Текст книги "Трамвай «Желание» (сборник)"

Теннесси Уильямс
Трамвай «Желание» (сборник)

Tennessee Williams

A STREETCAR NAMED DESIRE

THE ROSE TATTOO

© Tennessee Williams, 1947, 1950

© Перевод. В. Вульф, наследники, 2018

© Перевод. А. Дорошевич, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

* * *

Трамвай «Желание»

Действующие лица

Бланш Дюбуа.

Стелла – ее сестра.

Стэнли Ковальский – муж Стеллы.

Митч.

Юнис.

Стив.

Пабло.

Негритянка.

Врач.

Надзирательница.

Молодой человек – агент по подписке.

Мексиканка.

Разносчик.

Прохожий.

Матрос.

Картина первая

Двухэтажный угловой домик на Елисейских Полях в Нью-Орлеане – улице между рекой и железнодорожными путями. Убогая окраина, и есть в ней, однако, в ее захудалости – не в пример таким же задворкам других великих американских городов – какая-то совершенно особая, забористая краса. Дома здесь все больше белые, пооблинявшие от непогоды, с вычурными фронтонами, обстроены шаткими лесенками и галерейками. В домике две квартиры – вверху и внизу, к дверям обеих ведут обшарпанные белые лесенки. Вечер в начале мая, только-только еще начинают собираться первые сумерки. Из-за белого, уже набухающего мглой дома небо проглядывает такой несказанной, почти бирюзовой голубизной, от которой на сцену словно входит поэзия, кротко унимающая все то пропащее, порченое, что чувствуется во всей атмосфере здешнего житья. Кажется, так и слышишь, как тепло дышит бурая река за береговыми пакгаузами, приторно благоухающими кофе и бананами. И всему здесь под настроение игра черных музыкантов в баре за углом. Да и куда ни кинь, в этой части Нью-Орлеана вечно где-то рядом, рукой подать, – за первым же поворотом, в соседнем ли доме – какое-нибудь разбитое пианино отчаянно заходится от головокружительных пассажей беглых коричневых пальцев. В отчаянности этой игры – этого «синего пианино» – бродит самый хмель здешней жизни. На крыльце две женщины, белая и цветная, прохлаждаются на свежем воздухе. Первая, Юнис, снимает квартиру на втором этаже; Негритянка – откуда-то по соседству: Нью-Орлеан – город-космополит, в старых кварталах люди разных рас живут вперемешку и, в общем, довольно дружно. Ритмы «синего пианино» переплетаются с уличной[1]1
  Особая, «нью-орлеанская», манера исполнения на рояле музыки в стиле «блюз».


[Закрыть] разноголосицей.

Негритянка (к Юнис). …и вот, говорит, святой Варнава повелел псу лизнуть ее, а ее-то всю, с головы до ног, так холодом и обдало. Ну, и в ту же ночь…

Прохожий (матросу). Держитесь все правой стороны и дойдете. Услышите – барабанят в ставни.

Матрос (негритянке и Юнис). Где здесь бар «Четыре двойки»?

Разносчик. А вот с пылу, с жару…

Негритянка. Что зря деньги переводить в этой обдираловке!

Матрос. У меня там свидание.

Разносчик. …с жару!

Негритянка. Да не польститесь у них на коктейль «Синяя луна» – ног не потянете.

Из-за угла появились двое – Стэнли Ковальский и Митч. Им лет по двадцать восемь – тридцать, оба в синих спецовках из грубой бумажной ткани. В руках у Стэнли спортивная куртка и пропитанный кровью пакет из мясной лавки.

Стэнли (Митчу). Ну, а он?

Митч. Говорит, заплатит всем поровну.

Стэнли. Нет. Нам с тобой причитается особо.

Останавливаются перед лестницей.

(Во всю глотку.) Э-гей! Стелла! Малышка!!

На лестничную площадку первого этажа выходит Стелла, изящная молодая женщина лет двадцати пяти; ни по происхождению, ни по воспитанию явно не пара мужу.

Стелла (мягко). Не надо так кричать. Привет, Митч.

Стэнли. На, держи!

Стелла. Что это?

Стэнли. Мясо. (Бросает ей пакет.)

Стелла испуганно вскрикивает, но ухитрилась подхватить пакет и тихонько смеется. Муж с товарищем уже снова заворачивает за угол.

Стелла. Стэнли! Куда ты?

Стэнли. Погоняем шары.

Стелла. Можно прийти посмотреть?

Стэнли. Приходи. (Уходит.)

Стелла. Сейчас догоню. (К Юнис.) Здравствуйте, Юнис! Как дела?

Юнис. Все в порядке. Да скажите Стиву, пусть уж там кормится, как сам сумеет, а дома ничего ему не будет.

Все трое смеются, негритянка еще долго не может уняться.

Стелла уходит.

Негритянка. Что за пакет он ей бросил? (Встает, хохочет во все горло.)

Юнис. Да тише!

Негритянка. Лови – а что? (Смех так и разбирает ее.)

Из-за угла с чемоданом в руке подходит Бланш. Смотрит на клочок бумаги, на дом, снова на записку и снова на дом. Непонятно поражена и словно не верит глазам своим. Само ее появление в здешних палестинах кажется сплошным недоразумением. Элегантный белый костюм с пушистым, в талию, жакетом, белые же шляпа и перчатки, жемчужные серьги и ожерелье – словно прибыла на коктейль или на чашку чая к светским знакомым, живущим в аристократическом районе. Она лет на пять старше Стеллы. Блекнущая красота ее не терпит яркого света. В робости Бланш и в белом ее наряде есть что-то, напрашивающееся на сравнение с мотыльком.

Юнис (не сразу). Что вам, милочка? Заблудились?

Бланш (в шутливом ее тоне проскальзывает заметная нервозность). Сказали, садитесь сперва в один трамвай – по-здешнему «Желание», потом в другой – «Кладбище», проедете шесть кварталов – сойдете на Елисейских Полях!

Юнис. Ну вот и приехали.

Бланш. На Елисейские Поля?

Юнис. Они самые.

Бланш. Значит… вышло недоразумение с номером дома…

Юнис. А какой вы ищете?

Бланш (нехотя справляется все по той же записке). Шестьсот тридцать второй.

Юнис. Тогда вы у цели.

Бланш (совершенно обескураженная). Я ищу сестру, Стеллу Дюбуа. То есть… жену мистера Стэнли Ковальского.

Юнис. Здесь, здесь. Вы чуть-чуть разминулись с ней.

Бланш. Так это… – да нет, что вы! – …ее дом?

Юнис. Она на нижнем этаже, я – на верхнем.

Бланш. О! И ее… нет дома?

Юнис. Заметили кегельбан за углом?

Бланш. Как будто нет.

Юнис. Ну, а она как раз там, смотрит, как муж сшибает кегли. (Помолчав.) Хотите, оставьте чемодан, сходите.

Бланш. Нет.

Негритянка. Пойду скажу про вас.

Бланш. Благодарю.

Негритянка. Рада услужить. (Уходит.)

Юнис. Вас не ждали?

Бланш. Нет. Сегодня – нет.

Юнис. Ну что ж, заходите, располагайтесь, не дожидаясь хозяев.

Бланш. Как же?

Юнис. Да мы здесь свои люди – впущу. (Встает и открывает дверь.)

Загорается свет, засинела занавеска. Бланш медленно входит за Юнис. Сцена постепенно погружается в темноту, из которой выступает квартира Ковальских. Помещение, разделенное на две комнаты занавесом. Первая по основному своему назначению – кухня, но здесь же и раскладушка – на ней будет спать Бланш. Дальше – спальня. Из нее узкая дверь в ванную.

(Заметив, какое выражение у Бланш, готова постоять за своих.) Сейчас здесь не очень-то приглядно, а прибраться – квартира просто загляденье.

Бланш. Вот как.

Юнис. Да, вот так. Значит, вы – сестра Стеллы?

Бланш. Да. (Не зная, как от нее отделаться.) Спасибо, что впустили.

Юнис. Por nada[2]2
  Не за что (исп.).


[Закрыть], как говорят мексиканцы, por nada! Стелла рассказывала про вас.

Бланш. Да?

Юнис. Кажется, вы учите в школе.

Бланш. Да.

Юнис. Вы прямо из Миссисипи?

Бланш. Да.

Юнис. Она показывала снимок вашего дома, там, на плантации.

Бланш. «Мечты»?

Юнис. Большущий дом с белыми колоннами.

Бланш. Да…

Юнис. С таким домищем, поди, хлопот не оберешься.

Бланш. Простите, пожалуйста, но я просто с ног валюсь.

Юнис. Ну еще бы, милая. Да что ж вы стоите… садитесь.

Бланш. Я не к тому – мне бы остаться одной.

Юнис (обиженно). О! Тогда не буду путаться под ногами.

Бланш. Я не хотела вас обидеть, но…

Юнис. Добегу до кегельбана, подгоню ее. (Уходит.)

Бланш в полном оцепенении остается на стуле – руки судорожно вцепились в сумочку на коленях, вся сжалась в комок, словно ее бьет озноб. Но вот невидящий взгляд ее снова становится зрячим: не спеша начинает осматриваться. Душераздирающий кошачий вопль. У Бланш дух захватило от ужаса, инстинктивно подняла руку, словно защищаясь, как вдруг замечает что-то в полуоткрытом стенном шкафу. Вскакивает, подбегает и достает бутылку виски. Налила полстакана, залпом опрокинула. Аккуратно поставила бутылку на место, моет стакан над раковиной. И – снова на прежнем месте, у стола.

Бланш (шепотом). Надо взять себя в руки.

Стелла (быстро выходит из-за угла, бежит к дверям. Радостно). Бланш!

Не отрывают глаз друг от друга. Бланш вскакивает, с громким криком бросается к сестре.

Бланш. Стелла! О Стелла, Стелла! Стелла-звездочка!

Крепко обнялись.

(С лихорадочным воодушевлением, словно ей страшно дать себе, сестре опомниться, задуматься.) Ну, покажись же, покажись. Да не смотри ты на меня, Стелла, не надо – вот приму ванну, отдохну, тогда… И выключи верхнюю лампу! Погаси! Нечего рассматривать меня при таком нещадном свете, я не хочу!

Стелла смеется, но уступает.

Бланш. Ну, иди же, иди сюда. Ах ты моя маленькая! Стелла! Стелла-звездочка! (Обнимает ее.) А я уж думала, ты так и не вернешься больше в это логово… Что я сказала! Вырвалось… А я хотела честь честью: ах, до чего же уютный домик!.. И такой ландшафт!.. Ха-ха! Агнец кроткий. Словечка не промолвит…

Стелла. Но ты не даешь мне и рта раскрыть. (Смеется, но во взгляде, устремленном на Бланш, – тревога.)

Бланш. Ну, что ж – твое слово. Открой ротик и говори, а я тем временем пошарю, нет ли чего-нибудь выпить. Знаю, знаю, уж что-нибудь спиртное у нас припрятано. Где же? А, подсмотрела, подсмотрела! (Бросается к стенному шкафу, достает бутылку. Ее трясет как в лихорадке, попробовала засмеяться – дух перехватило. Бутылка чуть не выскользнула из рук.)

Стелла (замечая ее состояние). Садись, Бланш, дай уж я налью сама. Чем бы разбавить, не знаю. Может, кока-кола?.. Кажется, есть в холодильнике. Загляни, милая, а я…

Бланш. А ну ее, дружок, что кока-кола, когда нервы на таком взводе. Но где же… где…

Стелла. Стэнли? Играет в кегли. Любимое занятие. У них там сегодня… А, вот содовая!.. целое состязание.

Бланш. Просто воды, детка. Один глоток, запить. Не бойся, твоя сестра не заделалась пьяницей, просто ее растрясло, разморило от жары, устала, грязная… Так что сядь и объясни толком – куда я попала? Как тебя занесло в эту дыру?

Стелла. Но, Бланш…

Бланш. Ах, ну что мне кривить душой – говорить, так уж всю правду. Никогда, никогда, в самых страшных снах, не могло мне привидеться… Только По! Эдгар Аллан По, один он мог бы оценить все это по достоинству. Прямо за домом, конечно, Уирский лес со всей своей нечистью… (Смеется.)

Стелла. Ну что ты, дружок, – железнодорожные пути, всего только железнодорожные пути.

Бланш. Нет, серьезно, шутки в сторону. Почему ты молчала, почему не писала, не дала знать?

Стелла (осторожнее, наливая себе виски). О чем, Бланш?

Бланш. Как о чем? Что тебе приходится прозябать в таких условиях?

Стелла. Сильно сказано. Здесь совсем недурно. Нью-Орлеан – город совершенно особенный.

Бланш. При чем тут Нью-Орлеан! Все равно что сказать… прости, малыш. (Разом оставляя эту тему.) Вопрос исчерпан.

Стелла (сдержанно). Благодарю.

Бланш молча смотрит на нее, та улыбается в ответ.

Бланш (глядя на стакан, дрожащий у нее в руке). У меня теперь на всем белом свете – одна только ты, а ты мне и не рада.

Стелла (искренне). Ну что ты, Бланш, сама знаешь – неправда!

Бланш. Неправда?.. Ах да, я и забыла, ты у нас такая – словечка не вытянешь.

Стелла. С тобой ведь, бывало, не разговоришься, Бланш. Вот и привыкла при тебе помалкивать.

Бланш (рассеянно). Недурная привычка… (Решительно.) Ты все не спросишь, как мне удалось вырваться из школы до конца весеннего семестра.

Стелла. Я полагала, захочешь – скажешь сама… если захочешь.

Бланш. Думаешь, выгнали?

Стелла. Нет, я считала… могла ведь ты и сама уйти.

Бланш. Я так исстрадалась после всего… нервы не выдержали. (Нервно мнет сигарету.) Дошла до последней черты, дальше – уже только безумие. Вот мистер Грейвс – директор школы – и предложил мне отпуск за свой счет. В телеграмме ведь всего не перескажешь. (Одним глотком допивает виски.) А-а, так и пошла по жилкам, хорошо!

Стелла. Еще стаканчик?

Бланш. Один – норма, больше не пью.

Стелла. Решительно?

Бланш. Ты еще не сказала… как ты меня находишь?

Стелла. Ты прелестна.

Бланш. Благослови тебя Бог за эту ложь. Да таких руин еще и не являлось на свет божий. А ты, ты немножко пополнела, да, пухленькая стала – совсем куропатка. И тебе идет.

Стелла. Да ну, Бланш…

Бланш. Да, да, да, раз уж я говорю, можешь мне верить. А вот за талией надо следить. Встань-ка.

Стелла. В другой раз.

Бланш. Слышишь! Я сказала – встань!

Стелла нехотя подчиняется.

Ах ты, грязнуля!.. Такой хорошенький кружевной воротничок – чем-то закапала. А волосы тебе, с твоим изящным личиком, нужно бы стричь под мальчика. Стелла, ведь у тебя есть служанка?

Стелла. Нет. Когда только две комнаты…

Бланш. Что? Ты сказала – две комнаты?!

Стелла. Вот эта и… (Смущена.)

Бланш. И та? (Горько смеется. Тягостное молчание.) Какое спокойствие, какая безмятежность! Посмотрела бы на себя: сидит себе, ручки сложила – ангел в сонме ангелов.

Стелла (в смущении). Мне бы твою энергию, Бланш.

Бланш. А мне – твою выдержку… Придется, видно, пропустить еще маленькую, как говорится, разгонную. И с глаз долой, от греха подальше. (Встает.) А о моей фигуре что ты скажешь, хотелось бы знать. (Поворачивается перед ней.) Да будет тебе известно – за десять лет не прибавила ни на унцию. Ровно столько же, как в то самое лето, когда ты уехала из «Мечты». Когда умер папа и ты сбежала от нас.

Стелла (с усилием). Просто поразительно, Бланш, до чего ты эффектна.

Бланш. И, как видишь, по-прежнему ношусь со своей красотой, даже теперь, когда увядаю. (Нервно смеется и смотрит на Стеллу, ожидая возражений.)

Стелла (принужденно). Ничуть ты не увядаешь.

Бланш. После всех-то моих мытарств? Рассказывай сказки! Милая ты моя детка… (Дрожащей рукой провела по лбу.) Так у вас всего две комнаты…

Стелла. И ванная.

Бланш. О, есть и ванная! Наверху, рядом со спальнями, первая дверь направо?

Обе смущенно смеются.

Но, Стелла, я не вижу, где ты меня думаешь положить.

Стелла. Да вот здесь.

Бланш. А, складная-патентованная – ляжешь – не встанешь! (Присела.)

Стелла. Ну как?

Бланш (неуверенно). Чудесно, милая. Много ли мне надо! Но между комнатами нет двери, а Стэнли… его не будет шокировать?

Стелла. Знаешь, ведь Стэнли – поляк.

Бланш. Ах да. Они вроде ирландцев, кажется?

Стелла. Ну…

Бланш. Только не такие аристократы?

Обе смеются все еще как-то неловко.

Я навезла нарядов – будет в чем показаться вашим милым друзьям.

Стелла. Боюсь, тебе они совсем не покажутся милыми.

Бланш. А что они собой представляют?

Стелла. Друзья Стэнли.

Бланш. Поляки?

Стелла. Пестрая компания, Бланш.

Бланш. Смешанная публика?

Стелла. Ну да. Именно – публика.

Бланш. Что ж, ладно, раз уж наряды захвачены, буду носить. Насколько я понимаю, ты все ждешь, не скажу ли я, что поселюсь в отеле. Но в отель я перебираться не намерена, не жди. Я хочу быть с тобой, мне необходим хоть кто-нибудь рядом, не могу оставаться одна. Потому что… не могла же ты не заметить… мне порядком нездоровится. (Голос ее прерывается, в глазах страх.)

Стелла. Ты как будто и правду чуточку нервна, то ли – переутомление, то ли… уж и не знаю что.

Бланш. Понравлюсь ли я Стэнли, или только так – свояченица в гости явилась, а, Стелла? Меня бы это просто убило.

Стелла. Вы прекрасно поладите, постарайся только не сравнивать его с людьми нашего круга.

Бланш. Он настолько… другой?

Стелла. Да. Другой породы.

Бланш. Какой же?

Стелла. Как расскажешь о человеке, которого любишь? Где такие слова? Вот его фото. (Протягивает сестре фотографию.)

Бланш. Офицер?

Стелла. Старший сержант в инженерных войсках. Это все ордена!

Бланш. И он был при полном параде, когда вы знакомились?

Стелла. Уверяю тебя, я не была ослеплена этими побрякушками.

Бланш. Да я не о том.

Стелла. Ну конечно, с чем-то в дальнейшем пришлось и мириться.

Бланш. С его средой, например! (Стелла смущенно смеется.) Как он принял известие о моем приезде?

Стелла. А Стэнли еще и не знает.

Бланш (испуганно). Ты не говорила ему?

Стелла. Да он ведь все в разъездах.

Бланш. По службе?

Стелла. Да.

Бланш. Прекрасно. То есть – вот оно что…

Стелла (про себя). Мне так не по себе, когда его нет целую ночь…

Бланш. Ну, что ты.

Стелла. Когда же уезжает на неделю, просто на стену лезу.

Бланш. О господи!

Стелла. А вернется, реву у него на коленях, как маленькая. (Улыбается чему-то своему.)

Бланш. Вот она, стало быть, какая – любовь…

Стелла поднимает на нее глаза, просиявшие улыбкой.

Стелла…

Стелла. Да?

Бланш (заставляя себя идти напролом). Я не донимала тебя вопросами. Буду надеяться, и ты отнесешься разумно к моему сообщению.

Стелла. Какому, Бланш? (Лицо ее становится тревожным.)

Бланш. Вот что, Стелла, ты будешь упрекать меня… и я знаю, от этого никуда не денешься… но прежде учти: ты уехала! Я не искала путей к отступлению и боролась до конца. Ты себе уехала в Нью-Орлеан искать своей доли. Я осталась в «Мечте» и боролась. Я не в укор, но вся тяжесть свалилась на мои плечи.

Стелла. А что мне оставалось? Надо было самой вставать на ноги, Бланш.

Бланш (ее снова знобит). Да, да, знаю. Но это ты отреклась от «Мечты», не я! Я оставалась до конца, билась не на жизнь, а на смерть! Чуть Богу душу не отдала.

Стелла. Прекрати истерику и говори толком. Что случилось? За что ты билась не на жизнь, а на смерть?.. Что все это значит?

Бланш. Так я и знала, Стелла, так и знала, что ты так и рассудишь все дело.

Стелла. Какое дело? Ради бога!

Бланш (тихо). Потерю…

Стелла. «Мечты»? Она потеряна? Нет!

Бланш. Да, Стелла.

Они смотрят друг на друга; между ними стол под желтой клетчатой клеенкой. Бланш чуть кивнула, Стелла опускает глаза на свои руки на столе. И все громче музыка – «синее пианино».

Бланш отирает лоб платком.

Стелла. Но как? Что случилось?

Бланш (вскакивая). Хорошо тебе спрашивать, что да как!

Стелла. Бланш!

Бланш. Тебе что… сидишь себе здесь… И ты еще берешься судить меня!

Стелла. Бланш…

Бланш. Я! Я! Я приняла на себя все удары – избита, измордована… Все эти смерти! Нескончаемая похоронная процессия… Отец. Мама. Ужасная смерть Маргарет. Она так распухла, что тело не укладывалось в гроб: так и пришлось – просто сжечь. Как падаль на свалке. Ты всегда успевала на похороны, Стелла, не пропустила ни одних. Но похороны – что… а вот смерти! На похоронах тишь да гладь, но умирают – кто как. Умирающие хрипят. Задыхаются. И – плачут… «Не отдавай меня, дай пожить!» Даже старики и те подчас – не отдавай их, не отдавай! Как будто в твоей власти. А похороны… благолепие, красивые цветы. И… о, как роскошны эти ящики, в которые их заколачивают! Не подежуришь у их кровати, когда они кричат: «Не отдавай!», и в голову не придет, как отчаянно, из последних сил, цеплялись они за жизнь. Тебе такое и не снилось, а я это видела. Видела! Видела! А теперь… глядишь на меня, и глаза твои обвиняют – я проворонила наш дом! А откуда, черт возьми, брались, по-твоему, средства? Чем, по-твоему, плачено за все эти болезни и смерти? Смерть бьет по карману, мисс Стелла! А вслед за Маргарет – старенькая кузина Джесси, тут как тут. Да, неумолимый жнец прижился у нашего порога, Стелла. «Мечта» стала его штаб-квартирой. Родная!.. Вот так-то она и прошла у меня сквозь пальцы. Разве кто из них, умирая, отказал нам что-нибудь в завещании? Или хоть цент по страховке? Одна только бедняжка Джесси – сотню, себе на гроб. Вот и все, Стелла. Да я со своим жалким учительским окладом. Да, клейми меня. Сиди вот так, глаз с меня не спуская, думай, что это я не сберегла наш дом. Я не сберегла? А где ж ты-то была? В постели… со своим поляком!

Стелла (вскакивая). Бланш! Уймись. Довольно. (Идет к спальне.)

Бланш. Куда ты?

Стелла. В ванную, обмыть лицо.

Бланш. Ах, Стелла, Стелла… плачешь?

Стелла. Тебя это удивляет?

Бланш. Прости… Я не хотела.

Стелла уходит в ванную.

На улице слышны мужские голоса. Стэнли, Стив и Митч подходят к дому.

Стив. …И вот он его песочит, песочит: и то, мол, не так, и это, и ни к чему ты не годен, и чему тебя только учили, и опыта у тебя, мол, нет. А парень вздохнул и говорит: «А где ж опыта раздобыть?» А тот ему: «Ах ты вон из каких! А ну уматывай отсюда!»

Громкий хохот. Заслышав голоса мужчин, Бланш забивается в спальню. Взяла с туалетного столика фотографию Стэнли, всматривается, снова ставит на место.

Так завтра с вечера в покер?

Стэнли. Да, у Митча.

Митч. У меня нельзя. Мать еще не выздоровела. (Собирается уйти.)

Стэнли (ему вслед). Ладно, тогда у меня… а ты ставишь пиво.

Митч делает вид, что не слышал, прощается и, негромко напевая про себя, уходит.

Юнис (кричит сверху). Эй, вы там! Расходитесь. Я приготовила спагетти, а съела все сама…

Стив (поднимаясь по лестнице). Сказано тебе было и так и по телефону – мы играем! (Мужчинам.) Только чтоб пиво как пиво!..

Юнис. Да ты и не звонил.

Стив. Сказал еще за завтраком и звонил в перерыв…

Юнис. Ладно, ладно, никому не интересно. Ты и домой-то заглядываешь раз в год по обещанию.

Стив. А тебе что – надо, чтоб все знали?

Смех, прощальные возгласы расходящихся мужчин. Рванув дверь, в кухню входит Стэнли. Среднего роста – пять футов и восемь-девять дюймов, – сильный, ладный. Вся стать его и повадка говорят о переполняющем все его существо животном упоении бытием. С ранней юности ему и жизнь не в жизнь без женщин, без сладости обладания ими, когда тешишь их и ублажаешь себя и не рассиропливаешься, не даешь им потачки; неукротимый, горделивый – пернатый султан среди несушек. От щедрот мужской полноценности, от полной чувственной ублаготворенности – такие свойства и склонности этой натуры, как сердечность с мужчинами, вкус к ядреной шутке, любовь к доброй, с толком, выпивке и вкусной снеди, к азартным играм, к своему авто, своему приемнику – ко всему, что принадлежит и сопричастно лично ему, великолепному племенному производителю, и потому раз и навсегда предпочтено и выделено. Женщин он привык оценивать с первого взгляда, как знаток – по статям, и улыбка, которой он их одаривает, выдает всю непристойность картин, вспыхивающих при этом всполохами в его воображении.

Бланш (невольно отступая под его пристальным взглядом). Вы, конечно, – Стэнли? Я – Бланш.

Стэнли. Сестра Стеллы?

Бланш. Да.

Стэнли. Здравствуйте. А где наша хозяйка?

Бланш. В ванной.

Стэнли. А-а. Не знал, что вы собрались в наши края.

Бланш. Я…

Стэнли. Откуда приехали, Бланш?

Бланш. Я… я живу в Лореле.

Стэнли (подходит к стенному шкафу, достал бутылку виски). В Лореле? Ах да. Ну конечно же, в Лореле. Не в моей зоне. В жаркую погоду этого зелья не напасешься. (Рассматривает бутылку на свет, определяя, осталось ли в ней что-нибудь.) Выпьем?

Бланш. Нет-нет, почти и не прикасаюсь, редко-редко.

Стэнли. Есть и такие: сами прикладываются к бутылке редко, а вот она к ним – частенько.

Бланш (вяло). Ха-ха.

Стэнли. Все на мне прилипло. Ничего, если я без церемоний? (Собирается снять рубашку.)

Бланш. Пожалуйста, прошу вас.

Стэнли. Ничем не стеснять себя – мой девиз.

Бланш. И мой. Сохранять свежесть – дело нелегкое. Я и ни умыться, ни попудриться еще не успела, а вы уже и пришли.

Стэнли. Так, знаете, и простудиться недолго – в мокрой одежде, особенно если предварительно еще разомнешься на совесть, побросаешь шары, например. Вы – учительница, верно?

Бланш. Да.

Стэнли. А что преподаете, Бланш?

Бланш. Английский.

Стэнли. Я в школьные времена с английским не особенно ладил. Надолго, Бланш?

Бланш. Я… пока не знаю.

Стэнли. Думаете у нас и обосноваться?

Бланш. Предполагала… если не стесню.

Стэнли. Ладно.

Бланш. Я плохо переношу дорогу…

Стэнли. Ну, что вы, пустяки.

Под окном дико заорала кошка.

Бланш (вскочила). Что там?

Стэнли. Да кошки… Эй, Стелла!

Стелла (из ванной). Да, Стэнли.

Стэнли. Ты что, провалилась там куда?.. (Ухмыльнулся Бланш. Та безуспешно пытается улыбнуться в ответ. Молчание.) Боюсь, вы сочтете меня неотесанным. У Стеллы только и разговоров, что о вас. Вы были замужем, верно?

Вдалеке чуть слышно – мелодия польки.

Бланш. Да. Совсем молодой.

Стэнли. А что случилось?

Бланш. Он… он умер. (У нее клонится голова.) Боюсь… не разболеться бы мне. (Роняет голову на руки.)