вербальной информации. Об этом пишет Донна Уильямс: оказывается, не повторяя, она понимала всего 5–10 % того, что ей говорят. «В детстве я повторяла чужие слова, не понимая цели и значения языка», – читаем мы в ее автобиографии «Кто-то где-то». Воспринимать одновременно, как единое целое, слово, интонацию и голосовую модуляцию девочка была не в состоянии. Если она вслушивалась в интонацию, то самих слов не слышала.

Тереза Джолифф тоже постигала язык с помощью эхолалии. В декабрьском номере журнала Communication за 1992 год опубликована ее статья на эту тему. Оказывается, когда к ней обращаются, ей нужно время, чтобы понять, что с ней говорят, поэтому первые несколько слов, пока она не включится, идут мимо ушей. Ей с большим трудом давалась смысловая сторона речи. В детстве речь окружающих была неотличима от других шумов. Для того чтобы понять, что у слов есть значение, надо было увидеть их написанными на бумаге; только прочитав эти слова, она начала распознавать их на слух.

И Джиму Синклеру нелегко было усвоить, что слова, которые он слышит, обладают значением. Он вспоминает об изматывающих занятиях в группе речевой терапии для аутичных детей, во время которых приходилось «с неведомой целью бессмысленно твердить бессмысленный набор звуков. Мне и в голову не приходило, что таким образом может происходить смысловой обмен между умами».

Очень может быть, что у невербалов с РАС речь извне практически не способна пробиться сквозь разлаженную систему слухового восприятия, поэтому речевые навыки не развиваются. И аудиотест Джоан Бюрлей, и результаты, недавно полученные сотрудниками медицинского факультета Токусимского университета в Японии, подтверждают, что причина многих проблем с пониманием речи кроется в нарушении функции стволового отдела головного мозга. Профессор Хашимото и его коллеги установили, что у неговорящих аутичных людей ствол мозга меньше нормы, а профессор Дэвид Макклелланд и его сотрудники из Университета Квинс в Белфасте выяснили, что у таких пациентов имеет место дисфункция ствола мозга, подтвержденная объективными тестами на проводимость стволом нервных импульсов.

Логопеды на собственном опыте убедились, что иногда неговорящих малышей с РАС удается научить петь до того, как они научатся говорить. У некоторых людей нейронные контуры, отвечающие за пение, могут быть ближе к норме, чем те, что ведают речью. Возможно, дело в ритмической организации, она как-то помогает абстрагироваться от посторонних шумов и стабилизировать обработку аудиоинформации. Вот почему аутичные дети порой используют для общения музыкальные отбивки из телевизионной рекламы. Наложение видеоряда на распевный вербальный слоган создает в сознании единый ритмический и визуальный образ. Родители Терезы Джолифф рассказывали, что в детстве она начинала говорить, стоило включить определенную мелодию. А я, чтобы не слышать неприятных звуков, начинаю мычать себе под нос.

Особенности зрительного восприятия

Порой человек настолько не способен адекватно воспринимать визуальную информацию, что из всех доступных ему сенсорных каналов зрение становится самым ненадежным. Некоторые неговорящие аутичные люди, попав в незнакомую обстановку, могут вести себя как слепые. А у кого-то происходят расфокусировки и «отключки», и тогда зрение полностью отказывает; человек в этом случае видит белесое поле, как на телеэкране, когда нет трансляции. Несколько нормально видящих людей с аутизмом признавались, что испытывают сложности с восприятием глубины изображения, поэтому боятся спускаться по лестнице. При этом сами глаза, то есть сетчатка, у них в порядке, что легко подтвердит осмотр окулиста. Проблемы возникают на уровне обработки мозгом поступающей визуальной информации.

В детстве меня тянуло к ярким движущимся объектам – воздушным змеям, летающим моделям самолетов. Это радовало глаз. Я обожала рубашки в полоску, люминесцентные краски – желтую, розовую, салатовую, а еще мне нравилось смотреть, как ходят туда-сюда раздвижные двери в супермаркете. Когда металлическая рама дверного стекла въезжала в поле зрения, по позвоночнику снизу вверх ползли приятные мурашки. В моем случае, когда нарушения сенсорной интеграции были незначительными, какие-то внешние раздражители просто приковывали к себе внимание, но, будь нарушения серьезней, реакция на те же самые раздражители переходила бы в страх и отторжение. Столь типичное для аутичного человека стремление избегать прямого зрительного контакта может иметь простое объяснение: глаза собеседника движутся невыносимо быстро, поэтому на них трудно смотреть. Не меньшую сложность для таких людей представляет распознавание лиц.

Я часто попадаю в неловкое положение, поскольку, чтобы запомнить человека, мне нужно либо сталкиваться с ним постоянно, либо у него должна быть какая-то характерная примета, скажем окладистая борода, массивные очки, необычная прическа. Аутичная Барбара Джоунс работает в лаборатории цитологических исследований. Она изучает под микроскопом предметные стекла с биоматериалом и делает это настолько мастерски, что по праву считается одним из лучших лаборантов. Благодаря ее исключительной визуальной восприимчивости ей не нужно искать атипичные клетки, они буквально сами бросаются ей в глаза. При этом, по ее словам, запомнить, как выглядит тот или иной человек, и начать его узнавать она в состоянии только с пятнадцатого раза. Но есть основания полагать, что в процесс распознавания лиц вовлечены нейронные сети, отличные от тех, что используются для визуализации объектов, например зданий. Антонио Дамасио в ходе экспериментов на медицинском факультете Айовского университета установил, что пациенты с повреждением вентральной затылочно-височной ассоциативной области коры[22]22
  Сейчас считается, что прозопагнозия связана с нарушениями в латеральной затылочно-височной извилине правого полушария. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] не всегда в состоянии узнавать человека в лицо, однако могут делать это по голосу. Способны они безошибочно узнавать человека и по осанке, походке, то есть по другим зрительным приметам, но не по лицу. К счастью, не разбирая человеческих черт, люди с подобными нарушениями все-таки в состоянии отличить лицо от собачьей морды.

Лампы дневного света – тоже колоссальное испытание для зрения человека с аутизмом, потому что 60 вспышек в секунду, незаметные для обычного глаза, некоторые аутичные люди видят. Для них электрический свет включается-выключается за одну секунду по 60 раз; такая нагрузка проявляется по-разному – от перенапряжения глазных мышц до ощущения, что все вокруг вибрирует. Донне Уильямс казалось, что бликует каждый предмет в классе; лампы дневного света превращали комнату в движущийся мультик, и учиться в такой обстановке она не могла. Флуоресцентное освещение на фоне желтых кухонных стен слепило ей глаза. Бывали случаи, когда предметы вокруг утрачивали свое значение и исчезали. Вот как она описывает свою пробежку по школьному холлу: «Для восприятия холла не существовало. Он расплывался, а я видела только формы и цвета». Внешние раздражители настолько перегружали ее систему зрительного восприятия обилием информации, что визуальные образы полностью лишались смысловой нагрузки.

Искажение визуальных образов отчасти объясняет феномен бокового зрения, которым пользуется большинство детей с РАС. Более достоверную информацию об окружающих объектах они получают, если смотрят на них краем глаза. По свидетельству одного аутичного человека, если смотреть на предмет прямо, его не видно, и, чтобы разглядеть его, требуется скосить глаза.

Запах и вкус

Многие аутичные дети любят все обнюхивать. Очевидно, обоняние сообщает им более точную информацию об окружающей действительности, чем зрение и слух. Исследовательская группа из Женевского центра изучения аутизма в Торонто под руководством Нила Уолкера и Маргарет Уэлан обследовала 30 человек с РАС, среди которых были взрослые и дети. От 80 до 87 % испытуемых отмечали гиперчувствительность к звукам или прикосновениям; у 86 % были проблемы со зрительным восприятием. Что касается вкуса и запаха, то гиперчувствительность выявили всего у 30 %.

Многие аутичные дети крайне привередливы в еде и соглашаются взять в рот строго определенную пищу. Возможно, у этих особенностей пищевого поведения сенсорные причины, а именно: текстура, запах, вкус и даже звуки, возникающие при жевании какого-то продукта, вызывают ощущения, которые ребенок не в состоянии перенести. У меня, например, полужидкий яичный белок или желе – то есть зыбкое и скользкое – вызывали рвотный позыв. Есть дети с РАС, которые не переносят хлопья, мюсли и прочие сухие завтраки, потому что они слишком громко хрустят на зубах. Шон Бэррен в книге «Вот он, мальчик!» (There's a Boy in Here) пишет, какое значение для него имеет текстура пищи. Она должна быть кремообразной, без единого комочка, поэтому его основная еда – быстрорастворимая манная каша. Иногда сильный аромат или насыщенный вкус могут оказаться для чувствительной нервной системы аутичного человека чересчур тяжелым испытанием. Нил Уолкер в своем исследовании упоминает пациента, который отказывался ходить по подстриженному газону, потому что не переносил запаха скошенной травы. Несколько человек с РАС сообщили мне, что запоминают людей по запаху. Кроме того, запах может вызывать ассоциации: например, кому-то нравится обнюхивать кастрюли и сковородки, которые пахнут домом, – это запах безопасности.

Сенсорная перегрузка

Люди с серьезными нарушениями сенсорной интеграции могут при стрессе или усталости испытывать сенсорную перегрузку, когда зрение, слух и другие чувства беспорядочно смешиваются[23]23
  Не следует путать такое явление с синестезией (от греч. synaisthesis – «соощущение») – феноменом восприятия, при котором раздражение в одной сенсорной или когнитивной системе ведет к непроизвольному отклику в другой сенсорной системе («цветной слух» и т. п.). – Прим. пер.


[Закрыть]. Лаура Чезарони и Малкольм Гарбер, сотрудники Института педагогических исследований в канадской провинции Онтарио, выяснили у одного из учащихся магистратуры, 27-летнего аутичного человека, что он не способен слышать и видеть одновременно, поскольку это ведет к путанице в каналах чувственного восприятия: звук, например, воспринимается как цвет, прикосновение к лицу отзывается звуком и т. д. Донна Уильямс пишет о своей «моноканальности»: «рабочим» у нее может быть только один информационный канал, другими словами, видеть и слышать одновременно ей не дано. Когда ей что-то говорят, она не воспринимает зрительную информацию; так, если она слушает подругу, то не осознаёт, что ей на колени прыгнула кошка. Ей зачастую проще общаться по телефону, не глядя на собеседника, поскольку это позволяет исключить отвлекающие внешние раздражители. Кстати, для многих аутичных людей телефон наиболее предпочтительный способ общения.

При серьезных проблемах сенсорной интеграции человеку чудовищно трудно осознанно воспринимать окружающую действительность. Тереза Джолифф описывает эту сенсорную перегрузку очень емко:

Для аутичного человека окружающая действительность представляет собой сбивающее с толку и лишенное границ, порядка или смысла взаимодействие множества событий, людей, мест, звуков и зрительных образов. Большая часть моей жизни уходит на то, чтобы привести это в некую систему. Упорядочить невыносимый жизненный хаос можно только с помощью одних и тех же действий в одно и то же время, затверженных маршрутов и ритуалов.

Джим Синклер тоже отмечает в своем восприятии сенсорный хаос. Самый ненадежный из его информационных каналов – зрение, и порой, когда звонит телефон, ему надо остановиться и вспомнить, что это такое. Объясняя свои проблемы, Джим использует компьютерные метафоры: «Центральный процессор у меня тянет, а вот настройки интерфейса слетают».

Донне Уильямс мир представлялся непостижимым, и за понимание его надо было ежесекундно биться с помощью всех пяти чувств. Когда силы изменяли, она позволяла вниманию уплывать в узоры трещин. Они манили и увлекали ее, среди них ей было безопасно. В своей книге «Кто-то где-то» она пишет: «В этом была прекрасная сторона аутизма. Святая святых узилища». Разумеется, при такой гиперстимуляции каналов чувственного восприятия человек с серьезным нарушением сенсорной интеграции может полностью отключиться.

Часто психотерапевты и психиатры торопятся приравнять особенности аутистического восприятия к галлюцинациям, бреду и измененному сознанию шизофреников, однако стоит заметить, что при шизофрении у нарушений восприятия принципиально иной характер. Чем-то аутистические фантазии, возможно, напоминают галлюцинации, но это всегда воображение, и человек с аутизмом это знает, в то время как шизофреник уверен, что его галлюцинации – чистая правда. Ни от одного человека с РАС вы не услышите, что ФБР вживило ему в мозг радиопередатчик или что в действительности он король Генрих VIII, а ведь это хрестоматийные примеры шизофренического бреда. Беда большинства аутичных людей в том, что они не понимают, до какой степени их восприятие сенсорной информации отличается от нормы. Когда я одна корчилась от громких звуков или обдирающей кожу одежды, мне казалось, что я хуже всех, а остальные сильнее и лучше. Мою гиперчувствительность удалось значительно снизить благодаря медикаментозной терапии – тогда я начала принимать имипрамин. Даже сейчас я не полностью застрахована от гиперстимуляции, но антидепрессант, который я принимаю, притупляет мою реакцию на внешние раздражители.

В книге Аннабел Штели «Звук чуда» ее аутичная дочь со слуховой гиперчувствительностью Джорджиана делится тем, какие значительные перемены внесла в ее жизнь слуховая терапия по методу Ги Берарда, с каким облегчением она восприняла возможность спокойно воспринимать столь пугавшие ее ранее звуки, например шум прибоя. Терапия заключается в прослушивании пациентом звукового материала, случайные отрезки которого модулируются с помощью специального электронного устройства. Слушать надо через наушники дважды в день по полчаса в течение 10 дней. Предварительно с помощью аудиометрии выясняют диапазон частот, оказывающих на пациента самое сильное стимулирующее действие, потом при терапевтическом прослушивании звуки этой частоты отфильтровываются и блокируются. Более половины пациентов со слуховой сверхчувствительностью отмечали после терапии улучшение состояния, некоторых перестали беспокоить шум и звон в ушах. Слуховая терапия не лечит аутизм, но может улучшить качество жизни пациента.

Донне Уильямс огромное облегчение принесли лечебные очки со спектральными фильтрами, разработанными по методу американского психолога Хелен Ирлен. Окрашенные особым образом стекла отфильтровывают и не пропускают к глазу опасную раздражающую часть солнечного спектра, снижая тем самым зрительное напряжение и уменьшая гиперчувствительность к яркости света. «Осколочное» зрительное восприятие Донны стало более интегрированным, в очках она видит не разрозненные фрагменты цветов, как раньше, а цельную картину цветущего сада.

Расстройство зрительного восприятия у Тома Мак-Кина было не столь серьезным; постепенно он понял, что светофильтры сложного оранжево-коричневого цвета с темно-фиолетовым отливом помогают прекратить пульсацию изображения при контрастном освещении. Еще одной пациентке с незначительными нарушениями зрительного восприятия облегчили жизнь очки с розовыми стеклами: у нее улучшилась способность восприятия перспективы, в очках она может водить автомобиль ночью. Есть люди, которым помогают обычные темные очки.

Очевидно, что нарушения интеграции зрительной и слуховой информации при аутизме неодноплановы и могут варьироваться по форме от восприятия мира в виде разрозненных осколочных образов на одном конце спектра до небольших отклонений от нормы – на другом. Аутичный ребенок с незначительным нарушением зрительного восприятия будет тянуться к ярким предметам контрастных цветов, но при более серьезных нарушениях эти же цвета способны напугать. Конечно, цветные светофильтры и аудиальная интеграционная терапия Берарда не панацея, это паллиативные методы, которые помогают не всем и излечения не сулят.

Я испытала колоссальное облегчение, когда вдруг выяснилось, что мои особенности восприятия никак не связаны с личной слабостью или недостаточной силой воли. В подростковом возрасте я чувствовала себя среди сверстников чужой и понятия не имела, что возникающие сложности во взаимодействии и в отношениях с окружающими кроются в специфике моего визуального мышления и моей гиперчувствительности. Многие аутичные люди понимают, что чем-то отличаются от остальных людей, но чем именно, не знают. Чтобы уяснить для себя эти отличия, мне потребовалось прочесть множество книг и подробно расспросить разных людей об особенностях их мыслительных и сенсорных процессов. Остается надеяться, что по мере того, как эта разница в восприятии станет очевидна врачам и педагогам-дефектологам, им удастся помогать все большему количеству детей с аутизмом, как можно раньше вызволяя их из чудовищной изоляции.