Текст книги "Фортуна благоволит грешным"

Глава 2

– Здешнее тушеное мясо такого же качества, как и эль, так что выводы делайте сами, – отвечала миссис Смит с нотками смеха в голосе. – И поскольку вы сказали, что не видите… Возможно, вы не замечаете эту деталь, поэтому должна сообщить: вы совершенно правы насчет того, как ваша форма действует на женский пол. Миссис Поттер, жена хозяина «Свиньи и пледа», вам улыбнулась, и это была единственная улыбка, которую я за все это время увидела на ее кислой физиономии. А если вы хотите улыбнуться ей в ответ… Она сидит в противоположной части зала, по правую руку от вас.

Что ж, вот и все. Она узнала о его слепоте, приняла ее как факт и больше ничего не собиралась об этом говорить.

– Очень приятно сознавать, что я могу подсластить кислую мину на женском лице, – отозвался собеседник. – Спасибо, миссис Смит.

Бенедикт был благодарен своей собеседнице не только за ее оценку кухни в «Свинье и пледе». Ему потребовались годы, чтобы научиться идти по жизни без помощи зрения. Так же, как и на то, чтобы улыбаться, когда было совсем не до смеха, или же просить о помощи, когда хотелось проклинать темноту на чем свет стоит.

После отвратительного разговора с Джорджем Питманом у Бенедикта не было настроения улыбаться. Но сейчас улыбнуться оказалось не так уж трудно. Он даже повернулся направо, в направлении незнакомой миссис Поттер, и изобразил подобие улыбки.

А его собеседница вдруг заявила:

– Знаете, а вы правы, я вовсе не миссис Смит. Но я буду вам весьма признательна, если вы продолжите так называть меня.

– Очень разумно с вашей стороны, – отозвался моряк. – Украденные деньги не найдешь, если доверять важные секреты первому встречному.

– Мистер Фрост, мое имя – не какой-то важный секрет. – Шарлотта тихо рассмеялась.

– Я ни на что подобное и не намекал. Уверен, вопрос о том, кто вы такая на самом деле, – очень скучная тема. Только самые обычные люди, ведущие самую что ни на есть скучную жизнь, разгуливают под фальшивыми именами, скрывая лицо под вуалью. – Спросить, откуда он знал, что она носила вуаль, Шарлотта не успела. Собеседник взмахнул рукой и добавил: – Я знаю, что у вас что-то есть перед лицом. И это влияет на ваш голос.

– Проклятая вуаль влияет на обзор еще сильнее, чем на голос, – пробурчала Шарлотта достаточно тихо (чтобы моряк мог сделать вид, будто не услышал из ее уст слово, не подобающее благовоспитанной леди).

Это слово и в самом деле его удивило – как если бы он застал леди раздетой. А в том, что она – именно леди, Бенедикт нисколько не сомневался, пусть даже она сидела в одиночестве и скрывала свое настоящее имя. У нее был выговор весьма образованной женщины благородного происхождения, а в Англии речь – это все. «Боже, какая ужасная страна! – мысленно воскликнул Бенедикт. – Проклятые улицы, проклятые воры, проклятые дилижансы, которые не приходят точно по расписанию, которое человек запомнил! Но хуже всего – проклятый Джордж Питман!» Да-да, именно из-за которого он, Бенедикт, все еще торчал в Англии, а не бороздил весеннее море.

Отчет Бенедикта о его путешествиях Питману понравился, и издатель сказал, что готов опубликовать книгу, но только – как роман. «Не может такого быть, чтобы все это проделывал слепой, подобное исключено», – заявил Питман.

Издатель сидел за письменным столом, и стул под ним заскрипел, когда он откинулся на спинку. От его одежды исходил запах дешевого табака, ужасно раздражавший Бенедикта.

– Фрост, у вас великолепное воображение, но ведь всякому ясно, что это – ваше сочинение, а вовсе не мемуары. – Издатель тихо засмеялся и добавил: – Это увидит даже слепой.

И в итоге бесценные страницы его рукописи не остались у Питмана. И ни у какого другого издателя. Все они высмеивали Бенедикта так же, как и Питман. Высмеивали почти сразу же. Так что… увы, ему не заработать состояние самостоятельно. Во всяком случае – не при содействии лондонских издателей.

Бенедикт тяжко вздохнул и, сделав глубокий вдох, постарался успокоиться. А миссис не-Смит тем временем говорила:

– Я от кого-то слышала, что когда человек теряет зрение, остальные его чувства обостряются. Вы тоже такое обнаружили – или это ложь?

«Я обнаружил, что это полное дерьмо», – подумал Бенедикт. Но вопрос был задан вежливо, поэтому ответил он столь же вежливо.

– Да, я слышал нечто подобное. Обычно так говорят зрячие люди в качестве ненужного утешения. Но усилия, которые мне пришлось затратить, чтобы приспособиться к жизни в мире зрячих, убедили меня в обратном. Так что я бы сказал по-другому: я научился замечать вещи, которые другие не замечают.

– Например, женщину под вуалью?

– Мадам, сомневаюсь, что я – единственный, кто вас заметил.

Конечно, любому, заметившему женщину, которая прячет лицо под вуалью, станет любопытно. Даже после четырех лет жизни, в течение которых он мог полагаться только на слух и сообразительность, у Бенедикта не пропала привычка гадать, как человек выглядит. У миссис Смит был голос красивой женщины. Но как именно красивой? Была ли она пышной брюнеткой? Или стройной дамой с золотистыми волосами? А может, пышной и золотоволосой? Или же стройной брюнеткой? Ох, сколько же существовало вариантов женской красоты! И Бенедикт скучал по возможности видеть их все. Если бы он встретил ее в другое время, в другом месте, например, на приеме у посла или между длинных рядов полок в книжном магазине, когда-то принадлежавшем его родителям, он, возможно, мог бы позволить себе вольность прочесть черты ее лица кончиками пальцев.

– Я надеюсь, что это так, – сказала собеседница, и у Бенедикта промелькнула мысль, что она давала ему разрешение именно так и поступить.

– Прошу прощения… вы о чем? – пробормотал он, чуть смутившись.

– Я надеюсь, что вы единственный обратили на меня внимание. Я здесь для того, чтобы слушать, а не для того, чтобы привлекать к себе внимание.

Ах, да-да, конечно… Это звучало гораздо разумнее, чем если бы загадочная образованная женщина жаждала внимания грубых незнакомых мужчин.

– Мне бы хотелось того же, – с усмешкой заметил Бенедикт. – Но когда человек входит в комнату, стуча тростью в пол… в таком случае вполне можно ожидать, что на него будут смотреть.

– О да, это очень действенный способ объявить о своем присутствии. Думаю, в свете найдется немало мужчин и женщин, которые использовали бы такой же метод на балах, если бы им только пришло это в голову.

– Моей сестре двадцать лет, и она жаждет участвовать в нынешнем сезоне. Возможно, я посоветую ей прибегнуть к такому способу, чтобы стать заметной фигурой, – отозвался Бенедикт.

Его трость с металлическим наконечником, крепкая и надежная, не только помогала ему прокладывать путь в мире зрячих, но рассказывала о многом другом, например – о покрытии дороги. А движение воздуха в помещении подсказывало его размеры. В этой же общей комнате воздух был влажным и густым – Бенедикт чувствовал это кожей. Здесь явно собралось множество людей, и каждая пара легких была как кузнечные мехи, а каждое сердце – как маленький очаг. Людей можно было ощущать точно так же, как тростью – полы.

И еще он почувствовал, что толпа постепенно затихала. Как он сможет узнать их секреты, если одно его присутствие погружало их в молчание? Но, с другой стороны, как он смог бы добраться до королевской награды, если бы его окружал бесполезный гам и шепот сплетников?

Наверное, следовало начать с другого – воспользоваться рекомендательным письмом его друга Хьюго Старлинга к местному викарию, а не идти наудачу в общественное место. Какие улики он надеялся найти самостоятельно и что рассчитывал услышать? Ведь ему мог бы гораздо больше рассказать человек, много лет прослуживший здесь викарием. Друзья Хьюго, преподобный Джон Перри и миссис Перри, ожидали его сегодня. Так что он вполне мог бы уйти прямо сейчас. Да-да, нет смысла сидеть здесь дольше. Общение с женщиной, какой бы прекрасной она ни была, не принесет ему королевскую награду.

Отодвинув от стола свой стул, Бенедикт встал и проговорил:

– Мадам, мне нужно уходить. Желаю вам удачи в ваших поисках.

– Так скоро, мистер Фрост? Но вы же ничего не поели. – Шарлотта помолчала. – Уж простите мне мое замечание, просто я удивилась. Мне казалось, вы были решительно настроены подкрепиться, прежде чем присоединиться к орде искателей сокровищ.

– Но вы же мне сказали, что здешняя еда так же хороша, как и питье. А мне доводилось пить эль лучше этого даже на борту корабля после трех недель плавания. – Бенедикт усмехнулся. – Так что я, пожалуй, пойду. Здесь мне больше нечего искать.

Ему следовало быть осторожным и улыбаться, чтобы люди рядом с ним чувствовали себя непринужденно. Иначе он превратился бы в карикатурный персонаж – вроде героя из сказки «Красавица и чудовище». В детстве его сестре Джорджетте нравились эти старые сказки, она даже читала их в оригинале, на французском. Вот оно, преимущество того, что их родители владели книжным магазином. Преимущество читать слова, написанные на странице. Те же, кто воспринимал подобную возможность как должное, были просто глупцами.

– Я надеюсь, – проговорила миссис не-Смит бархатным голосом, – что здесь все-таки еще можно кое-что узнать. И я намерена отведать здешнего жаркого и подождать еще несколько часов.

– Вы полагаетесь на удачу? – осведомился моряк.

– Совершенно верно. Больше не на что.

– Что ж, спасибо за возможность с вами познакомиться. – Бенедикт поклонился на прощанье.

Обратный путь к двери был легким – он просто мысленно проделал тот же путь в обратном направлении, то есть прошел в переднюю и к выходу на улицу. И на сей раз ему не было нужды стучать тростью в пол, прислушиваясь к эху. Он мог уйти, не устраивая из своего ухода представление. А уходить было пора – следовало найти друзей Хьюго и узнать, что они могли ему рассказать. А потом – куда-то ехать и что-то делать, чтобы найти эти проклятые золотые соверены. А когда он их найдет, когда получит награду… Вот тогда он и сможет обеспечить себе и Джорджетте такую жизнь, какую они с сестрой заслуживали.

Весь мир может думать, что слепой не в состоянии написать книгу о путешествиях. Но даже самые отъявленные скептики должны понять: никто не сможет найти не замеченные другими пути лучше, чем человек, который не видит.

Стоило только Фросту уйти, как его место за столом Шарлотты занял мужчина, от которого пахло элем и табаком.

– Позвольте мне быть вашим спутником, – сказал он. – Не стоит хорошенькой даме оставаться одной. Тем более – в таком месте.

Это оказался тучный парень в домотканой одежде, щетина же на его подбородке была таковой, что ее при желании можно было бы назвать бородой. Он говорил с явным дербиширским акцентом, но Шарлотта не думала, что он из местных. Хотя, конечно, теперь она уже не могла сказать, что знала в лицо всех жителей Строфилда. С тех пор как она здесь жила, прошло десять лет, лица изменились, да и сами жители могли смениться.

Шарлотта тихо вздохнула.

– Откуда вы знаете, что я красивая и что я одна?

– Потому что малый, который тут с вами сидел, только что ушел.

– Он не был со мной.

– Значит, вы в любом случае одна. – Парень пожал плечами. – А я за вами присмотрю.

– В этом нет необходимости.

– Полно вам, мисс. Разве это по-дружески?

– А разве по-дружески навязывать свое общество женщине, которой вас не представили?

Парень в недоумении заморгал, потом заплетающимся языком пробормотал:

– А ты та еще штучка… Что ж, если хочешь, чтобы меня представили, давай кого-нибудь позовем.

Он повернулся и подался вперед – как будто собирался позвать кого-то из противоположной части зала. Шарлотта тотчас вскочила на ноги и проговорила:

– Нет-нет, не надо.

Должно быть, парень уловил ее движение краем глаза. Потому что снова повернулся к ней и, посмеиваясь, сказал:

– Да ты не стесняйся. Нэнси вон не стеснительная. – Он схватил Шарлотту за запястье своей мясистой рукой. – Может, она к нам присоединится. Эй, Нэнси!

Шарлотта всегда считала, что полупьяные мужчины – хуже всего. Трезвых можно урезонить, тех, кто пьян в стельку, легко оттолкнуть, а вот этот мерзавец находился в самом опасном состоянии, то есть на той стадии, когда мужчины забывают о хороших манерах и выходят из себя. Причем его пальцы все крепче сжимали ее запястье…

До сих пор все было в порядке, ни один мужчина не обращал на нее внимания, а сейчас дело выглядело так, будто Бенедикт Фрост заявил на нее права, а потом оставил. И теперь вместо того, чтобы быть самой по себе, самой себе хозяйкой, она оказалась открытой для любого, кто захотел бы на нее притязать. Или, во всяком случае, так думал этот… субъект.

Но Шарлотта не винила Фроста, ему же нужно было где-то сесть. Нет, она винила этого пропитанного элем мужлана.

– Отпусти! – процедила она сквозь зубы. – Или то, что последует дальше, тебе не понравится.

– О, мне понравится, – ухмыльнулся пьянчуга. Возможно, этот идиот превратно истолковал ее слова.

А Нэнси тем временем, услышав зов посетителя, уже пробиралась к столу Шарлотты. Любопытные же гости внимательно следили за служанкой. Тяжко вздохнув, Шарлотта осмотрелась в поисках сыщика с Боу-стрит. Этот невысокий мужчина с бородой выделялся среди посетителей своим произношением. Но сейчас Шарлотта его не слышала и не видела. Что ж, значит, она предоставлена самой себе…

Свободной рукой Шарлотта выхватила из рукава перочинный нож, прижала его к мясистому большому пальцу пьянчуги и проговорила елейным голосом:

– Дорожишь своим пальцем? Имей в виду, можешь остаться без него. Поэтому советую тебе немедленно убрать свою руку.

Но парень еще крепче сжал ее запястье. И тотчас же по его пальцу потекла капелька крови.

– Ах ты сука! – рявкнул он. И, разжав руку, стал сосать рану. – Стерва, ты меня порезала!

– Это ты сам себя порезал, когда сжал мою руку.

Шарлотта с отвращением посмотрела на нож, вытерла лезвие о свой рукав и снова спрятала нож. Слава богу, что на ней было платье из темно-синей саржи.

– Тот, кто винит в собственных промахах женщину, не мужчина, а его жалкое подобие, – добавила она, брезгливо поморщившись.

– Чертова шлюха! – прошипел парень.

– Возможно – куртизанка, – пробормотала Шарлотта. – Но это – совершенно другая профессия.

Когда он начал подниматься на ноги и сунул руку в карман плаща – уж не за своим ли ножом? – Шарлотта решила, что не стоит более тратить время на посвящение его в тонкости словаря содержанки. Бросив на стол несколько монет, она резко развернулась и ушла.

Нет, не убежала. Именно ушла.

И она действительно хотела уйти. Во всяком случае – была к этому готова. Ей следовало каким-то образом найти человека, давшего Нэнси золотую монету, но она понимала, что ничего не достигнет, слушая, как служанка раз за разом повторяет какую-то чепуху про демонов, котов и предчувствия. За два дня, потраченные зря, Шарлотта узнала только одно: Нэнси была падка на монеты и похвалу. Что ж, весьма распространенный тип женщин… И она ушла так поспешно вовсе не из-за подвыпившего мужлана. Просто ей хотелось на свежий воздух, вот и все. А то, что она шла быстрым шагом, – так это ее обычная походка, она всегда ходила быстро.

Шарлотта шла по знакомой – слишком знакомой! – главной улице. Шла, то и дело обгоняя прохожих. Солнце же светило не очень ярко, и ее вуаль изрядно трепал холодный ветер – вот почему на глазах у нее выступили слезы. Да-да, только от холодного воздуха, а вовсе не от какого-то глупого избытка чувств. Она слишком искушенная, слишком много повидала, так что грубость какого-то пьяного мерзавца не могла на нее подействовать. А то, что пришлось пустить в ход нож, – это совершенно ее не тревожило.

Шарлотта юркнула в просвет между двумя домами, сняла вуаль и капор, зажала их под мышкой и покрыла голову светлой шалью, свисавшей до локтей. Освободившись, наконец, от опостылевшей вуали, она осмотрелась – и заморгала, чувствуя, что все краски стали ярче.

Небо было до боли голубым, деревья уже покрылись густой листвой, дома из темного песчаника или потемневшего от времени красного кирпича были крыты сланцем или соломой, те же, которые покрыли дранкой, выглядели так, словно выросли из земли. На центральной лужайке, словно грибы после дождя, выросли палатки. А постоялый двор «Свинья и плед» заполнили приезжие, и некоторые местные жители стали сдавать внаем комнаты в своих домах (с каждым днем сюда прибывало все больше охотников за сокровищем).

До окраины деревни было недалеко, а оттуда Шарлотта собиралась пройти через земли Селвина. Каменистая земля Северного пика вовсю зеленела, позже овцы объедят почти всю растительность до самых корней, а оставшееся будет выжжено летним солнцем. Где-то там, в расщелинах старых камней на пустошах, должны быть спрятаны золотые монеты – наследство для маленькой девочки, жившей в доме викария. Если, конечно, все выйдет так, как хотела Шарлотта.

Она перелезла через каменную ограду, окружавшую земли Селвина, – так она срежет угол и быстрее дойдет. Минут на десять. Казалось, что глупо так спешить, ведь в конце пути ее ожидала все та же обстановка – напряженное молчание, пресная пища и одинокое сидение в каком-нибудь углу. Впрочем, на протяжении тех нескольких минут, что она разговаривала с Фростом, она не чувствовала себя одинокой. Но, увы, такое с ней случалось не так уж часто. Жизнь Шарлотты Перл – при всех ее удобствах и роскошествах – не позволяла расслабляться.

Шарлотта прищурилась и посмотрела вдаль. Какие-то три фигуры… Уж не отряд ли охотников за сокровищами шагал по земле Селвина? Ох, наверняка они… Даже издалека было видно, что эти люди несли кирки и лопаты. Что ж, удачи им. Если Эдвард, или леди Хелена, или кто-то из их слуг заметят, что они вторглись в частные владения, их потащат к судье. Сама же Шарлотта, пересекая земли Эварда, надеялась на его благосклонность – ведь они были старые знакомые. Несколько шагов по его земле – самая малая плата за то, что он ей должен, хотя она от него ничего не хотела. Во всяком случае – не сейчас.

Троица с лопатами и кирками подошла чуть ближе, и теперь их можно было различить вполне отчетливо. Причем тот, кто шел первый… В нем было что-то очень знакомое. Кого же он ей напоминал?

Да ведь это Рэндольф!

Ни секунды не раздумывая, Шарлотта перемахнула через вторую каменную ограду. И тут же пригнулась, спрятавшись за стеной. Руки ее дрожали, и, пытаясь унять дрожь, она крепко сжала кулаки. «Дурочка, это не может быть Рэндольф!» – мысленно восклицала она. Только не здесь, не с лопатой на плече. Маркиз – при его-то богатстве – не станет утруждать себя охотой за сокровищами. Хотя… Возможно, он притворялся, что охотился за ними, на самом же деле искал женщину, на которую, как он считал, имел полное право.

Нет-нет, не может быть! Конечно же, это не Рэндольф! Ведь когда она спряталась за каменной оградой, ей вслед никто не закричал.

Шарлотта стиснула зубы и осмелилась выглянуть из-за стены. Мужчины подошли еще ближе, и тот, которого она приняла за Рэндольфа… Шарлотта с облегчением вздохнула. Этот улыбающийся мужчина казался такого же крепкого сложения, как и Рэндольф. Но маркиз-то был темноволосым, а у этого мужчины волосы были светлые.

Шарлотта скользнула обратно в свое укрытие и прошептала себе под нос:

– Спокойно, спокойно, надо успокоиться…

Через минуту-другую она снова выглянула из-за стены. Потом, наконец, выпрямилась во весь рост. То, что ей на каждом шагу виделись знакомые лица, было вполне естественно. Когда возвращаешься туда, где ты родился, этого и следует ожидать. Даже если люди, которых ты когда-то видел или боялся увидеть, остались в прошлом.

Подождав еще немного, Шарлотта продолжила свой путь. Еще минута ходьбы – и вот она уже у границ сада за домом викария. А неподалеку горничная, натянув веревку, развешивала постельное белье.

Шарлотта остановилась.

– Сара?.. Почему ты развешиваешь белье? Я думала, мои родители отдают его в стирку прачке.

Поверх белья выглянула голова в чепце, и на Шарлотту взглянула пара темных глаз.

– Мисс Перри! – воскликнула горничная. – Не ожидала, что вы так скоро вернетесь.

Конечно, у Сары Баррет не было ни малейших оснований ожидать появления Шарлотты в какое-то определенное время. И вообще, это был ее первый визит в Строфилд за последние четыре года. Но они с Сарой были почти ровесницами, и горничная к тому же росла бок о бок с обеими сестрами Перри.

– Дело в том, что миссис Фанкот, – проговорила Баррет с величайшим презрением, – забыла убрать постиранное белье перед ливнем, который прошел этой ночью. А сегодня прислала его нам совершенно сырым. Сказала, что если мы хотим, чтобы она его досушила, то тогда она возьмет с нас деньги как за еще одну недельную стирку.

– Какая вымогательница! – возмутилась Шарлотта.

Горничная тут же закивала.

– Да-да, я тоже так подумала. Вот я и сказала ей, что пусть даже не думает, что она – единственная прачка в Строфилде.

– А разве не единственная?

– Нет, конечно. – Баррет фыркнула. – И давно пора ей об этом напомнить. Хозяйка дала мне свободу действий в таких вопросах, и уж я их решу, будьте покойны.

Шарлотта взяла с табуретки пригоршню прищепок и стала подавать их горничной по мере надобности. Баррет управлялась с простынями с непринужденной грацией, которой Шарлотте никогда не удавалось достичь. Сейчас, когда она об этом подумала, ей пришло в голову что она, в сущности, вообще не умела делать ничего полезного.

А вот Сара Баррет неплохо устроилась. Доходы викария были слишком малы, чтобы держать экономку, но положение в доме Баррет мало чем отличалось от положения экономки. У нее в помощниках была еще одна горничная плюс несколько слуг, работавших на кухне, и она всегда знала, что происходило в поместье викария.

– Как мой отец? – поинтересовалась Шарлотта.

Баррет выронила прищепку и тут же воскликнула:

– Ой, мисс Перри, простите! – Она скрылась за банным полотенцем. Когда же выпрямилась, подняв прищепку, ее щеки покраснели. – Со здоровьем у него все в порядке. Он только беспокоится, вот и все. Вы же знаете, какой он…

– Да, знаю, – кивнула Шарлотта.

– Это все из-за гостя, который к нам приедет, – продолжала горничная. – Он хочет, чтобы все было безупречно.

– В таком случае его ждет разочарование.

– И со всеми этими пришлыми людьми, что ищут золото, он был ужасно занят, – вновь заговорила Баррет. – Сегодня утром кто-то свалился с обрыва…

– Боже правый!.. – воскликнула Шарлотта. Местный водопад был невелик, но он пробивался сквозь россыпь острых камней.

– …И друзья этого человека рвались затащить его в гостиную, чтобы викарий над ним помолился.

– Докторам достаются пациенты, у которых есть надежда, а безнадежных получает церковь, – со вздохом заметила Шарлотта. – Ты ведь не позволила им затащить труп в дом?

– Ну, он был не совсем чтобы труп. Но нет, они отнесли его в конюшню, и ваш отец выходил к нему туда.

Что ж, и это имело смысл. Викарий не мог позволить себе содержать карету и лошадей, так что конюшня была всего лишь небольшим сараем для хранения всякой всячины, которой больше нигде не нашлось места. Там хранились инструменты, которые отдали церкви, потому что их уже невозможно было наточить, а также треснутые вазы, пожертвованные церкви. И каждый дар, каким бы он ни был бесполезным, надлежало принимать с благодарностью.

– Э-э… а тот мужчина все еще в конюшне?

– Нет, друзья его уже утащили. Может статься, что он все-таки остался жив. Сила молитвы и все такое…

– Да, верно, – пробормотала Шарлотта. – Полагаю, эти друзья не дали викарию даже шиллинга.

– Про это они, кажется, совсем забыли, – процедила Баррет сквозь зубы, потому что в этот момент держала в зубах прищепку.

Нашествие охотников за сокровищем стало благом для тех в Строфилде, кому было что продавать. А тем, кто отдавал бесплатно, как, например, викарий, оно несло только дополнительные труды и расходы.

– Хорошо бы они взяли что-нибудь у меня, – сказала Шарлотта. – Я имею в виду родителей.

Разумеется, у нее не было особых богатств, но все же… И ведь все последние десять лет преподобный Джон Перри и миссис Перри отказывались принимать от дочери хоть какую-то помощь. Отчасти из-за гордости, отчасти из-за чувства долга, но больше всего – из-за стыда. И теперь у Шарлотты возникало ощущение, что она нисколько не лучше тех, кто налетал на дом викария как саранча, много брал, но ничего не давал взамен. Но это – пока. И ненадолго.

Шарлотта уже хотела задать очередной вопрос, но тут Баррет сказала:

– Мисс Перри, если позволите заметить, не следовало вам заходить на земли Селвинов. Если леди Хелена вас застукает, она страшно рассердится.

– Значит, ты видела, как я пряталась? Знаешь, мне показалось, что я заметила ее работников. – Это было вполне правдоподобное объяснение происходившего у каменной ограды. – Как глупо с моей стороны… Оказалось, это были всего лишь трое искателей королевской награды с лопатами и кирками.

– Это леди Хелене тоже не понравится, – заметила Баррет.

– Разве ее муж не в поместье? – Ее мужем был Эдвард, который женился на дочери графа и наплодил сыновей. Шарлотта слишком часто видела его в Лондоне, и ей не хотелось увидеть его еще и здесь.

– Нет, он в гостях у какого-то благородного джентльмена, – ответила Баррет, презрительно фыркнув.

– Хорошо, очень хорошо… – закивала Шарлотта.

Отдав оставшиеся прищепки Баррет, она прошла по двору и подошла к обшарпанной двери парадного входа. Постучалась и подождала немного. Затем повернула дверную ручку. Служанка, как всегда, где-то пропадала, так что не могла открыть. Интересно, как родители такое терпели?

Сразу за дверью находилась прихожая – стены в ней были обшиты панелями, – которая переходила в узкий длинный коридор. Переступив порог, Шарлотта позвала:

– Папа, это я!

– Конечно, ты, – раздалось из маленькой гостиной слева от нее. – Только ты зовешь меня папой с тех пор, как умерла твоя сестра, упокой Господи ее прекрасную душу.

«Отец, как всегда, полон искрометного веселья», – мысленно вздохнув, Шарлотта заглянула в комнату, чтобы поздороваться с родителем.

Передняя гостиная была лучшей комнатой в доме, и Шарлотта старалась не смотреть на нее глазами лондонцев, которые заметили бы каждое пятнышко и старенькие обои в цветочек. Вязанные крючком ковры связали в детстве Шарлотта и ее старшая сестра Маргарет. А отец сейчас казался таким же поблекшим, как эти потертые ковры.

Преподобный Джон Перри отложил в сторону толстую книгу и снял очки. Посмотрев на дочь, тихо сказал:

– Не забудь, что в коридоре, за дверью кабинета твоей матери, нужно соблюдать тишину. Она очень не любит, когда ее отвлекают от работы над переводами. – Шарлотта еще не успела ничего ответить, как отец, неодобрительно цокнув языком, поднялся с кресла. – Дитя мое, тебе следует переодеться. Прими респектабельный вид, ведь сегодня к нам приезжает друг лорда Хьюго. Ты ведь не забыла?..

– Да, папа, конечно, я помню. – Она бы при всем желании не могла об этом забыть, поскольку за два дня, прошедшие с момента ее приезда, ей говорили об этом раз семьдесят пять. Лорд Хьюго Старлинг, младший сын герцога, был единственным светским человеком из всех знакомых ее родителей. Если, конечно, не считать супругов Селвин и саму Шарлотту (о ней-то родители постоянно забывали). Будучи одним из самых уважаемых молодых ученых, лорд Хьюго написал преподобному Джону Перри после того, как прочел один из переводов миссис Перри и пришел в восхищение. Последовавшая за этим переписка касалась множества разных тем – каких именно, Шарлотта понятия не имела. Однако же, когда Шарлотта прибыла в дом отца, тот не без гордости сообщил ей, что один из друзей лорда Хьюго написал книгу и что этому другу понадобилось место в Дербишире, где он мог бы на время остановиться. По состоянию здоровья ему было неудобно останавливаться в гостиницах, поэтому он остановится у доверенных корреспондентов – нет, у друзей! – лорда Хьюго.

Пастор ожидал, что дочь восторженно ахнет, но ее подобные вещи мало интересовали. Она не планировала задерживаться в Дербишире надолго и вовсе не собиралась общаться с этим, по всей вероятности, эксцентричным джентльменом.

– Папа, я помню абсолютно все, что ты мне говорил, – отчетливо проговорила Шарлотта. – Не беспокойся, все будет в порядке. Я буду вести себя прилично.

И она очень надеялась, что этот друг лорда Хьюго также будет вести себя прилично. Но на всякий случай она все же решила по-прежнему носить при себе перочинный ножик. И даже подумала о том, что, возможно, следовало дать такой же и Мэгги.

– Мне не нравится, что ты будешь спать в одной комнате с Мэгги, – пробормотал преподобный. – Видишь ли, это… Думаю, что это неприлично.

Единственная внучка викария и его жены, десятилетняя Мэгги, названная в честь их старшей дочери, занимала светлую комнату в верхнем этаже дома. Считалось, что эта комната не так хороша, как свободная спальня, которую держали для редких в доме гостей, но Шарлотта была бы рада жить в одной комнате с племянницей.

– Да, возможно, – кивнула она. – Но какие у нас варианты? Ведь если бы друг мистера Старлинга делил комнату со мной – это было бы еще менее прилично.

Преподобный закатил глаза.

– Дитя мое, не говори такие вещи! Никогда не знаешь, кто может тебя услышать.

Да, правильно. Единственная проблема – риск быть услышанным. Шарлотта не разделяла переживаний отца из-за приличий, но очень за него огорчалась. Бедный отец! Он выглядел таким худым… и совсем поседел. В его возрасте ему бы следовало наслаждаться спокойной жизнью где-нибудь в Бате, а не растить внучку. Или принимать в гостях блудную дочь…

– Папа, ты, похоже, устал. Пожалуйста, присядь, а я позабочусь о том, чтобы все было готово к приезду твоего гостя. Кстати, как его зовут?

Викарий все время называл гостя «другом лорда Хьюго», но вряд ли такое обращение будет уместным, когда этот джентльмен, наконец, появится в доме.

– Его зовут… Забыл! Но он солдат. Или нет… Кажется, моряк. В общем, он из тех, кто плавает по морям.

– Значит, моряк, – подсказала Шарлотта. И почему-то вдруг начала волноваться. Чуть помедлив, она спросила: – А он случайно не лейтенант?

– Похоже, что так, – отозвался пастор. – Хотя он не требует, чтобы его именовали по званию. О, теперь вспомнил! Его фамилия Фрост.

«О, черт!» – мысленно воскликнула Шарлотта. Она стянула с себя шаль, отбросила ее в сторону и, стараясь говорить как можно спокойнее, сказала:

– Что ж, с нетерпением жду встречи с ним.

Это была не совсем ложь – но и не совсем правда. Ей придется встретиться с ним, уже зная, что он искал украденные соверены, а он, в свою очередь, знал, что она тоже их искала. К тому же при их первой встрече она назвалась вымышленным именем. Но она-то знала, что он слепой, а вот ее отец, по-видимому, не знал. Интересно, он действительно друг сына герцога? И если так, то как же, черт побери, эти два столь далеких один от другого мира столкнулись в крохотном домике викария в небольшой деревушке, затерянной в глуши Скалистого края?